Текст книги "Девушка Online"

Глава девятнадцатая

Холодный воздух успокаивает учащенно бьющееся сердце. Небо затянуто снежными тучами, и люди спешат, низко опустив головы в борьбе с морозным ветром.

– Есть хочешь? – спрашивает Ной.

Я киваю. По правде говоря, я просто умираю с голода.

– Хорошо, я знаю одно местечко, в котором есть и еда, и приключения. – Ной так улыбается, что по спине снова пробегают мурашки.

– Еда и приключения, говоришь? – Я надеюсь, что шутливый тон поможет мне прийти в себя.

– Ага. Это место просто создано для Дня волшебных случайностей.

– Тогда едем немедленно.

Мы направляемся к машине, и я замечаю, что девушка из букинистического стоит сейчас у входа в кафе и болтает по телефону. Она замечает нас и снова не может оторваться от Ноя.

– Вон та девушка, которую я приняла за твою знакомую.

Ной мельком смотрит на нее и натягивает шапку по самые брови.

– Первый раз ее вижу, – фыркает Ной и ускоряет шаг.

Мы проходим мимо девушки, и я пытаюсь ее получше рассмотреть.

– Это точно он! – оживленно щебечет она, не спуская глаз с Ноя. И тут я понимаю, в чем дело. Ной очень яркий парень, и для него такое внимание, должно быть, обычное дело. Он же взгляды девчонок как магнит притягивает. В груди жжет от обиды. И на что такая, как я, может надеяться? У Ноя наверняка есть девушка. Да нет, у него точно есть девушка. Как не может быть девушки у парня с такими скулами и такой улыбкой?

– Что погрустнела? – спрашивает Ной и садится за руль.

– Тебе показалось, – отвечаю я самым беззаботным голосом, отвернувшись к окну.

Девушка идет в нашу сторону, держа в руках телефон.

– Так, поехали, – предупреждает Ной, быстро выезжая на дорогу.

Я инстинктивно хватаюсь за сиденье, но, на мое счастье, звонит мобильный, и я отвлекаюсь на разговор с мамой.

– Она у тебя? – спрашивает мама, даже не поздоровавшись.

– Да, и она очень красивая, – отвечаю я. – Лучше той, что поломалась.

Я слышу, как мама облегченно вздыхает.

– Мы с Ноем хотели пообедать, – говорю я, надеясь, что мама не попросит меня вернуться и помочь со свадебными приготовлениями.

– Что ты творишь! Милая, подожди секунду.

– Ладно.

В трубке раздается детский смех.

– Нельзя танцевать на столе! – возмущается мама. – Извини, Пенни. Эти девочки-цветочницы ни секунды не сидят на месте. Что ты хотела сказать?

– Можно я пообедаю вместе с Ноем?

– Нет! – вскрикивает мама. – Только не испачкай шоколадом платье! О, Пенни, если их мамы не вернутся, я с ума сойду. Конечно, ты можешь пообедать с Ноем. Папа написал мне, что они с Эллиотом пошли в кино на Таймс-сквер. Так что не спеши, отдохнешь немного, – мечтательно говорит она. На заднем фоне раздается неистовый детский визг.

– Спасибо, мам, я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю. Нет! Не смей есть цветы!

Теперь мы едем по промышленному району. В просветах между домами мелькает река.

– В Багдаде все спокойно?

– Да. Мама, правда, на грани нервного срыва. Но она разрешила мне гулять сколько захочу.

– Офигенно. То есть, я радуюсь, что тебе разрешили погулять, а не потому что у твоей мамы нервный срыв. Но не переживай за нее, рядом с Сейди Ли невозможно волноваться. Она как уютное одеяло, которое еще и кексы печет, и разговорами отвлекает.

– Да, она – идеальная бабушка.

– Это точно.

Ной говорит это так серьезно, что я поворачиваюсь заглянуть ему в лицо. Ной смотрит на дорогу ничего не выражающим взглядом.

– На следующей развилке я поверну налево. А оттуда – рукой подать.

Мы въезжаем на какие-то пустынные склады. Ни одно из зданий не сулит ни перекуса, ни развлечений. Я надеюсь, что за углом мы вывернем на полную кафе и магазинов центральную улицу какого-нибудь небольшого квартала.

Но, когда мы заезжаем за угол, моему взору открывается заставленная мусорными контейнерами промышленная свалка, по которой ветер гоняет колючки перекати-поля. Ладно, про перекати-поле я придумала, но место было и впрямь пустынное.

Ной останавливается у заброшенного склада. Осыпающиеся стены покрыты выцветшими граффити, напоминающими старые татуировки. Почти все окна заколочены железными листами, на некоторых – тяжелые решетки. Даже редкие деревья кажутся заброшенными: голые, тонкие ветки на фоне желтых кирпичных стен.

– Немного подозрительное на вид место, – говорит Ной. Эта фраза заслуживает приза в номинации «преуменьшение года». – Но то, что внутри, тебя удивит.

– Мы идем внутрь этого… сарая?

Раньше я такие дома видела только в страшных сценах из фильмов ужасов. И там всегда прятались психопаты, вооруженные до зубов. Например, бензопилой.

Ной смеется, глядя на меня.

– Тебе там понравится, поверь мне.

Я подозрительно смотрю на Ноя. А что, если он все-таки сумасшедший, без метафор?

– Но что… что это? – запинаюсь я.

– Я приглашаю тебя в тайное кафе для художников.

– Правда? – Мне становится интересно; я верю Ною.

– Да, никто о нем не знает. Его нигде не рекламируют. Вход – только для своих.

– Тогда откуда о нем знаешь ты? – уточняю я. Мне нравится идея сходить в закрытое кафе, куда людей с улицы не пускают, но сомнения еще остаются.

– У моего папы была здесь студия, – объясняет Ной, вынимая ключи из замка зажигания. – Этот дом полон художественных мастерских. В семидесятых здание пустовало и стало приютом для многих художников. А в девяностых его захотели снести, но вся местная богема взбунтовалась, и правительство сдалось, присвоив дому особый статус.

– Ого.

Ной одобрительно кивает.

– Вот это я понимаю, Нью-Йорк, – ностальгически произносит он. – Настоящий Нью-Йорк полон таких уголков. А еще это мое самое любимое место на свете.

Мысль о том, что Ной позвал меня в свое самое любимое место, приводит в трепет.

– И оно идеально подходит для Дня волшебных случайностей. О нем нельзя рассказывать, и пирог тут тоже есть.

– Идеально, – вторю я Ною, и он расплывается в улыбке.

Мы выходим из машины, и от сильного ледяного ветра меня пробирает дрожь.

– Замерзла?

– Немного.

– Надо тебя согреть. – Ной снимает с шарф и обматывает его вокруг моей шеи.

Он подошел так близко, что я не могу пошевелиться и смотрю на свои ботинки. Потом поднимаю на него глаза, и наши взгляды встречаются на долю секунды.

Щелк – совпали еще два кусочка пазла из мозаики наших душ.

– Пойдем. – Ной аккуратно кладет руку мне на поясницу и подводит к дыре в заборе, окружающем здание.

Мы спускаемся по невысокому крутому склону, покрытому сорняками и осокой, и подходим к большой железной двери. Рядом с ней – старый кодовый замок. Ной нажимает комбинацию цифр, слышится щелчок. Он открывает дверь и пропускает меня вперед. Мы оказываемся в коридоре, цементные стены которого освещают неприятно мерцающие люминесцентные лампы. Только граффити на стенах радуют глаз. Они совсем не похожи на поблекшие рисунки снаружи здания. Эти граффити – настоящее искусство, удивительные фрески, украшающие коридор.

Внезапно в стене открывается дверь, и нам навстречу выходит женщина. Она одета в пестрое платье, а забранные назад волосы заплетены в сотню косичек. Мне сразу же становится спокойнее от вида этой яркой и улыбчивой девушки.

– Ной! – радостно вскрикивает она.

– Привет, Дороти, как идут дела?

– Замечательно. Только что узнала, что две работы приняли на выставку в центре.

– Поздравляю.

Ной крепко обнимает женщину и снова поворачивается ко мне.

– Это моя подруга Пенни. Прилетела к нам из далекой Великобритании. Хочу угостить ее обедом в особенном месте.

Дороти дружелюбно улыбается мне.

– Значит, ты привел ее по адресу. Добро пожаловать в Нью-Йорк, Пенни.

– Спасибо.

– Ладно, позже увидимся, надо бежать на встречу, в галерею. Поздравляю, Ной. Я тобой горжусь.

Дороти обнимает Ноя на прощание, и он, кажется, чем-то смущен.

– Пойдем, обед не ждет.

Я иду вслед за Ноем по длинному коридору, в конце которого видно лестницу.

– Кафе – в подвале, – объясняет Ной, придерживая передо мной дверь.

– Почему Дороти тобой гордится? – спрашиваю я его, спускаясь по бетонной лестнице.

– Она просто шутила.

– В каком смысле?

– Наверное, потому что я пришел с тобой.

Я непонимающе смотрю на Ноя.

– Потому, что ты – девушка, – поясняет Ной, а его щеки розовеют. – Она вечно говорит, что мне надо кого-нибудь найти. Не то, чтобы ты была моей девушкой, – торопливо добавляет он, и щеки его становятся пунцовыми.

– Нет, – соглашаюсь я, и наши взгляды встречаются на долю секунды.

Ной пожимает плечами и идет дальше.

А я не могу сдержать радость и просто свечусь от макушки до кончиков пальцев. Несмотря на то, что Ной – «рокзвездический», живет в другой стране, на другом континенте, и несмотря на то, что через два дня я уеду домой и больше с ним не увижусь, мне хочется прыгать от радости. У него нет девушки!

Глава двадцатая

Мы спускаемся по лестнице, и Ной подводит меня к еще одной двери.

– Сначала будет темно, – предупреждает Ной. – Готова?

Я киваю, но видимо, с очень напуганным лицом, потому что Ной сразу же берет меня за руку.

– Не волнуйся, – ободряюще говорит он. – Если сразу включу свет, не будет нужного эффекта.

– Хорошо, – соглашаюсь я сама не знаю на что, но это не важно. Сейчас мне просто хорошо, ведь моя рука – в его крепкой и теплой руке.

– Идем? – спрашивает Ной.

– Да.

Щелкает выключатель, и мы попадаем в волшебный подводный мир. Стены коридора расписаны люминесцентными красками, и кажется, что мы на самом дне моря: кругом светящиеся рыбы, раковины и изумрудные нити водорослей.

– Это особый тип краски, которая светится от ультрафиолетовых ламп. Тебе нравится? – Ной с надеждой смотрит на меня.

– Очень, – отвечаю я, медленно поворачиваясь вокруг, чтобы все внимательно разглядеть. Каждая рыбешка, ракушка, каждая мелкая деталь тщательно прорисована. Невероятная работа.

– Что ты чувствуешь? – тихо спрашивает Ной.

– Что я чувствую?

– Да. Папа мне всегда велел спрашивать себя, что я чувствую при виде искусства.

Я перевожу взгляд с Ноя на светящиеся стены.

– Умиротворение. Мне кажется, что я попала в волшебный мир и превратилась в русалку. – Есть в этой темноте что-то такое, что позволяет мне свободно высказывать свои мысли, а не обдумывать каждое слово.

– Ты похожа на русалку, – говорит Ной.

– Правда?

– Да, у тебя тоже длинные кудрявые волосы.

Я улыбаюсь. Столько лет я переживала, что мои волосы слишком рыжие, слишком длинные, слишком кудрявые. Первый раз за все время я начинаю думать, что не было никаких «слишком».

– Но я рад, что у тебя нет чешуйчатого хвоста, – говорит Ной и сжимает мою руку.

Я не забыла сказать, что он до сих пор держит меня за руку?

Меня снова переполняет трепет, словно множество маленьких фей восторженно машут крылышками у меня в животе.

– Да, я этому тоже рада, – мягко говорю я.

– Иди за мной, я хочу тебе кое-что показать.

Ной проводит меня вдоль расписанной подводными пейзажами стены, мимо изображения сундука, полного золотых сокровищ, и мимо старого якоря с надписью «Титаник».

– Видишь эту морскую звезду? – Ной показывает на ярко-бирюзовую улыбающуюся звездочку.

– Да.

– Я ее нарисовал.

– Да? Правда? Ты все здесь расписал? – восхищенно спрашиваю я.

Ной мотает головой.

– Нет, это все мой папа нарисовал, а я – эту морскую звезду. Мне тогда только-только десять стукнуло.

– Наверное, тебе было жутко интересно.

– Еще как. Но папа не давал мне смотреть на картины под ультрафиолетовым освещением, пока не закончил последнюю. Потом он привел меня сюда в полной темноте, совсем как я тебя, и включил лампы. Никогда не забуду этот момент.

Ной улыбается, но глаза его почему-то грустны.

– Понимаю. Я тоже запомню это навсегда.

Ной смотрит на меня так, будто решается мне что-то сказать, но внезапно отпускает мою руку со словами:

– Пойдем, давно пора перекусить.

Я иду вслед за Ноем по волшебному морскому дну и пытаюсь понять, что же сейчас произошло. В конце коридора нарисован осьминог с щупальцами, раскрашенными во все цвета радуги. Подойдя поближе, я улавливаю шум голосов и дребезжание посуды.

Ной поворачивается ко мне с улыбкой и спрашивает:

– Ну что, готова?

– Да.

Он протягивает руку к голове осьминога и поворачивает нечто, похоже на нос. Распахивается потайная дверь. Выходит, нос осьминога – это дверная ручка. Ной делает знак, чтобы я шла за ним. Я иду следом и даже не могу представить, что меня ждет впереди. Я чувствую себя Алисой, падающей в кроличью нору. Если, шагнув за дверь, я окажусь на безумном чаепитии, то ни капельки не удивлюсь.

– Вот это да!

Я прищуриваюсь, чтобы получше разглядеть темную комнату. Старомодные стулья из разных гарнитур стоят вокруг тяжелых столов. В центре каждого мерцает огонек, и воск стекает прямо по винным бутылкам, в горлышках которых, как в подсвечниках, стоят свечи. Если не считать нескольких светильников, распределенных по комнате, то это – единственный источник света. Стены выкрашены в насыщенный красный и увешаны картинами и фотографиями в рамках. Здесь не только все выглядит стильно, но и пахнет просто потрясающе: от запаха пряностей, томатов и свежеиспеченного хлеба текут слюнки.

– Любишь пасту? – спрашивает Ной.

Я только киваю, не в силах что-либо сказать, просто упиваясь атмосферой зала.

– Класс, здесь готовят лучшую пасту. Их шеф-повар из Италии свое дело знает. Давай присядем.

Ной проводит меня за столик в небольшой нише, и мы утопаем в мягком кожаном диванчике, улыбаясь друг другу.

– Счастливого Дня волшебных случайностей, – говорит Ной.

– Это был лучший День волшебных случайностей в моей жизни, – отвечаю я.

– Он еще не закончился.

Ной берет со стола небольшую книжечку и пододвигается ко мне, чтобы обоим было видно меню. Мы снова так близко, что я ни о чем не могу думать, а все надписи меню сливаются в одну.

– Они делают вкуснейшую лазанью.

Я поворачиваюсь к нему, и в голове только одна мысль: «ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ». На секунду мне кажется, что Ной думает о том же: он смотрит мне в глаза и едва заметно подается вперед. Но тут к нашему столу подходит какой-то парень. Момент упущен.

– Какие люди! Ной! – восклицает вытянутый щуплый паренек в свисающих джинсах и футболке с крупным принтом. – Сколько лет, сколько зим! Чем живешь?

– О, ну ты знаешь, все дела, дела…

– Знаю, – улыбается парень.

– Пенни, это – Антонио. Антонио, это – Пенни. Она проделала неблизкий путь из Великобритании, чтобы пообедать здесь. Не разочаруй ее.

– Серьезно? – спрашивает меня парень, и я киваю в ответ.

– Ну тогда, ребята, вы должны попробовать мои новые тефтели. – Он приседает на край стола и наклоняется к нам. – Рецепт подливы из высушенных на солнце помидоров рассказала мне моя бабушка, а ей – ее. За пределами Италии вы такого не найдете.

– Идет, ты меня уговорил, – отвечает ему Ной. – А ты, Пенни, что скажешь?

– Звучит аппетитно.

– Чувак, акцент у нее супер, – Антонио подмигивает Ною, а я краснею до кончиков ушей.

Приняв заказ, Антонио уходит, а я еще раз осматриваю кафе. Обедающих здесь немного, в основном – хипстеры в узких джинсах и выцветших футболках. Сидят или уткнувшись в ноутбук, или увлекшись разговором. Пожалуй, это самый неформальный ресторан из всех, что я посетила.

– Здесь так круто, – вслух думаю я.

– Я знал, что тебе понравится.

– Да ну, откуда?

– Потому, что мне тут нравится.

Я вопросительно поднимаю брови.

– У нас с тобой много общего.

– Думаешь?

– О, да.

И именно в тот момент, когда мне кажется, что должно произойти нечто особенное, что Ной должен мне сказать нечто важное, он отодвигается в сторону со словами:

– Я сейчас вернусь.

Я смотрю Ною вслед и решаю обдумать происходящее. Сегодняшний день никак не укладывается в привычные рамки. По всем законам природы девушка, явившая миру труселя в единорогах, не может сидеть в таком ресторане с таким парнем. Но с другой стороны, нам с Ноем так хорошо вместе, что меня совсем не волнует, как там должно быть «по всем законам».

Мимо нашего столика проходит девушка. Она опускает монету в старый музыкальный аппарат, и он начинает проигрывать песню «What a Wonderful World»[10]10
  «Как прекрасен этот мир», песня Луи Армстронга.


[Закрыть]. Ее звучание наполняет меня счастьем, в душе – звездопад. Эта мелодия – счастливая песня моего папы. Он всегда включает ее, если в его жизни произошло что-то радостное. Мне так хорошо, что на глаза наворачиваются слезы счастья.

– Пенни за то, чтобы узнать, о чем ты задумалась.

– Маловато, – улыбаюсь я.

– О как. И сколько же стоят твои мысли?

– Тебе это не по карману.

– Да? А я готов тебе рассказать свои мысли за один британский пенни. – Ной хитро прищуривается.

– Всего-то? – Я нащупываю в сумке кошелек и достаю из него монетку. – Тогда рассказывай.

– Я думал, что мне очень повезло, что я сегодня утром подвез Сейди Ли до работы. Мне повезло, что я не ушел сразу, а задержался поиграть на той гитаре.

– Да? – Сердце у меня бешено бьется.

– Ага. Гитара определенно была что надо.

Он красноречиво улыбается и отворачивается в сторону.

Глава двадцать первая

– Твоя очередь, – говорит Ной, протягивая монетку мне обратно.

– Что?

– Твоя очередь открывать свои мысли за пенни.

– Нет, я же сказала, тебе они не по карману.

– Нет-нет, – Ной настроен решительно. – Если человек рассказал тебе, о чем думает, то ты должна рассказать, о чем сама думаешь, и за ту же цену. Таковы правила.

– Разве есть такие правила? – Я преувеличенно хмурю брови, а сама судорожно соображаю, что ответить. Не могу же я сказать, что думала «ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ». Он решит, что я ненормальная. Надо что-то придумать. Но я не мастер сочинять искрометные ответы на такие внезапные вопросы парней. На всякий случай строго-настрого запрещаю себе говорить про блох.

– Ну же, – торопит Ной, вкладывая монету мне в руку.

Не придумав ничего лучшего, я говорю правду:

– Я думала о том, какой сегодня чудесный день. – Мой внутренний голос тут же обвиняет меня в чрезмерной прямоте.

Ной снова пододвигается близко-близко, но я не решаюсь поднять на него глаза, опасаясь, что неверно истолковала этот жест.

– Мне кажется… – начинает Ной.

– Йоу! Вот и тефтели!

Мы оба подскакиваем от голоса Антонио. Он опускает на стол две тарелки, от которых поднимается пар. В другой ситуации я восхитилась бы этим блюдом, но сейчас я всем сердцем ненавижу эти мясные тефтельки, политые дурацким фирменным соусом.

Неужели нельзя было принести их на минуту позже? Неужели нельзя было дать мне дослушать, что хотел сказать Ной. Но это еще не самое ужасное. Антонио не отходит от нашего стола целых ПЯТЬ МИНУТ! И все рассказывает, как его прапрабабушка выращивала самые лучшие «помидорки» и как люди со всего Неаполя приезжали только для того, чтобы попробовать ложечку ее особенной подливы. Когда он наконец уходит на кухню, романтический момент очередной раз бездарно упущен.

Я пытаюсь намотать спагетти на вилку и отправить их в рот, но половина разматывается на полпути. И конечно, именно в эту самую секунду ко мне обращается Ной.

– Как тебе тефтели?

– Ммм, вкусно, – бубню я с набитым ртом, безуспешно пытаясь сохранить невозмутимый вид. Будто меня совершенно не волнует, что у меня изо рта свисают длинные, сантиметров пятнадцати, червяки-макаронины.

Ной переводит взгляд на свою тарелку, и я пытаюсь поскорее втянуть спагетти, сложив губы трубочкой. Ровно в этот момент – ну кто бы сомневался! – музыкальный автомат заканчивает песню, и в абсолютной тишине раздается громкий причмокивающий звук. И издаю его я, засасывая спагетти, которые забрызгивают мне все лицо томатной подливкой.

Ной смотрит на меня, но вместо того, чтобы высмеять или смутиться, он цепляет на вилку спагетти и шумно их втягивает. Капля томатного соуса попадает ему на лоб. Мы смотрим друг на друга и покатываемся со смеху. Теперь я не просто считаю Ноя убийственно красивым и похожим на рок-звезду – он мне нравится. По-настоящему. И это куда как важнее.

– Дай-ка я тебе помогу, – говорит Ной и берет салфетку.

Он пододвигается вплотную ко мне и стирает каплю томатной подливы под глазом. И над глазом. И со лба. И с подбородка. И с верхней губы. И с нижней губы. И…

– Неужели? – Я пристально смотрю на Ноя. – Хочешь сказать, у меня все лицо в томате?

– Нет, мне просто нравится вытирать девушек салфеткой. Такой вот фетиш. Не бойся, мой психиатр сказал, что это не опасно.

Мы вновь смеемся. Я тоже беру салфетку и стираю красный соус с его лба.

– А, так у тебя такой же фетиш? – хохочет Ной. – Я же говорил, что у нас много общего.

Отложив салфетки, мы продолжаем есть. Меня переполняет радостное волнение, даже в пальцах ног приятно покалывает.

– Твой папа сейчас тоже рисует? – спрашиваю я, намереваясь разузнать о Ное как можно больше.

Ной не отвечает: он перестал есть и уставился в тарелку.

– Нет, не рисует. Мой папа… Он умер. И мама тоже.

Я откладываю вилку и нож в сторону, мне не по себе.

– Извини, пожалуйста. Я и представить не могла.

– Я понимаю. Не страшно, – отвечает Ной с таким подавленным видом, что мне хочется стукнуть себя за мой глупый вопрос. – Они умерли четыре года назад. Так что теперь я об этом спокойно говорю.

Я не могу подобрать слова. Даже представить сложно, что со мной стало бы, если бы я потеряла одного из родителей, или еще хуже – обоих. Я вздрагиваю от одной этой мысли.

– Так ты сейчас живешь с Сейди Ли?

– Да, мы с моей младшей сестренкой Беллой живем у бабушки.

– У тебя есть сестра?

– Ага, – отвечает Ной, и его лицо сразу же смягчается.

– А сколько ей?

– Четыре, почти пять уже.

– Четыре? Но получается…

– Она была совсем крошечная, когда их не стало.

– Какое несчастье.

– Согласен. Но Сейди Ли стала для нее как родная мать, а я пытаюсь быть лучшим в мире старшим братом. – Ной отодвигает тарелку и, смотря мне прямо в глаза, продолжает. – Они погибли, когда катались на лыжах, их накрыла лавина. Когда это случилось, весь мир для меня перевернулся. У тебя когда-нибудь было такое, что ты спишь, смотришь офигенный сон, а он вдруг превращается в кошмар?

Я киваю – еще как понимаю, в последнее время все мои сны этим и заканчивались.

– То же самое происходило со мной в реальности. Вся жизнь до несчастного случая казалась радостной и беззаботной, но в одно мгновение превратилась в сплошной ужас. Так что я понимаю, что ты почувствовала в машине. Автокатастрофа показала тебе, как легко можно все потерять.

– Точно!

Ной опять пододвигается ко мне.

– О́кей, я расскажу тебе одну историю, и вообще-то я стесняюсь говорить. Хотя, чего мне тебя смущаться, я же видел, как ты вся забрызгалась соусом прапрабабушки Антонио.

Теребя край салфетки в руках, Ной продолжает:

– Когда мама с папой умерли, я стал страшно нервным. Я так боялся, что с Беллой или Сейди Ли что-то случится, что все время проверял, как они, если меня не было рядом. Разлука доставляла мне много страданий, я сидеть спокойно не мог, если они были одни, без меня.

– Ты до сих пор так волнуешься?

– Нет, слава богу. Сейди Ли поняла, что со мной творится что-то неладное, и уговорила обратиться к психологу.

– И это тебе помогло?

– Да, это и еще то, что я много писал.

Я вспоминаю о потрепанном блокноте в машине Ноя.

– А что ты писал?

– Просто мысли, страхи, все такое. Легче становится, когда обо всем напишешь.

Я вспоминаю, как мне помогли недавние посты в блоге, и соглашаюсь.

– Помнишь, в машине я сказал тебе, что «время лечит»?

– Да.

– Когда мои родители умерли, мне это сказала Сейди Ли, и я на нее здорово разозлился. Но это так, время лечит. – Ной берет меня за руку и продолжает с ободряющей улыбкой:

– Ты тоже справишься. Вечно из-за аварии волноваться не будешь. Хочешь расскажу, что мне советовал психолог?

– Да, конечно.

– Не сопротивляйся.

– В смысле?

– Когда снова запаникуешь, не сопротивляйся своим чувствам. От этого будет в миллион раз хуже. Просто скажи себе: «Хорошо. Сейчас я волнуюсь, но это нормально».

– И поможет?

– Мне помогло. Психолог велела мне представить свой страх. Почувствовать, как он сидит внутри, где именно, какого он цвета и размера. А потом сказала: «Теперь смирись с ним и наблюдай».

– И что потом?

– Страх испарился.

– Ого.

С минуту мы сидим в тишине.

– Я не так представлял себе наш обед, – говорит Ной с извиняющимся видом. – Не обижайся.

– Ну что ты. Все было здорово. И этот разговор мне очень помог. Ты и представить не можешь насколько. До него я очень боялась, что схожу с ума.

– Нет, ты не сходишь с ума. Хотя ты, конечно, немного сумасшедшая.

– Сам такой, – улыбаюсь я.

В сумке звонит телефон. Мне не хочется его замечать, хочется остаться в этом единении с Ноем, но я не могу.

– Извини. Лучше мне ответить. Вдруг у мамы что-то срочное.

– Конечно.

Я смотрю на экран – Эллиот. Мучаясь от угрызений совести, я включаю автоответчик. Лучше я все объясню ему потом. Эллиот поймет. Я прячу телефон обратно в сумку со словами:

– Все в порядке, это просто Эллиот.

– Кто такой Эллиот?

– Мой лучший друг. Он прилетел с нами. Они с папой сейчас смотрят город.

– Уверена, что не хочешь ему перезвонить?

– Нет, все в порядке. Мы вечером наболтаемся.

– Йоу-йоу-йоу! Как вам тефтели?

Боже, он серьезно?! Антонио нависает над нашим столиком с довольной улыбкой. Мне хочется вылить ему на голову соус его прапрабабушки.

– Офигительно, – отвечает Ной.

– Да уж, вкуснятина, – процеживаю я.

– Супер! – Антонио присаживается на край стола, и мне хочется взвыть.

– Так что, Ной, ты у нас весь в делах, да?

– Ага.

Ной достает бумажник.

– Прости, чувак, пора бежать. Надо еще Пенни отвезти.

Антонио собирает посуду, а Ной достает из кошелька кипу долларовых бумажек.

– О-окей. Ты приходи еще, идет? Тебе здесь рады.

Ной кивает и поднимается из-за стола. Я тоже встаю, а в душе борются радость и грусть. Мне не хочется покидать это волшебное место, но с другой стороны, теперь мы с Ноем побудем вдвоем.

Мы прощаемся с Антонио и идем обратно в «подводный» коридор. На этот раз Ной не спешит включать подсветку.

– Пенни, я очень рад, что провел День волшебных случайностей с тобой, – говорит он так тихо, что я едва различаю слова.

– Я тоже рада, – шепчу я в ответ.

И когда Ной тянется к выключателю, то легонько задевает рукой мою руку. Он касается меня едва заметно, но все тело трепещет от этого прикосновения. Так рябь пробегает по глади озера от скользнувшего по воде камня.