Текст книги "Девушка из штата Калифорния"

Вот так пока наша встреча с властями и закончилась на знакомой ноте «Ждите ответа, ждите ответа, ждите ответа..». Но через три недели мы опять поехали туда за моим разрешением на работу. Я ожидала опять интервью и расспросов. Но на сей раз все было неожиданно быстро. В комнате средней величины за стойкой работало всего три чиновника, и они с поразительной ловкостью за полтора часа успели обслужить человек тридцать от начала до конца, то есть каждый из нас уже получил готовое разрешение на работу с фотографией. Было даже обидно, что никто со мной не поговорил. Только пока ждали готовых удостоверений, один мужчина меня спросил, не румынка ли я. Обычно спрашивают «не француженка, не немка ли», русские и в голову никому тут не приходят. Я ответила, что я не румынка, и мы с ним побеседовали о Европе, о том и о сем. Он даже что-то по-русски попытался сказать.

И вот я, окрыленная наличием права на работу, такого долгожданного и желанного (год и одиннадцать месяцев), птицей вылетела из лифта в вестибюль, где меня поджидал Майк. Очень глупо и беспочвенно (как вскоре оказалось) уверенная в том, что теперь-то я уже считай что при работе. Увы! Все оказалось намного сложнее. О моих многострадальных поисках работы я поведаю в следующей главе, т.к. это отдельная нелегкая страница моей американской истории.

Март, 1997 г.

9

Прошлый рассказ я закончила тем, как счастливая выпорхнула из здания INS (иммиграционной службы) Лос-Анджелеса с удостоверением, дающим право на работу. Еще бы, просидеть почти два года без работы – это не для меня. Тем более, что жить на одну зарплату вдвоем, это, значит, едва сводить концы с концами. И хоть американские концы (тут в моей ситуации) с русскими не сравнить, но тем не менее, пословица тут эта очень подходит. «Работает» (works), как сказали бы американцы. У них все работает: отношения (relationship) между людьми, какая-то деталь или обстоятельство в какой-то данной ситуации, и т. п.

И вот я, твердо уверенная в том, что я уже почти при работе (ах, святая простота!), полетела на крыльях надежды искать работу. А буквально, я, безмашинная, побежала, пошла и поехала автобусами. Причем за первые три дня я так находилась-набродилась (пешочком с мешочком), что разболелась моя слегка травмированная в годы отрочества спина. Я уже привыкла к недомоганиям в спине иногда, поэтому решила, что не буду ждать, пока она перестанет ныть, а все-таки потихоньку пойду и поеду по намеченным маршрутам. Приготовив пакет необходимых бумаг, я принялась обходить (и объезжать) все школьные районы в пределах разумной досягаемости от моего дома. Здесь это называется «объединенный школьный район», что-то типа РОНО в советское время. В каждом из них я заполняла бесконечно длинный бланк заявления, с указанием моего профессионального и образовательного бэкграунда (professional and educational background) – дословно «фон», в данном случае «уровень». Я приготовила для себя шпаргалку с записью моего рабочего стажа, имен, телефонов людей, способных рекомендовать меня. Ведь изюминка тут была в том (у меня всю жизнь какие-то изюминки, происшествия и пикантные ситуации), что я, русская, иду и заявляю, что я – незаменимый и отменный преподаватель английского языка здесь, в Америке. Правда, я еще до того не обнаглела, чтобы пытаться преподавать его американским деткам (для которых английский родной язык). Пока только иностранцам. Я с детьми и не работала никогда в жизни, а с американскими (разбаловщиной) и вообще не горю желанием. Кстати, учительские права для средних школ (high schools) здесь в, Калифорнии, сделать сложнее, чем для преподавания в школе для взрослых, надо сдавать очень сложный (многопредметный) экзамен.

Первый шок обычно переживали приемщицы-клерки (receptionist, clerk) в офисах школ, когда думали, что я пришла к ним как студентка (я ведь очень скромная, хотя, видимо, умру не от этого), ведь я говорю с акцентом. Тут я бойко начинала их переубеждать, что они заблуждаются, что я – опытный преподаватель. Читатель наверно помнит мой первый рассказ (написанный в 1995 году после моего приезда в Калифорнию), где я писала о том, что телевизор кое-как понимаю, а вот с непринужденной беседой туговато. Тут я хочу заметить, что за два прошедших года я очень неплохо «американизировала» (а точнее «калифорнизировала») свой «британский» английский, что успели заметить все мои американские знакомые, кто знает меня с 95-го года. Но для того чтобы сравниваться с учителями-американцами, не хватит и всей жизни. А я вообще-то и сравниваться ни с кем не хочу, просто с 1989 по 1995 год преподавала английский у себя в Прибалтике, о чем честно и пишу во всех своих заявлениях на работу, и пока это первая и единственная тут для меня возможность приличного трудоустройства. Мой авантюризм (посягательство на преподавание неродного мне английского в Америке) я подкрепляю всеми своими бэкграундами, отзывами от бывших студентов, хорошими рекомендациями и отзывами (recommendations) от американских друзей.

Процесс всегда одинаков: подача заявления, потом, возможно, интервью с моим будущим супервайзором (supervisor), моим будущим непосредственным начальством. Вот перед этими супервайзорами мне и надо разоряться, что мне до приемщиков-клерков! Вот я и разорялась. Я прочитала специальную книгу (их тут море) о том, как вести себя на интервью, составила себе список своих достоинств, которые должны возбуждать у интервьюира страстное желание взять меня на работу. Надо уметь преподнести себя с более выгодной тебе стороны, а тут это называется просто, и я бы сказала, что очень метко и даже двусмысленно – продать (sell) себя. Это абсолютно общепринятый обычный термин в процессе охоты на работу. Да-да, здесь это именно так и называется «sell yourself». Когда вы, уважаемый читатель, прочтете этот рассказ, вы убедитесь, что термин «охота» как раз очень точно и ярко характеризует процесс трудоустройства на работу здесь, в Калифорнии. И я сильно подозреваю, что так же и в других американских штатах.

Супервайзорам я рассказывала о своих бывших достижениях, кстати не забывала показать журнальчики с моими русскими рассказами, что очень их умиляло и они всегда сожалели, что не могут прочесть, что это я там такое пишу об Америке. Или делали вид, что сожалеют. Еще я им рассказывала о том, какая я активистка-массовичка и затейница, что очень ценится в профессии учителя. При этом я показывала красочные фотографии International Day (международного дня) с презентацией России в моей первой школе, которую полностью готовила сама (я ведь тут одна русская, в этих местах, где живу два года). После такой атаки русского оптимизма мои американские супервайзоры обычно не могут устоять и начинают сильно мне доверять.

Но это еще не все. Ведь американцы (кто бы мог подумать!) жуткие бюрократы и бумажники, и поэтому процесс оформления бумаг после «добра» супервайзора занимает недели, а то и месяцы. Так что моя наивная надежда быть при работе через три-четыре недели после получения разрешения на трудоустройство, натолкнувшись на бездушный и безжалостный американский бюрократизм, сильно поувяла, а вскоре и вовсе растаяла. Со школами мне теперь все ясно. Все постоянные должности учителями заняты и держатся за них учителя мертвой хваткой. Для сравнения: мой муж – американец, дипломированный высокопрофессиональный аналитический химик с десятилетним стажем. У него средняя зарплата. Если среднюю разделить на среднюю низкую, среднюю среднюю и среднюю высокую, то у него средняя средняя. Я могу начать свою учительскую карьеру только с учителя на замещении, т.к. постоянных мест нет, да они (офисы школ) и не берут с улицы, а берут только из списков уже работающих у них учителей-заместителей (substitute teachers). Sub (caб) – учитель по вызову, в случае отсутствия постоянного по болезни или еще по какой-то причине. Платят учителям чуть побольше, чем моему мужу. То есть вот он тут родился, учился и работал. А я только два года, иностранка. И платят мне за замещение столько же. (Почасовая оплата.) Так что есть за что бороться! Хотя это не предел моих мечтаний. А просто первая ступень, как бы трамплин. Предел моих мечтаний – переводческая работа, которую тут очень трудно найти. Я являюсь freelance, как бы «свободным художником», переводчиком по вызову или по мере необходимости кому-то письменных переводов, которые можно посылать факсом прямо из дома. Одна компания за три месяца заказала только два письменных перевода. Кстати, один из них был письмом одного американского доктора-офтальмолога к знаменитому профессору Федорову (что мне немного польстило почему-то). Я его переводила на русский язык. Больше та компания не звонила. Видно, их не забрасывают работой. В школы вызывали только два раза. Процесс внедрения в учительскую работу оказался долгим и тянучим.

Вот скоро уже три месяца, а я все еще в поисках. При моей незаурядной энергии я стала почти асом и волком-охотником за это время job-hunting (охота на работу), разбирающимся в тонкостях поведения своей дичи-добычи, этой так трудно уловимой работы.

Как-то брела я (жара постоянно) в поисках какого-то очередного получастного агентства и по ошибке забрела в другое, государственное. При нем существует клуб unemployed professionals (безработных профессионалов). Как мрачно любят пошутить тамошние члены: «профессиональных безработных» (professional unemployed). Чтобы стать членом этого клуба, который, надеюсь, поможет мне активизировать и расширить свои поиски, я неделю походила на обязательные установочные лекции, четыре часа в день. Это было очень интересно. Там все были американцы, старше меня, крутые профессионалы (работник воздушного флота, банковский менеджер, два учителя колледжей, «продажный агент» (агент по продаже) и т. п. – что и говорить, крутизна. Группа небольшая, человек шесть-семь, в основном, мужчины. Там обязателен dress code (код одежды), то есть в джинсах и как попало нельзя одеваться, а надо ходить в прилично-деловом виде: мужчины – при галстуках, женщины – в приличной деловой одежде. Лекции были замечательные. Читали их сами же члены клуба (всего в клубе около семидесяти членов). А так как я нахожусь в непрекращающемся процессе погружения в бездонные пучины американского английского, то послушать умные речи очень люблю. Телевидение и газеты это одно, а живое общение на профессиональном уровне это другое. Там меня полюбил один женатый тип. Он меня подвозил до остановки, а другой раз до дома. Когда он мне сообщил, что он рассказал своей семье, какая с ним в клубе замечательная русская, я приняла это к сведению и стала носить длинные юбки, чуть не до пят, чтобы не раздражать и без того раздраженного многолетним установившемся браком сорокадвухлетнего мужчину. По окончании недельной тренировочной сессии было общее собрание членов, на которое были приглашены представители организации Peace Corps. Это американская организация, существующая тридцать лет и занимающаяся программами помощи разным странам (тем, которым требуется помощь). Таких стран примерно девяносто. Теперь в их число входят и некоторые бывшие отделившиеся республики Страны Советов. У меня тут же возникла идея все тут бросить и на два года поехать с мужем по такой программе в Россию. Я подумала, что мы оба будем при работе, сможем попутешествовать, я смогу посетить своих родственников. Приехала домой и рассказала о своей идее мужу. Его реакция была неожиданной для меня. Я ведь думала, он сразу вцепится в мою идею и скажет: «Да, давай все бросим и поедем». Ан нет. Он начал как-то нелестно отзываться об этой программе, сказал, что как это он тут все бросит, да как это он куда-то поедет получать нищенскую зарплату и жить в шалашах и трущобах (huts and slums), как он выразился. Видно, что воображение ему сразу нарисовало неприглядные картины из жизни развивающихся стран Африки. Я ему мягко напомнила, что в Африку я тоже не хочу (ехать развиваться там вместе с ними), а хочу в Россию, и жить мы там будем не в хижинах, а в нормальных благоустроенных квартирах. Но он словно меня не слышал и все твердил «шалаши и трущобы». Тогда я сказала: «Ах так! Значит, ты считаешь, что русские живут в шалашах и я тоже из шалаша родом?» Он сказал: «Ну нет-нет, я так не считаю» – и всячески стал меня успокаивать и отговаривать, и я поняла, что его в жизни никуда не вытащить из Калифорнии с ее охотой за работами, землетрясениями и остальными достопримечательностями. Путешествовать он любит, но с комфортом и в качестве туриста. Я побурчала пару дней на тему, какой он слабый духом, без струнки авантюризма, без огня, без искры, без сучка с задоринкой, да и умолкла. Честно говоря, мне и самой здесь не надоело. Вот только безработица заела.

Находятся тут и доброжелатели, советчики из местных русских, которые считают, что ничего у меня не получится с учительством (ведь у них-то не получилось в свое время. Так как они и не пытались. Или плохо пытались). Эти люди мне настоятельно рекомендовали последовать их примеру, и чьему-то еще, и устроиться в любой магазин на кассу не взирая на свое филологическое образование и учительский опыт работы. Платят там в три-четыре раза меньше, чем учителю. Надо стоять восемь, а то и больше часов за кассовым аппаратом. Или в мексиканскую закусочную за пять долларов в час (это минимум по Калифорнии). Этим доброжелателям будет большим огорчением узнать, что я уже начала замещать учителей в школах: они ведь так хотели меня устроить куда-нибудь попроще.

Но между прочим, кассы я таки отведала немного. Я до того сейчас в отчаянии, что уже почти три месяца не могу устроиться, что забрела несколько дней назад куда-то к черту на кулички, заехала автобусами, куда Макар телят не гонял. Созвонилась по объявлению в газете и поехала.

Выехала с большим запасом времени, т.к. у меня не было расписания второго автобуса, пересадочного. Автобус пришел неожиданно быстро и я оказалась в нужном мне месте часа на полтора раньше. Поэтому я вышла на одну остановку пораньше и медленно пошла по улице, озираясь, где бы убить время. И тут вдруг вижу HELP WANTED (требуется помощь), большими такими внушительными красными буквами. Эх думаю, на ловца и зверь бежит. Я туда. Это был небольшой магазинчик. До сих пор мне такие объявления попадались только на парикмахерских, но я далека от парикмахерского искусства. Захожу в этот магазинчик, спрашиваю мужчину средних лет, мексиканистого вида, который стоял на кассе, куда мне обращаться. Он сообщил, что пока владельца нет, но скоро должен подъехать. Еще он мне сказал, что ему очень хочется найти себе замену для работы на кассе. Тем временем я присмотрелась к окружающей меня обстановке. Магазинчик небольшой, но бойкий, т. к. продается там много чего – закуски, сигареты, мороженое, лотерея, напитки, газеты, журналы и т. п. Называются такие магазины liquor store, что в переводе «магазин спиртных напитков», но название совсем не отображает его основного назначения, хотя и спиртных напитков там много. Но там не ходят-бродят пьяницы и никто не валяется у входа, как частенько это бывало у меня в прибалтийской столице – если уж специальный магазин, так его сразу видно. Пока я глазела по сторонам, в поле моего зрения попала яркая обложка скандально известного журнала HUSTLER. О владельце, основателе этого журнала поставлен фильм «People vs. Garry Flynt», который я смотрела. Но журнала никогда в руках не держала. И не хотела бы, чтобы, например, муж интересовался такими журналами. Но тут я решила воспользоваться случаем и посмотреть журнальчик под шумок. У мексиканистого кассира я попросила подержать журнальчик и он мне его дал. Я села за стоявший в магазине единственный столик, достала из своего портфеля свой приличный русский журнал, прикрыла им неприличный американский и стала читать. Не успела я прочитать статьи, в которой автор разносил всякими ужасными словами известную Маршу Кларк (прокурора злополучного О, Джей Симпсона) и даже посвятил ей (Марше) неприличную картинку, как ко мне подбежал кассир и со словами «Пришел владелец» стал выхватывать у меня журнал.

Отдав журнал, я обратилась к владельцу. Им оказался индиец лет тридцати пяти. Посмотрев мое заявление, которое я уже успела заполнить, он стал задавать мне всякие вопросы. Потом подоспела его жена, индианка (они были привезены в Америку детьми) и стала продолжать меня выспрашивать обо всем. Этим магазином они владеют восемь лет, как они сказали. Индианка на меня смотрела пытливым черным индийским взглядом, пытаясь побольше узнать не столько о моем рабочем стаже, сколько о том, кто я и что. Где и как я живу, и с кем, можно ли мне доверить деньги. Пытала долго. Я уж ей рассказала и про наш апартмент, и про мужа, и про то что кактусы разводим и уже не знала, чем ее еще убедить, что я нормальный человек, не преступник. Тогда она сказала: «Хорошо, мы подумаем и вам перезвоним». И я вышла из магазина и пошла на автобусную остановку, которая была как раз напротив. Минуты через три индианка выскочила из магазина и, подойдя к остановке, встала по другую сторону небольшого газона и стала что-то жестикулировать явно в мою сторону. Я подошла и поинтересовалась, что она хочет. Она говорит: «А не хотите ли вы прямо сейчас попробовать начать работать на кассе?» Я говорю: «Хочу». И вот я постояла на кассе часа полтора, потыркалась своим длинным маникюром в кассовый аппарат, даже чуть не обсчитала кого-то на пятьдесят центов, вообщем, стала уже осваивать базис кассовой работы. И хоть индийцы (и муж, и жена) не источали аромата свежести вблизи (ведь американцы очень чистые, замытые до дыр), но я все равно их очень полюбила за доверие ко мне. Ведь это первые люди в Америке за два года, которые сразу меня схватили на работу.

На следующий день мне предстоял экзамен по вождению. Поэтому я с ними распрощалась, пообещав, что на следующий день приеду в пять вечера и буду работать до победного, до десяти вечера, когда закрывается магазинчик. Домой я приехала в полседьмого вечера, пока дотащилась автобусами. Майк мечется тигром по квартире с сильно увеличенными влажными глазами от страха, куда я пропала. Ведь он знал, что завтра экзамен, которого я очень ждала. Я ему рассказала всю кассово-индийскую эпопею. Он как услышал название района, где я была, сразу запричитал и заахал: «Нет! Нет! Ты не будешь там работать! Это очень плохой район, вблизи от фривея, такие магазины грабят, это опасно, что я буду делать без тебя вечерами (можно подумать он что-то со мной делает), мы никогда не увидимся за неделю (как будто не насмотрелись за два года), да за такие копейки (индийцы грозились платить минимум пять баксов в час), так далеко и опасно», и т. д. и т. п. Это правда, что такие магазины грабят. Заходят с пистолетами и часто убивают кассира. Но индийцы мне сказали, что их восемь лет не грабили, и я им сразу поверила. Я всегда всем верю в основном (я очень доверчивый человек по натуре, и не считаю это отрицательной чертой характера). Когда я сказала об этом Майку, он вскричал: «I don’t buy it!», что означает дословно «Я не покупаю этого», а смысл «Я не верю» – популярное здесь выражение. Он сказал, что если их грабили, они никогда не станут этого рассказывать человеку, которого принимают на работу. Мне очень жалко было индийцев, но пришлось отказаться от мысли работать у них. Да и добираться было бы действительно трудно оттуда в десять вечера, многие автобусы ходят только до восьми.

На следующий день я неожиданно для себя вдруг сдала экзамен на права, практику вождения. Ведь месяц назад я завалила. Но на сей раз все было неожиданно по-другому. Мужчина-инструктор, лысый, с круглым немаленьким животом, на вид грозный, оказался очень дружелюбным и разговорчивым. Узнав, что я русская, он тут же завел разговор о России и все двадцать две минуты driving test мы оживленно вели страноведческие беседы. Как-то я умудрилась за болтовней не допустить ни одной ошибки и сдала. Ведь к водительским правам я шла очень тернистым путем, через нервное обучение русским мужем до Америки, потом в Америке через вечное нытье свекрови. Но наконец – вот оно, свершилось! Водительские права для меня очень важны здесь. На многих работах с тобой и разговаривать не хотят, если ты без водительских прав. Ведь тут в Калифорнии основное средство передвижения машина. Теперь осталось «совсем немного» – купить машину, регистрацию и страховку на машину. Но для этого надо начать работать, а то мне и содержать-то ее не на что будет. Надеюсь, что фортуна наконец повернет ко мне свое симпатичное лицо и я начну зарабатывать деньги.

А потом, будучи за рулем, у меня значительно увеличатся возможности изучения жизни Калифорнии и американцев, Калифорнии, которая стала теперь мне родным домом. Как выразилась одна молодая писательница (кстати, тоже из Индии), которая приехала сюда в возрасте девятнадцати лет и живет уже второй десяток лет (и, видно, неплохо живет, раз печатается в местных журналах): «Индия у меня в сердце, а Америка – это мой дом». То же чувствую и я по отношению к России.

А пока, до следующего рассказа!

Июнь, 1997г.