Текст книги "Пара, в которой трое"

Наташа. Приход Андрея совпал с началом постановки балета «Распутин». Игорь предполагал, что роль Распутина будет исполнять Владимир Котин, один из лучших советских одиночников, во всяком случае, самый артистичный. Андрею полагалось перевоплотиться в Николая II, мне же – в Императрицу. Но в последний момент, как это часто бывает в театре, все переиграли, и спасибо судьбе или я не знаю кому, но роль Распутина в конце концов досталась Андрею, а он будто родился для нее. В спектакле много сольных кусков, и Игорь беспокоился, справится ли с ними Андрей. Но случилось чудо. Андрей, который всю жизнь прокатался в танцах, необыкновенно органично выглядел в одиночном катании. Обычно всегда заметно, если танцор начинает кататься один. А у Андрея этот переход произошел совершенно незаметно. Работая с Натальей Александровной Даббади, он, что совсем уже невероятно, сумел себя переломить и не воспринимал в штыки ее замечания.

Игорь. Я думаю, что у Андрея не оставалось времени на разборки. Полагалось или врубаться в работу, или отдыхать от нее. Но мы-то прекрасно знали, что, если Андрюша врубается, равных ему нет. Он мертвой хваткой будет всех держать и теребить, он добьет, доделает, «дотянет ноги», как говорится у фигуристов.

Когда Андрей пришел в театр, они с Наташей выступали со своими спортивными номерами, но он понимал, что не на номерах построена деятельность театра. Вот тогда он заявил, что не станет вводиться ни в один уже готовый спектакль, не станет учить чью-то роль, он хотел иметь свой спектакль. Андрей чувствовал, что несколько выпадает из нашего ритма. Все пашут как проклятые, а он с Наташей за вечер два раза в «Дивертисменте» выходит. Когда объявляют их: «Олимпийские чемпионы!», конечно, шквал аплодисментов, в финале охапки цветов. Но театр работает для конечных аплодисментов на всю труппу. Это не спорт, где каждый борется только за себя и получает только свое. В общем, он понимал, что недорабатывает. А это было не в его характере.

После того как к нему попал сценарий «Распутина» и он его прочитал, то сразу же погрузился в работу, что называется, с головой. Доходило до абсурда. Уже на четвертый или пятый день репетиций Наталья Александровна сказала, что спектакль получается, что возник серьезный драматический стержень и во многом это заслуга Андрея. На любой фотографии с каждого спектакля Андрей с любого ракурса на протяжении часа – в образе Распутина: от пьяного мужика до бешеного маньяка и насильника, от трогательного лекаря до экстрасенса. Обычно в поездках мы даем два спектакля в день, без выходных. Эта работа на износ. Андрей всегда отличался трудолюбием, но тут он просто сжигал себя.

В конце спектакля, когда министры-заговорщики стреляют в него, а потом тащат через всю площадку на черном плаще, от Андрея брызги разлетались. Не ото льда, а от него самого, потому что мокрый был насквозь. Волосы в облипку, глаза сумасшедшие. Такое не описать, такое нужно видеть, мурашки по коже шли. На одной из репетиций, далеко не на последней, Наталья Александровна говорит: «Девочки, сейчас у вас сцена бани, где вы с Распутиным. Вы должны прыгнуть на него. Все прыгнуть». И Андрюшка гордо: «Прыгайте на меня!» Все умницы прыгнули, человек пять. И он просел, у него надорвались связки.

Наташа. У Андрюши еще со спорта больные колени. Ужасная трагедия. Только он пришел после девяти месяцев творческого отгула, только мы начали ставить новый номер «Кармина Бурана», только начались репетиции его спектакля, а он попадает в больницу.

За тот год, что он просидел в Госкомспорте, мы виделись мало. Я начала работать, много репетировала, много выступала, но удовлетворения от катания, особенно после первых представлений, не получала – я не научилась кататься по-другому, без Андрея. И не то что я скучала по нашим прежним дням, наверное, я скучала по тому прежнему успеху, потому что нового, мне казалось, уже не достичь. Как бы меня ни убеждали, что я хороша сама по себе, но без Андрея все было не то… Я трезво оценивала, что делаю, много работала, но той зрительской отдачи, к какой привыкла, я не получала. Мои терзания продолжались долго, оттого они меня очень нервировали. Потом я привыкла к сдержанной по сравнению со спортивной жизнью реакции зрителей. Но только я пришла в себя, только успокоилась, как Андрей пришел в театр. Его появление поначалу даже меня немножко раздражало, ведь я наконец поняла, как надо себя вести с новым зрителем, не болельщиком, и что теперь? У меня наладился контакт со всеми новыми партнерами, а тут получается, что я должна повернуться к ним спиной.

Первый раз за то время, что вместе не катались, мы увиделись осенью. Театр готовился к трехмесячным гастролям, и я как раз бегала заказывать костюмы. В то время я уже включилась в работу театра, и не только в качестве актрисы. Прибежала домой, увидела его (они с Игорем сидели на кухне) и говорю: «Ой! Видишь, ношусь. Еще нужна кому-то». Жуткую глупость сморозила! Он напрягся, и я тут же почувствовала, что не то сказала, он же такой ранимый. Фраза получилась жестокой. Он сидел весь опущенный.

Прошло три месяца. Мы вернулись из длительной поездки, что-то репетировали, я каталась с Димой Смирновым. И тут я увидела, что на каток вошел Андрей, и меня начало трясти. Я вдруг поняла, что катаюсь с чужим партнером, хотя с Андреем уже полгода на лед не выходила, и чувствовала себя предательницей. От этой мысли у меня стали подгибаться ноги. Не знаю, заметил ли мое состояние Игорь, или Дима, или кто-то еще, но меня трясло все время, пока Андрей стоял за бортом и смотрел, что мы делали. После того визита Андрей со мной не общался и не разговаривал. Я даже не предполагала, что он может прийти в театр, вернуться ко мне. Он исключительно с Игорем договорился. Только как-то вечером Игорь между делом обронил: «Андрей, видимо, придет к нам работать».

Через несколько дней мы отправлялись в Одессу на гастроли и перед отъездом репетировали на льду Института физкультуры в Измайлово. Вот там первый раз и появился Андрей. Вышел на лед. Покатался-покатался один. Никому ничего не сказали, поэтому возникло ощущение, что он пришел размяться. Потом включили нашу музыку, и мы повторили с ним все свои номера. Странное ощущение я испытывала, будто не существовало девяти месяцев нашей разлуки. Мы просто встали рядом и поехали, как всегда, будто вчера тренировались.

И чуть ли не из Измайлово мы поехали в Одессу, где вновь начались наши совместные выступления.

Игорь. Почему так получилось, что Наташа не знала о приходе Андрея? Во-первых, я боялся сглазить. Во-вторых, Андрей самолюбивый человек, и из всех наших бесконечных разговоров я понял, что он хочет прийти, но откладывает решение, находя для себя тысячи отговорок. Возможно, он боялся, что его примут как штрейкбрехера, который бросил свою партнершу, тем самым создав ей много сложностей. Поэтому, когда он вышел в Измайлово на катке, все притихли, а после репетиции пытались ему уступить лучшее место в раздевалке. Только бы не спугнуть!

Тогда еще в труппе не было двадцати четырех артистов, как сейчас. Это теперь в нем возится молодняк, и я иногда забываю, кого как зовут. То был первый состав, и он весь горел одним делом: доказать, что мы можем выжить, пусть даже в борьбе со всеми коллективами, которые существуют в стране. Помимо театра Тарасовой существовали и ленинградский, и киевский, и московский балеты на льду. И приход Андрея был нашим козырем: знаменитая пара, последняя олимпийская пара снова на льду, а это реклама, афиши, сборы. Но это не единственная причина. Была и вторая, не менее важная. Андрюша не только интересный исполнитель (при всей сложности его натуры, при очень ярком собственном мнении, от которого он всегда тяжело отказывается), он еще и прекрасный педагог-наставник. Он прирожденный репетитор – занудливый, вредный, противный, но очень умный репетитор. Если б эта профессия была высокооплачиваемой, Букин, без сомнения, стал бы самым дорогим репетитором в ледовом шоу. Он в состоянии выдрючить любую козявку, которая кататься толком не умеет, до уровня профессионального коллектива. Он эту функцию исполняет по сей день, более того – в ней прогрессирует. Сейчас эти его способности нам позарез необходимы, потому что в театре много молодежи.

После того как вышел «Распутин», я понял: Андрюша полностью раскрылся, осознал, что он по праву занимает в театре свое место. Все его внутренние метания закончились. А ведь сезон, который они пропустили, дорого им стоил. Там же сразу тебя со счетов сбрасывают, и немыслимо сложно снова в эту компанию войти…

И последнее. В сознании людей складывается мнение, что если танцует пара, то они или муж и жена, или партнеры не только на льду. Особенно когда в программах фигуристы демонстрируют страстную любовь. Что делать, психология у людей такая. На самом деле довольно много пар, где партнеры после тренировок или выступлений разъезжаются каждый к себе домой. Такое существует не только в фигурном катании, но и в бальных танцах или других похожих видах спорта. Люди судили о личной жизни Наташи и Андрея только по тому, что видели по телевизору. Им показывали страсти из «Кармен», а там секс-бомба, стерва, как ее только не называли… Одним словом – рыжая.

Наташа. «Вот он – настоящий секс», – говорили, когда смотрели наш испанский танец. Ха-ха-ха.

Игорь. Я, например, этому безумно радовался, потому что знал: это – профессиональная игра людей без актерского образования. И если зрители думают, что между партнерами что-то происходит, и в их сумасшедших взглядах видят некий подтекст, значит, они заслуженно называются артистами на льду, значит, они могут перевоплощаться в те образы, которые им предлагает постановщик. Только я знал, что когда она возвращалась с тренировки и я открывал ей дверь, первое, что полагалось сделать, – открыть зонтик, потому что слезы в тебя брызгали сразу же, как ливень. Они либо упали, либо Андрюша чехлом в нее запустил – никогда не попадал, никогда не делал ей больно (правда, один раз все же попал). Либо они что-то с Татьяной не поделили, и Андрюша первым делом обычно брал чехлы и уходил через полчаса после начала тренировки. Так он их наказывал.

В их будничной работе намека не то что на секс, на какие-то романтические отношения не было. Это я знал на сто процентов и спал спокойно. Но надо еще знать и отношение ко мне Андрюши – он мой верный друг. У нас бывают расхождения и в мелких вопросах, и в очень крупных вещах. Иногда мы расходимся диаметрально, но у нас с Андреем еще никогда не бывало так, чтобы мы в результате не пришли к общему знаменателю. И я на компромисс шел, и он – возможно, чаще, чем я, потому что более эмоционален.

Наташа. Тем не менее, когда я осталась одна, Игорю стало намного легче: я же начала с ним вместе ездить, я теперь была всегда рядом. Его так издергало одиночество, он оказался так измучен ожиданием… Только через несколько месяцев после того, как мы перестали расставаться, он понял, что я рядом, что у него есть жена. Многие друзья отметили, что Игорь начал меняться. Все его окружение, мало знакомое со мной, но хорошо знающее его, не могли понять, что с ним происходит. Через полгода ко мне подошла Людмила Борисовна Тажирова (она преподавала с Игорем в ГИТИСе, они вместе вели десять лет курс) и сказала: «Наташа, какое же счастье, что вы наконец вместе. Игорь стал нормально разговаривать, он спокоен». Он и сам не скрывал, что с ним год от года все труднее и труднее общаться. Мой спорт – непростой период в нашей жизни, и разговоры о том, что любовь крепнет в разлуках, – абсолютное вранье. Семья и любовь могут крепнуть, только когда люди вместе. Когда они разъезжаются в разные стороны и живут подолгу отдельно, ничего хорошего из этого не получается.

Игорь. Пикантные истории возникали, и нередко. Например, на «Кристалле» у нас прокат, мы туда пригласили новеньких артистов из других балетов на просмотр. Номер идет за номером, я только наблюдаю и вижу, что одна из артисток стоит как вкопанная. Я ей ору: «Ты почему не вышла? Почему не катаешь?» Она побежала на лед как ошпаренная. Потом мне рассказали, что перед выходом к ней одна из новеньких подошла с вопросом: «Кто у вас тут спит с Бобриным?» Моя артистка от удивления впала в шок. Человек, возглавляющий артистический коллектив, должен или подняться до уровня святого, или опуститься на уровень дурака, не знаю, каждый по-разному оценивает нежелание режиссера переспать со своей актрисой. Сплетни рождаются моментально, но я жил так, что разговоры про меня не велись.

Наташа. В 1988 году, когда мы с Андреем заканчивали свою любительскую карьеру, на чемпионате мира в Будапеште к нам подошла представительница Дика Баттона (основателя и хозяина профессиональных чемпионатов по фигурному катанию) Айрен Рубенс и передала нам письмо с приглашением на предстоящий чемпионат. Я порадовалась, что нас пригласили, и положила этот конверт в сумку с коньками. Дело в том, что за много лет до нас, после того как Белоусова с Протопоповым, выступив на профессиональном чемпионате, остались жить в Швейцарии, советским фигуристам запрещали выступать на профессиональных чемпионатах. И Игорю присылали приглашение, но на этих турнирах по-прежнему выступали чуть ли не шестидесятилетние Белоусова с Протопоповым, а нам запрещали общаться. Это было трагедией для всех наших чемпионов, включая и Роднину с Зайцевым, и Пахомову с Горшковым, и, конечно, Игоря. Ах, какое было бы чудо – поехать Игорю на такой чемпионат! Но это считалось невозможным и не обсуждалось, все равно бы не выпустили. И вдруг мы понимаем, что можем, уже повеяло легким ветерком свободы, уже наступают другие времена – гласность и перестройка.

Но из-за того, что я уже ушла в театр, а Андрей не захотел больше кататься, мы не поехали на профессиональный чемпионат мира. Туда собирались Лена Валова с Олегом Васильевым, тоже олимпийские чемпионы в Сараево, но в парном катании. Они тоже закончили свою карьеру в 88-м. А театр осенью готовился в трехмесячный тур по Европе с хорошими перспективами на будущее. Но выяснилось, что Спорткомитет все еще не примирился с «предательством» Белоусовой и Протопопова. Поэтому Лена с Олегом вынуждены были послать этот профессиональный чемпионат далеко-далеко и в итоге решили ехать с нами, то есть с театром, на гастроли. И великий Дик Баттон, который ждал нас с Андреем, Лену с Олегом, вдруг узнает, что Бобрин у него увел четырех олимпийских чемпионов! Бедный Игорь, который не собирался никому перебегать дорогу, вдруг стал таким матерым менеджером…

В тот период Игорю было не позавидовать. Постоянный стресс. Постоянное давление. Мне и по сей день ужасно обидно, ведь все могло сложиться иначе. Я думаю, Татьяна Анатольевна стала художественным руководителем ансамбля «Все звезды», сместив с этой должности Игоря, потому что не сомневалась: когда она захочет уйти из спорта и работать в театре, Игорь будет ей мешать. Она не могла поверить, что Игорь будет только рад, если Тарасова придет в ансамбль, когда мы с Андреем закончим выступать в спорте; не могла поверить в чистоту намерений Игоря. Сколько раз я думала: если бы Татьяна Анатольевна и Игорь остались вместе, мы бы с Андреем выступали на профессиональных чемпионатах, все бы вместе дружно работали, зарабатывали деньги… Но… так сложилась жизнь.

И вот, когда Андрей вновь начал кататься, нам опять пришло приглашение на профессиональный чемпионат. А мы уже год нигде не появлялись.

Игорь. Но организаторам чемпионатов среди профессионалов деваться было некуда. Они не могли не пригласить Бестемьянову и Букина, потому что на протяжении четырех лет олимпийские чемпионы в танцах не меняются, то есть ребята еще считались незалежавшимся товаром, который в течение ближайших трех лет вполне мог быть востребован во всех турах и чемпионатах.

Наташа. Нет, по-моему произошло все несколько иначе. Это был самый разгар перестройки, в Америке появился огромный интерес к Советскому Союзу. Любое интересное спортивное событие – и чемпионат профессионалов не исключение – оплачивает телевидение. А оно поставило условие, что второй тур чемпионата должен проходить в Москве. А как без советских спортсменов в Москве проводить чемпионат? Поэтому они сделали все, чтобы мы выступали. Но как заключался, например, мой контракт, я не знаю. Кто за нас подписывал бумаги? Наверное, специальный отдел Спорткомитета – Совинтерспорт Потом к американцам поехал директор нашего театра Волов, он тоже решил от этого состязания отхватить какой-то кусок. В общем, назаключали контрактов каких угодно, кроме одного, того, который определял бы наши интересы. Ведь все, что происходит на чемпионате мира среди профессионалов, оговаривается заранее в контракте, вплоть до того, какое место ты займешь! Я в этом не сомневаюсь. Конечно, если ты был чемпионом десять лет назад, ты рад уже только участию, потому что даже за это тебе платят деньги, причем совсем неплохие. Но, если именно тебя добивается телевидение, ты вправе оговаривать и более выгодные условия. И вместо того чтобы выставить условие: олимпийским чемпионам первое место, наши умные советские менеджеры и такой же директор подписали обычный контракт об участии. Американцы с чистой совестью, пригласив нас в Вашингтон, поставили нас вторыми после канадцев Вилсон – Маккол, замечательных ребят, но близко к нам по результатам никогда не стоявших. Мы, что называется, выпали в осадок. Прекрасно же откатались, все, что полагалось, сделали и проиграли одним голосом! Наши совинтерспортовские менеджеры, даже не знаю, каким словом их назвать, спрашивали у тренера Бойтано: «Вы не знаете, почему Бестемьянова с Букиным проиграли?» А Линда к ним повернулась и в свою очередь спросила: «А разве они проиграли?»

Игорь. У меня к профессиональным чемпионатам долго сохранялось идеалистическое отношение: я верил – где собираются профессионалы, уж там-то судят абсолютно честно; здесь можно показывать любые творческие находки… Я не представлял, что существует железное коммерческое правило, что если, например, одиночник от тренера Иванова борется с одиночником, пусть гораздо слабее, но от Holiday on Ice, то «Холидей» способен заплатить приличную сумму ради того, чтобы они в афише написали: их артист – чемпион мира среди профессионалов. Это лежало на поверхности, но я как советский человек наивно думал, что вот у них идет солидная и справедливая борьба.

Наташа. Мы считали, что у нас, любителей, на чемпионатах – грязная кухня, а там, у профессионалов, – истинная борьба.

Игорь. На один из профессиональных чемпионатов (он проходил во Флориде, в Орландо) я приехал посмотреть выступление Наташи и Андрея. Я, идиот, будучи сопостановщиком программы, снимал их катание на пленку. Когда мы вернулись в Москву и сели просматривать кассету, то на пленке ничего невозможно было разобрать. Оказалось, я не мог за ними вести камеру – так волновался. Я в спорте так не дергался перед собственным выступлением. Тогда я узнал, что испытывает тренер, когда уже ничего не может изменить. Сплошной пятиминутный ужас.

Наташа. В общем, мы находились в прострации от этого второго места. Мы, которые на протяжении пяти лет были первыми везде и во всем, знали, что нам некому проигрывать на этом чемпионате. И вдруг – вторые…

Организаторы спланировали, что после выступления в Вашингтоне вся компания – четыре танцевальные, четыре спортивные пары, четыре одиночника и четыре девочки, их тренеры и сопровождающие – должна перелететь в Москву. Это был первый профессиональный чемпионат, на котором выступали советские спортсмены после Белоусовой и Протопопова. Вокруг этого профессионального чемпионата произошло много всяких историй, потому что почти все фигуристы в первый раз оказались в Москве. 1989-й год. Перестройка, гласность, потепление отношений. Иностранцев поселили в лучшую московскую гостиницу, нас бесконечно снимала то ли Си-би-эс, то ли Эн-би-си, уже и не помню, какая из этих компаний-гигантов. Без конца нас просили то пройтись по Новодевичьему, то по Красной площади. Американцы, те, кто тренировался и жил в Лос-Анджелесе, буквально падали в обморок – такой стоял в нашей столице холод. Какая-то девочка-парница поскользнулась на улице и сломала ногу Ира Роднина, которая и в Вашингтоне, и в Москве была арбитром, устраивала эту несчастную в больницу. По-моему, все, кто приехал, за исключением девочки, сломавшей ногу, остались очень довольны. Бойтано катался на замерзшем озере перед Новодевичьим монастырем, его снимали для специальной программы.

Мы с Андреем вернулись в Москву, естественно, во взвинченном состоянии. Я чуть не плакала. Андрюша все время, пока летели, ругался с организаторами чемпионата. Он немного выпил и всем объяснял, что на лед в Москве мы не выйдем. Похоже, он их сильно запугал.

В Москве Андрей выспался, звонит мне на следующий день (мы заранее договорились, что пойдем на СЮП покатаемся) и говорит: «Наташа, мы кататься не можем». – «В каком смысле?» – «Я коньки сдал, а чемодан мой потерялся». Тут я понимаю, вот и все – приехали в прямом и переносном смысле. С одной стороны, ужасно, а с другой стороны – такая радость. Пусть теперь американские менеджеры попляшут. В конце концов чемодан прилетел, коньки нашлись, мы даже потренировались. От расстройства мы катались очень здорово. Американцы выглядели довольными, мы выиграли. Второе место заняли Анненко со Сретенским, они обошли канадцев Вилсон и Маккола, тех, что победили нас в Вашингтоне.

Мы были потрясены всеми этими событиями и поняли: вот она, прямо перед глазами, купля-продажа. В Москве, где для телевидения важны российские чемпионы, они русских вперед поставили. В Америке, где русские не нужны, – канадцев, им предстояло выступать в шоу Хамильтона All stars, поэтому Вилсон с Макколом полагалось занять первое место, чтобы наконец получить хоть один чемпионский титул за всю спортивную карьеру. То есть всем сестрам по серьгам, как говорится.

Не надо удивляться, что за один год прошло два чемпионата. Обычно они делятся на чемпионат мира и Кубок чемпионов, он еще называется «Выбор чемпиона» – Challenge of Champions, что-то вроде реванша. Причем все происходит сразу в одном туре. Чуть ли не на следующий день после чемпионата профессионалы улетают в другую страну и там проводят «Челендж». Так, наверное, денег получается больше…

Без приглашения на профессиональный чемпионат приехать невозможно. Приглашения на него рассылал лично Дик Баттон – король этих чемпионатов и в прошлом знаменитый фигурист.

Игорь. Я один раз принимал участие в судействе профессионального чемпионата. Он назывался «Мика». Это не соревнование Дика Баттона, поэтому он не имеет в названии слова «мира» – просто профессиональный чемпионат. Чемпионат мира только один. И принадлежит он, как вы поняли, Баттону Меня пригласили судить в Париж, что оставило неизгладимое впечатление на всю жизнь. «Мика» – фирма, производящая консервы и мороженое. На их призыв откликнулись Скотт Хамильтон, Бойтано, Катарина Витт, чех Собовчик, наши – Фадеев и Аня Кондрашова. В общем, собралась серьезная компания. Кстати, на профессиональных чемпионатах медалей не дают, только призовые деньги.

Я судил одиночников – и ребят, и девочек. Выглядело это так: один арбитр судит артистичность (чаще всего на эту роль определяли какого-нибудь из балета); второй арбитр на этом чемпионате судит костюмы, макияж, то есть ставит оценку внешнему виду спортсмена; третий арбитр – прыжки, четвертый – дорожки, пятый – вращение, шестой – что-то еще. И седьмая оценка – судья из зала. На самом деле выводится среднее арифметическое из суммы трех «судей» – как седьмая оценка – оценка зрительских симпатий. Все это выглядело достаточно интересно.

Наташа. На различных профессиональных соревнованиях разные правила. Обычно открытый профессиональный чемпионат Америки проводится по таким же правилам, когда каждый арбитр судит только свой конкретный участок. У Баттона в его чемпионской серии обычное судейство: оценка за технику, оценка за артистичность – как в любительском спорте, только по десятибалльной системе, а число судей меньше: пять или шесть. Всегда это очень известные люди. У Баттона настоящее и очень красивое шоу.

Мы выступали и на профессиональных чемпионатах, носящих название Legends – «Легенды», в которых принимают участие ветераны. На них попадают исключительно те, кто считался и остается легендами фигурного катания. Организацией таких турниров занимается американская телевизионная компания ESPN. Они так устроены, что люди смотрят соревнования и не понимают, кто какое место занял. Оценки выставляются, но не играют роли. Турнир больше похож на концерт.

Игорь. И комментаторы там другие. От них не услышишь: «Ой, как они плохо катают, ой, опять он сорвал прыжок!» Все только в восторженных тонах, все прекрасно, все замечательно. Нет критического взгляда Ческидова, тем более, судя по его последним высказываниям, он тренировал всех вставших на коньки от 1960-го до 1985 года. Это, конечно, смешно, но не об этом речь… Я, например, когда судил, ставил оценки честно, не задумываясь, повлиял ли я на распределение мест или там уже все было давно просчитано, а на меня, дурака, никто и внимания не обращал: ставь что хочешь, другие сделают так, как надо. Мажорный лад в судействе возникает уже оттого, что судьям полагается сидеть во фраках. Но откуда у меня фрак? У меня в жизни его никогда не было. Мы приехали в Париж с Наташей и купили на Елисейских Полях фрак за бешеные деньги. Взять напрокат не успевали, прилетели накануне соревнований.

Когда Наташа на меня надела фрак, мы не нашли ничего лучшего, как выйти на пожарную лестницу гостиницы и сфотографироваться на память. Когда проявили пленку: я стою при полном параде, а сзади пожарный кран.

Наташа. Не помню, сколько времени я отходила после нашего первого опыта профессионального чемпионата, но через пару недель я дала обещание себе и тете Неле, что больше участвовать в соревнованиях не буду. Не только в профессиональных, вообще ни в каких. Сколько нервной энергии ушло! Только-только начала жить по-другому свободно вздохнула, как вдруг опять соревнования, и опять я перестала спать. Пролетело полтора года. Вдруг опять приглашение на профессиональные соревнования. Что-то во мне екнуло, и мы отказались ехать на чемпионат к Баттону Но потом, так как мы с Андреем уже немножко поумнели и поняли, что с нашими менеджерами каши не сваришь, сами подписали контракт на профессиональные выступления. Мы попросили, чтобы нас курировал Том Коллинз – человек, которого мы хорошо знали, в чьих турах выступали много лет. Том в то время имел часть акций Mark Entertainment – компании, принадлежащей Майклу Розенбергу и его жене Нэнси. И Майкл, и Нэнси, ведущие профессиональные туры, чудесным образом стали нашими друзьями, хотя довольно долго мы общались только по телефону.

Еще одна причина, почему мы не приняли приглашение Дика Баттона: наш коллектив отправлялся в гастроли по Америке, которые совпадали по срокам с профессиональным чемпионатом. В глубине души я была счастлива, что все так повернулось, и я могу со спокойной совестью не ехать на этот чемпионат.

Но до того как мы обратились к Тому, события развивались следующим образом. В самом начале гастролей по Америке он сам приехал к нам в театр. Специально прилетел в тот город, где мы выступали, пригласил нас в ресторан в каком-то известном и красивом месте и предложил, чтобы мы с Андреем поучаствовали и в его туре. Он уже третий год пытался нас вытащить к себе, но не получалось. А тут мы ему сказали: да, конечно, с удовольствием, но единственная у меня просьба, чтобы Игорь иногда вместе со мной ездил. Коллинз, недолго думая, тут же пригласил в тур Игоря, и не сопровождать жену, а выступать.

Том решил, что возить Бобрина просто так ему неинтересно. Он помнил чудесные номера Игоря – знаменитое «парное катание», когда вся Америка падала от смеха. Наши гастроли заканчивались, а мы, дав согласие Коллинзу задержались в Америке и решили во время паузы выступить в профессиональных соревнованиях, но не в тех, которые проводит Баттон, а у Майкла Розенберга. Тогда он еще не считался нашим агентом, просто пригласил нас на соревнования. Его чемпионат начинался дней через десять. В это время мы тренировались в Китченере, тихом канадском городке недалеко от Монреаля. Тут нас ждало небольшое потрясение.

В один из дней (а мы Майкла еще не знали, может, когда-то виделись, обычно с ним только по телефону разговаривали) раздается у нас в номере звонок, и Майкл сообщает: «Сейчас в Монреале выступает Ice Capades, где катается Элизабет Мэнли, моя клиентка. И вы, конечно же, с ней знакомы. (Мэнли на Олимпиаде в Калгари стала третьей, естественно, мы ее знали.) Она просит, чтобы вы приехали, посмотрели ее выступление. И мне было бы приятно вас представить как моих гостей». И присылает за нами белый лимузин.

Первый раз в жизни лично для меня лимузин! Садимся. Тут же раздается звонок. Майкл говорит: «Вам удобно, ребята? Как вы едете?» Наконец нас привозят, нет, доставляют в Монреаль. Мы наконец знакомимся с Майклом, смотрим спектакль Ice Capades («Ледовые брызги»), в конце которого объявляют, что в зале присутствуют олимпийские чемпионы Бестемьянова и Букин. Такое уважение, мы уже отвыкли от такого обращения. Через неделю выступаем на чемпионате Майкла, прокатали свой номер из «Распутина». Выступили хорошо, нам выставили много десяток, заняли первое место, получили деньги для нас сумасшедшие. С благодарностью прощаемся с Майклом.

Приезжаем через полгода в тур к Коллинзу и вновь получаем приглашение от Баттона на его чемпионат. Теперь мы понимаем, что если и дальше будем ездить без агента, без менеджера, то нас сожрут. Это мир адвокатов, а не фигуристов. И мы обратились за помощью к Коллинзу. Он посоветовал: «Я являюсь совладельцем компании Майкла, пусть Майкл с вами свяжется, и вы обговорите с ним вопросы».

Конец восьмидесятых. Тогда так тяжело было звонить на Запад: приходилось куда-то ехать, из дома не соединяли с заграницей. Мы ездили с нашим тогдашним директором Григорием Александровичем Кацевым в Министерство культуры в семь утра, вставая чуть ли не в пять, чтобы попасть, когда в Америке вечер. Худо-бедно соединились с Майклом, обсудили наши проблемы. В результате мы стали первыми профессиональными фигуристами, выступающими сразу во всех профессиональных соревнованиях.