Текст книги "Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес"

11

С быстротой, поразительной для человека такой комплекции, Леман выпрыгнул из крутящегося кресла и очутился рядом с женой. Он понятия не имел, какие мотивы подвигли обожаемую половину нанести ему повторный визит, но опасался худшего.

Взгляд, каким она пронзила его, предвещал катастрофу. Сказать, что Величайшая Жонглерша ожгла его взглядом, не сказать ничего. Возбужденному воображению Лемана чудилось, будто из глаз ее вырываются языки пламени. Внутренне содрогаясь, он прибег к спасительному средству – шумной брани.

– У тебя что, совсем мозги отшибло? – жарко вопросил он. – Уходи отсюда. Мигом!

На минуту чувства захлестнули Фанни, и она не могла вымолвить ни слова. Но, наконец совладав с собой, обрела дар речи:

– Слушай!

– Фанни… – простонал мистер Леман.

– Ради Бога! – закричал Джек МакКлюр.

Но Фанни осталась глуха к их воплям. Голос у нее был громоподобный, и она использовала его на полную мощь. Прыщавый юнец, напугавшийся было, что окажется за бортом событий, облегченно вздохнув, прильнул ухом к замочной скважине.

– Послушай! – снова закричала Фанни. Глаза ее метали искры. – Я только что была в своем банке. Кассир сказал мне, что утром к ним заходил мужчина в клетчатом костюме и пестром галстуке и старался выведать баланс моего счета.

Мистер Леман стрельнул опасливым взглядом на Простака.

– Надо же, – насколько сумел льстиво проговорил он. – А я ничего об этом не знаю. Зайди чуть погодя, – заискивающе попросил он.

– Если ты еще хоть раз посмеешь там крутиться, – продолжил голос рока, – у них есть приказ – стрелять тут же. Увидят тебя хоть мельком, и мигом – бац! Вот и все, что я пришла сказать тебе.

– Ну так уходи!

– Я и не задержусь. Не смей больше разнюхивать насчет моих денег. Понял? Тебе все равно не обломится ни гроша.

Фанни распахнула дверь, а офисный юнец отпрыгнул, потирая ухо.

– Да, сэр, ни гроша! И уж тем более на это твое тухлое шоу! Ну уж нет!

И Фанни вышла, с треском саданув дверью.

Довольно долго после ее ухода ни Леман, ни Джек МакКлюр не двигались, только взгляды их то и дело натыкались на Простака, деревянно застывшего на стуле. Наконец Леман начал продвигаться к своему креслу за столом – медленно, небрежно, стараясь создать впечатление, будто ничего особенного не произошло. Джек таким же манером вернулся к своему. Ни тот ни другой ни на секунду не отрывали взгляда от гостя. Будь Простак статуей Крылатой Победы в Лувре, а они – любителями искусства, и то они не могли бы рассматривать его так сосредоточенно и напряженно.

Простак очнулся. Он поднял ручку, потом, внезапно снова опустив ее, вскинул глаза.

– Она сказала – «тухлое»? – тихо уточнил он.

Мистер Леман уже очухался.

– Да она не про это шоу говорила! – быстро откликнулся он.

– Мы занимаемся еще одним, – не замешкался и Джек МакКлюр.

– А про это она даже и не знает, – продолжил Леман.

– А кто это? Ваша приятельница?

– Это моя старуха, миссис Леман. Она немножко не в себе. Не обращайте на нее внимания. У нее случаются припадки.

Потянулась пауза. Лицо Простака, как уныло отметили оба партнера, оставалось по-прежнему болезненно-бледным. Мистер Леман просительно обратился к нему:

– Послушайте-ка, дорогой мой, у вас же есть и собственное мнение! Такой башковитый парень. Я же рассказал вам сюжет. Потрясающе, а?

– Э… конечно… Но… с другой стороны… Видите ли, мне не очень хочется терять десять тысяч долларов.

Мистер Леман подавился веселым смешком.

– Вы и не потеряете! Я вам еще не говорил о гастролях?

– Каких гастролях?

– В городах, где мы будем обкатывать спектакль. – Мистер Леман достал из ящика график. – Смотрите. Мы открываемся в Сиракузах. Прекрасный, театральный город. Затем двинемся в Провиденс, Вустер, Олбани… И всюду нас ждет легкая победа.

– Легкая?

– Городишки шикарные. Мы снимем сливки. Так что подписывайте чек, и делу конец.

Простак все колебался. Два голоса звенели у него в ушах: один – Величайшей Жонглерши Мира, другой – его дяди Теодора. Когда он закрывал глаза, то так и видел дядю: тот стоял, грея свой обширный тыл у камина в библиотеке, устремив на племянника рыбий взгляд, и изрекал вечную сентенцию: «Оглядись, а потом уж прыгай». Бесполезно скрывать от себя, что дядя Теодор взглянул бы на происходящее в офисе «Леман продакшнс инк.» весьма кисло.

Сидя с закрытыми глазами и гадая, на что все-таки решиться, Простак услышал щелканье дверной ручки. По офисному линолеуму легко процокали каблучки. Открыв глаза, Простак был поистине заворожен зрелищем. Девушка, приблизительно габаритов Бэтти Грейбл, наклонилась над столом Лемана, кладя на него какую-то бумагу, и с первого взгляда Простак узнал в ней ту, которая после романтической встречи на Мэдисон-авеню ни на минуту не покидала его мыслей, кроме разве что той, когда он прятался в ветвях от пса Тюльпана. Он издал бессловесный вскрик, и девушка, оглянувшись, тоже узнала его. Она не сказала ничего – дисциплина есть дисциплина, – но глаза у нее округлились и она подарила ему самую дружелюбную, теплую улыбку. Потом вернулась к себе в комнатушку, а Простак глазел ей вслед в полном экстазе.

– Вот так так! – потрясенно пробормотал он.

Мистер Леман, нахмурившись, изучал письмо.

– Из театра Гилд, – сообщил он Джеку. – Хотят купить долю в нашем шоу.

– Я так и знал, что захотят.

– Да.

– Этого нужно было ждать после их восторгов во вторник.

– Верно. Но они опоздали. Мы ведь уже обещали мистеру Фиппсу.

– Не можем же мы его подводить!

– Нет, с мистером Фиппсом мы должны играть честно. Все та же старая история. Не думали на бегу, вот и проиграли. Таков уж шоу-бизнес, – вздохнул мистер Леман.

– Н – да, таков шоу-бизнес, – тоже вздохнул Джек.

Простака ничуть не занимал невезучий театр. Он по-прежнему пожирал глазами дверь комнатушки.

– Послушайте, – наконец очнулся он, – кто эта девушка?

– А?

– Кто эта девушка?

– А, эта… Моя секретарша.

– Ваша секретарша?

– Ну да.

Простак затрепетал с головы до пят. В офисе «Леман продакшнс» заиграла нежная музыка, а на пыльном полу распустились фиалки.

– То есть она здесь работает?

– Конечно. Целый день.

Простак забыл все колебания. Совсем слабо, издалека, ему еще слышался остерегающий голос дядюшки, но теперь слушать осторожного родственника ему было недосуг. Твердой рукой он подмахнул чек, и мистер Леман ринулся на бумагу словно форель на муху.

– Он еще влажный, – предупредил Простак.

– Ничего, я высушу. Ну, котик мой, – заключил мистер Леман, – теперь и вы наш партнер. – Он ринулся к двери, где его уже поджидал Джек МакКлюр, словно борзая, натягивающая поводок. – Подождите тут, пока мы с Джеком сходим в банк. Подождите и присмотрите за порядком. Вот что… Эй! – рявкнул он.

Появилась секретарша.

– Развлеките этого джентльмена до нашего возвращения, – распорядился мистер Леман. – Вперед, Джек!

И за ними захлопнулась дверь.

12

Молчание, последовавшее за уходом партнеров, нарушила Эйлин, потому что Простак, очутившийся так близко от девушки, которая подействовала бы на него, как удар тупым орудием, даже смотри он на нее через телескоп, испытывал затруднения с голосовыми связками. Его пронзали электрические разряды, а пальцы ног поджались в замшевых туфлях.

– Вот мы и встретились снова, – проговорила она. – Теперь нас вроде бы познакомили. Хотя на настоящее знакомство не очень-то похоже, правда?

Простак уже обрел способность выговаривать кое-какие слова.

– Э? – почти не заикаясь, произнес он.

– Хорошо бы он еще назвал вас.

– Назвал? Вы хотите узнать мое имя?

– Так ведь удобнее. Чтобы как-то обращаться к вам: «судья», «полковник» или «ваше королевское высочество». Меня, кстати, обычно зовут Динти.

– Динти?

– Всех Муров называют Динти. Из-за ресторана.

– Какой ресторан?

– Ресторан «Мур Динти». Неужели вы не знаете? В рифму с «Линти».

– Линти? Какой Линти?

Динти поняла, что коротко объяснить тут не получится.

– Давайте оставим эту тему. Как зовут вас?

– Меня? – Простак на минутку призадумался. – А-а, Фотерингей. То есть Фиппс.

– Так как же все-таки?

– А?

– Фотерингей? Или Фиппс?

– И так и так.

Динти нахмурилась, словно такая мудреная софистика только затемняла вопрос.

– Так не бывает.

– Посередке черточка.

– Да? Но все равно как-то странно.

– В сущности, даже «Фотерингей» не совсем правильно.

– Не совсем?

– Произносится «Фоэнги».

– Фиппс Фоэнги. Ни за что не выговорить.

– Нет, Фотерингей.

– Но вы же сказали, так неправильно.

– Ну да, неправильно.

Строгая Динти стала еще строже. Ей показалось, что ее дурачат.

– Не нравятся мне все эти хитрости, – сказала она. – Чего вы рассчитываете добиться? Будьте честным. Будьте открытым. Пусть ваше «да» будет «да», а ваше «нет» – «нет». Уж если «Фиппс», то «Фиппс», а если «Фоэнги», то «Фанги».

– Друзья называют меня Простаком.

– Наконец-то, хоть куда-то добрели.

– Я хочу, чтобы и вы так меня называли.

– С удовольствием. Спасибо, Простак.

– Не за что.

Повисла новая пауза.

– А как, – поинтересовалась Динти, – продвигаются поджоги?

– А?

– Поджигали еще чьи-то шляпки?

– Нет-нет.

– А бунгало?

– О нет! И бунгало не поджигал.

– Начали жизнь с чистого листа? Решили быть хорошим? Я очень на это надеялась. А что поделывали после нашей встречи?

– Кто? Я? Да так, ничего особенного. Вот ночью собака загнала меня на дерево.

– Но вы выжили, верно? А я вчера ходила на вечеринку в Бронкс. Порадуйтесь, новая шляпка произвела сенсацию. За мной даже гнался по лестнице телеведущий.

Новая пауза. Простак судорожно искал в своем пошатнувшемся мозгу тему для беседы. Он понимал: пока что его вклад не особенно блестящий. Кроме того, ему хотелось, чтобы макушка у него прекратила подпрыгивать точно крышка чайника, это мешало ему четко мыслить.

– Здесь столько пыли, – заметил он, набредя на увлекательную тему.

– Да, мы гордимся нашей пылью, – откликнулась Динти. – Мистер Леман ее импортирует. Немножко пыли попало вам на лицо. Нет, не там. Левее. Дайте я сотру.

Она забрала у него из руки платок и вытерла пятно, естественно, приблизившись к нему, а такая близость опасна для девушки, которая произвела сильное впечатление на Фотерингей-Фиппса, ибо Фиппсы эти славятся горячей кровью. Именно такая кровь вовлекла в большие неприятности дядюшку Теодора, что могут подтвердить семейные архивы, повествующие об оксфордской барменше (1909).

К тому же под влиянием цыганской сивиллы Простак уже смотрел на Динти как на девушку, предназначенную ему судьбой. Все поэты романтической школы признают, что, встретив подобную особу, вполне можно опустить всякие формальности и позабыть про книгу этикета. Словечко-другое, и вы вольны свободно выражать свои чувства.

Может, это и правильно, а может, и нет, поэты – советчики ненадежные, но именно таких взглядов придерживался и Простак. То, что приподнимало его макушку, внезапно вскипело. Перед глазами заплясали искры. Порывисто потянувшись, он заключил Динти в объятия. Мало того, он поцеловал ее со всей страстью широкой натуры и был готов продолжать в том же духе, когда рука, просвистев в воздухе, залепила ему оплеуху. Небеса, как хорошо известно, защищают небогатых девушек, но в подобных случаях Динти Мур считала более разумным на помощь сверху не полагаться. Она натренировалась в прекрасных апперкотах и не стеснялась демонстрировать выучку. Точно в такой же манере она нанесла удар на Кони-Айленд молодому клерку по имени Эд, когда тот, угостив ее парой бутербродов и шоколадным мороженым с орехами, повел себя столь же импульсивно.

Отступив, Динти окинула Простака холодным взглядом. Он разочаровал ее. Ей показалось, что она погладила собаку, дружелюбную на вид, а та на нее накинулась.

Простак потер ухо. Мысли у него еще путались, но все-таки он понял – ему положено извиниться.

– Простите, – выговорил он.

– Ничего.

– Я потерял голову.

– Если она у вас есть. Вам больно?

– Да.

– Вот и прекрасно.

Ум Простака заработал снова. Он мог все объяснить.

– Я понимаю, это немножко неожиданно. Видите ли, гадалка в Англии предсказала мне, что я отправлюсь в далекое путешествие и встречу прекрасную девушку. И когда я действительно поехал в Америку, а потом встретил вас, то, естественно, подумал: «Ого-го!» То есть я мигом смекнул – это вы, а это я. Это мы оба, если вы меня понимаете. Не следовало, конечно, так увлекаться, но ведь это я исподволь подходил к тому, чтобы сделать вам предложение.

– Что?!

– Пред-ло-же-ние. По буквам: персик, роза, енот…

Присев на стол, Динти с живейшим интересом оглядела его.

Жизнь она вела уединенную, и впервые встретилась с таким человеком, как Фотерингей-Фиппс.

– Ну и ну!

– Я знаю, знаю. Конечно же, вы должны все обдумать. Я не хотел атаковать вас внезапно.

– Само получилось?

– Вот именно. Я влюбился с первого взгляда, видите ли, но готов молчать до более удобного момента.

– И часто вы так влюбляетесь?

– Никогда. То есть не с такой…

– …страстью?

– Вот именно. Понимаете, страсть…

– По буквам: солнце, тростинка, астра…

– Да-да.

Зачарованная, Динти глядела на него. Она все еще глядела, когда дверь открылась и вошла мисс Глэдис Уиттекер, мрачная и целеустремленная. Ожидая увидеть мистера Лемана и обнаружив на его месте молодого человека с кремовыми волосами, она запнулась на ходу.

– А мистер Леман? – проговорила она оглядываясь. – Я пришла его повидать.

– Он скоро вернется, мисс Уиттекер, – сообщила Динти.

– А зачем ему понадобилось куда-то уходить? Я же сказала, что еще зайду. Это важно.

Осознав свои новые обязанности, Простак очнулся от ступора.

– Э… э… это имеет отношение к спектаклю? – спросил он, гадая, нужно ли добавить «дорогуша» или «моя душенька». В нем уже пустили ростки манеры театрального менеджера.

– Простите?

– Я хочу сказать, если имеет, то вами могу заняться и я.

Любезность вопроса несколько смягчила суровую целеустремленность мисс Уиттекер.

– Да? Мистер Леман говорил о человеке, который войдет в компанию. Это вы?..

– Правильно. Я партнер.

– Тогда, конечно, вы сумеете помочь! – воскликнула мисс Уиттекер, пуская в ход все свое очарование. – По-моему, мистер Леман не упоминал вашего имени.

– Фиппс.

– А я Глэдис Уиттекер, мистер Фиппс. Вы ведь придете посмотреть репетиции, правда? Не сомневаюсь, всем нам захочется узнать ваши идеи. А мне особенно. Не могу передать вам, как я рада, что вы берете все в свои руки. Ой, а я ведь по делу! – перебила она себя, будто внезапно что-то вспомнив. – Не могли бы вы оказать мне великую любезность? Не хочется утруждать вас, но я забыла дома чековую книжку. А только что увидела прелестное платьице. Продавцы не желают его придержать. – И мисс Уиттекер на одну кошмарную секунду перешла к какому-то лепету.

Простак вынул чековую книжку.

– Конечно. Сколько?

– Сто долларов. И пусть дадут наличными.

– Само собой!

– Спасибо. – Мисс Уиттекер забрала чек и сунула в расшитую сумочку. – Прекрасно. Просто чудесно, мистер Фиппс, что вы присоединились к нам. И не забудьте! Вы должны заглянуть на репетицию и высказать мне все свои замечания. Если вам не понравится, вы ведь скажете? Да?

– А вы не обидетесь?

– Обижусь? – чуть ли не в экстазе воскликнула мисс Уиттекер. – Настоящий артист всегда благодарен за советы. До свидания, мистер Фиппс, и еще раз спасибо. Как замечательно иметь такого менеджера!

Дверь закрылась. Простак растерянно смотрел вслед актрисе. Мисс Уиттекер, явившаяся в самый разгар важнейшей сцены, показалась ему слишком напористой.

Динти рассматривала его с новым интересом.

– Так вот кто вы! Тот самый ангел.

– А?

– Мистер Леман про вас рассказывал. Вы уже вложили деньги в шоу?

– А? Да, вложил определенную сумму.

– Ну-ну. Я часто гадала, какие чувства испытывает такой человек. Наверное, приятно быть ангелом. Будь у меня такое богатство, как у вас, я б тоже рискнула.

Словечко «рискнула» вновь оживило все тревоги и колебания, охватившие Простака после беспокойной сцены с этой миссис Леман. Он вздрогнул, будто невидимая рука острым шилом ткнула в сиденье его стула.

– Рискнули? А вы что, полагаете, есть риск?

– Спектакль – всегда игра в рулетку.

– Но этот… в нем же играет Мэрвин Поттер…

– Конечно, сильная приманка. Но…

– Да?

– Поттер такой непредсказуемый. Очень даже может подвести.

– Как же?

– Ну, не знаю. Как-нибудь. Вы с ним знакомы?

– О да, еще бы! Мы с ним большие приятели. Он жил в Скивассетте, в отеле. Это про него я рассказывал. Тот самый, которого я спас из пламени. Он поджег бунгало, а я случайно увидел пожар из окна, бросился туда и вынес его.

– Вот видите, бунгало поджег. На такие проделки он горазд. Наверное, пил тогда весь вечер.

– Да, верно. Был немножко «под мухой».

– Ходят слухи, он всегда «под мухой».

– Вчера вечером – точно. Из-за него нас выкинули из «Пьяццы».

– Вот об этом я и говорю. Разве вам не кажется, что рискованно вкладывать деньги в шоу, где играет выпивоха?

Простак потеребил галстук. Челюсть у него отвалилась.

– Знаете, моя добрая богиня в человеческом образе, у меня от ваших слов мурашки бегут.

– Простите. Не хочу омрачать вашу сделку. Возможно, все обернется распрекрасно.

– Конечно же! Я вот только что вспомнил – невеста Поттера запретила ему пить. А значит, с этой стороны неприятностей не предвидится.

– Вот и чудесно. Но…

– И пьеса занимательная, верно? То есть самая подходящая для среднелобой публики. Увлекательная интрига, и всякое такое. Будет безумный успех, правда?

– Конечно, но…

– Вы все время твердите «но»…

– Я надеюсь, что будет успех. Но ведь спектакли, бывает, и проваливаются.

Простак, взволнованно приподнявшийся, снова упал в кресло. Он побледнел под загаром, которым одарил его солнечный Мэн.

– По-вашему, этот провалится?

– Я этого не говорю. Просто надо учитывать всякие роковые сюрпризы. В театре случаются и провалы. Имя Мэрвина Поттера скорее всего принесет успех, но всякое бывает. Однако вам-то что? Вы же миллионер!

– Я?

– Так Мистер Леман сказал.

– Я вовсе не миллионер. У меня всего двадцать две тысячи.

– Что?

– И восемнадцать центов.

Чудовищное подозрение вспыхнуло в мозгу Динти.

– И что же, вы все деньги отдали мистеру Леману?

– Господи, конечно, нет! Только десять тысяч.

– О!

– Что такое?

Динти стала похожа на мать, узнавшую дурные вести о своем слабоумном ребенке.

– Неудивительно, что вас прозвали Простаком! Знаете, что вам следует сделать?

– Нет. Что?

– Срочно позвонить в свой банк и приостановить выплату по чеку пока мистер Леман не успел доехать туда.

– А?

– Если успеете.

– Но если я позвоню, я никогда больше вас не увижу.

– Почему это?

– Потому что не буду тут работать. Мне хотелось работать рядом с вами. Потому-то я и вошел в дело. Фактически я уже решил отказаться, когда появились вы. Я догадался, что вы работаете здесь, и поставил все подписи где положено.

– Очень все мило, но…

– Опять «но»!

– Но вы должны выйти из проекта.

– Но… теперь вы и меня заставили сказать «но»… но как же тогда я увижу вас?

– Увидите, не волнуйтесь. Теперь я и за миллион не отпущу вас из своей жизни. Можете заходить сюда и водить меня в кафе.

– Каждый день?

– Если пожелаете. А по воскресеньям будем ходить кормить медведей в зоопарке. А теперь к телефону, быстро. Какой у вас банк?

– «Трест Гарантия». На Пятой авеню и Сорок третьей улице.

– О Боже! И выбрали-то именно этот! Единственный банк в Нью-Йорке, который открыт до четырех часов. А я-то надеялась, что это какой-нибудь банк на окраине, который закрывается в три, и они не успеют туда добраться. Быстрее же! Быстрее, быстрее!

Пока Простак рылся в телефонном справочнике, Динти задумчиво смотрела на него. Она немножко растерялась. Ей было в новинку выступать в роли femme fatale[7]7
  Роковая женщина (фр.).


[Закрыть].

Как и большинство хорошеньких женщин, она всегда была о себе довольно высокого мнения, но ей и в голову не приходило, что в ее жизни может возникнуть мужчина, готовый потерять половину состояния за ее улыбку Она чувствовала себя польщенной и благодарной. Простак уже был не просто приятным молодым человеком, а перешел в разряд необыкновенных. Динти обнаружила, что сердце у нее бьется слишком часто, а глаза застилает влажная дымка.

– О Боже! – закричала она, разглядев сквозь слезы, что необыкновенный молодой человек уронил справочник и теперь шарит под столом. Ее лихорадило от нетерпения.

– Простите, – бормотал Простак.

– Нашли время ползать по полу!

– Он сам туда упрыгнул, – жалобно объяснил Простак и стал виновато выбираться наверх, когда дверь открылась и небрежной походкой вошел Мэрвин Поттер.

– А, Фиппс! – воскликнул Мэрвин. – Опять ты? Чтоб мне помереть, где тебя только нет! Следующий раз, как стану принимать ванну, непременно проверю мыльницы.

– Привет, Поттер.

– Да, я Поттер. С начала, с конца, первый, последний и навсегда. Так что можешь не волноваться. Какой ты разносторонний малый! То на деревья забираешься, то под стол ныряешь. Скажи-ка мне, Фиппс, – поинтересовался актер, отобрав у приятеля телефонный справочник и небрежно отшвырнув его в дальний угол, – ты ничего во мне не замечаешь?

– А что?

– У меня пышущий здоровьем вид, – подсказал Мэрвин. – Розовые щеки. Непередаваемый словами bien etre[8]8
  Благополучие, хорошее настроение (фр.).


[Закрыть]. А все из-за того, что я больше не пью. Я стал другим человеком. Кстати, как ты тут очутился? Последовал моему совету и пришел переговорить с Неманом?

Простак, бросившийся за телефонным справочником словно охотничий пес, вернулся с книгой к столу.

– Да, я его партнер.

– Уже партнер?

– Пока что нет, – вмешалась Динти. – Звоните скорее!

Но тут телефон зазвонил сам. Мэрвин снял трубку.

– Алло? Да, говорите. Что? Все ли в порядке? Разумеется, все в порядке. Удивляюсь, что вы задаете такие вопросы. – Он положил трубку.

– Твой банк. Хотели узнать, все ли в порядке, можно ли обналичивать твой чек на кругленькую сумму в десять тысяч долларов. Я сказал, что, конечно же, все в порядке. Господи, стабильность банковского баланса Фотерингей-Фиппса подвергает сомнению какой-то жалкий кассиришка, у которого наверняка слезятся глаза, а лицо в пятнах! Где это видано, где это слыхано? И куда только мы катимся? – сокрушенно заключил Мэрвин Поттер.