Текст книги "Сочинения. Том 5. Экономическая история и экономическая политика. Статьи. Книга 2"

Наконец, принципиально важным является вопрос о соотношении тех или иных политических институтов, об их значимости по отношению друг к другу. В отличие от учебников по демократии и советов западных «специалистов» в реальном политическом процессе все демократические институты не могут возникнуть одновременно. Требуется немалое время для их внедрения в повседневную практику. Можно выделить институты (правила игры, законы), принципиально необходимые для обеспечения устойчивого экономического роста, по отношению к которым остальные выступают вторичными.

К первичным политическим условиям, необходимым для экономического роста, относятся гарантии неприкосновенности человека, его жизни и свободы. Это предполагает также наличие независимой от госвласти судебной системы, а также определенного уровня независимости СМИ, их способности обеспечивать общественный контроль за ситуацией. Защита жизни и собственности от произвола является абсолютно необходимой основой современного экономического роста. И это совершенно естественно: ведь прежде чем накапливать и инвестировать, организовывать и производить и даже прежде чем сохранять собственность и тратить деньги, человек должен быть уверен, что его жизнь и свобода не зависят от произвола начальства.

Мы провели обширное статистическое исследование, в котором измерялось влияние разных политических институтов на экономический рост в более чем полусотне стран, проходивших через глубокую трансформацию во второй половине XX века. Анализ подтверждает, что по сравнению с перечисленными факторами гораздо меньшую роль играют конституционная система (президентская или парламентская республики), территориальное устройство (федерация или унитарное государство), налоговый режим и административные барьеры и многое, многое другое. Опыт Англии – первой страны современного экономического роста – полностью подтверждает этот вывод.

Этот тезис очень хорошо характеризуется диалогом между видным советским юристом С.Б. Членовым и нэпманом. «Советская власть приняла решение о гарантии сохранности банковского вклада. Понесет ли теперь буржуазия деньги в банки?» – спросил юрист. И получил ответ: «А как насчет сохранности жизни вкладчика?»

Таким образом, сам по себе характер политического режима (авторитарный или демократический) не является критически важным для экономического роста, он не пугает инвесторов, особенно иностранных. Для них более важны гарантии неприкосновенности личности и собственности, а также понятность и предсказуемость правил игры, принятых в данной стране.

2.3. Богатство природных ресурсов – источник повышенной опасности

Специальной проблемой является оценка роли природных ресурсов с точки зрения их влияния на экономический рост. В последнее время широко распространена точка зрения, в соответствии с которой экономический рост в России определяется высокой ценой на нефть и при ее снижении он существенно сократится, в крайних вариантах утверждается, что рост может даже смениться спадом. На самом же деле роль природных ресурсов в обеспечении высоких темпов роста не столь однозначна, как это выглядит на поверхности.

Не вызывает сомнения, что роль сырьевого (особенно топливно-энергетического) сектора в российской экономике исключительно велика, как это было и в экономике позднесоветской. Признание этого предполагает и признание принципиальной уязвимости не только экономической, но и политической системы – ведь крах СССР был в значительной мере связан с резким снижением того уровня цен на нефть, к которому за 1970-е годы адаптировалась советская экономика. Однако здесь не может быть прямых аналогий.

Обильная природная рента (в частности, высокие цены на нефть), стимулируя экономический рост в одних секторах, создает препятствия на пути долгосрочного роста, обеспечивающего структурные сдвиги.

Можно перечислить ряд факторов, оказывающих негативное влияние на экономическую ситуацию в условиях обилия природных ресурсов.

Во-первых, механизм, известный под названием «голландская болезнь», подхлестывая повышение реального курса национальной валюты, снижает конкурентоспособность значительной части экономики. Меры, принимаемые денежными властями для сдерживания реального курса рубля, подхлестывают инфляцию.

Во-вторых, значительный отрыв сырьевых отраслей по уровню доходности приводит к дестимулированию инвестиций в иные секторы. Тем самым сдерживается структурная трансформация, подрываются стимулы к диверсификации. Замедляются и структурные реформы.

В-третьих, возникает конфликт между интересами бюджета и интересами экономического развития. «Дешевые деньги» облегчают положение бюджета и возможности бюджетного маневра.

В то же время значительная часть экономических агентов отнюдь не заинтересована в такой ситуации, когда снижается конкурентоспособность отраслей, работающих на внутренний спрос.

В-четвертых, государственная власть подвергается испытанию экономическим популизмом и коррупцией. Наличие значительных финансовых ресурсов провоцирует усиление лоббистской активности, которая захватывает не только предпринимателей, но и представителей власти, отвечающих за решение конкретных отраслевых проблем. Правительству все труднее сопротивляться этому давлению, и с течением времени может начаться неконтролируемый рост бюджетных расходов, что усилит опасность макроэкономической дестабилизации в будущем.

В-пятых, ряд эконометрических исследований показывает, что страны, более богатые топливно-энергетическими ресурсами, имеют относительно более низкий уровень развития человеческого капитала (прежде всего образования)[364]364
  См.: Гильфасон I Природа, энергия и экономический рост // Экономический журнал ВШЭ. 2001. Т. 5. № 4. С. 473^174.


[Закрыть]. Это объясняется снижением интереса к человеческому капиталу при наличии мощного потока денежных средств, не связанных с ростом производительности труда. Сырьевые секторы в общем предъявляют более низкие требования к квалификации рабочей силы, а потому доминирование этих секторов в экономике страны снижает спрос на образовательные услуги, что может иметь весьма опасные долгосрочные последствия.

Таким образом, влияние возможного снижения цен на нефть на экономическое развитие России представляется не столь уж однозначным. Ведь, снижая роль внешнеэкономического источника роста, более низкие цены на нефть создают дополнительные возможности развития национальной экономики. Однако, для того чтобы это произошло, необходима адекватная экономическая политика, причем адекватной она должна быть в двух отношениях. Первое: быть ответственной на этапе высокой ценовой конъюнктуры, т. е. не допускать значительного усиления бюджетной зависимости от «дешевых денег». И второе: точно реагировать на этапе ухудшения внешнеэкономической конъюнктуры, прежде всего посредством регулирующей деятельности денежных властей.

Сказанное позволяет сформулировать один важный экономико-политический вывод. Нам необходимо разработать стратегический план действий на случай падения цен на нефть или наступления глобальной рецессии. Он должен включать широкий комплекс скоординированных мер в области налично-денежной, бюджетной, долговой, структурной политики, а также многих других вопросов развития национальной экономики и ее отдельных секторов. По сути, целесообразна разработка соответствующего приложения к Среднесрочной программе социально-экономического развития России.

Адекватность политики предполагает недопущение усиления структурной зависимости экономики от высоких цен на нефть. В принципе эта зависимость не столь опасна при условии сохранения данного уровня цен на нефть в будущем. Главная опасность состоит в том, что хозяйственная структура (спрос и его удовлетворение, структура импорта и потребления) подстроится под высокую экспортную конъюнктуру, а после падения цен на экспортные товары последует тяжелый структурный кризис, который с высокой степенью вероятности будет сопровождаться кризисом политическим.

Один из первых примеров разрушения страны, не справившейся с обильным притоком природной ренты, являет собой Испания XVI–XVII веков. В начале XVI века это было ведущее европейское государство, создавшее империю, претендовавшее на статус сверхдержавы и обладавшее самой мощной армией и здоровым бюджетом. Однако начавшийся приток золота и серебра из американских колоний привел к тяжелому экономическому кризису, хроническому бюджетному дефициту и развалу империи. Из начавшегося к концу XVI века кризиса Испания не могла выбраться на протяжении следующих четырех столетий[365]365
  Подробный анализ этих проблем см.: May В.А. Уроки Испанской империи, или Ловушки ресурсного изобилия // Экономическая история: Ежегодник-2005. М., 2005 (с. 417–439 наст, издания).


[Закрыть].

Эти проблемы хорошо известны и из нашего недавнего прошлого. Как уже отмечалось, крах советской системы связан с неосторожной экономической, и прежде всего инвестиционной, политикой в 1970-е годы, когда резкое повышение цен на нефть обернулось экономико-политической эйфорией. Были свернуты экономические реформы, разрабатывавшиеся на рубеже 1960-1970-х годов и нацеленные на повышение эффективности советской экономики, на ее адаптацию к новым вызовам (которые позже стали называться вызовами постиндустриального общества). Началась структурная трансформация, отход от сложившегося к 1960-м равновесного состояния со слабой зависимостью от внешней конъюнктуры и резкое усиление влияния мирового рынка на положение дел в стране. Менее чем за десятилетие советское хозяйство попало в зависимость от импорта, т. е. от наличия валютных ресурсов для его обеспечения. Это касалось в особенности потребительского рынка (в том числе продовольственного) и машиностроения для добычи дополнительных энергоресурсов. Фактически в стране осуществлялась программа «нефть (и газ) в обмен на продовольствие». Такая политика позволяла поддерживать экономический рост, отложить назревшие экономические и структурные реформы, однако в итоге привела к развалу государства.

Другой пример демонстрирует Мексика того же периода. Получив благодаря высоким ценам на нефть огромные ресурсы, правительство страны решило, что нашелся простой способ решения всех проблем[366]366
  Президент Мексики Хосе Лопес Портилло тогда не без гордости заявил: «Нашей главной задачей является управление ростом благосостояния». Он же стал использовать термин «административное изобилие».


[Закрыть]. Мексика встала на путь резкого повышения темпов роста и обеспечения экономической самостоятельности через развитие госсектора. Осуществлялись различные инвестиционные программы, темпы роста возросли с 3–4% (1975–1977 годы) до 8–9% (1978–1981 годы), а среднегодовой рост инвестиций составлял 16 %. Правда, оставался дефицитным бюджет, поскольку в ожидании будущих доходов правительство шло на широкие заимствования. Ситуация начала ухудшаться с изменением тренда нефтяных цен в начале 1980-х годов: ВВП стал снижаться, песо было девальвировано более чем на 40 %, внешний долг вырос с 40 млрд долл, в 1979 году до 97 млрд долл, в 1985-м, резко ускорилось бегство капитала, золотовалютные резервы упали до 1,8 млрд долл. Если в первые годы правления Портилло на него возлагали большие надежды как внутри страны, так и за рубежом, то к исходу президентского шестилетия его обвиняли в «растранжиривании нефтяных доходов страны, экстравагантных внешних заимствованиях, в раздувании бюджетных расходов». После отставки Портилло вынужден был уехать из страны, а когда он умер в начале 2004 года, то даже не были организованы принятые в таком случае государственные похороны.

Наконец, стоит упомянуть Иран – еще одну страну, режим которой первоначально выиграл от роста нефтяных доходов, а затем потерпел полное фиаско. Причем в Иране крах произошел на пике нефтяной конъюнктуры, а не в результате ее снижения. Ключевым фактором дестабилизации здесь стала ускоренная модернизация, которая проводилась шахским правительством и в значительной мере оказалась модернизацией сверху, не имевшей глубоких корней в экономической и социальной жизни страны. В результате напряженность в обществе стала резко нарастать, и в конце 1970-х годов последовал взрыв «исламской революции».

Однако у правительств 1970-х годов было хотя бы то оправдание, что к тому времени практически не имелось опыта проведения экономической политики в условиях негативной динамики цен на нефть. Руководители нефтедобывающих стран могли искренне верить, что цены на нефть имеют только повышательную динамику. На предостережения ученых (впрочем, весьма редкие) советские руководители презрительно морщились: разве мы можем машины водой заправлять? Теперь же у нас этого оправдания нет. Практика показала, что цены на основные товары российского экспорта могут идти как вверх, так и вниз и что их динамика непредсказуема. Ответственная экономическая политика должна принимать во внимание эти факторы.

Разумеется, перечисленные факторы и обстоятельства не являются абсолютными. Известен ряд примеров богатых ресурсами стран с очень высоким уровнем экономического развития. Другое дело, что обилие природных ресурсов при определенных обстоятельствах становится барьером для выработки и реализации осмысленной, эффективной экономической политики. Важную роль играет уровень политического развития в момент появления изобилия природных ресурсов. Бывают случаи (довольно редкие), когда изобилие это обрушивается на страну, уже находящуюся на очень высоком уровне экономического развития, т. е. обладающую полным набором институтов, характерных для современной демократии. Иными словами, политическая система общества является высокоразвитой и обеспечивает прозрачность процедур выработки и принятия государственных решений относительно использования ресурсов, уровень коррупции близок к нулю, а экономика диверсифицирована и высокоэффективна. Таков пример Великобритании и особенно Норвегии, которые неожиданно стали богаты углеводородами после открытия месторождений в Северном море. Эти страны смогли более или менее адекватно справиться с неожиданно возникшим потоком ресурсов, не допустив экономического торможения и деградации. Однако даже в этом случае правительственная политика подвергается серьезному испытанию популизмом, и в среднесрочной перспективе, как свидетельствует опыт Норвегии последних двадцати лет, неизбежно происходит снижение качества экономической политики, находящейся под давлением разного рода лоббистов[367]367
  См.: Hoj J., Wise М. Product Market Competition and Economic Performance in Norway. OECD Economic Department Working Paper. № 389. P.: OECD, 2004.


[Закрыть].

В настоящее время Россия сталкивается с очень серьезными рисками, связанными с внешнеэкономической конъюнктурой. Велика опасность принятия таких долгосрочных решений, которые резко усилят зависимость страны от внешней конъюнктуры и почти монопродуктового экспорта. Более того, уверенность в наличии «дешевых денег» может обернуться неадекватной бюджетной экспансией («бюджетной распущенностью»). Наличие больших денежных средств будет провоцировать все новые группы интересов потребовать их у государства – тем более что перед Россией действительно стоят серьезные проблемы в области социальной сферы, финансирования армии и т. п. В результате страна может оказаться в ловушке бюджетного дефицита даже при нынешнем очень высоком уровне цен на продукты ТЭК. Подчеркиваю: такого развития событий исключать нельзя.

2.4. Сила и слабость экономических прогнозов

Советская экономическая наука сформировала богатые традиции экономического планирования и прогнозирования. Богатые, хотя и не очень успешные, поскольку советские планы выполнялись лишь потому, что они корректировались и подгонялись под получаемые результаты. На самом же деле ни одна из двенадцати пятилеток так и не была полностью выполнена. Однако эти планы играли немалую роль в решении задач социально-экономической стратегии.

В условиях кризисных 1990-х годов интерес к долгосрочному планированию практически исчез, поскольку на повестке дня были прежде всего вопросы текущего выживания страны. И столь же естественно, что при достижении политической стабильности политическая и интеллектуальная элита России вновь стала интересоваться долгосрочными перспективами.

Наиболее четко этот вопрос был обозначен в предложении В.В. Путина 1999-2000-х годов разработать стратегическую программу на десятилетний период. Практически одновременно несколько коллективов профессиональных экономистов и менеджеров задались целью провести исследование долгосрочных тенденций развития общества. Правительство стало принимать трехлетние среднесрочные программы развития страны и своей деятельности. В последнее время на повестку дня встает вопрос о разработке проекта трехлетнего бюджета, коррелируемого с соответствующим прогнозом и среднесрочной программой.

Усиление интереса к планово-прогнозной деятельности понятно. Макроэкономическая и политическая стабилизация, набор экономикой определенной инерционности делают такого рода деятельность в принципе возможной. А выдвижение на передний план стратегических проблем развития страны обусловливает повышенный интерес к этой тематике.

Однако общественность идет еще дальше. Все большее число предпринимателей и ученых обращаются к правительству с настоятельным требованием определиться в своих отраслевых и иных приоритетах. В правительстве все чаще появляются прогнозы, рассчитывающие динамику роста российской экономики с десятыми долями процента на десятилетнюю перспективу. И наконец, в программных документах появился новый термин – «индикативный (или целевой) прогноз», который трудно интерпретировать иначе как шаг на пути к возрождению полноценного государственного плана. Здесь уже речь идет не просто о прогнозе, а о формировании специфических групп интересов, рассчитывающих получить дивиденды от планово-прогнозной деятельности.

Признавая объективную обоснованность такого рода разработок в современной России, я не могу не поделиться некоторыми соображениями, близкими к предостережениям. Их игнорирование может привести к тому, что стратегические исследования могут принять в лучшем случае карикатурный характер.

Менее всего имеет смысл затевать абстрактный спор о том, хорошим инструментом является государственный план или плохим. Ответ на него должен быть привязан к конкретным условиям данного времени. А наше время, как было показано выше, отличается крайне низкими возможностями социально-экономического прогнозирования. Причем проблема эта связана не с качеством исследователей или инструментария планирования, а с характером технологической базы (производительных сил) постиндустриального общества.

Выше мы уже отмечали, что фундаментальной чертой современных социально-экономических процессов является резкое повышение уровня неопределенности. Вариативность «поворотов судьбы» (технологической, социальной) сегодня резко возрастает. Всякое же прогнозирование вольно или невольно навязывает существующие логику и тренды, следуя за которыми можно упустить реальные возможности стратегических прорывов. Достаточно вспомнить хрестоматийный пример, как, стремясь превзойти Запад по выплавке чугуна, стали, производству тракторов, танков и цемента, советские вожди задавили (разумеется, руководствуясь стратегическими соображениями индустриального мира) информационные технологии, биотехнологии и все, что относится к миру постиндустриальному

Впрочем, снижение определенности – это черта, характерная не только для современного мира. Так не раз бывало в истории, особенно в периоды смены модели, научно-технической парадигмы общественного развития. Приведу очень характерный пример.

Для начала – цитата: «Крестьяне здесь так ленивы и медлительны, что они не утруждают себя сеять больше зерна, чем это необходимо для их собственного пропитания. Они предпочитают даже не обрабатывать землю, а оставлять ее под пастбища, на которых пасется огромное количество овец». Если прочитать первую половину, то создается впечатление, что принадлежит она какому-то иностранцу, пишущему о пресловутой лености русского крестьянина. Казалось бы, теперь надо порассуждать о непродуктивности культурных традиций православия и важности их изменения как основы стратегического плана.

Однако все не так просто. Цитата принадлежит итальянцу, путешествовавшему по Англии в самом конце XV столетия. Итальянские государства тогда были самыми развитыми в Европе, а Англия, только что выходящая из «войны роз», – одной из самых бедных. И консультант из развитой страны предлагает вполне естественную с точки зрения его опыта оценку ситуации. Мол, крестьяне недостаточно трудолюбивы, трудовая этика хромает. А главное, структура производства сугубо неэффективна: гораздо выгоднее сеять зерно, чем пасти овец. Казалось бы, исходя из «мирового опыта», надо разработать стратегический план замещения овцеводства хлебопашеством. Но ведь сейчас, с высоты прошедших веков, мы знаем: именно то, что итальянский путешественник считал источником застоя, позднее оказалось главным фактором начала небывалого роста, начала промышленной революции и превращения Великобритании в ведущую мировую державу

И это очень важно. При всем обилии наших знаний нельзя не признать известную правоту и агностицизма. Мы не знаем и принципиально не можем знать, какой наги порок или какая наша добродетель окажется источником прорыва в будущем или приведет к погибели. Более того, мы далеко не всегда можем знать, какой кризис послужит во вред, а какой во благо.

Все это требует существенного переосмысления своей роли – экономистами, с одной стороны, и государством (т. е. политиками) – с другой.

Экономисты должны признать принципиальную ограниченность своих прогностических способностей и отказаться от «опасной самонадеянности» предложения рецептов экономического чуда. В исходном пункте экономической политики любой успешной страны, осуществлявшей прорыв, никто точно не знал, к каким результатам она приведет в долгосрочной перспективе. И лишь по прошествии значительного времени можно было делать выводы об успехе или неудаче принятых мер. Иными словами, лучшими специалистами по «экономическим чудесам» являются экономические историки будущего. Если в прошлую эпоху экономическое чудо было феноменом не столько экономического прогноза, сколько экономической истории, то тем более это справедливо для современного общества.

Это должно признать и государство. Как только экономический прогресс перестал базироваться на угле, стали, танках и ракетах, государство продемонстрировало крайне ограниченные возможности видения приоритетов. Отношение советской власти к генетике и кибернетике является лишь наиболее диким проявлением этой ограниченности.

Вот почему с предельной осторожностью надо относиться сейчас к разного рода предложениям о выработке и реализации некоторой промышленной политики. Естественно, если под промышленной политикой понимать формирование благоприятного предпринимательского климата, развитие человеческого капитала, обеспечение экономической и политической стабильности, включая укрепление правоохранительной системы, то против этого никто не может возражать. Однако термин «промышленная политика» имеет исторически обусловленное содержание. При его упоминании обычно имеют в виду действия властей по определению отраслевых приоритетов, «назначению победителей», которые в качестве награды должны получать политическую и финансовую поддержку. Идти по этому пути, «зажать» естественную динамику официальным прогнозом, строить ради этого государственные планы было бы сегодня крайне опасно.

Предприниматели, требующие определиться с долгосрочными отраслевыми приоритетами, в лучшем случае хотят снять с себя груз ответственности за принятие долгосрочных хозяйственных решений. Они небезосновательно полагают, что определение приоритетов будет сопровождаться выделением бюджетных средств и из этого живительного источника можно будет получить неплохие дивиденды. Деньги сегодня, в процессе дележа бюджета на приоритетные статьи развития, для такого рода бизнеса гораздо важнее, чем возможность получать высокие доходы от правильно оцененной экономической тенденции будущего. Понятна и мотивация политиков, роль которых в подобной плановой системе существенно возрастает, поскольку им в руки попадает мощный перераспределительный рычаг. Если же в будущем сегодняшние решения и приоритеты окажутся ошибочными, то отвечать за это придется политикам и предпринимателям следующего поколения, а расплачиваться – всему обществу.

Да и в методологическом плане наша прогностическая деятельность сегодня оставляет желать много лучшего. Наши современные прогнозы основаны по преимуществу на оценке двух параметров – объема частных инвестиций и уровня цен на нефть. Однако такой подход может скорее ввести в заблуждение, чем помочь найти правильное решение.

Во-первых, весь мировой опыт свидетельствует о принципиальной непрогнозируемости цен на энергоресурсы и всякая основанная на этом стратегия обрекает страну на тяжелое поражение. Чем дольше держатся высокие цены на нефть, тем более энергично звучат заверения о том, что теперь это навсегда. Это очень опасное основание для прогноза, поскольку в долгосрочном плане в силу технологических сдвигов цены на энергоресурсы имеют тенденцию к снижению. К этому сектору как ни к какому другому применимо «первое правило экономического прогнозирования»: строгий научно обоснованный прогноз отличается от гадания на кофейной гуще тем, что последнее иногда сбывается. Подобные вещи хороню «предсказываются назад», когда находятся очень убедительные объяснения, почему данное событие произошло.

Во-вторых, будущее нашей экономики в гораздо большей степени зависит от состояния ее политических и правовых институтов, от способности стимулировать предпринимательскую активность, нежели от узкоэкономических параметров. Влияние институционального строительства на рост плохо прогнозируемо – вряд ли кто-то может точно спрогнозировать, через какой промежуток времени и в какой мере улучшение судебной системы, административная реформа или совершенствование образования приведут к экономическому росту. Однако несомненно, что институциональные факторы, раз обретенные, будут иметь гораздо более устойчивое и мощное воздействие на рост, нежели цены на нефть или бюджетные вливания.

Сказанное не следует понимать как абсолютное отрицание работ, посвященных народнохозяйственному прогнозированию. Эти работы предельно важны, если они осуществляются в адекватной организационной форме. Опасно, если стратегические исследования и их итоговые документы приобретут характер государственных. Гораздо эффективнее, если стратегические исследования, требующие вневедомственного подхода, будут вести коллективы, не имеющие четко выраженных ведомственных интересов. И материалы будут более интересные, да и дешевле это обойдется. А при необходимости использования чего-то монументального можно вспомнить и о Всемирном банке, где действительно сосредоточены весьма квалифицированные экономисты, чьи исследования и рекомендации, когда они не увязаны с предоставлением кредитов, полезнее самих денег.

Словом, долгосрочными прогнозами должны в первую очередь заниматься исследовательские и общественные организации, предлагая государству и обществу свои разработки для принятия политических решений. Именно так была поставлена работа в 2000 году, и поэтому тогда были достигнуты убедительные результаты, которые до сих пор используются как основа среднесрочных правительственных программ.

2.5. Опыт Китая для современной России

С проблемой характера политического режима тесно связаны и рекомендации активнее использовать опыт КНР для решения задач экономического и структурного обновления России. Китай действительно демонстрирует чудеса экономического роста на протяжении последних полутора десятилетий. Однако вопрос об использования китайской модели модернизации требует гораздо более детального сравнения, чем простая констатация успехов одной страны и трудностей другой.

Можно привести ряд аргументов как экономического, так и социально-политического характера в пользу тезиса о непригодности китайского опыта в условиях современной России, да и позднего СССР.

Политическая невозможность использования китайского опыта в посткоммунистической России достаточно очевидна. Фундаментальной политической характеристикой этого опыта является наличие тоталитарного режима, способного через партийную вертикаль и органы госбезопасности осуществлять всеобъемлющий контроль за ситуацией во всей стране. Либеральные реформы были начаты в России на рубеже 1991–1992 годов в отсутствие не то что сильного государства, а государства как такового – СССР уже не было, а российский суверенитет существовал только на бумаге.

Социально-экономическая структура китайского общества близка к советской, однако не 1980-х годов, а периода нэпа. Соотношение городского и сельского населения, структура ВНП и занятости, уровень грамотности, система социального обеспечения населения и соответствующие всему этому показатели среднедушевого ВНП и бюджетной нагрузки на экономику (доля бюджета в ВНП) в СССР 1920-1930-х годов и в КНР 1980-1990-х годов в значительной мере совпадают (табл. 4). Не вдаваясь здесь в более подробное рассмотрение этого вопроса, отметим лишь, что китайская трансформация является свидетельством в пользу принципиальной возможности «мягкой» индустриализации нэповской России. В лучшем случае китайский опыт служит лишь подтверждением обоснованности экономической программы развития нэпа Н. Бухарина в его полемике с И. Сталиным[368]368
  Движение по пути постепенной индустриализации через развитие крестьянских хозяйств, легкой и пищевой промышленности в советской истории связано с именем H. Бухарина, выдвинувшего в связи с индустриализацией лозунг «Обогащайтесь!» (точнее, воспользовавшегося лозунгом, выдвинутым примерно на сто лет раньше Ф. Гизо). Предложенная Бухариным модель индустриализации была заклеймена Сталиным как «правый уклон», а ее приверженцы поплатились жизнью. На протяжении последующих десятилетий вопрос о жизнеспособности бухаринской модели, о ее совместимости с коммунистическим тоталитаризмом являлся предметом теоретических дискуссий. Китай продемонстрировал, что эта модель является реальной, практической альтернативой. Правда, здесь следует особо оговориться, что речь идет о принципиальной экономической возможности такого развития, но не о его политической реализуемости в конкретных советских условиях 1920-1930-х годов.


[Закрыть].

Таблица 4

Некоторые социально-экономические показатели развития СССР (1930 год) и КНР (1980 год)

Источники: Maddison А. Monitoring the World Economy 1820–1992. P.: OECD, 1995; Bairoch P. Cities and Economic Development: From the Dawn of History to the Present. Chicago, 1988; Mitchell B.R. International Historical Statistics, Europe 1750–1993. L.: Macmillan, 1998; Гайдар E.T. Долгое время: Россия в мире. М.: Дело, 2005. С. 306.

Иными словами, для реализации китайской модели ускоренного экономического развития важны три взаимосвязанных условия. Во-первых, невысокий уровень экономического развития, выражающийся в наличии значительного количества не вовлеченных в эффективное производство трудовых ресурсов (аграрное перенаселение). Во-вторых, низкий уровень социального развития, когда государство не имеет характерного для развитого общества уровня социальных обязательств. (Так, если в КНР социальным страхованием и пенсионным обеспечением охвачено не более 20 % населения, то в СССР оно распространялось на все население.) В-третьих, низкий культурно-образовательный уровень, когда требование демократизации еще не является одним из ключевых для значительной массы населения.

Все эти факторы налицо в КНР – и всех их не было в Советском Союзе 1980-х годов. Поэтому те, кто выражает сожаление, что СССР не пошел по пути Дэн Сяопина или рекомендует России учиться у Китая, должны согласиться со следующими предпосылками этого развития. Прежде всего правительству следует отказаться от социальных обязательств и перестать платить большую часть пенсий и социальных пособий. Правительству следует также сократить объем предоставления бесплатных услуг в области здравоохранения и образования. И, наконец, довести уровень бюджетной нагрузки в ВВП с нынешних 36^40 % до примерно 20–25 %.