Текст книги "Этнокультурная история казаков. Часть IV. Разрушение дома. Книга 5"

В. Мальцев писал: «Задурить идеями «свободы, равенства и братства» головы миллионам крестьян, которые спали и видели, как бы что-нибудь украсть у барина, большевикам было достаточно просто. Убедить матросиков покидать за борт офицеров, от которых они периодически получали в морду за плохую службу – ещё проще. С рабочими, в основном в предреволюционной России сытыми, обутыми и одетыми, было посложнее, но всегда есть люмпен, который и в Африке – люмпен.

С казаками-то что делать? Земли у казаков было более чем достаточно, а свободу казаки понимали не как большевистскую агитку, а как реальность собственной жизни. Никаких мотиваций превратить казачество в массовое революционное быдло, которое ещё вчера неистово молилось в церкви, а сегодня разрушало храмы и жгло иконы – не получилось. Казачество самим фактом своего существования выявляло лживость всех большевистских лозунгов о «свободе, равенстве и братстве».

По светлой идее, именно казачьи традиции, принцип обустройства власти, реальная, а не иезуитски извращённая демократия, должны были стать основой нового социалистического государства. Это – по светлой идее и при условии, что новая власть собиралась преобразовывать страну в соответствии с заявленной программой. Но новая советская партийная элита с первых шагов показала, что она пришла грабить и убивать, чтобы обеспечить, прежде всего, самим себе безбедное существование за счёт «освобождённых» ими рабочих и крестьян.

Казачество, как единственный народ в России, который не понаслышке знал, что такое свобода, равенство и братство, стал бельмом в глазу нарождающейся партийной номенклатуры. Патологический страх перед разоблачением мелких жуликов и люмпенов, захвативших большую страну, сконцентрировался на казачестве ещё и потому, что казаки, являясь олицетворением «свободы, равенства и братства», были к тому же и военной силой, которая в любой момент могла очистить страну от большевистской нечисти.

Пока оболваненные рабочие, крестьяне, да и часть самих казаков за «светлую идею» были готовы убивать собственных братьев и сестёр, механизм геноцида казачества был запущен, и, увы, не остановлен до сих пор. Методы изменились, но суть осталась».

* * *

К факторам, оказавшим немаловажное влияние на ход и итоги Гражданской войны, относятся, в частности, расслоение внутри казачества и его взаимоотношения с иногородним населением казачьих районов. Как же поступили в этой ситуации преемники Российской империи – большевики? Прежде всего, они активно поддержали претензии иногородних на казачью землю. После опубликования «Декрета о земле» иногородние стали требовать, чтобы землю у казаков отобрали и отдали им. Наступил «звёздный час» так называемых «комбедов» – органов диктатуры сельских люмпенов. Именно комбеды обострили донельзя ситуацию в казачьих станицах и толкнули казаков на сопротивление.

Так был дан зелёный свет противостоянию в казачьих областях, где иногородние автоматически оказывались в лагере «красных», а большинство казаков – в лагере «белых». Одной из главных причин участия большинства казаков в войне на стороне антибольшевистских сил было стремление сохранить свои привилегии и свою землю. Однако двойственность их положения заключалась в том, что, отстаивая свои сословные привилегии, казаки боролись с такими пережитками феодализма, как сословные повинности. По-видимому, это было одним из факторов того, что первоначально основная масса казачества заняла нейтральное отношение к большевистской власти.

Особенно большое влияние на казаков оказало обещание большевиков прекратить тяжёлую, разорительную Мировую войну, которая тяготила казачество, нёсшее основную её тяжесть. Наибольшей симпатией большевики пользовались среди беднейших слоёв казачества. Благожелательному отношению казаков к советской власти способствовало и то, что долгий отрыв от хозяйственной обстановки вследствие пребывания на фронте в какой-то мере деклассировал часть казачества, притупив инстинкт мелкого собственника.

Истоки нейтралитета казачества довольно точно выявляет в своих воспоминаниях А. И. Деникин: «Определилось яснее настроение донских казаков. Не понимают совершенно ни большевизма, ни „корниловщины“. С нашими разъяснениями соглашаются, но как будто плохо верят. Сыты, богаты и, по-видимому, хотели бы извлечь пользу и из „белого“, и из „красного“ движения. Обе идеологии теперь ещё чужды казакам, и больше всего они боятся ввязываться в междоусобную распрю».

Но и та, и другая противоборствующие стороны активно старались перетянуть казаков к себе (или, по крайней мере, не пустить к противнику). Велась активная агитация словом и делом. Белые делали акцент на сохранении вольностей, казачьих традиций, самобытности. Красные – на общности целей социалистической революции для всех трудящихся, товарищеских чувствах казаков-фронтовиков к солдатам. В. Ф. Мамонов обращал внимание на схожесть элементов религиозного сознания в агитации красных и белых, а также методов пропагандистской работы. Вообще же, искренними не были ни те, ни другие. Всех в первую очередь интересовал боевой потенциал казачьих войск.

События 1917 года и ставшая их следствием «фрагментация» империи, способствовали складыванию на её окраинах не только независимых или квазинезависимых государственных образований, но и своеобразной оппозиции: столица (как «территория войны и революции») противопоставлялась провинции (как «территории мира и стабильности»). Постреволюционные лидеры казачьих Областей предприняли попытки отгородиться от столичной «смуты». «Сама жизнь, – писал М. П. Богаевский, – заставила казаков отделить свои края от советской России и объявить их самостоятельными государственными образованиями». Казачье государственное строительство сопровождалось ростом сепаратизма.

* * *

Первые карательные акции против казаков были организованы большевиками сразу после Октябрьского переворота силами «интернационалистов» (латышей, мадьяр, китайцев и других), «революционных матросов», горцев Кавказа, иногороднего (то есть неказачьего) населения казачьих Областей. В Терской Области большевики, не добившиеся особых симпатий среди казаков, в попытке захвата власти сделали ставку на чеченцев и ингушей. Последних советские агитаторы величали не иначе как «авангардом горских народов». И именно ингуши стали опорой советской власти (не допуская при том появления её в своих аулах!). Пользуясь сложившейся ситуацией, они грабили всех соседей – грабили дружно, организованно, с большим размахом. Пользовались тем, что подавляющее большинство казаков было ещё на фронтах, в то время как весь Северный Кавказ был буквально наводнён солдатами-дезертирами, ненавидящими казаков и готовыми охотно присоединиться к грабежам и насилию.

Совдепами снаряжались целые экспедиции для разоружения станиц, вслед за чем следовало полное их истощение реквизициями, насилиями и убийствами. Помимо массовых расстрелов, были организованы продотряды, отнимавшие продукты; станицы переименовывались в сёла, само название «казак» оказалось под запретом. В ноябре 1917 года вместе с чеченцами ингуши приступили к вытеснению казачьих станиц Сунженской линии, для чего, в первую очередь, подожгли со всех сторон и разрушили станицу Фельдмаршальскую.

На Дону и Кубани о событиях поздней осени 1917 – зимы 1918 годов свидетельствуют многочисленные акты о злодеяниях большевиков, которые составлялись специальными следственными группами после освобождения этих районов добровольцами и казаками.

* * *

Но не только репрессиями большевики стремились нейтрализовать сопротивление казачества. Принимая во внимание его значение как довольно серьёзной военной и социально-политической силы, сразу же после Октябрьского переворота на него обращает пристальное внимание советское правительство – СНК. Большевистское руководство ставило целью отрыв казаков от войсковых властных структур, их выход из-под влияния казачьих лидеров во главе с атаманами и в некоторой степени даже возможное привлечение части казачества на сторону «власти рабочих и крестьян». Основной упор при этом большевики стремились делать на разрушение традиционных, так называемых общеказачьих взглядов и настроений, внесение в казачью среду социально-классовых антагонизмов. Их первостепенной задачей являлась максимальная нейтрализация казачества как возможной социальной базы антисоветского движения. Важная роль в этом отводилась массированному агитационно-пропагандистскому воздействию на казаков, в первую очередь на фронтовиков. Хотя большевистские идеи о мировой революции, о превращении Мировой войны в Гражданскую для подавляющего большинства населения страны, в том числе и для казачества, были непонятны, во многом условны и отвлечённы, их призывы к немедленному заключению «всеобщего демократического мира без аннексий и контрибуций», содержавшиеся в «Декрете о мире», были конкретными, понятными, отвечали чаяниям народа и, в первую очередь, фронтовиков. Определённое влияние на казачество оказал и «Декрет о земле». Его пятый пункт гласил, что «земли рядовых крестьян и рядовых казаков не конфискуются». И хотя определения понятия «рядовой казак» сделано не было, практически все казаки, за исключением атаманско-офицерской прослойки, могли считать себя таковыми. Содержание этого декрета, не регламентировавшего характера казачьего землепользования, заинтересовало казаков прежде всего потому, что не декларировало непосредственного ущемления их прав в аграрной сфере. А ведь именно на этот счёт у них было очень много опасений. Хорошо понимая данное обстоятельство, советское руководство представило на Всероссийском Съезде Советов рабочих и солдатских депутатов специальное обращение от имени Съезда к казачеству, в котором особо подчёркивалось: «Вам говорят, что Советы хотят отнять у казаков землю. Это ложь».

Важную роль в проведении большевистской политики по отношению к казачеству играл специальный Казачий Комитет ВЦИК, созданный 4 ноября 1917 года. В него вошли некоторые радикально настроенные казаки донских и кубанских полков, находившихся в Петрограде и Финляндии, а позже и представители различных оренбургских, уральских, сибирских и астраханских казачьих частей. Председателем этого Комитета избрали казака 14-го Донского полка И. А. Лагутина. В функции Казачьего Комитета ВЦИК входило участие в выработке политики советской власти по отношению к казачеству и непосредственное руководство агитационно-пропагандистской работой среди казаков. Его деятельность была весьма плодотворной и довольно эффективной, поскольку казаки-члены этого Комитета хорошо знали нужды и чаяния казачества, возможные методы их удовлетворения. Поэтому многие решения Совнаркома, принятые на основе предложений Казачьего Комитета, вызывали неподдельный интерес у казаков. Характерен следующий эпизод: 16 ноября члены Комитета приняли постановление №12, восьмой пункт которого гласил: «Принять снаряжение казаков на счёт государства, о чём просить Совет Народных Комиссаров издать декрет». На основе данного постановления позже были разработаны соответствующие законопроекты и представлены во ВЦИК и СНК. Спустя короткое время они получили одобрение СНК. Лучшего материала для большевистской агитации среди казаков было не найти.

Характерный признак этого, весьма специфичного периода Гражданской войны – появление на политической сцене беспартийных казачьих лидеров, выдвинутых фронтовиками. Они невольно помогали утвердиться советской власти, но неизбежно должны были рано или поздно войти с ней в конфликт по идеологическим причинам из-за антиказачьей политики большевиков.

* * *

Созданный «Юго-Восточный Союз казачьих Войск, горцев Кавказа и вольных народов степей» ничего общего с сепаратизмом не имел и главной своей целью считал недопущение развала России. Инициатор Союза генерал Каледин, оценивая положение страны, сказал, что Россия идёт к гибели и нужно думать о её спасении, причём высказал предположение, что спасти всю Россию сразу из центра едва ли удастся, что всего вероятнее события могут развернуться так, что Россию можно будет восстанавливать частями, по кускам, постепенно оздоравливая отдельные оазисы, что одним из таких оазисов мог бы стать казачий Юго-Восток, но что для успеха дела необходимо, чтобы Дон, Кубань и Терек не действовали порознь, а объединились бы в один Юго-Восточный Союз. Но Союз, в конечном итоге, оказался предприятием мёртворождённым.

* * *

Особое внимание советскими лидерами уделялось выработке общих положений политики по отношению к казачеству. В их основе лежал принцип любых, в том числе заведомо невыполнимых и явно нереальных обещаний всевозможных льгот и уступок казакам. Первостепенное значение большевистские вожди придавали постоянной и настойчивой пропаганде среди казачества идей социального неравенства и искусственному ускорению процессов раскола казачьей среды по классовому признаку. В силу целого комплекса причин этнического, политического и социального характера деятельность большевиков в данном направлении заметно осложнялась. Но с течением времени она всё же стала приносить свои результаты.

Деятельность Казачьего Комитета ВЦИК сыграла значительную роль в пропаганде среди казачества просоветских и пробольшевистских идей, способствовала его отходу от поддержки войсковых правительств и проводимой ими антисоветской политики.

В период с 20 по 24 ноября на заседаниях Совнаркома неоднократно заслушивались вопросы о положении в казачьих областях. На одном из них с докладом о ситуации в Оренбуржье выступил П. А. Кобзев. После этого СНК принял специальные рекомендации Казачьему Комитету ВЦИКа, в которых говорилось о необходимости усиления агитационной работы в казачьих районах. Одновременно был утверждён и текст воззвания СНК «Ко всему населению». Оно было опубликовано 25 ноября и содержало призыв «к борьбе с контрреволюционными мятежами казачьих атаманов», а также решение об объявлении охваченных антисоветскими движениями областей на осадном положении, а возглавлявших их лиц – вне закона.

* * *

25 ноября председатель СНК В. И. Ленин встретился с представителями Совета Союза казачьих Войск, которые заявили решительный протест против посылки в казачьи области советских отрядов и против ведения сепаратных переговоров с Германией. В ответ Ленин сказал, что советские войска направляются для подавления контрреволюционного заговора на Дону и что это «нисколько не умаляет прав трудового казачества и является ему прямой поддержкой в борьбе с казачьей контрреволюцией». Обескураженные таким заявлением члены делегации тем не менее довольно категорично высказали своё негодование по поводу действий советского руководства.

Член делегации Совета Союза казачьих Войск П. И. Ковалёв в газете «Донская волна» (№11 от 19 августа 1918 года) так описал прошедшую встречу:

«В бешеных нападках комиссаров на «контрреволюцию» больше всех доставалось Каледину и Богаевскому. Лейб-орган большевиков «Правда» не жалела красок для изображения донских вождей. Нельзя сказать, чтобы «Правда» не имела успеха. Я в то время жил в Петрограде и с грустью наблюдал, как рабоче-красногвардейские отряды большими массами направлялись к Николаевскому вокзалу, чтобы идти «завоёвывать» Дон.

Совет Союза казачьих Войск, членом которого я состоял, отдавал себе ясный отчёт в том, что угрожает Дону. До того времени он не входил ни в какие деловые сношения с советской властью, но теперь, чтобы предотвратить грозу, нависшую над донским казачеством, он вынужден был сделать визит Смольному. Туда была направлена делегация, в которую вошёл и пишущий эти строки. Я несколько раз бывал в большевистской штаб-квартире и тем не менее, отправляясь в этот раз, я испытывал какое-то особое волнение. Решалась судьба Дона.

Самый Смольный показался мне особенно отвратительным. Впрочем, он таковым был и на самом деле. На каждом шагу можно было наткнуться на кучи мусора и грязи. Если бы не вооружённая стража, то можно было подумать, что вы вошли в трактир низшего пошиба. Невесёлые мысли навеяла на нас эта обстановка.

Нам сообщили, что нашу делегацию примет сам Ленин. Нас ввели в средней величины комнату и сказали:

– Подождите здесь, сейчас о вас доложат.

Не успели мы как следует оглядеться, как к нам приблизилась довольно невзрачная фигура и стала здороваться.

– С кем имею честь?.. – начал было я.

– Ленин-Ульянов, моя фамилия Ленин! – скороговоркой ответил подошедший.

Низенький, плюгавенький, с небольшим брюшком, в чёрной паре довольно подозрительной чистоты, он своей наружностью напоминал приказчика из захолустного местечка. Ещё непригляднее было его лицо: синий цвет кожи, плоский нос, маловыразительные черты лица. Но всего неприятнее были его глаза: маленькие, глубоко сидящие и беспокойно бегающие, они не смотрели прямо на человека и были подёрнуты какой-то дымкой, точно думал он всё время одну затаённую думу, а все эти разговоры с многочисленными посетителями являлись для него лишь неизбежным злом, не могущим, впрочем, изменить его взглядов на давно вырешенные им вопросы.

– Правда ли, что вы по происхождению донской казак? – спросил кто-то из нас Ленина.

– Что вы, что вы, – поспешил отказаться глава России, – ничуть не бывало, я – симбирский дворянин.

Ленин был предупреждён о цели нашего посещения и потому, вопреки нашему ожиданию, сразу же заявил, что карательные отряды на Дон действительно посылаются. В дальнейшем у нашей делегации произошёл с Лениным такой диалог:

– Чем вызвана посылка на Дон карательной экспедиции?

– Тем, что Каледин и Богаевский ведут контрреволюционную политику, не отвечающую интересам «трудового казачества».

– Это не совсем так, Каледин и Богаевский пользуются абсолютным доверием войскового Круга, много раз последним переизбирались, а потому не может быть и речи о том, что они ведут личную политику, не отвечающую интересам широких масс. Каледин и Богаевский, и вообще всё войсковое Правительство лишь исполняют волю войскового Круга, хозяина Донской Области.

– Но ваш войсковой Круг представлен лишь офицерством и буржуазными элементами, и в нём не слышно голоса «трудового казачества».

– Это неверно, выборы в войсковой Круг производились по четырёхчленной формуле, по самому, как видите, демократическому принципу, и представлен он в подавляющем большинстве казаками-хлеборобами и казаками-фронтовиками. И раз он так дружно стоит за Каледина и Богаевского, очевидно, он одобряет политику последних.

– Но ведь вы не станете отрицать того, что у вас в Новочеркасске собираются все контрреволюционные элементы. Зачем, например, вы даёте приют у себя таким господам, как генерал Алексеев и Родзянко?

– Мы не видим оснований отказывать названным лицам жить у нас, раз они не совершили никакого преступления. В этом отношении мы хотели подражать англичанам, дающим право жить у них всякому политическому эмигранту. Раз он не нарушает местных законов, и вы, вероятно, слышали уже о восстановлении у нас старого доброго обычая, что «с Дона выдачи нет».

Помню, что при этом покойный ныне член Совета Худяков полушутя-полусерьёзно добавил:

– Если бы вам, Владимир Ильич, грозил здесь самосуд и вы бы искали спасения у нас на Дону, то, наверное, вас бы оттуда не выдали и во всяком случае защитили бы от несправедливой расправы.

– Уж будто бы? – улыбаясь, спросил Ленин.

– Конечно, – тоже смеясь, ответили мы.

– Но что вы скажете о бесправном положении у вас иногороднего населения?

– Это тоже неверно. Постановлением Круга предложено наделить крестьян землёй по нормам, имеющим быть установленными Учредительным собранием, а во всех прочих отношениях по возможности уравнять с казаками. Вам, вероятно, уже известно, что и Правительство донское наполовину состоит из представителей иногороднего сословия, так что говорить о бесправном положении неказачьего населения на Дону, по-нашему, не приходится. Вообще же делегации Совета Союза казачьих Войск представляется непонятным, почему Совет Народных Комиссаров, ставящий в основу управления Россией принцип самоопределения народностей и уже признавший за некоторыми её областями, например, за Финляндией, право даже на полное отделение, в то же время за Донской Областью не хочет признать право только на самоуправление, хотя она населена самым лояльным и притом чисто русским населением. Делегация готова считать всё происходящее плодом недоразумения, что уже было при Керенском, когда Верховный мобилизовал против Дона два военных округа, в то время, когда там и не думали помышлять о каких бы то ни было агрессивных действиях против Временного правительства.

Боясь, что родной Дон может сделаться ареной междоусобной кровавой бойни, избежать которую, вероятно, не прочь и Совет Народных Комиссаров, понуждает и Совет Союза казачьих Войск обратиться к народным комиссарам с предложением направить на Дон уполномоченных советской власти, чтобы убедиться, что там налицо нет никаких поводов для обвинения войскового Правительства и Каледина в какой бы то ни было контрреволюции.

В заключение делегация предлагала себя в заложники Смольному, если у последнего возникнут сомнения в неприкосновенности советской делегации на Дону.

Из беседы с Лениным я вынес убеждение, что дело не в Каледине и Богаевском. Мне даже показалось, что и сам Ленин не верил в их реакционность.

В заключение мы заявили Ленину, что на наш визит он не может смотреть как на факт признания советской власти: это бы не отвечало убеждениям самого Совета и, кроме того, он на это не уполномочен войсковым Правительством.

Ленин обещал нам дать окончательный ответ на следующий день после того, как посоветуется с Троцким. Но на следующий день нам сообщили, что у народных комиссаров не встречается надобности в беседе с нами, а ещё дня через три ленинцы разгромили наш Совет, а нас самих заключили в подвалы Смольного».

* * *

Вечером того дня, когда в Смольный прибыла делегация от казаков, на заседании СНК Ленин доложил о переговорах с членами Совета Союза казачьих Войск, после чего было решено принять специальное обращение «От Совета Народных Комиссаров – трудовым казакам». В нём говорилось о стремлении советской власти освободить «трудовое казачество» от «кабалы атаманов», которые якобы стоят за интересы богачей и готовы утопить страну в крови ради сохранения помещичьего землевладения. Политика же власти Советов, подчёркивалось в обращении, направлена на передачу помещичьей земли в руки казаков и на установление мира. Казаки призывались к объединению со всем народом против Каледина, Корнилова, Дутова, Караулова, к созданию своих Советов. Через три дня, 28 ноября, в новом обращении большевиков «Ко всем трудящимся и эксплуатируемым» все революционные рабочие, крестьяне, солдаты, матросы и казаки призывались вести беспощадную войну против кадетской партии и калединской контрреволюции. Все эти воззвания и обращения были выдержаны в одном духе и преследовали вполне определённые цели. Причём для их достижения большевистские деятели не останавливались ни перед откровенной ложью, ни перед агрессивно-подстрекательскими заявлениями, обильно приправленными словесными нагромождениями революционной фразеологии.

29 ноября представителями большевиков было организовано совещание с участием членов Казачьего Комитета ВЦИКа, делегатов от донских и кубанских полков и батарей Северного фронта. Рассматривался один вопрос: контрреволюционная деятельность Совета Союза казачьих Войск. В принятом постановлении отмечалось, что его члены «ведут контрреволюционную пропаганду и открыто толкают казачество на братоубийственную войну». После этого радикально настроенная группа его участников направилась в Совет Союза казачьих Войск и арестовала часть его членов. На данном совещании с подачи большевиков было решено также немедленно сформировать из просоветски настроенных донских и кубанских казаков и солдат столичного гарнизона специальный отряд для отправки на Дон, Кубань, Терек с целью «изгнания реакционных генералов из казачьих Областей и передачи власти трудовому народу».

В этот же день аналогичное решение принял и Казачий Комитет ВЦИК. От его имени командующему Петроградским военным округом направляется телеграмма с предложением сформировать сводный революционный отряд из казаков 5-й Кавказской дивизии, 1-го, 4-го, 14-го Донских полков и армейских (неказачьих) частей по усмотрению главнокомандующего для отправки на Дон, Кубань и Терек на борьбу с контрреволюцией. 30 ноября на очередном заседании СНК был одобрен целый ряд законопроектов, выработанных Казачьим Комитетом ВЦИК и отражавших многие важные аспекты политической и социально-экономической жизни казачества.

Возрастали масштабы агитационно-пропагандистской работы советских агитаторов и непосредственно на территориях казачьих Войск. Только в ноябре 1917 года и только по линии Петроградского ВРК в районы антисоветских выступлений, главным образом в казачьи области, было послано 106 комиссаров, 61 инструктор, более 600 агитаторов. А Петроградский комитет РСДРП(б) предписал партийным организациям столицы выделить не менее 500 агитаторов для посылки на Дон, Кубань, Урал.

Агитационное воздействие большевиков на казачество возрастало и постепенно начинало приносить свои практические результаты. Как позже отмечал бывший председатель Кубанского краевого правительства Л. Л. Быч, «пропаганда эта велась удивительно широко и умело – в Край вливались тысячи пропагандистов и миллионы большевистских брошюр и листовок, – яд большевизма начал заражать казачество, прежде всего разлагая в нём дисциплину и особенно успешно среди неустойчивой, сбитой с толку молодёжи».

Весьма небезуспешно осуществлялась просоветская агитационно-пропагандистская деятельность и в армейских казачьих частях. В итоге в некоторых из них уже в ноябре большинство казаков склонялось в пользу Совнаркома. Так, дивизионный комитет 5-й Кавказской кубанской дивизии, находившейся в Финляндии, при участии представителей от полков, батарей, сотен и команд на общем собрании принял постановление, в котором заявлялось, что временно командующий дивизией генерал-майор Филиппов и начальник штаба полковник Щербаков открыто не хотят подчиняться советскому правительству. Было решено их арестовать и отправить в ВРК 42-го армейского корпуса.

* * *

В казачьих областях страны продолжалось силовое противоборство сторонников и противников власти Советов. Во второй половине ноября, мобилизовав все имевшиеся в их распоряжении военные силы и, прежде всего, казачьи воинские подразделения, войсковые атаманы ряда Войск предпринимают попытку перехода в решительное наступление. Основной удар ими наносится по очагам сосредоточения просоветских сил в крупных городах на территориях своих Областей.

На Дону наиболее упорная борьба развернулась за Ростов, власть в котором находилась в руках местного ВРК. 18 ноября атаман Каледин отдаёт приказ о наступлении на город. Но казаки отказались его исполнять. Дело даже доходило до того, что атаману приходилось ездить и уговаривать чуть ли не каждый полк и каждую батарею. А казаки нескольких сотен, расквартированных в Ростове, открыто заявили, что драться с рабочими и солдатами не будут. Явное нежелание казаков участвовать в вооружённой борьбе с рабочими дружинами отмечали и прибывшие в Ростов на помощь революционным силам моряки Черноморского флота. Такие же далеко не воинственные настроения превалировали и среди казачьих частей, находившихся в других районах Области. Всего в пределах Донской Области в это время находилось 12 казачьих полков, несколько запасных батарей, а также некоторые мелкие подразделения казаков и местные станичные командиры. И для активной вооружённой борьбы с советскими силами А. М. Каледину удалось привлечь весьма ограниченное число казаков. Всё отчётливей прослеживалась не только явная пассивность казаков в разгоравшейся вооружённой борьбе, но и их крайне негативное к ней отношение. Это отмечали и очевидцы событий из числа большевистского руководства.

Участились случаи отказа казаков от исполнения приказов. Причём с каждым днём данные настроения усиливались и становились доминирующими. Даже сам Каледин в беседе с генералом Деникиным с горечью констатировал: «Отдаю распоряжение и знаю, что почти ничего исполнено не будет».

Стремясь получить в своё распоряжение дополнительные военные силы и одновременно хоть как-то повлиять на своих казаков, Каледин обращается к кубанскому войсковому атаману и краевому Правительству с просьбой прислать на Дон хотя бы два пластунских батальона. Атаман при этом сказал: «необходимо нашим казакам показать, что Кубань с нами». Понимая сложность положения, в котором оказался донской атаман и войсковое Правительство, кубанские казачьи лидеры незамедлительно откликнулись на призыв о помощи. Представитель Войска Донского сотник Жежел уже 28 ноября в специальной телеграмме из Екатеринодара в Новочеркасск докладывал, что кубанское Правительство проинформировало его о принятом решении послать в Ростов 21-й Кубанский пластунский батальон. Правда, тут же он выражал беспокойство по поводу того, что этот батальон может не достигнуть цели своего назначения. Сомнения были не безосновательны, поскольку настроения кубанского армейского казачества не намного отличались от настроения донцов. В конечном счёте вся эта затея с направлением кубанского батальона оказалась неосуществлённой. По свидетельству генерала Деникина, на Дон не был послан ни один надёжный кубанский батальон, «поскольку такого на Кубани не оказалось».

С целью необходимого воздействия на казаков-фронтовиков Каледин обращается за помощью к казакам старших возрастов, так называемым «старикам», избранным депутатами III Большого войскового Круга. Выполняя просьбу атамана, они отправились уговаривать казаков 46-го и 48-го Донских полков подчиниться приказам и принять участие в наступлении на Ростов. В итоге казаки, хоть и с большой неохотой, но всё же заявили о готовности исполнять приказы атамана. 29 ноября верные войсковому Правительству части начали наступление на город. 4 декабря они занимают Ростов. Потери сторон, по свидетельствам очевидцев, были небольшими. На исход борьбы, по мнению ростовских большевиков, в определяющей мере повлияло участие в наступлении калединских войск казаков-фронтовиков. Официальная войсковая печать сообщала о том, что отказывавшиеся ранее от выступления некоторые казачьи части позже подчинились приказам и отдали себя в распоряжение войскового Правительства.