Текст книги "Психология вторичного образа"

Итак, мышление и воображение выступают как бы разноуровневыми аспектами интеллектуальной творческой деятельности [241]. Есть точка зрения, согласно которой создание нового целиком относится к мышлению, и поэтому нецелесообразно выделять воображение в отдельный психический процесс [44]. Воображение, фантазия, по мнению А.В. Брушлинского, может являться лишь одной из разновидностей чувственного познания. Воображение не относится к мышлению как понятийному познанию, хотя последнее невозможно без опоры на представления6363
  Признание того, что воображение создает новые мысли, приводит, по мнению А.В. Брушлинского, к отрицанию собственно мыслительной деятельности. Справедливо, однако, что представления и воображение настолько связаны, что их либо отождествляют друг с другом, либо доводят различие до полной противоположности, опираясь именно на понимание воображения как на создание нового образа, преобразования уже имеющихся представлений.


[Закрыть]. Вместе с тем А.В. Брушлинский согласен с С.Л. Рубинштейном, который не только понимал воображение как аспект и необходимую сторону всякого процесса чувственного отражения действительности человеком, но и признавал, что в познании абстрактные понятия и чувственно-наглядные элементы всегда функционируют во взаимопроникновении. Наглядные элементы в мышлении выступают обобщенными содержаниями восприятия и представления, особыми схемами, которые предвосхищают словесно еще не развернутую систему мыслей. В итоге устанавливается тесное взаимодействие между чувственным познанием и абстрактным мышлением [280; 281]. А.В. Брушлинский возражает в основном против превращения воображения в фантастического «деятеля», который один только способен создавать новое и преобразовывать старое. Традиционное определение фантазии, по мнению А.В. Брушлинского, ведет к признанию других форм психического отражения механическими, «простой репродукцией». Познавательная деятельность лишается творческого момента, ибо все механизмы познания приписывается воображению [44, с. 374]. В этой связи следует отметить его отношение к позиции А.И. Розова [275], полагавшего, что фантазия «вступает в игру» там, где собственно мыслительная деятельность оказывается несостоятельной.6464
  В традиционной трактовке воображения под мышлением понимается лишь то, что подчиняется законам логики. Воображение, напротив, выступает как нечто выходящее из-под контроля чисто логических законов. А. В. Брушлинского беспокоит, что тогда основой познания становится только воображение, благодаря которому «удается преодолеть косность мысли, отойти от логических алгоритмов» [44, с. 380]. Но при таком подходе мы имеем неверное понимании мышления. Логика необходима, но недостаточна для понимания мышления. В мыслительном процессе всегда есть некий «остаток», необъяснимый логикой. Спорным является лишь рассмотрение этой существенной стороны мышления, как воображения. Иными словами, трудности в трактовке воображения связаны с тем, что мышление берется только в его логических характеристиках и противопоставляется фантазии. Сторонники традиционного понимания фантазии придают ей самодовлеющее и решающее значение в познавательной, вообще в творческой деятельности. Обращение к исследованию мышления во всем богатстве его логических и психологических закономерностей, во всем многообразии его взаимосвязей с ощущениями, восприятием, представлениями и т.д. приводит к тому, что для воображения либо вовсе не остается места, либо ему отводится весьма незначительная роль. Интересно, однако, что это косвенно подтверждается святоотеческой психологической традицией, в которой воображение рассматривается как низшее проявление ума [134].


[Закрыть]

Складывается впечатление, что дискуссия о природе воображения в определенной мере искусственна и связана, в частности, с тем, что не охватывается образная сфера личности в целом. Вдаваться в суть разногласий бесполезно, если не принимать всего многообразия образного опыта и его роль в познании и регуляции жизнедеятельности, который и обсуждается в книге. Но дискуссия полезна тем, что она показывает сложности, возникающие из выделения психических процессов из общего функционирования психики. С точки зрения феноменологически-герменевтического подхода также ясно: то, что традиционно определялось как воображение, имеет онтологический статус во внутреннем мире человека.

А.В. Брушлински признает возможность того, что воображение/ фантазия имеет какие-то, пока еще не раскрытые свойства, функции и специфику [36, с. 376 и 386]6565
  Отметим следующий момент: по поводу мнения В. Штоффа, о том, что преобразование образа объекта в воображении отличается относительной свободой и произвольностью в отличие от мышления, подчиняющегося строгим закономерностям, А.В. Брушлинский замечает, что деятельность фантазии регулируется какими-то другими специфическими закономерностями.


[Закрыть]. В целом эти свойства, на наш взгляд, могут быть как раз связаны с системным изучением трансляционной функции образной сферы личности. О многих подобных «пока еще не раскрытых» показателях и свойствах образной сферы свидетельствуют междисциплинарные и культурологические данные, о чем речь пойдет в третьей части книги. Пока же мы будем подходить к анализу воображения с обозначенных традиционных, хотя уже и несколько более общих позиций – целостности образной сферы человека, акцентирования «глубинного психического отражения» и связи воображения с духовным измерением психики.

В.П. Вышеславцев, например, призывает понять не только психологическую сущность воображения, но и его метафизическое значение. В этой связи следует снова вспомнить вопрос о соотношении мышления, воображения-фантазии и интуиции. Особенности фантазии, в частности, зависят от характера и степени развитости интуиции (например, интуиции у писателя, ученого, или интуиции первобытного человека). В различных философско-религиозных подходах он выделяет три типа понимания воображения [61, c. 59–65]. Данные аспекты будут рассмотрены в третьей части книги.

1) Воображение как особая психическая функция, низший род познания. При таком понимании возвышается разум (источник истинного познания и истинной добродетели), а воображение признается источником заблуждения, выражением страстей и пороков. Воображение создает фантастически мир, тогда как задача науки состоит в уничтожении фантастики, враждебной разуму. Воображению отводится скромное место в искусстве. Эта точка зрения характерна для рационализма (Декарт, Спиноза) и позитивизма.

2) Воображение – основная творческая сила человеческого духа, укорененная в подсознании. «В фантазии,– пишет Б.П. Вышеславцев,– слиты все психические функции: чувство, мысль, интуиция, ощущение. Она <…> в сущности, есть выражение активности всей нашей психики» [61, с. 65]. Напомним, что для К. Юнга основная творческая энергия души есть фантазия. Данный подход основывается на очевидной (на феноменологическом уровне) роли воображения в эстетике, этике, религиозной практике. Большое значение придается выступающему в роли воображения так называемому «эмоциональному мышлению» (Майер), которое, во-первых, стремится «разрешать проблемы» в аффективных состояниях (эстетических, религиозных и др.) и, во-вторых, дает суждения о ценностях и нормах.

3) Воображение как некая метафизическая сила (cм. ниже).

С позиций феноменологически-герменевтического подхода вызывает интерес многообразие разновидностей воображения, в силу чего образы воображения с трудом поддаются классификации. Эти трудности усиливаются за счет влияния деятельности, направляющей воображение, а также личностных особенностей фантазирования. Вот один из традиционных вариантов классификации: воображение делится в связи с доминированием в жизнедеятельности человека тенденций к активности – пассивности/реактивности. В этих случаях обычно говорят об акценте на произвольное и непроизвольное воображение. В первом случае речь идет о преднамеренном построении образов в связи с сознательной целью. Во втором – образы возникают под действием слабо осознанных или неосознанных потребностей в грезах, в состоянии «бездумного отдыха» и т.п. состояниях.

Активное произвольное воображение описывается обычно в таких разновидностях, как воссоздающее (на основе словесного описания, изображений в виде картин, схем, чертежей, моделей), антиципирующее и творческое. В связи с созданием материальных и духовных ценностей выделяется практическое воображение. Особой формой активного воображения является мечта – образ желаемого. Мечты, а также образы, отражающие потребности, желания, убеждения, установки, интересы входят в структуру мотивации. По отношению к образам неосуществимого будущего принято говорить о мечтательности, фантазировании.

Пассивное воображение представлено непроизвольными грезоподобными образами, чаще всего состоящими из воображаемых («мечтательных») ситуаций, «удовлетворяющих» сокровенные желания человека. Грезы обычно определяются как образы фантазии, не связанные с волевой направленностью личности на воплощение их в жизнь. Говоря о подобных образах, подразумеваются как произвольные, так и непроизвольные фантазии, которые могут возникать при снижении активности сознания в дремотном состоянии, при бездействии, скуке и т.п. Потому можно говорить о неком едином подклассе образов пассивного воображения. Особенностями образов грезоподобной фантазии являются их символичность, трудности описания, «путешествия по оси времени». Заметим, что с точки зрения трансляционной функции образной сферы личности и «грезоподобное воображение» может быть в принципе значимо – в том плане, что человек получает возможность знакомиться с неизвестными аспектами своего внутреннего мира. Однако следует учитывать деструктивные моменты иллюзорности образного опыта, о которых мы поговорим ниже.

Грезоподобные образы обычно анализируется в контексте аутического мышления. Известно, что Блейлер выделял различия в воображении в связи со степенью сохранения соответствия образа реальности. Так, «нормальный аутизм» сохраняет способность отделять фантазию от реальности, усиливает положительный опыт (стремление к приятному) и редуцирует отрицательные эмоции (избегание неприятного). Пассивное грезоподобное воображение детерминировано личностными показателями, в частности, особенностями переживания состояния фрустрации. Здесь важен принцип сохранения аффекта – «зеленый свет» для одних образов и «красный» для других (пессимист, например, собирает в себе трагичное). Поэтому грезоподобные образы чрезвычайно эмоциональны и тенденциозны, подчинены неосознанным желаниям, потребностям. Хотя реальные события и влияют на содержание образов, последние могут пользоваться любым материалом, ассоциироваться по любому признаку.

Антиципирующее воображение связано с образами того, что человек желал бы осуществить. Это образы будущего, участвующие в предвосхищении событий, в частности, в мысленном проигрывании вариантов. «Визуализация гипотез» – важный элемент механизма опережающего отражения, помогающий моделировать будущее.

Образы творческого воображения представляют собой образы, несущие некое новое содержание, реализация которого способна привести к созданию новых материальных и культурных ценностей. Образы творческой фантазии участвуют, в частности, в создании нового в искусстве. В образах имеет место широкое мысленное сопоставление и обобщение, сочетание типического и индивидуального (например, в художественном творчестве). Способы преобразований вторичных образов (агглютинация, гиперболизация, схематизация и др.) особенно ярко проявляются в данном виде воображения. Важны такие основные операции в создании образов как соединение и расчленение чувственного опыта (Рибо). Художественное отражение мира возможно лишь при наличии мощной конструктивной фантазии, помогающей избежать копирования реальности,и создавать обобщенную и вместе с тем правдоподобную картину.

С точки зрения механизма участия фантазии можно выделить два типа художественных образов [11]: 1) образы, базирующиеся на осознаваемом опыте автора, его конкретных воспоминаниях, когда воссоздаваемые впечатления комбинируются вокруг замысла; 2) образ может возникнуть и без осознания своей связи с прошлым опытом личности; перекомбинирование известных образов в новые сочетания идет на неосознаваемом уровне на основе целесообразной группировки образов памяти вокруг некой главной идеи («кристализация»). Здесь можно указать на символическое воображение; некий образ-символ может вызвать широкий диапазон различных образов, оставаясь основой переживаний6666
  Главная идея (замысел) является одной из основных сил вызывающих яркие образы в качестве основы для художественного образа. Развитие творческого замысла представляет собой постепенный процесс от «нечто неуловимого», но интуитивно целостного до конкретного образа-плана художественного произведения. Наполнение замысла конкретным содержанием происходит, как правило, в процессе расчленения общих представлений на частные образы. Следует отметить роль общей установки (системы установок), направляющей работу воображения, а также значение доминирующей эмоции. Находя новые сочетания для известного, воображение позволяет отойти от давления образов воспоминаний. Фантазия превращает личный опыт художника в особый мир – художественный образ, который является творческим отображением реальности. Надо указать и на роль рационального мышления, несомненно участвующего в отборе художественного материала в соответствии с замыслом и оценивающего возникающие перед взором художника образы с точки зрения художественной и психологической правды. Эмоциональность образов помогает трансляции творческого замысла аудитории. Переживания как бы фильтруют поток сознания художника, высвечивая особенно значимые образы. Он вживается в создаваемый им образ, проецируя свой внутренний мир на изображаемый объект. Яркие образы эмоциональных состояний позволяют придать отчетливые формы тончайшим движениям души. Глубокая погруженность в образы также позволяет автору «жить» в воображаемом мире. Не случайно исходной формой творческого воображения можно считать так называемое «сказочное воображение», связанное с феноменом одушевления материального мира. «Сны наяву», в которые погружается художник, дают ему наслаждение от игры собственного воображения. Спецификой образов творческой фантазии является не только их реалистичность (происходящее в образе «видится» и «слышится»), но и выраженная антиципирующая функция. Последняя является основой той точки зрения, согласно которой гений знает мир априорно и создает художественное произведение как бы вне своего непосредственного опыта на основе какой-то таинственной силы. Вспомним, например, что Достоевский в возрасте 20 лет не только смог в художественном образе выразить суть общественной жизни своего времени, но и угадать многое из грядущего [87;11].


[Закрыть].

Образы воссоздающего воображения формируются на основе знаковой информации, например, словесного описания, схемы и др. и играют большую роль в познании, в человеческой коммуникации, в восприятии искусства. Воссоздающее воображение связано с проблемами психологической семиотики [62]. Данные образы в большой степени зависят от имеющихся у человека представлений и знаний об объекте.

Воссоздающее воображение хорошо иллюстрируется актуализацией образов на основе литературного описания. Cущность смыслового восприятия текста состоит в создании «динамического образа содержания текста», в котором отображается «стоящий за текстом» реальный мир [188а]. Интересно, что при чтении литературы на иностранном языке могут возникать более яркие образы (впечатление «прокручивания фильма») [364]). Возможна типология по степени адекватности отражения литературного описания [231а].

Разновидностью воссоздающего воображения являются также образы, возникающие на основе чтения карты. «Представления по карте» [355] связаны со способностью людей видеть за условными обозначениями реальную местность. Выделена типология, связанная с мерностью отображения пространства, фрагментарностью воссоздания облика природных объектов, схематизированностью и обобщенностью образов. По сравнению с образами, возникающими при чтении карты, образы дешифрирования аэрофотоснимков характеризуются, в частности, большей схематизацией, подвижностью, динамической комбинацией двумерности и трехмерности, выраженностью операций сравнения в процессе решения задачи. Образы могут отражать целостные ландшафты или элементы (см. работы М.В. Гамезо [89], В.Ф. Рубахина [278]).

К образам воображения могут быть отнесены также следующие его разновидности: 1) «кинематографические образы» – подобие «красочного фильма» перед мысленным взором, в силу чего данные образы часто используются в литературном творчестве; 2) детские фантазии, достигающие большой реалистичности (дается детальнейшее описание цвета, формы, размера); часто это «воображаемый товарищ по игре» – человек или животное; 3) образы при математических операциях – комбинации образов выступают своеобразными кодами при вычислении.

К сфере воображения относят образы архетипического содержания, отражающие коллективное бессознательное – этот «информационный банк», хранящий опыт человечества в его связи с «вселенскими измерениями» и их метафизическими влияниями6767
  В то же время образы архетипического содержания следует отнести и к макроклассу образов измененных состояний сознания, в котором они проявляются более часто, «рельефно» и, главное, интенсивно.


[Закрыть]. Архетипы, как известно, выражают представленность в глубинных слоях психики неких изначальных и всеобщих образов, универсальных представлений о мире, обладающих силой воздействия на реальность. Архетипы как прообразы-прототипы, следовательно, участвуют в бытии материального мира. Архетип можно представить как «фундаментальный энергетический, динамический фактор, действующий как в жизни, так и внутри нас самих» [163, с. 16]6868
  Архетипы – это некие первичные, изначальные энергии бытия, являющиеся фундаментальными элементами космоса [163, с. 119]. «Архетип,– пишет С. Каплан-Уильямс,– это лежащее в основании тех или иных явлений энергетическое взаимосочетание энергий, ответственное за возникновение форм. Энергия – степень силы, способность к движению, способность перемещаться из одного места в другое, воздействовать на материю или порождать в ней изменения. Сама материя является в некотором смысле сгустком энергии, и когда энергия находится в относительном покое, она принимает форму материи. Архетип – это сочетание энергии и формы. Лишенная формы энергия будет рассеиваться, а форма без энергии остается неподвижной и, выражаясь человеческими понятиями, лишенной жизни. Вселенная создана из этих основных взаимосочетаний энергии и формы, называемых архетипами, и сама жизнь тоже является их проявлением» [163, с. 29]. Эти мысли очень важны, ибо энергия архетипа через мифологические и символические формы выражения в жизни человечества влияет на земную реальность. Знания об архетипах полезны и для понимания механизма влияния «имагосимволосферы» на человека – влияния через универсальную архетипическую символику (в смысле резонанса обеих символических систем).


[Закрыть]. Строго научного определения архетипа, однако, нет. В частности, это является следствием того, что проблематика архетипа затрагивает «метафизические факторы», которые не рассматриваются психологической наукой. Концептуальное определение архетипов затрудняется и тем, что информация в коллективном бессознательном существует в неструктурированном виде. Границы между единицами «архетипического алфавита» вследствие указанной неструктированности неизбежно будут размыты и условны. Можно говорить о проявлениях, свойствах архетипа, но это дает лишь некую «рабочую» его дефиницию. Так, принято говорить, что архетипы – это «матрицы-первообразы,» имеющие всеобщее качество для всех людей и существующие в «коллективном бессознательном» человечества. Идея архетипов созвучна платоновским идеальным формам, существующим в «божественном уме» и определяющим формы материального мира.

Человек является носителем бесконечно разнообразных архетипов. Как известно, существуют архетипические сюжеты (типа «приключения Героя», «вражда братьев», «битва за отделение от матери»), архетипические персонажы («божественное дитя», «мудрец», «странник и др.), архетипические символы. Архетипическими можно считать и юнговские «персонажи»: «персону» (упрощенно говоря, спектр «масок» для окружающего мира), «тень» (нечто неосознаваемое и не-принимаемое в себе) «самость» (некая «идеальная личность», «анима-анимус» (образ противоположного пола любого возраста)6969
  Обобщенно говоря, это образы, отражающие представленность в людях черт противоположного пола. Например, для женщины – это могут быть как образы привлекательного молодого человека, так и убеленного сединами мудреца. Подобные образы, однако, трудны для интерпретации и дифференциации от других образов, также содержащих черты противоположного пола (например, архетипического содержания), ибо, закладываясь в человеке с опытом коммуникации, они не представлены в сознании. К тому же человек порой болезненно реагирует на наличие черт противоположного пола в себе, полагая это некой ущербностью. Интересной проблемой является искажение анимы-анимуса в связи с деформацией половой идентификации под влиянием тенденции социального одобрения гомосексуальных тенденций, осуждаемых мировыми духовно-религиозными традициями как противоестественных, противоречащих божественным законам мироздания.


[Закрыть].

К. Юнг показал, что архетипы проявляются в мифологии, культурных, религиозных символах и обрядах, в искусстве. Архетипы формируют некую «ментальную структуру», в которой представлены общечеловеческие роли, стереотипы поведения, типичные человеческие переживания, связанные с универсальной символикой. Отметим, что проблема первообразов в человеческой психике интересовала и Фрейда. Изучение типичных фантазий привело его к мысли о существовании бессознательных «первофантазий», выходящих за рамки индивидуального опыта и наследуемых генетически. Фрейд выделял различные уровни фантазирования: это уровни сознания, сублимации, бессознательного [264, с. 410].

Важными для анализа трансляционной функции образной сферы личности является то, что архетипические образы выражают психические содержания, которые не подвергались сознательной рефлексивной обработке. Поэтому архетип не может быть описан в понятийно упорядоченном виде. С одной стороны, архетип характеризуется бесконечной изменчивостью связанных с ним образов (в смысле множества своего описания). С другой стороны, описание архетипа не может быть исчерпано сколь угодно подробным перечислением связанных с ним образов. Всегда что-то останется «за скобками». Характерной особенностью образов архетипического содержания является и то, что провести четкую границу между ними практически невозможно. Во-первых, образы как бы плавно перетекают, проникают друг в друга. Во-вторых, архетип, будучи прообразом, проявляется на различных планах/уровнях бытия: как образы и символы, как семантические или понятийно-смысловые конструкты, как «вселенские принципы мироздания» (например, одно и то же «божество» может воплощать космический принцип, служить основой религиозной практики, использоваться для бытовой магии [330, с. 87–88]). В то же время, хотя архетип и предстает в столь разных формах и с ним могут ассоциироваться самые различные образы, он содержит, как подчеркивает Е.А. Файдыш, нечто неуловимо общее, позволяющее во всех образах чувствовать нечто единое, стоящее за ними. Действительно, архетип «Матери», например, включает образ реальной матери, обобщенные образы матери – «любящей», «жертвующей всем ради ребенка», «доминирующей», «угрожающей», «удушающей» и т. д., мифологические образы Женщины из различных культур («Великая Мать», «Мать-Природа» и пр.), а также символы воспитания, заботы, поддержки.

Итак, архетип можно понимать как многомерный объект-прообраз определенного тематического содержания, актуализируемый через многоликие «образ-проекции» на различных уровнях сознания и в различных измерениях человеческого бытия.

Важнейший аспект изучения архетипических образов связан с неосознаваемой детерминацией социального восприятия (социальных представлений) коллективным бессознательным. Социальный архетип является силой, требующей, чтобы ее воспринимали всерьез и уважали [284]. К.А. Абульханова в исследовании социального мышления затрагивает этот сложный вопрос [1]. Подчеркивается, что коллективное бессознательное действует «изнутри» и образует отправную позицию восприятия мира. Здесь, естественно, надо подчеркнуть роль архетипов, поскольку именно они составляют самые глубокие корни личностной идентичности, выражающие экзистенциальный характер. Действительно, неосознаваемые коллективные представления дают невербализуемые образы или же прорываются в форме ярких переживаний. Уровень неосознаваемых представлений очень сложен; психоанализ, духовные традиции показывают это. Последующий материал книги предоставит информацию по обозначенной проблеме.

Образы архетипического содержания тесно связаны с мифологическими образами, образами, несущими мифологическое содержание. Психика человека содержит «архетипический алфавит» из которого происходят мифы. Мифы рассматриваются как «проекции» коллективного бессознательного и, соответственно, отражают взаимодействие архетипов. Мифология – способ обработки архетипических образов вместе с сопутствующим мифологическим символизмом. Напомним, что миф – это связанный с народной жизнью способ целостного образного освоения мира, некая коллективная фантазия, обобщенно отражающая действительность в виде чувственно-конкретных персонификаций и одушевленных существ (Аверинцев). Большая роль в порождении мифа отводится эмоциональной сфере. Мифу присуща своя особая достоверность, которая опирается на силу непосредственного переживания [46, с. 58]. Поэтому мифология связана с искусством и религией, в частности, по тематике выражения духовных смыслов и общечеловеческих проблем, по использованию метафорического и символического языка. Тесная связь с областью переживаний подчеркивает актуальность мифа для раскрытия трансляционной функции образной сферы личности.

В истории изучения природы мифа для анализа мифологических представлений людей можно выделить следующие идеи (возьмем за основу анализ, выполненный В.А. Кольцовой [172], и расставим собственные акценты): 1) выражение в мифе ритуальных представлений людей, отражающих условия их жизнедеятельности (Фрезер); 2) рассмотрение мифа в контексте изучения развития языка и мышления (Потебня); 3) понимание мифа как продукта коллективного духовного творчества; миф отражает представления о мире его создателей, характеристики мифотворящего народа (Вундт); 4) рассмотрение мифа с точки зрения коллективного бессознательного, проявляющегося в индивидуальном сознании в виде архетипических образов/символов (Юнг); 5) изучение мифа в контексте религии, осознание в этой связи авторитетности мифа (Фромм); 6) подход к мифу как активной силе, участвующей в организации и сохранении социальных структур (Малиновский).

Особое значение имеет изучение мифологического сознания А. Ф. Лосевым [200; 200а]. Рассмотрение этим выдающимся философом природы и функционирования мифа позволяет объединить указанные основные ракурсы исследования мифологических представлений и продвинутся дальше. Миф не только выражает миропонимание, мировосприятие эпохи, но и связан с метаисторической целью человечества, с перспективами духовного развития мира, и именно поэтому мифологическое сознание может быть понято как находящееся выше рационализма в его попытках познать мироздание и тайну бытия (именно в силу своей метаисторичности, предполагающей духовные основы исторического процесса, миф не будет понятен историку-позитивисту). Мифология не является иллюзией, вымыслом, социальной фантазией. Миф – это реальное непосредственное чувственное жизненное событие, подлинная, конкретная действительность, связанная с потребностями и стремлениями людей (миф всегда личностен). Для субъективного восприятия мир является таким, каким его репрезентирует миф. Миф отрешен от обыденного и выражает высшие духовные смыслы, направлен на раскрытие «абсолютного бытия». В мифологическом знании, отражающем факты различных степеней реальности, есть свои критерии достоверности, закономерности. В мифе объект и субъект слиты. Миф не предполагает доказательств, не опирается на опыт, в силу чего он неопровержим. Мифологическое сознание отображает редкие и единичные явления.

Мифологическое мышление представляет интерес для психологической науки: оно является источником изучения психологического познания [171а; 172]. В.А. Кольцова отмечает отражение в мифе глубинных пластов самосознания народа. Анализируя продукты мифологического творчества – сказки, легенды, былины7070
  Сказки отражают воззрения народов на мир и человека, древнейшие мифологические предания народа, «древнюю мудрость» и верования людей, символически воспроизводят философскую мысль и мистические учения о Боге и мире, метафорически изображают природные явления. Сказки – продукт коллективного воображения. Они воссоздают «универсальные идеи» человечества, непосредственно отражают коллективное бессознательное (архетипические образы). Былины отражают глубинные характеристики, лучшие свойства русского народа. В.А. Кольцова определила былину как уникальный источник изучения обыденных психологических воззрений. Былины – продукты коллективного творчества народа, отражающие широкий спектр психологических представлений и переживаний их создателей: их идеалы, ценности, надежды и чаяния. Былины отражают глубинные пласты человеческой психики. Они представляют собой особый вид исторических источников, в которых воплощаются и совмещаются вымысел с реальностью, идеальные образы мира и человека с действительно существовавшими историческими личностями и событиями (само слово «былина» указывает, что это сказание о том, что имело место в жизни), мысленно конструируемое ожидаемое будущее с пришедшими из глубинных слоев народной жизни верованиями и преданиями. В отличие от сказок и мифов у многих былинных героев есть реальные прототипы. Так, историческим прототипом былинного героя Добрыни Никитича, например, является дядя князя Владимира – киевский воевода Добрыня, упоминаемый в русских летописях. Есть прототип образу Алеши Поповича и Ильи Муромца. Мощи последнего находятся в Киево-Печерской Лавре. Былины, с одной стороны, содержат обобщенные психологические образы, стереотипность сюжетных линей, с другой – в них представлены конкретные характеристики их персонажей, глубоко индивидуальные психологические описания. Былины являются непосредственным откликом человека на исторические события.


[Закрыть], она подчеркивает личностное осмысление действительности. Мифы выступали средством познания и символического моделирования, классификации и интерпретации мира и человека, являлись социальными регуляторами (функция социального контроля, фактор сохранения родовых общественных структур), в частности, формировали общественные идеалы, нормы и т.п. Заметим, что именно исследование мифологических представлений привело к интересным находкам в изучении неосознаваемого психического в русле психоанализа. Миф как источник психологического знания позволяет: 1) исследовать обыденные психологические представления, эмоции и чувства, ценности и идеалы, бессознательные структуры психики (на ранних этапах существования человеческих сообществ); 2) проследить генезис и динамику психических явлений на разных стадиях исторического развития. Накопленные данные о мифологических представлениях исключают пренебрежительное отношение к мифу, считая его выражением «низших форм» отражения реальности, связывая миф с детским и примитивным мышлением. Миф выступает специфической формой выражения некой идеи в связи с архетипическим алфавитом. Коллективное бессознательное мифологично. Мифы, в свою очередь, являются «проекциями» коллективного бессознательного, отражают взаимодействие его архетипического алфавита, обрабатывают архетипические образы. Здесь следует подчеркнуть проблемы мифологического символизма.

Итак, будем исходить из того, что класс образов мифологического содержания является формой отражения объективной реальности, носителем психологического знания, в частности, о сфере духовного. К архетипическим и мифологическим образам мы будем неоднократно возвращаться в тексте, в частности, при обсуждении проблематики образов измененных состояний сознания и под тем углом зрения, что данные классы образов отражают некий объективно существующий прообраз в контексте изучения трансляционной функции образной сферы человека.

Описание архетипических и мифологических образов невозможно вне класса символических образов. Именно символизм дает мифологическим представлениям форму для их смыслового содержания. Язык символов – универсальный язык человечества, придающий внутренним переживаниям статус событий не только внутреннего мира, но и внешней действительности. Через символ происходит взаимодействие психики (души) с окружающем миром во всем многообразии его бытия, включая метафизические измерения реальности. Ввиду широчайшего феноменологического диапазона класса символических образов (например, от воспоминаний о рекламной информации до социального представления мировоззренческого уровня) они будут часто упоминаться ниже (в зависимости от контекста их анализа). В данном разделе укажем лишь на важные моменты в понимании символа. Сделаем, в частности, уточнения относительно понятий «образ», «символ», «знак». Образ – это отображение некоего объекта-прообраза, в котором максимально сохраняются его пространственно-временные и информационно-энергетические отношения объекта (образ – это некая «копия-слепок» с теми или иными искажениями в процессе психического отражения). Символ отражает лишь существенное, отличительное в объекте. Знак находится с объектом в конвенциональном, т.е. условно принятом, соответствии, заданном извне или положенном самим человеком.

Символ выражает не только образ, но и идеи. Духовная символика поэтому через символические образы так тесно связана с идеологией, мировоззрением. Иными словами, за символом стоит духовная энергия символизируемой сущности. С. Каплан-Уильямс указывает, что символ способен вызывать всплеск энергии и фокусировать ее [163, с. 53]. В.П. Филимонов, например, подчеркивает, что через символ выражается идея, ее мировоззренческая духовная сила. «Символ несет смысл идеи, которую он выражает, а идею питает дух. Так через символ осуществляется духовная связь с той духовной сущностью, которую этот символ выражает. И, наконец, люди, принимающие и использующие какой-либо символ, соединяются в соответствующем этому символу духе» [332, с. 301]. Символ успешно выступает известным условным опознавательным идентификатором для членов определенной общественной группы, например, тайного общества.

При анализе духовной составляющей символических образов надо отметить подход В.В. Налимова, который предполагает [223], что человеческое сознание погружено в особую «семантическую трансперсональную реальность», не схватываемую естественными науками. В.В. Налимов уже несколько десятилетий назад указывал, что разработка проблемы бессознательного игнорирует тысячелетний духовный опыт человечества в познании «семантической вселенной» в структуре мироздания. Эта вселенная отличается от сенсорно воспринимаемого мира и содержит существующую в природе символику (круг, треугольник, крест и др.). «Семантическая реальность» раскрывается через образы измененных состояний сознания.

Мы рассмотрели весь диапазон основных классов (и подклассов) вторичных образов, условно говоря, в обычном бодрствующем состоянии индивидуального сознания. Но у людей бывают случаи, связанные с особыми психическими состояниями, когда вторичные образы носят необычный характер (при этом речь идет о психически здоровых людях). Это могут быть ситуации сенсорной депривации, монотонии, воздействия многочисленных других факторов, порождающих образы измененного состояния сознания. В частности, в ситуации творческого экстаза от художественного творчества некоторые видения Художника (который в обычных состояниях считается здоровым человеком) при максимальном его вживании в содержание образов сопоставимы по яркости и чувству реальности с галлюцинациями7171
  Возникающие необычные переживания и видения могут выступать информационным источником для творчества. Не случайно многие писатели хорошо изображали измененные состояния сознания, галлюцинации (Диккенс, Достоевский). Вместе с тем, галлюцинаторный бред не имеет ничего общего с художественным творчеством. Творческая суперфантазия может иметь место и у лиц с психопатологическими отклонениями. Ясно, что разграничение «нормальности–болезненности» творческого сознания упирается в необходимость более глубоких знаний об образной сфере. Каковы критерии отклонения от творческой нормы? Что мы например, можем сказать о таких великих людях, как Гете и Мюссе, которые «видели» своих двойников?


[Закрыть]. Иными словами, многие классы вторичных образов связаны с измененным сознанием. Мы имеем огромный спектр различных разновидностей подобных образов. Учитывая большую сложность материала и меньшую изученность предмета исследования, уделим данным классам вторичных образов повышенное внимание. Также подчеркнем, что выход из проблематики репродуктивных вторичных образов и образов воображения в более широкий контекст рассмотрения образной сферы личности позволяет получить дополнительные феноменологические данные о синтезе психического материала в новые сочетания, подчеркнуть существование синергетического эффекта во взаимодействии образов-элементов в рамках образной сферы человека.