Текст книги "Инволюция"

Инволюция
А. Кауф

© А. Кауф, 2023

ISBN 978-5-0060-1835-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мне бы хотелось выразить свою искреннюю признательность и благодарность моему мужу—Дмитрию. Дорогой, ты очень поддерживаешь меня на писательском пути. Неизменно подбадриваешь и даёшь новые силы садиться за текст. Создание этой книги и твоя заслуга. Не знаю, хватило бы мне воли закончить её, смогла бы я противостоять злым голосам в голове, что так настойчиво уверяли в провале и бездарности, если бы не ты. Спасибо тебе, мой милый Дима.

Также хотелось бы отдельно выделить местечко на этой странице для моего первого редактора—Марии. Вы очень добрый и отзывчивый человек. Всегда находили время на решение моих вопросов, помогали с текстом, подкидывали новые идеи. Без вашей помощи эта книга не была бы приведена в столь прекрасное состояние. Спасибо вам большое, Мария.

Дорогая тетя Марьям. Я помню, как вы обрадовались, когда я сказала о своём решении стать писателем. Во мне не гаснут ваши сказанные от сердца слова! Вы, как никто, видели во мне творческую личность с бушующей фантазией. Спасибо, что поддержали меня в трудный час.

Любимая мама. Ты не отвернулась от меня, когда я выбрала не биологию, а писательство. Более того, ты стала моим первым корректором и читателем. Не забуду, как ты позвонила мне и умоляла рассказать, что будет дальше. Спасибо тебе за всё.

Также мне хотелось бы сказать кое-что для тех, кто зачастую пролистывает лист благодарности.

Читатель! Если ты однажды решишь написать свою книгу, помни, ей будет очень трудно родиться от одной только идеи. Тебе предстоит много работать, совершенствовать мастерство и поддерживать несгораемый огонь в сердце. С последним тебе помогут близкие люди: друзья, родственники, фанаты.

Ну а те, кто не задумывается о писательстве… Что ж, знайте: писатели такие же люди, как и вы. Они могут бросать своё дело, перегорать от работы, чахнуть в собственных гнетущих мыслях. Но благодаря тем, кому автор адресует свои благодарности, мы смогли закончить свои книги, чтобы вы, наши любимые читатели, могли взять их в руки сегодня.

Пролог

Уильям захлопывает тяжёлую армированную дверь, отделяющую их секцию исследования генетических мутаций и тератологии11
  Тератология – наука, изучающая уродства на базе сравнительной, патологической анатомии, эмбриологии и генетики.


[Закрыть] от главного коридора. Немногочисленный персонал, вышедший на работу в выходной, созвали в комнату совещаний. Комиссия нагрянула внезапно и переполошила весь научный комплекс. Счастье, что они с Агатой постоянно перерабатывают, нередко проводя в стенах лаборатории выходные напролёт. Иначе им бы не удалось достойно встретить комиссию. Проверяющие обнюхали каждый сантиметр их секции, но найти прямых доказательств не смогли. В попытках отыскать хотя бы призрачную зацепку, они собрали младший персонал лаборатории для «допроса». Если и на нём комиссия не найдёт достаточно подтверждений заявлению Валери, то проекты Агаты останутся на финансировании. Уильяма это определённо радовало.

Балансируя коробками, доверху наполненными чашками Петри, он не спеша подходит к столу. Ценный груз осторожно перекочёвывает на поверхность. Наконец-то, освободив руки, Уильям снимает очки с толстыми стеклами и протирает их краем халата.

– Агата! Они ушли! – кричит он. – Сказали отправить на проверку все микроструктуры. Даже витамины для растений! Поверить не могу, что Валери пошла на такое. Это же настоящий цирк.

Ответом ему становится тишина. Водрузив очки обратно, он оглядывается. В лаборатории царит строгий порядок. Склянки, колбы и инструменты отражают в отполированной поверхности белый свет ламп. Разложенные в строгом порядке папки с зафиксированными результатами раздраженно поглядывают на несортированную документацию. Безмолвная тишина опустевших помещений навевает мысль о том, что Уильям единственный их посетитель.

«Странно». Уильям чётко расслышал, как Агата сказала о своём намеренье ещё раз перепроверить учётную документацию. Может, она решила навестить своих любимых «детишек»? Общение с подопытными животными всегда действовало на неё успокаивающе. Особенно с крысами. Коронованным её любовью грызунам разрешалось носиться по лаборатории, пугая особо впечатлительных сотрудников, дремать в карманах её безупречно выглаженного халата и даже забираться на голову, пока сама Агата работает с документами. Её сердце не выдержало бы, если бы комиссии вздумалось забрать и их. Как-никак, предъявленные обвинения касались всего, до чего его подруга успела дотронуться в лаборатории. Уильям чувствовал – это только начало бури. Валери разошлась не на шутку. Но если они поднажмут, то вместе справятся и с этой напастью.

– Агата! Ты где?

Уильям углубляется в лабиринт помещений. Виварий встречает его гнетущим молчанием. Агаты и здесь нет. Испуганные животные прячутся по углам клеток. Их поведение приковывает блуждающий взгляд Уильяма. «Быть не может. У них же удалены миндалевидные тела!» Дрожь пробирает тело. Только сейчас до него дотрагивается невидимая рука едва уловимой в воздухе опасности. Напряженное затишье сдавливает незримыми тисками. Стены кажутся слишком белыми и чистыми. Свет – ярким до боли. Произошло нечто непоправимо плохое, отчего даже те, кто не испытывает страха, почувствовали угрозу.

Тщательно проверив одно помещение за другим, Уильям, наконец, подходит к большой чёрной двери. Доступ в эту часть лаборатории есть только у него, Агаты и её матери, миссис МакГрегори. Катерина МакГрегори не работала в их комплексе, но уважаемая должность судмедэксперта центрального полицейского управления позволяла ей беспрепятственно и незаметно доставлять неживой материал в лабораторию. Она, как и Уильям, всецело поддерживала проект Агаты.

Навыки и эрудированность младшей МакГрегори в различных областях и её упорство вызывали у Уильяма восхищение. Он получил разрешение обращаться к ней не в официальной форме, а в шутку говорить «моя дорогая тыковка». Даже когда она рассказала, что скрывается за армированными дверьми закрытой части лаборатории, он не отвернулся, дав всепоглощающему пламени идеи зажечь и его сердце.

Обшарив карманы, Уильям вынимает пластиковую карточку и прикладывает к электронной панели. Мерзко пищащий звук предупреждает об открытии двери. Рабочему персоналу приказано обходить это помещение за метр: Агата хоть и учёный, но результаты опытов защищает не хуже, чем Цербер. Руководство подобное положение дел особо не тревожит. Несколько инцидентов с кражей испытательного материала подкрепили идею обособить помещение со стартовыми наработками от остального цеха. Поразительно, как неудачу можно развернуть в выгодную сторону, и скрыть от посторонних глаз то, что действительно происходит за дверьми.

– Милостивая матушка! Что здесь произошло?

Погром и торжество хаоса встречают его возглас пугающей тишиной полумрака. Столы перевернуты, все пробирки, реагенты со средами – разбиты и растекаются разноцветными лужами на полу. В беспорядке разбросаны бумаги и опрокинуты шкафы. Содраны плакаты с напоминаниями о мерах безопасности при работе с боксами. Даже лампы сорваны с потолка и теперь едва держатся на тонких проводах, подмигивая умирающим светом.

Где носит Агату? – это первый вопрос. Второй, не менее важный – кто сотворил подобное? Закрыв за собой дверь, Уильям убирает карточку в карман. Мозги готовы вот-вот вскипеть от обилия мыслей. Обратиться к помощи охраны? Точно нет. Нельзя, чтобы то, что они скрывали все эти годы, выползло на поверхность. Проверка ушла из их секции. Но не из здания. Миссис МакГрегори? Только она могла здраво рассудить, что предпринять дальше. Не застрянь она на «допросе», то несомненно, была бы уже здесь.

– За такое нас бы точно прикрыли, – вздыхает Уильям.

Он проверяет, заперта ли дверь, и, в расстройстве, ещё раз оглядывает несчастное помещение. Взгляд цепляется за следы когтей и пятна крови в некоторых местах. Тревога возрастает с новой силой. Кто-то из подопытных сбежал? В их отделе проходило множество экспериментов как на живых, так и на мертвых существах. Чаще всего опыты заканчивались для них мутацией всего тела или различных его частей. Как бы назвала их безмозглая гусыня Валери – монстры. Но на его памяти эти уродливые порождения науки редко впадали в агрессию, по большей части безучастно созерцая своё преображение.

Дрожь пробегает по телу. Уильям осторожно ступает в полумрак помещения. Под ногами хрустят осколки колб и пробирок. Глубокие борозды на столах и стенах оставлены внушительного размера когтями. Кто-то очень злой метался по комнате, снося всё на своём пути. Уильям хмурится. Он не может припомнить никого из подопытных, кто мог бы нанести подобный ущерб. Даже сорок четвертый. Ежедневные проверки системы безопасности, надёжность клеток не позволили бы такому случиться.

Беспокойные мысли меняют направление. Присутствовала ли Агата в лаборатории, когда это произошло? С её слабым здоровьем дать отпор сильному и крупному врагу не представляется возможным. Уильям старался ежедневно устраивать физкультурные перерывы под её недовольное бурчание, но это мало чем помогало. Что, если Агата сейчас лежит где-то без сознания? Раненая и обессиленная?

Уильям заглядывает за каждый перевёрнутый стол с надеждой и страхом. Под тусклым светом разбитых ламп с пола поднимается человеческая фигура. Рыжие волосы растрепаны, халат порван. Покачиваясь из стороны в сторону, она бредёт в его направлении.

– Агата? Ну и напугала ты меня! – Уильям облегченно вздыхает.

Он делает несколько шагов навстречу другу, но резко останавливается. Девушка двигается слишком неестественно. Плечи нервно дергаются. Походка отрывиста. «Что-то не так», – успевает пронестись в голове Уильяма. Сделать он ничего не успевает.

Подобно игрушке, Уильям отлетает в сторону. Мензурки бьются под его весом, впиваясь осколками в тело. В миллиметре от глаз проносятся острые когти. Уильям едва успевает увернуться. Свистящий поток ветра срывает с него очки, лишая зрения. Рука беспорядочно шарит по полу. Нащупав чудом уцелевшую банку со спиртовыми шариками, Уильям замахивается, с силой кидая её в лицо монстра. Взвыв, существо отступает.

Уильям вскакивает на ноги. Размытый взгляд скользит по опрокинутым столам. Подрагивающие ладони хватают увесистую упаковку с порошком агар-агара. Перед глазами пляшет мешанина из кроваво-мрачных цветов. Прищурившись, он целится в трясущуюся голову монстра. Знакомые черты невыносимой болью отдаются в сердце. Перед ним жалкое подобие человека, некогда бывшее его лучшим другом. Белок и зрачок слились в бездонную черноту, по всему телу тянется гнилостная венозная сеть, а изо рта течёт вязкая слюнная жидкость грязного оттенка. Но хуже всего руки. Её прекрасные, аристократично-бледные пальцы… с длинными острыми когтями… больше обычных в несколько раз. Неужели она решилась на это? Может, Рошель права, и Агата…

– Ты сошла с ума.

Низкий рык вырывается из глотки существа. Уильям запускает «снаряд». Промах. Бьющиеся в голове мысли не хотят доверять глазам. Агата безумно мечется по лаборатории, пытаясь убить его. Но даже в такой момент он не в силах ранить её. Решение приходит незамедлительно. К чёрту всю эту скрытность. Пусть их хоть трижды распнут в Страсбурге за незаконные испытания. Уильям не готов потерять друга ради идеи. Он приведёт помощь.

Петляя между столов, Уильям устремляется к выходу. Бежать. Закрыть дверь. Не дать выбраться Агате на свободу. За спиной раздаётся грохот. Существо, почуяв свое превосходство, пускается в погоню. Не сбавляя скорости, Уильям подхватывает поднос с инструментами и запускает их в монстра за спиной. Острые предметы пролетают мимо. Вслед за ними отправляется ещё пара колб. Жидкость растекается по стенам от удара. Отпугнуть. Задержать хотя бы ненадолго. Но не ранить.

Запинаясь об опрокинутые микроскопы и стулья, Уильям подбегает к двери. Руки лихорадочно шарят по карманам. Заветной карточки в них нет. Вернуться? У него нет времени искать столь небольшой предмет в полутьме и беспорядке. Поток мыслей прерывает острая боль, вспыхнувшая в спине. Помещение проносится перед глазами. От удара тела стол ломается, опрокидывая содержимое колб прямо на Уильяма. Остатки сил покидают его. Не видя иного выхода, он предпринимает последнюю попытку спасти жизнь.

– Ты… ты совсем не узнаёшь меня?

Гортанный рык становится громче. Неужели их детище способно настолько сильно извратить разум человека?

– Это же я, Уильям! Твой друг!

Пощёлкивая зубами, существо приближается к нему. Руки с огромными острыми когтями, которые, словно лезвия, блестят в свете мигающей лампы.

– Агата, чёрт тебя дери, очнись!

Чёрные глаза невидяще смотрят на него. Смолянистая кровь вытекает из открытых ран.

– Прошу, приди в себя.

Последняя горящая лампа, мигнув на прощание яркой вспышкой, срывается с потолка, окончательно погружая помещение в непроглядную тьму.

– Не… не подходи ко мне. Стой, где стоишь, слышишь?! А-а-агата… А-А-А!

Глава 1

Мелькающий за окном пейзаж останавливается, извещая об окончании поездки. В полном молчании девушка покидает машину. Хоть человек за рулем ей знаком, ни слов благодарности, ни прощания не слетает с её губ. Последняя ниточка, ведущая к знакомому миру, скрывается за поворотом. Теперь Агата Джеймс МакГрегори может рассчитывать лишь на себя. Её дом остался далеко позади вместе с трещащими без умолку СМИ. Придёт день, и она выберется из всего этого победителем. Нужно лишь дождаться. И постараться не наломать дров.

Тяжёлый чемоданчик неприятно оттягивает руку. Продолговатые, серовато-бледного оттенка, как у мертвеца, пальцы нервно сжимают ручку. События последнего месяца наградили её недугом, который незнающий человек с лёгкостью принял бы за врождённую арахнодактилию.

Скучающий взгляд серых глаз обводит Клок-Холл – двухэтажный дом в классическом английском стиле. Миссис МакГрегори неплохо постаралась с поиском уединенного жилища. Когда на Агату обрушилась лавина возмущения СМИ, взбесившихся профессоров и травля отупленного общества, ей ничего не оставалось, как спрятаться, пока всё не утихнет.

Переворошив дорожные карты и справочники, Агата наткнулась на полумертвый городишко, о котором известно было лишь то, что он из последних сил держится за счёт фабрики кошачьего корма, а отчуждение от остального мира превратило его в призрак. Плотный массив леса, обширная сеть болот и ревущее холодное море не способствовали ни появлению туристов, ни новых жителей. Когда Агата сообщила матери о своём намерении затаиться в Ливингстон Бэй, та одарила её столь странным взглядом, что девушка против воли запечатлела его в воспоминаниях. Что-то промелькнуло в глазах миссис МакГрегори в тот момент. Но что? Страх? Заинтересованность? Или смирение? Агата решила, что как только скандал уляжется, она обязательно спросит об этом.

Безупречно выглаженная рубашка, заправленная в брюки, пиджак, галстук и остроносые ботинки, отполированные до блеска, резко контрастируют с запущенным домом. В разломанном почтовом ящике дотлевает газета за декабрь 1924 года. Ржавые ворота, покосившаяся кованая ограда, со всех сторон взятая в плен диким шиповником, клочки травы, пробивающиеся сквозь вымощенные камнем дорожки… По закаменевшему веснушчатому лицу не проскальзывает и тени интереса. Не пробуждают интереса и заброшенные комнаты дома со следами меловых пентаграмм на полу.

Слой многолетней пыли заботливо окутывает предметы скудного интерьера. На каждом шагу можно встретить изрядные лоскуты паутины. Бывший хозяин, кем бы он не был, не потрудился привести дом в более-менее порядочное состояние. Или же миссис МакГрегори в спешке упустила дать ему подобные указания. Ведь, несмотря на то, что место выбрала Агата, именно её мать связалась с хозяином и оплатила обустройство дома.

Агата методично осматривает каждую комнату. Из труб и кранов несёт едким строительным запахом. В углу, рядом с разобранным умывальником, валяется забытый ящик с сантехническими инструментами. Поверх пыльных полок небрежно теснятся вереницы потрепанных книг, подобранных явно наугад. Смятое постельное бельё лежит в дырявых пакетах поверх голого матраса. По царапинам на полу можно проследить дорожку к древнему холодильнику. «И как такая рухлядь дожила до наших дней?» – раздумывает Агата, вставляя вилку в розетку. Старичок-рефрижератор с ужасающим кряхтением принимается за работу. На кухонном столе высится пирамида из коробок. Еда, предметы первой необходимости… Они тоже входили в список вещей, оговорённых с хозяином.

– Надо было ещё раз подумать с выбором места, – недовольно протягивает Агата, осматривая газовую плиту. Ей, как человеку, привыкшему к щедрым дарам цивилизации и недурному экономическому положению, подобные условия кажутся более чем спартанскими. Но лучше так, чем под стражу. Полиция вот-вот готова была наведаться в гости. А это – навсегда перечёркнутая дорога к науке. Хорошо, что её мать взяла на себя разгребание устроенного в лаборатории беспорядка.

Пыльный воздух сводит лёгкие. Агата спешно распахивает деревянные окна. Невидимая рука ветра ласково дотрагивается до медного цвета косы, спускающейся ниже пояса. Узловатые пальцы ложатся на раму окна. Тень омерзения проскальзывает по неживому лицу Агаты. Причина появления недуга. Вот что возвращает тревожные мысли вперемешку с затаённой яростью. Её лишили всего: имени, работы, доступа к архивам, но, самое главное, – образцов и материала. Она ведь знала. Знала, что нельзя доверять той твари! Сроду не разбирающаяся в медицине, химии и анатомии, она лишь хлопала пушистыми нарощенными ресничками! Агата не принимала её всерьез, закрывая глаза на тревожные знаки. Всецело поглощённая опытами, она не заметила волка в овечьей шкуре. Самое тупое создание оказалось на редкость хитрым, подлым и достаточно влиятельным, чтобы в нужный момент прижать Агату к стене.

Хуже всего было то, что никто даже не заступился за неё. Общество, которому Агата так преданно служила все эти годы, отдавая себя без остатка… оставалось тем же сборищем идиотов, не перестающим судачить о бесчувственности, материалах, используемых в опытах, омерзительном любопытстве в сферах экспериментальной анатомии и даже безумии. Валери не стоило особых усилий обернуть этих недоумков против Агаты.

– Ненавижу! Подумать только, отступить у самого конца!

Перед глазами всплывают счастливые картинки загаданного будущего. Сейчас она выступала бы на конгрессе учёных, срывая овации шокированных слушателей. Вызывающе смотрела бы в глаза ошеломлёных профессоров. Подарила бы миру ключ к новой счастливой жизни. Но она здесь. Прячется в дыре, как подранная крыса. А Уильям? Боль отдаётся глухим ударом в голове. Он не должен был прийти так рано. Не должен был увидеть её. Ослеплённую. В безумстве спасающую своё творение. Она виновата перед ним, но это лишь последствия. Истинная причина всех бед заключена не в Агате. Единственный, кто должен понести наказание за это…

Волна гнева одурманивает разум. Под руку подворачивается стопка немытой посуды. Тарелки и кружки с дребезгом разбиваются о стену. Этот хруст отдалённо напоминает Агате ломающиеся шейные позвонки.

Всё заканчивается быстро. Занесённую над головой чашку Агата медленно опускает в раковину. В голове носятся миллиарды жужжащих, как пчёлы, мыслей, но и им остается жить недолго. Агата захлопывает окно. Толку от гнева мало. Тратить ценную энергию – ещё бессмысленнее. Мозг должен оставаться чистым и готовым в любой момент окунуться в научные изыскания. Обилие грязи подсказывает перенаправить ресурсы на более необходимую работу. Физическую.

Следующие дни Агата проводит в обнимку с метлой и шваброй. Уборка затягивается из-за отсутствия у девушки каких-либо познаний в наведении домашнего уюта. Агате больше нравилось работать мозгами, чем соскребать грязь с половиц. Не самое крепкое здоровье заставляет каждые полчаса открывать окна. Пыль, кажется, пытается придушить её в собственном доме. По ощущениям Агаты, за несколько дней она выгребла из дома пару стогов паутины, тонну-другую грязи и такое количество пыли, что хватило бы на облако, способное покрыть собой один-два района столицы.

Но стоило её страданиям окончиться, как незаметно подкралась скука. За время уборки Агата не обнаружила ничего, что могло бы распалить её любопытство. Даже полустёртые пентаграммы с въевшимися бурыми пятнами на полу не пробуждали интерес к проводимым в доме нечестивым обрядам. Книги, привезённые бывшим хозяином, оказались на редкость неинтересными. Помимо них другого развлечения в доме не было. Связь и интернет не работали, так что привезённый нетбук оказался бесполезным. Агата несколько раз попыталась усадить себя за редактирование уже готовых статей по смежным наработкам, но всплывающие воспоминания о лабораторных деньках с Уильямом мешали сосредоточиться.

Клок-Холл стоял прямо среди душистых трав луга, соседствуя с ещё четырьмя домами. Будто отражение, они в точности повторяли каждую деталь центральной постройки. Отличалась только степень запущенности. У одного из домов сгорел второй этаж. Другой хвастался проломленной стеной в ванную комнату и заржавевшими водопроводными трубами. Из окон третьего выглядывали мелкие деревца, пробурившие деревянные полы дома. Четвёртый, наиболее сохранившийся, отгородился от мира заколоченными окнами и сложенными во дворике стопками сгнивших брёвен.

Создавалось впечатление, что сейчас, кроме Агаты, здесь никто не жил. Иной раз она замечала расплывчатое лицо в окне одного из соседних домов, но оно быстро исчезало, оставляя гадать: не показалось ли? Но Агата не стремилась проверить свои подозрения. Мать чётко внушила ей: «Не покидай дом ни при каких обстоятельствах. Никто тебе не поможет в случае опасности». Агате ничего не оставалось, как следовать этому правилу и медленно покрываться плесневелой корочкой безделья.

День и ночь над городом висели тяжёлые свинцово-серые тучи, повергающие в уныние. Казалось, в отрезанный от всего мира край даже солнце не заглядывало. Апатичная атмосфера заставляла бездумно пялиться в потолок, а тишина, такая непривычная для городского жителя, действовала на нервы. По дороге сюда Агата не потрудилась разглядывать проплывающий за окном пейзаж города. Отчасти из-за тревожных мыслей, а в основном из-за убеждения, что пробыть ей здесь придётся не больше недели. Но вот неделя подошла к концу, а друг отца, обещавший приехать с новостями из столицы, так и не появился.

 
                                            * * *
 

– Дыра, – опершись на подоконник, Агата уныло взирала на поднадоевший пейзаж. – Мёртвый край.

Луг огорожен с четырёх сторон. В северной и южной части виднеются кирпичные стены. За ними – небольшие домики. По остальным двум сторонам тянется кованое заграждение и деревья с шумящими кронами. Между особняками пролегает асфальтовая дорожка с трещинами и ухабами. Петляя, она прерывается то песочной насыпью, то мелкой галькой. Её конец теряется в северной стороне, среди выдержавших натиск времени домиков. Именно на ней и появляется первая живая фигура за неделю.

Повинуясь внутреннему чутью, девушка задвигает шторы, но от окна отходить не торопится. Свинцово-серые глаза с интересом разглядывают странного гостя сквозь полоску света. Женщина лет тридцати в окружении стаи чёрных воронов решительно направляется в сторону её дома. Неуклюже перепрыгивая через ухабы, она то и дело проваливается то в одну, то в другую яму, и, извозившись в грязи, выбирается обратно на дорогу. Пернатые друзья не отстают от своей хозяйки. Их угольные крылья скрывают фигуру и лицо женщины.

Неожиданно она сворачивает с дорожки в сторону дома с заколоченными окнами. «Хозяйка? Гостья?» – Агата перебирает в голове всевозможные варианты, пока фигура не останавливается. На секунду в кружащей чёрной массе появляется брешь. Лицо женщины повернуто в её сторону. Дрожь прошибает тело. Налетевший из ниоткуда поток холодного ветра обдаёт лицо. Агата отшатывается от окна. Несколько секунд медлит, не зная, что предпринять. Тревогу побеждает любопытство. Врождённая тяга к неизвестному в очередной раз берёт верх над здравым смыслом.

Присев на корточки, Агата подползает к окну. Медленно вытянув шею, она всматривается вдаль. К её облегчению, женщина потеряла всякий интерес к Клок-Холлу. Стоя на подступах к заколоченному дому, она изо всех сил вырывала из хулиганских пастей репейника свою длинную юбку. Выиграв поединок, незнакомка злобно вытаптывает растительность. Затем принимается отряхивать от остатков колючек порванную ткань. Закончив с наведением красоты, она заходит в дом.

Из-за чернокрылого вихря Агата не сумела разобрать, стучалась ли она или воспользовалась ключом. Но с того дня данная особа стала постоянно наведываться в заколоченный дом. Другого развлечения у Агаты не было и, вооружаясь запылившейся книжкой, она проводила у окна всё своё время. Приходила женщина рано утром. Уходила под вечер. И каждый раз пристально поглядывала в сторону дома, где жила Агата.

Девушка недоумевала. Слух о новом жильце уже должен был облететь маленький городок минимум два раза. Что же останавливало фигуру в чёрном ореоле воронов наведаться к соседке? Изо дня в день Агата изводила себя сомнениями и догадками. Мысли о преследовании и скором обнаружении лишь усугубляли тревогу. Человек с новостями так и не приехал. Дурное предчувствие поселилось в груди, заставляя Агату каждый раз откладывать книгу и задумчиво тарабанить ногтями по подоконнику. Ощущение чего-то плохого усилилось в конце второй недели её пребывания в Клок-Холле. Женщина не появилась. И на следующий день ожидание у окна прошло впустую.

Воскресным утром Агата проснулась из-за повторяющихся глухих звуков. Стук разлетался по равнине и шёл с улицы. Сонно потирая глаза, она подошла к открытому на ночь окну. День только просыпался. Вялые лучи солнца неохотно пробирались сквозь облака. В растворяющемся сумраке отчёливо было видно, как хлопает на ветру дверь дома с заколоченными окнами.

Закрыв ставни, Агата ложится обратно. Уснуть не удаётся. Обычно люди не бросают входную дверь нараспашку. Только если у них что-то случается. Даже если так, отвечает сама себе Агата, её это не касается. Минуты складываются в часы, а сна так и нет. Гулкий стук эхом разлетается в опустевшей местности. Перед её отъездом в Ливингстон Бэй, мама сказала ей довольно странную фразу: «Лучше не тревожь неизведанное, ведь ни ты, ни я не знаем, что скрывается за порогом».

«Скрывается за порогом…»

Тревожный голос матери звучит в голове, повторяя эти слова как чудаковатую мантру. Агата чувствует, за этой фразой прячется нечто большее. Но что? Предостережение? Намёк? «Какой же противный скрип у этой двери». Поджимая от холода ноги, Агата быстро надевает костюм. В этот раз поверх рубашки и галстука проходят ремни портупеи. Отец позаботился, чтобы дочь могла постоять за себя. Он научил не только отменно стрелять, но и снабдил Агату всем необходимым перед отъездом. С профессией Джеймса раздобыть оружие и разрешение на него не составило большого труда.

Чёрная мякоть перчаток нежно обхватывает руки. Лишняя предосторожность не помешает. Агата осматривает ладони. Пошив на заказ. Но даже в перчатках эти чудовищные ладони с крючковатыми пальцами смотрятся жутко. В любое другое время она не удосужилась бы взглянуть на них. Мысли начали разбредаться, возвращаясь к прошлому. «Уилл, мне, правда, жаль». Стальной разум ледяным хлыстом собирает их обратно. Сейчас Агате нужно сосредоточиться на том, что она собирается сделать. Терзающая боль подождёт.

– Никому не дано скрываться вечно.

Собственный голос пытается перебить взволнованный разум. Желание к познанию мира, изъедающее любопытство и страх ввергнуться обратно в скуку уничтожают тревожные мысли о перспективах быть обнаруженной. Мать точно не одобрит её порыв, если узнает. Если узнает? «Именно». Агата оставит эту вылазку в секрете. В конце концов «тревожить неизведанное» – её профессия.

 
                                            * * *
 

Ладонь останавливает дверь от очередного хлопка.

– Есть тут кто?

Тишина.

– У вас дверь не закрыта!

Снова молчание.

Девушка возвращается взглядом к Клок-Холлу. Его унылый вид беззвучно молит поскорее вернуться. В ответ на его зов Агата делает решительный шаг внутрь соседнего дома. Дверь за спиной бесшумно закрывается. «Раз уж пришла, то стоит проверить, всё ли хорошо с хозяевами», – рассуждает Агата, не в силах признать, что это не альтруизм, а бушующее любопытство.

Агата неспешно обходит одну запустелую комнату за другой. Ступать приходится осторожно. Рваные тряпки, бывшие когда-то шторами, поглощают редкий свет, проходящий сквозь щели в заколоченных окнах. Несмотря на грязь, сломанную мебели и ощущение покинутости, здесь явно кто-то живёт. Свежие кучки объедков и вскрытых консервов на столе. На туалетном столике разбросана косметика, которую кто-то тщательно перебирал. Чистая одежда лежит в переполненном доверху шкафу рядом с грязной. Единственной запертой дверью в доме оказывается спальня на втором этаже. От неё особенно сильно разит гнилостной вонью.

Оттряхивая грязь с пиджака, девушка спускается в прихожую. «Может, небрежный хозяин просто забыл запереть дверь? В любом случае, пора уходить. Не хватало ещё, чтобы мой лучший костюм провонял». Агата ничего не носила кроме «лучших костюмов», и даже торопливо собираясь в дорогу, провела не меньше часа, выбирая, какой будет красивее всего смотреться на фоне провинциального городка.

Хлюп.

С мерзким звуком дизайнерский оксфорд опускается в липкую лужицу.

– Вот дрянь!

Девушка обтирает подошву о ковёр. Но прежде, чем она успевает отвести взгляд от пола, в лужицу падает капля. Затем ещё одна. Звук падающей жидкости тонет в пыльном воздухе. Агата медленно поднимает голову к потолку. По нему растеклось побуревшее пятно. Сгнившие от времени и сырости балки напитались жидкостью. Предсмертный скрип разлетается в воздухе. Звонкий щелчок. Агата отпрыгивает в сторону. Секунду спустя на это место обрушивается часть второго этажа. В воздух поднимается столп пыли. Кашляя, Агата отходит к колышущимся шторам. Проникающий дневной свет падает на то, что и при жизни с трудом могло называться человеком.

Безобразное тело прикрывает потрёпанный халат. У женщины уродливые черты, деформированная челюсть с верхней рассечённой губой, раскосые глаза, выпучившиеся из черепа по-рыбьи. Из вспузырившейся кожи щёк и лба проросли новообразования, в точности повторяющие лицо. Словно дополнительные маленькие головы, со своими собственными покатыми глазами и искривлённым ртом.