Текст книги "Мустафа Кемаль Ататюрк – основатель новой Турции"

Однажды Кемаль сделал строгий выговор метрдотелю, который принял его за полковника. Отныне стол был зарезервирован на имя «Кемаля-паши, командующего армией». Он встретился с женщиной, готовившей книгу о турецких героях войны. А вечером Кемаль долго беседовал о былых сражениях с одной из соотечественниц. Именно ей он заявил, что «мужество командующего состоит в том, чтобы нести ответственность за свои решения».

В дневнике отразилась повышенная нервозность автора: «Я проснулся в 7 утра, думая, что еще только 6 часов. Я выразил недовольство своему ординарцу Шевки. Он начал меня брить, но мой гнев его настолько смутил, что он делал это неловко. Мой гнев все нарастал, я не мог его подавить… Сейчас я настолько взвинчен, что одно присутствие Шевки меня раздражает». А ведь верный ординарец всегда был рядом с ним, в том числе под пулями на фронте.

Кемаль отличался как сентиментальностью, так и бьющей через край энергией. Он ценил все радости жизни, будь то танцы, алкоголь или женщины, и предавался им в избытке. Он посещал не только рестораны, но и бордели во всех городах, куда забрасывала его судьба. Так он получал необходимую разрядку от тяжких военных трудов. Но на этот раз в Карлсбаде ни бальные танцы, прогулки в ландо по паркам, ни светские приемы, ни вечерние беседы в ресторанах не смогли восстановить его душевное равновесие. Паша слишком хорошо сознавал, что война Центральными державами проиграна, и после поражения его родину может ждать совсем незавидное будущее.

Кемаль брал уроки, чтобы усовершенствовать свой разговорный немецкий, поскольку, по его собственному признанию, «краснел, когда не мог выразить по-немецки то, что хотел сказать». Точно так же он совершенствовался и во французском. Этим языком с ним занималась одна молодая швейцарка. Кемаль всегда интересовался языком философов эпохи Просвещения и Великой французской революции. И преуспел настолько, что примерно сорок страниц карлсбадского дневника написал по-французски. Ведь это был язык местной светской публики. И в Карлсбаде он читал исключительно французские романы: «Бунт» Андре Бомье, «Шагреневую кожу» Оноре де Бальзака, «К эшафоту» барона Батца.

Кемаль вообще очень любил читать, и с огромным удовольствием предавался чтению не только на отдыхе в Карлсбаде, но и в суровые военные будни. Во время сражений в Восточной Анатолии в 1916 году он ухитрялся читать «Сафо» Альфонса Доде, «Османскую историю» Намыка Кемаля и стихи Тевфика Фикрета.

И вот к каким интесным мыслям пришел Кемаль на основе прочитанного, например, по поводу женщин и брака: «Не будем страдать паранойей. Пусть женщины будут свободны, пусть получают образование… важно, чтобы они становились личностями. Что же касается частных отношений, то давайте искать спутницу, учитывая нашу природу и нашу собственную нравственность, и вместе с ней будем принимать решение о создании семьи, если мы уважаем друг друга, соответственно ведем себя, и пусть женщина ведет себя так же!»

Узнав о смерти султана Мехмеда V Решада, последовавшей 3 июля, Кемаль сожалел, что не был в это время в Стамбуле и не мог присутствовать на похоронах. «Смена султана – очень важное событие для страны и нации», – подчеркнул он в дневнике. Он хорошо знал нового султана, Мехмеда VI Вахидеддина, и направил ему поздравительную телеграмму. Между тем его главный враг по-прежнему оставался у власти. 8 июля Кемаль записал в дневнике: «Энвер-паша продолжает свою политику, направленную против меня. Как я должен реагировать?» Очевидно, военный министр пытался опорочить Кемаля перед Мехмедом VI.

Воцарение нового султана могло способствовать новому назначению Кемаля на важный пост в армии. Но для этого ему надо было быть в Стамбуле, а болезнь не позволяла прервать лечение. Его по-прежнему изматывали почечные колики, а ресторанные излишества не способствовали быстрому успеху лечения. Кемаль часто страдал то от венерических болезней, то от приступов усталости, а иной раз почки совсем отказывали. В конце июля, возвращаясь в Турцию, он записал в дневнике: «Карлсбад не принес мне должного облегчения; все те же проблемы со здоровьем». К физическим страданиям примешивались моральные. В дни, когда решается судьба Турции, он оказался не у дел. И записывал в дневнике: «Я говорил и повторяю еще раз, что если бы я был наделен властью, то смог бы провести реформы, необходимые нашему обществу, я совершил бы переворот. В отличие от других я не верю, что можно постепенно, шаг за шагом заставить людей думать так, как я. До сих пор я потратил слишком много времени для изучения цивилизованной жизни, и почему теперь я должен опускаться до уровня народа? Я должен поднять его до своего уровня! Не я должен уподобляться людям, а, наоборот, они должны стать такими, как я. Как это сделать, еще требует тщательного изучения; но сделать это необходимо».

Кемаль хотел во что бы то ни стало, даже посредством насилия, вывести народ из темноты и невежества и приобщить его к ценностям европейской культуры. За пять лет до создания республики у Кемаля уже был набросок плана реформ. Но, чтобы начать его осуществлять, требовалось одно: прийти к власти.

И Кемаль решил, что его время пришло и надо возвращаться, наплевав на болезнь. 29 июля он записал в дневник: «Этим вечером я решил вернуться в Вену». А 5 августа он был уже в Стамбуле. К тому времени поражение Германии на Западном фронте стало очевидным. Кемаль понял, что война вот-вот закончится, а кризис, связанный с военным поражением, откроет новые возможности для политических преобразований Оттоманской империи.

По прибытии в столицу Кемаль встретился с маршалом (муширом) Иззетом, недавно назначенным генерал-адъютантом султана. Они познакомились еще во время Балканских войн, а затем снова встретились в Восточной Анатолии в 1916–1917 годах. У Кемаля с Иззетом, албанцем по происхождению, установились дружеские отношения.

4 июля 1918 года Вахидеддин взошел на престол, став султаном Мехмедом VI. Он был давним поклонником Кемаля и добился его возвращения к активной военной службе. 7 августа 1918 года, через два дня после возвращения, Мустафа Кемаль-паша был награжден орденом Меджидие первой степени с мечами и вновь назначен командующим 7-й армией в Палестине.

Кемаль попросил аудиенции у нового султана, и тот согласился принять его. В течение трех недель, проведенных в столице, Кемаль был принят Вахидеддином четыре раза, причем два из них – наедине. Об этих встречах можно судить только по воспоминаниям самого Кемаля, опубликованным в 1926 году.

Встретившись с султаном, Кемаль заявил: «Прежде всего нужно взять под контроль армию. Только тогда можно будет принять необходимые меры для сохранения стабильности». А позднее, уже во время третьей встречи, когда султан заметил, что население голодает, Кемаль возразил: «Ваше замечание совершенно справедливо, но ваше намерение накормить население Стамбула не освободит Ваше величество от необходимости прибегнуть к другим, более насущным и безотлагательным мерам во имя спасения страны… До тех пор, пока сила, обязанная защищать государство, нацию и всех ее союзников, находится в руках другого, вы будете лишь называться падишахом». Кемаль явно намекал на необходимость сместить Энвера-пашу с постов военного министра и начальника Генштаба.

Турецкие войска летом 1918 года были в плачевном состоянии. Повсюду, кроме Кавказа, они отступали под натиском неприятеля. Дезертирство приобрело небывалые размеры. Находившиеся в Стамбуле европейцы в июле 1918 года утверждали, что более двухсот тысяч дезертиров гуляют по Анатолийскому плоскогорью, где не было боевых действий. Разведка союзников сообщала о мятежах, потрясающих турецкую армию. В течение последнего года этой «войны без надежды мы испытывали чувство стыда», признается позднее Исмет Инёню. Сам Кемаль, когда султан назначил его командовать 7-й армией в Сирии и Палестине, был разъярен, что армия, которую он формировал, потеряла большую часть солдат и осталась почти без боеприпасов и продовольствия.

Вахидеддин в беседе со своим послом в Швейцарии высказал еще большую тревогу, чем во время встреч с Кемалем. Он выразил сожаление о разногласиях между ведущими турецкими политиками. Султана беспокоил рост пожаров в Стамбуле, что он считал следствием поджогов как формы проявления недовольства существующим положением. Его не радовал и моральный дух армии. Султан прямо заявил послу: «Я опасаюсь общенародного восстания, и, к несчастью, ситуация оправдывает бунт… Сейчаст я не знаю никого, кому бы я мог доверить сформировать правительство… Мое государство на пороге гибели…» Мехмед VI уже понимал, что за пределами Стамбула царит хаос. Банды грабителей, зачастую состоящие из дезертиров, прихвативших с собой оружие, бродили по стране в поисках добычи. Крестьяне, не надеясь больше на помощь полиции и жандармерии, предпочитали бежать в горы с тем имуществом, которое могли унести с собой.

Кемалю не удалось убедить Вахидеддина сместить Энвера. Правда, в Стамбуле у него оставались друзья – тот же Иззет-паша или Али Фетхи, наконец вернувшийся из Софии и занявший видный пост в партии «Единение и прогресс».

Кемаль считался одним из наиболее выдающихся патриотически настроенных турецких офицеров. Когда стало ясно, что Германия и Турция проиграют Первую мировую войну, эти военные решили сделать все, чтобы сохранить независимость Турции как преемницы Оттоманской империи и территориальную целостность земель, населенных этническими турками. Уже летом 1918 года Кемаль, нисколько не сомневаясь в грядущем поражении, установил контакт с группой националистически настроенных офицеров, прежде всего с Фетхи (Окяром) и Рауфом (Орбаем), которые составили заговор, направленный на свержение правительства младотурок. В новом правительстве, которое планировали создать заговорщики, Кемаль рассчитывал стать министром обороны.

22 сентября султан назначил Кемаля своим почетным адъютантом. Едва придя в себя после очередного приступа почечных колик, паша отправился на Палестинский фронт.

С начала сентября Талаат запрашивал у Берлина дополнительную поддержку, но немцы отказали, так как в это время уже рушился их Западный фронт. Болгары 29 сентября подписали перемирие в Салониках. Дорога к Стамбулу была открыта для союзников.

Между тем и на Палестинском фронте положение было неблагоприятно для турецких войск. В августе 1918 года здесь у британского фельдмаршала Алленби было 56 тыс. штыков, 11 тыс. сабель и 552 орудия. У группы армий «Йылдырым» было 40 598 пехотинцев, вооруженных 19 519 винтовками, 273 легкими и 696 тяжелыми пулеметами и 402 орудиями. Кроме того, в тылу турок действовали арабские партизаны.

7-я армия была одной из трех армий группы армий «Йылдырым», которой командовал старый знакомый Кемаля Лиман фон Сандерс. Она состояла из III корпуса (1-я и 11-я пехотные дивизии) и XX корпуса (26-я и 53-я пехотные дивизии). Корпусами командовали друзья Кемаля, Али Фуад и Исмет. Но в дивизиях не хватало людей, артиллерии, продовольствия и боеприпасов. 7-я армия по штату должна была насчитывать 60 тыс. солдат и офицеров. Но фактически в ее составе было лишь 20 тыс. человек, в том числе лишь 7 тыс. штыков. И люди, и мулы, от которых зависели передвижения в горах, были сильно истощены. 7-я армия оборонялась на широком фронте и не имела возможности в короткий срок укрепить его из-за отсутствия необходимых материалов.

19 сентября 1918 года командующий британскими Египетскими экспедиционными силами генерал сэр Эдмунд Алленби начал давно ожидавшееся наступление на Палестинском фронте, которое стало известно позднее как сражение у Мегиддо. Главный удар пришелся по XXIII корпусу 8-й турецкой армии, чей правый фланг упирался в Средиземное море. Здесь англичане имели двенадцатикратный перевес в людях и четырехкратный перевес в артиллерии. Наступление началось на рассвете, и уже через два часа фронт 8-й армии, которая ввела в бой все свои скудные резервы, был прорван. Лиман фон Сандерс потом утверждал, что уже к 7 часам утра 8-я армия перестала существовать как боеспособная сила. Алленби ввел в прорыв кавалерийский корпус из трех дивизий. Конница должна была захватить Наблус, где располагался штаб 7-й армии Кемаля. Отвлекающий удар англичане наносили в долине Иордана.

19 сентября Лиман фон Сандерс приказал 7-й армии начать отступление на север, чтобы предотвратить британский охват в районе Иордана. 20 сентября британская кавалерия взяла Назарет, чуть не захватив в плен самого Лимана фон Сандерса, который едва спасся. Под руководством Кемаля-паши 7-я армия отступила в полном порядке. 21–23 сентября III корпус вел арьергардные бои от Тубаса до Иордана. Это позволило отступающим частям 8-й армии блокировать обходное движение британских войск, а затем отступить за Иордан. К 25 сентября англичане захватили Хайфу, Акру и Меджидо. 27 сентября британская кавалерия форсировала Иордан. Тем не менее основная часть 7-й армии избежала уничтожения, равно как и остатки других армий группы армий «Йылдырым».

Турецкое командование верно определило, что главный удар будет наноситься в полосе 8-й армии, но не имело сил и времени ему противодействовать. Кемаль был не слишком удивлен, когда британская авиация, имевшая абсолютное господство в воздухе, в 5 часов утра 19 сентября бомбила его штаб, повредив телефонные линии. Вскоре британцы внезапно атаковали III корпус Исмета, но в целом их давление на фронт 7-й армии было незначительным. На следующий день Кемаль бросил несколько батальонов из XX корпуса на усиление корпуса Исмета. Хотя его армия удержала свои позиции, Кемаль вынужден был реагировать на угрозу обхода своего правого фланга большими массами пехоты и кавалерии. Он сообщил подчиненным, что собирается отступить к северу. III корпус прикрывал обход XX корпуса. Весть о катастрофе 8-й армии уже распространилась, и Кемалю было непросто поддерживать дисциплину. Тем не менее ему удалось отступить, сохраняя порядок в войсках, но британская кавалерия, перейдя Иордан, блокировала пути отхода.

Тогда Кемаль приказал своим частям идти прямо на восток, чтобы там перейти реку. Вместе с остатками 8-й армии им удалось сделать это в ночь с 23 на 24 сентября. Кемаль замедлил продвижение англичан с помощью 3-й кавалерийской дивизии, которая сдерживала неприятеля, пока 27 сентября 7-я армия не отошла к Дераа. Тем временем индийская и австралийская кавалерии двинулись к Дамаску, а арабские повстанцы Лоуренса Аравийского предпринимали атаки на Хиджазскую железную дорогу. Обеспокоенный тем, что захват противником Дамаска отрежет пути отступления для всей группы армий, Лиман фон Сандерс приказал Кемалю занять отсечную позицию юго-западнее города. Двигаясь на север в течение двух дней, корпус Исмета 30 сентября достиг станции Кисве на окраине Дамаска. Здесь была оборудована тонкая линия обороны, которая остановила неприятельскую кавалерию. Кемаль разместил 3-ю кавалерийскую дивизию на левом фланге III корпуса Исмета и использовал XX корпус Али Фуада, чтобы сдерживать арабов, пытавшихся перерезать пути отступления, пока все турецкие войска не успеют отойти. Остатки 4-й и 8-й армий следовали за 7-й армией, и их основная часть тоже успела проскочить Дамаск до того, как город был взят британскими войсками 1 октября. А через два дня пал и Бейрут. Потрепанные 26-я и 53-я пехотные дивизии из армии Кемаля, равно как и 3-я кавалерийская дивизия, не успели отойти и вынуждены были сдаться.

Кемаль отходил вдоль железной дороги на Баальбек вместе с XX корпусом, который он восстановил, используя 24-ю и 43-ю дивизии, в то время как III корпус блокировал дороги к северу от Эски-Хана. 4-я армия в это время обороняла Хомс, так как хорошие дороги на север шли только через этот город. Британские войска взяли Хомс 3 октября, но Кемаль успел отвести основные силы к Алеппо. 20 октября Кемаль передал 1-ю и 11-ю пехотные дивизии в состав XX корпуса, защищавшего Алеппо, а 24-ю и 43-ю дивизии, которые предстояло реорганизовать, – в состав III корпуса. Британская кавалерия 26 октября обошла Алеппо с северо-запада. Отряд, который пытался сдержать ее, возглавил лично Кемаль. Турки дрались мужественно, но силы были неравны, и 26 октября в 10 утра Алеппо пал. Но Кемаль успел отвести свою армию из города. К этому времени 4-я армия уже распалась, а 8-я армия была почти полностью уничтожена. 7-я армия осталась единственной уцелевшей армией на Палестинском фронте. Свой штаб Кемаль расположил в Катма, а затем в Рако и начал готовить новую оборонительную линию вдоль южной границы нынешней Турции. Ему была придана 2-я армия, оборонявшая побережье и Адану.

Менее чем за две недели турецкий фронт был прорван, пять тысяч турок погибли. Кемаль, командующий 7-й армией, старается спасти честь турецкой армии с присущими ему энергией и мужеством. В период с 18 сентября по 31 октября британские войска взяли 75 тыс. пленных и 360 орудий. Британские войска потеряли 6 тыс. убитых и раненых. Тем не менее отступление 7-й турецкой армии после поражения при Меджидо, которым руководил Кемаль-паша, историки считают одним из высших достижений военного искусства.

30 октября, в день, когда было подписано Мудросское перемирие, новый военный министр Ахмет Иззет-паша отозвал Лимана фон Сандерса в Константинополь. Вместо него командующим группой армий «Йылдырым» был назначен Мустафа Кемаль-паша, который 31 октября прибыл в Адану.

В результате боев, происходивших в сентябре – октябре 1918 года на Месопотамском фронте, англичане взяли 75 тыс. пленных и 360 орудий, потери английской армии составили 5343 человека – 782 убитых, 382 пропавших без вести и 4179 раненых.

Когда 31 октября в Адане Лиман фон Сандерс передавал Кемалю командование группой армий «Йылдырым» или, скорее, тем, что от нее осталось, немец не скрывал своего восхищения турецким генералом, который, по словам Лимана, «проявил себя во многих героических сражениях».

Наконец-то Кемаль стал командующим группой армий, но ее остатки были слабее его прежней 7-й армии. Тем не менее паша не отчаялся. Он защищает теперь южные границы Турции, но понимает, что судьба страны будет решаться не здесь, а в Стамбуле.

А там как раз происходили важные события. 7 октября 1918 года Комитет партии «Единение и прогресс» большинством голосов вынес решение об отставке правительства великого визиря Талаат-паши, которая последовала на следующий день, 8 октября. Теперь необходимо было создать такое правительство, которое могло бы найти общий язык с Антантой и добиться приемлемых условий мира.

Султан Вахидэддин и придворные круги хотели видеть новым великим визирем бывшего турецкого посла в Англии Тевфик-пашу, известного своим англофильством. Но младотурки широко проникли в государственный аппарат и противились этому назначению.

Только 13 октября собрался парламент, где младотурки сохраняли большинство. Теперь их лидеры старались выиграть время, чтобы успеть покинуть страну. Сказывалось влияние антантофильской партии «Свобода и согласие» (Хюрриет ве итилаф). 14 октября был достигнут компромисс и сформировано новое правительство во главе с маршалом Ахметом Иззетом-пашой (Фургачем), считавшимся англофилом. В нем осталось несколько министров-младотурок. Так, министром внутренних дел стал бывший посол в Софии, генеральный секретарь «Единения и прогресса» и друг Кемаля Али Фетхи-бей (Окяр), а министром финансов Джавид-бей, ранее занимавший этот же пост. Некоторые группировки требовали назначить военным министром Мустафу Кемаля-пашу, но султанский двор воспротивился этому.

С 14 по 19 октября 1918 года состоялся последний съезд партии «Единение и прогресс». Талаат-паша, выступивший с политическим докладом, признал полный крах политического курса младотурок и заявил, что «поскольку наша политика потерпела провал, теперь мы не можем оставаться у власти».

Первой и главнейшей задачей правительства Иззета-паши было заключение соглашения о перемирии. Для этого была сформирована специальная миссия во главе с морским министром Хюсейном Рауф-беем. Миссия попросила генерала Таунсенда, находившегося в турецком плену, стать посредником между Турцией и английским командованием. Тот согласился и в сопровождении губернатора Измира Рахми-бея 20 октября отправился в английский штаб на острове Лемнос, где 27 октября 1918 года состоялась первая встреча между английским адмиралом сэром Сомерсетом Гоф-Калторпом, командующим британским Средиземноморским флотом, и турецкой делегацией.

Султанский двор и новое турецкое правительство разрешили своей делегации принять все условия англичан. По утверждению Кемаля-паши, султан Вахидеддин открыто говорил, что «мы примем все условия англичан, какими бы они тяжелыми ни были… Я считаю, что англичане останутся верны многовековой дружбе и симпатии, которые питают к нам. Пройдет немного времени, и мы добьемся их милости». На самом деле условия перемирия оказались очень тяжелыми, и британской милости турки не дождались.

В результате переговоров на острове Лемнос 30 октября 1918 года на палубе британского броненосца «Агамемнон», стоявшего в заливе Мудрос, было подписано соглашение о перемирии.

Согласно Мудросскому перемирию, Турция обязана была безоговорочно сложить оружие и отдаться на милость победителя. Все важнейшие военно-стратегические и экономические центры страны подлежали оккупации войсками Антанты. Все стратегические железные и шоссейные дороги, транспортные средства, запасы продовольствия и топлива переходили в распоряжение союзников. Военнопленные стран Антанты немедленно освобождались и отправлялись на родину, а турецкие военнопленные пока что оставались в лагерях. Турция должна была отозвать свои войска из Закавказья и из Киликии, а в случае возникновения беспорядков в одном или нескольких армянских вилайетах союзники имели право оккупировать их. Османская империя согласилась на капитуляцию флота, демобилизацию своей армии, открытие проливов Босфор и Дарданеллы, на контроль союзников над железными дорогами и признала их право вмешиваться в конфликты практически в любом месте империи.

Возвратившийся с Лемноса Рауф-бей (Орбай) заявил: «Достигнутое перемирие превзошло наши ожидания. Спасены независимость государства, султанат и честь нации».

Но в 1927 году в своей знаменитой шестидневной речи «Нутук» Кемаль-паша оценивал перемирие в Мудросе несколько иначе. Он утверждал: «Группа держав, в которую входило и Оттоманское правительство, потерпела поражение в Великой войне. Оттоманская армия была сокрушена на всех фронтах. Условия подписанного перемирия были суровы. Столь длительная война истощила людей и сделала их нищими. Те, кто вверг народ и страну во всеобщий конфликт, бежали и теперь заботились только о своей собственной безопасности. Армия была лишена вооружения и боеприпасов, и такое положение вещей продолжало сохраняться. Державы Антанты не считали необходимым уважать условия перемирия. Под различными предлогами их войска оставались в Турции».