Текст книги "Мустафа Кемаль Ататюрк – основатель новой Турции"

Кемаль также заявил Али Фуаду, что главной целью должно стать создание Турецкой Республики, о чем он думает еще с 1907 года. Однако пока что эту цель надо держать в секрете, чтобы не допускать политического раскола в турецком обществе.

Кемаль еще несколько раз встретился с Фуадом, который покинулт Стамбул только в конце февраля 1919 года, когда вновь принял командование XX армейским корпусом, штаб которого находился в Анкаре, подальше от войск союзников. Кемаль также встречался с Канболатом, Рауфом и Фетхи, равно как и со многими другими офицерами, товарищами по военному училищу или по совместным боям. Это – люди одного поколения, родившиеся в период с 1880 по 1885 год, стали убежденными националистами. Правда, они деморализованы поражением, а перемирие, ограничившее численность армии, грозит им увольнением, да и жалованье им давно уже не платили. Изменить свое положение они могли только борьбой с интервентами за возрождение Турции.

Уже 15 января 1919 года французский военный комендант Стамбула Жолли предупреждал Париж: «Турки постепенно поднимают голову… Если найдется энергичный смельчак, то нас выбросят отсюда за двадцать четыре часа. Даже если мятеж не произойдёт сейчас, очень вероятно, что он произойдет в тот день, когда Турция узнает о расчленении, которое ей угрожает. Тогда, учитывая настроения, видные невооруженным глазом, мы окажемся в очень сложном положении, если не примем самые элементарные меры предосторожности».

Рауф свидетельствовал, что в конце 1918 года Кемаль вместе с Кара Кемалем из «Каракола» планировал похищение великого визиря. Узнав об этом, Канболат, а затем Рауф пытались отговорить Кемаля от этой затеи. Но в январе Кемаль снова объявил, на этот раз Фетхи, что хочет организовать вместе с Кара Кемалем похищение старого Тевфика для последующей торговли с султаном и союзниками. Фетхи резко отверг эту идею.

Фалих Рыфкы Атай, близкий к Кемалю журналист, сообщает, что тогда же Али Фетхи и четверо его друзей-иттихадистов планировали покушение на султана и республиканский переворот. На этот раз Кемаль этот проект решительно отверг, поскольку свержение правительства или султана не могло изменить соотношение сил с союзниками, а вот противостояние с роялистами спровоцировало бы наверняка. Гораздо важнее было перебраться к войскам в Анатолию и оттуда начать борьбу.

Посоветовавшись с рядом военачальников и получив информацию о первых очагах сопротивления, Кемаль со своими соратниками решил перебираться в Анатолию. Переезд был осуществлен совершенно легально, поскольку 30 апреля 1919 года Кемаль получил официальное назначение инспектора 9-й армии, что фактически означало командование этой армией. Штаб её размещался в Эрзуруме, свободном от оккупантов. Немаловажно было то, что в состав 9-й армии входил XV корпус Карабекира с 4 пехотными дивизиями и III корпус Али Фуада с 2 пехотными дивизиями. Кемаль часто встречался с Февзи (Чакмаком), уходящим с поста начальника Генерального штаба, и с его преемником Шеватом (Чобанлы). Они тоже были националистами и тайно поддерживали то, что собирался сделать Кемаль, и не собирались разоружать свои войска. Создав из доверенных людей свой штаб, Кемаль выехал в Самсун. Перед отъездом он выслушал личное напутствие султана Мехмеда VI, приказавшего пресекать акты саботажа и враждебных действий против оккупантов. Высадившиеся в Самсуне в марте 1919 года 200 британских солдат не в состоянии были контролировать обстановку в близлежащих регионах Анатолии.

Также и в инструкции военного министерства предписывалось Кемалю провести инвентаризацию вооружения в районах дислокации 9-й армии и строго контролировать его сохранность, не допуская его попадания в руки незаконных вооруженных формирований, которые Кемаль должен был постараться распустить. Султанское правительство наделило Кемаля широкими полномочиями и деньгами, которые следовало использовать для восстановления спокойствия в Анатолии. С другой стороны, многие члены правительства, да и сам военный министр Иззет-паша, вряд ли сомневались, что Кемаль будет действовать прямо противоположно тому, что было сказано в данных ему инструкциях, и не собирались ему в этом препятствовать. Ведь к интервентам они относились так же, как и Кемаль, и прекрасно знали, что посылать Кемаля в Самсун с целью умиротворения региона – это все равно что бросать щуку в воду. Очень многие в Стамбуле надеялись, что Кемаль-паша создаст в Самсуне и англичанам, и грекам, и другим иностранным интервентам большие проблемы и рано или поздно заставит их покинуть Турцию.

15 мая, когда Кемаль еще был в Стамбуле, не успев выехать к месту нового назначения, греческие войска высадились в Измире (Смирне). Турецкое правительство было потрясено. Ведь в Стамбуле первоначально не принимали всерьез заявления премьер-министра Греции Венизелоса о Великой Греции, которая должна включать все побережья и острова Эгейского моря, а также Константинополь и Западную Анатолию со Смирной.

15 мая 1919 года греческие войска высадились в Измире. 12 тыс. солдат были встречены с ликованием местными греками. В середине дня, когда греки проходили мимо турецких казарм, раздался выстрел. Граф Сфорца полагал, что стрелял греческий провокатор. Согласно турецкой версии, стрелял турецкий журналист Хасан Ташин, якобы произнесший при этом историческую фразу: «Турки не мертвы, они живы… и они не отдадут этот город грекам». Выстрел спровоцировал перестрелку. Затем началась резня турок греками и было убито до 300 турок. В Измире начались пожары. Греческие войска продолжали убийства, поджоги, грабежи и изнасилования также и за пределами Измира.

В середине июля союзники создали Международную комиссию по расследованию событий, связанных с оккупацией Измира и его окрестностей. Заключение комиссии, опубликованное полгода спустя, осудило интервенцию и поведение греческих войск. Премьер-министр Греции Венизелос оказался тогда наибольшим реалистом, заявив, что «хотя оккупация Смирны (Измира) не устанавливает с юридической точки зрения новое право в пользу Греции, в действительности создала новую ситуацию, которую нельзя игнорировать».

В Стамбуле известие об оккупации Измира греками вызвало всеобщее уныние. Был даже объявлен национальный траур на восемь дней. Женщины носили на платьях кусочек черной ткани со словами: «Измир – в нашем сердце». Многие торговцы закрыли свои лавки, а войска были переведены на казарменное положение. В знак протеста против оккупации правительство подало в отставку. Вскоре начались волнения и митинги протеста. Студенты говорили, что «лучше умереть, чем дать себя задушить, подобно овцам, маленькой нацией, чье отношение к нам давно известно». Все политические партии от консерваторов до социалистов протестовали против оккупации. В пятницу, 23 мая, массовый митинг протеста происходит на главной площади турецкой части Стамбула, окруженной мечетью султана Ахмета и Святой Софией, в нескольких сотнях метров от дворца Топкапы, Блистательной Порты (канцелярии великого визиря и правительства) и военного министерства. На митинг собрались, по разным оценкам, от 40 до 200 тыс. человек. Он прошел под лозунгами «Нет убийцам мусульман», «Не принесем в жертву два миллиона турок двумстам тысячам христиан», «Мы требуем правосудия», «Турки свободны».

Оккупантов обличал знаменитый поэт Мехмет Эмин, прославившийся программным стихотворением «Я – турок». Но наибольший успех снискала 35-летняя журналистка и педагог Халиде Эдип, основатель первого женского клуба, медсестра во время войны, друг Талаата и Джемаля. Вся в черном, в черной вуали, Халиде Эдип призвала: «Мы не забудем наше достоинство, наши права и наши обычаи – наше самое ценное наследие в течение семи веков! Поклянемся на пороге этих минаретов, что оплакивают семь веков истории! Мы не предадим нашего знамени и чести наших предков!» Одна из ее учениц вспоминала: «Ее выступление было потрясающим. Вокруг были одни минареты, и на каждом из них – черные полотнища, трепещущие на ветру. И голоса муэдзинов перекликались по всему Стамбулу».

Пять дней спустя Англия заявила, что поддерживает территориальную целостность Османской империи, а вину за греческую оккупацию Смирны возложила на Францию. Ллойд Джордж еще в январе 1918 года заявил: «Мы не воюем с Турцией, чтобы отобрать у нее столицу или земли Малой Азии или Фракии, которые заселены этническими турками… Мы не выступаем против поддержки Турецкой империи в пределах средоточия турецкого этноса и его столицы Константинополя».

28 мая шестьдесят семь самых видных руководителей младотурок были отправлены в Мудрос и на Мальту, но это только взбудоражило общественное мнение.

В своей знаменитой речи 1927 года, известной под названием «Нутук», Кемаль так описал свое состояние во время отъезда из Стамбула: «Было важно, чтобы вся нация поднялась против тех, кто угрожал независимости Турции. Бесспорно, нельзя было немедленно выступать с нашими требованиями в той обстановке. Необходимо было действовать поэтапно… С самого начала я предвидел окончательный результат. Но мы не должны были сразу раскрывать наши настроения и намерения. Если бы мы это сделали, нас сочли бы мечтателями…»

В «Нутук» Кемаль разъяснил свою политическую тактику: «Единственный практический метод, обеспечивающий успех, – это делать совершенно понятным каждый этап происходящего в подходящий момент».

14 мая в Стамбуле великий визирь Ферид-паша обедал с Кемалем. Визирь объявил о его назначении инспектором 9-й армии. Султан и Ферид-паша стремились побыстрее сплавить Кемаля из Стамбула. Англичане по той же причине хотели отправить его в Самсун, где нарастало недовольство против присутствия контингента британских войск. То ли британское командование всерьез надеялось, что популярный и решительный генерал сможет навести порядок в Самсуне и успокоить местное население и турецкие войска. То ли, не заблуждаясь насчет подлинных намерений Кемаля, англичане полагали, что лучше будет, если он возглавит восстание в далеком Самсуне, а не в Стамбуле и Восточной Фракии.

Ферид-паша внезапно спросил Кемаля: «Чем вы будете заниматься в Самсуне?»

Кемаль ответил: «Я считаю, что англичане преувеличивают серьезность ситуации, и в любом случае найти оптимальные меры для ее исправления, можно только изучив ситуацию на месте. Вы можете оставаться спокойным».

Ферид осведомился: «Каковы территориальные границы вашей армии?»

Кемаль признался: «Я сам точно не знаю». Начальник Генерального штаба Джевад-паша, присоединившийся к беседе, успокоил великого визиря: «Район расположения 9-й армии не так важен. Генерал будет командовать всем, что относится к армии. Впрочем, от 9-й армии мало что осталось…»

Под командование Кемаля поступили два армейских корпуса: III, состоящий из двух дивизий, и XV – из четырех дивизий под командованием Карабекира. Кемалю подчинялись гражданская и военная власти вилайетов Самсуна, Трабзона, Эрзурума, Сиваса и Вана, а также военные власти вилайетов Дьярбакыра, Битлиса, Хлата, Анкары и Кастамону. Фактически он контролировал треть территории Анатолии.

Когда Кемаль и Джевад покидали великого визиря, начальник Генерального штаба спросил друга:

– Ты сумеешь что-нибудь сделать, Кемаль?

– Да, паша, я кое-что сделаю…

А Фетхи, который был в тюрьме, Кемаль изложил программу действий более конкретно: «Я отправляюсь в Анатолию, получив должность военного инспектора с широкими полномочиями. Это самый подходящий повод поехать в Анатолию. Правительство и дворец пренебрегают мною, и англичане еще не догадываются…» Позднее в разговоре с сокамерником Фетхи так оценивал тогдашние намерения Кемаля: «Он уже решил, что откажется от всех своих званий и должностей, чтобы встать во главе национального революционного движения, которое предстоит создать… Он хочет заставить считаться с собой державы Антанты, султана и правительство в Стамбуле… Он будет делать всё, чтобы избежать расчленения страны».

Али Фетхи вспоминал, как 14 мая Кемаль посетил его в тюрьме и заявил: «У меня будет возможность вступить в контакт с гражданскими властями и отдавать им те распоряжения, какие считаю необходимыми… Не грусти! Мы не бросим родину в беде. Не раз в истории наша нация успешно выходила из таких кризисов».

Перед отъездом из Стамбула Кемаль был принят султаном во дворце, находящемся под прицелом орудий союзного флота. Много лет спустя Кемаль вспоминал, как султан сказал ему: «Паша, Вы многое сделали для страны. Ваши подвиги я запечатлел в этой книге». И Мехмед VI показал «Историю Османской империи», которую он только что завершил. И добавил: «Забудьте о прошлых подвигах! То, что вам предстоит свершить, гораздо важнее. Паша! Вы можете спасти страну…» И Вахидеддин подарил Кемалю золотые часы со своей монограммой. Кемаль поблагодарил за «благосклонность и доверие» и заверил, что успешно справится с поручением.

Трудно сказать, действительно ли султан надеялся, что Кемаль восстанет против интервентов, или этот диалог был придуман Кемалем. Ведь когда президент Турции вспоминал этот монолог султана, Мехмед VI уже умер, и Кемаль, представив его борцом за независимость страны, возможно, хотел привлечь на свою сторону сторонников султаната.

С Джевадом был согласован особый телеграфный шифр. Кемаль лично отобрал двадцать офицеров для своего штаба. Исмет в это время не скрывал неодобрительного отношения к перемирию. Он признавался своему другу Карабекиру, что разуверился во всем и хотел бы стать простым крестьянином, только вот нет денег, чтобы купить землю. «А я вот не собираюсь снимать ни мундир, ни оружие», – возразил Карабекир, которого только что назначили командующим XV армейским корпусом. Кемаль предупредил Исмета: «Ты мне поможешь, когда начнется настоящая работа». Последний визит перед отъездом Кемаль нанес полковнику Каре Васыфу, лидеру «Каракола», который остался представителем «анатолийцев» в Стамбуле.

В Самсуне местные греки мечтали о независимом государстве от Синопа до Ризе и создали политическую ассоциацию, а также тайную революционную армию, насчитывающую до четырех тысяч бойцов. Они рассчитывали на приток греков с Юга России, охваченного огнем гражданской войны. Адмирал Калторп потребовал у патриарха выслать митрополита Самсуна, который слишком активно ратовал за создание Понтийской Греции. Но и его преемник продолжал ту же агитацию. Столкновения между турками, армянами и греками в Самсуне происходили почти ежедневно.

Рауф, верный соратник Кемаля, проводил его на пристань. В полдень 16 мая Кемаль взошел на борт старенького парохода «Бандирма» и направился в черноморский порт Самсун. С ним находился его штаб и полковник Рефет, назначенный командующим III корпусом. Перед отплытием судно осмотрели британские инспектора, тщетно искавшие в его трюмах оружие. Тогда Кемаль сказал историческую фразу: «Мы не везем никакого контрабандного оружия, а только веру и решимость!» Впрочем, в районе дислокации 9-й армии оружия пока что хватало. Ведь там располагались склады, прежде предназначавшиеся для Кавказского фронта, и большую часть их содержимого удалось укрыть от союзных инспекторов. А для эффективной оккупации всей Анатолии ни у Англии, ни у Франции, ни у Италии, чьи солдаты смертельно устали от войны, просто не было сил. Когда же в роли державы оккупанта с английской помощью попыталась выступить Греция, она, как мы увидим дальше, потерпела полное фиаско.

Хусейн Рауф вспоминал, что «в начале марта… Кемаль-паша еще не был до конца уверен» в том, что ему стоит ехать в Анатолию. Казым Карабекир, который на десять дней раньше Кемаля покинул Стамбул, чтобы занять пост командующего в Восточной Анатолии, накануне отъезда посетил Кемаля, который опять серьезно заболел. Карабекир утверждал, что предложил Кемалю сформировать национальное правительство в Восточной Анатолии и агитировал его присоединиться к нему. «Это идея; я приеду, когда выздоровлю», – якобы ответил больной без большого энтузиазма. Тут надо отметить, что оба этих свидетельства принадлежат тем лидерам национально-освободительной борьбы, кто в дальнейшем стал противниками Кемаля. Им, конечно, лестно было приписать себе идею сделать Анатолию базой борьбы против иностранных оккупантов. Тут надо заметить, что идея об анатолийской базе носилась в воздухе, и независимо могла прийти в голову очень многим. Ведь начинать борьбу в европейской Турции было делом заведомо безнадежным. Стамбул был набит британскими войсками, в проливах господствовал британский флот. В Восточной Фракии находились значительные контингенты греческих войск, которые легко могли получить подкрепления как из континентальной Греции, так и от оккупационных войск в Стамбуле. В свою очередь, у националистов отсутствовал флот и поэтому нельзя было перебросить верные им войска в Стамбул и Восточную Фракию. И, главное, все-таки признанным вождем националистов сразу же стал Кемаль, а не кто-нибудь другой.

19 мая 1919 года Кемаль со своими товарищами высадился в Самсуне. С 1935 года этот день отмечается в качестве национального праздника. С этого дня ведется отсчет войны за независимость Турции, завершившейся полным триумфом будущего Ататюрка.

«Бандирма» прибыла в Самсун 19 мая после трех дней плавания. Кемаль сразу же сообщил военному министру, что ситуация на месте даже хуже, чем он ожидал. Недовольство среди турецкого населения всё возрастает, и в любой момент может произойти взрыв. Кемаль сразу же начал активно действовать, причем явно не для того, чтобы умерить недовольство жителей. Первыми спохватились англичане. 19 мая, в день прибытия Кемаля, британский комендант написал турецкому военному министру, требуя «объяснить, какими полномочиями наделены Кемаль и офицеры его штаба и что они собираются делать».

Кемаль вступил в контакт со своими подчиненными и прежде с командующим XV армейским корпусом Карабекиром. Многие офицеры корпуса не были демобилизованы, а те, кто был уволен со службы, прихватили с собой оружие и снаряжение.

21 мая Карабекир получил телеграмму от Кемаля: «Я очень огорчен и озабочен серьезным изменением общей ситуации, нам следует координировать наши действия». Через два дня Кемаль послал аналогичную телеграмму Фуаду в XX армейский корпус в Анкару. Так постепенно создавался «анатолийский редут», о который предстояло разбиться греческому наступлению.

В докладе, направленном из Самсуна 22 мая 1919 года в канцелярию великого визиря, Кемаль писал: «Нация приняла за основу национальный суверенитет и турецкий национализм. Она будет бороться за это». Суверенитет нации противопоставлялся султану.

Поскольку призыв к султану возглавить освободительную борьбу не нашел отклика, Кемаль приступил к организации национального сопротивления интервентам, по возможности совершая свои действия на первых порах втайне от Стамбула. Первое, что он сделал, – это установил связи с остатками воинских частей и потребовал от них не выполнять условия перемирия и ни в коем случае не сдавать союзникам сохранившееся оружие и боеприпасы. Кемаль также разослал предписания о необходимости организации митингов протеста местным гражданским властям. Первым массовым митингом стал митинг в Стамбуле, в котором участвовали активисты младотурецких организаций.

Тем временем британские войска в Самсуне получили подкрепление. Опасаясь англичан и греков, Кемаль и его штаб утром 25 мая покинули Самсун в стареньком «мерседесе» и отправились в Хавзу.

Теперь Мустафа Кемаль со своим штабом разместился в городке Хавза к югу от Самсуна. Убедившись, что народное сопротивление греческим оккупантам в Анатолии нарастает с каждым днем, он еще более утвердился в намерении поддержать его силами регулярных войск.

Перед отъездом инспектор 9-й армии встретился с капитаном Хёрстом, сотрудником британского консульства в Леванте, ученым-востоковедом и сотрудником разведки. Кемаль любезно разъяснил британцу, что останется на несколько дней в Хавзе, так как «воды из местного источника очень полезны» для его больных почек, а затем отправится в Амасью, Эрзурум и Трабзон. Но Хёрст не знал, что накануне паша разослал телеграммы всем гражданским властям в регионе, запросив информацию о подготовке к организации национального сопротивления.

Тем не менее Хёрст насторожился. Митрополит Самсуна и епископ Хавзы сообщали ему о подготовке турками восстания. В Мерсифоне, куда Хёрст направился из Хавзы, он нашел греков и армян в состоянии паники. Ситуация слишком серьезна, как заявили ему члены местной американской миссии, хотя они и считали, что население не станет поддерживать младотурок. Телеграф был перегружен посланиями, отправляемыми и получаемыми Кемалем. Покинув Мерсифон, Хёрст со спутниками не раз видели валяющиеся вдоль дороги коробки от патронов, а 11 июля они были атакованы лазами, причем Хёрст полагал, что именно Кемаль спровоцировал их нападение.

Также Калторп еще 8 июня предупреждал Лондон: «Тревожные новости поступают из региона Самсуна; создается впечатление, что некоторые личности, настроенные враждебно, стремятся расшатать общественный порядок и спровоцировать беспорядки. Считается, что важную роль в этом движении играет Кемаль-паша». Не ожидая ответа из Лондона, Калторп и генерал Милн потребовали от правительства в Стамбуле немедленного отзыва Кемаля. Военный министр, подчиняясь требованию англичан, попросил Кемаля немедленно вернуться. Кемаль ответил, что «имеет честь объяснить министру невозможность своего возвращения из-за отсутствия угля и бензина…» И добавил: «Я прошу указать мне причину моего вызова в Стамбул». Он не подчинился распоряжению министра, но пытался сделать вид, что не может вернуться из-за объективных причин – отсутствия топлива.

Пока Кемаль рассылал телеграммы, англичане в середине июня заняли юго-восток Анатолии и направили 20 тыс. солдат на Кавказ. Французы заняли Киликию, итальянцы – Анталью, а греки – Западную Анатолию.

Один из самых молодых соратников Кемаля, капитан Хюсрев, с беспокойством писал Карабекиру: «Что нас ожидает?» Он предлагал «попытаться адаптировать принципы большевиков и установить с ними отношения при условии сохранения существующих законов и традиций турок».

Вскоре Кемаль и его соратники отбыли из Хавзы в Амасью. Там Кемаль с балкона мэрии обратился к толпе с речью: «Жители Амасьи, султан и его правительство оказались в плену у союзников. Страна – на краю пропасти. Мы с вами должны найти решение, чтобы положить конец этому трагическому положению. Жители Амасьи, мы должны сбросить оковы, смыть позор, мы будем защищать нашу родину до последнего камня!»

19 июня к Кемалю присоединились Рауф и Фуад. Рауф незаметно покинул Стамбул и отправился в Западную Анатолию, где встречался с военными и партизанскими командирами, сражающимися с греками.

Кемаль отправил телеграмму в Эдирне командующему I армейским корпусом полковнику Каферу Тайяру. Его войска поддерживали Ассоциацию защиты прав Фракии. Кемаль призвал его присоединиться к движению сопротивления оккупантам.

Кемаль, Рауф и Фуад немедленно принялись за работу. «Мы начали обсуждать проблемы страны», – сообщили они Карабекиру, который командовал наиболее закаленными в боях войсками. Он тоже присоединился к движению сопротивления. Но, будучи человеком осторожным, Карабекир не верил в бескорыстную помощь большевистской Москвы. Он советовал друзьям в Амасье поподробнее разузнать, кто такие большевики. Кемаль заметил в ответ, что мусульмане России живут при большевистском режиме, и заявил, что с русскими следует вступить в переговоры как можно скорее, чтобы получить от них столь необходимую помощь оружием, боеприпасами и деньгами. Единственное условие, которое следует соблюдать, так это ни под каким видом не позволять Красной армии вступить в Анатолию. Кемаль и Фуад очень долго спорили по поводу большевиков: можно ли с ними сотрудничать, но Кемаль настоял, что другого выхода у националистов все равно нет.

Новый инспектор 9-й армии посетил несколько армейских и жандармских гарнизонов и направил телеграммы в штабы всех армий, призывая их инспекторов добиваться независимости от оккупантов. Воодушевленные призывами Кемаля, группы националистов, пользовавшиеся поддержкой военных, стали создаваться во многих городах. Затем Кемаль сам себя назначил инспектором 3-й армии. Британцы сочли деятельность Кемаля провокационной и потребовали от правительства в Стамбуле немедленно отозвать его, приложив в качестве доказательства разосланные Кемалем телеграммы. В результате правительство запретило передачу телеграмм в поддержку националистов.

Однако телеграфисты игнорировали правительственное распоряжение. В ночь с 21 на 22 июня Кемаль и его соратники смогли передать т. н. «циркуляр Амасьи», названный так по имени небольшого городка в Северной Турции, центра одноименной провинции. В циркуляре говорилось о необходимости создания национального парламента и предлагалось созвать Национальный конгресс в Сивасе. К тому времени во многих городах и провинциях уже были созданы местные национальные конгрессы, и теперь речь шла о том, чтобы объединить их и распространить систему представительства на всю Турцию. Фактически рассылка циркуляра была актом мятежа против правительства в Стамбуле. Против столь радикальной акции выступал Карабекир-паша, надеявшийся, что с правительством еще можно будет договориться. Министр внутренних дел потребовал, чтобы Кемаль-паша немедленно вернулся в Стамбул. Но тот вместо этого отправился в Эрзурум. Оттуда он отправил свою последнюю телеграмму, предписывающую войскам прекратить демобилизацию и не отдавать вооружение, снаряжение и боеприпасы союзникам. Теперь султанское правительство не могло не отреагировать, иначе его могли сместить оккупационные войска. В ночь с 8 на 9 июля Кемаль обменялся резкими телеграммами с военным министром и подал в отставку. На его место был назначен Карабекир, хотя тот и отказался дезавуировать основные пункты директивы Кемаля об отказе от сдачи оружия союзникам. Вместе с Кемалем в отставку подал Рефет.

Амасийский циркуляр требовал сохранения независимости и территориальной целостности Турции и создания в Анатолии национального правительства, свободного от контроля со стороны оккупантов. Ведь султан и правительство в Стамбуле несвободны и находятся во власти британских войск. Для создания национального правительства триумвират предлагает созвать в Сивасе конгресс, объединяющий все движения национального сопротивления.

21 июня Кемаль, Рауф и Фуад привлекают к работе полковника Рефета, бывшего участника встреч в Шишли, командующего III армейским корпусом. Рефет в интервью газете «Акшам» в 1924 году вспоминал, что с трудом воспринял идею «правительства в изгнании»: «Может ли быть сформировано правительство, если представится случай, на конгрессе в Сивасе?» Али Фуад настаивал: «Необходимо создать правительство, способное защитить свободу и независимость нации, и конгресс сможет это сделать после тщательного анализа и обсуждения всех деталей».

22 июня 1919 года Амасийский циркуляр был послан по телеграфу в Эрзурум, Эдирне, Конью, Стамбул, в штабы основных армейских корпусов и некоторым политикам, в том числе Иззету-паше, Кара Васыфу и Халиде Эдип.

Султана, однако, в Амасийском циркуляре не подвергали критике и тем более не осуждали. Врагом объявлялось правительство, сотрудничающее с оккупантами и бросающее в тюрьму младотурок. Али Фуад вернулся в Анкару, а Кемаль и Рауф отправились в Эрзурум, чтобы участвовать в конгрессе восточных провинций Анатолии.

Калторп многократно обращается к султанскому правительству, требуя отозвать Кемаля и Кючюк Джемаля, инспектора войск в Конье, и каждый раз наталкивается на отказ. Наконец, 5 июля, после очередного требования Калторпа, третьего или четвертого по счету, правительство приказало обоим инспекторам вернуться в Стамбул. После изгнания османской делегации с Парижской конференции великий визирь на пути из Марселя в Стамбул напомнил Кемалю об обещании, которое тот дал перед отъездом: бороться с младотурками и верно служить султану. Султан не протестовал против отзыва Кемаля, но направил Калторпу личное послание: «Армяне готовятся атаковать Эрзурум, вилайет Айдын превращается в бойню, у меня нет военных средств противостоять реакции анатолийцев, если продвижение греков будет продолжаться».

В Конье Кючюк Джемаль подчинился приказу об отзыве, а Кемаль не подчинился. 8 июля он отправил телеграммы военному министру и султану. Кемаль объявил, что подает в отставку и покидает армию: «Как простой рыцарь, сражающийся за свою нацию, я решил преодолеть все преграды вплоть до победы во имя нашей высшей цели…» Кемаль выбрал свой путь. Из паши и командующего армией он превратился в мятежника.

С 9 июля Рауф отправил во все вилайеты телеграмму поддержки действиям Кемаля: «Я буду служить интересам нации, как простой гражданин… Я торжественно подтверждаю мое решение сражаться до конца рядом с Кемалем-пашой до тех пор, пока мы не добьемся независимости и свободы нашей земли и нашей нации, а также неприкосновенности султаната и халифата». Но самым важным было то, что на сторону Кемаля решительно встал Карабекир, командующий наиболее боеспособными войсками. Он лично прибыл к Кемалю и заявил: «Как и прежде, вы – наш высокочтимый командир. Я прибыл на автомобиле командующего армейским корпусом и с эскортом кавалерии. Мы все в вашем распоряжении, паша!»

Между прочим, среди первых соратников Кемаля оказались и недавние крупные сановники султанского режима, причем имевшие черкесское (кавказское) происхождение. К ним относился, например, Рауф Орбай. На пути из Стамбула в Анатолию в мае 1919 года он установил контакты с черкесами, многие из которых были расселены в Северо-Западной Анатолии. Это не помешало впоследствии части черкесов выступить против кемалистов.

Летом и осенью 1919 года в Балыкесире, Эрзуруме и Сивасе прошли конгрессы национальных организаций, называвших себя «обществами защиты прав». В их работе приняли участие торговцы, чиновники, офицеры, адвокаты, журналисты, помещики и исламское духовенство. 14 июля 1919 года в эрзурумской газете «Альбайрак» появилось сообщение о том, что «его превосходительство Мустафа Кемаль-паша подал в отставку» с османской военной службы и что «мы счастливы видеть во главе национального сопротивления такого прославленного командира». 23 июля в Эрзуруме открылся региональный конгресс, чтобы избрать делегатов на общенациональный конгресс в Сивасе. Кемаль, пользовавшийся полной поддержкой Карабекира, появился на конгрессе по-прежнему в военной форме. Хотя он не во всем был согласен с делегатами в политическом отношении, он решил возглавить делегацию, отправлявшуюся в Сивас. На конгрессе в Эрзуруме была принята резолюция, осуждавшая расчленение Оттоманской империи иностранными оккупантами и подтверждавшая, что армия является гарантом территориальной целостности Турции. Тем временем греческие войска окружили Измир и двинулись в глубь Анатолии.