Текст книги "Сверкающие бездны лабиринтов, или Прикосновение к вечности"

Глава XIII
Четыре дня до Вечности

Ластарэн был в бешенстве.

– Колите ему препарат каждые два часа! – орал он, брызжа слюною. – Я не верю в его исключительную выносливость и фантастическую несгибаемость! Это уму непостижимо! Какая-то сверхчеловеческая воля!

Здоровенный охранник, постоянно сопровождающий Ластарэна и до этого все время молчавший, от досады со злостью тихо прорычал:

– Шеф! Дай мне его всего на десять минут, я разорву его!

Как только толстая и преданная хозяину Родвелла в присутствии неизменной троицы (Ластарэн и два телохранителя) сделала Эссмеандру укол и удалилась вместе со всеми, Дэвианта бросилась к любимому со слезами:

– Джантин! Они погубят тебя! Сегодня они будут делать уколы через каждые два часа! Ластарэн ждет, что ты согласишься сотрудничать с ним!

Но Эссмеандр уже не слышал ее: он просто отключился. Он не мог уже бредить!

И только когда почувствовал на щеке слезы Дэвианты, смог прошептать:

– Я согласен подписать контракт.

Через час после этого признания-согласия Родвелла рассказывала Ластарэну:

– Пациент достиг предела. Быстро прогрессирующий лабиринтоз поставил его на грань жизни и смерти. Дальнейшая терапия бессмысленна, тем более больной согласился сотрудничать!

Что-то дрогнуло в душе этой грузной, внешне непробиваемой женщины. Она догадалась, что Кьерра-Дэвианта влюбилась в пациента хосписа. Конечно, Родвелла не могла знать, что это чувство – продолжение страстной Любви, зародившейся в сторожке кладбищенского смотрителя четверть века назад…

Еще через пять часов Эссмеандр начал различать очертания предметов в комнате и понимать, где он и что с ним происходит.

Он почувствовал рядом с собой жар обнаженного женского тела.

«Дэвианта…»

Он начал ощущать, как тепло женщины обволакивает его тело. Он начал тонуть в океане непередаваемого словами блаженства и божественного покоя! Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни даже повернуть голову, но душа его ликовала!

…Уже к вечеру Эссмеандр почувствовал необычайную легкость.

Дэвианта, измотанная многодневной бессонницей, тихо спала рядом с ним, улыбаясь во сне. Эссмеандр через каждые десять минут прикасался губами к любимой женщине, осыпал ее поцелуями. И лишь когда Эссмеандр нежно прикоснулся влажной рукой к плечу Дэвианты, женщина проснулась и взволнованно задышала.

Они лежали, обнявшись, вцепившись друг в друга…

– Пока ты спала, я думал… мучительно старался понять одну вещь. Знаешь, родная, за двадцать лет хождения по лабиринтам в редкие часы раздумий я удивлялся до восторга тому, что лабиринты, которые я проходил, были практически непроходимыми. Это же были новые, абсолютно новые лабиринты. Они были возведены случайно…

Но знаешь… когда я проходил их, меня словно бы кто-то звал из глубины… И я шел на этот зов, и всегда, как ни странно, доходил до центра лабиринта, достигал Цели.

– Это потому, что ты шел на Зов Любви. Потому, что я все эти годы ждала тебя. Я верила, что мы встретимся. Я ждала тебя!..

– Ты?.. Ты?! Дэвианта!..

Эссмеандр еще крепче прижал женщину к своей груди, готовый слиться в одно целое с любимой или растворить ее в себе.

После нескольких мгновений вечности он заговорил:

– Был такой поэт – Петрарка. Так вот он сравнивал Лабиринт с Любовью.

Эссмеандр почувствовал, как женщина вся задрожала в предвосхищении услышать нечто такое, что обнадежит, утешит и в конечном итоге спасет ее трепещущую душу.

– Я был всецело поглощен хождением по лабиринтам. Но я всегда верил, что живу ради нее – Великой и Вечной Любви. Я жил Любовью. Лабиринт был для меня испытанием, я входил в него во имя Любви. – Эссмеандр помолчал. – Теперь я понял, что жил ради этой встречи с тобой, ради этих недолгих минут высшего человеческого счастья…

…Один мыслитель говорил: «Все величайшие человеческие достижения во всех областях творчества и знания достигнуты горением любви, вдохновлявшей на труды и подвиги». Все годы я развивал в себе способность достигать Единения со Вселенной, и теперь я понимаю, что во мне, в глубине моей души, жила Любовь. Единение со Вселенной стало Единением с Любимой. И мы с тобой теперь одно целое, и душа моя горит.

– Ты знаешь, – встрепенулась Дэвианта, – сегодня не будет уколов!.. Завтра Ластарэн придет к тебе с контрактом.

– Я уже всё понял. Кажется, в бреду я согласился на сотрудничество… Но не жалею об этом. Пока ты спала, я о многом передумал. Меня словно бы озарило! Какой я глупец! – Эссмеандр приободрился, силы постепенно возвращались к нему. – Даже если я опишу всю матричную технологию строительства лабиринтов, Ластарэн никогда не сможет получить саму Животворящую, светящуюся матрицу.

Потому что животворящая матрица – это модель мысли, но не простой мысли, а мысли огнекрылой, доброй и свободной!..

У нас в Лабиринтарной Академии есть такой предмет: ДОБРОТОМЫСЛИЕ.

Навряд ли в этой развращенной и рабской стране чье-либо мышление может достичь космической высоты, свободы и доброты. Стремление к деньгам, к власти, к славе, к сексу лишает человека способности мыслить, делает его злым, агрессивным.

– Как это? Ничего не понимаю… – В голосе Дэвианты послышались нотки обиды.

– Мы изобрели устройство, которое, словно шлем, надевают на голову испытателя и улавливают глубинные импульсы мозга. И эти импульсы регистрируются непрерывно. Импульс, который заключается внутрь паттерна, размером с клетку, и есть матрица. Импульс, выделяемый мозгом, заключается в некий живой паттерн (животворный субстрат-плазмоид) размером с клетку. Пока матрица не движется, она не излучает свет, не светится. Как только эта крохотная клетка начинает необычное движение, она начинает светиться!

Жаль, что ты не можешь видеть наш лабиринтарный полигон! Если в двух словах, это круглое углубление в земле диаметром сто метров, окруженное щитами высотой 30 метров над землей. По центру расположен полый цилиндр, слабо сужающийся под конус с мелкой конической резьбой внутри. Всё как бы очень просто. В этот конический цилиндр закладывается матрица. Матрица начинает путь вниз, а значит, светится и своим светом облучает стенки цилиндра, по которому спиралеобразным, вихреобразным образом опускается вниз. Это облучаемый цилиндр-мембрана, в котором в свернутом виде хранится вся информация о будущем лабиринте. Материал органон, находящийся в основании круглого пустого строения, начинает расти (развертываться трехмерно) навстречу падению (погружению) матрицы, воспринимая сигналы от матрицы, заполняя весь объем строения…

Строение, заполненное определенным способом, по определенной программе (алгоритму роста), и есть лабиринт, который я потом испытываю. Способ прохождения лабиринта, по сути дела, соответствует и способу его создания. Я иду к центру лабиринта, направлен к центру, и одновременно охватываю в единую целостность сам лабиринт. Только лабиринт создается в трехмерном пространстве, а мой путь испытания лабиринта проходит в двухмерной плоскости. Испытание лабиринта поэтому есть прорыв из одного измерения в другое. Но прорыв – это не разрушение, а скорее творение.

Эссмеандр с мечтательным видом помолчал, тяжело вздохнул и продолжил:

– Знаешь, у каждого лабиринта, выращенного на полигоне, было свое имя. Послушай, как они звучали: «Дерриардис», «Антигруан», «Голиарсдорф», «Бельтингорд», «Эднозольф», «Синшья-виртхи».

– Да, красиво… – Дэвианта во все глаза смотрела на Эссмеандра, внимая каждому его слову.

– Каждый лабиринт обозначается своим абиароглифом.

– И все-таки, Джантин, скажи… зачем тебе эти лабиринты?

Эссмеандр помолчал.

– Природа наделила меня способностью ПО-ИНОМУ ПОНИМАТЬ МИР. Я обрел и хранил внутри своей души священное чувство приобщения к тайнам Вселенной – тайнам, повергающим в трепет. В последние годы я увлекся астральной лабиристикой. Хождением по звездным лабиринтам. Я выделяю астральное тело и путешествую по дальним мирам – космическим лабиринтам.

– Но ведь каждый лабиринт может стать последним!.. – Дэвианта прижалась щекой к груди Эссмеандра. – Как учащенно бьется твое сердце!..

– Тебе нравится, как стучит мое сердце?

– Да, очень!

– Вот так, любимая, и я слышу свое сердце, как ты мое, слышу собственное сердце. Внутри лабиринта стук сердца – это целая симфония, органная прелюдия Баха! И хождение по лабиринту напоминает танец под эту самую величественную музыку сердца.

Путь к центру лабиринта – это путь в глубину своей души, к самому себе. Пока ты мыслишь лабиринт, ты идешь по нему.

Нить мысли необходимо удержать! И нельзя потерять ни на секунду ощущение этой нити в твоих руках, свечение в твоих глазах, чувство целостности внутри тебя.

Ты должен видеть этот невидимый свет, который льется из центра лабиринта. Вот ты идешь два, три, четыре часа по лабиринту, кажется, и сил уже не остается. И когда приходишь в центр лабиринта, оказываешься внутри светового потока, который столбом уходит в небо. И в душе царит восторг от того, что именно твое появление в центре лабиринта вызвало появление этого светового потока, в котором ты купаешься, как в Океане, – Океане Света.

И такая благодать на тебя нисходит, что даже измотанный, измученный ходьбой, ты пребываешь в состоянии парения, ты паришь подобно птице. И, кажется, готов устремиться вслед за этим световым потоком к звездам…

Эссмеандр умолк. Кажется, он весь светится изнутри.

– Странно! Как это чудесно и… странно! – воскликнула Дэвианта. – Идти по земле, чтобы достичь полного разрыва с ней.

Она улыбнулась. И Эссмеандр улыбнулся. Слезы заблестели на глазах у Дэвианты, скупая слеза поползла по щеке Эссмеандра.

Он притянул женщину к себе и, глядя прямо в глаза, заговорил, сбиваясь и с трудом подбирая слова.

– Любимая моя! До боли, до слёз, близкая и родная моя!.. Ты мой Свет! Свет моей души! Ты стук моего сердца! Ты даже представить себе не можешь, сколько Любви в моей душе! Сколько Души во мне! А глубже их ты, Дэвианта! Это и есть подлинная сущность Любви. Жить во имя другого человека!

– Мне страшно, Джантин! Мне ужасно страшно! Жизнь твоя, мир, любовь, мечта! Всё летит стремительно вниз!

– Не надо бояться, родная моя! Не надо бояться!

– Ты думаешь, Ластарэн пощадит тебя? Как только ты откроешь ему все секреты, он убьет тебя. Это не человек, это зверь, коварное чудовище. Он не признаёт ни законов, ни принципов. Он идет по трупам. Ты не знаешь, во что он превратил город!.. По телевидению одно насилие и разврат. На улицах – разбои и воровство. Десятки тысяч детей-сирот, толпы безработных. Люди на всех уровнях уничтожают друг друга!

– И знаешь, отчего это всё происходит? – спокойно отреагировал Эссмеандр. – Пока в основе представлений об устройстве мира лежит Взрыв, Большой взрыв… и более того, пока разрушение считается основой созидания нового! Деление клеток – по представлению людей – лежит в основе рождения новых клеток и организмов, а посредством распада атомов можно достичь сущности материи и сокровенного смысла бытия. Так вот, пока мир будет так представляться человечеству, оно неизбежно будет идти к скорейшей Гибели.

Эссмеандр перевел дыхание.

– Человек постоянно во что-то превращается – самопроизвольно, независимо от него самого. Надо лишь войти в резонанс с этими превращениями. Это и есть Воля. Прислушаться к себе, жить в полной гармонии со своим естеством, со своими мыслями, в согласии со своей Врожденной Идеей. Такая жизнь и будет называться исполнением твоего предназначения, твоей миссии на Земле. Так вот, хождение по лабиринтам – моя миссия, предназначение. Я родился, чтобы ходить по лабиринтам.

– Нет, Эссмеандр. Ты родился, чтобы быть любимым мною, – уверенно, твердым голосом проговорила Дэвианта и по-джокондовски улыбнулась.

– Знаешь, сегодня я родился в третий раз… Второе рождение я испытал после первого лабиринта. Есть такие стихи у одного поэта:

 
Оправдания все стары,
Лишь одно безоглядно лечит —
Остаются твои миры,
И душа воскресает вечно!
 

Так вот я воскрес… тобою. Каждый лабиринт – это рождение души…

Эссмеандр внезапно умолк и уже про себя заключил:

«Душа – это образ той, кто приходил ко мне во снах, и с ней мне было спокойно».

– И каждый раз, оказываясь в центре лабиринта, – продолжил он вслух, – я ощущаю себя живым, остро чувствую, что я живой. Это ни с чем не сравнимое ощущение. Лабиринт меняет человека. В лабиринте я буквально перерождался. Я преодолевал свое «эго», свою психику, свою сознательность.

– Ты считаешь, это важно – преодолевать психику?.. Это значит становиться подобно бесчувственному роботу, автомату?

– Нет, преодолеть психику и сознание – это значит достичь их запредельного состояния.

И психика, и сознание – это пределы, которые человек устанавливает сам себе. Так же, как законы природы или политические интересы государств, может быть, даже языки…

Это пределы, которые необходимо преодолевать!!!

– Как хорошо, что сегодня мы можем быть вместе! – Дэвианта провела ладонью по щеке Эссмеандра – так, словно Мадонна погладила своего младенца, даже еще нежнее.

И заплакала – горько и безутешно.

Глава XIV
Три дня до Вечности

…Когда Ластарэн в окружении своей неизменной свиты из двух охранников и тяжеловесной Родвеллы входил в комнату, измученный уколами Эссмеандр и сестра Кьерра молча сидели за столом.

Яркое вешнее солнце заливало пространство комнаты.

Когда премьер-министр вошел, Эссмеандр немного смутился – он был растерян.

Без пяти минут Властелин Мира сложил по-наполеоновски руки и встал перед непокорным мыслителем. Еле уловимое движение головой – и свита вместе с немного напуганной Кьеррой-Дэвиантой быстро направились к выходу.

Ластарэн стоял несколько минут в императорской позе, сжигая взглядом растерявшегося Эссмеандра.

– Да-а-а, дружище, вид мне твой не нравится. – Ластарэн вел себя так, будто знал Эссмеандра много лет. – Но, думаю, ты понимаешь, что это была вынужденная мера?..

Ластарэну передалось смятение Эссмеандра. А может, он просто испытал чувство жалости к своей беззащитной жертве.

Эссмеандр действительно выглядел сильно подавленным и изможденным. От некогда красивого лица остались только острые скулы, нос и седая борода.

Он вспомнил слова Дэвианты: «Как только ты раскроешь Ластарэну все секреты, он уничтожит тебя». И это последнее – «он уничтожит тебя», казалось, еще долго гулким эхом летало по комнате.

Премьер в упор смотрел в глаза Эссмеандру.

– Тебе нравится играть в Джордано Бруно?

– Нет, мне нравится быть Джеоантином Кивхестом. – Эссмеандр усмехнулся.

– Уважаю таких, как ты… хоть и ненавижу. – Ластарэн сел на стул, потом резко встал и заговорил вкрадчиво: – Странно! Что же тебя подвигло согласиться? Неужели Кьерра растопила холодное сердце старого холостяка? – Ластарэн хитро прищурился.

– Да куда там. В таком состоянии разве до нежных чувств… – Эссмеандр сказал это как можно спокойнее, без дрожи в голосе, чтобы его противник ничего не заподозрил.

И вдруг душу Эссмеандра охватила жажда мести! Такая, что его, кажется, прошиб холодный пот. Кулаки его сжались. Жилы на шее напряглись.

Ему нестерпимо захотелось кинуться на влиятельного ублюдка. Эссмеандр еле сдерживал себя.

Ластарэн курил возле раскрытого окна.

– Осень-то какая стоит?.. Загляденье!

«Да, палачи и тираны всех времен и народов не были лишены сентиментальности…» – подумал Эссмеандр.

– Ты зря так злишься и скалишься. В твоем положении я бы думал о том, чтобы мои «спецы» получили четкие инструкции по изготовлению матричных лабиринтов.

– Не беспокойтесь, – Эссмеандр разжал кулаки. – Дайте мне ноутбук с выходом в интернет и три часа времени.

– Хорошо-хорошо! – Ластарэн расплылся в улыбке.

Он достал сотовый телефон и, набрав торопливо номер, сбивчиво закричал в трубку:

– Да, да! Ноутбук с интернетом, через три часа доставьте в помещение хосписа! Не раньше!

Ластарэн опять сел за стол напротив Эссмеандра.

– Пока несут ноутбук, хотел бы спросить тебя, дружище, как обычный человек. – Премьер-министр сделал многозначительную паузу. – Послушай, сейчас, когда твоя жизнь в моих руках, не мог бы ты мне ответить на один волнующий меня много лет вопрос: зачем вы двадцать пять лет назад хотели совершить переворот?.. Вы что, наивно полагали, что сможете управлять государством?.. Вы, голодранцы, недоучки и олигофрены?! – Ластарэн начал заводиться. – Да если бы вас не раздавили, не остановили, нашего государства просто бы не было. Государство – это ведь вам не игрушка! Чтобы управлять им, надо обладать государственным умом. А ты знаешь, что такое государственный ум? – Он не спеша затянулся дымом сигары. – Ведь государство – это не благотворительный фонд, это инструмент насилия, если хотите, инструмент подавления. И насилие, и подавление в процветающем государстве всегда применяются во благо большинства, чтобы защитить большинство от взбесившегося, зажравшегося меньшинства.

Ластарэн увидел, как Эссмеандр весь задрожал и на его лбу выступили крупные капли пота.

Он еле держался, чтобы не свалиться со стула на пол.

И Ластарэн зловеще зашипел:

– Тебе плохо? Хочу сказать тебе одну вещь. Препарат, который тебе кололи шесть дней, вызывает у человека Жажду Исповеди. Ты знаешь, что это такое: неодолимое желание, даже не просто желание, а одержимость навязчивой идеей – исповедоваться перед кем-нибудь. Человек начинает осознавать, что если не раскроет кому-нибудь свою душу, то просто умрет, погибнет. Так что… расскажи-ка мне о себе.

Эссмеандр молчал.

– Что ж, тогда начну я. Для начала я хочу рассказать о болезни, которой ты болен двадцать пять лет. Да-да, это лабиринтоз или лабропатия – в западной транскрипции.

Лабропатия признана крайне опасным психическим заболеванием. Ты понимаешь, что это значит? Да, я вижу, ни фига не понимаешь. Если газетчики разнесут эту новость, то все, что ты говорил на пресс-конференции будет признано бредом сумасшедшего, попросту враньем и блефом. И ты знаешь, я уже отдал приказ пустить эту новость в печать. И это только начало! Будет проведена психиатрическая экспертиза. Как ты понимаешь, будет установлено, что ты болен крайне тяжелой формой лабропатии. А это значит, что ты автоматически становишься не просто психически больным, но и социально опасным субъектом, который немедленно должен быть изолирован от общества, может быть, даже предан суду.

– Что бы вы хотели обо мне узнать? – спросил Эссмеандр, тяжело дыша. – Вы и так обо мне всё знаете.

– Всё, да не всё! – скаламбурил Ластарэн. – Например, хочу тебе напомнить, что ты состоял на учете в психиатрической клинике, директором которой был мой отец. Напомню, какой у тебя был диагноз: тяжелая форма аутизма, отягченная синдромом Даймона. Может, тебе напомнить, что это за синдром?

– Ложь всё это! – спокойно и твердо отреагировал Эссмеандр. – Уже к семи годам я практически избавился от этой болезни и никакого синдрома Даймона не помню.

– Синдром Даймона – это пока необъяснимый медицинской наукой прецедент, когда человек ощущает внутри себя нечто такое, чему он и названия-то не знает; какие-то сверхчувственные ощущения, которые больной пытается превратить в понятия. Понятия возникают спонтанно, как бы ниоткуда. По мере ухудшения состояния больного, по мере углубления духовного кризиса, с каждым мгновением таких понятий становится всё больше и больше. И в конце концов внутри больного возникает целый мир, который полностью описывается языком больного. Психика и сознание оказываются полностью замененными миром больного. Другими словами, больной создает миф о самом себе и живет этим мифом.

Ластарэн поймал на себе суровый взгляд Эссмеандра. Он почувствовал, как в душе собеседника закипает слепая ярость и ненависть к нему. Ластарэн встал из-за стола и отошел метров на пять-шесть от Эссмеандра с целью продолжить беседу.

А тот тем временем еле сдерживал себя, чтобы не броситься в едином порыве на ненавистного ему Властелина Мира.

– Да, я создал миф о самом себе! – вскричал Эссмеандр. – Да, нет никакой Академии, нет никаких 3D-лабиринтов! Но есть Бродячий Поэт, есть Арники! Есть маленькая, гордая страна Боэнция, которая стала для меня родной. Страна, которая была колонией вашей империи-монстра – Америнии!..

– И шестьдесят лет назад стала колонией другого монстра. Вашу Боэнцию присоединила к себе Эврикия, – съехидничал в ответ Ластарэн.

– Но боэнцы всегда оставались гордым, независимым народом. Они всегда считали себя потомками лабиринтарной цивилизации.

Эссмеандр глотнул воздуха и продолжал:

– Ваш отец – известный в научном мире психиатр. Он сделал потрясающее открытие, о котором умолчал. То, что вы называете аутизмом, было лишь врожденной способностью Глубинного Расслоения Мысли. Ваш отец понял, что никакой патологии нет, а есть глубинное, скрытое от всех свойство мозговой материи: существовать, парадоксально не существуя! Но профессор понимал, что если такую способность назвать способностью, то обнажится вся лживая дисгармония и несправедливость этого мира. Поэтому он счел правильным заклеймить эту способность и представить ее как малоизученную, труднообъяснимую, крайнюю форму аутизма.

Эссмеандр немного успокоился и уже спокойнее продолжил:

– Да, я не могу без лабиринтов. Это моя жизнь. Где бы я ни находился, что бы я ни делал – во сне или наяву, – мне кажется, что я иду по лабиринту. Но это только верхушка айсберга. Главное, что я пытаюсь сотворить Путь. Я творю Путь! Лабиринта для меня не существует, так же, как и мира – мира внутри меня. При каждой попытке осознать себя – доказать свое существование – я творю себя и мир внутри себя. И только этот, внутри созданный мир я и могу воспринимать! И еще… Ваш отец был близок к еще одному открытию, но не смог его сформулировать, потому что был не способен к этому.

– Что же это за открытие? – без особого интереса осведомился премьер-министр.

– Ваш отец не смог распознать главного: то, что он называл аутизмом, пытаясь скрыть суть этой так называемой патологии, было не патологией, а как раз новой глубинной способностью человека, это было даймонизмом.

– Чем-чем? – возмутился Ластарэн. – Синдром Даймона – всего лишь синдром.

– Да нет, как раз чистой воды даймонизм. – Эссмеандр глубоко вздохнул. – Если бы всё было так просто… Если бы аутисты – люди дождя, как называют их ученые, жили в своем мире тишины и музыке дождя… Но даймонизм – это когда ты живешь в этом мире и внешне ничем не отличаешься от людей, когда в любом деле отдаешь всю душу, и буквально надрываешься и творишь мир заново…

Эссмеандр, в который уж раз тяжело вздохнув, сделал продолжительную паузу.

– А выходит, что ты чужой людям и никому не нужен!.. Чем добрее ты относишься к людям, тем более ненавистней им становишься!.. Неприкаянность и отчаяние становятся вечными спутниками даймонистов-ДАЙМОНОВ! Это лишь внешняя сторона медали, а оборотная сторона – это мистическое, огнекрылое существование; вечные вибрации на грани: жизни и смерти, гениальности и безумия, смирения и протеста, абсолюта и абсурда. Это вечное вселенское одиночество!!! Прорывы мысли за предел мыслимого!.. За пределы возможного – в НЕВОЗМОЖНОЕ! Прыжки в неизведанное!!! Бегство от известного!!! Ностальгия по своей настоящей Родине, находящейся в другой галактической системе. Вы представляете, что это такое: жить одной Великой Грандиозной Идеей – Идеей Иной Вселенной!!! И каждое утро, прожитое в абсолютно неизвестном мире и совершенно не зная, кто ты такой!.. Утешаясь лишь тем, что умеешь видеть мир Другим, ИНЫМ – совершенно ИНЫМ, чем он является нам.

Эссмеандр почти рухнул на диван: он был на грани обморока.

– Извините! – машинально пробормотал он и умолк.

– Послушай теперь меня, что я скажу тебе. – Ластарэн побелел от злости. – Механизм разрушения твоего организма запущен семь дней назад. Препарат, который мы тебе кололи, используется при эвтаназии. Больше десяти дней никто не выдерживает! Так что осталось тебе от силы три дня. В твоих интересах передать нам свои тайны, а иначе они уйдут вместе с тобой! Впрочем, умрешь ты легко.

Ластарэн заметил, что Эссмеандр побледнел, и позвал свою свиту, которая ждала его в холле, рядом с хосписом.

Кьерра-Дэвианта бросилась к бледному, уже теряющему сознание Эссмеандру.

Вслед за свитой в двери показался один из заместителей премьера с ноутбуком в руках.

– Вот, господин Ластарэн, то, что вы просили.

– Посмотри, Родвелла, по-моему, у этого упрямца случился приступ, Жажда Исповеди! – громко сказал Ластарэн, неимоверно довольный тем, что заставил страдать и так поверженного врага.

…Едва только Кьерра-Дэвианта коснулась руки пленника, Эссмеандр впал в беспамятство.

«Дышать… Какое счастье – дышать!»

Дэвианта склонилась к Эссмеандру и стала слушать его шепот-признание:

– Надо искать новую жизнь и создавать ее…

…Такую новую жизнь, чтобы в ней душа, человеческая душа, расцветала и обретала крылья.

…Мечта должна быть душой и воздухом всей жизни…

…Мне тяжело и больно думать о том, что тебя не могло быть в этом мире, когда в нем был я!

…Я открыл Мир как любовь. Душу как боль!..»

………………………………………………………………………..

…Родвелла подошла к Ластарэну и негромко, но взволнованно проговорила:

– Господин Ластарэн, пациент очень плох, очень плох… Лабиринтоз быстро прогрессирует.

– Да-да я понимаю. – Премьер-министр якобы в растерянности развел руками.

Неожиданно в кармане Ластарэна ожил мобильный телефон. По несколько испуганной гримасе Родвелла поняла, что это звонит Президент.

Ластарэн внимательно слушал Голос, потом робко произнес несколько слов в свое оправдание. Премьер подозвал Родвеллу, и они вышли в коридор. Видно было, что Властелин чем-то раздражен и даже подавлен.

– Да, дело принимает неожиданный оборот… Вы хорошо разбираетесь в этой болезни. Как думаете, можно его спасти после стольких инъекций этого препарата?

– Не знаю. Единственное, что может продлить ему жизнь – лабиринт.

– Вы уверены?

– У даймонистов, тем более одержимых какой-либо Идеей, – будь то хождение по лабиринтам, создание Вселенной, спасение человечества, – Врожденная Идея связана не только с психофизикой, но и с тем, что управляет и психофизикой, и нейрофизиологией, что еще не открыто наукой. В воплощении своей Врожденной Идеи даймонисты видят смысл своей жизни. Это один аспект. А с другой стороны, любой наркотик будет нейтрализован в этом потоке из глубины мозга. Если сравнить мозг со Вселенной, то этот неизвестный Фактор можно назвать Матрицей или сравнить с Черной Дырой. Как известно из космологии, Черная Дыра управляет процессами рождения материи.

– Вы хотите сказать, что мысль лабиристов управляется черной дырой… в мозге?

– Да, я хочу сказать, что внутри мозга находится нечто, что в космологии соответствует черной дыре. Так что лабиристы являются носителями какого-то неисчерпаемого ИСТОЧНИКА ЭНЕРГИИ.

– Да, это обстоятельство может его спасти… – Ластарэн погрузился в раздумье. – Так, Родвелла. Пусть он приходит в себя. Доставьте ему всё, что он попросит! Всё! Понятно?! Кажется, он хотел послушать орган… и другую музыку. Установите в хосписе музыкальный центр и подберите ему диски!

«…Кто?.. Кто?! Кто пожаловался на меня?!! – Ластарэн направился к лифту, мучительно терзаясь вопросами. – Кьерра?.. Охранники?.. Журналисты?.. А может, кто-нибудь из-за границы поинтересовался?

А если сам Корза решил затеять свою игру? Но зачем ему какой-то неудачливый сумасшедший лабирист?.. Герой-одиночка?! Эклептик? Мыслитель-каталептик?!!»

Тем временем Эссмеандр всё глубже и глубже погружался в пучину Исповедального Бреда.

«Помнишь тот первый дождь? Всё в жизни бывает впервые. Дождь – моя стихия.

Почему я люблю слушать дождь?.. Что это? Следствия аутизма?

Я хочу рассказать, как я услышал дождь в первый раз. Каждая капля несла в себе свою неповторимую мелодию, и от этого мне уже неведом шум, какой обычно слышен, когда идет дождь. Я сравниваю тебя с дождем.

Дождь для моей любви – как свет души… Помнишь тот дождь? Мы гуляли по лугу, по мягкой траве…

Я смотрел в твои светлые глаза и не мог понять того чуда, которое я открыл для себя. Чудо это было в той надрывной не то боли, не то тоске, которые в тот момент были у тебя в глазах, когда я коснулся рукой твоей теплой, мокрой и очень тонкой руки. И мне показалось, что сами цветы, все цветы луга, запахи и ароматы окружающего луг леса, и грусть, и печаль этого дождя, его свежая прелесть… весь мир свой, мир своей трепетной души, я бы мог отдать тебе без остатка. Каждую капельку своей сердечности я бы отдал тебе, как этот дождь отдает свои капли всем людям на крохотном клочке земли.

“Пусть растет хлеб!” – слышу я в музыке дождя.

“Пусть зеленеет земля!”

А вдруг и душа наша проснется однажды, да вспомнит, что земля наша умеет плакать от нас, от людей. Вот и льет дождь, как слезы стекают ручьи по весне, по земле…

Представь себе бездушный комочек нервов – это был я? Отрицающий все и не знающий ничего, залетевший с другой планеты на эту Землю.

Как научиться самоощущатъ свою душу? Нет, я не знал, зачем я родился. Может, для того, чтобы одним сердцем и одной душою усовершенствовать любовь как некую Мировую Гармонию, Универсальный Процесс.

И каждую эпоху Любовь – затасканная и оплеванная, опошленная и исковерканная – ищет душу, через которую она может возвыситься и приобрести свой Первозданный Смысл.

Непостижимость Любви, ее скрытая красота и лучистость толкнули меня на путь приобщения к Тайне Человека. Любовь стала дыханием, ритмом моей жизни…

…От посвящения до посвящения, от исповеди до исповеди – жизнь, а между ними тьма, хаос – это было похоже на бергсоновскую Длительность.

Когда человек ощущает, что внутри него, а не вовне, что-то истекает, течет, протекает, изменяется, преобразуется – это неуловимое движение, сдвиг и есть Душа. Но самое близкое к пониманию своей собственной души – ощущение полета.

Понять Душу можно только на языке Любви. Как нет без боли Души, так и нет Любви без души.

Душа оказалась надорванной безмерностью и восторженностью не вмещающегося в нее мира.

И если бы не эта Любовь, боль души и ее полет разорвали бы меня на куски…»

………………………………………………………………………..

Навряд ли Ластарэн мог узнать подлинную причину телефонного звонка Корзы-старшего, который положил конец его коварным и злостным намерением – уничтожить Эссмеандра после того, как тот поведает тайну матричной технологии строительства лабиринтов.

В сплошь коррумпированных государствах – борьба за власть на всех уровнях, «подковёрная» возня, интриги – обычное дело.

Навряд ли Ластарэн мог знать, что Президент – уроженец Боэнции. И когда засекреченный доносчик рассказал Корзе об аресте Эссмеандра, тот пришел в ярость.

Из рассказов своего прадеда 65-летний боэнец Корза-президент знал, какая борьба шла за эту автономную республику. Родной брат деда Корзы был политическим пассионарием, то есть бунтарем. Его всегда что-то не устраивало. Он стал председателем правительства Республики Боэнция в составе федеративного государства, где правил дед Корзы-президента.