Текст книги "Сверкающие бездны лабиринтов, или Прикосновение к вечности"

Глава IV
Дэвианта

…И вдруг кто-то из беженцев не выдержал и заорал, словно утопающий:

– Хватит сидеть! Хватит ждать смерти!.. Мы еще в силах! Надо искать дрова! Иначе мы все здесь замерзнем, сдохнем, как собаки!

На «оптимистический» призыв ответили трое искалеченных, изрядно измотанных холодом и бессонницей мужиков. И люди вдруг встрепенулись, оживились, заметались! Кто-то, вторя громогласному Активисту, заорал хрипло:

– Мы и правда скоро замерзнем!

– Надо найти еще что-то деревянное, что можно сжечь. Деревянное и доступное! – громко произнес кто-то.

Это была женщина. А только что призывавший к спасению оказался ее мужем. Эта пара пришла позже всех. Перед тем, как попасть в домик Скулда, они какое-то время прятались в часовне, где находился орган.

Скулду сначала послышалось что-то другое. Но после того как Активист ответил: «Да можно и орган!», погруженного в раздумье и увлеченного беседой Скулда бросило в жар!

Тело его затряслось мелкой дрожью. Он еще до конца не осознавал смысл и намерение людей. В его голове не укладывалось, что инструмент, дарующий и лечащий душу, можно предать огню.

От неожиданности и неслыханной наглости обреченных людей старик вскочил – да что они задумали?!

– Я не дам сжечь орган! – надсадно выкрикнул Скулд. И схватил за руку Активиста.

– Да к черту этот твой орган! Мы скоро околеем от холода!..

Скулд попробовал кинуться на мужчин с кулаками и тут же получил жесткий, хлесткий удар в лицо.

Незнакомец успел подхватить смотрителя, иначе бы тот просто упал на людей, сидящих на полу.

Скулд пришел в себя и заплакал. Бородач попытался его утешить и успокоить.

– Всё равно сломают и сожгут. Инстинкт самосохранения. Против него не попрешь!

– Ну как же можно? Как можно?!! – твердил старый смотритель, и губы его дрожали.

Вряд ли Незнакомец представлял, что для Скулда значит орган.

Из дневника Скулда:

«Музыка поселяется во мне, и пока я ее слышу, пока осязаю, ощущаю, душа моя парит, превращается. Как только музыка уходит из памяти, тело мое, да и весь я сам начинаю сохнуть, умирать. Вот ведь штука какая».

Это был единственный, может быть, во всей разрушенной и охваченной войной стране человек, который хотел еще что-то сохранить. Он, может быть, один, один на всей Земле, даже в условиях смертельной опасности и в атмосфере абсолютного страха и бессилия, пытался сберечь – нет, не орган, а душу, человечность, музыку!..

Музыка вечна по сравнению с людьми, которые в нее стреляют и по сравнению с инструментом, с помощью которого люди извлекают волшебные, божественные звуки.

Через какое-то время Скулд пришел в себя, собрался с силами, может быть, и последними; пробрался к выходу и шагнул в Зияющую Бездну Снежной Стихии…

Бородач снял с себя утепленную куртку и набросил на плечи сидящей в углу Дэвианты. А сам остался в одной рубашке – правда, из толстой, плотной ткани.

Дэвианта уже не в силах была двигаться. Она подняла голову. Кромешная темнота стояла вокруг. Незнакомец чиркнул спичкой и за то короткое мгновение, что горело пламя, успел посмотреть в угасающие глаза девушки.

В этом взгляде не было осуждения.

Что-то в его душе заболело, и в этот момент все, во что он верил с такой яростью и бесстрастностью, вдруг потеряло смысл и значение. Мир провалился в бездну. Но не в темную, черную, а в сверкающую бездну!..

Глаза девушки буквально просияли Незнакомцу.

И душу его охватил пожар – да такой сильный, что невозможно было спастись нигде.

Нигде!..

Мир горел в агонии ностальгии по родственной душе! Они смотрели друг на друга, еле различая черты лица! Смотрели друг на друга, как, наверное, смотрят люди в глаза смерти! Они смотрели, сознавая, что это последняя на Земле молчаливая исповедь каждого из них – исповедь себе самому!

Исповедь перед бездной!

Исповедь человеку!

Исповедь длиною в Вечность!

Незнакомца бросило в жар и в холод одновременно. Ему захотелось прижать бедную девушку к груди, согреть ее объятиями…

Мужчина весь напрягся и задрожал. Ему стало холодно, он ощутил пронизывающий холод всем своим телом. И представил себя птицей, чтобы как-то согреться, – птицей в гордом полете.

Он закрыл глаза, сжался весь, чтобы резко вскочить, стряхнуть оцепенение.

Увлеченный постижением девушки, Незнакомец глубоко вздохнул в который раз и задержал дыхание. А когда выдохнул – понял, что заново родился: началась другая, новая жизнь – жизнь во имя Любви! Может быть, той самой последней и никому доселе неизвестной на этой земле.

Мужчина так долго мечтал о ней, и она ворвалась в его жизнь, как свежий весенний ветер в окно!

Она терзала его бессонными ночами!

Она рвала его душу на части и останавливала сердце!!!

Все это она!!! И жизнь без нее была дурманящим колоброжением, закрытым от зрителей сатанинским действом.

Жизни-то, по сути дела, не было вовсе, а так – маета!

Всё это безмолвное (одними глазами) признание в Любви, в скудно освещенном пространстве длилось какое-то мгновение.

– Милая моя, девочка моя! – взмолился Незнакомец. – Что мне делать?! Что делать?.. Понимаешь, я не мог там оставаться. Я объявлен в розыск. А среди этих людей в сторожке наверняка есть сотрудники спецслужб, да и просто стукачи. Как только вьюга начнет стихать, сюда нагрянут полицейские, схватят меня и расстреляют без суда и следствия!

Незнакомец прижал руку девушки к своей груди…

– Меня зовут Джеоантин Кивхест!

На лице Дэвианты появилась гримаса ужаса. Он проговорил так почти по слогам, чтобы девушка навсегда запомнила это имя.

Он проговорил, словно прощаясь…

…На долю секунды Незнакомец вышел из оцепенения и не увидел возле себя Скулда. Его охватил страх, который тут же усилием воли легко преодолел.

– Прости меня! Старика долго нет. Пойду, посмотрю. Мне кажется, с ним что-то случилось.

Слова Незнакомца оборвал хлопок двери. Это пришли с деревяшками Активист и его трое подельников.

Скулда не было. По злорадным возгласам добытчиков дров Джеоантин понял, что случилось ужасное.

Еще какие-то мгновения он сжимал в своих ладонях руку Дэвианты. Девушка склонилась к щеке мужчины и прошептала едва слышно: «Я буду ждать… Буду ждать… Джантин».

Кажется, он нисколько не удивился этому внезапному, чудесному превращению немой скрипачки в говорящую Возлюбленную!

Джеоантин резко, порывисто поднялся и пошел прочь из сторожки. Дверь домика, придавленная ветром и налипшим снегом, еле поддалась.

Снаружи бушевала настоящая стихия. Но это была уже агония стихии. Ветер уже был не так силен, да и снег становился мелким и редким.

… Джеоантин нашел Скулда лежащим на полу часовни, в окровавленной одежде, с открытыми глазами.

Даже у видавшего виды бородача навернулись слезы от такого зрелища. Джеоантин бросился к старику, бережно приподнял его голову и истошно закричал:

– Батя! Батя! Ты жив?! Не умирай!!! – вопль был такой надрывный, что по часовне прокатилось гулкое эхо.

Джеоантин орал, словно в бреду, на мгновение потеряв рассудок и забывшись. Ему нестерпимо было жаль старика.

Постепенно крик его перешел на шепот. Из глаз катились слезы, и он бессилен был их остановить. А Скулд так и лежал, не шелохнувшись.

– Что они сделали с тобой, батя?..

Джеоантин насчитал на бездыханном теле смотрителя четыре ножевых ранения. Мужчина приложил ладонь к сонной артерии – жилка еле-еле пульсировала.

Скулд был жив.

Джеоантин подложил под голову старика шапку и, достав сигарету, закурил. Нужно было собраться с силами, передохнуть и решить, что же делать дальше. И вдруг через какие-то считанные секунды до Джеоантина донесся слабый шепот умирающего:

– Последняя Арника… Лабиринт внутри склепа Корзы-старшего…

Джеоантина охватили ужас и восторг одновременно!

Скулд застонал слабо и впал в беспамятство. Грудь его тяжело вздымалась, голос был сиплым, а воздух, вылетающий из груди, – свистящим.

Это была агония. Предсмертная агония…

Потрясенный случившимся, Джеоантин не сразу расслышал сквозь завывания ветра рев подъезжающей машины.

Первое, что промелькнуло в голове: «Предали! Сдали! Да, кончено, сдали! Как я раньше не догадался?!! Это Активист, который призывал сломать и пустить орган на дрова. Это он стукач, доносчик. Видимо, он и Скулда просил рассказать обо мне… и от досады решил убить старика».

Мысли неслись как бешеные кони, скачущие галопом по степи!..

«Что же делать?! Что делать?!»

Джеоантин за дни скитаний изрядно ослаб, поэтому реакция на происходящее была замедленной, если не сказать убийственно тягучей.

«Выход должен быть! Должен быть! Он есть. Да! Склеп Корзы-старшего! Начало лабиринта! О нем говорил Скулд…»

– Где он может быть, этот мерзавец Кивхест? – голос звучал совсем близко.

Скрип снега под сапогами полицейских становился громче и громче.

«Прости, отец, прости»! – Джеоантин склонился к старику и поцеловал его в холодный лоб. Он увидел на замерзающей щеке Скулда след от слезы и сам чуть не зарыдал.

«Бежать! Бежать!!!»

И он из последних сил рванулся в двери часовни!

До идущих к нему полицейских было не более двадцати шагов. Стражи порядка заметили его и заорали:

– Стой! Стрелять будем!

Но в это же мгновение Джеоантин, подобно хищному зверю, совершил два-три прыжка по снегу – и оказался перед железной дверью, ведущей в самый богатый, роскошный и ухоженный склеп на кладбище.

Пять… может, десять секунд он сидел и тяжко, сбивчиво дышал. Душу Джеоантина переполняли страх и надежда. В голове его, казалось, пронеслась вся жизнь.

Он вспомнил, как ему всегда хотелось шагнуть в неизвестность!

Он жил этим мгновением. И вот свершилось!..

Он действительно был перед Абсолютной неизвестностью. Он даже не мог предположить и представить, что ждет его там – за этой тяжелой железной дверью в средневековом стиле.

… Джеоантин не помнил детства, кроме одного случая.

Его сильно избили – группа детей семи-восьми лет. Не просто даже избили, а издевались еще, жестоко глумились. Он сидел, обессилевший, на траве, рыдал во весь голос, а вокруг кружились, взявшись за руки, мальчишки – радостные, словно первобытные люди вокруг убитого мамонта.

Тогда он не понимал. За что?.. Почему?.. Зачем?.. Ведь никого не обижал, не трогал, никому не делал зла. Какое там зло в семь лет?

Спустя двадцать (а может быть, и тридцать) лет он стал понимать, что он был другой или даже чужой, в полном понимании этого слова.

Нет! Не Другой и не Чужой даже – он был ИНОЙ. Именно ИНОЙ! Даже не такой, про кого говорят «не от мира сего». Он творил иной мир внутри себя. Он был носителем ИНОГО, Абсолютно Иного Мира.

Что это означает, Джеоантин начал понимать совсем недавно. Быть носителем Иного Мира, Иного представления о жизни, о Другой жизни.

И вот, кажется, наступил момент, когда все, что он пытался осмыслить и чем жил, должно воплотиться, должно стать реальностью.

…Двое полицейских, вытащив пистолеты, бросились наперерез, минуя тропу, с целью поймать преступника за два-три прыжка. Но какое-то занесенное снегом препятствие помешало им, и они, запнувшись, упали в снег, осыпая пространство ночи отборной руганью.

Джеоантин увидел, как лучики света, исходящие из фонариков в руках полицейских, стремительно запрыгали вверх-вниз!.. И понял, что это окоченевшее и занесенное снегом тело Бродячего Поэта стало его спасением.

Он вспомнил рассказ Скулда: выбившийся из сил человек замерз возле сторожки, не желая стать кому-то обузой или навести подозрения на кладбищенского смотрителя и ни в чем не повинную немую девушку.

Тех нескольких – вечных – секунд, что потребовались полицейским, чтобы встать на ноги и продолжить преследование преступника, как раз и хватило Джеоантину, чтобы освободить от снега проход к двери склепа.

И пока двое здоровенных мужчин выясняли, что было причиной их падения в снег и минутной беспомощности, Джеоантин смог ощутить тепло фолианта Бродячего Поэта на своем теле.

Тетрадь с Арниками он положил под рубаху сразу же, как только принял ее из рук Скулда. Эта старая потрепанная тетрадь теперь согревала его изнутри, согревала теплом, огнем Мысли и Души, дарила надежду…

 

Арника I

Я бродил по земле, но всегда возвращался к себе…
Я искал доброту и любовь, но всё время находил правду…
Я смотрел ввысь, но погружался в бездну грусти…
 
 
Я писал песни – их никто не слушал…
Я сочинял стихи – их никто не читал…
Я исповедовал душу – никто не верил в нее…
 
 
Я прорывался сквозь тьму —
К свету!
Но никто не видел Свет моей души…
 
 
Я прорывался за предел,
Но никто не устремлялся
Вслед за мной…
 
 
Я жил, может быть, затем и для того,
Чтобы доказать… самому себе,
Что жить стоит!
 
 
Я устремлялся и летел ввысь,
Но оказывался на дне
Глубочайшей бездны…
 

Глава V
Эссмеандр

…И все-таки он вернулся… Двадцать пять лет спустя.

И город ахнул!..

О нем, конечно, заговорили…

Появились статьи в газетах и журналах. Его пригласили на радио и на телевидение…

Он был слишком весомой, значимой фигурой, чтобы быть проигнорированным и незамеченным.

Некогда преданный забвению, много лет преследуемый международной полицией, мыслитель-каталептик, экспериментатор-одиночка, изучающий лабиринты. Многократный чемпион мира по лабиринтарному спорту. Изобретатель матричного способа строительства лабиринтов: загадочный, непредсказуемый, гордый, независимый, интересный!

………………………………………………………………………..

Двумя сутками ранее Эссмеандр проснулся в спальне своего светлого бревенчатого дома.

Его разбудил негромкий стук в дверь.

– Просыпайтесь, господин Кивхест! – Седовласый старик улыбнулся в бороду.

– Это ты, Бронгир?

– Да, сынок.

– Сколько же я спал?

– Да суток трое кряду.

После тяжелейших многодневных испытаний очередного лабиринта Эссмеандр смертельно устал.

– Тебе бы, сынок, еще пару деньков отлежаться. Я же тебя почти на себе приволок три дня назад…

– Нет, Бронгир. Разве ты забыл, какой послезавтра день? – Эссмеандр помолчал и почти вскрикнул: – Столетие Великого Бродячего Поэта! Столетие!!!

– Да помню я… – пробурчал в ответ старик. Бронгир много лет вел нехитрое хозяйство Эссмеандра и в силу своего почтенного возраста неустанно опекал его.

Их разговор прервал телефонный звонок.

– Салют, Эссми! – Это был голос его сподвижника и единственного друга.

– Доброе утро, Антик! – Так Эссмеандр звал своего друга Антигруана.

– Эссми, как ты чувствуешь себя после испытания?

– Да вроде прихожу в норму. Два-три часа аутотренинга и медитации, и всё будет нормально.

– Ладно. Ты все же решил ехать, дружище?..

– Да! Не поехать я просто не могу.

– Ты разве забыл, как пять лет назад ты чуть не погиб?

– Но сейчас всё изменилось. Америния уже не та, что была четверть века назад. Эвриз стал столицей государства. Меня вроде бы даже реабилитировали. Помнишь, два года назад? – Эссмеандр ухмыльнулся про себя.

В голове его пронеслись молниеносно все события 25-летней давности: лаборатория – группа единомышленников – мечта – газета – восстание – вооруженное столкновение – поражение – изгнание – сторожка Скулда – Бродячий Поэт – немая скрипачка – чудесное спасение…

Одним огненным потоком пронеслись, и в груди похолодело…

Душу Эссмеандра опять сковала боль – острая боль от негодования и недоумения.

Двадцать пять лет у него временами случались приступы абсолютного непонимания того, отчего это власти отказали нации в его волеизъявлении жить по законам, по которым суждено жить именно этой нации, – по естественным законам бытия?! Именно этого этноса – общности людей.

Эти законы скрыты внутри людей, и с помощью лабиринтов их возможно было вскрыть и облечь в словесную форму, в Конституцию и Верховный кодекс – с чего, собственно, и начинается любое государство, а вслед за ним и общественный строй. Уклад жизни.

Но мало того, с помощью лабиринтов возможно было совершенствование человека и совершенствование общности людей в соответствии с самыми глубинными законами Вселенной.

Религиозность и психология не были известны изначально человеку. Они были навязаны людям искусственно, как одна из форм бескровного порабощения человека и обращения его в веру завоевателя…

– Эссми! Ты куда пропал, дружище?

– Да, извини! Задумался.

– Я бы на твоем месте поостерегся. Ты же сам знаешь этих хитрецов: сегодня они говорят о помиловании и либерализме, а завтра изнасилуют народ и потопят в крови любое сопротивление.

– Да знаю я. Но чувствую, что интерес у них к лабиринтам особый, и сразу они убирать меня не станут. Думается мне, Доменик Кбрза, нынешний президент, хочет использовать лабиринты для укрепления власти. Вечная история: использовать против людей то, что призвано им служить!

– Это ты точно подметил, дружище.

Через двадцать четыре часа после телефонного разговора Эссмеандр в сопровождении Антигруана и Бронгира стоял у трапа самолета.

С тех пор как лабиринтарный спорт обрел статус международного соревнования, прошло десять лет. За эти годы Эссмеандр выступал в десяти странах мира.

Единственным исключением была страна, где он родился и которую до сих пор считал своей родиной.

Троица благополучно добралась до столицы государства – города Эвриза.

Как только они вошли в здание аэропорта, к ним подбежали трое репортеров с диктофонами в руках.

– Господин Кивхест! Господин Кивхест! Пожалуйста, два-три слова о цели вашего визита! Вас реабилитировали?.. Вас официально пригласили?.. Кто вас пригласил?.. Президент страны?.. Премьер-министр?.. Олигархи?.. Вас купили?

Антигруан и Бронгир встали стеной, преградив путь назойливым журналистам.

– Все подробности на пресс-конференции. Завтра в 12:00! – произнес Эссмеандр.

Без оптимизма.

Только в гостинице он мог немного расслабиться.

На столе уже лежала кипа газет с сенсационными сообщениями, новостями и короткими статьями. Эссмеандр сел в кресло и начал листать. По одним только заголовкам можно было понять, насколько разнородна и противоречива информация.

«Человек, которого не было», «И все-таки он вернулся», «Гений-изгой», «Государство мнимое и настоящее», «Когда идея сильнее государства», «Взлет», «Забвение мессии», «Пророк или дьявол?», «Нация, этнос, государство», «Лабиринт – вечная тайна или спекуляция», и т. д. и т. п.

Пресс-конференция была организована по личному распоряжению президента страны. Для проведения встречи выбран один из лучших конференц-залов – в шикарной гостинице «Миллениум-стар».

Интерес к мероприятию был настолько велик, что грозил перейти из ряда простых и познавательных в политическую акцию. Поэтому были предприняты все меры по контролю над происходящим. В стране за последние два-три года возросла политическая и социальная активность народа (электората). Оппозиция пять-шесть раз за год проводила многотысячные митинги и манифестации.

Двадцать пять лет прошло с момента вооруженного столкновения, но число сочувствующих повстанцам не поубавилось. Люди, бывшие в то время молодыми, плохо понимали, что происходит на самом деле. Одновременно с вооруженным столкновением шла более жестокая и беспощадная война – информационная. И эту-то войну так называемые мятежники проиграли…

Те жители города, которым было в период гражданской войны от тридцати пяти и более, переживали поражение восставших как личную трагедию.

Пожалуй, только то немногочисленное население, которое вынуждено было покинуть свои жилища и спасаться бегством на другую территорию из страха потерять близких и детей, только те буквально проклинали бунтарей и восставших.

………………………………………………………………………..

…Пресс-конференция обещала оказаться интересной, если не сказать, что она по определению должна была стать одним из самых значимых и замечательных событий последних лет в государстве, когда-то вставшем на путь демократического развития.

Как и следовало ожидать, время открытия перенесли на тридцать минут, потом на час. Кого-то ждали.

Ожидание было томительным и обескураживающим. И вот, наконец, через три четверти часа тот, кого ждали, появился – с внушительной охраной и свитой. Помощник Президента – глава его администрации (правая рука): холеный, склонный к полноте, низкого роста, подвижный, лысеющий Эстебальд Корза. Внешне мало похожий на старшего брата, но многократно превосходящий того по деловитости, активности, презентабельности и политической раскрепощенности. Политический авантюрист, склонный к неврастеническим припадкам и экзальтированным выходкам. В народе давно утвердился бесспорный и не требующий доказательств стереотип: в реальности страной правит именно Эстебальд – родной младший брат Президента.

Династия Корзов вот уже более ста лет удерживала власть в стране. Семья с каждым годом разрасталась. И если в самом начале родоначальник династии – Корза-старший – сумел стать всего лишь главой столицы, то теперь, спустя сто лет, пост президента, премьер-министра, и еще около десятка высоких государственных должностей занимали близкие или не очень родственники могущественного клана.

Первым приближенным к президенту Доминику Корзе был премьер-министр Герн Ластарэн. Они всегда и везде были вместе, словно пришитые друг к другу. Впрочем, то же самое можно было сказать про Эстебальда Корзу и Герна Ластарэна.

Ластарэн вертел правительством как хотел. Когда-то рядовой полицейский, он ухитрился пройти путь от «карманного» юриста до премьер-министра.

Дискуссия обещала быть жаркой.

Вступительное слово естественным образом было предоставлено Эстебальду Корзе.

– Уважаемые дамы и господа! Леди и джентльмены! Друзья! Я рад вас приветствовать здесь, на встрече с удивительным человеком, которого уже при жизни можно назвать легендой. Имя его наверняка было известно каждому двадцать пять лет тому назад, когда произошли события, определившие путь нашего государства на долгую перспективу вперед. Я был тогда еще совсем юным и не понимал смысла происходящего. Теперь, по истечении четверти века, можно с уверенностью говорить о значении лабиринтарного мятежа, как мы сейчас его называем. Прежде чем назвать имя этого человека, не могу не упомянуть имена главных Идеологов Лабиринтарного Движения. В числе первых я бы отметил Дантелиима Эзида.

И вот сегодняшний наш гость, Джеоантин Кивхест, был одним из тех, кто в те далекие тревожные годы стал жертвой недальновидности, политической инфантильности и культурной отсталости Правительства страны!..

В зале вяло зааплодировали. Эстебальд бросил мимолетный взгляд в сторону своего брата – Президента Доминика Корзы и прочитал на его лице недовольство. Он понял, что надо срочно заканчивать свою бессмысленную речь.

Он перевел дыхание, набрал в легкие воздуха и продолжил:

– Хочу также напомнить уважаемым журналистам, что господин Кивхест является основателем Лабиринтарной Состязательной Лиги и бессменным ее президентом на протяжении десяти лет. Благодаря этой организации лабиринтарный спорт вошел в программу Олимпийских игр и завоевал популярность во всем мире. Благодаря стараниям господина Кивхеста и его беспримерному служению истине, пять лет назад состоялись первые Лабиринтарные Игры.

Эстебальд сделал паузу. Он еще раз бросил взгляд на Корзу-президента и наконец-то заметил в его глазах тень одобрения.

«Ну, вроде бы ничего не забыл», – подумал высокопоставленный родственник. Но тут же, неожиданно для себя, продолжил:

– Господин Кивхест, помимо того, что он знаменитый лабирист, является автором не менее знаменитых, сенсационных, в высшей степени неординарных и даже в какой-то мере скандальных книг, в которых он излагает свои необычные теории и гипотезы. Чего стоит лишь одна книга «Идеософия»!

По залу прошел гул. Кто-то даже захлопал в ладоши.

И после этого Эстебальд Корза окончательно понял, что надо заканчивать.

– И несмотря на то, что между нашими странами нет дипломатических отношений, этот пробел в ближайшее время будет исправлен. Мы рады принимать всех, кто приезжает к нам по любому поводу. Ну, а теперь я передаю слово нашему дорогому и уважаемому гостю!

Эссмеандр не любил долго и много говорить. Он ухмыльнулся в свою наполовину седую, густую бороду. Долго молчал (пожалуй, несколько минут) – до тех пор, пока по залу не прокатилась волна бессознательного шума.

– Когда-то давно, мне было лет одиннадцать-двенадцать, я задал себе вопрос – главный вопрос, который и определил мою жизнь: «Мир таков, какой он есть?» Потом, чуть позже, возник второй вопрос: «Каким образом мир целостен?» И вот, в поисках ответов на эти два вопроса, я жил и продолжаю жить на этом свете. Но жизнь моя не имела бы смысла, не задай я себе третий вопрос: «Для чего мы рождаемся?»

Эссмеандр неожиданно для аудитории замолчал и поднял до этого опущенные глаза. Он посмотрел в зал, мгновенно обведя всех горящим взором. И по этому мимолетному взгляду каждый любопытствующий журналист в зале понял, что бородатый мудрец будет исповедоваться, раскрыв свою душу.

Не обладая выдающимися ораторскими способностями, Эссмеандр привлекал своей харизмой и внутренней самоуглубленностью.

Он встал из-за стола. Зал еле слышно зашумел, заволновался.

– Извините меня, дорогие друзья: не могу говорить сидя. Многолетняя привычка, избавиться от которой я бессилен… – Эссмеандр сделал паузу. – Разрешите, я буду прохаживаться перед вами? Нам предстоит трудный путь, и, может быть, мы вместе отыщем истину.

– Как думаешь, – наклонил голову Ластарэн к Эстебальду Корзе, – не превратит ли этот безумец свой монолог в акцию неповиновения?

– Не знаю… – брат Президента был явно смущен.

Седой бородач начал медленно прохаживаться перед аудиторией.

– То, что я вам скажу, одних может шокировать, для других это будет пустым звуком, а для третьих – чем-то вроде азартного развлечения.

Эссмеандр помолчал. И вдруг, после многозначительной паузы, словно преобразился.

Он улыбнулся и снова обвел зал пристальным взглядом.

– Давайте лучше я вам расскажу о своей жизни, о том, чем я занимаюсь двадцать пять лет. Всё равно ведь спросите… Тем более что здесь кроме журналистов присутствуют молодые пытливые умы, ученые, студенты и преподаватели университетов.

Эссмеандр опять сделал паузу.

– Ну так вот. Я родился в этом городе пятьдесят четыре года назад. Давно это было… И город был меньше, и люди, наверное, были лучше…

И вдруг он заметил, что Бронгир подает какие-то знаки и шепотом окликает его.

Ластарэн и младший Корза мгновенно переглянулись.

Эссмеандр наклонился к Бронгиру, и они несколько секунд о чем-то переговаривались.

Через некоторое время Антигруан направился к взволнованным правителям страны.

– Извините господа! – обратился он к ним. – Мы хотели бы поменять регламент проведения пресс-конференции. Даже не поменять, а предложить вам альтернативу. У нас есть предложение: господин Кивхест хочет прочитать лекцию.

Ластарэн махнул кому-то рукой в знак согласия, и на авансцене появилась трибуна. Докладчику вручили пульт-указку и включили заранее приготовленный мультимедийный проектор.

Эссмеандр не спеша встал за трибуну, склонил голову, что-то прошептал себе под нос и громко заговорил, обращаясь к залу.

– Уважаемые господа! Эта лекция была прочитана мною пять лет назад на открытии Академии Лабиринтарных наук, искусств и спорта, остающейся до настоящего момента единственной в мире. Это будет своего рода оправданием, если вы правильно поймете меня, – оправданием за те события двадцатипятилетней давности, которые унесли много человеческих жизней и пусть не намного, но изменили судьбу вашей и некогда моей родины. Сразу хочу принести извинения за сбивчивость или нелогичность моей речи. Я буду читать лекцию по памяти: что-то могу забыть, что-то, неожиданно для самого себя, вспомнить.

Эссмеандр помолчал, вслушиваясь в шорохи и шепотки зала. Казалось, слезы вот-вот польются по впалым щекам сурового с виду мужчины.

В первое мгновение он испытал чувство жалости к самому себе. Но тут же легко и привычно подавил эти беспричинно возникшие растерянность и волнение.

Исповедь была заменена проповедью, но смысл вряд ли изменился. И в исповеди, и в проповеди человек опирается на личный опыт переживаний, на свою жизнь, свою душу.

– В маленькой стране, где я сейчас живу, никто не верил в мистическую, магическую силу лабиринтов. Но люди этой маленькой страны верили в чудо. Они были восприимчивы ко всему новому, глубинному и таинственному…

Эссмеандр незаметно для публики вставил в проектор флешку и направил пульт на экран. Крупным планом на полотне возникла таблица.

– Итак, вы видите, что все лабиринты делятся на три основных группы: 2D-лабиринты (построенные в двух измерениях); 3D-лабиринты (построенные в трех измерениях); рефлекторно-рекуррентные топологические лабиринты (иначе говоря, живые, дышащие). В шутку мы их называет РАРИТетными, поскольку если брать за основу аббревиатуру по первым заглавным буквам – РРТ, то получается вполне определенное смысловое понятие. А вы знаете, что раритет – это вещь, не теряющая своей ценности, даже будучи многократно использована. И вообще уникальная, удивительная вещь.

Еще одна группа – воображаемые лабиринты. Это дело далекого будущего, поэтому опустим разговор о них.

Лабиринты первой и второй групп делятся каждый на два класса: статические и динамические.

Статические лабиринты не изменяются во времени, не меняют свою конфигурацию. Строятся при помощи простых строительных технологий с использованием пластика, дерева, металлов и их сплавов. Сейчас в основном применяется модульный способ возведения 2D-лабиринтов.

Теперь перейдем к динамическим лабиринтам.

Мы разработали и построили несколько основных видов таких лабиринтов: вращающиеся, вибрирующие (качающиеся, прыгающие и сдвигающиеся, и разные их сочетания), растущие (управляемый рост).

Мы подошли к самой сложной группе – живые лабиринты. Как вы понимаете, живые лабиринты могут быть только трехмерными и даже в некоторых особых случаях проявлять свойства четырехмерных объектов (топологические свойства, признаки четырехмерности). Они реагируют на каждый вздох, шаг (движение), мысль (намерение) спортсмена-лабириста. Это значит, они изменяют свою конфигурацию, структуру и параметры во времени или через определенные отрезки времени. Но при этом всегда сохраняют объем (что, собственно, и является топологическим свойством), то есть все эти изменения происходят без нарушения целостности лабиринтарного поля, в пределах поля дыхания, поскольку мы знаем, что любой Живой лабиринт дышит. И это обстоятельство является главным критерием, фактором и аргументом – одновременно – его живости.

По внутреннему содержанию лабиринты бывают произвольные, логические, психосоциальные, исторические и другие.

Вы видите, что лабиринты довольно хорошо «научно», так скажем, изучены и классифицированы. Но при всем том открытыми остаются три главных вопроса: что же такое лабиринты? Кто их создал? И какой смысл в них вкладывается?