Текст книги "Экономическая наука в тяжелые времена. Продуманные решения самых важных проблем современности"

В-третьих, не всегда легко определить, какие именно данные свидетельствуют о либерализации торговли. Если тарифы составляют 350 %, то импорт отсутствует, а их снижение на небольшую величину мало что изменит. Как отличить значимые изменения политики от политической риторики? Более того, заоблачные пошлины часто вызывают неповиновение и стремление людей обойти их самыми изобретательными способами, правительство же в ответ на это устанавливает сложные правила, чтобы поймать нарушителей. В процессе либерализации многое меняется, но эти изменения идут с разной скоростью в разных странах. Как понять, в какой стране либерализация зашла дальше, учитывая, что разные страны выбрали разные реформы?

Все эти проблемы чрезвычайно усложняют межстрановые сопоставления. Причина, по которой разные исследователи получают разные ответы о влиянии торговой политики на экономический рост, во многом связана с тем выбором, который они совершают, сталкиваясь с каждым из этих вопросов – как измерить изменения в торговой политике и какие из многих возможных источников путаницы в отношении причинно-следственной связи они готовы допускать.

Поэтому результаты подобных исследований не слишком надежны. Всегда найдется миллион способов провести межстрановые сопоставления в зависимости от того, какое именно смелое предположение вы готовы принять.

Те же самые ограничения затрудняют проверку другого предсказания теоремы Столпера – Самуэльсона. Падает ли неравенство в более бедных странах, когда они открываются для торговли? Существует относительно немного межстрановых исследований по этому вопросу, что объясняется тем обстоятельством, которое мы увидим еще не раз. Специалисты в области экономики международной торговли, как правило, избегают думать о дележе пирога, несмотря на (или, возможно, именно из-за него?) высказанное еще Самуэльсоном предупреждение о том, что по крайней мере в богатых странах от торговли могут пострадать рабочие.

Есть и исключения, но они не внушают доверия. Недавнее исследование, проведенное двумя сотрудниками МВФ, показало, что те страны, которые расположены поблизости от множества других стран и поэтому ведут международную торговлю в больших масштабах, как правило, более богаты и имеют более равное распределение доходов. При этом был проигнорирован тот неудобный факт, что множество небольших стран расположены в Европе. Действительно, эти страны ведут между собой большую торговлю, но, вероятно, не только это определяет уровень их богатства и степень неравенства[122]122
  Diego Cerdeiro and Andras Komaromi, approved by Valerie Cerra, “The Effect of Trade on Income and Inequality: A Cross-Sectional Approach,” International Monetary Fund Background Papers, 2017.


[Закрыть].

Еще одно основание для осторожного отношения к этому довольно оптимистичному выводу заключается в том, что он противоречит нашему знанию о ряде отдельных развивающихся стран. За последние три десятилетия многие страны с низким и средним уровнем дохода открыли свои двери для международной торговли. Поразительно, но в последующие годы распределение доходов в этих странах почти всегда шло в направлении, противоположном тому, что предполагается базовой логикой Столпера – Самуэльсона. Заработная плата низкоквалифицированных рабочих, которые в изобилии представлены в этих странах (и поэтому они должны были выиграть), отставала от заработной платы их более квалифицированных или более образованных коллег.

Между 1985 и 2000 годами Мексика, Колумбия, Бразилия, Индия, Аргентина и Чили провели либерализацию внешней торговли, в одностороннем порядке снизив свои тарифы по всем направлениям. За тот же период времени во всех этих странах возросло неравенство, что следовало сразу за либерализацией. Например, с 1985 по 1987 год Мексика значительно сократила как охват режима импортных квот, так и величину средней пошлины на импорт. Затем, с 1987 по 1990 год, заработная плата «синих воротничков» упала на 15 %, тогда как заработная плата «белых воротничков» выросла в той же пропорции. Аналогично изменились и другие показатели неравенства[123]123
  Pinelopi Koujianou Goldberg and Nina Pavcnik, “Distributional Effects of Globalization in Developing Countries,” Journal of Economic Literature 45, no. 1 (March 2007): 39–82.


[Закрыть].

Аналогичная картина либерализации, сопровождаемой увеличением заработка квалифицированных рабочих по сравнению с неквалифицированными и изменением других показателей неравенства, наблюдалась также и в Колумбии, Бразилии, Аргентине и Индии. Наконец, взрыв неравенства произошел в Китае, который стал постепенно открываться для торговли в 1980-е годы, что завершилось вступлением во Всемирную торговую организацию (ВТО) в 2001 году. Согласно информации экспертов World Inequality Database, в 1978 году 50 % наименее и 10 % наиболее обеспеченного населения Китая располагали одинаковыми долями в общих доходах (по 27 %). После 1978 года эти доли начали расходиться, доля самых бедных 50 % становилась все меньше и меньше, а самых богатых 10 % – все больше и больше. К 2015 году верхние 10 % стали получать 41 % общего объема доходов, тогда как нижние 50 % получали 15 %[124]124
  Thomas Piketty, Li Yang, and Gabriel Zucman, “Capital Accumulation, Private Property and Rising Inequality in China, 1978–2015,” American Economic Review, 109, no. 7 (July 2019): 2469–2496.


[Закрыть].

Разумеется, корреляция не означает причинности. Возможно, глобализация сама по себе не вызывает роста неравенства. Либерализация торговли почти никогда не происходит в вакууме; во всех этих странах реформа внешней торговли всегда была частью более широкого пакета реформ. Например, наиболее радикальная либерализация торговой политики в Колумбии в 1990 и 1991 годах совпала с изменениями в регулировании рынка труда, направленными на существенное повышение его гибкости. Реформа внешней торговли в Мексике в 1985 году проходила на фоне приватизации, реформы рынка труда и дерегулирования.

Как мы уже упоминали, реформа внешней торговли в Индии в 1991 году сопровождалась отменой режима лицензирования в промышленности, реформированием рынка капитала и общим переходом власти и влияния в частный сектор. Либерализация торговли Китая была, как известно, краеугольным камнем предпринятой Дэн Сяопином масштабной экономической трансформации, узаконившей частное предпринимательство в той экономике, где оно на протяжении тридцати лет было практически полностью под запретом.

Верно также и то, что Мексика и другие латиноамериканские страны открылись именно в то время, когда открывался и Китай, и поэтому все они столкнулись с конкуренцией со стороны более обильной рабочей силой экономики. Возможно, именно это повредило латиноамериканским рабочим.

Межстрановой сравнительный анализ не позволяет нам прийти к определенным выводам о воздействии международной торговли, потому что и рост, и неравенство могут зависеть от очень многих различных факторов, причем торговля является лишь одним из них, а иногда даже следствием, а не причиной. Тем не менее несколько интересных внутристрановых исследований действительно бросают тень на теорему Столпера – Самуэльсона.

ЭТО НЕ ТАК, ПОТОМУ ЧТО ЭТО НЕВОЗМОЖНО

Очевидно, что при исследовании различных регионов одной страны снижается число тех потенциальных факторов, которые оказывают одновременное воздействие и могут затмить эффекты внешней торговли; в подобных случаях обычно существует единый политический режим, общая история и общая политика, что делает сравнение более убедительным. Проблема, однако, заключается в том, что основные прогнозы теории международной торговли, по самой ее природе, охватывают все рынки и регионы экономики, а не только те, которые связаны с импортом или экспортом.

Согласно предпосылкам Столпера – Самуэльсона, все работники одного уровня квалификации получают одинаковую заработную плату. Заработная плата рабочего зависит не от его отрасли или региона, а только от его производительности. Происходит это потому, что сталевар из Пенсильвании, потерявший работу из-за иностранной конкуренции, должен немедленно переехать туда, где работа есть, где бы это ни было, в Монтане или Миссури, на промышленном предприятии или в сфере обслуживания. Если такие переходы будут совершаться быстро, то работники с одинаковыми навыками станут получать одинаковую заработную плату.

Если бы это было так, то единственным подходящим объектом для изучения воздействия международной торговли была бы экономика страны в целом. Мы ничего бы не узнали, сравнивая рабочих в Пенсильвании с рабочими в Миссури или Монтане, так как все они оплачивались бы одинаково.

Поэтому предпосылки этой теории приводят к достаточно парадоксальному результату. Если принять их, то проверка теории становится практически невозможной, поскольку единственное воздействие, которое мы сможем наблюдать, – это то, что происходит на уровне стран, а мы только что продемонстрировали многочисленные подводные камни межстрановых исследований и сопоставления ситуации в разных странах.

Однако, как мы видели в случае с миграцией, рынки труда, как правило, характеризуются инертностью. Люди не переезжают даже тогда, когда условия рынка труда предполагают, что это необходимо, и в результате заработная плата не выравнивается автоматически по всей экономике. В действительности внутри одной и той же страны существует много экономик и можно многое узнать, сравнивая их, если эти субэкономики по-разному затрагиваются изменениями торговой политики.

Одна юная экономистка, Петя Топалова, которая в то время была аспиранткой Массачусетского технологического института, решила серьезно отнестись к этой идее и исходить из того, что люди могут застрять как в определенном месте, так и в определенной сфере занятости. В своей важной статье она изучила то, что произошло в Индии после массовой либерализации торговли в 1991 году[125]125
  Topalova, “Factor Immobility and Regional Impacts of Trade Liberalization”.


[Закрыть]. Оказалось, что, хотя речь и идет о либерализации всей Индии, изменения в торговой политике совершенно не одинаково затронули отдельные части страны. Это связано с тем, что изначально некоторые отрасли были защищены в гораздо большей степени, чем другие, и, хотя в конечном итоге все тарифы были снижены до более или менее одинакового уровня, для этих отраслей произошло гораздо большее снижение тарифов. Кроме того, в Индии насчитывается более 600 округов, чрезвычайно разнообразных по своей экономической специализации. Некоторые из них имеют в основном аграрный характер, а в других размещены сталелитейные заводы или текстильные фабрики. Поскольку во всех отраслях дела обстояли неодинаково, либерализация привела к самому разному снижению тарифов на продукцию отдельных округов. Поэтому Топалова определила меру воздействия либерализации для каждого индийского округа. Например, если в одном из округов производилась в основном сталь и другая продукция промышленного производства, тариф на которую был снижен с почти 100 % до 40 %, то она отмечала, что этот округ затрагивается либерализацией в высокой степени. Если же в другом округе только выращивали зерновые и масличные культуры, тариф на которые практически не изменился, то это означало, что либерализация его почти не затронула.

Применяя эту меру воздействия, Топалова изучила то, что происходило до и после 1991 года. В 1990-е и 2000-е годы национальный уровень бедности быстро снизился с примерно 35 % в 1991 году до 15 % в 2012 году[126]126
  Gaurav Datt, Martin Ravallion, and Rinku Murgai, “Poverty Reduction in India: Revisiting Past Debates with 60 Years of Data,” VOX CEPR Policy Portal, voxeu.org.


[Закрыть]. Однако на этом радужном фоне происходило заметное замедление сокращения бедности там, где воздействие либерализации было выше. Вопреки тому, что говорит нам теория Столпера – Самуэльсона, чем больше тот или иной округ был вовлечен во внешнюю торговлю, тем медленнее там происходило сокращение бедности. В своем следующем исследовании Топалова обнаружила, что распространенность использования детского труда снизилась в затронутых торговлей округах меньше, чем в остальной части страны[127]127
  Eric V. Edmonds, Nina Pavcnik, and Petia Topalova, “Trade Adjustment and Human Capital Investments: Evidence from Indian Tariff Reform,” American Economic Journal: Applied Economics 2, no. 4 (2010): 42–75. DOI: 10.1257/app.2.4.42.


[Закрыть].

Выводы Топаловой встретили на удивление жесткую реакцию в экономической литературе. Она наткнулась на шквал очень недружелюбных комментариев, предполагающих, что полученные ответы ошибочны, даже если методы применялись корректно. Разве торговля может увеличить бедность? Теория говорит нам, что торговля хороша для бедных в бедных странах, поэтому ее данные должны быть неверными. Топалова была занесена академической элитой в черный список и в конечном итоге смогла получить работу только в МВФ, который, как это ни парадоксально, принимая во внимание, что именно МВФ придавал первоочередное значение массовой либерализации, непредвзято отнесся к ее исследованиям, в отличие от академического сообщества.

Также примечательно, что статья Топаловой была отвергнута ведущими экономическими научными журналами, хотя впоследствии она способствовала появлению целой литературы, посвященной этой дискуссии. В настоящее время вышло много работ, применяющих подход Топаловой в других контекстах и, кстати сказать, получающих те же результаты для Колумбии, Бразилии, а также, как мы увидим ниже, в конечном итоге и для Соединенных Штатов[128]128
  Orazio Attanasio, Pinelopi K. Goldberg, and Nina Pavcnik, “Trade Reforms and Trade Inequality in Colombia,” Journal of Development Economics 74, no. 2 (2004): 331–366; Brian K. Kovak, “Regional Effects of Trade Reform: What Is the Correct Level of Liberalization?” American Economic Review 103, no. 5 (2013): 1960–1976.


[Закрыть]. Лишь спустя несколько лет Топалова получила некоторую реабилитацию у академических экономистов, когда ее работа была удостоена премии за лучшую статью от того журнала, где она была опубликована.

ИНЕРТНАЯ ЭКОНОМИКА

Топалова всегда настаивала, что у нее не было намерения заявлять, что кто-то пострадал от либерализации внешней торговли. Поскольку она сравнивала регионы внутри одной и той же страны, все, что она могла сказать, так это то, что некоторые области (наиболее затрагиваемые торговлей) были менее успешны в сокращении масштабов нищеты, чем другие. Это полностью согласуется с той возможностью, как тщательно подчеркивается в ее статье, что волна либерализации подняла все лодки, просто некоторые больше, чем другие. В работе Топаловой говорилось о росте неравенства не во всей Индии, а только в тех округах, которые были больше вовлечены в международную торговлю. На самом деле, поскольку места, наиболее затронутые либерализацией, как правило, с самого начала были несколько богаче, тот факт, что они не особенно преуспели после либерализации, парадоксальным образом уменьшил неравенство в масштабах всей страны. В других работах Топалова и ее коллеги продемонстрировали некоторые заметные положительные последствия для экономики всей страны от либерализации внешней торговли Индии. Например, индийские фирмы, столкнувшись с проблемой поиска новых рынков сбыта, начали внедрять производство новых продуктов, которые они теперь могли продавать за рубежом. Кроме того, производству новых продуктов для внутреннего и международного рынков способствовал тот факт, что фирмы получили возможность импортировать более дешевые и качественные материалы, которые ранее им были недоступны[129]129
  Pinelopi K. Goldberg, Amit Khandelwal, Nina Pavcnik, and Petia Topalova, “Trade Liberalization and New Imported Inputs,” American Economic Review 99, no. 2 (2009): 494–500.


[Закрыть]. Это повысило их производительность и, наряду с другими реформами, проведенными правительством в начале 1990 – х годов (и некоторым везением с мировым ростом), способствовало быстрому росту индийской экономики с 1990-х годов.

Тем не менее нетрудно понять, почему специалисты в области экономики международной торговли увидели в статье Топаловой угрозу. Выгоды от торговли в традиционной теории возникают в результате перемещения ресурсов. Сам факт, что Топалова находит какую-либо разницу между более и менее затрагиваемыми торговлей округами, говорит нам о том, что ресурсы (прежде всего, труд, но также и капитал) не так легко перемещаются, как мы считали раньше. Если бы перемещение было легким, то заработная плата везде была бы более или менее одинаковой. И она не единственная, кто обнаружил это; в ряде других исследований также показано, что существует очень мало свидетельств перемещения ресурсов[130]130
  Abhijit Vinayak Banerjee, “Globalization and All That,” in Understanding Poverty, ed. Abhijit Vinayak Banerjee, Roland Bénabou, and Dilip Mookherjee (New York: Oxford University Press, 2006).


[Закрыть]. Но если мы откажемся от идеи о том, что люди и деньги следуют за возможностями, то на чем будет основана наша вера в благотворность торговли?

Если работники медленно перемещаются через границы округов, то вполне вероятно, что они также медленно перемещаются между видами работы. Это полностью соответствует тому, что мы знаем о рынках труда. В Индии, как это выяснила Топалова, негативное воздействие либерализации торговли усугубляется в тех штатах, где строгость трудового законодательства чрезвычайно затрудняет увольнение работников и сокращение убыточных фирм, что позволило бы прибыльным занять их место[131]131
  Topalova, “Factor Immobility and Regional Impacts of Trade Liberalization”.


[Закрыть].

Существует также целый ряд убедительных свидетельств того, что, по крайней мере в развивающихся странах, земля не так легко переходит из рук в руки. Инертным склонен быть и капитал[132]132
  Abhijit Banerjee and Esther Duflo, “Growth Theory Through the Lens of Development Economics,” in The Handbook of Economic Growth, eds. Philippe Aghion and Stephen Durlauf (Amsterdam: North Holland, 2005), vol. 1, part A: 473–552.


[Закрыть]. Банки не спешат не только сокращать кредитование тех фирм, которые не слишком хорошо работают, но и расширять его для тех фирм, которые работают хорошо, по той интересной причине, что многие служащие кредитных отделов боятся принимать ответственность за свои решения. Самый простой способ избежать такой ответственности – это не принимать никаких решений самостоятельно и просто штамповать уже принятые в прошлом, а о будущих займах пусть позаботится кто-то другой. К сожалению, единственным исключением являются ситуации, когда предоставленные займы близки к невозврату и банкиры фактически предоставляют находящимся в тяжелом финансовом положении фирмам новые кредиты для погашения старых в надежде отсрочить их дефолт, пока удача не повернется к потенциальным банкротам лицом. Постоянная реструктуризация кредитов является одной из основных причин того, что так много банков с кажущимися безупречными балансовыми отчетами внезапно оказываются близки к катастрофе. В результате инертности кредитования те фирмы, которым уже давно следовало положить конец своим мучениям, продолжают держаться на плаву. Напротив, новые предприятия испытывают трудности с привлечением капитала, особенно в условиях неопределенности, связанной в том числе и с либерализацией торговли, поскольку кредитные организации уклоняются от принятия новых рисков.

Учитывая эти различные формы инертности, становится понятным, почему вместо того, чтобы принять плохие новости об усилении конкуренции извне и переместить ресурсы туда, где они могут быть использованы лучше всего, некоторые экономические агенты стремятся спрятать голову в песок, надеясь, что проблема исчезнет сама по себе. Работников увольняют, а уходящих на пенсию не заменяют, заработная плата начинает дрейфовать вниз, страдает прибыль владельцев бизнеса, кредиты пересматриваются и продлеваются – все это для того, чтобы как можно дольше сохранить статус-кво. Вместо повышения эффективности происходит только падение доходов всех тех, кто связан с отраслями, которые потеряли защиту от внешней конкуренции.

Все это может показаться преувеличением, но Топалова обнаружила нечто подобное на основе индийских данных. Во-первых, миграция из затронутых либерализацией округов была очень мала[133]133
  Topalova, “Factor Immobility and Regional Impacts of Trade Liberalization”.


[Закрыть]. Даже в пределах одного региона, ресурсы между отраслями перемещались медленно.

Еще более поражает, что это относится и к происходившему внутри фирм. Многие фирмы в Индии производят более одного продукта, поэтому можно было бы ожидать, что они закроют те продуктовые линейки, которые конкурируют с более дешевым импортом, и переориентируют производство на находящиеся в более выгодном положении продукты. Этому ничего не может помешать, даже там, где трудовое законодательство затрудняет увольнение работников. Однако Топалова такого «созидательного разрушения» почти не обнаружила. Похоже, что фирмы не прекращали производство устаревшей продукции. Возможно, это связано с тем, что менеджеры считали процесс перехода слишком затратным: рабочие нуждаются в переподготовке, а новые машины должны быть приобретены и установлены[134]134
  Pinelopi K. Goldberg, Amit K. Khandelwal, Nina Pavcnik, and Petia Topalova, “Multiproduct Firms and Product Turnover in the Developing World: Evidence from India,” Review of Economics and Statistics 92, no. 4 (2010): 1042–1049.


[Закрыть].

КОГО МЫ ЗАЩИЩАЕМ?

Несмотря на существование подобного рода внутренних барьеров, в конечном итоге ресурсы перемещаются (по крайней мере в некоторых странах) и, в частности, экспорт сыграл ведущую роль в замечательных историях успеха стран Восточной Азии. И это произошло вовсе не из-за наивной доброжелательности богатых стран, как это можно услышать от президента Трампа и других. Богатые страны жестко регулируют импорт, который должен соответствовать строгим стандартам безопасности, качества труда и охраны окружающей среды.

Как неоднократно было показано, подобная регламентация иногда служит для препятствия импорту. Калифорнийские производители авокадо успешно лоббировали полный федеральный запрет на ввоз мексиканских авокадо сорта хасс с 1914 по 1997 год. Обосновывалось это профилактикой распространения мексиканских насекомых-вредителей, хотя, как известно, Мексика непосредственно прилегает к США, а насекомым не нужно виз для пересечения границы. В 1997 году федеральный запрет был отменен, но в Калифорнии он сохранялся до 2007 года. Совсем недавно исследователи обнаружили, что во время кризиса 2008 года Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных препаратов США внезапно стало более склонным отказывать, по соображениям продовольственной безопасности, в поставках импортных продуктов питания из развивающихся стран; для экспортеров из развивающихся стран расходы, связанные с отказом в поставках, увеличились в это время в четыре раза! Очевидно, что качество поставок из Мексики не могло измениться из-за ипотечного кризиса в Соединенных Штатах, но поскольку спрос на авокадо упал, устранение внешней конкуренции с внутреннего рынка приобрело особое значение[135]135
  Robert Grundke and Cristoph Moser, “Hidden Protectionism? Evidence from Non-Tariff Barriers to Trade in the United States,” Journal of International Economics 117 (2019): 143–157.


[Закрыть]. Политическое давление местных производителей усиливается в трудные времена, а требования безопасности часто используются в качестве предлога для их защиты.

Вместе с тем подобные стандарты зачастую отражают также подлинные предпочтения потребителей в отношении безопасности (например, некоторые китайские игрушки, как было установлено, содержат свинец), защиты окружающей среды (например, при использовании пестицидов в сельском хозяйстве) или условий труда работников (например, в случае детского труда). Действительно, успех маркировки движения за справедливую торговлю показывает, что многие потребители готовы больше платить тем посредникам, которые способны гарантировать, что товар соответствует некоторым экологическим и этическим стандартам. И отчасти воодушевленные этим, многие известные бренды в наши дни устанавливают стандарты качества сверх любых нормативных требований, что еще больше затрудняет выход на рынок новых стран-экспортеров.

ЧТО В ИМЕНИ ТЕБЕ МОЕМ?

Есть еще кое-что весьма специфическое, что добавляет новые проблемы ко всем вызовам, с которыми сталкиваются развивающиеся страны, когда пытаются стать вторым Китаем.

В 2006 году Всемирная торговая организация учредила инициативу «Помощь торговле», к середине 2017 года развивающиеся страны получили, в рамках этой инициативы более 300 миллиардов долларов[136]136
  World Trade Organization, “Members Reaffirm Commitment to Aid for Trade and to Development Support,” 2017, https://www.wto.org/english/news_e/news17_e/gr17_13jul17_e.htm


[Закрыть]. За всеми такими инициативами и финансированием стоит вера в то, что торговля является для этих стран путем выхода из бедности. Проект одной из американских неправительственных организаций, «Помощь ремесленникам», который помогает производителям изделий ручной работы из развивающихся стран получить доступ к международным рынкам, позволил исследователям проверить это предположение[137]137
  David Atkin, Amit K. Khandelwal, and Adam Osman, “Exporting and Firm Performance: Evidence from a Randomized Experiment,” Quarterly Journal of Economics 132, no. 2 (2017): 551–615.


[Закрыть].

В октябре 2009 года проект «Помощь ремесленникам» получил финансирование на осуществление новой программы в Египте. Программа следовала стандартной процедуре. Во-первых, надо было найти подходящий продукт, который был бы привлекателен для рынков с высоким уровнем дохода и производился в стране относительно дешево. Исследовательская группа помогла «Помощи ремесленникам» определить идеальный продукт, которым стали ковры ручной работы – производство таких ковров является важным источником занятости в Египте и на них есть спрос в США.

Во-вторых, следовало определить место. Был выбран город Фова, расположенный в двух часах езды к юго-востоку от Александрии, где находятся сотни небольших фирм, производящих определенный тип ковров. Типичная фирма в Фова состоит из одного мужчины (никогда женщины!), который работает за одним ткацким станком вне своего дома или сарая.

В-третьих, «Помощь ремесленникам» всегда работает через местную посредническую фирму, обладающую практическими знаниями, которая получает заказ и находит мелких производителей для производства продукции. «Помощь ремесленникам» надеется проработать в стране несколько лет, а затем уйти, чтобы посредник продолжал проект и развивался. Важное преимущество города Фова с этой точки зрения заключалось в том, что там существовал естественный посредник, фирма Hamis Carpets, которая уже занималась продажами произведенных в городе ковров, хотя по большей части они не экспортировались.

Затем Hamis Carpets и «Помощь ремесленникам» должны были решить, какие ковры производить, найти покупателей и сформировать заказы. Это потребовало больших усилий. Команда «Помощи ремесленникам» привезла руководителя Hamis Carpets в Соединенные Штаты для прохождения учебного курса, наняла итальянского консультанта для разработки образцов ковров и стала их демонстрировать на всех ярмарках подарков и всем известным им импортерам. Несмотря на все это, только после полутора лет поиска клиентов Hamis Carpets получила свой первый значительный экспортный заказ от одного немецкого покупателя.

С этого момента бизнес стал набирать обороты. Между 2012 и 2014 годами заказы поступали быстро, и через пять лет после начала проекта общий объем заказов превысил 150 000 долларов. Всем им, американской неправительственной организации с хорошими контактами и финансами, бесстрашной команде очень преданных и талантливых молодых исследователей, а также солидной фирме с хорошей репутацией на местном рынке, потребовалось пять лет, чтобы получить приличное количество заказов, достаточное для того, чтобы занять работой тридцать пять небольших фирм. Без этого внешнего толчка со стороны «Помощи ремесленникам», вероятно, местный посредник не смог бы выполнить такую работу самостоятельно.

С чем связаны эти сложности? Большая часть проблемы, по-видимому, заключается в том, что с точки зрения иностранного покупателя (часто крупного розничного продавца или известного интернет-магазина), покупка у небольшого производителя ковров в Египте является слишком рискованной операцией. Решающее значение для них имеет качество. Клиенты ожидают этого; они хотят безупречные ковры. Другой фактор риска – это время. Если ковры не будут готовы к запуску новой весенней коллекции, то это нанесет продавцу большой удар. Наконец, не существует способа переложить все эти риски на производителя. В случае низкого качества или задержки поставок розничный продавец может вернуть товар обратно или отказаться платить, но подобное возмещение несравнимо с возможными репутационными потерями (только представьте, какие отзывы в интернете могут оставить разгневанные покупатели о низком качестве товаров из Wayfair[138]138
  Wayfair – крупный американский интернет-магазин, специализирующийся на продаже мебели и товаров для дома. – Прим. пер.


[Закрыть]) и издержками от пропуска сроков начала продаж весенней коллекции. В принципе фирмы могли бы заключить соглашение о взыскании штрафов (например, производитель обязуется платить определенную крупную сумму денег за каждый день просрочки), но ведь потом такой штраф будет затруднительно получить от маленькой египетской фирмы, которая может исчезнуть в одночасье. Кроме того, ритейлеру нецелесообразно проверять качество каждого ковра, чтобы избежать какого-либо репутационного риска, так как это займет у его персонала слишком много времени.

Другая возможность состоит в продаже продукции по столь низким ценам, что потребители согласятся принять риск наличия некоторых дефектов, зная, что они всегда могут вернуть ковер обратно. Зачем делать ставку на репутацию, поставляя продукцию самого лучшего качества? Почему бы не снизить ожидания вместе с ценами?

Оказывается, это не всегда работает, потому что во многих случаях цена не может быть настолько низкой, чтобы потребители тратили свое время на продукт, которому они не доверяют. Однажды, находясь в Париже, мы купили DVD-плеер в интернет-магазине Amazon. Когда его привезли, то оказалось, что заслонка, через которую вставляется диск, застряла. Мы потратили примерно час, чтобы заставить его работать, а потом еще час – на поиск технической помощи на сайте производителя. После этого мы отправились на сайт Amazon, где пообщались в чате с приятным сотрудником, который предложил полный возврат денег. Чтобы получить этот возврат, нам надо было оставить DVD-плеер в ближайшем бакалейном магазине.

В первый раз, когда Абхиджит отправился в бакалейный магазин, его владелец отказался принять плеер, потому что у него было слишком много посылок для Amazon. Во второй раз этот владелец заставил Абхиджита прождать 25 минут, прежде чем забрал посылку, потому что параллельно он получал другую партию посылок и ему нужно было время, чтобы войти в систему. Между тем мы купили еще один DVD-плеер в другом интернет-магазине (мы спешили, так как плеер нам был нужен на день рождения дочери). К сожалению, оказалось, что он несовместим с телевизором в нашей квартире. Мы попытались вернуть его через сайт продавца, но так как покупка еще не была зарегистрирована как завершенная, надо было подождать еще несколько дней. На момент написания этого текста второй плеер, заново упакованный, но не возвращенный, так и лежит на столике в нашей прихожей. Тем временем мы отказались от идеи покупки DVD-плеера, а отец Эстер одолжил нам свой.

К чему эта длинная история о наших злоключениях с покупкой DVD-плеера? Мы рассказали ее, чтобы продемонстрировать, что конечному потребителю важна не только добросовестность продавца, но и время. Время – это деньги, и этих денег нам никто не вернет. Вряд ли Amazon заплатит Абхиджиту его почасовую заработную плату за две поездки в бакалейный магазин или за два часа, потраченных в попытках исправить прибор.

Или подумайте о той милой футболке, которую вы так дешево купили на каком-то сайте и которая запачкала все вещи в стиральной машине своим ослепительно голубым цветом. Кто компенсирует вам 100 долларов за испорченную блузку? Или то время, которое вам потребовалось, чтобы найти эту блузку, обшарив все магазины в торговом центре?

Вот почему Amazon прилагает все усилия, чтобы поддерживать свою репутацию отличного сервиса. В некоторых случаях, например, они берегут время своих клиентов, не требуя возврата некачественного продукта. Но по той же причине Amazon хочет иметь дело только с заслуживающими полного доверия производителями, в идеале это компания, с которой они имели дело раньше или по крайней мере обладающая хорошей репутацией за свою продукцию и обслуживание. Как и для потребителя, для продавца время – это деньги.

Структура глобального неравенства такова, что те клиенты на Западе, которые купили бы ковер ручной работы или футболку с ручной печатью (трудоемкие продукты, при производстве которых бедные страны имеют сравнительное преимущество), часто настолько богаче производителей, что любая экономия от предлагающего более низкие цены нового участника рынка, будет недостаточной, чтобы компенсировать клиенту потерянное время или порчу любимой блузки.

Возьмем пример египетского производителя, который пытается конкурировать с Китаем в производстве футболок. Средняя месячная заработная плата в Китае составляет 915 долларов, а в Египте – только 183 доллара[139]139
  Rankings by Country of Average Monthly Net Salary (After Tax) (Salaries and Financing),” Numbeo, https://www.numbeo.com/cost-of-living/country_price_rankings?itemId=105


[Закрыть]. Если допустить, что рабочая неделя состоит из сорока часов, то почасовой заработок в Китае будет равен примерно пяти долларам, а в Египте одному. Таким образом, если вести производство в Египте, а не в Китае, то максимальная экономия затрат на труд при ручной печати футболки (очень, очень милой футболки), которая занимает час, не может превышать четырех долларов. На самом деле такая экономия, скорее всего, будет гораздо ниже, так как заработная плата в производстве футболок обычно меньше средней. Как покупатели, многие из нас с радостью заплатили бы дополнительные 4 доллара за душевное спокойствие, которое гарантируется качеством. В Amazon это знают. Зачем же им экспериментировать с неизвестным парнем в Египте, когда у них есть известный и надежный поставщик в Китае?