Текст книги "Экономическая наука в тяжелые времена. Продуманные решения самых важных проблем современности"

Подобная логика равным образом применима к производственным кластерам как в Соединенных Штатах, так и в Индии или Китае. В Теннесси, например, существовала значительная концентрация кластеров, производящих непосредственно конкурирующие с Китаем товары, от предметов домашнего обихода до текстиля. Закрытие этих фирм породило целый ряд городов-призраков. Об одном из таких городов, Брюстоне, рассказывается в журнале The Atlantic. В Брюстоне было расположено производство компании Henry I. Siegel (H. I. S.). В период своего расцвета компания H. I. S. производила джинсы и костюмы на трех гигантских фабриках, где работало 1700 человек. Данное производство начало сворачиваться в 1990-х годах, а в 2000 году были уволены последние 55 работников. После этого, согласно статье The Atlantic,

город изо всех сил пытался понять, как выжить. Огромные фабрики H. I. S. были закрыты, их окна разбиты, а краска на стенах облупилась. Несколько новых производителей покинули город, едва начав свою деятельность. Заведения на главных улицах Брюстона и соседнего Холлоу Рок закрывались одно за другим, превращая эти города в призраки. Из центра Брюстона исчезли банк, магазин одежды и супермаркет, а на месте другого супермаркета возникла парковка. Осталась только аптека, куда пожилые люди приходят получать свои лекарства по рецептам.

В другом городе по соседству, Маккензи, в 1990-е годы закрылось производство пижам и обуви. Город все еще пытается привлечь новые компании. Когда там узнают, что какая-либо фирма может захотеть перенести производство, сотрудники городской администрации звонят ее директору и рассказывают о преимуществах Маккензи. Этим они вызывают некоторый интерес, но пока безуспешно. Статья в The Atlantic продолжает:

Главная причина, почему никто не клюнул, как рассказывает Холланд [мэр города], связана с депрессивностью главной улицы. Одна компания уже собиралась обосноваться в Маккензи, но когда ее руководители приехали в город и увидели запустение на главной улице, то они решили, что это не то место, где они хотели бы жить со своими семьями <…> «Они сказали, что это похоже на последствия ядерного взрыва и вернулись обратно <…> Они даже не дали нам второго шанса»[157]157
  Эта история рассказывается по статье из журнала The Atlantic. Alana Semuels, “Ghost Towns of the 21st Century,” Atlantic, October 20, 2015.


[Закрыть].

Все вышесказанное не означает, что следует пытаться предотвращать кластеризацию, потому что ее потенциальные выгоды очень велики. Скорее, это предупреждение о том, что в определенный момент, когда кластер распадается, может возникнуть необходимость вмешаться и разобраться с тем, что происходит.

ЗАБУДЬТЕ О НЕУДАЧНИКАХ

Хотя теоретики международной торговли явно переоценивают ту степень, в которой рынок способен позаботиться о тех, кого она затрагивает напрямую, им все же известно, что некоторым людям будет причинен вред. Их ответ всегда заключался в том, что, поскольку многие люди могут получить выгоду, мы должны быть готовы и способны компенсировать потери тех, кто пострадает от негативного воздействия.

Аутор, Дорн и Хансон изучили степень участия правительства в оказании помощи регионам, пострадавшим от торговли с Китаем. Они обнаружили, что, хотя пострадавшим и были выплачены некоторые средства в рамках государственных программ, их было слишком мало, чтобы полностью компенсировать потерянные доходы. Например, доходы населения наиболее затронутых китайским шоком зон ежедневной миграции снизились, по сравнению с другими регионами, на 549 долларов на одного взрослого, тогда как социальные пособия выросли лишь примерно на 58 долларов[158]158
  Autor, Dorn, and Hanson, “The China Syndrome”.


[Закрыть].

Более того, состав этих социальных выплат мог способствовать еще большему ухудшению положения безработных. По идее, основной программой помощи тем, кто потерял работу из-за воздействия международной торговли, должна быть Программа отраслевой адаптации (Trade Adjustment Assistance, ТАА). В соответствии с условиями ТАА период выплаты пособия по безработице может быть продлен на срок до трех лет для тех квалифицированных работников, кто проходит курс переподготовки для смены профессии. Они также могут получить финансовую помощь для переезда, поиска работы или получения медицинской помощи.

Программа ТАА действует давно, еще с 1974 года, и все же она обеспечила ничтожную долю и без того небольших государственных трансфертов в пострадавшие округа. Из 58 долларов дополнительных трансфертов, которые были направлены в наиболее пострадавшие регионы, в рамках ТАА дополнительно поступило только 23 цента. Значительная доля действительно выросших платежей осуществлялась через страхование по нетрудоспособности; из каждых десяти работников, уволенных в результате воздействия внешней торговли, один стал получать пособие по инвалидности.

Огромный рост страхования по нетрудоспособности вызывает тревогу. Маловероятно, что внешняя торговля оказывала непосредственное влияние на физическое здоровье оформивших инвалидность работников, тем более что исчезали наиболее трудоемкие виды работ. Некоторые работники, несомненно, были подавлены; другие же использовали возможности данного вида социального страхования в качестве стратегии выживания. В любом случае, к сожалению, выход на пенсию по инвалидности часто означает окончательное прекращение занятости. Например, исследование программы помощи ветеранам показало, что результате недавнего признания диабета как основания получения инвалидности теми, кто был подвержен воздействию агента «оранж»[159]159
  Агент «оранж» – название ядовитого химического вещества, которое применялось армией США для уничтожения тропических лесов во время войны во Вьетнаме. – Прим. пер.


[Закрыть], на каждые сто ветеранов, получивших инвалидность, восемнадцать выбыли из состава рабочей силы навсегда[160]160
  David H. Autor, Mark Duggan, Kyle Greenberg, and David S. Lyle, “The Impact of Disability Benefits on Labor Supply: Evidence from the VA’s Disability Compensation Program,” American Economic Journal: Applied Economics 8, no. 3 (2016): 31–68.


[Закрыть]. В Соединенных Штатах, те, кто получает инвалидность, редко отказывается от нее[161]161
  David H. Autor, “The Unsustainable Rise of the Disability Rolls in the United States: Causes, Consequences, and Policy Options,” in Social Policies in an Age of Austerity, eds. John Karl Scholz, Hyunpyo Moon, and Sang-Hyop Lee (Northampton, MA: Edward Elgar, 2015) 107–136.


[Закрыть], отчасти потому, что признание инвалидности затрудняет перспективы трудоустройства. Поэтому люди, вынужденные оформить инвалидность после торгового шока, чтобы оплатить свои счета, могут быть полностью вытолкнуты из рабочей силы, хотя и могли бы найти новую работу.

Работники, которым для выживания приходится прибегнуть к пособиям по нетрудоспособности, заносятся в категорию инвалидов, а это еще больше усугубляет их положение. Эти люди, которые всю жизнь занимались тяжелым физическим трудом, теряют не только свою профессию, но и право на достоинство. В результате Соединенные Штаты ни на шаг не приблизились к решению проблем безработных, а то немногое, что люди смогли получить через существующую систему социальной защиты, казалось, намеренно выплачивалось так, чтобы заставить их почувствовать себя униженными.

Узкопартийное интриганство сыграло свою роль в этой катастрофе. Помощь безработным, нуждающимся в медицинском обслуживании, предполагалась, в частности, Законом о защите пациентов и доступном здравоохранении (который известен также под названием Obamacare). К сожалению, многие республиканские штаты, такие как Канзас, Миссисипи, Миссури и Небраска, решили устроить демонстрацию сопротивления федеральному правительству, отказывая своим гражданам в этой возможности. Это заставило некоторых людей подать заявление на оформление статуса инвалидности, чтобы получить медицинскую помощь. Действительно, после проведения реформы Obamacare, в тех штатах, которые отказались расширить медицинскую помощь нуждающимся, число заявлений на установление инвалидности выросло на 1 %, тогда как там, где такое расширение было произведено, число заявлений сократилось на 3 %[162]162
  Aparna Soni, Marguerite E. Burns, Laura Dague, and Kosali I. Simon, “Medicaid Expansion and State Trends in Supplemental Security Income Program Participation,” Health Affairs 36, no. 8 (2017): 1485–1488.


[Закрыть].

Но причины лежат глубже. Американские политики с осторожностью относятся к субсидированию конкретных секторов (поскольку другие почувствуют себя ущемленными и начнут лоббировать в свою пользу), что, вероятно, отчасти является причиной того, что ТАА остается такой маленькой программой. Экономисты также традиционно не склонны приветствовать политику поддержки регионов («помогайте людям, а не местам», как гласит лозунг). Энрико Моретти, один из немногих экономистов, кто действительно изучал подобную политику, активно ее не одобряет. По его мнению, направлять государственные средства в те регионы, где дела идут плохо, значит выбрасывать хорошие деньги вслед за плохими. Место городов, пришедших в упадок, должны занять другие, как это всегда происходило в истории. Государство в подобной ситуации должно только помочь людям переезжать в более перспективные места[163]163
  См., например: Enrico Moretti and Pat Kline, “People, Places and Public Policy: Some Simple Welfare Economics of Local Economic Development Programs,” Annual Review of Economics 6 (2014): 629–662.


[Закрыть].

Подобный анализ, похоже, слишком мало учитывает факты на местах. Как мы знаем, те же самые причины, которые заставляют кластеры развиваться, также приводят к их быстрому распаду. Если рассуждать теоретически, то очевидно, что люди должны покидать места всеобщей депрессии, но, как мы уже видели, они этого не делают. По крайней мере недостаточно быстро. Вместо этого в пострадавших от китайского шока округах происходит снижение числа заключаемых браков и рождаемости, а также рост внебрачной рождаемости. Молодые люди – и, в частности, молодые белые мужчины – с меньшей вероятностью поступают в колледж[164]164
  David Autor, David Dorn, and Gordon H. Hanson, “When Work Disappears: Manufacturing Decline and the Fall of Marriage Market Value of Young Men,” American Economic Review: Insights 1, no. 2 (Septemper 2019): 161–178.


[Закрыть]. Число «смертей от отчаяния», то есть от наркотических и алкогольных отравлений и самоубийств, взлетает до небес[165]165
  Anne Case and Angus Deaton, “Rising Morbidity and Mortality in Midlife Among White Non-Hispanic Americans in the 21st Century,” PNAS 112, no. 49 (2015): 15078–15083, https://doi.org/10.1073/pnas.1518393112


[Закрыть]. Все это – симптомы глубокой безнадежности, когда-то ассоциировавшейся с афроамериканскими общинами бедных районов в центре американских городов, но теперь воспроизводящейся в белых пригородах и промышленных городах вдоль и поперек Восточного побережья и восточного Среднего запада США. Многое уже не поправить, по крайней мере в краткосрочной перспективе. Бросившие школу, наркоманы и алкоголики, дети, выросшие без отца или матери, потеряли часть своего будущего. Навсегда.

СТОИТ ЛИ ТОРГОВЛЯ ЭТОГО?

По мнению Дональда Трампа, решением проблемы отрицательных эффектов внешней торговли являются таможенные тарифы. Он вызвал торговую войну, которая началась в первые месяцы 2018 года с введения новых тарифов на ввоз стали и алюминия. Трамп тогда говорил о тарифах на китайские товары на 50 миллиардов долларов, а затем, когда Китай принял ответные меры, предложил тарифы еще на 100 миллиардов долларов.

Фондовый рынок рухнул после этого заявления, но представление о том, что мы должны закрыть нашу экономику и, в частности, защитить ее от Китая, разделяют многие американцы самых разных политических взглядов.

Тем временем экономисты начали активно выражать свое беспокойство. Они вызвали призрак «худшего тарифа в истории», Закона Смута – Хоули о тарифе 1930 года, который обострил мировую торговую войну, подняв ставки пошлин на более чем 20 тысяч импортируемых в Соединенные Штаты товаров. Принятие закона Смута – Хоули совпало с началом Великой депрессии и, хотя мы не можем однозначно утверждать, насколько он повлиял на ее ход, это создало размашистым тарифам плохую репутацию.

Идея о том, что больше торговли – это хорошо (в целом), глубоко укоренилась в каждом, кто получил научную степень по экономике. В мае 1930 года более тысячи экономистов подписали письмо, призывающее президента Гувера наложить вето на законопроект Смута – Хоули. И все же есть еще кое-что, что экономисты знают, но стараются держать при себе: совокупные выгоды от торговли для такой крупной экономики, как Соединенные Штаты, на самом деле довольно малы количественно. Правда в том, что если бы США вернулись к полной автаркии, не торгуя ни с кем, то они были бы беднее. Но ненамного беднее.

Высказав эту точку зрения, Арно Костино и его давний соавтор Андрес Родригес-Клер наделали много шума в сообществе специалистов по международной торговле. В марте 2018 года они своевременно выпустили новую статью под названием «Выгоды США от внешней торговли», которая начиналась со следующего пророческого заявления:

Около 8 центов из каждого доллара, потраченного в Соединенных Штатах, тратятся на импорт.

Что произойдет, если из-за «стены» или какого-то другого экстремального политического вмешательства эти товары останутся по другую сторону границы США? Сколько бы американские потребители были готовы заплатить, чтобы предотвратить подобное гипотетическое изменение политики? Ответ на этот вопрос связан с издержками для благосостояния от автаркии или, что эквивалентно, с выгодами для благосостояния от торговли[166]166
  Arnaud Costinot and Andrés Rodríguez-Clare, “The US Gains from Trade: Valuation Using the Demand for Foreign Factor Services,” Journal of Economic Perspectives 32, no. 2 (Spring 2018): 3–24.


[Закрыть].

Статья основана на ряде исследований, которые авторы вели в течение нескольких лет, как совместно, так и с другими учеными, а также на десятилетиях развития теории международной торговли. Ключевая идея заключается в том, что выгоды от торговли зависят в первую очередь от двух факторов: от того, сколько мы импортируем, и от того, в какой степени этот импорт зависит от тарифов, транспортных расходов и других затрат на международную торговлю. Во-первых, когда мы ничего не импортируем, то очевидно, что ничего не произойдет, если мы воздвигнем стену и прекратим импорт. Во-вторых, даже когда мы много импортируем, то, если мы перестаем это делать в результате небольшого роста цен на импортные товары, так как привозить их станет немного дороже, это должно означать, что у нас есть много доступных заменителей дома, поэтому ценность импорта не так высока.

ПОДСЧЕТ ВЫГОД ОТ ТОРГОВЛИ: НЕБОЛЬШОЕ ТЕХНИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Основываясь на этой идее, мы можем подсчитать выгоды от внешней торговли. Если мы представим, что Соединенные Штаты импортируют только бананы, а производят только яблоки, то это будет довольно легко. Мы можем узнать доли бананов и яблок в потреблении и степень готовности потребителей изменить количества приобретаемых яблок или бананов в ответ на изменение цен на другой товар. (Это то, что экономисты называют перекрестной эластичностью спроса по цене.) Но на самом деле, Соединенные Штаты импортируют примерно восемь с половиной тысяч категорий товаров, поэтому для правильного расчета нам нужно знать перекрестную эластичность спроса на каждый товар в зависимости от изменения цен на каждый из всех других производимых в мире товаров, – сопоставив яблоки и бананы, японские автомобили и американские соевые бобы, коста-риканский кофе и китайские майки, – что делает этот подход неосуществимым.

Но на самом деле нам не нужно сопоставлять все товары один за другим. Мы можем достаточно близко подойти к истине, предположив, что весь импорт представляет собой единый недифференцированный товар, который либо непосредственно потребляется (импорт составляет 8 % потребления в США), либо используется в качестве сырья для американского производства (еще 3,4 % потребления)[167]167
  Rodrigo Adao, Arnaud Costinot, and Dave Donaldson, “Nonparametric Counterfactual Predictions in Neoclassical Models of International Trade,” American Economic Review 107, no. 3 (2017): 633–89; Costinot and Rodríguez-Clare, “The US Gains from Trade”.


[Закрыть].

Чтобы получить конечные выгоды от торговли, мы должны знать, насколько чувствителен наш импорт к издержкам торговли. Если он очень чувствителен, то это означает, что то, что мы импортируем, легко заменить на то, что мы производим дома, а значит, торговля с другими странами представляет небольшую ценность. С другой стороны, если при изменении затрат объем импорта остается неизменным, то это означает, что нам действительно нравится то, что мы покупаем за границей, а значит, внешняя торговля значительно увеличивает наше благосостояние. Разумеется, это только предположение, поскольку мы говорим не о существующем на самом деле товаре, а о совокупности из тысяч значительно отличающихся друг от друга продуктов. Поэтому Костино и Родригес-Клер представляют результаты для целого ряда ситуаций, начиная от сценария, в котором импортные товары могут быть очень легко заменены отечественными (оценка выгод от внешней торговли в этом случае составляет 1 % ВВП), и заканчивая сценарием, в котором их очень трудно заменить (что ведет к повышению оценки до 4 % ВВП).

РАЗМЕР ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ

Сами Костино и Родригес-Клер предпочитают оценку выгод от внешней торговли примерно равную 2,5 % ВВП. Это действительно не так уж много. В 2017 году экономика Соединенных Штатов выросла на 2,3 %[168]168
  “GDP Growth (annual %),” World Bank, https://data.worldbank.org/indicator/ny.gdp.mktp.kd.zg


[Закрыть], так что один год нормального экономического роста может компенсировать полную автаркию американской экономики. Может быть, они ошиблись в своих расчетах? Можно спорить со многими деталями, но порядок величин должен быть правильным. Проще говоря, несмотря на открытость экономики Соединенных Штатов для международной торговли, доля импорта (8 %) является одной из самых низких в мире[169]169
  Costinot and Rodríguez-Clare, “The US Gains from Trade”.


[Закрыть]. Поэтому выгоды от торговли для Соединенных Штатов не могут быть очень велики. Бельгия, небольшая открытая экономика, имеет долю импорта выше 30 %, поэтому для этой страны торговля имеет гораздо большее значение. В этом нет ничего удивительного. Экономика США очень велика и очень разнообразна и поэтому способна производить большую часть того, что там потребляется. Кроме того, большая часть потребления приходится на услуги (все от банковского дела до домашней уборки), которые обычно не продаются на международном рынке (пока). Даже потребление промышленных товаров включает в себя значительную долю услуг местного производства. Когда мы покупаем iPhone, собранный в Китае, мы также платим за американский дизайн и местную рекламу и маркетинг. Эти смартфоны продаются в сияющих магазинах Apple, которые построены местными фирмами и обслуживаются местными любителями технологий.

Однако американский пример не должен нас чрезмерно захватывать. Крупные экономики, такие как Соединенные Штаты и Китай, обладают навыками и капиталом для самостоятельного производства большинства необходимых им товаров с очень высоким уровнем эффективности. Кроме того, их внутренние рынки достаточно велики, чтобы поглощать продукцию многих заводов во многих секторах, ведущих производство в необходимом масштабе. Они потеряют относительно немного, если не будут торговать с остальным миром.

Гораздо большее значение международная торговля имеет для небольших и небогатых стран, расположенных в Африке, Юго-Восточной Азии или Юго-Восточной Европе. Необходимые навыки, как и капитал, находятся там в дефиците, а внутренний спрос на сталь или автомобили вряд ли будет достаточно большим, учитывая низкие доходы и малочисленность населения, чтобы поддерживать широкомасштабное производство. К сожалению, именно эти страны сталкиваются с самыми большими барьерами для участия на международном рынке.

Но для более крупных развивающихся стран, таких как Индия, Китай, Нигерия или Индонезия, важнее проблема внутренней интеграции. Многие развивающиеся страны страдают от недостатка внутренних коммуникаций. Почти миллиард человек во всем мире живут более чем в миле от асфальтированной дороги (треть из них в Индии) и далеко от железнодорожной линии[170]170
  Sam Asher and Paul Novosad, “Rural Roads and Local Economic Development,” Policy Research Working Paper 8466 (Washington, DC: World Bank, 2018).


[Закрыть]. Иногда дело усугубляется местной политикой. В Китае существуют отличные дороги, но власти китайских провинций нашли способы воспрепятствовать ввозу местными фирмами товаров из остальной части страны[171]171
  Sandra Poncet, “The Fragmentation of the Chinese Domestic Market Peking Struggles to Put an End to Regional Protectionism,” China Perspectives, https://journals.openedition.org/chinaperspectives/410.


[Закрыть]. И до того, как недавно в Индии были введены единые налоги на товары и услуги, каждый штат имел право устанавливать свои собственные налоговые ставки и часто использовал их в пользу местных производителей.

ПРЕКРАСНО ЛИ МАЛОЕ?[172]172
  «Малое прекрасно» – книга, написанная немецким экологом Э. Ф. Шумахером в защиту идей Ганди о небольших фермах в деревнях: E. F. Schumacher, Small Is Beautiful: A Study of Economics as If People Mattered (London: Blond & Briggs, 1973); Э. Ф. Шумахер, Малое прекрасно. Экономика, в которой люди имеют значение (Москва: Издательский дом Высшей школы экономики, 2012).


[Закрыть]

Но, возможно, сама идея сравнительных преимуществ переоценивается, и даже небольшие страны прекрасно могут вести автаркичное существование. Возможно также, продолжая эту логику, что каждое сообщество может научиться производить то, что ему нужно.

Эта идея имеет долгую и во многом печально известную историю. В период кампании Большого скачка в Китае, председатель Мао среди прочего настаивал на том, что индустриализация должна произойти в каждой деревне, а сталь можно выплавлять в малых доменных печах во дворе. Проект с треском провалился, но не раньше, чем крестьяне переплавили все свои кастрюли, сковородки и плуги, чтобы выполнить волю председателя, их поля в это время запустели, а посевы гнили на корню. Многие китайские наблюдатели считают, что это могло стать одной из причин Великого китайского голода 1958–1960 годов, когда погибло свыше 30 миллионов человек.

Идея самодостаточных деревенских общин была также центральным элементом экономической философии Ганди. Его видение общества, одетого в домотканую одежду и живущего в основном за счет земли, долгое время оказывало влияние на экономическую политику Индии в эпоху после обретения независимости. До тех пор пока в 2002 году ВТО не вынудила Индию отказаться от этого, производство 799 товаров, от маринадов до авторучек, красителей и многих предметов одежды, было зарезервировано за крошечными фирмами, которые могли быть организованы в деревнях.

Проблема, конечно, в том, что малое не прекрасно. Для того чтобы фирмы могли нанимать специализированных работников или использовать высокопроизводительные машины, необходимо наличие минимального масштаба производства. В начале 1980-х годов мать Абхиджита, Нирмала Банерджи, экономист с весьма левыми взглядами, обследовала небольшие фирмы в Калькутте и ее окрестностях и была поражена тем, насколько они были непродуктивны[173]173
  Nirmala Banerjee, “Is Small Beautiful?” in Change and Choice in Indian Industry, eds. Amiya Bagchi and Nirmala Banerjee (Calcutta: K. P. Bagchi & Company, 1981).


[Закрыть]. Более поздние свидетельства подтвердили ее выводы. В Индии мелкие фирмы гораздо менее производительны, чем крупные[174]174
  Chang-Tai Hsieh and Benjamin A. Olken, “The Missing ‘Missing Middle,’” Journal of Economic Perspectives 28, no. 3 (2014): 89–108.


[Закрыть].

Но крупные фирмы возможны только на крупном рынке. Еще в 1776 году Адам Смит писал: «Разделение труда ограничивается размерами рынка»[175]175
  Adam Smith, The Wealth of Nations (W. Strahan and T. Cadell, 1776); Адам Смит, Исследование о природе и причинах богатства народов (Москва: Эксмо, 2007).


[Закрыть]. Вот в чем ценность торговли. В изолированных сообществах невозможно эффективное производство.

На самом деле интеграция страны с помощью железных дорог оказывала трансформирующее воздействие на многие экономики. В Индии между 1853 и 1930 годами британская колониальная администрация курировала строительство почти 42 000 миль железной дороги. До этого товары перевозились волами по грунтовым дорогам и могли перемещаться со скоростью не более 20 миль в день. По железной дороге те же самые товары могли перемещаться со скоростью до 400 миль в день с гораздо меньшими затратами и с меньшим риском порчи. Это позволило связать отрезанные от остальной части страны внутренние регионы[176]176
  Dave Donaldson, “Railroads of the Raj: Estimating the Impact of Transportation Infrastructure,” American Economic Review 108, nos. 4–5 (2018): 899–934.


[Закрыть]. Железнодорожная сеть резко снизила торговые издержки. Транспортные расходы на одну пройденную милю на грунтовых дорогах были почти в два с половиной раза выше, чем на железных. Области, объединенные железными дорогами, начали больше торговать и становились богаче; стоимость сельскохозяйственного производства в округах, имевших железнодорожную линию, росла на 16 % быстрее, чем в других округах.

Соединенные Штаты представляют еще один пример крупной страны, примерно в то же время интегрированной через обширную сеть железных дорог. Хотя роль железных дорог в развитии американской экономики ставилась под сомнение, недавнее исследование показало, что стоимость сельскохозяйственных земель была бы на 64 % ниже в отсутствие железнодорожного строительства[177]177
  Dave Donaldson and Richard Hornbeck, “Railroads and American Growth: A ‘Market Access’ Approach,” Quarterly Journal of Economics 131, no. 2 (2016): 799–858.


[Закрыть]. В ценах на землю воплощены все выгоды, ожидаемые фермерами от улучшения связей с другими округами. И эти выгоды в значительной степени были получены благодаря способности специализироваться на том, что хорошо удавалось каждому региону. Между 1890 и 1997 годами сельское хозяйство становилось все более специализированным на местном уровне. Фермеры все чаще выбирали ту культуру, под которую идеально подходит каждое поле (в силу климата, почвы и так далее), что привело к значительному росту общей производительности сельского хозяйства и доходов[178]178
  Arnaud Costinot and Dave Donaldson, “Ricardo’s Theory of Comparative Advantage: Old Idea, New Evidence,” American Economic Review 102, no. 3 (2012): 453–458.


[Закрыть].

Слабая внутренняя интеграция также способствует инертности экономики, лишая простых мужчин и женщин выгод от международной торговли и даже заставляя их нести потери. Плохие дороги мешают людям найти новую работу в городах. Как было показано, грунтовые дороги, соединяющие индийские деревни с основными трассами, являются сдерживающим фактором для сельских жителей, стремящихся получить несельскохозяйственную работу за пределами своих деревень[179]179
  Asher and Novosad, “Rural Roads and Local Economic Development”.


[Закрыть]. Ухабистые дороги настолько увеличивают конечную цену товаров, что потребители в отдаленных деревнях почти не получают выгод от международной торговли. К тому времени, когда импортные товары прибывают в деревни в Нигерии и Эфиопии, если это вообще происходит, их цена становится запредельно высокой[180]180
  David Atkin and Dave Donaldson, “Who’s Getting Globalized? The Size and Implications of Intra-National Trade Costs,” NBER Working Paper 21439, 2015.


[Закрыть]. Плохие транспортные условия, как при перевозке сырья, так и конечных продуктов, подрывают экономические преимущества дешевой рабочей силы. Для того чтобы международная интеграция приносила пользу, необходимо улучшить внутренние связи.

НЕ НАЧИНАЙТЕ ЭТУ ТОРГОВУЮ ВОЙНУ

В этой главе мы приводили примеры и исследования, основанные на передовых разработках наиболее уважаемых экономических факультетов университетов. Тем не менее может показаться, что основные выводы противоречат тому общепринятому мнению, которое господствовало десятилетиями. Хотя любого бакалавра по экономике учат, что торговля приносит большие совокупные выгоды и если перераспределить эти выгоды, то может быть улучшено положение каждого, три основных урока этой главы совсем не так радужны.

Во-первых, выгоды от международной торговли сравнительно малы для такой крупной экономики, как в Соединенных Штатах. Во-вторых, хотя эти выгоды потенциально гораздо выше для небольших и небогатых стран, магических решений не существует. В главе о миграции мы видели, что одного открытия границ недостаточно для того, чтобы заставить всех двигаться. Точно так же устранение торговых барьеров само по себе еще не гарантирует, что компания торгующих стран пополнится новичками. Провозглашение свободы торговли не является простым решением проблемы развития (и даже торговли). В-третьих, перераспределение выгод от торговли оказалось чрезвычайно сложным делом, и люди, негативно затронутые торговлей, пострадали и продолжают страдать очень сильно.

В совокупности обмен товарами, людьми, идеями и культурами сделал мир намного богаче. Те, кому посчастливилось оказаться в нужном месте в нужное время, с правильными навыками или правильными идеями, разбогатели, иногда сказочно, пользуясь возможностью применять свои особые способности в глобальном масштабе. В остальном же опыт был неоднозначным. Некоторые рабочие места были потеряны и замены им не нашлось. Рост доходов привел к появлению новых рабочих мест – поваров и водителей, садовников и нянек – но торговля создала также более изменчивый мир, где рабочие места, исчезнув в одном месте, возникают в другом, иногда за тысячу миль. Распределение выгод и страданий оказалось очень неравномерным, что, несомненно, вызывает ответный удар; наряду с миграцией оно определяет современный политический дискурс.

Может быть, помогут протекционистские тарифы? Нет. В настоящее время возвращение высоких тарифов не поможет большинству американцев. Причина проста – как мы показали, основные проблемы возникают в период перехода. Многие из тех, кто был вытеснен китайским шоком, так и не оправились по-настоящему. Инертность экономики приводила к тому, что они не могли переместиться в другие секторы или регионы, чтобы встать на ноги, а ресурсы не могли переместиться к ним.

Но если мы прекратим торговлю с Китаем сейчас, то это, несомненно, приведет к тому, что многие снова потеряют работу и эти новые неудачники окажутся в тех округах, о которых мы пока ничего не слышали, просто потому, что у них все хорошо. Действительно, среди тех 128 американских товаров, на которые Китай ввел новые тарифы 22 марта и 2 апреля 2018 года, преобладала сельскохозяйственная продукция, а вовсе не высокие технологии. Сельскохозяйственный экспорт США неуклонно рос в течение последних нескольких десятилетий (с 56 миллиардов долларов в 1995 году до 140 миллиардов долларов в 2017 году). Сегодня экспортируется пятая часть продукции американского сельского хозяйства. И основное направление экспорта – это Восточная Азия. На один только Китай приходится 16 % сельскохозяйственного экспорта США[181]181
  “U.S. Agriculture and Trade at a Glance,” US Department of Agriculture Economic Research Service, https://www.ers.usda.gov/topics/international-markets-us-trade/us-agricultural-trade/us-agricultural-trade-at-a-glance/


[Закрыть].

Поэтому первоочередным последствием торговой войны с Китаем, скорее всего, будет потеря рабочих мест в сельском хозяйстве и связанных с ним отраслях. По оценкам Министерства сельского хозяйства США, в 2016 году сельскохозяйственный экспорт обеспечил более миллиона рабочих мест в Соединенных Штатах, почти три четверти из которых были в несельскохозяйственном секторе[182]182
  Ibid.


[Закрыть]. Наиболее высока занятость в сельском хозяйстве в Калифорнии, Айове, Луизиане, Алабаме и Флориде[183]183
  Occupational Employment Statistics,” Bureau of Labor Statistics, https://www.bls.gov/oes/2017/may/oes452099.htm


[Закрыть]. Если эти рабочие места в аграрном секторе будут потеряны, то замены им в индустриальном секторе того же региона не найдется, по тем же самым причинам, по которым люди, уволенные с промышленных предприятий Пенсильвании, не смогли найти другую работу рядом с домом. Кроме того, поскольку, как мы видели в этой и предыдущих главах, промышленные рабочие, потеряв свои рабочие места, не переехали, можно предположить, что не переедут и работники ферм. Алабама и Луизиана входят в десятку беднейших штатов США[184]184
  “Quick Facts: United States,” US Census Bureau, https://www.census.gov/quickfacts/fact/map/US/INC910217


[Закрыть], и именно они станут разменной монетой торговой войны.

Торговая война не станет концом света для Соединенных Штатов. Но, хотя в результате этой войны и могут быть спасены некоторые рабочие места в металлургии, многим другим она, скорее всего, нанесет значительный ущерб. Американская экономика в целом останется в полном порядке. Но не сотни тысяч людей.

ЕСЛИ НЕ ТАРИФЫ, ТО ЧТО? ОБЛЕГЧАЙТЕ МОБИЛЬНОСТЬ, НО УЧИТЫВАЙТЕ ЕЕ ОТСУТСТВИЕ

Поскольку основная проблема внешней торговли заключается в том, что она создает гораздо больше неудачников, чем это предполагает теорема Столпера – Самуэльсона, то, по-видимому, любое решение должно включать либо снижение числа проигравших, помогая им переехать или сменить работу, либо поиск способа лучше компенсировать их потери.

Концентрированность отрицательного воздействия внешней торговли обладает одним косвенным преимуществом, поскольку мы действительно знаем, где искать ее жертв. Почему бы некоторую помощь не направить напрямую рабочим тех отраслей, которые пострадали от китайского шока? Действительно, именно эта идея лежала в основе Программы отраслевой адаптации, о которой мы говорили выше. Эта программа предполагает оплату переобучения (до 10 000 долларов в год), а продление выплаты пособия по безработице до трех лет для тех, кто проходит курс переподготовки, предназначено именно для того, чтобы дать им время встать на ноги. Единственная проблема в том, что ТАА реализовывалась в небольших масштабах.

Как ни досадно, это связано не с неэффективностью ТАА, а с ее недофинансированием. Чтобы претендовать на участие в программе, безработный должен подать заявление в Департамент труда. Затем досье рассматривается социальным работником, который должен определить, исчезло ли рабочее место из-за прямой конкуренции со стороны импорта или из-за вызванного внешней торговлей волнового кризиса в других компаниях, которые были связаны с бывшим работодателем заявителя.

Окончательное решение предполагает проведение разносторонней оценки, при этом некоторые социальные работники гораздо более охотно, чем другие, принимают решение в пользу безработного и выделяют ему помощь. Поэтому, когда досье попадает к тому или иному социальному работнику, то это в значительной степени предопределяет и окончательное решение, но, как было показано в одном исследовании, распределение досье осуществляется более или менее случайно[185]185
  Benjamin Hyman, “Can Displaced Labor Be Retrained? Evidence from Quasi-Random Assignment to Trade Adjustment Assistance,” January 10, 2018, http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.3155386


[Закрыть]. На основе исследования базы данных из 300 000 заявлений было проведено сравнение досье безработных, попавших к более или менее снисходительным социальным работникам. Досье, попавшие к более мягким социальным работникам, удовлетворялись с большей вероятностью, а значит, безработные с большей вероятностью проходили переобучение, получали работу в других секторах и зарабатывали больше денег. В среднем безработные, получившие ТАА, первоначально должны были отказаться от 10 000 долларов потенциального заработка (поскольку они не могли устроиться на работу, пока проходили переобучение), а государство тратило некоторые деньги на их переподготовку, но в течение следующих десяти лет переобученные ратники зарабатывали на 50 000 долларов больше тех, кто не проходил переподготовку. Для сближения уровней заработной платы этих двух категорий работников требовалось 10 лет. Таким образом, затраты на переобучение оказались ценной инвестицией для прошедших его работников, хотя без поддержки правительства они бы не смогли ее осуществить, поскольку получить банковский кредит для такой цели было бы очень трудно.