Текст книги "Каждый инструмент – молоток. Правила жизни и творчества бессменного ведущего «Разрушителей легенд»"

Охладите это сейчас!

Когда вы что-то режете, то в сложные отношения между собой вступают та штука, которую вы режете, и та штука, которой вы режете. Практически всегда, если вы в самом деле хотите что-то отрезать, та штука, которой вы режете, должна быть более твердой, чем та, которую вы режете. В моем случае и несущая часть багажника, и сверло были изготовлены из стали (никогда не встречал сверло для дрели из другого материала), но, чтобы процесс шел нормально, сверло должно быть из более твердой стали, чем багажник.

Как можно сделать сталь более твердой? Хороший вопрос. Ответ в структуре. Внутренняя структура атомов и молекул более твердой стали, так сказать, «отрегулирована». Один из наиболее распространенных способов сделать это – нагревание. Температура может делать удивительные, даже волшебные вещи со сталью. Можно, например, изменить вязкость, гибкость или прочность стали, сначала нагревая ее, а затем с определенной скоростью охлаждая.

Но в то же время нагревание может стать и вашим худшим врагом. В дополнение к твердости тот факт, что стальное сверло хорошо режет ту же сталь, обусловлен еще и тем, что у сверла есть острый режущий кончик. Он вращается, будучи направленным точно под таким углом, чтобы мог снимать тонкую стружку при каждом обороте, и в то же время нарезка на сверле утягивает получившиеся отходы вверх из дыры, которая остается чистой. Этот процесс сопровождается огромным количеством трения, само собой, ну а трение порождает тепло. Трение – это та причина, по которой нагревается двигатель вашего автомобиля, теплеет корпус вашего компьютера (трение, порожденное всем этим танцем электронов, заставляет фильтры вашего фотошопа работать быстро – я не шучу) и нагревается сверло. Прогресс в твердости и остроте сверл многие годы был нацелен на то, чтобы снизить трение насколько возможно, но эти усилия ни к чему особому не привели.

Я говорил, что вы можете делать удивительные вещи со сталью, нагревая ее, но вы можете с помощью нагревания причинить и удивительный вред. Если вы не делаете все (или почти все) правильно, то рискуете произвести слишком много тепла от трения между сверлом и рабочей поверхностью. Из-за нагревания рабочая поверхность может стать столь же или даже более твердой, чем сталь сверла, и этот процесс называется «механическое упрочнение». Например, когда вы сгибаете-разгибаете скрепку до тех пор, пока она не сломается, вы производите тепло – в результате металл из вязкого превращается в хрупкий и разламывается. Для сверления механическое упрочнение – это плохо. Очень, очень плохо. Работа становится тяжелее, эффективность сверла падает, трение возрастает, как и выделение тепла, создавая деструктивную обратную связь (ну и звук дрели, как говорит мой опыт, тоже меняется). К счастью, есть простое решение этой проблемы: ОХЛАЖДАЮЩАЯ ЖИДКОСТЬ.

Охлаждающая жидкость – не такая уж специфическая штука, ею может быть буквально любая жидкость, которая помогает удалять тепло. Например, вода, хотя обычно это не она, поскольку вода – эффективный окислитель многих металлов (хотя идеальный охладитель для акриловых смол). Но в качестве охладителя почти всегда выступает жидкость, потому что у нее большая теплоемкость, чем у воздуха. Замечали когда-нибудь, что 25 градусов тепла у воздуха куда теплее, чем 25 градусов у воды? Это теплоемкость в действии – вода ощущается более холодной, чем воздух, поскольку она лучше переносит тепло. То же самое относится к резке или сверлению. Охлаждающая жидкость позволяет удерживать температуру дрели и рабочей поверхности на стабильном операционном уровне. Когда используешь лезвие для металла в ленточной пиле, то добавление охлаждающей жидкости видимым образом изменяет скорость резки и помогает удалять как тепло, так и мусор из той зоны, где пилишь. Если вы держите ручную ленточную пилу (один из моих самых любимых инструментов в мире), то можете чувствовать, как она идет легче, когда ты начинаешь добавлять охладитель. Мне нравится это ощущение.

Конечно, я ничего этого не знал, когда мне было шестнадцать. Подобные вещи я выучил позже, после многих лет сверления и резания всего на свете: стекла, резины, ткани, кожи, пластика, цепей, веревок, струн, проводов, алюминия, цинка, стали и даже титана. Мне приходилось разрезать пополам автомобили, я взрезал шары для боулинга, планеры, компьютеры, велосипеды и шины. Я использовал пилы, диски, лазеры, лезвия, долото, клинья и даже плазму. Я резал вещи ненамеренно, например себя (много раз), но, несомненно, разрез, на котором я научился больше всего, был тот самый в подвале родителей, который закончился вообще без разреза. Я ткнул работающей дрелью в несущую часть багажника, сверло мгновенно нагрелось, затупилось, так что я нажал сильнее, пока сверло не остановилось и не лопнуло, оставив лепешку горячей, подвергшейся механическому упрочнению стали ТОЧНО там, где я на самом деле хотел дырку, а не затычку из прочной стали. Одним нетерпеливым, тупым движением я достиг в точности противоположного тому, чего хотел: испортил багажник, испортил сверло, А ТАКЖЕ опоздал на работу.

Я часто говорю, что если бы я мог вернуться в любую точку прошлого и сказать себе молодому одну вещь, то я отправился бы в этот момент и сказал бы: ИСПОЛЬЗУЙ БОЛЬШЕ ОХЛАЖДАЮЩЕЙ ЖИДКОСТИ. Я знаю, что это звучит как исключительно тривиальное применение для путешествия во времени (например, Марти Макфлай [25]25
  Главный герой фильма «Назад в будущее». – Прим. ред.


[Закрыть] отправился в прошлое, чтобы спасти жизнь Дока Брауна), но в большей части процессов, где имеет место резка металла, добавление охлаждающей жидкости помогает и обеспечивает точный, предсказуемый и повторяемый разрез. Это помогает делать дыры там, где нужно. Это продлевает жизнь режущих лезвий и сверл и предотвращает поломку инструмента. Пока я не открыл этот секрет, я сломал множество сверл, разрушил не одну идеальную во всех отношениях деталь и не раз проклял и себя, и свои инструменты бесконечно творческими способами.

Но фраза, вынесенная в заголовок, с годами приобрела для меня много более глубокое и широкое значение, помимо простой и полезной рабочей практики. Использование большего количества охлаждающей жидкости – это напоминание самому себе нееемноооого зааааамееееедлииииться, снизить трение в жизни: в работе, в расписании, в отношениях, везде на самом деле. Это предупреждение относительно моей наклонности к сериальному нетерпению.

«Используй больше охлаждающей жидкости» – это в первую очередь предостережение, напоминание о том, что, занимаясь чем угодно, нужно правильным образом ориентировать рабочий процесс.

Ориентируйте рабочий процесс

Если нетерпение – мой величайший грех как созидателя, то его первичным проявлением является постоянное желание обойтись без правильной ориентации труда. В этом контексте ориентация труда означает расположение самого себя, физически и ментально, в оптимальной позиции для выполнения каждой задачи, отбрасывая тот факт, что на это расположение может уйти немного времени. Это значит, что вы тратите время, когда вам нужно сделать эту работу правильно, в первый раз: на организацию своих мыслей, на организацию своего рабочего пространства, на организацию инструментов. Время тратится, и вы можете ощущать, что в этот момент замедляетесь, но фактически вы сохраняете себе куда больше времени в долгой перспективе.

Я знаю, что это так… Ну, теоретически. И все же я разрушал вещи бесчисленное количество раз с тех пор, как мне было десять и дядя Пол выговорил мне за ошибку. Сейчас мне уже за пятьдесят, и все же я в своем нормальном состоянии хочу все побыстрее ЗАКОНЧИТЬ. К черту торпеды и к черту последствия! [26]26
  Автор использует часть фразы, приписываемой американскому адмиралу Дэвиду Фаррагуту (1801–1870): Damn the torpedoes, full speed ahead! (К черту торпеды, полный вперед!). – Прим. ред.


[Закрыть]

Будучи честным перед самим собой, я признаю, что у нетерпения есть хорошие стороны. Дедлайны и цели – очень полезные инструменты, они совершенствуют древо решений и обеспечивают импульс, когда все становится скучным. Я признаю, что невероятно тоскливо делать одно и то же час за часом. В таких случаях я использую собственную психологию, устанавливая для себя произвольные цели. Если я изготавливаю что-то вроде двадцати маленьких кронштейнов для швартовочного узла космического челнока (именно это я сделал для фильма «Космические ковбои»), я быстренько вызываю самого себя на дуэль.

«Я хочу закончить обработку этой детали до обеда».

«Я думаю, что смогу сделать все двадцать до ланча».

«Это будет ооочень круто, если я закончу секцию сегодня и ее можно будет красить».

Когда я делаю подобную работу, то обнаруживаю, что могу броситься головой вперед в медитативный аспект самой скуки. Просто одно действие повторяется за другим: слава монотонности! В процессе работы я не абстрагируюсь, я постоянно делаю две вещи. Во-первых, я подсчитываю, как много я уже сделал за какой период времени, и затем я занимаюсь ментальной математикой, мысленно рассчитывая, за какое время дойду до финиша. Во-вторых, спрашиваю себя, не могу ли я каким-нибудь образом продвигаться быстрее. Ответ на вопрос неизменно будет «нет», если я не задам себе для начала ряд других вопросов по поводу того, как я ориентирую работу.

Каковы возможности моего рабочего пространства? С какими материалами я имею дело и сколько их у меня? Какие инструменты мне требуются? Все ли они в наличии? Расположены ли они в хороших местах? Расположены ли они в идеальных местах? Получится ли поставить тюбик с клеем ближе? Позволит ли это мне сэкономить время? Можно ли собрать кронштейн, который позволит мне красить эти штуковины шустрее? Может быть, многоуровневая сушилка сэкономит мне несколько заходов в окрасочную камеру?

Балансировка эффективности – одно из работающих для меня средств от скуки. Постоянно охотясь за усовершенствованиями процесса сборки, я не успеваю скучать. Ориентируя трудовой процесс, я очень люблю, когда мне правда удается что-то улучшить. Мне нравится смотреть на груду деталей, которые ранее потребовали у меня пары напряженных часов, но сейчас лежат законченные и побежденные. Мой друг Том Сакс, удивительный современный художник из Нью-Йорка, с которым я разделяю глубокое увлечение космосом, поспорил бы с этим, заявив для начала, что на моем столе никогда не было «груды» деталей.

«Десять пуль» Тома Сакса

1. Работайте в рамках Кодекса (внутри системы).

2. Священное пространство (студия – священное пространство).

3. Делайте вовремя.

4. Делайте тщательно.

5. Я понимаю (давайте/получайте обратную связь).

6. Отправлено не значит получено (требуйте подтверждения).

7. Сохраняйте список.

8. Постоянно кнолльте.

9. Не делайте непроницаемое лицо (отвечайте за свои ошибки).

10. Будьте настойчивы.

В мастерской Тома существует 10 основополагающих правил, которые он называет «Десять пуль [27]27
  Игра слов. Английское слово bullet означает и пулю, и типографский значок, используемый в качестве маркера для выделения элементов списка. – Прим. ред.


[Закрыть]» (Ten Bullets), и они великолепны все, хотя больше всех я люблю правило № 8 «Постоянно кнолльте». Этому организационному процессу Том научился от уборщика в мастерской мебели в Лос-Анджелесе, где он работал в конце 80-х. Каждый день уборщик – звали его Эндрю Кромвел – приходил в мастерскую, чтобы подмести, вытереть грязь и пропылесосить. Но сначала, прежде чем приступить к выполнению этих важных задач, он подходил к каждому рабочему месту и аккуратно раскладывал все материалы и инструменты, находившиеся на рабочей поверхности – параллельными линиями или под углом в 90 градусов друг к другу. Однажды Том еще работал, когда Эндрю пришел и занялся обычным делом, и мой друг был удивлен и впечатлен тем, что увидел.

«Эндрю, что это? – спросил Том. – Это так классно, что ты все так раскладываешь. Как это называется?»

Эндрю пожал плечами, огляделся, посмотрел на стену, где висел символ компании, дававшей деньги на проект, которым занимались Том и его команда (дизайнерская фирма Knoll), после чего сказал: «Кноллинг?»

«Отсюда и появилось слово, – сообщил мне Том. – А я подхватил его и начал использовать в обычной жизни».

«А какова была начальная цель того парня?» – спросил я.

«Сделать свою работу легче, я полагаю».

И Эндрю этой цели добивался.

Кноллинг в моей жизни

У этого занятия может быть имя. Я кноллил на своем верстаке, кноллил дома на своем рабочем столе. Когда мне было 14 лет, я купил 10 фунтов замков и ключей на блошином рынке, потом вывалил все это на пол моей комнаты и разобрал по типам и категориям замков. Я покноллил их. Сегодня всякий раз, заселяясь в гостиничный номер, я сбрасываю сумку и, болтая с женой по телефону, медленно кноллю содержимое багажа. Конечно, в этом занятии есть некая доля обсессивно-компульсивного расстройства, но кноллинг – отличный способ критически оценить то, что находится перед вами. Я не теряю вещей в сумке, никогда. В любой момент в той сумке, которую я таскаю с собой, находится около сотни предметов, и я знаю, что там есть и где лежит каждый из них. Подобное знание приносит мне чувство облегчения.

И вот каким образом можно это делать (согласно Тому и на самом деле здравому смыслу).

1. Оцените свое рабочее пространство с точки зрения всех объектов, которые не используются, будь то инструменты, материалы, книги, кофейные чашки – не имеет значения, что именно.

2. Удалите эти предметы из вашего рабочего пространства; если есть сомнения, оставьте их на месте.

3. Сгруппируйте все похожие друг на друга предметы – ручки с карандашами, шайбы с уплотнительными кольцами, болты с винтами и т. д.

4. Выровняйте (параллельно) или упорядочите (под углом 90 градусов друг к другу) все объекты внутри каждой группы относительно друг друга и относительно поверхности, на которой они находятся.

Большую часть своей карьеры я работал в постоянных условиях: на квадрате 18 × 18 дюймов, посреди заваленного хламом верстака, который окружали груды другого хлама. Моя тенденция к накоплению и общее нетерпение приводили к тому, что любая иная разновидность рабочей среды была просто невообразима. Кноллинг стал откровением того же уровня, что и чекбоксы. Помимо того, что он обеспечивает моему мозгу свободное место для более легкого восприятия с предметом моей работы, постоянный кноллинг рабочего пространства на протяжении дня также уменьшает вероятность что-то потерять и увеличивает шансы на то, что потерянное быстро найдется. Он также дает много больше свободного места чисто физически. Принуждая меня замедлиться (что, как я понял, на самом деле позволяет мне работать быстрее), данный прием экономит мне время, затраченное на весь трудовой процесс. Для Тома Сакса, работавшего в различных студиях Нью-Йорка с начала 90-х, кноллинг был еще более ценен, еще более практичен. «Это продукт жизни и работы в окружающей среде высокой плотности», – объяснил он.

Существует целая группа созидателей, которые, возможно, лучше, чем кто-либо еще, понимают многогранную ценность тех возможностей, которые дает кноллинг. Я говорю о шеф-поварах. Они называют это «мизанплас» (mise en place – фр.). Термин был придуман в конце XIX века знаменитым французским поваром Огюстом Эскофье и переводится просто как «все на своем месте». Принцип, стоящий за этим словом, родился после службы Эскофье в армии во время Франко-прусской войны, где Огюст постиг важность порядка и дисциплины. Трейси де Джардинс, шеф-повар, награжденная премией фонда имени Джеймса Бирда (и босс моего сына), описывает мизанплас более коротко: «Это так присуще нашему занятию. Мы называем это „держать свое дерьмо аккуратной кучкой“».

Подобно Тому Саксу, Трейси хорошо знакома с работой во внешней среде высокой плотности. Ее фраза удачно описывает состояние дел на кухне любого популярного ресторана в рабочие часы, а Трейси провела целые годы в нескольких самых популярных и знаменитых: от La Maison Troisgros рядом с Лионом (три звезды «Мишлен») до выдающегося заведения с морской кухней Aqua в Сан-Франциско. Сейчас же она управляет полудюжиной собственных ресторанов.

На погруженной в суматоху кухне, как Трейси описала мне, «вам необходимо совершить множество действий, прежде чем вы приступаете к сервировке, то есть к тому, что аккуратно собираете блюдо на тарелке. Мизанплас имеет отношение ко всем различным компонентам, которые готовятся заранее и располагаются там, где надо, до момента, когда они вам понадобятся».

На кухне все происходит под большим давлением, забытое движение или спешка могут уничтожить блюдо, распороть артерию, лишить вас работы или погубить ресторан. Мизанплас – единственный способ создавать идеальное блюдо по точной спецификации, снова и снова, вечер за вечером для клиентов, готовых платить, чтобы получить именно это, а не что-то иное.

В мире кулинарии эта истина особенно важна в пекарном деле. Если готовка – это страсть, творчество, художественное предприятие, то пекарное дело – точная научная дисциплина. И вот вам сюрприз, Трейси де Джардинс – отвратительный пекарь, как она сама признает. «Я ненавижу отмерять ингредиенты, – сказала она, когда мы обсуждали ее попытку испечь банановый хлеб в доме ее партнерши Дженнифер. – Обычно я отвергаю мизанплас, когда пеку, поскольку мне кажется, что он требует очень много места, и я думаю: к чему мне пачкать все эти миски? Разве я не могу просто высыпать муку на яйца? Но в этом случае я взвесила компоненты три раза. Так как самый верный способ прийти к катастрофе – это делать все вычисления в голове (можно все реально испохабить!), я подошла к делу немного иначе, чем обычно. Я вытащила все миски, использовала один набор для сухих ингредиентов, а другой – для влажных. Затем я собрала все вместе, и оказалось, что куда легче управиться с ситуацией подобным образом. Оказалось, что дело идет много лучше, если сначала рассортировать все и только потом собрать вместе».

Ставки бывают разными не только для созидателей в мастерских. Вся та алхимия, которая сопровождает процесс конструирования чего-либо, всегда опирается на магию сотворения. И если для многих повторяющихся процессов, в которые мы погружаемся, готовясь к конечной сборке, эту магию не создать, то сборка станет не освобождением, а настоящим кошмаром. И единственный способ, чтобы эта магия работала, – постоянно кноллить, помещать все на свое место, замедляться, правильно ориентировать трудовой процесс и зажимать свое барахло в тиски, да покрепче.

В случае созидателя – вполне буквальным образом.

Добро пожаловать в мир зажимов будущего

Если я покажу вам фото меня, пилящего кусок дерева, и второе фото, из журнала, посвященного столярным работам, где другой чувак будет пилить такой же кусок дерева, знаете, какое будет отличие в том случае, если меня засняли всего несколько лет назад? Тогда я использовал ногу, чтобы прижимать доску к средней полке одной из моих тележек на колесах (с заблокированными колесами или нет), в то время как чувак закрепит доску самым безопасным образом на идеальной рабочей высоте, так что ему понадобится одна рука, чтобы двигать пилу (но он, само собой, будет использовать две), и он в принципе мог бы применить другую для питья коктейлей или соблазнения моей подружки. Гаденыш.

Для меня в этом отношении журналы по столярному делу – порно из мира зажимов. Они существуют не просто так. Они показывают, что точная работа требует точных действий, и предъявляют качественные ролевые модели того, как выглядит правильный трудовой уклад. Я уверен, что для некоторых из вас это звучит как избитые истины, и я завидую вашей мудрости и терпению. Но прямо сейчас я разговариваю с группой воодушевленных созидателей, которым по умолчанию неизвестно, что небезопасно использовать сверло Форстнера диаметром 1,25 дюйма на куске дерева, который надежно не зафиксирован. И что держать доску в руках очень крепко вовсе не значит «надежно зафиксировано» (да, я совершил эту ошибку, и да, у меня есть фото раны, и нет, вы не хотите его видеть [28]28
  Когда-нибудь, надеюсь, я прочитаю лекцию по поводу повреждений, полученных в результате глупых поступков, вроде этого, но она пройдет в медицинской школе или еще где-нибудь, где аудитория переварит все снимки из моей папки «Раны».


[Закрыть]).

К счастью, мы живем в прекрасное для креплений время. В конце 80-х IRWIN, создатели несравнимых плоскогубцев с зажимом Vise-Grip, вышли на рынок с быстродействующим фиксатором, который оказался незаменим для людей вроде меня, и все по той причине, что его можно использовать одной рукой (у меня больше 20 фиксаторов только этого типа, и я использую их постоянно). И мы должны радоваться не только прогрессу в технологиях крепления, но и целому набору инструментов и материалов, которые сделали созидание более безопасным, более эффектным и более эффективным. Это касается не только креплений, или охлаждающей жидкости, или даже экономии времени. Это относится к взгляду вперед, в ближайшее и далекое будущее, и созиданию того, что вы действительно цените. Поэтому нужно отвергнуть свое безрассудство и нетерпение, делать то, что необходимо, и радоваться этому.

Я знаю, что это звучит как преувеличение, но на самом деле вовсе им не является. Поверьте мне, ведь вы никогда не пытались сделать 14-футовый воздушный шар из 28 фунтов листового свинца. Да, именно так – для одного из сезонов «Разрушителей мифов» мы с Джейми должны были сделать воздушный шар из свинца. Причем из свинца настолько тонкого, что он обладал всеми свойствами сырой туалетной бумаги (не преувеличение!). Он разваливался при малейшем поводе для этого. Если его сжимали хоть немного, тут же появлялись микроотверстия. Если сжимали весь шар, то он начинал выглядеть как тюлевая занавеска, которую вы однажды ухитрились разложить и затем выставить на свет.

Создание воздушного шара из свинца потребовало от меня жестокой битвы с каждым из моих инстинктов нетерпения. Даже до простого тестирования нашего изделия мы добирались два года, потому что никто не мог изготовить достаточно тонкий свинцовый лист.

Свинцовые листы производятся в различных отраслях промышленности, но, как мы обнаружили, эти листы редко делают более тонкими, чем пара тысячных дюйма, – грубо говоря, это половина толщины человеческого волоса или куска бумаги. Проблема была в том, что при толщине в 0,002 дюйма наш воздушный шар уже не смог бы парить. Мы проделали мучительно сложные пространственные вычисления размера нашего изделия с учетом подъемной силы гелия, и стало ясно, что нам нужна толщина свинца не более 0,001 дюйма. Две компании сообщили нам, что смогут это сделать, но только повредили свое оборудование, пытаясь выполнить задачу. В итоге Джейми нашел в Германии фирму, способную изготовить даже более тонкий лист, и они сделали нам несколько сотен квадратных футов свинца толщиной в 0,0007 дюйма.

Как только был получен свинец, мы приступили к изготовлению воздушного шара (и попыткам заставить его летать). Это потребовало стольких дискуссий, планирования и неторопливой аккуратности, что один из продюсеров даже обратился за советом к местному спецу по оригами. Но это оказалось плохой идеей, поскольку оригами имеет дело со сворачиванием, а мы очевидно не могли сворачивать этот материал (и не могли просто натянуть его на каркас шара, на что я втайне всегда надеялся). Мы должны были собрать конструкцию так, словно она была сшита из листов Библии Гутенберга (то есть аккуратно), затем установить так, чтобы распределить напряжение при заполнении гелием максимально равномерно, не допустив не единой мелкой ошибки. Если бы мы позволили давлению хоть в одной точке на миг превысить расчетное, то все предприятие закончилось бы крахом.

В конечном счете, потратив немало времени и вздохов, я сообразил, что мы можем создать квазисферический шар, раздув давлением куб. Последний, обладая шестью квадратными сторонами, может быть разбит на набор треугольников меньшего размера, которые можно спокойно вырезать и затем разложить по местам и скрепить друг с другом. Это был единственный вариант, который выглядел рабочим и включал ЗНАЧИТЕЛЬНО меньшее число операций с материалом. Слава богу, он сработал, поскольку более хрупкой штукой, чем листы свинца, на тот момент были только мои нервы.

Когда закончились все важные съемки, мы решили продемонстрировать, насколько хрупкая штука у нас получилась, и Джейми швырнул бейсбольный мяч в воздушный шар. Точнее, сквозь него. Мяч прошил воздушный шар так, словно того вовсе не было. Затем вся конструкция сдулась и рухнула наземь с удивительно громким стуком. Это продемонстрировало, насколько близки мы были к катастрофической неудаче.

Пытаясь избежать разрушения воздушного шара в процессе сборки, мы вынуждены были заниматься тем, что Джейми определил как «ближайшее из того, что мы можем предвидеть». Мы работали вместе, прокручивая бесчисленные сценарии неуспеха, и делали все, чтобы преградить путь каждому из них, пока он не получил шанс реализоваться. ЭТО и есть то, что я подразумеваю под ориентированием рабочего процесса. Не будет преувеличением сказать, что, замедляя себя, направляя процедуры по нужным «каналам», делая все правильным образом, вы смотрите в будущее, которое хотите создать, с вещами, которые ценны для вас, в центре восприятия.