Текст книги "Что, если это мы"

Глава третья
АРТУР

10 июля, вторник

Хадсон. Как река[6]6
  По-английски мужское имя Хадсон и название реки Гудзон пишутся одинаково – Hudson.


[Закрыть].

Лол, отвечает Джесси. Ты же в курсе, что это реально стремно – собирать чужой мусор?

Рыдающий эмодзи. Я знаю, клянусь, я не сталкер.

А даже если бы и был – что совершенно исключено, потому что я никогда бы до подобного не опустился, – из меня вышел бы худший сталкер на свете. Наклейка порвана и скомкана до такой степени, что я даже не понимаю, на какую графу смотрю – От кого или Кому. Адрес уцелел в лучшем случае наполовину, фамилия абсолютно нечитаема. Однако я все равно скидываю фотографию в групповой чат, пока еду на работу. В вагоне, как обычно, яблоку негде упасть. Слева меня подпирает мужчина в футболке с героями мюзикла «Кошки», справа – женщина с татуированными «рукавами».

Ну, там определенно имя Хадсон, пишет Джесси.

Я повисаю на поручне. Да, но это парень или его бойфренд?

Я готов запинать себя за то, что его упустил. Всю жизнь думал, будто это образное выражение. Запинать себя. Но нет, я в самом деле еду в подземке и от злости попинываю пятку носком другого ботинка. От меня требовалось всего-то взять его номер. Одна простая задача.

Ну почему я такой трус?

Что??? – пишет Джесси. – Это ты-то трус? Я в жизни не решалась заговорить с симпатичным парнем на улице. По сравнению со мной ты вообще оторва!

Черт, он был реально симпатичный. Ты даже не представляешь.

И это делает твою попытку только более впечатляющей! Эмодзи – мускулистая рука.

Согласен, – присоединяется Итан. – Ты заговорил с клевым парнем, это само по себе круто.

Ладно. Знаете, что действительно выбивает из колеи? Обсуждение парней с Итаном. И то, что он говорит сплошь правильные вещи, делает только хуже. Потому что я больше не понимаю, какой Итан настоящий. Поддерживающий из группового чата? Или игнорящий из приватного? Из моих сообщений, оставшихся без ответа, уже Китайскую стену можно сложить. И да, я в курсе, что это просто сообщения и глупо делать выводы из их количества. Моя мама считает, будто нам нужно откровенно поговорить, только и всего. Но я даже не знаю, что сказать. И заранее уверен, что он начнет отпираться.

Я открываю на телефоне фотогалерею. Какая-то часть меня хочет забыться – видимо, та же, которая в минуты уныния включает песни из «Отверженных». Ничего не могу с собой поделать. Если уж мне все равно суждено что-то чувствовать, лучше чувствовать это.

Я отлистываю снимки к началу. Одиннадцатый класс[7]7
  Американская школьная система образования предполагает 12 классов, в среднем с пяти (нулевой класс) до восемнадцати лет.


[Закрыть]. Джесси читает книгу, пока сборные Мильтона и Розуэлла пытаются надрать друг другу задницу. Итан вроде-как-в-шутку-но-вообще-серьезно примеряет шляпу-федору. Джесси дремлет на пассажирском сиденье моей машины. Десятый класс. Итан перед огромной тележкой с мороженым. Катание на коньках в «Авалоне». Крупный план вафель в шоколадном сиропе – потому что я всегда беру шоколадный сироп в «Ваффл Хаусе».

Затем я переключаюсь на видеогалерею. Примерно миллион клипов, где Итан поет. Иногда даже попадая в ноты. Достаточно сказать, что именно из-за Итана я годами думал, будто все натуралы фанатеют по мюзиклам.

Ненавижу этого придурка.

И жутко скучаю.

Я отрываюсь от экрана и замечаю рассматривающую меня старушку. Наши глаза встречаются, но она не отводит взгляда. И не улыбается. Просто продолжает таращиться, поглаживая свою сумочку, будто кошку. Нью-Йорк – реально странное место.

Хотя странное и в хорошем смысле тоже. Как вчера. Мысли неуклонно возвращаются к Парню-с-коробкой. Хадсону. Причем отчетливее всего вспоминается его улыбка – и особенно то, как он улыбнулся, когда я признался, что тоже гей. Клянусь, он был счастлив это услышать. Может, ориентация объединяет – будто Распределяющая шляпа, если бы ее изобрел Альфред Кинси[8]8
  Американский биолог и сексолог, основатель института по изучению секса, гендера и репродукции при Индианском университете в Блумингтоне.


[Закрыть]. «А ты, милок, отправляйся… К ГЕЯМ!»

*восторженные аплодисменты за столом факультета Гейдор, из палочки Хадсона вылетает радужный флажок*

А может, ориентация ни черта не объединяет. Может, дело вообще не в ней. Вчера это ощущалось скорее как судьба, мгновенное узнавание, «привет, вот мы и встретились». Я, конечно, не эксперт в сердечных делах, но могу поклясться, что он тоже заинтересовался. Непонятно только, почему ушел.

Я поднимаюсь из метро, и меня мгновенно окутывает удушливая жара. Вот уж чего не ожидал от Нью-Йорка – жарищи хуже, чем в Джорджии. В смысле, да, технически в Джорджии жарче, но в Нью-Йорке у тебя больше шансов испечься на месте. Тридцать два градуса? Топай пешком. Дождь стеной? Все равно топай пешком. Дома мы в летние месяцы даже парковки не переходим. Ты просто паркуешься у входа в супермаркет и идешь за продуктами. А потом садишься в свой оборудованный кондиционером автомобиль и проезжаешь сотню метров до «Старбакса». Здесь же я вынужден обливаться потом в застегнутой наглухо рубашке, а ведь еще и девяти нет. Угадайте, насколько круто быть потным стажером летом? Особенно когда ты работаешь в самом модном офисе в округе?

Серьезно, все здание сверкает. Претендующие на художественность минималистичные светильники? Есть. Обшитые зеркалами лифты? Есть. Хрустящие серые диваны и треугольные металлические кофейные столики? Есть и есть. Офис даже держит собственного швейцара по имени Морри, который упорно называет меня доктором – хотя мне только шестнадцать и о медицинском колледже я даже не думал. А все угадайте почему? Потому что моя фамилия – Сьюз. Отвечая на незаданный вопрос: нет, не родственники. И зеленые яйца с окороком я тоже не люблю[9]9
  Доктор Сьюз (настоящее имя Теодор Сьюз Гайзель, 1904–1991) – американский детский писатель и мультипликатор. Одним из самых известных его произведений является книжка-картинка в стихах «Зеленые яйца и окорок».


[Закрыть].

Как бы там ни было, моя мама заседает на одиннадцатом этаже. Это та же фирма, на которую она работает в Атланте, только нью-йоркский филиал в три раза больше. Куда ни глянь – всюду юристы, их помощники, секретари и клерки, почти все знают друг друга, и абсолютно все знают маму. Надо понимать, она здесь вроде знаменитости, потому что училась на одном курсе с дамой, которая владеет фирмой. В общем-то, так я здесь и оказался – вместо того чтобы ставить «Скрипача на крыше»[10]10
  Знаменитый бродвейский мюзикл, а также снятый на его основе фильм о жизни евреев в дореволюционной российской черте оседлости.


[Закрыть] с шестилетками в школьном драмкружке.

– Эй, – говорит Намрата. – Артур, опаздываешь.

Перед ней высится гора черных папок, а это значит, что утро предстоит веселое. Хотя Намрата любит мной покомандовать, на самом деле она классная. Этим летом в офисе только два настоящих стажера – она и Джульетта, – так что они постоянно завалены работой. Впрочем, это обычное дело, если учишься на юриста. Подозреваю, на их места претендовали еще 563 человека – в то время как мое собеседование свелось к одной лишь маминой фразе: «Такая строчка будет неплохо смотреться в твоем резюме».

Я плетусь за Намратой в переговорку, где Джульетта уже копается в горе бумаг не меньше. При звуке открывшейся двери она поднимает глаза.

– Материалы по Шумейкеру?

– Держи. – Намрата сваливает их на стол и падает в кресло.

Здесь нужно отметить, что кресла в переговорке потрясающе глубокие и на колесиках, что является чуть ли не главным достоинством всей работы. Я немедленно ныряю в соседнее и, оттолкнувшись от ножек стола, проезжаюсь по ковру.

– Это всё материалы для одного дела?

– Угу.

– Большое оно, наверное.

– Да нет, не особо.

Намрата на меня даже не смотрит. На работе девчонки регулярно становятся такими – сосредоточенными и раздражительными. Но если честно, они клевые. Не Итан и Джесси, конечно, но для меня они словно нью-йоркский филиал нашей банды. Или станут им, когда я завоюю их расположение. А я завоюю.

– Кста-а-а-ати, Джулье-е-е-етта. – Я подкатываю обратно к столу и достаю телефон. – У меня для тебя кое-что есть.

– Мне начинать волноваться? – Она все еще по уши в документах.

– Скорее дрожать от предвкушения. – Я подталкиваю к ней телефон. – Ибо он уже здесь.

– Кто?

– Скриншот.

А именно – скриншот комментария в твиттере, оставленного в 22:18 Иссой Рэй и по совместительству любимой актрисой Джульетты (что я узнал из ее инстаграма, на который втайне подписан).

– Ты сказал Иссе Рэй, что у меня сегодня день рождения?!

Я сияю.

– Ага.

– Зачем?

– Чтобы она тебя поздравила, конечно.

– Но у меня день рождения в марте!

– Я знаю. Просто…

– Ты соврал моей богине Иссе Рэй!

– Не совсем. То есть… типа того? – Я смущенно тру лоб. – Ладно, как бы там ни было. Хочешь послушать о моем последнем провале?

– Я думала, мы его и обсуждаем, – замечает Намрата.

– Нет, я про другой. В связи с парнем.

Обе поднимают головы. Наконец-то. Даже самые суровые юристы не могут противиться искушению послушать про мою личную жизнь (не то чтобы она у меня была). Обычно я просто рассказываю им про симпатичных мальчиков, которых встретил в метро. Круто, что здесь о таких вещах можно говорить вслух. Как будто в этом нет ничего особенного. Как будто это просто еще одна черта моего характера.

– Я столкнулся на почте с клевым парнем, – начинаю я. – И угадайте что.

– Вы полчаса целовались за абонентскими ящиками, – говорит Намрата.

– Гм, нет.

– Перед абонентскими ящиками, – предполагает Джульетта.

– Нет. Мы вообще не целовались. Но он недавно расстался с парнем.

– То есть он гей.

– Или би, или пан, или что-то в этом роде. И он пока свободен – если, конечно, уже не подцепил кого-нибудь. Ньюйоркцы вообще быстро оправляются после разрывов?

Намрата переходит сразу к делу:

– Так а в чем провал-то?

– Я не взял его номер.

– О-о-о, – тянет Намрата.

– Может, поискать его в сети? – предлагает Джульетта. – Ты в этом вроде… эксперт.

– Боюсь, имени его я тоже не знаю.

– Ох, милый.

– Но я пытался узнать. Честно! Я на пятьдесят процентов уверен, что его зовут Хадсон.

– На пятьдесят процентов. – Губы Джульетты подрагивают в улыбке.

Я медленно качаю головой. Конечно, я мог бы показать им почтовую наклейку – но не уверен, что девчонкам стоит знать, как я охотился на мусор. Даже Джесси сочла это странным. Джесси, которая однажды заявила всему классу, будто приходится родственницей Бейонсе, а на следующий день принесла отфотошопленные снимки, чтобы это доказать!

– Значит, тебе известно только его имя… Да и то ты не уверен, что его так зовут.

Я киваю.

– Безнадежно.

– Может, – отвечает Намрата. – А может, и нет. Попробуй разместить объявление на Крейгслисте[11]11
  Сайт электронных объявлений, пользующийся большой популярностью в Америке.


[Закрыть].

– Объявление?

– В разделе «Потерянные связи». Знаешь, как там обычно пишут: «Я увидел тебя на линии Рокавей, ты ела сладкую кукурузу и читала “Пятьдесят оттенков серого”».

– Сладкую кукурузу? Фу.

– Прошу прощения, – возвышает голос Намрата. – Сладкая кукуруза – дар богов людям.

– Гм…

– Серьезно, Артур, попробуй, – подхватывает Джульетта. – Просто сделай пост с описанием времени и места. Вроде: «Помнишь, мы встретились вчера на почте и полчаса целовались за абонентскими ящиками…»

– Да кто вообще целуется за абонентскими ящиками? Вот мы в Джорджии не целуемся.

– Джулс, придется писать за него.

– Что это за фишка такая с поцелуями на почте? – не унимаюсь я.

– Так, – говорит Намрата. – Запускай ноутбук, мелкий.

Окей, крохотная мозоль: терпеть не могу, когда девчонки называют меня мелким. Словно они-то – взрослые и всезнающие, а я – полусформировавшийся эмбрион. Разумеется, я все равно включаю компьютер.

– Открывай Крейгслист.

– А это не там людей убивают?

– Нет, – отвечает Намрата. – Только тех, кто слишком медленно открывает Крейгслист и тратит мое драгоценное время.

Теперь Намрата нависает надо мной, Джульетта – сбоку, а на экране мельтешит миллион синих ссылок, сгруппированных в узкие колонки.

– Гм. Ладно.

Намрата постукивает ногтем по экрану.

– Вот здесь, прямо под разделом «Попутчики».

– А ты, похоже, неплохо здесь ориентируешься, – замечаю я и тут же получаю подзатыльник.

Должен признать, на самом деле мне это нравится. Ну, что они заинтересовались. Иногда меня охватывает смутная паника, что я только бешу девчонок. Как будто я великовозрастный младенец, с которым им приходится нянчиться – вместо того чтобы заниматься действительно важной работой вроде сверки материалов по Шумейкеру.

Но правда в том, что больше у меня в Нью-Йорке никого нет. Понятия не имею, как люди заводят друзей на летних стажировках. Только на Манхэттене проживает полтора миллиона человек, но ни один даже не взглянет тебе в глаза, если не знает лично. А я здесь не знаю никого – за исключением коллег в мамином офисе.

Иногда я скучаю по Итану и Джесси так сильно, что прихватывает сердце.

Джульетта отбирает у меня ноутбук.

– О боже, вы посмотрите, какая милота, – говорит она, показывая нам экран.

Посередине красуется объявление:

«Старбакс» на Бликер-стрит / Тебя зовут не Райан – м4м[12]12
  Условное обозначение «мужчина ищет мужчину».


[Закрыть] (Гринвич-Виллидж)

Ты: в рубашке на пуговицах и без галстука. Я: в поло с поднятым воротником. Они написали на твоем стаканчике «Райан», и ты пробормотал: «Какой к черту Райан?» После чего поймал мой взгляд и застенчиво улыбнулся. Это было так мило. Жалею, что не попросил твой номер.

Черт.

– Блин, хреново. – Я переключаюсь на следующее объявление.

Тренажерный зал «Эквинокс» на 85-й – м4м (Верхний Ист-Сайд)

Видел тебя на беговой дорожке, ты клевый. Свяжись со мной.

Джульетта ухмыляется.

– А еще говорят, что романтика умерла.

– Мне особенно нравится расплывчатость формулировок, – добавляет Намрата. – Типа: «Я же сказал, что ты клевый, зачем еще описывать твою или свою внешность?»

– Ну, – говорит Джульетта, – он хотя бы попытался. Артур, ты же хочешь снова перепихнуться с тем парнем за абонентскими ящиками?

– Я не… Так, давайте уже оставим эти ящики в покое!

– Ой, вы посмотрите, как он покраснел!

– Все, закрыли тему. – Я захлопываю ноутбук и прячу лицо в ладонях. – Давайте лучше займемся Шумейкером.

– Что ж, – торжественно объявляет Намрата. – Теперь мы знаем, как заставить Артура работать.

Глава четвертая
БЕН

– А вдруг она умерла? – говорит Дилан во время созвона по скайпу.

Не знаю, стоило ли ему вообще отвечать. На этой неделе я переживаю приступ фанатения по Лорд[13]13
  Новозеландская певица, автор песен и музыкальный продюсер. Завоевала известность с песней «Royals».


[Закрыть] – и с удовольствием послушал бы еще парочку ее композиций по дороге в школу. Но вместо этого я работаю жилеткой для Дилана, которого (теоретически) бросила Саманта. Прошлым вечером он послал ей несколько видео с трагически недооцененными песнями Эллиотта Смита, но до сих пор не получил ответа. Должен сказать, любовь Дилана к Эллиотту Смиту иногда переходит все границы – вроде того раза, когда я пропустил в его имени одну «т» и Дилан со мной потом неделю не разговаривал.

– Думаю, она просто занята, – отвечаю я.

– Это чем же?

– Не знаю. Охотится на вампиров?

– День на дворе, все вампиры лежат по гробам! Попробуй еще раз.

– Уверен, что с ней все в порядке. Вы вчера два часа проговорили.

– Два часа и двенадцать минут, – придирчиво поправляет меня Дилан, наливая кофе в кружку. Не похоже, чтобы он сегодня спал. Утром я обнаружил на мобильном два пропущенных полуночных вызова и примерно десять тысяч сообщений касательно Саманты.

Если честно, я не особо понимаю кофеманию; еще больше я не понимаю кофеманию в разгар лета и особенно – когда у тебя проблемы со сном. Логика вроде бы очевидна, но девчонки всегда оказывают на Дилана такой эффект.

– Зато я узнал ее фамилию.

– Вау.

– Саманта О’Мэлли, – таинственно сообщает Дилан. После чего вываливает на меня все вчерашние открытия: что Саманте действительно нравится работать бариста; что ее любимые фильмы – «Титаник» и «Площадка»; что она каждую неделю водит маленькую сестренку в ресторан морепродуктов; а еще – что она настоящий фанат видеоигр.

– И, похоже, я ей нравлюсь.

Я наблюдал множество «романов» Дилана, начиная с третьего класса, но не припомню ни разу, чтобы он был так невыносим на второй день знакомства с девчонкой. Даже с Харриет он окончательно потерял голову только через месяц – то есть спустя годы по его меркам.

Одержимость Дилана Самантой напоминает мне начало собственных отношений с Хадсоном – когда после звонка с уроков он несся разыскивать меня по всей школе. Мы хорошо знаем, чем это кончилось.

– Конечно, нравишься, чувак.

– Нравился. Она наверняка мертва. Увидимся на следующем собрании Анонимных Вдовцов.

Я заворачиваю за угол, ко входу в школу. Вообще-то ни я, ни Дилан не ходим в старшую школу Белеццы, но в этом году именно она принимает отстающих со всего Нью-Йорка. Я уже собираюсь заверить Дилана, что Саманта ответит ему самое позднее до обеда, когда вижу Хадсона и Харриет, сидящих на ступенях крыльца.

Как и на вчерашнем селфи, Хадсон выглядит совершенно здоровым. Он замечает меня ровно за секунду до того, как вонзить зубы в ролл с ветчиной и сыром, быстро отворачивается к Харриет и прыскает со смеху. К чести Харриет, она даже не улыбается – более того, смотрит на него как на идиота.

– Ох, – выдыхаю я. – Ди, мне пора.

– Что такое?

Вместо ответа я разворачиваю телефон, так что теперь Дилан их тоже видит.

– О. Привет, ребята.

Харриет качает головой.

– Нет уж, спасибо.

– Океюшки, – покладисто соглашается Дилан. – Хадсон, приятель, у тебя все лицо в кетчупе.

Я не прощаясь отключаю связь, пока Хадсон торопливо промокает подбородок салфеткой.

– Э-э, привет, – говорю я сразу обоим.

– Привет, – отвечает одна Харриет. В отличие от вчерашнего утра, сегодня она не торопится меня обнимать. Хадсон здесь, и она не может предать лучшего друга. Это особенно отстойно – учитывая, что мы общались еще до того, как Хадсон перевелся в нашу школу в начале девятого класса.

Хотел бы я, чтобы мы опять могли дружить. Чтобы мы с Харриет, как раньше, обсуждали любимые сериалы про супергероев. Чтобы Дилан с Хадсоном играли в шахматы. Чтобы мы с Хадсоном не шарахались друг от друга. Как и Дилан с Харриет. Может, однажды мы снова попробуем стать бандой.

– Здорово, – наконец говорит Хадсон, не глядя на меня. Инстаграмной бравады как не бывало. Он опять тянется укусить свой ролл, но вдруг медлит – может, смущенный историей с кетчупом.

По правде говоря, аккуратность за столом – это не про него, но я никогда над этим не смеялся. Еще недавно утра, когда мы вместе плелись в школу, жуя на ходу дешевые сэндвичи, были моим любимым временем дня. То, что теперь Хадсон завтракает с Харриет, не должно задевать так сильно. Но задевает. Это словно еще одно подтверждение, как легко ему было вычеркнуть меня из жизни.

– Сегодня тебе лучше? – спрашиваю я, искренне пытаясь сделать наше общее лето не таким фиговым.

– Здоров и счастлив. – Хадсон заворачивает остатки ролла в фольгу. – Можешь не волноваться.

Затем он поднимается со ступеней и скрывается в вестибюле.

– Веселый будет денек, – бормочет Харриет.

– В жизни больше не поинтересуюсь его самочувствием, – отвечаю я.

– Ему просто нужно время. Уязвленное самолюбие и все такое.

– Вообще-то это он замутил с другим парнем!

– Он думал, что вы расстались.

– И пошел искать мне замену уже через два дня?

Харриет поднимает ладони.

– Для него вся эта ситуация выглядит сложнее. Думаю, ты знаешь.

– Это нечестно, – возражаю я. – Не понимаю, как можно сочувствовать Хадсону только на том основании, что я порвал с ним первым. Зато он первым разбил мне сердце.

– Извини, Бен, – говорит Харриет, – но я и так между двух огней.

С этими словами она тоже исчезает в холле.

Я делаю глубокий вдох. Не знаю, в какой альтернативной реальности Харриет находится между двух огней, потому что в моей она явно из Команды Хадсона. Самое обидное, что, если бы мы с ним продолжали просто дружить, ничего этого вообще не случилось бы.

Я поднимаюсь по ступеням, отчаянно желая развернуться и дать деру. Но нет уж. Я не собираюсь оставаться на второй год только потому, что в комплекте с летней школой идет бывший бойфренд.

Наш учитель, мистер Хейс, флиртует в коридоре с преподавательницей алгебры. Среди педагогов он один из самых молодых – может, двадцать с хвостиком. Летом он обычно ездит в другие страны волонтером, но в мае подвернул лодыжку в Спартанских гонках[14]14
  Spartan Race – любительская гонка с препятствиями, которую ежегодно устраивает компания Reebok.


[Закрыть] и остался натаскивать отстающих по химии. В целом он не мой тип – чересчур миленький, вроде тех парней, которых изображают на упаковках нижнего белья, – но в привлекательности ему не откажешь.

Я сажусь на галерке – как можно дальше от Хадсона и Харриет, – открываю тетрадь и ненадолго отключаюсь от происходящего.

Я никогда не блистал в школе. Хадсон говорил, что мне можно не гнаться за оценками, потому что все равно не поможет, – но я по жизни с трудом сосредотачиваюсь в классе. Начнем с того, что я постоянно витаю в облаках. Если надвигается тест, дома я буду двадцать минут готовиться, а весь остальной вечер играть в Sims или писать ВВВ. В первом семестре мама была в таком ужасе от моей успеваемости, что конфисковала ноутбук до тех пор, пока оценки не выправятся. Как ни странно, помогло: я жить не могу без своих выдуманных миров.

Но даже прикладывая все усилия, я неизбежно плетусь в хвосте. Знаете, как это бывает: ты проболел важную тему или просто засмотрелся в окно, фантазируя о том, как симпатичный мальчик ответит на твои чувства, – но учитель не станет задерживать класс, чтобы объяснить тебе повторно. Он двинется дальше, а ты останешься разбираться сам. Я не помню, кто сражался во Второй мировой. Едва ли могу назвать больше десяти президентов. Абсолютно беспомощен в географии. Школьные викторины – мой ночной кошмар.

Мне всегда хотелось узнать реальный мир – а не только тех, с кем дружу в школе или играю в Sims. Но сейчас я ощущаю себя совершенно ненужным в этой вселенной.

Мистер Хейс заходит в кабинет. Под мышкой костыль, в свободной руке рюкзак, будто он собрался в тренажерку, а не на лекцию по химии.

– Доброе утро! – говорит он радостно. – Проверим, все ли на месте.

Хадсон поднимает руку.

– Здрасьте. Я Хадсон Робинсон. Вчера меня не было.

Мистер Хейс кивает.

– Определенно не было. Сегодня выздоровел?

– Как новенький.

– Отлично. Задержись после урока, пробежимся по вчерашнему материалу. – Мистер Хейс сверяется со списком. – Окей, Пит здесь. Скарлетт…

– Погодите, – перебивает его Хадсон. – Я не хочу оставаться после уроков. И так таскаюсь в школу на каникулах.

Харриет награждает Хадсона своим фирменным взглядом «чувак-закрой-рот-немедленно».

– Не из-за меня вы здесь оказались. Моя задача – сделать так, чтобы вы не провалились снова. Просто задержитесь на полчаса после занятия, и вам не придется весь следующий год любоваться, как ваши друзья готовятся к экзаменам, выпуску и колледжу. Без вас, разумеется.

Черт, а этот парень умеет поставить на место, не выглядя притом полным засранцем.

– Я не тупой, – говорит Хадсон. – Я знаю химию.

Никогда не видел, чтобы он разговаривал так с учителями.

– Я не поэтому здесь. Просто… – На меня он не смотрит. – Я пропустил первый день, вот и все. И сам могу нагнать материал.

– Прекрасно. Расскажите, как образуются ионные связи, и можете быть свободны.

Молчание.

– Хотя бы что такое сплав?

Тишина в ответ.

Видите? Школа никого не будет ждать. Даже самоуверенных бывших бойфрендов.

Хадсон пожимает плечами и вытаскивает телефон. И, черт возьми, я искренне надеюсь, что он собирается загуглить ответы, а не сбросить кому-нибудь сообщение с криком о помощи. Неловкая пауза все затягивается – и становится только еще более неловкой, потому что Хадсон краснеет на глазах. Кажется, он не был таким тихим с тех самых пор, как Ким Эпштейн назвала его девчонкой, намереваясь оскорбить, а Харриет разъярилась за лучшего друга и вытрясла из нее все дерьмо.

В конце концов я не выдерживаю.

– Сплав – это однородная смесь двух и более металлов.

Мы повторяли это вчера.

Хадсон резко отрывается от телефона и вперивает в меня ненавидящий взгляд.

– Мне ничего от тебя не надо, понял? Не смей ко мне лезть. И помогать тоже. – Он такой красный, что, кажется, вот-вот взорвется.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не спрятаться за тетрадью.

Никто здесь не знает нашу историю, кроме Харриет.

Должно быть, все считают Хадсона обычным «проблемным элементом», а меня – школьным всезнайкой.

Одно могу сказать наверняка: это лето будет долгим.