Текст книги "Русский скит на Афоне. Новая Фиваида"

Чудесный случай в соборе

Один из числа рабочих, болгарин Никола, обладая крайне развращенным нравом, часто поругивался и вообще вел себя против прочих своих товарищей очень свободно. В одну ночь он устроил себе постель в новостроящемся храме на втором этаже, как раз над самым алтарем. Уснув с вечера, часа в четыре он вдруг был разбужен кем-то, который стаскивал с него одеяло, и при этом был слышен голос: «Уходи отсюда!» Но этот Никола, будучи не труслив, не обратил на это внимания. Он более удобно закутался в одеяло и опять лег спать, но не прошло и часа, как опять с него стали стаскивать одеяло и послышался строгий голос: «Уходи же отсюда!» – и одновременно с этими словами раздалась по лицу Николы изрядная пощечина. Он мгновенно вскочил и зажег спичку, полагая, что кто-либо из его товарищей дал ему эту пощечину, но, когда он посветил кругом, то убедился, что никого не было, но всюду было тихо, словно в могиле. Тогда его оставила природная смелость и храбрость. Внезапно он пришел в такой ужас, что почувствовал, как на голове стали подниматься волосы. Немедленно он со страхом оставил свое ложе и поутру рассказывал об этом происшествии своим сотоварищам и фиваидскому эконому, показывая на щеку, которая от удара отекла. С того времени никто не дерзал устраивать там себе постели.

Первая мировая война

После пережитых грозных потрясений на Востоке наступило как бы некое затишье, а затем опять вспыхнула война на Балканах с Турцией, и в результате этого Пречистая Богоматерь в 1912 году освободила Святую Гору от турецкого господства и передала ее православным грекам[25]25
  Имеются в виду события Первой Балканской войны, когда 2 (15) ноября 1912 году Афон заняли войска Греческого королевства, прекратив тем самым владычество турок на Святой Горе. – Ред.


[Закрыть]. Это событие имело великое значение в деле ограждения Афона от следующих грозных потрясений великой и небывалой войны многочисленных держав. Не случись этого перехода Святой Горы от турок к грекам, один Бог ведает, какая бы горькая участь постигла Святой Афон уже в самом начале этой ужасной войны, когда Турция примкнула к Австро-Германии. Бдительное око Владычицы мира недремлюще назирало над грядущими грозными событиями в окрестностях Афонского полуострова. Она, Преблагословенная, заранее озаботилась о насельниках своего Святого Вертограда, очевидным для всех сделала Свое материнское попечение. Как кокош под свои крылья прячет своих птенцов от хищных птиц, так и Она, Возбранная Воевода, приняла под охрану Своих избранных иноков, денно и нощно работающих Богу и славящих Ее величие.

Достойно внимания то обстоятельство, что еще задолго до начала войны с Германией и Турцией Матерь Божия озаботилась обеспечить обильным продовольствием иноков Афона. Так, например, особенно проявилась Ее забота о Пантелеимоновском монастыре. Еще и слуху не было об этой ужасной войне, а монастырю удалось два больших парохода купить пшеницы по весьма сходной цене. Такое огромное количество зерна ни в какой год еще не покупалось, так что некоторые из братий роптали на монастырское начальство и говорили: «Зачем так много понакупили хлеба, куда будем его девать? Придется гноить». Но Царица Небесная очевидно Сама этим распоряжалась, руководила и внушала нужное отцам игумену и его наместнику.

В то же время было куплено небывалое количество и оливкового масла, и опять скорбели некоторые из братий: «Куда так много понакупили, ведь масло прогоркнет» и прочее. Не было еще и слуха о войне, а уже был куплен в двойной, даже тройной норме керосин по довольно дешевой цене. Когда же было приобретено для обители продовольствие в таких больших размерах, пронесся слух о выступлении Германии, разразилась война, затем присоединилась к ней Турция, потом примкнула неблагодарная Болгария, и закипела небывалая война. Тут только познали пантелеимоновцы, какое великое знамение проявила над их обителью Промыслительница и Питательница Небесная! И в то время, когда Болгария только-только вступала в войну, успели еще купить у болгар одно судно пшеницы, которую с неимоверным трудом и страхом, но все-таки удалось погрузить и увезти в обитель. Таким образом Матерь Божия и святой великомученик Пантелеимон во время войны обеспечили обитель всем необходимым продовольствием. Благодаря этому почти около трех лет войны иноки имели насущный хлеб и прочие продукты.

Пантелеимоновцы делятся с бедными монахами, рассеянными по лицу Святой Горы: с живущими на Капсале близ Кареи, на Каруле и по другим местам Афона. Как отрадно слышать от этих монахов, когда спросишь их: «Ну, как вы теперь питаетесь в такое тяжелое время?» «Слава Тебе, Господи! – отвечают они. – Царица Небесная не оставляет нас, бедных, Своей милостью, питает, всем довольны! Благодарение Господу, святая Пантелеимоновская обитель, да и Анд реевская, и Ильинская тоже снабжают нас: и сухариков дают, и одежду кой-какую, а некоторым и деньжонок за квартирку. Придешь в обитель святую как в отеческий дом: тут тебе и помещение готово, и покормят, и торбочку наполнят, приласкают и утешат». Какое каменное сердце не тронется от умиления при беседе с этим бедным иноком! Он счастлив, доволен своей судьбой, слезы благодарности ко Господу блестят на его очах, и уста его благословляют Господа и Пречистую Его Матерь. Он, радостный, с торбой за плечами, с четочкой в руках возвращается в свою пустыньку, горячо молясь о своих благотворцах. Но вот этот монах заболевает, куда ему деваться? И тут святая обитель открывает ему свои милосердные объятия. Целитель Пантелеимон как будто незримо встречает его: больного тотчас принимают в больницу, дают ему койку, и здесь он, в тепле и в чистоте, получает все нужное наравне с обительской братией – белье, лекарства, питание, уход, ласку от доктора и служителей, и чувствует, что не забыт, что его любят. Слезы умиления орошают его лицо, и глубокий благодарный вздох возносится ко Господу из больной его груди. Он спокоен. Если выздоровеет, то опять возвращается в свою любимую пустыньку и вновь предается посильным своим подвигам, а если Господь призывает его к себе, он и тогда уверен, что с напутствием святых церковных таинств отойдет ко Господу своему, ради Которого влачил он свою скитальческую жизнь на Афоне, к Которому стремилась его душа. Он знает, что тут его и похоронят как своего собрата и помолятся о упокоении его души.

Сколько этих больных монахов увидишь при входе в Пантелеимоновскую больницу! Всем им предоставлен приют и открыта братская любовь, любовь милосердного самарянина. Как отрадно сердцу видеть истинное проявление любви и милосердия! Вот что дорого Господу – любовь к своему ближнему, ради этого и изливаются на обитель щедроты милосердного Господа. Может быть, ради сих меньших собратий Промысел Божий хранит и благовременно посылает все нужное святой обители.

Непостижимы судьбы Божии, в эту ужасную войну совершаются великие чудеса. Нужно быть слепым, чтобы не видеть величие Божиих дел. Безрассуден тот, кто дерзнет приписать все переживаемые события либо случайности, либо стечению обстоятельств. Нужно быть каменным сердцем, чтобы не чувствовать, что творится вокруг нас.

Почти пять лет идет на Балканах война, война небывалая, потрясающая почти все державы земного шара, как воюющие, так и нейтральные. Слышатся громы орудий, падают грады, сравниваются с землей селения, льются реки крови, стон и рыдания на поле битвы, стон и рыдания в горах и селах. Боевая волна более и более разливается по лицу земли. Война на земле и под землей, война на водах и под водою, война в воздухе – все стихии охвачены боевым пожаром. Эта грозная волна, переливаясь, дошла и до пределов Афона и, окружив его кольцом, уже в его окрестностях вершит свои кровавые дела. Почти третий год, как слышен гул и гром орудий вначале в стороне от Дарданелл, теперь же вся сухопутная окрестность Афона оглашается раскатным гулом орудий со стороны Солоник, Кавала и других мест.

Но Священный Афон по воле Всемогущего Бога стоит неприкосновен. Матерь Божия исполняет Свои обетования, изреченные Ею при Своей земной жизни во время посещения Святой Горы: «Не оскудеет милость Сына Моего от места сего до скончания века. Я буду Заступницей места сего и теплой о нем Ходатаицей пред Богом». Те же обетования Она подтвердила и преподобному Петру Афонскому и присовокупила к ним такие слова: «Ибо весьма люблю сие место». И вот чудо дивное на наших глазах! В данное ужасающее время Святой Афон представляет собой как бы необоримую стену или неподступную, несокрушимую крепость. Как древле, так и ныне, Матерь Божия является Взбранной Воеводой, запрещая нечестивым врагам касаться сего священного Вертограда и нарушать покой мирных его насельников. И вот сей Афон, посреди орудийного грома, среди всех бушующих вокруг ужасов, мирно и тихо совершает свое плавание, как Ноев ковчег, и возносит молитвенный фимиам ко Престолу Господа Славы. Открылись небесные хляби гнева Божия, сгустились громовые тучи, льется на землю не дождевая вода, а свинцовый град и чугунные гранаты, реют в воздухе боевые корабли, и обливается кровью земля, но Афонский ковчег носится по водам спокойно и плавно. Охраняемый и управляемый десницей Всевышнего Бога, плавает он по волнам Эгейского моря и совершает службу Богу Небесному день и ночь.

Глава 2
Братство Новой Фиваиды

Об образе жизни фиваидцев

Обитатели пустыни Фиваида разделяются на два рода жизни: пустынной и общежительной, и потому живут как бы одновременно и вместе, и раздельно – разделенные по образу жизни, но соединенные в любви во Святом Духе, отдаленные по расстоянию, но сближенные в единодушии. Одни другим помогают, и в то же время ничем один другого не обременяют,

но способствуют друг другу в достижении жизненного довольства и духовного преуспеяния. В субботние же, воскресные и праздничные дни все соединяются вместе и составляют как бы одну родную семью, все вместе присутствуют на всех церковных богослужениях, приобщаются Святейших Христовых Таинств, а также участвуют на общей братской трапезе. При воззрении на такую единодушную, поистине богоизбранную семью так и хочется сказать с царственным пророком: Се что добро или что красно, но еже житии братии вкупе (Пс. 132, 1).

По окончании Литургии и трапезы пустынножители тотчас все расходятся по своим каливам. Тихо и скромно идет каждый из них в отведенное общее помещение, где у каждого имеется отдельный свой шкафчик, в котором у него хранится его убогое достояние, переодевается в свою пустынную ветхую одежду, берет в одну руку посошок, а в другую четки и с миром, радостный о Господе, с молитвой на устах плетется в свое любимое пустынное убежище, где он опять с усугубленным усердием и обновленными силами, почерпнутыми в Таинстве Святого Причащения, предается посильным своим подвигам в пустыне.

Фиваидский пустынножитель

Един только Бог зрит на него при этом и ведает, как он подвизается: каждый старается скрыть от постороннего взора свои деяния. И счастлив такой подвижник в своем уединении, если только с разумом проходит этот путь!

Фиваидское пустынножительство

Что ни говорят, а пустыня, безмолвие и безмятежие иноческой жизни имеют множество своих бесценных приятностей и тайных услаждений сердечных – той сокровенной манны, которая обещана Богом только побеждающим сладострастие плоти. Блажен, кто, благодатию спасающего нас Господа, вкусил и вкушает эту небесную райскую манну, то есть мир, спокойствие совести и чувство неизъяснимой любви к Богу! Поистине такой человек не знает, как достойно благодарить Господа и Владычицу за удаление его от мира, он не желает утешений земных и радостей света! Здесь он в глубоком безмятежии, в сладостном созерцании пустынных красот, переносящих мысль к Божественному их Творцу, чувствует себя в совершенно первобытном состоянии, и предначинает здесь, на грубой песчаной земле, Вечную Пасху и нескончаемый покой и предвкушает радости ангельского мира. Пустыня – его рай, его отчизна, она для него выше всех приятностей, какими могут одарить его люди и мир, отсюда он надеется в последний всемирный день с ликом бесчисленного Афонского братства унестись туда, где совершится Страшный суд Божий. О, благословен Бог в судьбах нашего вечного спасения, слава Ему!

Пустынная жизнь воспитывает в сроднившемся с ней ангелоподобные свойства: кроме всех своих удобств к неблазненному шествию по стопам Голгофского Страдальца Иисуса она дарит пустыннику исключительно важную способность – смотреть на всех людей не иначе как на ангелов, а самого себя поставлять пред людьми хуже всех, пред Богом же, по выражению святых отцов, считать себя хуже падшего духа. И в эту меру глубокого смирения приходит пустынник не вдруг, но постепенно, даже незаметно для себя, при содействии благодати Святого Духа, которая воспламеняет душу его к любви Божией и в то же время содержит его в рамках смирения для ограждения от пагубного превозношения и мнения о своей праведности. Но, дабы воспитать в себе эти глубокие смиренные чувства и усовершенствовать свой дух в подвижничестве и закалить себя в нем, забывая задняя и простираясь вперед, пустыннику необходимо освободить себя положительно от всех забот и попечений, пресечь все излишества для плоти, избегать пустых бесед и празднословия и быть всегда в повиновении у своего духовного отца, иметь пред ним открытую душу и как можно чаще насыщать себя Святейшей Плотью и Кровью Пречистого Агнца, за нас закланного.

Все эти спасительные свойства возможно, в полном смысле этого слова, воспроизвести как нельзя лучше в сей Фиваидской пустыни, ибо она в этом отношении представляет неоспоримые удобства и раскрывает для спасающегося всевозможные средства. Так, например, фиваидский пустынник совершенно свободен от всех забот и попечений, ибо он получает из обители все необходимое, как-то: одежду, белье, обувь и все потребное для него жизненное продовольствие; не нужно ему ходить на заработки или брать к себе работу; не нужно ему озабочивать себя в пустыни и тратить драгоценное время, данное нам вообще на покаяние и на усовершенствование своей души по заповеди Спасителя: Будите бо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть (Мф. 5, 48). Для выполнения сей святейшей заповеди Христа нашего Фиваида имеет все данные, и пусть никто не оправдывает себя, если найдется такой, который не захочет восчувствовать излитых на него благодеяний и во благо души своей воспользоваться предоставленными ему средствами. Пять дней в совершенном пустынном безмолвии фиваидец по силе своей проходит сокровенный свой подвиг, совершает служение Небесному Царю, пред взором Которого открыты все его деяния, затем идет он в обитель, повергается ниц пред своим духовником, раскрывает ему свое сердце, исповедует свои погрешности, объявляет бываемые искушения, свои недоумения и на все получает разрешение, разъяснение, прощение и благословение, затем с миром и ангельской радостью приступает он к Чаше Жизни нашего Искупителя Господа Иисуса Христа.

В отношении сближения в эти два дня (субботу и воскресенье) с братством мудрый пустынник ведет себя крайне осторожно, дабы не угасить того сладкого безмолвия, которое он ощущал в своей пустыньке в минувшие пять дней, не возмутить свой внутренний мир и не отвлечь мысль от памяти Сладчайшего Иисуса, молитву к Которому он внутренно возносит. Он благоговейно тщиться углубить, скрыть в тайниках сердца своего ту драгоценную Жемчужину, Которую он только что сейчас принял в Пречистых и Животворящих Тайнах. Охраняя себя с разумом, он с неизъяснимым чувством сердечного умиления твердо выстаивает все последующие церковные богослужения, как-то: бдение 7–8, а иногда и 9 часов, Литургию с молебном, и всем этим он более и более укрепляет свой бессмертный дух и обновляет свои жизненные и духовные силы для продолжения аскетических трудов в своем пустынном убежище.

Все вышеозначенные благодатные средства, дарованные пустыннику-фиваидцу, невольно проявляют в нем чувства беспредельной благодарности ко Господу, Пречистой Его Матери и к начальствующим отцам Свято-Пантелеимоновой обители. Глубокий молитвенный вздох порой вырывается из благодарного сердца и возносится ко Господу за своих отцов-благотворцев, лицо его орошается слезой умиления.

Жизнь пустынника-фиваидца имеет благотворное влияние и на общежительную братию обители: многие из них, время от времени посещая пустынных отцов ради душеполезных бесед, незаметно для себя приемлют в себя и дух того аскетизма, которым дышит истинный пустынножитель. Дух подвижничества как бы переливается в них и укрепляет в терпеливом несении иноческого креста, который иному подчас делается весьма тяжел.

Вообще напряженность в подвигах молитвы и телесного труда при весьма ограниченном питании ясно выражается на изнуренных бледных лицах фиваидцев и в их смиренном взоре, так что многие из посещающих Фиваиду невольно удивляются, приметя в них эту черту, отличающую их от прочих афонских иноков. С духовной точки зрения нельзя не порадоваться этому приятному явлению, наблюдающемуся в фиваидском братстве, неблазненной стезей шествующем ко Своему Господу.

Действительно, приходишь к заключению, что эта пустынь во многих отношениях имеет большие преимущества перед другими обителями Афонскими, а именно отдаленность от центра Афона – Новая Фиваида, заброшенная почти к самому Македонскому перешейку, представляет собой своего рода уединенную отшельницу, могущую предоставить все выгоды строгого аскетизма. Посетители здесь редки из-за дальнего расстояния, и если и бывает один-два паломника, то только благодаря тому, что кстати придет из Фиваиды лодка или катер, а сухопутьем никто из приезжих не согласится ехать сюда, кроме здешних афонцев, которые привыкли к самым трудным путешествиям. От этих редких посетителей, как передают очевидцы, нередко приходится слышать самые восторженные отзывы как о самой Фиваиде, так и о обитателях ее. Так, один из них незадолго до войны (в 1914 году), посетив все уголки пус тынной Фиваиды, побывав почти у всех пустынников, вдоволь с ними набеседовавшись и увидев всю их строгую жизнь, их смирение, простоту и ласковое приветливое обхождение, подметив в них благодушие и прочие отличительные черты истинного монаха, воодушевленно выражался: «Да ведь это, откровенно сказать, прямо единственный на Афоне райский уголок, как по своей красивой живописной местности и мягкости климата, так и по образу жизни здесь спасающихся! Не поверите: здешние иноки прямо таки бросаются в глаза, что-то в них заметно иное, отличное от других, какие-то они бледные, смиренные, ласковые, ну словно Евангельские дети, в простоте своей содевающие свое спасение!»

Вообще посетители Фиваиды выносят из пустыни приятное впечатление, но, как уже выше сказано, эти посетители здесь редки вследствие дальнего расстояния и безвестности сей пустыни. Также за последнее время Фиваида в очах некоторых как бы утратила свое высокое достоинство и славу возвышенного аскетизма, так сказать, отодвинулась на дальний план. Причина тому известна всем, а именно мятежное волнение имябожников, которые и были в 1913 году совсем удалены с Афона. Этот печальный факт действительно бросается в глаза и наводит на фиваидцев тень презрения, порождает всевозможные толки и пересуды и ничем не обоснованные предположения и догадки, что весьма печально, потому что те лица, которые судят о деле лишь с поверхностной точки зрения, этим вредят и своей душе, и душам тех паломников, которые усердствуют посетить пустынь и через это лишают их духовного утешения и душевной пользы, вливают в них некое сомнение, недоверие и охлаждают ревностный его дух и усердие. Это весьма неприятно Матери Божией, этой Воплощенной любви и всякой утехи, Которая одинаково изливает Свои неоскудеваемые щедроты, желая спастись всем инокам Ее земного вертограда.

Но о сем довольно. На этом пока остановимся и скажем несколько слов о послушании фиваидских пустынников.

О послушаниях фиваидцев

Монастырское и местное фиваидское начальство, оценивая жизнь пустынножителей и вполне сознавая, что многорассеянность и долговременные и частые выходы из калив весьма чувствительно отражаются на их замкнутом образе жизни, относится к пустынникам с весьма отеческим снисхождением и назначает им послушания только в исключительных случаях, то есть при весьма крайних нуждах и то на краткое время, два-три раза в год. Так, например, их посылают на Крумицу (два часа ходу) на сбор винограда, а иногда (при большом урожае) и на сбор маслин, или же на общее послушание в самой Фиваиде, которое бывает весьма редко, да и то при крайних нуждах, как-то: выгрузка материалов для

строящегося собора или что другое. Такое послушание пустынники исполняют со смиренной покорностью, за исключением весьма немногих, которые не могут участвовать по случаю дряхлости своей или же за отдаленностью местожительства.

Умилительно бывает взирать, когда на общих работах в сей обители собираются все фиваидцы. Тут вы увидите монахов и схимонахов разного возраста, и даже почтенных старцев, украшенных сединами, тут вы встретите иеромонахов и, во главе всех старцев, настоятеля. И все они единодушно, как одна сплоченная любовью семья, как дети единого отца, со многим усердием непринужденно совершают свой труд, подчас весьма нелегкий, невзирая ни на свои преклонные годы, ни на ослабевшие силы и болезненные недуги, забывая исхудалую свою плоть, и так уже изнуренную долголетними пустынными подвигами. Все это они ставят ни во что, будь то простой монах или облеченный в сан священства, даже духовник трудится на равных с последним послушником в благости души и с молитвой на устах.

Насельники Новой Фиваиды на общем послушании (выгрузка кирпича)

При этом вы увидите и таких старичков, которые чуть передвигают ноги от своей дряхлости и болезни, и они тут же топчутся, желая получить мзду от Бога наравне с другими. Был здесь один старчик (ныне почившй) 74-х лет, у него от воздержания плоть как бы присохла к костям, так он был худ. В миру он был городским головой, а затем, в последние годы, – директором банка, и прибыл в Фиваиду уже на закате своей жизни, где, приняв святую схиму, с миром отошел ко Господу. И вот этого-то старичка Божия также можно было видеть в среде трудящегося братства, и нельзя было без умиления взирать на его исхудалость, благородную осанку и проходимое им святое послушание! Таких примеров в Фиваиде было не один, не два, а много, они есть и теперь и будут всегда.

Невероятного тут ничего нет. Этим лишний раз доказывается благотворность подвижничества, благодаря которому возможно стяжание глубокого смирения и Евангельской детской простоты, которые украшают инока паче царской багряницы. Облеченный ею есть истинный инок, он находится на истинном спасительном пути, все любят его и благоговеют пред ним, считая его как бы ангелом во плоти. Дай, Господи, чтобы в наше скудное время побольше было таких светлых душ, дабы при воззрении на их ангельский нрав мысль уносилась к давно минувшим временам, к той древней Фиваиде, где обитали ангелоподобные святые старцы, и все назидались бы одним лицезрением их и стремились бы к подражанию оным!

Но нет правил без исключений. К сожалению, изредка попадаются и такие личности, которые, при молодых силах и крепости здоровья, уклоняются от участия в этих общих послушаниях под различными предлогами, подчас и как бы благовидными, отвергая все доводы, обличающие неправильность их поведения. Такие лица обманывают самих себя, они, бедные, и не подозревают, какие могут быть печальные последствия такого образа мысли. Оставаясь при своих своемудрых убеждениях, они таким образом отклоняют от себя Божие благословение, навлекают на себя нарекание со стороны братства, следствием чего бывает то, что они мало-помалу теряют расположение к обители, которая их приютила, начинают тяготиться своей жизнью, охладевают к иночеству и, что всего бедственнее, возвращаются в мир. Печальные примеры этого бывали в истории пустыни. Так, например, в недавнем прошлом один инок Н., подвергшись вышеозначенному искушению, уехал в Россию, но потом, правда, опомнившись и размыслив, какой райской жизни он лишился за свои преслушания, он паки было возвратился на Афон, но уже не мог вместить Афонской жизни и через некоторое время опять уехал в Россию. Вот плоды преслушания, вот какие печальные последствия может иметь уклонение от святых послушаний! Кажется, какие бы могли быть причины этих уклонений, когда общие послушания редки и нетрудны, однако же находятся такие неблагодарные личности, которые, как и прочие, с ног до головы облагодетельствованы монастырским и местным начальством, но тем не менее отказываются участвовать в общих для всей братии работах.