Текст книги "Русский скит на Афоне. Новая Фиваида"

О схимонахе Савле

Смерть этого отца была замечательно безболезненна и легка, «наподобие сна», как выразился духовник иеромонах Е., очевидец его кончины. 19 января отец Савл сам, без помощи других пришел в больницу и занял койку, но на ней мало лежал, больше сидел или ходил. Не жаловался на болезнь, но на слабость, «ослабел что-то», – говорил он служащим больницы. 20, 21 и 22 января, в самый день кончины, отец Савл, бодрый и спокойный, сам, без помощи других по окончании Литургии подходил прикладываться к святым иконам, получал антидор и пил святую воду.

22 января, спустя часа два после ранней Литургии, отец Савл почувствовал стеснение дыхания, но сидел в кресле около своей койки и никому ничего не говорил. Служащие больницы заметили в нем перемену и немедленно известили об этом духовника, который немедленно пришел и предложил отцу Савлу приобщиться Святых Таин, но тот ответил: «Завтра приобщусь». Когда же духовник сказал ему: «Ты очень слаб», тогда отец Савл изъявил согласие приобщиться – спокойно и тихо сказал: «Как вам угодно, батюшка, я желаю». Отец духовник немедленно сделал распоряжение о приготовлении и послал за очередным иеромонахом, а сам, не отходя от больного, стал читать молитву перед причащением. Как только он кончил молитву, пришел иеросхимонах отец Митрофан со Святыми Дарами. Изнемогший больной в благоговении и страхе стал приподниматься с кресла, чтобы стоя приобщиться, но духовник и служащие осторожно положили его на койку и он лежа причастился Святых Таин с особенным чувством и благоговением. Затем отец Савл прочитал благодарственную молитву и тотчас же тихо и мирно испустил дух, как будто уснул легким и приятным сном. Скончался он 22 января 1902 года, 68-ми лет от роду, прожив в Фиваиде тринадцать лет.

Отец Савл был очень простой, тихий и кроткий, до самой смерти он ни с кем не имел близкого знакомства, был молчалив, редко с кем входил в разговоры. Жил он в каливке вблизи скита, около верхнего кипера. Правило и образ жизни держал пустынный: пять дней в седмицу безмолвствовал (но к Литургии ежедневно ходил), в субботу приобщался Святых Таин, выстаивал бдения и участвовал в эти два дня в братской трапезе. При кротком и тихом характере отец Савл был очень терпелив и нестяжателен, одежду носил старую, заплатанную. После его смерти оставшееся его имущество составляли никуда негодные тряпки и его съестные продукты, которыми он питался, – квашеная капуста из братской трапезы и грибы, лично им собранные и приготовленные. Келья его была сырой и весьма тяжелой для дыхания, как можно полагать, от зловонного запаха съестных припасов. Обстановка ее была вполне подвижническая.

Вполне возможно было ему и жить в чистой и здоровой келье, и употреблять вкусную и приятную пищу, но он ради спасения души принуждал себя к терпению такого произвольного мученичества и за сие удостоился такой тихой и мирной кончины.

О болящем схимонахе Иринархе

Схимонах Иринарх был одарен от Господа добрыми качествами, он поистине был сын мира, примерный послушник и истинный монах. Почти все время своей тринадцатилетней жизни в Фиваиде он страдал болью ног и всего тела от простуды. Болезнь его, от которой он страдал, была ревматизм. Почти за два месяца до кончины он слег на койку в больнице, к болезни ног открылась другая, более жестокая болезнь – на щеке у него образовался большой нарыв с сильным воспалением, от которого вся щека вскорости истлела. Куски гниющего тела при его лежачем положении падали прямо в глотку, необходимо было согнившее тело обрезать, на что он сперва не соглашался, говоря: «Пускай так будет», а затем согласился и дозволил обрезать. Когда счищали ножницами гнилое тело, то больной ни одного слова, ни одного вздоха не испустил, но был спокоен. Удивительно было его терпение, но и смотреть на него нельзя было без содрогания, ибо по очищении сгнившего тела осталась голая челюсть, кость щеки, зубы и все горло были открыты, правда, через некоторое время они закрылись материей.

Добрая, примерная иноческая жизнь отца Иринарха и его доблестное терпение болезни – доказательство того, что он имел дар и умносердечной молитвы. Благодать Божия всегда была при нем и укрепляла его в подвиге терпения. В самый день кончины, 3 января 1901 года, он удостоился приобщения Святых Таин, а после приобщения с молитвой на устах мирно и тихо испустил свой дух.

О болящем монахе Салафииле

тец Салафиил (в миру Степан Никитич Мочанов, житель города Астрахани, из торговцев) нрава был простого, характера тихого, кроткого и молчаливого. Более десяти лет страдал он болезнью ног от простуды, к тому же все сие десятилетнее время даже до смерти терпел от неизлечимой раны на ноге величиной в ладонь, из которой постоянно струилась зловонная жидкость, требующая ежедневной тщательной перевязки и промывки раствором карболовой кислоты. От него всегда отдавало зловонным запахом с примесью карболки, иногда же, когда почему-либо промывка замедлялась, запах около него был особенно невыносимый, но он все терпел и не жаловался на болезнь. Жил он в больничном помещении для слабых, а по временам – в своей пустынной келье, которая находилась пониже источника. Бывали случаи, когда отец Салафиил, удалившись в пустыньку, жил в своей келье по два или по три дня, и рана его все это время была без промывки и без перевязки. Когда он возвращался с пустыньки в больницу, первым долгом ему предлагали перевязку и промывку раны. Здесь замечательно было терпение отца Салафиила, да и служащих больницы, ибо с трудом, и то не все, могли переносить смрадный и зловонный запах от раны, и, что всего удивительнее, всегда после его двух или трехдневной отлучки по открытии раны там было множество червей. Их выбрасывали и затем рану промывали и тщательно перевязывали. Отчего образовалась эта рана, неизвестно, но удивительно то, что на протяжении десяти лет вплоть до смерти она не уменьшалась в размере и около нее всегда было опухшее тело, из самой же раны всегда текла материя с дурным запахом.

Отец Салафиил безропотно и, вероятно, с благодарностью в душе ко Господу нес сей нелегкий крест болезни, за что Господь, изрекший: В терпении вашем стяжите души ваша (Лк. 21, 19) и: Претерпевый до конца, той спасен будет (Мф. 10, 22), удостоил его праведнической тихой и мирной кончины. Приобщившись Святых Таин, он почил о Господе, с молитвой на устах испустив дух свой. Было это 29 ноября 1899 года на семидесятом году его жизни и на 14-м году его пребывания в Фиваиде.

О болящем монахе Иларии

Этот старик Божий при всех добрых природных качествах был очень молчалив, замечательно трудолюбив и послушлив. Как о нем выражался духовник иеросхимонах отец Протасий, он за послушание был готов и в огонь, и в воду. В обители отец Иларий жил всего около четырех лет, но, несмотря на то что был уже стариком 65-ти лет, своим трудолюбием и самоотвержением ради святого послушания заслужил любовь и внимание как старцев, так и братства.

Через некоторое время отец Иларий заболел простудой, от которой все его тело было в воспалении, к тому же у него образовался очень большой и опасный нарыв на шее. Нарыв этот был в свое время разрезан и материя испущена, но боль от раны была очень ощутительная для больного до самой его смерти.

Все время болезни отец Иларий нес подвиг и безропотно терпел. В самый день смерти, 4 октября 1900 года, он сам пожелал приобщиться Святых Таин, был приобщен и тотчас же после этого с молитвой на устах тихо и мирно испустил дух свой. Мало пожил он в пустыни, но своей доброй и примерной иноческой жизнью и терпением оставил по себе добрую память. Господь да упокоит душу его со святыми!

Об иеросхимонахе Герасиме

15 сентября 1907 года в два часа утра, после приобщения Святых Таин, мирно скончался иеросхимонах Герасим (в миру Григорий Камышанский, мещанин города Изюма Харьковской губернии), от роду 47 лет. Он поступил в Фиваиду в 1888 году и был усердным исполнителем послушаний, на него возлагаемых. В исполнении церковных служб он был примерным служителем Божиим, отличавшимся благоговейным и самым внимательным отношением к делу Божию. Особенно любил он поминать болящих на молебнах и покойных на панихидах и делал это с особенным усердием, очень много поминал и нисколько не тяготился. За его усердие и особенную любовь к почившим и его самого Господь удостоил весьма тихой и мирной кончины. Приняв в Святых Тайнах Тело и Кровь Христовы, он как будто уснул легким приятным сном в молитвенном устремлении взора горе и с руками, им самим свободно сложенными на груди крестообразно.

Болел отец Герасим почти все время своей жизни в Фиваиде, часто закутывался шалью или шарфом, некоторые даже относились с недоверием к его болезни, но он терпеливо все сносил. В больнице он жил, никуда не выходя, с апреля месяца до смерти, то есть около полугода. За это время болезнь так его истомила, что в нем видны были кожа да кости наподобие скелета, но при всем этом он благодушествовал и на его устах всегда была приятная улыбка. Скончался отец Герасим в день субботний, а похороны были совершены в воскресенье после вечерни при соборном служении всех иеромонахов и при всем братстве, любившем его. Вечная ему память!

О схимонахе Евгении

26 октября 1910 года, в ночь памяти святого великомученика Димитрия Солунского Чудотворца, чудно и дивно скончался 85-летний старец Божий схимонах Евгений (в миру Евдоким Епифанов Козырев, Воронежской губернии). Но прежде чем описать блаженную его кончину, необходимо хотя бы кратко рассказать о его личности и делах. Прибыл сей раб Христов в Фиваиду в 1885 году, будучи уже шестидесяти лет от роду. Первоначально он подвизался в пустынном уединении, потом неутомимо трудился в общежитии, а в 1891 году принял святую схиму и, согласно с великими схимническими обетами, стал проводить строгую, суровую жизнь. Полное нестяжание, пост, ветхая одежда, спание на голом полу в нетопленой келье были спутниками его подвижнической жизни, а главное, глубина смирения, братская любовь, молитвенное настроение и самоуглубление украшали его душу. Подвиги свои он всячески старался скрывать, но были случаи, когда они обнаруживались.

Когда он был на послушании хлебопеком, его иногда заставали свернувшимся на голом полу близ квашни и спящим от переутомления или в молитвенном подвиге в хлебной или келье. Келья у него была наподобие курятника или хлева – кругом щели, дыры, грязь, невыносимый запах, сырость, а зимой леденящий холод, и самая убогая обстановка, состоящая из стола, скамьи, да в углу было несколько икон, вот и все его богатство.

Надо было удивляться его выносливости, но он при всех своих крайних лишениях был всегда благодушен, при встрече с братиями изможденное и бледное его лицо всегда ласково и кротко улыбалось, ясный светлый взгляд и веселый вид выразительно говорили об ангельской чистоте блаженной его души. Приветливость, любовь и смирение словно были напечатаны в его взоре, и это невольно заставляло всех и каждого относиться к нему с чувством благоговения и почтительности.

Заметно было в отце Евгении также и развитие памяти смертной, ибо некоторым он говорил: «О Боже мой! Как страшна смерть, как я буду помирать? О, это ужасно!» Говоря эти и тому подобные слова, он всегда как бы напоминал и другим и себе о том часе, который для всех неизбежен и который навеки решит участь каждого для загробного мира. Проникаясь этим спасительным воспоминанием, он часто проливал слезы, и можно было нередко видеть на его лице отпечаток сих благодатных слез.

Будучи уже в почтенном возрасте (ему было 80 или 85 лет), он неослабно пребывал не только в молитвенных подвигах, но и в физических трудах. Последнее время, хотя он уже и не нес ответственного послушания, но труда своего не оставлял и всегда что-нибудь да делал для обители, сопровождая свой труд и рукоделие беспрерывной молитвой. Церковных служб он также никогда не пропускал. Видно было, что благодать Божия как бы носила этого преутружденного летами старца, и в нем более и более воскрилялся и юнел его дух.

Но вот и для отца Евгения настал тот смертный час, о котором он всегда помышлял и которого страшился. Накануне праздника святого великомученика Димитрия Солунского, то есть 25 октября, у него разболелись голова и живот, но он всячески себя пересилил и пошел на бдение в больничную церковь. Богослужение шло неспешно своим чередом, и уже было пропето величание страстотерпцу Христову Димитрию и начался канон. После 4-й песни был прочитан акафист и вслед за тем вскоре запели «Честнейшую». Когда иеродиакон кадил предстоящих, в это самое время заметили, что отец Евгений сидит в форме и в наметке. Когда прикоснулись к нему, то обнаружили, что душа его вместе с молитвой унеслась ко Господу, оставив сидящим безжизненное его тело.

Мгновенно всех молящихся облетела весть, что отец Евгений скончался здесь на бдении сидя в форме. Многие из братий пришли взглянуть на него в последний раз и проститься, причем все заметили, что лицо почившего было освещено неземной радостью и его озаряла ангельская улыбка. Тогда вся братия исполнилась духовной радости за своего любимого собрата и прославила милосердного Господа, Который по благости Своей отнял у Своего раба страх смертного часа, которого он так боялся при жизни своей, и утешил его в оный небесным ангельским явлением, о чем красноречиво говорила отпечатленная и застывшая на лице отца Евгения светлость и блаженная улыбка. Царство тебе Небесное, старче Божий, и покой со святыми!

О схимонахе Епифании-слепце

Отец Епифаний (в миру Ефрем Павлович Павлов, Владимирской губернии, из приказчиков) прибыл на Афонскую гору и поступил в число братства Фиваиды 4 января 1902 года, будучи 66 лет от роду. Через год его постригли в рясофор, а 9 марта 1904 года – в святую схиму. С усердием и тщанием проходил он обительские послушания, отличался глубоким смирением, благоговением и усердием к молитве. Будучи на послушании в трапезе, он с кротостью переносил нападки со стороны старшего трапезаря и всегда говорил: «Прости Христа ради».

Когда же во время трапезы читались поучения и жития святых, он укрывался за столбом или в ином месте со вниманием слушал читаемое или, перебирая четки, шептал Иисусову молитву. Свободное от послушаний время он посвящал всецело молитве. Окно его кельи выходило на террасу, с которой и был виден его молитвенный подвиг, но он не замечал, что его видят, или не придавал этому никакого значения, а продолжал молиться, стоя посреди кельи. Он клал многочисленные земные и поясные поклоны с молитвой Иисусовой, или читал Псалтирь и Святое Евангелие, или же что-нибудь читал сидя. Нельзя было не дивиться его неутомимости – Бог ведает, когда он только спал!

Никто не слышал от него праздного слова, любопытного вопроса; всегда сосредоточенный, он внушал к себе невольное уважение и благоговение. Если ему требовалась какая-либо вещь, подрясник, чулки или еще что, то, приходя к настоятелю с великим смирением и кланяясь в землю, он испрашивал благословение на получение таковой, так что братия назидались его примером, а начальники обители с любовью взирали на него и радовались его образцовой жизни.

В святом храме он весьма редко позволял себе садиться или облокачиваться о форму, но всегда его видели стоящим, как земного воина перед земным царем, со страхом Божиим и глубоким молитвенным вниманием, причем весьма часто он осенял себя крестным знамением и клал глубокие поясные поклоны.

Всемилостивый Господь, видя такое искреннее его усердие и пламенное к Нему стремление, а главным образом желая более очистить его ум и сердце и всецело погрузить внутренний его взор в глубину умно-сердечных молитвенных излияний, а потом увенчать его в будущей жизни за страдальческое терпение, соблаговолил совершенно освободить его от всех обительских послушаний, естественно сопряженных с неизбежной рассеянностью и озабоченностью. Года за два до смерти отца Епифания Он послал ему слепоту, так что отец Епифаний в две-три недели совершенно лишился зрения. Но это Божие посещение не вызвало в нем ни тени ропота и жалобы, напротив, он принял этот крест с благодарной покорностью воле Божией и с этого времени еще горячее воспламенился ко Господу. Все его келейные чтения заменила исключительно молитва Иисусова. Многомилостивый Господь, всегда близкий к Своим рабам, призывающим его на всякий час, даровал этому слепцу особенный драгоценный дар непрестанной Иисусовой молитвы, которая непрерывно пребыла с ним до последнего его вздоха.

При своей полной слепоте отец Епифаний никогда не оставлял святого храма. С палочкой в руке, ощупью, натыкаясь то на стену, то на столб, то спотыкаясь в канавку, он в глубоком молчании и молитве шел на каждую церковную службу. Многие из братии, сострадая его слепоте, намеревались подвести его за руку, но он делать этого не позволял никому, говоря: «Спаси тебя, Господи! Не надо, оставьте, я сам». Живущие близ его кельи иноки также предлагали ему свои услуги и помощь – кипятку принести или прибрать в келье, помыть, но он обычно говорил: «Спаси тебя, Господи! Я сам, не надо, спаси, Господи!» Раз шел он из церкви в трапезу со своей палочкой и, по обычаю натыкаясь то на тот, то на другой предмет, как-то ошибся в своем направлении, уклонился вправо и подошел к самому глубокому обрыву, находящемуся близ погреба. Еще бы шаг или два, и он стремглав полетел бы вниз в овраг, но, к счастью, кто-то из братий заметил это и громко на него закричал: «Отец Епифаний, упадешь! Подожди!» и, тотчас подбежав к нему, отвел его от опасного места. Но и после этого никто никак не мог его уговорить, чтобы он ходил с проводником, всем он отвечал: «Спаси вас, Господи, спаси вас, Матерь Божия! Никого не надо, я сам». Так продолжалось почти два года.

Наконец Господь, видя терпение отца Епифания и любовь к Нему, которая выражалась в покорности святой Его воле и в непрестанном молитвенном с Ним общении, восхотел наконец переселить его в вечный свой покой и послал ему предсмертную болезнь. Из кельи отца Епифания перевели в больницу на койку, но и здесь этот раб Христов при своей болезни не обнаруживал никакого нетерпения, ни ропота, ни стона, но сугубо и непрестанно пребывал в Иисусовой молитве, перебирая всегда четки. Когда болезнь его увеличилась, доктор спрашивал его: «Ну что, отец Епифаний, как чувствуешь себя, больно тебе?» А он, как бы не слыша вопроса, вполголоса твердил: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня». Надо полагать, что от продолжительных молитвенных стояний ноги у него отекли и покрылись гнойными струпами. Но частые перевязки усердных больничных, очищение ран и прочее как бы ровно не касалось лично до больного, он не обращал внимания на болезнь, а только усиленно совершал Иисусову молитву. Доктор и больничные служители поражались его терпению, благоговели перед ним и удивлялись его молитвенному состоянию. Так как в Фиваиде тяжелобольные обычно приобщаются Святых Христовых Таин ежедневно, то и отец Епифаний ежедневно удостаивался приобщения сей Чаши Жизни, что и составляло для него высочайшее наслаждение.

Наконец приблизилась его кончина. Силы покинули его, четки выпали из руки, но он схватил полу своего подрясника и, перебирая его, шептал молитву Иисусову и с ней на устах предал свой дух Тому, которого так горячо возлюбила душа его. После принятия Святых Таин он тихо скончался 19 сентября 1914 года на 78-м году своего возраста. После смерти он казался сладко уснувшим, а не умершим. Так благодатно закончил свой жизненный земной путь отец Епифаний.

Какой назидательный пример подражанию оставил по себе среди фиваидского братства сей блаженный слепец! Быстро узнали братия о кончине своего любимого собрата отца Епифания и благоговейно каждый осенял себя крестным знамением и с умилением произносил: «Царство тебе Небесное, истинный слуга Божий, и вечный покой тебе со святыми!»

О схимонахе Серафиме

Схимонах Серафим (в миру Семен Иванович Шевченко, Харьковской губернии, из малороссов) прибыл в Фиваиду почти в начале основания пустыни, то есть в 1883 году, будучи 50 лет от роду. Он выбрал себе безмолвное пустынное место (Куцопья) и при помощи и содействии иеромонаха Уриила построил на нем довольно вместительную каливу с намерением жить в обществе двух-трех собратов. Ради пропитания и физических трудов он разделал себе огородец и посадил сад с плодовыми деревьями. Усерд но занимаясь умственным

молитвенным подвигом, он в то же время тело свое утомлял тяжелым земляным трудом, копаясь в огороде и саду. Своими руками он выкопал колодец, из которого поливал овощи и плодовые деревья. Так ежедневно утруждал себя отец Серафим: днем с молитвой в устах работал, а ночью с вечера совершал бдение и только к утру давал себе немного отдыха. Этот образ жизни, по словам его учеников, был у него неизменен во всю его 33-летнюю жизнь в Фиваиде. В субботу, как обычно, отец Серафим приходил в скит для приобщения Святых Таин. Иногда он оставался на бдение в скиту, иногда же тотчас после Литургии уходил в каливу и там уже в пустынной тишине всецело предавался неразвлекаемой молитве.

При отце Серафиме сожительствовал ученик его и разделял с ним молитвенные подвиги и физические труды. За все время его жительства в Фиваиде у него перебывало несколько учеников, которых он воспитывал в духе смирения, покорности и подвижничестве, предпосылая их ко Господу впереди себя. Нужно было удивляться тому, как быстро совершенствовались в духовной жизни ученики под его руководством. Он более учил и назидал их не словами, а своим примером и, благодаря своей подвижнической жизни и неуклонному исполнению заповедей Божиих, имел большое на них влиянием. Отец Серафим, будучи прост, смиренен, кроток и молчалив, обладал к тому же и любвеобильным сердцем. Он без счету раздавал фиваидцам и чужим инокам фруктовые плоды и овощи, приходящих посетителей встречал и провожал глубоким земным поклоном и оказывал им все знаки Авраамовского гостеприимства, угощая фруктами, домашним квасом, а иногда и чайком. Казалось, любви к ближнему у него не было предела, никто не уходил от него недовольным. Всех одарит, обласкает и, провожая за калитку, все кланяется почти до земли и все говорит: «Простите, простите! Спаси, Господи!» Если случалось какому иноку привести к нему поклонника, то последнего до слез трогало такое необычное любвеобильное гостеприимство отца Серафима, и он никогда уже не мог забыть такого Божия раба.

Прожив на пустыньке 33 года и похоронив последнего своего ученика и сожителя, такого же смиренного старичка, отец Серафим почувствовал, что и ему скоро надлежит умереть. Он испросил у настоятеля скита самую худшую келью и в ней начал приготовляться к будущей жизни молчанием, постом, молитвой и частым приобщением Святых Таин. Новая келья его была сырая, и он начал прихварывать, но церковной службы не оставлял. Когда болезнь его усилилась, он и тогда с терпением переносил ее, не прибегая ни к каким врачебным средствам. Бывало, спросишь его: «Ну как, отец Серафим, твое здоровье?» – «Да болею, дюже болею, слава Богу! Слава Богу!» При жизни своей он все пораздавал своими руками, книги и другие предметы, дабы ничто его не обременяло и не озабочивало. Наконец отец Серафим до того ослабел от болезни и поста, что его увели в больницу. Когда его посещали любившие его монахи и осведомлялись о его здоровье, он всем говорил: «Слава Богу, слава Богу!» А тем из иноков, особенно близким ему по духу, которые со смирением спрашивали его: «Ну а как молитва твоя, отец Серафим, действует ли? Есть ли надежда на будущее?» он говорил как бы таинственно, тихо и радостно: «Слава Богу! Слава Богу!»

Почти за месяц до кончины в болезни отца Серафима совершился перелом, и с того времени он уже не чувствовал никакой боли, а только слабость и упадок сил. К тому же он наложил на себя произвольный пост, не желая ничего вкушать, кроме ежедневного приобщения Святых Таин, и 18 дней ничего не вкушал, пребывая в непрерывном молитвенном состоянии и в чувствах благодарности ко Господу, к Которому пламенно стремилась его душа. До самой своей кончины он находился в полном сознании и благодушии, которое обнаруживалось спокойствием и тихой радостью.

В день своей кончины отец Серафим приобщился Святых Христовых Таин и после этого сказал больничному иноку, что будет помирать, и просил переложить его на другую койку, а затем вскоре тихо и мирно скончался, словно уснул пресладким сном, будучи от роду 83 лет. Вечный тебе покой, тружениче Божий, и Царство Небесное со святыми!