Текст книги "Перед лицом зла. Уникальные расследования лучшего профайлера Германии"

17

Чем дольше я размышляю, разглядываю эту сжатую схему, тем больше понимаю, что здесь кто-то дал волю своим мечтам. Мне вспоминаются брошенные вскользь слова доминатрикс: «Кто-то в самом начали пути. Его фантазии еще не созрели». Убивая Мишель Ройтер, Дитер Хабиг, вероятно, приступил к реализации своих странных грез. Были ли его мотивы схожи с мотивами Герберта Риттера, садиста, убившего трех проституток? Этим делом я занимался много лет назад. Наверное, я никогда не забуду слова Риттера, когда он рассказывал о первом преступлении: «Наконец я захотел воплотить в жизнь свои жестокие фантазии». Еще до совершения первого убийства Герберт Риттер долго экспериментировал, осуществляя свои навязчивые идеи: ежедневная мастурбация, резиновые куклы, клизмы, визиты к проституткам и госпожам, бондажные практики. В конечном итоге это оказалось безуспешной погоней за девиантным сексуальным удовлетворением. Я уверен, что в нашем случае можно провести четкие параллели с Дитером Хабигом. У этого парня тоже должна иметься предыстория: сценарий, в котором он играл главную роль, но нуждался в помощи постороннего. Может, у него была покорная партнерша, о которой мы еще не знаем? Или его обучила определенным приемам проститутка или госпожа? Мы должны найти этого человека. Если понадобится, то путем публичного розыска.

На следующее утро я иду в кабинет начальника прокуратуры, ответственного за расследование этого дела об убийстве. Излагаю свои мысли и прошу выдать согласие на публикацию в СМИ моего сообщения и фотографии Дитера Хабига. Я знаю, что юридические предпосылки для такой меры весьма ограничительные. В первую очередь они ориентируются на личностные права обвиняемого. Однако моя идея не может быть реализована по другой причине. Несколько дней назад прокурор передал обвинительное заключение против Дитера Хабига в земельный суд. Поэтому он теперь не несет ответственности за разбирательство и не может организовать пресс-конференцию и инициировать розыск с привлечением общественности, даже если бы захотел. Председатель суда, ответственный за рассмотрение дела, тоже отклоняет мое предложение. Он не хочет, чтобы его заподозрили в предвзятости. Между тем подозрение в отношении Дитера Хабига укрепилось: выяснилось, что никто, кроме него самого, не имел доступа к компьютеру.

Так что я должен что-то придумать.

Через несколько дней мне на помощь приходит случай. Друг-журналист просит дать ему интервью по другому делу об убийстве. Спустя некоторое время разговор заходит о случае Мишель Ройтер. Я излагаю свои предположения о возможных девиантных фантазиях подозреваемого, ставшего тем временем официальным обвиняемым. Как бы между прочим, интересуюсь, не планирует ли программа прислать на слушания судебного художника. Я вижу улыбку на лице редактора, когда он говорит, что эта мысль давно крутится у него в голове. Он намерен показывать портрет Хабига в каждой новостной программе, когда будет идти сообщение о судебном процессе.

Спустя несколько недель начинается процесс над Дитером Хабигом, и он предстает перед присяжными земельного суда Бремена. В зале полно зрителей и журналистов. Прокурор зачитывает обвинительное заключение и расценивает содеянное как убийство, совершенное с особой жестокостью. Хабиг «неожиданно напал» на Мишель Ройтер и нанес ей около 20 ударов ножом, после чего та истекла кровью.

Позже один из присутствовавших так описал мне происходившее: «В зале стояла мертвая тишина. Все смотрели только на Дитера Хабига. Невзрачный молодой человек, типичный маменькин сынок. Он не проявлял никаких эмоций и с высоко поднятой головой смотрел по сторонам. Иногда казалось, что он улыбается, как будто все это не имеет к нему никакого отношения».

Но его прищуренные глаза наблюдали за всеми, кто находился в зале: за судьями, судебными заседателями, экспертами, прокурором, свидетелями, зрителями. Быстро становится понятной процессуальная тактика двух адвокатов подсудимого. Дитер Хабиг не будет комментировать обвинения, вместо него будут говорить защитники. Согласно их пояснениям, его признание, полученное сотрудниками криминальной полиции, имеет следующее содержание: бесцельная автомобильная поездка по Бремену до места преступления, чрезмерное употребление алкоголя и наркотиков, затем случайная встреча с Мишель Ройтер, которую он ранее не знал. Хабиг заговорил с женщиной, но та резко отреагировала и ударила его. Он рассвирепел и стал защищаться от ее атак выкидным ножом, который всегда носил с собой, и в итоге нанес ей удар. Больше он ничего не мог вспомнить.

В перерыве адвокат защиты объясняет корреспонденту: «Его нельзя обвинить ни в умышленном, ни в непредумышленном убийстве. Остается только штраф за нахождение в пьяном виде». Смелое соображение, но, возможно, это единственный шанс для Дитера Хабига добиться вердикта, который мог бы спасти его репутацию: чего только не случается, когда человек изрядно выпил? Если суд действительно согласится с этой теорией, максимальное наказание составит пять лет лишения свободы. Адвокаты также комментируют обнаружение противогаза в кладовке и сделанные мною выводы: «Все это похоже на спекуляцию и в то же время на опасную попытку сформировать определенное убеждение у судьи». По их словам, полиция не ограничивается сбором данных, фактов и доказательств. В такие моменты бывает трудно сохранять нейтралитет, так необходимый государственному служащему.

В то же время обвинение, озвученное адвокатами, – это посягательство на идеи профайлинга. Можно посмотреть на ситуацию с положительной точки зрения: с помощью новых и необычных подходов можно придать судебному процессу небывалый импульс. В центре внимания следственной работы и, соответственно, представленных результатов – оценка поведения правонарушителя: его решения, о которых свидетельствуют следы, оставленные на месте преступления и на теле жертвы, формируют понимание о его потребностях и мотивах. Или, другими словами: что сделал преступник и почему? Простой, но эффективный подход. В то же время это новшество в доказательственной деятельности, которая ранее ограничивалась только предъявлением вещественных доказательств и передачей их для оценки судом, прокуратурой и защитой. Даже если в этом уголовно-процессуальном принципе ничего не изменится, идеи и выводы профайлинга могут помочь увидеть поведение виновного с другой стороны. Потому что следы преступления не лгут, в отличие от обвиняемого.

Судебное разбирательство, изначально рассчитанное на 19 дней заседаний, со временем превращается в самый настоящий марафон. Снова и снова адвокаты защиты представляют суду новые доказательства и отводы на основании пристрастности. Некоторые свидетели подтверждают свои показания о том, что встречали Дитера Хабига в жилом комплексе за день до преступления, другие утверждают, что видели его непосредственно перед преступлением. Друзья и знакомые характеризуют обвиняемого как дружелюбного, вежливого, учтивого, обаятельного и неагрессивного человека. Если в его присутствии между кем-то возникал спор, он разрешался спокойно, потому что Хабиг всегда выступал в роли посредника и всех примирял. В отношении алкоголя никто из свидетелей не замечал, что он злоупотребляет, за исключением случайных промахов: «Он выпивал не более бокала пива или фужера вина». Если Хабиг собирался сесть за руль, то не пил вообще, потому что дорожил водительскими правами. В остальном он казался окружающим не очень смелым, скорее боязливым. Наркотики, такие как гашиш и кокаин, ни он, ни его друзья не употребляли. «Он был слишком осторожный и малодушный для подобных вещей».

Бывшие девушки описывают Дитера Хабига как внимательного и любящего интимного партнера. Этакий «тещин любимчик», стремящийся к гармоничной семейной жизни.

Однако когда одна из подруг уличила его в измене, он заявил в свою защиту, что ему нравится вступать в интимную близость с другой женщиной после их совместного секса. Что так очаровало его в этой идее, он не объяснил.

Проходит еще четыре недели, прежде чем судебный процесс принимает драматический оборот: какая-то женщина звонит в полицейский участок и рассказывает озадаченному полицейскому, что работает проституткой и что увидела по телевизору мужчину, которого подозревают в убийстве в Бремене. С 99-процентной уверенностью он был ее клиентом. Чтобы посмотреть на него вживую в суде и составить верное впечатление, она хотела бы присутствовать на следующем заседании.

Полицейскому этот звонок кажется странным. Он связывается с круглосуточной криминальной полицейской службой Бремена. Через два часа я созваниваюсь с женщиной, которая представляется Терезой Винтер. Она вкратце рассказывает, что этот человек четыре раза посещал ее студию. Мужчина якобы хотел связать ее и заранее купил противогаз. На следующее утро я еду к свидетельнице со своим коллегой. Женщина ждет нас к девяти, потому что «к двенадцати уже должна быть готова принимать гостей». При себе у нас есть фотография Дитера Хабига, сделанная в полицейском участке, а также фотографии еще восьми мужчин, которые также были сняты полицейскими для идентификации. Они похожи на обвиняемого внешне и примерно его возраста. Ни у кого из них нет каких-либо отличительных черт – шрамов или татуировок. Мы также позаботились о том, чтобы запечатленные на фото люди были примерно одинаково одеты. Только так мы сможем соблюсти требования беспристрастности и справедливости. Малейшая ошибка способна помешать принятию результата в качестве доказательства в суде.

Меня интересует характер и внешность проститутки. Интересно, похожа ли она на Мадам Л.? Но я быстро отбрасываю эту мысль, так как эта женщина должна выступать в роли подчиненной, согласно оценке доминатрикс. Мы приезжаем в район на окраине Бремена. Останавливаемся перед модульным таунхаусом, которому около 30 лет. Низкие вечнозеленые кустарники и коротко подстриженный газон, кажется, совсем не коррелируют с загадочным миром БДСМ, равно как и выкрашенный коричневой краской забор из штакетника, отделяющий палисадник от тротуара. Получается, именно здесь занимается своим ремеслом секс-работница? Интересно, знают ли соседи о том, что происходит за закрытыми дверьми?

Мой коллега звонит в дверь с инициалами «Т. В.». Дверь вскоре открывается. Нас встречает невысокая, довольно полная женщина с приветливым лицом. По моим оценкам, ей около 40 лет. У нее светлые волосы, голубые глаза и никакой косметики на лице. Просторный серый джемпер с лейблом известной спортивной фирмы лишь едва скрывает ее впечатляющие формы. На ней застиранные джинсы, белые носки и плюшевые красные тапочки.

Тереза Винтер ведет нас на кухню. Здесь я тоже не обнаруживаю ни намека на ее род занятий, вместо этого – буржуазная мещанская идиллия. Классическая встроенная кухня в форме буквы L с декором из бука, кухонный сосновый стол. Мы усаживаемся, нам подают свежесваренный кофе в синих чашках. Я окидываю взглядом кухню и размышляю, действительно ли наша собеседница здесь живет. Она, кажется, читает мои мысли и сообщает, что бывает здесь только пять дней в неделю или по особой договоренности с гостями. В остальное время, по ее словам, квартира пустует или ей пользуется коллега. Сама же она живет со своим давним бойфрендом и двумя маленькими детьми в 25 километрах отсюда, в идиллической сельской местности, где никто не знает о ее роде деятельности.

Следующие несколько минут мы ведем непринужденную светскую беседу, затем я объясняю Терезе Винтер, что мы должны допросить ее в качестве свидетеля. Она подтверждает, что не является родственницей Дитера Хабига и не состоит с ним в браке, и в то же время заверяет меня, что ее показания не могут грозить ей уголовным преследованием. Женщина рассказывает, что на прошлой неделе увидела в одной телевизионной программе рисунок из зала суда, на котором был запечатлен обвиняемый, и вспомнила о своем госте Дитере. Он откликнулся на ее объявление, потому что она работает проституткой в сфере садомазо, в основном выступая в роли покорной партнерши: «Я практикую такие странные вещи, как золотой дождь, икра, бондаж и иглоукалывание. Но мне не чужды и фетиши с лаком, кожей и латексом». Сообщая нам о том, чем она занимается, Тереза Винтер является воплощением неподдельной откровенности. Без тени стеснения она показывает мне свое объявление, опубликованное под рубрикой «Бары, клубы, места встреч», в местной ежедневной прессе: «Новинка! Нижняя, люблю лаковую одежду, никаких табу, большая грудь и своя студия, возможна встреча в отеле. Тел. 39…»

«В своих объявлениях я всегда указываю, что я нижняя, чтобы мои гости знали, чего от меня ожидать». Тут же она спешит добавить, что «никаких табу» означает, что иногда возможно доминирование. «Гости звонят, и, если мы еще не знакомы, договариваемся о встрече для предварительной беседы. Я записываю их предпочтения, чтобы быть готовой к следующему визиту. Но иногда мы начинаем сразу же».

Мой коллега передает Терезе Винтер одну за другой фотографии Дитера Хабига и восьми других мужчин. Существуют высокие требования к проведению сравнительного анализа, особенно с использованием фотографий, а не вживую. Именно поэтому мы поселили в нашей свидетельнице сомнения, действительно ли фото подозреваемого включено в эту подборку. Также она не знает, сколько именно снимков мы ей покажем. Так мы минимизируем риск случайной ошибки. После каждой фотографии женщина должна ответить, был этот человек ее гостем или нет. Только затем идет следующая фотография. В итоге становится ясно, что она видит сходство между двумя мужчинами, изображенными на фото, и ее гостем. Один из них – Дитер Хабиг.

«Он хотел, чтобы я показала ему различные техники бондажа или связывания». Тереза Винтер приглашает нас пройти за ней в студию. Это загроможденная комната площадью 20 квадратных метров без какой-либо особой атмосферы. На окне – белые гардины из грубой ткани и тяжелые парчовые шторы, на стенах – бежевые текстильные обои, пол в светлых тонах. Рядом с дверью стоит трехстворчатый зеркальный шкаф-купе. На нем – два бюста с темными, кудрявыми париками, рядом – торс из резины. На стене я вижу черный косой крест с цепями для приковывания, а поодаль – виселицу, тоже выкрашенную в черный, с веревками и тяговыми приспособлениями. Большую часть пространства занимают скамья для растяжки с хомутом, а также с приспособлениями для связывания рук и ног, так называемый станок, и шезлонг. На стеклянной тележке выстроились тюбики с кремами, склянки с маслом, несколько фаллоимитаторов разных цветов и форм, а также бутылочка для кормления. На стене висят цепи, кляпы, бюстгальтер с шипами и различные ремни, некоторые мягкие и широкие, другие – из пеньки и узкие. Интересно, какие сексуальные фантазии здесь воплощаются в жизнь?

Я не успеваю толком осмотреться, как Тереза Винтер сует мне в руку книгу о бондаже в Японии. «Я показала ему это». На обложке изображена женщина в длинных черных лакированных перчатках и черных туфлях на высоких каблуках. Больше никакой одежды на ней нет. Она лежит на животе. Ее руки связаны с ногами черной веревкой. Меня поражает симметрия и аккуратность петель. Впоследствии из телефонного разговора с Мадам Л., я узнаю, что это характерная черта эротического бондажа.

«Эротика была не так важна для моего гостя, он хотел, чтобы я показала ему, как завязывать узлы на руках и ногах, чтобы женщина не могла двигаться. Мне он связал запястья и лодыжки. Мы оба были обнажены. Сексуального контакта он не хотел и удовлетворял себя сам». По словам проститутки, следующие визиты проходили так же: гость совершенствовал приемы бондажа, а перед четвертым и последним визитом позвонил ей и попросил приготовить противогаз и латексный обтягивающий костюм из двух предметов. Через несколько дней Дитер пришел в ее студию, как и договаривались, и с ее помощью натянул противогаз и облачился в облегающий латекс. Затем он снова связал нашу покорную свидетельницу и стал мастурбировать. «После этого я больше ничего о нем не слышала». Из соседней комнаты Тереза Винтер приносит свой ежедневник. Через щель в двери я вижу комнату, и мой взгляд падает на французскую кровать с розовым покрывалом. На ней ярко-красная подушка в форме сердца. На прикроватной тумбочке – бумажные полотенца в диспенсере. Тереза Винтер приглашает нас на кухню и показывает записи. Действительно, она почти каждый день записывает предпочтения или время визита своих гостей. Она открывает страницу на 26 апреля. Это день, когда Дитер Хабиг в последний раз обучался у Терезы Винтер бондажным практикам и решил испытать на себе контроль дыхания. До убийства остается всего несколько недель.

10:00 – английское воспитание / Нижняя Саксония – 300

13:00–14:00 – студия в Ахиме: легкое английское воспитание, доминирование, вода – 300

17:00 – Дитер. Студия, бондаж, связывание, противогаз, нормальный – 450

18

Дитер Хабиг потратил более тысячи немецких марок на воплощение своих фантазий. Разве это не доказательство того, насколько это было для него важно? Мы уже собираемся уходить, когда я замечаю, что Тереза Винтер медлит и хочет что-то сказать, но не решается. Когда я спрашиваю, в чем дело, она мгновение колеблется. Затем исчезает в комнате с французской кроватью и через некоторое время возвращается. В руке у нее маленькая желтая стеклянная бутылочка с красной надписью. «Это попперс. Он видел его у меня дома». Она протягивает мне бутылочку, обтянутую желтой пластиковой пленкой. Ярко-красная надпись гласит «RUSH»[5]5
  Возбуждение, экстаз (англ.).


[Закрыть], рядом – картинка с молнией. Я вспоминаю слова Мадам Л.: «Для ярких сексуальных впечатлений!»

Теперь мне интересно, получил ли эти впечатления Дитер Хабиг и как это проявилось. «Обычно его глубоко вдыхают или капают в фильтр противогаза, но он этого не просил». Только позже на суде свидетельница призналась, что все-таки выполнила просьбу своего клиента и капнула попперс на фильтр противогаза. Мне она сначала не хотела признаваться в этом, опасаясь того, что нарушила закон о наркотических веществах.

19

Для меня пазл сошелся: Мадам Л., вероятно, была права в своем предположении о том, что Дитер Хабиг использовал попперсы во время преступления для дополнительной стимуляции. Когда мы с коллегой возвращаемся в офис, в моей голове всплывают вопросы, на которые я еще не знаю ответа: почему Дитер Хабиг не выбросил маску в вентиляционную шахту и не надел ее во время преступления? Может, он планировал принести пакет с аксессуарами позже? Какие фантазии он хотел воплотить в жизнь? На эти вопросы способен ответить только сам Дитер Хабиг. Через полчаса я сижу в кабинете эксперта-химика земельного управления криминальной полиции. Помимо прочего, он проводит анализ всех изъятых наркотиков и неизвестных веществ. Я показываю ему пустую бутылочку с надписью «RUSH». Он улыбается, когда я спрашиваю его, знает ли он, что такое попперсы. Молча встает, отпирает шкаф, достает поднос, уставленный маленькими коричневыми склянками, и произносит: «Всем этим часто пользуются проститутки и геи». На этикетках я читаю иностранные названия: «KIX»[6]6
  Название американской хард-рок-группы.


[Закрыть], «Hardware»[7]7
  Общее название принадлежностей для внутривенного введения наркотиков, также крепкий напиток (англ. сл.).


[Закрыть], «Disco Magic»[8]8
  Название популярной музыкальной группы.


[Закрыть], «Buzz»[9]9
  Возбуждение, кайф (англ. сл.).


[Закрыть], «Purple Haze»[10]10
  «Лиловый туман» – название галлюциногена (англ.).


[Закрыть] и, наконец, «RUSH». Коллега объясняет, что попперсы выпускаются под разными торговыми названиями: «Попперс – это сленг. Слово происходит из английского языка. В действительности это лекарственное вещество, своим названием обязанное звуку, с которым открывается бутылочка с препаратами от стенокардии. Из-за сосудорасширяющего действия раньше его применяли и в акушерстве».

В течение следующих нескольких минут я слушаю краткую лекцию о компонентах попперсов: химические вещества амилнитрит, бутилнитрит или изобутилнитрит используются либо по отдельности, либо в комплексе. Препарат не является наркотиком, поэтому его хранение не преследуется по закону. Однако торговля им подпадает под действие Закона о лекарственных средствах. Особенно часто попперс используется гомосексуалистами, потому что за счет расширения сосудов происходит расслабление мышц. Произнося эти слова, он многозначительно смотрит на меня. Я киваю в знак того, что понял, о чем идет речь: попперс расслабляет мышцы сфинктера и тем самым делает анальный секс более комфортным.

Я прошу дать мне понюхать содержимое флаконов и выливаю немного прозрачного содержимого себе на ладонь. Сразу же чувствую легкий аромат, который напоминает смесь из запахов масла какого-то японского лекарственного растения и скипидара. Не ощутив сосудорасширяющего эффекта, закрываю флакон и благодарю коллегу за информацию. Несколько дней спустя под гневные протесты защиты Тереза Винтер заявляет в зале суда, что она узнала в Дитере Хабиге своего бывшего клиента. Женщина очень подробно описывает, как обучала его бондажным практикам, а также как приобрела по его просьбе противогаз. Дитер Хабиг не оспаривает ее слова. Он, как обычно, хранит молчание. Но неловкие жесты вновь подтверждают его неуверенность в себе.

Растущие сомнения по поводу его случайной встречи с Мишель Ройтер пробивают все новые и новые бреши в стратегии защиты. Их новая тактика такова: отказ от показаний. Дитер Хабиг пишет письмо председательствующему судье и отказывается от своих признательных показаний. Он по-прежнему не отрицает, что был на месте преступления, но утверждает, что не хотел убивать Мишель Ройтер: «В моей памяти просто нет никакого воспоминания об убийстве!» Хабиг подозревает, что неосознанно «взял на себя ответственность за совершение этого преступления», не понимая причин. Возможно, поводом для самооговора стало его «тогдашнее опустошенное психическое состояние, а также сообщение СМИ о том, что на том месте произошли какие-то ужасные вещи».

Новое признание кажется тем более неправдоподобным, когда второй эксперт подтверждает целенаправленное посещение Хабигом порносайтов, в том числе посвященных садистской тематике. Этот эксперт также пришел к выводу, что Хабиг намеренно вводил подобные запросы несколько сотен раз. Поэтому особенно трагично выглядят слова отца Дитера Хабига, который заявляет, что это он случайно наткнулся на все эти сайты, когда гостил у сына и пользовался его компьютером. Старику больше нечего добавить, и он отказывается от дачи показаний. В этот день я снова нахожусь в зале суда в качестве слушателя и размышляю, в каком отчаянии должен находиться отец Хабига, чтобы заставить себя участвовать в таком унизительном действе. Я наблюдал за отцом и сыном во время дачи показаний: ни один из них не решался взглянуть на другого.

Когда Дитер Хабиг понимает, что суд очень скептически относится к его новой стратегии защиты, он решается на радикальный шаг: отказывается от своих прежних адвокатов и нанимает для защиты двух новых. Один из них ранее уже сопровождал его во время признания в полиции. Процесс заходит в тупик, и его приостанавливают на четыре недели. Новые защитники должны получить возможность ознакомиться с материалами дела.

После четырехнедельного перерыва судебный процесс возобновляется. Вновь допрашиваются важные свидетели, в том числе Тереза Винтер. Она не меняет своих показаний. Защита хватается за любую соломинку и подает множество ходатайств о предъявлении доказательств. Адвокаты не стесняются заявлять о дискредитации личности обвиняемого и говорят об «отвратительной клеветнической кампании» против него. В своем ходатайстве защита говорит: «Нельзя подменять недостаток доказательств мнимыми зловещими фантазиями обвиняемого».

В конце процесса Дитер Хабиг прерывает молчание, когда ему предоставляется последнее слово. Я смотрю, как он обращается к председательствующему судье, его взгляд ничего не выражает: «Я снова и снова пытался вспомнить, но у меня ничего не получается!» Ни слова сожаления или раскаяния.

После 16 долгих месяцев, 75 дней судебных заседаний Дитер Хабиг приговаривается к пожизненному заключению за убийство. В обосновании суда говорится, что его следует считать полностью виновным в том, что он намеревался воплотить свои садистские фантазии, использовав Мишель Ройтер. Я сравниваю резолютивную часть приговора с нашим профилем преступника. Они совпадают по всем шести пунктам.

До сих пор Дитер Хабиг не раскрыл своих тайных фантазий, равно как и то, почему он убил Мишель Ройтер.

Спусковой крючок, заставивший его стать убийцей, также остается неизвестным. Дитер Хабиг по-прежнему считает себя жертвой судебной ошибки.