Текст книги "Програмерзость"

В глубине широкой груди Соронга пророкотал медленный гром.

– Мне известно, что она искала здесь убежища от тех, кто собирался причинить ей вред. Я знаю, что вы говорили о них. Но кто мог совершить подобное дело?

– Люди, нанятые ее мужем. А может, другие. Когда она уехала из Штатов, то оставила там много врагов.

– Не могу поверить, что обезьяны способны на такое, – опустил голову сереброспинный. – И ради чего? Из-за денег? – Последнее слово он так и выплюнул. – Вот к этому и приводит повышенный интеллект? К жадности? К жажде вещей, в которых мы никогда не нуждались? К готовности подражать всем нравственным изъянам и этическим несовершенствам Гомо сапиенс?

– Что крестьяне, то и обезьяне, – тихо пробормотал себе под нос Хаяки. Хотя отпускал свое замечание сержант вполне серьезно, он позаботился, чтобы его никто не услышал. Пусть оно было лишено какого-либо намеренного упрека, он понимал, что Соронг может отнестись к этой английской пословице без особой симпатии.

– Я хочу попросить об одной услуге, – сказал Карденас горилле. – Когда ваши ребята поймают сбежавшего, позаботьтесь, чтобы им удалось выяснить, кто заплатил этим убийцам. Есть разные ниточки, которые мне очень хотелось бы отследить.

Огромная голова с мохнатыми бровями медленно кивнула.

– Обещаю так и сделать. А в ответ и я попрошу вас об одной услуге.

Карденас заколебался.

– Если это нечто в пределах моих сил, то считайте ее оказанной.

– Я думаю, вы именно тот человек, который может это сделать. Вам, возможно, уже доводилось этим заниматься. – Протянув руку, он подобрал безжизненное тело Сурци Моккеркин, держа его с такой легкостью, словно оно вообще ничего не весило. Голова ее свесилась под немыслимым углом. Карденас порадовался, что белокурые волосы скрыли ее лицо.

Глубоко посаженные, болезненно разумные глаза встретились с глазами ожидающего человека.

– Вы будете тем, кто скажет дочери?

– Мьерде! – Карденас метнул взгляд на дверь. – Ведь те, кто это сделал, могут попытаться убить и ее. Мы должны найти ее, и побыстрее.

Соронг, похоже, задумался.

– Если она не здесь, то, вероятно, отправилась на одну из прогулок по лесу. Она любит убраться подальше от разговоров. Гуляет она всегда с каким-нибудь проводником, который заодно охраняет ее, и на короткие прогулки они не берут с собой средств связи. Мы выясним, когда она должна вернуться. Не беспокойся, друг Карденас. Уверен, она вернется целой и невредимой.

Впервые в жизни Карденас полагался на слово обезьяны.

13

Сереброспинный справедливо оценил опыт своего гостя. За долгую карьеру на долю Карденаса слишком часто выпадала обязанность сообщать охваченным горем людям ужасные новости. Однако со времени повышения в звании до инспектора, ему уже много лет не приходилось выполнять этот особенно тягостный долг. Но поскольку Соронг весьма настойчиво попросил об этом, а выполнить его было больше некому кроме Хаяки, Карденас счел, что у него не осталось никакой альтернативы.

Из-за своего особого дара он в любом случае мог справиться с предстоящим разговором лучше большинства иных людей. Это означало, что разговор мог оказаться легче для нее, но вовсе не легче для него. Благодаря способам, какие мог воспроизвести и понять только другой интуит, он сможет прочесть ее эмоции и предвидеть определенные реакции. Но это также означало, что он намного глубже почувствует ее боль. И все же он знал, что у него нет иного выбора. Больше этого сделать некому.

Покуда они дожидались, когда девочка вернется из леса, он систематизировал то немногое, что они знали, пытаясь не тревожиться о ее безопасности. Делу должно было помочь то обстоятельство, что она, по всем сведениям, необычно зрелая. Или, может, было просто легче д у м а т ь о ней как о необычно зрелой, уникально одаренной техантке, а не одинокой двенадцатилетней девочке в бегах, у которой только что жестоко убили мать. Много ли она знала о причинах их бегства? Сколько ей рассказала Сурци? Знала ли она о тех обстоятельствах, которые привели к жизни с незнакомцем по имени Уэйн Бруммель, который не был ей отцом? Или же она просто терпела все это, пребывая в сравнительной изоляции, с головой уйдя в изучение технологии и природы?

Очень скоро они все выяснят. По словам шимпанзе, с которым они с Соронгом поговорили в здании Администрации, она должна вернуться с утренней прогулки со своим проводником-бонобо к ленчу. Когда она вернется в лагерь, там позаботятся о ее защите, а потом направят не в теперь-уж-небезопасный дом в лесу, а в тихое помещение в главном исследовательском корпусе поселения. Как серьезно и разумно указал заботливый сереброспинный, это строение располагалось рядом с лазаретом Резервы. Если реакция будет угрожать здоровью, девочку можно будет немедленно переправить в соседнее здание для оказания срочной медицинской помощи.

От предложенного ленча федералы отказались. Они предпочли ждать в отведенной комнате, окруженные тишиной и кондиционированным воздухом, что давало возможность приезжим-людям заниматься своей работой в угнетающей атмосфере джунглей. Хаяки рассеянно поигрывал с наложенным на спрейкожу герметиком. При той скорости, с какой он жертвовал по ходу расследования этого дела личной шкурой, скоро сменится весь наружный слой его кожи.

Покуда его напарник выходил в ванную сменить бинты, Карденас расслаблялся, любуясь висящими на стене картинами. Все они, как его уведомили, написаны жителями Сьюдада. Некоторые щеголяли яркими цветами, но любительской техникой. А немногие достойные внимания отражали мастерство и наблюдательность, которым позавидовал бы любой человек-фотореалист. Гостям сообщили и то, что по меньшей мере четверо представленных тут местных художников внесли неплохой вклад в доход Сьюдада благодаря продажам работ в галереях Нуэва-Йорка, Лондона и Цюриха.

Созерцание обезьяньей живописи прервала открывшаяся дверь и просунувшаяся в комнату голова Хаяки.

– Она здесь, Анхель!

Карденас покорно кивнул.

– Кто-нибудь уже сказал ей что-либо?

Сержант покачал головой.

– Она знает, что нынче утром с ее матерью что-то случилось. И знает, что с ней хотят поговорить какие-то приезжие. Вот и все. Соронг лично проводил ее. Я ее пришлю. – И убрался, предоставив своему напарнику размышлять о предстоящей встрече.

Видев прежде Катлу Моккеркин только на фотографии, Карденас понятия не имел, чего ожидать. Присоединившаяся к нему в гостиной исследовательского корпуса девочка двенадцати лет выглядела высокой и худощавой, но ни в коем случае не нескладной. Напротив, Катла держалась с самообладанием и зрелостью, которые предполагали, что она уже миновала переходный возраст и успела подняться на более приятный уровень. Одетая в шорты, блузку и походную обувь, ростом уже почти с мать, она обладала прямыми черными волосами и зелеными глазами, сочетание которых поражало. Треугольное лицо было привлекательным, но излишне серьезным. Инспектор внимательно изучил его взглядом, выискивая ключи к поведению, тайнам характера, тонким связям с юной особой, с которой ему предстояло столкнуться. Лицо ее представляло из себя прекрасную маску, проецируемую изнутри чадру.

Но ей было всего двенадцать, и сколь бы умелой и усовершенствованной ни была та завеса, за которой девочка сочла нужным укрыться, она не помешает заглянуть внутрь такому, как Анхель Карденас.

– Олла-ло[56]56
  Olla (исп. ) – привет, совершенно тоже самое что и английское «Хэлло». Олла-ло – гибрид обоих приветствий.


[Закрыть], Катла. Меня зовут Анхель Карденас. Я инспектор Севамериканской Федеральной Полиции. – Девочка осталась стоять, и он указал на маленькую кушетку напротив своей. – Не присядешь?

– Соронг мне сказал, что со мной хотят поговорить приезжие с севера. Держался он очень таинственно. – Приняв предложение Карденаса она присела, плотно сдвинув колени, соприкасаясь голенями, прижав локти к бокам и крепко сцепив руки. Упакованная посылка, решил он, физически закрыта столь же плотно, как и психически.

Проделывая такое уже слишком много раз, он знал, что отсрочка вела лишь к такому нарастанию беспокойства, которое, в конечном итоге, делало ситуацию еще хуже.

– Мы приехали забрать тебя обратно в Штаты, Катла. Только так мы сможем защитить тебя от того, что случилось утром с твоей матерью. Мне искренне жаль. Мы никак не могли этому помешать. – Он помолчал, выжидающе глядя на нее. Нельзя было предсказать, как она прореагирует, но он знал, что у девочки хватит ума сделать необходимые выводы. Так было добрее, чем произнести все вслух.

Она не шелохнулась. Просто сидела напротив него, опустив глаза, думая. И когда наконец ответила, ее подростковая фигура, как и ее голос, казалось, стали ниже.

– Вот почему она не вышла встретить меня. Вот, значит, что ЛуДжу, Мундштук и Зрел делали в доме со всеми этими… чистящими средствами. А я-то гадала, почему они так странно смотрят на меня. – Она с трудом сглотнула, борясь со своей юностью, пытаясь быть очень взрослой. – Мне можно ее увидеть?

Очень хитрое это дело, проявлять одновременно и твердость и сочувствие. Карденас знал это не понаслышке.

– Вероятно, лучше не надо. Этим могут заняться помощники Соронга.

На лице девочки появилась мрачная улыбка.

– Команда зачистки другого рода? Мама всегда говорила, что это может случится. Но не думала, что это случится здесь. Только не здесь.

– Мне очень жаль, – утешающе повторил он. – Должно быть, она была счастлива здесь.

– Счастлива? – резко подняла голову Катла Моккеркин. Чувствуя надвигающуюся вспышку, о приближении которой сообщали незначительные сокращения мускулов и легкие изменения цвета кожи, он не столь удивился ее реакции, как другой, оказавшись на его месте. – Мама никогда не была здесь счастлива. Не знаю, была ли она вообще где-нибудь счастлива. Она не была счастлива с папой, не была счастлива с мистером Бруммелем и не была счастлива сама по себе. – Черные волосы колыхнулись. – Я д у м а ю, она была счастлива, когда жила со мной, но на этот счет у меня тоже не было настоящей уверенности.

– Ну, в таком случае, здесь была счастлива ты, – высказался Карденас, пытаясь закрыть тему покойной матери.

Катла не рассмеялась. Внимательно присматриваясь к этому гладкому, как воск лицу, Карденас заподозрил, что оно уже довольно давно не знало искреннего смеха.

– Кто, я? Здесь нечем заняться, кроме как гулять по джунглям, да смотреть на птиц и все время прихлопывать насекомых. Некоторые из этих обезьянок милы, но они все равно остаются обезьянами. Тут нет никаких настоящих танцев, никакой музыки, никаких клубов, никаких тех-тусовок. Не с кем поделиться мыслями, кроме Соронга, а он всегда слишком занят, чтобы проводить время с человеком, которому всего двенадцать. Счастлива? Да для меня тут скука смертная с того самого дня как мы приехали сюда. Я, бывало, отправлялась в долгие прогулки по лесу и мечтала о возвращении на Полосу. – Она скорчила гримасу. – Маме я говорила, что они меня вдохновляют. И это правда. Они вдохновляли меня на мысли об отъезде. – Ее речь соскользнула к невнятному бормотанию. – Но мама… мама думала, что здесь мы будем в безопасности.

– От твоего отца?

Ее сплетенные пальцы сжались так крепко, что побелели.

– Да, от отца. От моего отца, от Мока. – Она подняла взгляд. – Он хочет вернуть меня. Я это знаю. Но я не хочу возвращаться. Я и раньше не хотела к нему возвращаться, а теперь тем более не желаю.

Говоря все время как можно более мягким тоном, Карденас попытался встретиться взглядом с глазами, которые упорно избегали смотреть на него.

– Потому что он заставляет тебя вытворять разные штуки, верно? Работать для него? – Она посмотрела направо и коротко кивнула. Что угодно, заметил он, лишь бы не встречаться с ним взглядом. – Он хочет вернуть тебя для дальнейшей работы над этим механизмом квантовой кражи.

Катла, явно удивившись, резко повернула к нему голову, и ее глаза наконец встретились с ним взглядом. Она впилась немигающими глазами в его – и резко рассмеялась.

– Все дело в этом? Вы думаете именно так? – Откинув голову, она закатила глаза к гладкому звукопоглощающему потолку. – Та старая штука!

В первый раз с тех пор, как они оказались вдвоем в гостиной, Карденас пришел в замешательство.

– Ты хочешь сказать, что его организация не пытается создать такое устройство с твоей помощью?

– О, план-то такой есть, спору нет! – Он увидел, что она не сознавала истинного источника начинавшей проскальзывать в ее голосе истерии. – Сегуро, план есть. Но и только. Чтобы построить хотя бы модели, нужно оборудование, какое стоит в Ливерморе, или Сандии, или Эльпасо-Хуаресе[57]57
  Насчет Эль-Пасо ничего не скажу, а в Ливерморе и Сандии даже в наше время находятся крупнейшие центры ядерных исследований занимающиеся в частности разработками лучевого оружия.


[Закрыть]. Все это дело лишь уйма якка, и базарвисы, и гордо лордо[58]58
  Gordo lordo (исп. ) – здесь , большой треп.


[Закрыть] инженеров и техов, которых отец держит на жаловании. – Она разве только не шипела. – А я жалованья не получала, потому что я его дочь, и мне полагалось просто помогать. По доброте душевной и из уважения к отцу. Уважения! Мерзкие старикашки, почти все они. И одна мерзкая старушонка. Я их всех ненавижу!

– Успокойся, – сказал ей Карденас. – Тебе никогда больше не придется видеть их. Никогда. Я тебе обещаю.

– Вы? – Она окинула инспектора медленным взглядом с ног до головы, оценивая его характер, и он явно не произвел на нее впечатления. – Да вы просто тупой старый федоко. Вы отвезете меня назад и передадите Службе Защиты Детей или чему-то в этом роде, и займетесь следующим делом. Мок меня вернет меньше чем за месяц.

– Нет, не вернет, – медленно покачал головой Карденас. – Мы собираемся включить тебя в Защиту Свидетелей. Ты и рядом не увидишь обычных сотрудников СЗД. У тебя наступит новая жизнь. Гарантирую. Отец даже найти тебя не сможет, несмотря на весь кранч, какой ему удастся купить. Мне жаль, что все пошло так. Ты не заслуживаешь того, чтобы твою жизнь выворачивали наизнанку, когда она едва только началась.

– Откуда вы знаете, чего я заслуживаю? – открыто бросила вызов она. – Может, я скверная девчонка, достойная дочка своего папеньки. Может, я этого заслуживаю. – Она обмякла, осев на подушки. – Может быть, мне следует просто вернуться к нему и делать то, чего он от меня хочет.

Карденас подался вперед так резко, что поразил ее.

– Не говори этого! Не д у м а й такого. Ты человек и личность, со своей собственной жизнью которая только-только началась. И она может быть хорошей жизнью. Ты не фелеон. Не «скверная девчонка». Я знаю. Это я умею определять.

– Да? – Так и капавший с ее языка сарказм приводил в замешательство своей взрослостью.

– Я интуит, Катла, – понимающе улыбнулся он. – Ты знаешь, что это означает?

Она чуть расширила глаза и посмотрела на него немного иначе, как смотрели столь многие люди, узнавая эту особенную и значительную правду.

– Правда? В самом деле? – Он кивнул. – Никогда раньше не встречала интуита. Разумеется, я знаю, что это такое. Вы действительно можете прочесть мысли людей?

– Нет, – устало вздохнул он. – Это всего лишь уличный миф. Зато могу посмотреть на человека, изучить его, поговорить и сказать о нем немного больше, чем способен другой. Делая это здесь, сейчас, с тобой, я могу определить, что ты не дурной человек. Ты заслуживаешь жизни, какой была лишена до этой поры, и определенно не заслуживаешь вынужденного возвращения к отцу.

Она вцепилась в его слова, словно застрявший под водой аквалангист, которому дали еще один баллон с воздухом.

– Вы действительно думаете, что сможете спрятать меня от него?

– У СФП есть ресурсы, о которых не знают даже те, кто на нее работает, – кивнул он. – Но чтобы воспользоваться ими, ты должна вернуться со мной и моим напарником в Штаты. Вернуться на Полосу.

Она понимающе кивнула.

– По крайней мере, я смогу наверстать упущенное, посмотрев те виты, которых здесь не увидишь. И порыться в настоящем ящике. А может, и повидаться с некоторыми из друзей.

Карденас не собирался ей лгать. Если она поймает его хоть на одной лжи, то навсегда перестанет доверять ему, он это чувствовал.

– Насчет этого не знаю. Надо будет посмотреть. Значит, ты вернешься с нами?

– А что мне еще делать? – пожала плечами она. – Остаться здесь я не могу. Никак не могу без – без…

Это постоянно нарастало с той секунды, как она присела на кушетку. И теперь полились слезы, частые и обильные, сопровождаемые глухими тяжелыми рыданиями. Он позволил ей упасть к себе в объятия и прижал к своей груди так же крепко и надежно, как привлек бы родную дочь, если б она у него была. Отчаянно вцепившиеся в него руки девочки были удивительно сильными.

«Что сказать ей, чтобы помочь перестать плакать?» – гадал он после того, как прошло несколько бесконечных минут неудержимых рыданий. Что-то, направляющее ее мысли в иное русло, способное заставить ее сфокусировать свое внимание на чем-то другом.

Он мягко освободился от ее рук, хотя остался в пределах досягаемости.

– Объясни мне кое-что, Катла. Если механизм квантовой кражи не более, чем болтовня и теория, то почему отец так стремится вернуть тебя?

Вытирая глаза тыльной стороной обеих рук, она несколько раз шмыгнула носом и попыталась переключить внимание на неожиданно сочувствующего старикана. И вдруг внезапно улыбнулась.

– Извините. Я… – Девочка ткнула пальцем, и почти показалось, что она может рассмеяться. Почти. – Я насквозь промочила вам усы.

Подняв руку, Карденас пощупал свой вислый ус. Тот пропитался ее слезами и… другими жидкостями. Выражение отвращения, в котором сморщилось его лицо, было отчасти искренним, отчасти рассчитанным. К его удовлетворению, оно спровоцировало желанную реакцию. Улыбка ее расширилась, и она продолжила вытирать глаза.

– Вы действительно не знаете, да? Разве мама не рассказала вам?

– Действительно не знаю, – признался он, подняв край рубашки, приоткрывая слегка волосатый живот и пытаясь вытереть лицо тканью.

– Я не просто техант, а еще и мнемоник. Отец, Мок, никому другому не доверяет. Никогда никому не позволяет сблизиться с ним. Даже маме не позволял. Но мне… – Голос ее грозил снова сорваться, надломленный воспоминаниями о покорном несчастливом детстве.

Говоря едва ли громче, чем успокаивающим шепотом, Карденас мягко побудил ее продолжать.

– Неважно в чем дело, Катла. Я пойму. – Протянув руку вперед, он осторожно приподнял указательным пальцем ее подбородок. – Посмотри на меня. – Ее темные, слишком рано повзрослевшие глаза снова встретились с ним взглядом. – Ты ведь знаешь, что я пойму, не правда ли? – Никакого кивка в знак молчаливого согласия не последовало, но она вновь обрела голос.

– Отец… Мок хочет вернуть меня, потому что… – Она уставилась в пространство, глядя то в одну, то в другую сторону. – Он называет меня своей «маленькой кудрявой моллисферой».

Карденас моргнул.

– Не уверен, что понял. Ты запоминала для него какие-то вещи?

Теперь она кивнула-таки, взмахнув черными волосами при энергичном движении головы.

– Не просто некоторые вещи. Все.

Услышанное ошеломило инспектора.

– Под словом «все» ты имеешь в виду?..

Сидящая с серьезным лицом девочка коснулась пальцем лба.

– Весь его бизнес прямо здесь. Я знаю, что не понимаю всего. Может, оно и к лучшему. Но все, что мне сказали или показали, я храню в памяти. Имена, места, люди, сделки, время, даты, цифры. Много-премного цифр. В основном касающиеся денег, но также и иных вещей.

– Сделки, – пробормотал себе под нос Карденас. – Какого рода сделки?

– Не могу сказать, – покачала головой она. – Отец говорил, что если я кому-нибудь скажу, то это сделает меня соучастницей в том, о чем расскажу.

– Катла, – прошептал ей Карденас самым серьезным тоном, какой только мог выдать, – ты двенадцатилетняя девочка. У тебя только что убили мать. Ты не сделала ничего дурного и виновата лишь в одном – у тебя оказался не тот отец. Клянусь, ничто рассказанное мне не сделает тебя соучастницей ни в чем. Ты лишь запоминала разные вещи. Факты и цифры. Как книга или молли. Разве может книга быть соучастницей?

Девочка заколебалась.

– Полагаю, не может. Думаю, нет. – Лицо ее приобрело слегка мечтательное, отстраненное выражение, когда она принялась рассказывать, без всякого порядка, о куче тех «сделок», которые ее вынудили занести в память.

По мере того, как инспектор слушал ее воспоминания, волосы у него на голове вставали дыбом. Старательно сохраняя на лице нейтральное выражение, он выслушивал отчет об ужасах и правонарушениях, которые заставили бы обычного ребенка двенадцати лет дрожать от страха. Катла же, казалось, не была ни в малейшей мере обеспокоена. И это заставляло его гадать, много ли из изложенного она действительно понимала.

В конечном итоге, она вернулась оттуда, куда перенеслась, явно ничуть не пострадав от самонаведенного транса.

– Этого достаточно? Рассказать еще? – Она могла с таким же успехом описывать содержание любимых вит-шоу прошлой недели.

– Нет, Катла. Все отлично. Скажи, ты знаешь, что такое «мероин»? – Она покачала головой. – А как насчет «семидесятого калиберона»?

Она наморщила нос.

– Думаю, что первое – какое-то лекарство. А другое, наверное, какая-то машина?

– Это имеет отношение к определенному типу пистолета, – уведомил он ее, ничего не утаивая. – А первое… Не важно. – Она не переспросила его, а он предпочел не возвращаться к обсуждению.

Не удивительно, что Мок так отчаянно стремился восстановить свою опеку над дочерью. Лучше любого спиннера, или голком-контроллера, или пара-сайта, она была ходячей говорящей дышащей граммой. Той, которую он мог вызвать в любое время, чтобы подтвердить детали деловой операции, или привести статистику, относящуюся к предыдущей сделке, или выдать историю и личные характеристики друга, врага или случайного торгового партнера. В своем невинном, доподростковом мозгу она носила детали всего его незаконного бизнеса. «Каким преимуществом была бы такая информация для какого-нибудь конкурента!» – сообразил инспектор. Теперь он получил объяснение внезапной живой заинтересованности в девочке, проявленной такими, как инзини и озерники.

В отличие от ящика или молли, к ней не могли подступиться никакие хакеры, не существовало никаких электронных или дистанционных средств доступа к хранившейся у нее в памяти информации. Двенадцатилетнюю «кудрявую моллисферу» Мока не могли испортить с помощью вируса или скопировать с помощью сканера. Ее даже нельзя было заставить свидетельствовать против него в суде как члена семьи.

Но это не означало, что она не стала бы этого делать. Любые остатки дружеских чувств, какие она могла испытывать к отцу, вероятно, погибли с насильственной смертью ее матери.

– Я не хотела этого делать, – говорила между тем она. – Сперва это было довольно забавно. Вроде как пофасонить, доказать, что я это могу. А потом мне это надоело. Но папа все настаивал. Поэтому я продолжала этим заниматься. Для меня это не составляло труда. Когда я стала старше и начала понимать кое-что из того, что он велел мне запомнить – не такие слова, о которых вы недавно меня спрашивали, а другие вещи, – то сообразила, что они связаны с очень скверными делами, муй мало. Но отец, он… – Она помолчала, беря себя в руки. – Не важно. Мне не нравится об этом думать.

Он заставил меня продолжать заниматься этим. Заставил! Маме я не рассказывала. Думала, если она не будет об этом знать, то отец ничего ей не сделает. Когда она меня спрашивала, чем я занимаюсь с ним и его друзьями, я ей врала, говорила, будто это связано с проектом квантовой кражи. А потом она пришла ко мне однажды ночью, очень поздно, когда я уже спала, и велела мне проснуться и одеться. Я не понимала, что происходит, пока не села с мамой в машину и не увидела мистера Бруммеля. Мы уехали. Сбежали. – Она опустила взгляд на сжатые руки. – Но от Мока нельзя убежать. Именно это постоянно твердил мне отец. «От Мока никому не убежать». И он был прав, прав, и теперь мамы больше нет, а я одна, и что мне теперь делать? – Когда она уткнулась лицом в ладони, слезы полились вновь. – Куда мне теперь деваться? У меня никого нет.

– Ни дядей, ни теть, ни кузенов?

– Если они у меня есть, – произнесла она сквозь рыдания, – то я не знаю ни как их зовут, ни где они живут. Мама никогда не упоминала мне ни о каких родственниках. Может быть, она не хотела, чтобы я говорила с ними, так как это могло доставить им неприятности. От Мока.

Поднявшись с кушетки, Карденас пересел к ней. Когда сильная рука обняла ее за плечи, она позволила себе прильнуть к нему. С виду она ничуть не походила на человека, держащего в голове всю историю и анналы всемирного преступного синдиката.

Он подождал, пока она не успокоится, дав выплакаться ему в жилетку. Затем он выпрямился, крепко взял ее за плечи и посмотрел в глаза.

– Ты будешь в безопасности, Катла. В безопасности, и окружена заботой. Я сам позабочусь об этом. Ты сможешь начать новую жизнь, с новыми друзьями, в ином месте. И в конечном итоге ты вырастешь, заживешь нормальной жизнью и сможешь многое позабыть.

Все еще тяжело дыша, она безразлично пожала плечами.

– Может, вы и правду говорите. Может, именно так все и будет. Не знаю. Это не имеет значения. Мамы больше нет, так что это не имеет значения. Мне… мне хотелось бы вам верить, мистер Карденас.

Он улыбнулся и уселся чуть прямее.

– Я же тебе сказал: зови меня Анхелем. Или произноси мое имя на английский лад, Энджел[59]59
  Думаю не надо разъяснять что означает имя Angel прочтенное хоть на испанский, хоть на английский лад.


[Закрыть], если тебе так больше нравится.

Она невольно улыбнулась.

– Что бы ни произошло, забыть я не смогу. Я не в состоянии ничего забыть. Мне никогда не удавалось. Я не умею.

– Эй, вы, – раздался голос у них за спиной. – Как там все идет?

Карденас оглянулся на озабоченного сержанта.

– Справляемся, Фредозо. Думаю, скоро закончим. – Рослый федерал кивнул и закрыл дверь.

– Кто это? – Катла посмотрела через плечо инспектора. – Ваш друг?

– Мой напарник. Сержант Фредозо Хаяки. Он хороший человек. Когда мы вернемся на Полосу, я поручу ему отвезти тебя, чтобы встретиться с людьми, которые помогут тебе начать новую жизнь. – Он вопросительно посмотрел на нее. – Если ты не будешь против.

– А почему этим не можете заняться вы, мистер… Анхель? Вы сказали, что лично позаботитесь обо мне. Мне думается, что я смогу полюбить вас.

Этого было достаточно. С груди Карденаса словно сняли тяжкий груз.

– Я буду там, буду с тобой каждый миг, какой смогу выкроить. Но так как я инспектор СФП, есть и другие дела, с которыми никому не справиться кроме меня. Я буду навещать тебя как можно чаще. А когда не смогу, за тобой приглядит мистер Хаяки. – Он ободряюще улыбнулся. – Фредозо тебе понравится. Он всем нравится. Это просто большой плюшевый медведь.

Настроение ее впервые чуть поднялось.

– Мне он напоминает Соронга.

Карденас подавил смех.

– Ну, теперь, когда ты упомянула об этом, мне и самому начинает так казаться. Обязательно говори ему об этом, при всяком удобном случае. Думай о нем, как о своем защитнике. Все что тебе понадобится, можешь попросить у него. – Он поднялся с кушетки. – Ты отправишься с нами, Катла? Позволишь нам помочь тебе?

– Почему бы и нет? – Встав, она почти не уступала ему в росте. – Я уже сказала, что мне здесь нечего больше делать. Меня тут ничто не удерживает. Так что я вполне могу отправиться с вами. – Ее тон, выражение лица и даже поза так и излучали ненависть и вражду. – Да все что угодно лучше, чем возвращаться к папочке и его леперо друзьям.

Успокаивающе положив ей руку на плечи, Карденас повел ее к дверям.

– Ты хотела бы увезти что-нибудь с собой?

Она резко покачала головой.

– Я ничего не хочу отсюда брать. Не хочу вообще вспоминать это место.

– Ни одежды, ни личных вещей, ничего? – перечислил он.

Она посмотрела на него.

– Если у СФП есть деньги на то, чтобы позволить мне начать жизнь заново, то, возможно, она сможет купить мне какую-то новую одежду? – Она проявляла признаки возвращения к жизни. – Я помню кое-какие туфли, которые видела еще в Ольмеке. Черные, с порхающими каблуками. Конечно в Ольмек мне, полагаю, вернуться нельзя, но…

– На Полосе полно магазинов, – похлопал он ее по плечу. – Даже я знаю, что девушка не может купить туфли по ящику; их же надо примерить.

Она кивнула. На ее лицо возвращался румянец.

– Если есть нужный сканер, можно сделать и вирт-примерку, но это не скажет, каково будет ходить в них. Для этого пока нет сима.

– Ты же техант. Может, тебе удастся такой изобрести.

– Было б забавно поработать с туфлями. Понимаете, если есть всего лишь небольшая активируемая чувствительная платформа, которую можно соединить с виртом, и суметь вычислить алгоритм, который позволит тебе компенсировать различия в массе клиента, то можно…

Слушая ее бессвязный хаотичный монолог о женской обуви, чувствительных к давлению спиралях и анализаторах распределения массы тела, он все более осознавал, какую замечательную будущую молодую женщину им предстоит сопровождать обратно в Ногалес. Дай ей немного подрасти, дай немного мира и покоя, подобающее образование, и перед ней раскроется великолепное будущее. Новая личность защитит ее от таких, как инзини и озерники. Требовалось лишь гарантировать, что она не станет снова молли Мока. А лучшим способом достичь этого было удаление ее из уравнения индивида, который отчаянно хотел ее вернуть.

Как только они окажутся в безопасности на Полосе, преисполненный решимости Анхель Карденас собирался, как и обещал Катле Моккеркин, лично позаботиться об этом деле.