Текст книги "Винни-Пух"

– Мы могли бы поплыть на твоём зонтике.

– ?

– Мы могли бы поплыть на твоём зонтике, – повторил Пух.

– ??

– Мы могли бы поплыть на твоём зонтике!

– !!!!!

Ибо Кристофер Робин разом понял, как они могут поплыть на его зонтике. Раскрыл его и положил куполом на воду. Зонтик кренился, но плыл. Первым забрался на него Пух, уже собрался сказать, что всё в порядке, но тут зонтик особенно сильно накренился, и Пух оказался в воде, часть которой попала в рот, и ему пришлось её проглотить, хоть жажда его и не мучила. При второй попытке они уселись в зонтик вдвоём. Он больше не кренился.

– Нарекаю наш корабль «Мудрость Пуха», – возвестил Кристофер Робин, и «Мудрость Пуха», плавно вращаясь, двинулся на юго-запад.

Вы можете представить себе радость Хрюки, когда на горизонте показался корабль спасателей. Спустя годы он любил вспоминать, какая очень серьёзная опасность нависла над ним во время ужасного потопа, хотя на самом деле настоящая опасность грозила ему лишь в последние полчаса вынужденного заточения в залитом воде домике, когда прилетевшая Сова уселась на ближайшей ветке и, чтобы помочь Хрюке скоротать время, начала рассказывать очень длинную историю о своей тётушке, которая по ошибке высиживала яйцо морской чайки, и история тянулась, тянулась и тянулась, совсем как это предложение, пока Хрюка – а он слушал её, стоя у окна – естественно, не начал клевать носом, всё наклоняясь и наклоняясь вперёд, к воде, и вскоре уже касался пола кончиками копытец, но тут, к счастью, Сова внезапно громко вскрикнула (а вскрик этот входил в историю, потому что именно так на что-то отреагировала тётушка) и разбудила Хрюку, который в самый последний момент успел отшатнуться назад и лишь поэтому не выпал из окна, после чего сразу внёс свою лепту в разговор: «Как интересно, и что она после этого сделала?» – и тут … вы, конечно, можете представить себе его радость, потому что он, наконец, увидел корабль «Мудрость Пуха» (Капитан К. Робин, первый помощник В. Пух), спешивший через безбрежные воды к нему на помощь.

На том, по существу история и заканчивается, а поскольку я очень устал и выдохся после последнего предложения, думаю, здесь самое время поставить точку.

Глава 10,
в которой Кристофер Робин устраивает Праздничный обед в честь Винни-Пуха, а мы прощаемся

Вскоре над Лесом вновь засияло солнце, принеся с собой благоухание мая. Все лесные ручейки весело журчали, вернувшись в свои русла, вода дремала в маленьких озёрцах, вспоминая великие дела, которые совершила не так уж и давно. В тишине и спокойствии Леса кукушка пробовала свой голос, прислушивалась к себе и старалась понять, нравится ей то, что она слышит или нет. Лесные голуби о чём-то жаловались друг другу, жаловались лениво, как бы говоря, что кто-то, конечно, виноват, но особой беды в том нет. Так вот в такой день Кристофер Робин по-особенному свистнул, как умел свистеть только он, и из Столетнего Леса прилетела Сова, узнать, что ему нужно.

– Сова, я хочу собрать гостей, – поделился с ней своими планами Кристофер Робин.

– Ты, значит, хочешь собрать гостей, – кивнула Сова.

– Я собираюсь устроить Праздничный обед в честь подвигов, которые совершил Пух, чтоб спасти Хрюку от потопа.

– Ага, вот, значит, по какому поводу, – кивнула Сова.

– Да, и я попрошу тебя как можно скорее сообщить об этом Пуху и всем остальным, потому что обед состоится завтра.

– Разумеется, состоится, отчего ему не состояться? – кивнула Сова.

– Так ты им всем скажешь?

Сова попыталась придумать какой-нибудь мудрый ответ, но не смогла, а потому отправилась выполнять поручение. Как и просил Кристофер Робин, сначала она полетела к Пуху.

– Пух, – сообщила она ему, – Кристофер Робин устраивает Праздничный обед.

– Вот здорово! – воскликнул Пух, а потом спросил, чувствуя, что Сова ждёт от него ещё каких-то слов. – А там будут маленькие такие пирожные с розовой глазурью?

Обсуждать маленькие пирожные с розовой глазурью Сова сочла ниже своего достоинства, поэтому в точности передала Пуху всё, что просил сказать Кристофер Робин, и полетела к Иа.

– Обед в мою честь? – повторил Пух, оставшись один. – Потрясающе!

И начал гадать, узнают ли другие, что их приглашают на особенный, Пуховый обед, и рассказал ли им Кристофер Робин о «Плывучем медведе», «Мудрости Пуха» и всех прочих великолепных кораблях, которые он изобрёл и на которых плавал. А потом ему в голову пришла новая мысль: как же будет ужасно, если все об этом позабыли и на обеде никто не будет знать, по какому случаю они собрались за праздничным столом. И чем дольше он об этом думал, тем больше путаницы прибавлялось у него в голове. В его мысли начали вплетаться чьи-то чужие голоса, и вскоре этот самый обед представился ему сном, в котором всё шло шиворот-навыворот. А потом сон сам собой начал складываться в песенку, и вот что из этого вышло:

 

ХВАСТЛИВАЯ ПЕСНЯ ПУХА

Трижды ура в честь Пуха!
/Ура в честь кого?/
Да Пуха!
Или плохо со слухом
У вас?
/Нет, но с чего…/
Друзей он от потопа спас!
Трижды ура в честь Винни!
/В камине?/
В честь бравого Винни!
Сам плавать не мог,
Но другу помог.
/А что тут такого?/
Да дайте хоть слово
Сказать. Так вот, я о Пухе.
/О ком?/
Да о Пухе!
И с ним не шутите!
/Не понял, простите?/
Прощаю. Наш Винни
Умён и красив…
/Повторите!/
Умён и красив, повторяю.
И всем запрещаю
Я думать иначе.
Секрет красоты в аппетите!
Он любит поесть и поспать,
Он плавать совсем не умеет,
Но к другу всегда подоспеет,
Когда того надо спасать!
/На лодке?/
На лодке, плоту, сковородке —
Неважно.
Он храбр и отважен,
Наш Винни, и слава ему и ура!
/Достоин он ордена даже!/
Пусть будет он счастлив всегда,
Умён, и здоров, и богат,
Наш мудрый сосед и собрат!
Трижды в честь Пуха ура!
/Ура в честь кого?/
Пуха!
Трижды в честь Винни ура!
/Винни какого?/
Да Винни же Пуха! Медведя!
/Да скажет ли кто-нибудь ясно, толково,
ЧЕГО ОН ТАКОГО
СДЕЛАЛ?/
 

А пока всё это происходило в голове Пуха, Сова разговаривала с Иа.

– Иа, – начала она, – Кристофер Робин устраивает праздничный обед.

– Очень интересно, – отозвался Иа. – Полагаю, они пришлют мне объедки, на которых сначала потопчутся. Какие все они добрые и заботливые! А если и не очень, то стоит ли об этом упоминать.

– Приглашение послано и тебе.

– И на что оно похоже?

– Обычное приглашение.

– Да, я тебя понял. Кто его выбросил?

– Приглашение – это не объедки, его на помойку не выбрасывают. Приглашение посылают, когда хотят кого-то куда-то пригласить. Тебя вот приглашают на праздничный обед. Завтра.

Иа медленно покачал головой.

– Ты, наверное, перепутала меня с Хрюкой. Маленький такой зверушка с оттопыренными ушками. Это Хрюка. Я ему передам.

– Нет, нет! – Сова начала злиться. – Приглашение послано именно тебе.

– Ты уверена?

– Разумеется, уверена. Кристофер Робин сказал: «Передай приглашение всем! Всем до единого!»

– Всем, кроме Иа?

– Всем до единого, – раздражённо повторила Сова.

– Ага! – кивнул Иа. – Это, несомненно, ошибка, но я, однако, приду. Только, если вдруг пойдёт дождь и всё испортит, я не виноват.

* * *

Но дождь не пошёл. Кристофер Робин соорудил стол из длинных досок, и все уселись за него. Кристофер Робин сел во главе стола, а на другом его конце, напротив себя, посадил Пуха. Между ними по одну руку Кристофера Робина расположились Сова и Иа, а по другую – Кролик, Ру и Кенга. А все друзья и родичи Кролика рассыпались по траве и замерли в ожидании того, что кто-то с ними заговорит, или что-то им бросит, или хотя бы спросит, который час.

Для Крошки Ру это был первый Праздничный обед, поэтому он очень волновался. И начал говорить, как только все уселись за стол.

– Привет, Пух! – пискнул он.

– Привет, Ру! – ответил ему Пух.

Ру всё подпрыгивал и подпрыгивал на своём сидении, а потом повернулся к Хрюке.

– Привет, Хрюка! – пискнул он.

Поросёнок помахал ему лапкой, потому как битком набил рот и не мог произнести ни слова.

– Привет, Иа! – не унимался Крошка Ру.

Иа мрачно ему кивнул.

– Скоро пойдёт дождь, будь уверен, пойдёт.

Ру поднял голову, убедился, что никакого дождя нет и в помине, а если он и пойдёт, то не скоро, и поздоровался с Совой: «Привет, Сова»! Сова добродушно ответила ему: «Привет, мой маленький юный дружок», – и продолжила рассказывать Кристоферу Робину о несчастном случае, который едва не произошёл с одной её подругой. А Кенга сказала Ру: «Сперва выпей молоко, дорогой, поговоришь потом». Ру, который как раз пил молоко, попытался доказать, что он может и пить молоко, и говорить одновременно… в результате его долго хлопали по спине и вытирали.

Когда же они почти всё съели, Кристофер Робин постучал ложкой по столу, все разом перестали говорить и затихли, за исключением Крошки Ру, на которого напал приступ икоты. Но он пытался представить всё так, будто икал кто-то из многочисленных родичей Кролика.

– Этот обед, – в наступившей тишине торжественно заговорил Кристофер Робин, – устроен в честь одного из нас. Все мы знаем, кто он. Это его Праздничный обед, потому что он заслужил его своими делами, и я приготовил ему подарок. Вот он! – потом он пошарил вокруг себя руками и прошептал. – Где же он?

И пока Кристофер Робин искал внезапно пропавший подарок, Иа важно откашлялся и произнёс речь.

– Друзья, включая и всех прочих, – начал он. – Мне очень приятно, во всяком случае, до сего момента было очень приятно, лицезреть вас всех на моём праздничном обеде. Сделанное мною – пустяк. Любой из вас, за исключением Кролика, Совы и Кенги, на моём месте поступил бы точно так же. Да, и Пуха. Мои слова, разумеется, не относятся к Хрюке и Ру, потому что они слишком маленькие. Любой из вас поступил бы точно также. Но так уж получилось, что это сделал я. Нет нужды упоминать, что содеянное мною и то, что ищет сейчас Кристофер Робин, никоим образом не связаны между собой… – тут Иа поднял переднюю ногу, приставил копыто к пасти и громко прошептал. – Поищи под столом… Итак, я совершил этот поступок, потому что убеждён: если мы можем чем-то помочь, надо помогать. Я чувствую, мы все должны…

Ру громко икнул.

– Ру, дорогой, – мягко упрекнула его Кенга.

– Разве икал я? – с удивлением спросил Ру.

– О чём это говорит Иа? – шепнул Хрюка Пуху.

– Не знаю, – по голосу чувствовалось, что Пух обижен.

– Я думал, обед устроили в твою честь.

– Совсем недавно я тоже так думал, но теперь выходит, что нет.

– Я бы предпочёл, чтобы мы собрались ради тебя.

– Я тоже.

Крошка Ру опять громко икнул.

– КАК… Я… УЖЕ… ГОВОРИЛ, – громко и строго продолжил Иа, – когда меня перебили эти неуместные громкие звуки, я чувствовал, что…

– Вот он! – радостно воскликнул Кристофер Робин. – Передайте его глупышу Пуху. Это ему!

– Подарок Пуху? – переспросил Иа.

– Ну конечно. Он же лучший в мире медведь.

– Мне следовало заранее знать об этом, – вздохнул Иа. – В конце концов, грех жаловаться. У меня есть друзья. Только вчера кто-то разговаривал со мной. А на прошлой неделе или неделей раньше Кролик наткнулся на меня и сказал: «Тьфу ты, опять он!» Это и есть дружеское общение. Вокруг меня что-то да происходит.

Но никто не слушал его, потому что все говорили: «Что это, Пух?» или «Я знаю, что это» или «Нет, ты не знаешь», – и многое другое, что принято говорить в подобных случаях. И, разумеется, Пух открывал подарок очень-очень быстро, насколько возможно быстро открыть подарок, не разрезая верёвочки, потому что никогда не знаешь, когда может пригодиться в хозяйстве целая верёвочка. Наконец, Пух снял с подарка бумагу.

А когда увидел, что под ней скрывалось, чуть не свалился со стула, так ему понравился подарок. Он получил специальный карандашный пенал. И лежали в пенале карандаши, с буквой «В», сокращённо от Винни, буквами «НВ», сокращённо от Неустрашимого Винни, и буквами «ВВ», сокращённо от Винни-Выдумщика. А ещё были в пенале ножик для заточки карандашей, и ластик, чтобы стирать написанное, и линейка, чтобы чертить дорожки, по которым будут гулять слова, и дюймовая шкала на линейке, на случай, если кому-то захочется замерить расстояние в дюймах, и карандаши с синими, красными и зелёными грифелями, чтобы писать или рисовать ими что-то совсем особенное – синим, красным или зелёным цветом.

И каждая из этих удивительных вещей лежала в своём отделении, и закрывался пенал с громким щелчком, который сообщал хозяину, что пенал закрыт. И все эти сокровища теперь принадлежали Пуху.

– Вот здорово! – обрадовался Пух.

– Как здорово, Пух! – воскликнули все, за исключением Иа.

– Спасибо! – поблагодарил Кристофера Робина Пух.

А Иа бубнил себе под нос: «Кому нужна вся эта писанина? Карандаши и всё прочее. Раздули из мухи слона, вот что я думаю, если вас интересует моё мнение. Пустяковина. Никому не нужная вещь».

После обеда, когда все распрощались и поблагодарили Кристофера Робина, Пух и Хрюка задумчиво шли рядом, освещённые золотистым сиянием заходящего солнца. Они долго молчали, пока, наконец, Хрюка не спросил Пуха: «Пух, что ты первым делом говоришь, когда просыпаешься утром?»

– Что у нас на завтрак, – без запинки ответил Пух. – А что говоришь ты, Хрюка?

– Я говорю, а что интересного ждёт меня сегодня?

Пух кивнул, а после недолгого раздумья заметил: «Это ведь одно и то же».

* * *

– И что же произошло? – спросил Кристофер Робин.

– Когда?

– На следующее утро.

– Я не знаю.

– Может, что-нибудь придумаешь, а потом расскажешь мне и Пуху?

– Ну, раз тебе хочется…

– Пух очень хочет услышать, – ответил Кристофер Робин.

Он глубоко вздохнул, подхватил своего медвежонка за заднюю лапу и направился к двери, таща за собой Винни-Пуха. У самой двери остановился, повернулся ко мне и спросил: «Придёшь посмотреть, как я умываюсь?»

– Скорее всего.

– А пенал Пуха лучше моего?

– Они одинаковые, – ответил я.

Кристофер Робин кивнул и вышел… а вскоре я услышал, как Винни-Пух… бум-бум-бум … поднимается по лестнице следом за ним.

Дом на пуховой опушке

 

ПОСВЯЩЕНИЕ

Настало время оживить
Героев прежних глав,
Где всякий может удивить
И показать свой нрав.
Из-под пера выходят вновь
Как будто на парад,
Чтоб высказать свою любовь
Тому, кто встрече рад.
Я книгу новую дарю
Тебе, о, ангел мой!
И от души благодарю
За жизнь, которую делю,
Бесценная, с тобой!
 

Антипредисловие

Предисловие нужно для того, чтобы представлять героев книги, но Кристофер Робин и его друзья уже вам знакомы и теперь хотят попрощаться. Выходит, это не предисловие, а что-то ему обратное. Когда мы спросили Пуха, что обратно предисловию, он переспросил: «Что чему?», и этим нисколько нам не помог, хотя мы очень на него надеялись. К счастью, в это время рядом оказалась Сова, которая поспешила сообщить, что обратное предисловию, дорогой мой Пух, называют антипредисловием. А поскольку Сова очень хорошо разбирается в длинных словах, я уверен, что так оно и есть.

Антипредисловие понадобилось нам потому, что на прошлой неделе, когда Кристофер Робин обратился ко мне со словами: «Что за историю ты собирался рассказать о том, как Пух…» – я быстро перебил его вопросом: «Сколько будет девять раз по сто плюс семь»? Покончив с этой задачкой, мы перешли к следующей – о коровах, которые паслись на лугу. Сначала их было триста, но сколько осталось через полтора часа, если каждую минуту с огороженного луга через единственные ворота уходили по две коровы?.. Мы нашли эти задачи очень интересными и решали их, пока не устали и не улеглись спать, свернувшись калачиком… А Пух, он всё сидит на стуле у нашей подушки, думая Великую Думу Ни О Чём. Но вот и у него начинают слипаться глазки. Наконец, он кивает и на цыпочках следует за нами в Лес. Где нас по-прежнему ждут волшебные приключения, ещё более удивительные, чем те, о которых я вам уже рассказал. Жаль только, что теперь по утрам, когда мы пробуждаемся, они, как сны, исчезают, прежде чем мы успеваем их поймать. С чего начиналось последнее из них? «Однажды, когда Пух шёл по Лесу, у ворот стояли сто и семь коров…» Сами понимаете, на этом дело не закончилось, а мы уже всё забыли. Но ничего страшного, есть и другие приключения, которые мы постараемся вспомнить. И, разумеется, Кристофер Робин и все остальные прощаются с вами понарошку, потому что Лес будет всегда… и тот, кто дружен с медведями, сможет его найти.

А. А. М.

Глава 1,
в которой Иа строят дом на Пуховой Опушке

Однажды, когда делать Пуху было совершенно нечего, кроме как думать, (а ведь надо бы что-нибудь и делать), он направился к домику Хрюки, посмотреть, чем тот занят. Пока он топал по белой лесной тропе, снег всё шёл и шёл, и Пух нисколько не сомневался, что Хрюка дома, греет задние копытца перед камином. Но, к своему изумлению, нашёл дверь открытой, а внутри не обнаружилось и следа Хрюки.

– Он тоже гуляет, – пришёл к грустному выводу Пух. – В этом-то всё и дело. В доме его нет. И мне придётся продолжать прогулку одному. Беда да и только!

Потом он решил, что прежде, чем уходить, надо громко постучать в дверь… так, на всякий случай, чтобы окончательно убедиться, что Хрюки нет. Ожидая, ответит Хрюка на стук или нет, Пух подпрыгивал, чтобы согреться, и тут в ему в голову неожиданно пришла бубнилка, по его разумению, Хорошая Бубнилка, какую не стыдно пробубнить друзьям.

 
Чем дольше снег идёт,
(Трам-пам!)
Чем больше он метёт,
(Трам-пам!)
Чем всё вокруг белей,
(Трам-пам!)
Тем всё мне холодней!
Продрог я и озяб,
(Прыг-скок!)
Совсем не чую лап!
(Прыг-скок!)
На месте не стою,
(Прыг-скок!)
Танцую и пою!
 

– Если я и должен что-то сделать, – сказал себе Винни-Пух, – так лучшего дела просто не найти. Сейчас вернусь домой, посмотрю, который час, и, возможно, повяжу на шею шарф, пойду к Иа и спою ему мою новую песенку.

И он поспешил к себе домой. По пути Пух не мог думать ни о чём другом, кроме как о бубнилке, которой хотел порадовать Иа, поэтому несказанно удивился, когда вдруг увидел Хрюку, рассевшегося в его любимом кресле. Остановился на пороге и начал чесать в затылке, гадая, а в чей же дом он пришёл.

– Привет, Хрюка, – поздоровался Пух. – Я думал, ты гуляешь.

– Нет, – возразил Хрюка, – это ты гулял, Пух.

– Похоже на то, – кивнул Пух. – Я знал, что один из нас гуляет.

Он посмотрел на часы, которые показывали без пяти одиннадцать – с тех самых пор, как остановились несколько недель тому назад.

– Надо же, почти одиннадцать, – радостно воскликнул Пух. – Самое время чего-нибудь перехватить, – и он полез в буфет. – А потом, Хрюка, мы пойдём с тобой погулять и споём мою песенку Иа.

– Какую песенку, Пух?

– Ту самую, что мы собираемся спеть Иа, – объяснил Пух.

Часы всё показывали без пяти одиннадцать, когда полчаса спустя Пух и Хрюка отправились в путь. Ветер стих, и снежинки, которым надоело гоняться друг за другом, медленно планировали вниз, пока не находили место для посадки. Иногда они садились на нос Пуха, иногда – нет, и вскоре на шее маленького Хрюки появился белый шарфик, а ещё больше снега скопилось у него за ушами.

– Пух, – вкрадчиво начал он, потому что не хотел, чтоб Пух подумал, будто бы он сдаётся, – мне тут в голову пришла одна мысль. Почему бы нам не пойти сейчас домой и не порепетировать твою песенку? А Иа мы сможет спеть её завтра… или в какой-то другой день, когда встретим его.

– Это очень хорошая идея, Хрюка, – кивнул Пух. – Мы начнём репетировать прямо сейчас, на ходу. Дома репетировать проку нет, потому что это Особая Песенка Для Прогулок, которую нужно петь под снегом.

– Ты уверен? – недоверчиво спросил Хрюка.

– Ты сам поймёшь, когда услышишь песенку. Потому что начинается она с таких слов: «Чем дольше снег идёт, трам-пам…»

– Трам что? – переспросил Хрюка.

– «Пам», – ответил Пух. – Очень хорошо бубнится, знаешь ли. «Чем больше он метёт, трам пам, чем всё…»

– Вроде бы ты пел не о снеге.

– О снеге я пел раньше.

– До «трам-пам»?

– До другого «трам-пам», – пояснил Пух, которому Хрюка сумел-таки задурить голову. – Я сейчас спою её полностью, и тебе всё станет ясно.

 
Чем дольше
СНЕГ ИДЁТ-трам-пам,
Чем больше
ОН МЕТЁТ-трам-пам,
Чем всё
ВОКРУГ БЕЛЕЙ-трам-пам,
Тем мне
ВСЁ ХОЛОДНЕЙ!
Продрог я и
ОЗЯБ-прыг-скок,
Совсем не чую
Лап-прыг-скок!
На месте не
СТОЮ-прыг-скок!
Танцую
И ПОЮ!
 

Песенку, как вы сами убедились, он спел от начала до конца, решил, что спел очень даже хорошо, и теперь, соответственно, ждал от Хрюки слов о том, что тот никогда не слышал лучшей Бубнилки для Снежной Погоды. А Хрюка, хорошенько обдумав услышанное, возьми да ляпни: «Пух, речь, по-моему, должна идти не столько о лапах, как об ушах».

К этому времени они уже почти добрались до Унылого Места, где жил Иа. Снег по-прежнему скапливался за ушами Хрюки, и ему это уже изрядно надоело, но тут они свернули к маленькой сосновой роще и уселись на ворота, которые к ней вели. Снег наконец-то перестал, но было очень холодно и, чтобы согреться, они шесть раз спели песенку Пуха, причём Хрюка пел «трам-пам», а Пух – всё остальное, и оба в такт стучали палками о ворота. Немного погодя они согрелись и вновь начали разговаривать.

– Я всё думаю, и думаю я вот о чём. Думаю я об Иа.

– А чего думать об Иа?

– Дело в том, что бедному Иа негде жить.

– Действительно, негде, – согласился Хрюка.

– У тебя есть дом, Хрюка. И у меня есть дом, и дома у нас очень хорошие. У Кристофера Робина есть дом, и у Кенги тоже, и у Совы, и у Кролика, и даже всем друзьям и родичам Кролика есть, где жить. Только Иа жить совсем негде. Так вот что я придумал: давай построим Иа дом.

– Прекрасная идея! – оживился Хрюка. – А где мы его построим?

– Мы построим его прямо здесь, на этой опушке, у этой сосновой рощицы, которая защищает её от ветра, потому что именно здесь я всё это придумал. А опушку мы назовём Пуховой. Решено, на Пуховой опушке мы строим из палок домик для Иа!

– По ту сторону рощи этих самых палок полно! – радостно воскликнул Хрюка. – Я видел. Их там великое множество. И все сложены!

– Спасибо тебе, Хрюка. Своей наблюдательностью ты оказал нам Неоценимую Услугу, и поэтому я бы назвал эту опушку Пухохрюковой, если бы Пуховая не звучала лучше. А лучше звучит она потому, что короче и созвучна опушке. Пошли.

И они слезли с ворот и двинулись на другую сторону сосновой рощи за палками.

* * *

Кристофер Робин проводил утро дома, путешествовал в Африку и обратно. Он как раз сошёл с корабля и знакомился с обстановкой, когда в дверь постучал не кто иной, как Иа.

– Привет, Иа, – поздоровался Кристофер Робин, после того, как открыл дверь и вышел за порог. – Как поживаешь?

– Снег всё валит и валит, – мрачно ответствовал Иа.

– Вижу.

– И подморозило.

– Неужели?

– Да, – кивнул Иа. – Однако, – голос у него стал чуть бодрее, – землетрясений у нас в последнее время не наблюдалось.

– Что случилось, Иа?

– Ничего, Кристофер Робин. Ничего особенного. Скажи, ты где-нибудь поблизости дома не видел? Полагаю, что нет.

– Какого дома?

– Просто дома.

– И кто там живёт?

– Живу я. По крайней мере, думал, что живу. Но теперь получается, что вроде бы и нет. В конце концов, это же не дело… у каждого есть дом.

– Но, Иа, я не знал… я всегда думал…

– Не знаю, о чём думал ты, Кристофер Робин, но со всем этим снегом, ветром и морозом, не говоря уже о сосульках, на моём поле в три часа ночи совсем не так Жарко, как кажется некоторым. И совсем не Тесно, если ты понимаешь, о чём я толкую. И не Душно. Короче, Кристофер Робин, – продолжил Иа громким шёпотом, – пусть это останется между нами, и я попрошу тебя никому об этом не говорить, но там Холодно.

– Бедный Иа!

– Вот я и сказал себе: «Обитатели Леса будут жалеть, если я замёрзну». Мозгов у них нет, ни у кого, только серая вата, которой по ошибке набили им головы, и Думать они не способны, но, если снег будет падать ещё недель шесть или около того, до них, пожалуй, всё же дойдёт: «А ведь Иа не так уж Жарко в три часа ночи». Вот тогда они все поймут. И пожалеют меня.

– Бедный Иа! – повторил Кристофер Робин. Он уже начал жалеть ослика.

– Я не про тебя, Кристофер Робин. Ты – другой. А сказать я хотел следующее: я взял и построил себе деревянный домик.

– Правда? Как интересно!

– Интересно, между прочим, совсем другое, – как всегда меланхолично продолжил Иа. – Когда я утром ушёл, домик стоял, а когда вернулся, его уже не было. Что совсем не удивительно, даже, напротив, естественно, ведь это домик Иа. Но, тем не менее, у меня возникли вопросы.

Кристофер Робин уже решил, что сейчас не время отвечать на вопросы. Вернулся в дом, надел Непромокаемую шляпу, натянул Непромокаемые сапоги, накинул на плечи Непромокаемый плащ.

– Пойдём и посмотрим, что там у тебя происходит, – сказал он Иа.

– Иногда, если кто-то забирает твой дом, от него остаётся палочка или дощечка, которые не нужны тем, кто забрал дом, поэтому их и оставляют тебе. Если ты, конечно, понимаешь, о чём я. Вот я и подумал, если мы вместе сходим и…

– Пошли, – махнул рукой Кристофер Робин, и они поспешили к краю поля, где росла сосновая роща, возле которой больше не стоял домик Иа.

– Вот, – показал Иа. – И палочки не осталось! Конечно, снега у меня предостаточно, бери – не хочу. Так что жаловаться не на что.

Но Кристофер Робин не слушал Иа, потому что прислушивался совсем к другим звукам.

– Слышишь? – спросил он.

– Что именно? Кто-то смеётся?

– Прислушайся.

Они оба прислушались… и услышали, как чей-то басовитый голос поёт о том, что снег всё идёт и идёт, а другой голос, куда как более тоненький и пронзительный, трампамкает и прыгскокает в промежутках.

– Это Пух! – обрадовался Кристофер Робин.

– Возможно, – не стал спорить Иа.

– И Хрюка! – не менее радостно добавил Кристофер Робин.

– Возможно, – всё так же уныло согласился Иа. – А кто нам нужен, так это Натасканная Ищейка.

Слова песни внезапно изменились.

– Вот мы и построили наш ДОМ! – возвестил бас.

– Трам-пам! – пропел пискляк.

– Это прекрасный Дом…

– Трам-пам…

– Хотел бы я жить в таком ДОМЕ…

– Трам-пам…

– Пух! – крикнул Кристофер Робин.

Певуны разом замолчали.

– Это Кристофер Робин! – оживился Винни-Пух.

– Он сейчас как раз на том месте, откуда мы носили палки, – уточнил Хрюка.

– Пошли! – скомандовал Пух.

Они слезли с ворот и обежали рощицу, а Пух по пути то и дело радостно ахал и охал, предвкушая встречу с Кристофером Робином.

– Ой, да здесь Иа! – удивился Пух, когда закончил обниматься с Кристофером Робином и обнял Хрюку, а Хрюка обнял его, и оба подумали о приятном сюрпризе, который они приготовили Иа.

– Привет, Иа, – поздоровался Пух.

– И тебе того же, медвежонок Пух, а по четвергам в два раза больше, – уныло ответствовал Иа.

И прежде чем Пух успел спросить: «А почему именно по четвергам?» – Кристофер Робин начал рассказывать грустную историю, приключившуюся с Иа. Историю Пропавшего Домика. Пух и Хрюка слушали внимательно, и глаза у них раскрывались всё шире и шире.

– Так где, говоришь, стоял домик? – спросил Пух.

– Да вот здесь, – ответил Иа.

– Построенный из палок?

– Да!

– Ой! – пискнул Хрюка.

– Что такое? – повернулся к нему Иа.

– Я только сказал «Ой!» – нервно ответил Хрюка. И чтобы показать, что пребывает в прекрасном настроении, дважды радостно прыгскокнул.

– Ты уверен, что это был дом? – спросил Пух у Иа. – Я хочу сказать, ты уверен, что дом стоял именно здесь?

– Разумеется, уверен, – оскорбился Иа. И тут же добавил, но шёпотом. – У некоторых с головой просто беда.

– А в чём дело, Пух? – полюбопытствовал Кристофер Робин.

– Ну… – начал Пух. – Дело в том… – продолжил Пух. – Видишь ли… – добавил Пух. – Похоже на то… – и тут он понял, что объясняет не очень понятно, а потому самое время обнять Хрюку.

– Похоже, – поддержал его Хрюка. – Только теплее, – добавил он с глубокомысленным видом.

– Теплее где?

– На другой стороне рощи, где стоит домик Иа.

– Мой домик? – переспросил Иа. – Мой домик стоял здесь.

– Нет, – твёрдо возразил Хрюка. – Он с другой стороны рощи.

– Там теплее, – пояснил Пух.

– Но я хочу знать…

– Давайте пойдём и посмотрим, – предложил Хрюка и повёл всех вокруг рощи.

– Не может же тут быть двух домов, – рассуждал Пух. – Дома так близко не строят.

Они обошли рощицу и увидели стоящий на опушке очень уютный домик Иа.

– Вот он, – указал Хрюка.

– Хорош не только снаружи, но и внутри, – подчеркнул Пух.

Иа вошёл в домик… вышел из него.

– Чудеса, да и только. Это мой дом, и построил я его на том месте, где и говорил, но, должно быть, ветер перенёс его сюда. Ветер-то дул в эту сторону, вот он и подхватил мой домик, а потом опустил на землю здесь, целым и невредимым. А это место, надо признать, лучше прежнего.

– Гораздо лучше, – хором поддакнули Пух и Хрюка.

– Вот наглядный пример того, что можно сделать, проявив немного смекалки, – продолжал Иа. – Видишь, Пух? Видишь, Хрюка? Сначала, конечно, надо всё продумать, потом – потрудиться. Посмотрите на мой домик! Только так и положено строить дома, – гордо заключил Иа.

Там они его и оставили: Кристофер Робин отправился с друзьями на обед, и по пути они рассказали ему о совершённой ими Ужасной Ошибке. А когда Кристофер Робин отсмеялся, они всю оставшуюся дорогу втроём пели Песенку Для Прогулок В Снежную Погоду, причём Хрюка, который по-прежнему немного стеснялся своего голоса, ограничивался только трампамами и прыгскоками.

«Знаю, кому-то может показаться, что это просто, – говорил себе Хрюка, – но далеко не каждый способен на такое».