Текст книги "Малая"

– Я тебя никогда не просила ничего мне покупать, – выкрикиваю я, скидывая на пол первую вешалку. – Но не переживай, заберу только то, с чем пришла. И непременно перевезу все к новому ебарю!

– Какая же ты тварь, – цедит Родион, застывший в дверях спальни. – Каким бы я был придурком, если бы на тебе женился.

– Зато больше никто не будет мешать тебе тусить с Макаром, – язвительно парирую я, забрасывая вещи в спортивную сумку.

Какая же я дура, если полагала, что мы будем обниматься на прощанье. И ни о какой дружбе, разумеется, и речи быть не может. Не знаю, что Родион себе придумал, но пусть сам с этим остается.

– Я, похоже, никогда тебя толком и не знал, – неожиданно задумчиво произносит он, глядя сквозь меня. – Это единственное объяснение. Дебил такой. Думал, ты его терпеть не можешь, а ты с ним втихушку трахалась.

В груди холодеет.

– Ты о ком?

– У тебя их несколько, что ли? – Лицо Родиона болезненно кривится. – Хватит в дурочку играть. Отцу прислали видео, где ты трахаешься с Севером. Я просил показать, но он отказался. Предложил поверить ему на слово и гнать тебя в шею. Так что собирай шмотки и уебывай. Видеть тебя больше не хочу.

63

Как только машина Родиона разъяренно срывается с места, ноги перестают меня держать, и оседаю на асфальт рядом с сумкой, набитой одеждой. Еще никогда в жизни я не ощущала себя настолько жалкой, униженной и сбитой с толку. Одна мысль о том, что Родион не наврал и его отец каким-то образом получил запись нашего с Севером интима, приводит меня в ужас. Как она вообще могла появиться? За Севером кто-то следил, чтобы ему навредить? Но почему именно так? Он свободный человек и волен заниматься сексом, с кем хочет.

Господи… Прикрыв глаза дрожащей рукой, я тщетно пытаюсь проглотить подкатывающую истерику. За что? Разве можно обходиться с людьми так низко? Пусть я не обзавелась друзьями, но я не сделала ничего для того, чтобы заиметь врагов. Не совершила ничего плохого, чтобы такое заслужить. Какое теперь имеет значение, что я собиралась расстаться с Родионом? В глазах Винокуровых я беспринципная дрянь, предавшая их доверие.

Завидев меня, сидящую на корточках возле подъезда, проходящая мимо соседка косится с удивлением и настороженностью. Я заставляю себя поздороваться с ней, и подхватив сумку, медленно поднимаюсь. Нужно поскорее уехать отсюда. Погоревать можно и потом. Никто не говорил, что путь в новую жизнь будет легким.

Позволив слезам вытечь, я достаю телефон и набираю номер Севера. Услышать его голос мне жизненно необходимо, чтобы напомнить себе, что все не зря.

Несмотря на попытку говорить спокойно, при звуке его голоса слезы удваивают свой напор и слова выходят вместе со всхлипыванием.

– Привет… Как ты? У меня все плохо. Я приехала собрать вещи, и встретила Родиона… Хотела поговорить об отмене свадьбы и обо всем остальном… Без подробностей и имен, конечно… А он стал на меня кричать… Обзывался. Сказал, что его отцу прислали видео, где ты и я… Очень личное и интимное видео, как ты понимаешь. Я звоню, чтобы тебя предупредить… Если оно было снято в твоем доме, значит где-то стоит камера и за тобой следят…

– Ты где сейчас? – перебивает он металлическим голосом.

– Около дома… Около бывшего. – Всхлипнув, я поворачиваюсь, чтобы в последний раз оглядеть сверкающий фасад с накладными балконами.

– Сможешь на такси до отеля доехать? Я буду там минут через двадцать.

Я трясу головой в знак согласия.

– Да, конечно. Сейчас вызову. Только приезжай поскорее, пожалуйста.

По пути в гостиницу неожиданно раздается звонок от папы. Я в нерешительности смотрю на экран, и занеся дрожащий палец, сбрасываю вызов.

«Прости, пап, – выговариваю одними губами. – Просто не сейчас».

Он наверняка спросит, как дела со свадьбой, а я не готова ни врать, ни говорить правду. Я имею право побыть наедине с собой, когда это кажется таким необходимым. Наберу его адвоката позже и попрошу организовать разговор. Папа обязан меня понять.

Поднявшись в номер, первым делом умываю лицо ледяной водой. Оскорбительные слова Родина въелись в кожу, требуя снять причиняемый зуд.

В идеально убранной, охлажденной кондиционером комнате становится немного легче и спокойнее. В будущем нужно обязательно озаботиться собственным жильем, чтобы иметь возможность побыть в уединении и ни от кого не зависеть.

Выпив воды, я присаживаюсь на кровать, принимаясь ждать. Каждая минута, проведенная в тишине, оказывается безжалостной, заполоняя сознание стыдом и чувством вины. Сложно поверить, что еще вчера, застав Родиона с друзьями, я чувствовала себя обманутой стороной. Сегодня любой вправе бросить в меня камень. Шлюха, развратница, изменщица… И неважно, что я загодя решила отменить свадьбу и расстаться. Винокуровы никогда мне не поверят. А даже если и поверят, все равно не простят.

Представив шокированное лицо Леоны Андреевны, я болезненно кривлюсь. Почему-то именно ее реакция заботит меня больше всего. Наверное, потому что я полюбила ее как мать, с которой вынуждена перестать общаться.

Сейчас моя новая жизнь ощущается как разверзающаяся пропасть под ногами, в которую проваливается все, что когда-то было ценным. Этот разлом мог бы легко поглотить и меня саму, если бы не Север. Ради любви к нему я устою и справлюсь, как бы тяжело не было.

Входная дверь хлопает, заставляя меня вскочить. Я настолько себя накрутила, что готова слабовольно броситься к Северу на шею и разрыдаться.

– Привет… – Вглядевшись в его лицо, я машинально обнимаю себя руками. Порыв найти утешение в его объятиях исчезает. Не потому, что я в утешении я больше не нуждаюсь, а потому что попросту его не найду. Уж слишком закрытым выглядит он выглядит.

– Ты как? – Оценивающе пробежавшись по мне глазами, он смотрит на сумку. – Он тебя не тронул, надеюсь?

Я мотаю головой.

– Нет. Родион бы не стал… Просто наговорил ужасных вещей.

– Ясно.

– Что думаешь? – Я нервно кусаю губу. – По поводу записи? Догадываешься, кто ее снял?

Север смотрит на меня в упор, не моргая.

– Знаю.

Я вздрагиваю. Знает? И так спокойно об этом говорит?

– И кто это?

Его взгляд заметно тяжелеет, сверля точку в моей переносице. Нервные окончания вспыхивают, превращая тело одну большую раневую поверхность. Коснись меня чуточку небрежнее – скончаюсь от болевого шока.

– Скажи что-нибудь, – умоляюще сиплю я, внезапно потеряв голос. – Что угодно. Обещаю, я поверю.

В глазах Севера мелькает серебряная тень, щека странно дергается.

– Малая… – Он тоже звучит хрипловато. – Дело вообще не в тебе. Все началось гораздо раньше. Ты хорошая девочка и по-своему мне дорога, но я имею обязательства перед другими людьми, с которым был знаком задолго до тебя. Если бы были другие способы на твоего отца надавить – я бы выбрал, какой угодно, но не этот.

64

Окружающие предметы приобретают резкие очертания и меняют цвет. Суть сказанного Севером лишь частично добирается до разума, однако тело успевает среагировать. В ушах поднимается гул, мышцы деревенеют так сильно, что двигать губами выходит с трудом.

– Причем здесь мой папа?

Нестерпимая боль вспыхивает в левой половине груди, заставляя дернуться и машинально отступить назад. Начинает тошнить. Никто за Севером не следил – он сам и снял это видео. Ему было что-то нужно от моего отца, а я – всего лишь рычаг давления. Все эти разговоры, внимание, встречи и даже помощь с работой – всего лишь часть плана. В его жизни есть люди гораздо важнее.

Человек, в которого я так сильно влюбилась и ради которого отказалась от прошлой жизни, попользовался мной, словно одноразовой резиновой перчаткой.

– У меня с твоим отцом есть неразрешенное дело, из-за которого когда-то пострадало много людей. – Север продолжает смотреть на меня в упор. – Часть из них мертвы. Еще до посадки, я приходил к нему и просил исправить содеянное. Он отказался. В моем мире свои законы, малая, и крысятничества там не прощают. Твой отец прекрасно об этом знал.

– Зачем ты это делаешь? – хриплю я, сосредоточившись на вороте его свитера. – Зачем пытаешься очернить моего папу? Недостаточно было раздавить меня?

– Хочу, чтобы ты хотя бы попыталась понять. У твоего отца была реальная возможность тебя уберечь от случившегося. Просто отдать деньги.

– У папы нет денег. У нас все забрали по вине его бухгалтера, не заплатившего налоги.

Лицо Севера кривится.

– У твоего отца никогда не было бухгалтера, потому что он ему не нужен. В цифрах он и сам гений. И в здравом уме Мудрый бы никого не допустил к своим деньгам.

– У нас нет денег, – упрямо повторяю я. – Даже квартиру, машину и дачу конфисковали.

– Это капля в море. Денег у твоего отца больше, чем он сможет потратить до конца своей никчемной жизни. И за этого я больше всего его презираю. Столько людей кинуть, включая единственную дочь.

Выругавшись сквозь зубы, он выуживает из кармана смятую пачку и прикуривает сигарету. Наблюдая, как облако серого дыма растекается по воздуху, я недоумеваю, почему до сих пор свободно дышу. Кажется, со мной что-то непременно должно случиться: обморок, судороги, временная остановка сердца… что угодно. Боль такого масштаба не может остаться без последствий.

– А я так долго сопротивлялась чувствам к тебе. – Слова капают из меня тихо и на удивление спокойно, и даже голос не дрожит. – Пыталась избегать встреч, запрещала себе о тебе думать. Мучилась виной перед Родионом, ощущая себя безнравственной обманщицей… Потому что для меня все было по-настоящему.

– Малая…

Нахмурившись, я мотаю головой, не желая его слышать.

– Я не разрешаю тебе так себя называть. Сегодня утром, несмотря ни на что, я ощущала себя счастливой. Казалось, что возможность любить тебя без угрызений совести стоит потери всего, что у меня было. А теперь я не знаю, что делать. Ведь ты определенно не заслуживаешь моей любви.

– А как много ты потеряла своего, не навязанного? – Голос Севера звучит грубее и настойчивее. – Половину жизни прожила по указке своего отца, вторую половину пришлось бы жить под пяткой Винокурова.

– Ты делал все, чтобы я втянулась, – продолжаю я, игнорируя его замечание. – Провоцировал, флиртовал…

– И при этом я никогда не обещал тебе ни любви, ни отношений.

Сглотнув едкую горечь, забившую горло, я киваю.

– Да, ты всегда подразумевал только секс. Но при этом ты ни разу озвучил, что собираешься заснять его на видео, чтобы шантажировать моего отца. Если бы ты это сделал, это бы наверняка отбило у меня желание строить воздушные замки и видеть в тебе спасителя в сияющих доспехах. Можешь себя поздравить. Все вышло точь-в-точь, как ты сказал. Я сама к тебе пришла. Наивная идиотка.

– Линда, хватит! Если бы был другой способ решить проблему, я бы его нашел. Но его не было. Отмотай время назад, я бы все повторил. У меня действительно нет другого пути.

Вздрогнув, я обнимаю себя руками.

– Ты отвратителен.

– В твоих глазах наверняка. Но так вышло, что сейчас я единственный, кто может тебя защитить. Все, кого кинул твой отец, будут рады свести с ним счеты через тебя.

– Мне не нужна твоя защита. Вот… – Опустив заледеневшую руку в карман, я вытаскиваю несколько купюр и кладу их на журнальный столик. – С процентами возвращаю то, что дал мне в день нашего знакомства. Я больше ничего тебе не должна.

Эти деньги – половина моих скромных сбережений, но сейчас мне плевать. Выживу как-нибудь. Хуже, чем сейчас, в любом случае уже не будет.

– Забери. – Голос Севера звенит металлом. – Хватит дурить.

– Я тебе больше ничего не должна, – упрямо повторяю я, закидывая на плечо сумку. – Попробуешь меня тронуть – я закричу.

– Послушай меня, дурочка… – Стремительно шагнув вперед, Север хватает меня за плечи. – Отец твой умыл руки, понимаешь? Ты теперь сама по себе. Оставайся здесь. Я за тобой присмотрю.

Его прикосновения провоцируют новый приступ боли. Сжавшись, я мотаю головой и пячусь назад.

– Я все равно уйду. Рядом с тобой невозможно…

Пусть и задержкой, но Север меня отпускает. Легче дышать, увы, не становится. Когда я вылетаю из номера, грудь раздирает так сильно, что в пору завыть. Закончилась не только моя старая жизнь, но и едва начавшаяся новая.

По пути к лифту раздается телефонный звонок. На экране мигает номер папы.

Сдавив рот мокрой от слез рукой, я принимаю вызов.

– Почему не берешь трубки? – грубо рокочет динамик. – И чем ты, блядь, думала, прыгая в койку хер пойми с кем? Что я тебе всю жизнь вдалбливал? Никому нельзя доверять! Ты хоть понимаешь, что наделала?

До крови закусив губу, я наблюдаю, как двери металлической кабины разъезжаются, и, не дождавшись моей реакции, равнодушно закрываются. Слезы свободно стекают по лицу, заливая ворот футболки. Почему они все такие жестокие? Даже папа.

– Извини, сейчас я не могу разговаривать, – глухо выговариваю я и сбрасываю вызов.