Текст книги "Философия крутых ступеней, или Детство и юность Насти Чугуновой"

13

Закончив дома скрипичный урок, Настя повеселела и поторопилась к шкафу с верхней одеждой. Она взяла с полки бабушкину каракулевую шляпку и надела, потом обернула тонкую шею полысевшей лисьей горжеткой, конец которой перекинула через плечо. С позволения бабушки внучка открыла её давно забытую коробочку с косметикой, напомадила губы, подвела брови чёрным карандашом и припудрилась. Сделав взгляд бессмысленным, она подбоченилась и прошлась перед стариками, закидывая ногу за ногу, покачивая бёдрами. И всё это так напоминало движения «модели» на эстраде, что дед с бабушкой восхитились и захлопали в ладоши.

– Чудо наше! – воскликнула Вера Валерьяновна. – Где же ты этому научилась? Прямо как настоящая модель!

– Будто и научиться негде, – сказал дед. – Включай телевизор и учись. Главное не то, что научилась, а то, как своеобразно и интересно передала.

– Я не модель. Я путана, – сказала Настя, скрутила бумажку и, как сигарету, вставила трубочку в рот.

Дед с бабушкой переглянулись и не стали расспрашивать, заострять внимание ребёнка на осмыслении скользкого словца, пущенного эстрадниками в народ.

Настя стёрла с лица помаду и пудру, нарисовала себе усы и бородку, надела кепку деда и сдвинула её набекрень, обмоталась его шарфом и пошла, насвистывая, делая вид, что держит руки в карманах брюк.

– А это кто? – спросила Вера Валерьяновна.

– Разве не узнала, бабуля? Этот красивый мужчина – наш дедушка, когда он был молодой и приплывал к тебе на большом пароходе.

– Нет, я не такой был, – сказал Андрей Иванович. – Бородку не отпускал, не держал руки в карманах и не насвистывал. А шарф надевал только под пальто. Ты представила какого-то выдуманного пижона.

Тут же внучка свернула себе из шарфа чалму, скрылась от опекунов и вернулась к ним ползком, с кухонным ножом в зубах.

– Аллах акбар! – сквозь нож прохрипела она.

– А это ни к чему, – сказал Андрей Иванович. – С ножом шутки плохи. Можешь пораниться. И не нужны нам в доме исламские боевики. Откуда у тебя стремление лицедействовать? Раньше ты нам изображала зайчика, медведя; мычала, рычала, хрюкала, мяукала, блеяла. А теперь показываешь сцены с переодеванием. Очень интересно… У тебя богатая фантазия.

– Когда внучка была совсем мала, и я выводила её погулять во двор, то, помню, она разыгрывала такую пантомиму, – сказала Вера Валерьяновна. – Фантазировала, будто в её пустой игрушечной коляске лежит ребёнок, и поправляла ему чепчик, пелёнки, ласкала, укачивала и что-то нашёптывала. Один мальчик смотрел-смотрел то на неё, то в коляску, а потом очень глупо засмеялся. Ты не помнишь, Настенька?

– Помню, – ответила внучка и пошла кружиться по комнате в импровизированном танце, под конец которого выкинула руку вперёд, другую отвела назад и сделала лёгкий прыжок, похожий на антраша.

– Матушки-светы! – изумилась Вера Валерьяновна.

– Я хочу научиться танцевать, – сказала девочка, переводя дух и широко улыбаясь. – Дорогие дедушка с бабушкой! Не могли бы вы отвести меня в такую школу, где танцуют?

– Что это тебе взбрело? – сказал Андрей Иванович. – Куда мы должны тебя отвести?

– А есть такая специальная школа. Я от девочек слышала.

– Да, знаю, есть у нас в городе хореографическая школа. Но когда тебе, подумай, в неё ходить, если ты уже занимаешься в двух школах?

– Миленькие! Пожалуйста!..

Внучка подмешала в голос плаксивости и пустила слезу. Дед с бабушкой знали: раз просит, то от своего уже не отступит, вцепится в них мёртвой хваткой. Дожидаясь, когда Настя вцепится, Вера Валерьяновна вздохнула.

– Легко сказать! – опять заговорил Андрей Иванович. – Ты, видно, пропустила мимо ушей мои слова о твоей загруженности, о недостатке у тебя времени. И дети в хореографической школе танцуют с осени, а теперь зима. Кто тебя возьмёт?.. Может быть, ты расхотела учиться музыке?

– Не расхотела! Зачем ты так говоришь? Я везде успею! Вы с бабушкой увидите!

– Но это невозможно, пойми! Некогда тебе ходить в третью школу!.. Знаешь, нам надоело, что ты, не раздумывая, подражаешь другим детям. На скрипке захотела играть по примеру соседского мальчика, и в хореографическую школу, наверно, просишься потому, что в неё пошла какая-то знакомая тебе девочка. Есть у тебя своя голова на плечах? Можешь ты размышлять и действовать самостоятельно? Или способна только подражать?

Настя заплакала. Дед кашлянул, шмыгнул носом и пожевал губами.

– Ну что ты, кисонька? – сказала Вера Валерьяновна, наклоняясь к внучке.

– Я от обиды плачу, – ответила девочка, закрывая лицо руками и всхлипывая.

– Может быть, всё-таки сводим её в хореографическую школу? – обратилась бабушка к деду. – Возьмут – поглядим, что из этого выйдет, а не возьмут – пусть уж тогда не обижается.

– Хватит, хватит реветь, Книппер-Чехова! – Андрей Иванович похлопал Настю по плечику. – Не дави на сострадание! Ну-ка, отними руки от лица, я посмотрю, по-настоящему ты плачешь или понарошке… Хорошо, поговорю с директором хореографической школы. Не знаю, как ты, в случае чего, сможешь заниматься ещё и танцами, ума не приложу.

Настя затихла. Руки от лица она не сразу отняла, но раздвинула пальцы, и сквозь них, показалось деду, на него глянул хитрый повеселевший глазок.

* * *

Едва ли бы допустили новенькую к сложным танцевальным занятиям в разгар учебного года, не будь Чугунов знаком с директором Зайцевым, хореографом опытным и уже седым, но юношески стройным и подвижным. Зайцев велел Насте показаться врачу, проверить сердце, лёгкие и установил для неё месячный испытательный срок занятий. Бабушка, как наказал директор, купила внучке белый гимнастический костюм, приготовила мягкие тапочки и закрутила волосы на затылке. И Андрей Иванович повёл ребёнка на урок хореографии, досадуя на себя за то, что поддался на уговоры внучки. «И ведь как ловко подъехала! – думал он. – «Дорогие!.. Миленькие!.. Ну, пожалуйста!..»

Школа была в один этаж. Она стояла отдельно от других уличных строений, в низком месте, куда с тротуара вела каменная лестница с железным поручнем. Если глядеть от мостовой, то из низины выглядывали только двускатная крыша хореографической школы и верх кирпичной коробки.

Чугунов до гимнастического трико раздел внучку в тесноватом и тускло освещённом вестибюле. Настя обула тапочки, помахала деду и ушла с девочками своего возраста за дверь узкого коридора, в который выходили двери классов.

До конца её занятий Андрей Иванович то ходил по вестибюлю, мозоля глаза пожилой гардеробщице, скучавшей за дощатым барьером на стуле, то садился на скамью рядом с родственниками других малышей. Танцоры старших групп продолжали работать, когда первоклашки уже с шумом распахнули дверь и хлынули из коридора в вестибюль.

– Тише! Тише, баловники! – сказала гардеробщица.

Дети было присмирели, но, бросившись к отцам и матерям, дедушкам и бабушкам, снова пошли галдеть. Они просили пить, есть и жаловались на усталость. Все девочки были в белых гимнастических трико и в тапочках. У одних волосы собраны в «кичку» на макушке, у других, как у Насти, в узел на затылке, то или другое – по правилам хореографических занятий: педагогу необходимо видеть шею и лицо танцовщицы. Настя, разгорячённая, румяная, в испарине, с разгону повисла на деде и долго его не отпускала, взахлёб рассказывая, как ей понравилось танцевать. Вера Валерьяновна дала ему полотенце для Насти. Андрей Иванович оторвал от себя внучку, вытер ей полотенцем открытые потные места тела и сразу накинул на плечи меховую дублёнку, чтобы Настю не охладил зимний воздух, проникавший в тёплый вестибюль через наружную дверь. Мать Насти носила эту дублёнку в раннем детстве. Она передала дочери немало своих вещей, из которых давно выросла.

Из коридора в вестибюль вошли две девушки лет пятнадцати. Эти были в эластичных чёрных костюмах. Чугунов отвлёкся от внучки и загляделся на худощавые вдохновенные лица юных балерин, стройные шеи, тонкие талии, точёные ноги. Походки их были грациозны. Обычные девчонки так не ходят. «Существа из сказки», – подумал Андрей Иванович.

Скрипнув дверцей, балерины вошли в раздевалку. Гардеробщица налила в кружку кипячёной воды из чайника и дала им попить. Девушки выпили по глотку, а оставшейся в кружке водой освежили лица. Когда они ушли, гардеробщица, ни к кому не обращаясь, сказала:

– Разумные. Не велят им пить во время занятий, разрешают только горло промочить, они и терпят. А внутри всё горит.

– Бедные! – откликнулась одна из бабушек.

Настя тоже увидела балерин и восхитилась ими, но, когда дед уставился на девушек, она дёрнула его за рукав.

– Куда смотришь? На меня смотри!

– Ревнуешь? – спросил Андрей Иванович.

– Не ревную, а возмущаюсь. Я тебе родная, а они чужие.

Он ухмыльнулся, помог Насте собраться и увёл её на улицу.

14

Когда Настя выдержала месячное испытание и утвердилась в составе малышовой группы, Чугунов зашёл к концу урока в балетный класс и обратился к балетмейстеру Венгеровой:

– Здравствуйте, Нина Васильевна. Я дед Насти Чугуновой. Разрешите посмотреть ваши уроки.

– Извольте, – немногословно ответила она.

– Спасибо. Если можно, я на очередной урок и приду.

– Приходите. Значит, вы дедушка Насти, – сказала Венгерова и глянула на Настю, отдыхавшую в отдалении на низкой скамье у стены. Девочка послала деду два воздушных поцелуя и заговорила с подружками. – Я часто вижу вас вместе, – продолжала Венгерова. – Настя мне рассказала, что занимается в музыкальной школе и что вы её туда водите.

– Верно, третий год внучка занимается музыкой. Она скрипачка. Я не только вожу её в музыкальную школу, но и пребываю с Настей на уроках сольфеджио, скрипичного и фортепьянного мастерства.

– Как же ребёнок совмещает две школы искусств с общеобразовательной школой и как выдерживает нагрузки?

– Так и выдерживает. Вы её спросите. Она сама захотела. С расписанием занятий нам повезло. В музыкальной школе Настя бывает с утра, а к вам ходит после общеобразовательных уроков, едва успевая поесть и немного отдохнуть. Её жизнь переполнена работой. Только в выходные и праздничные дни Настя выбирает время для детских развлечений. Один знакомый поэт, заехавший к нам в гости, так подписал ей свою книжку стихов: «Трудяжке-малютке, у которой нет свободной минутки».

– А вы как с ней справляетесь?

– Бабушка обихаживает внучку, обстирывает, старается получше накормить, ласкает, ублажает, а я бегаю с ней то в одну школу, то в другую, то в третью, провожаю, дожидаюсь, встречаю, а в музыкальных классах и сижу на уроках.

– Интересный вы дедушка, – сказала Венгерова…

В следующий поход на занятия по хореографии Андрей Иванович снова раздел Настю до гимнастического костюма, снял с себя зимнюю куртку, шапку и сдал одежду гардеробщице. Они с Настей прошли в класс, поздоровались. Девочка присоединилась к своей группе, а дед сел на скамейку. Педагог попросила детей не обращать внимания на постороннего взрослого, и Настя тоже старалась не оглядываться на деда. Оконные занавески были задёрнуты, чтобы озорники с улицы не заглядывала в класс. Одна из учениц взяла в углу пластмассовую леечку и стала разбрызгивать воду по дощатому некрашеному полу.

По команде педагога дети построились в шеренгу. Среди девочек Чугунов заметил невысокого худого скромного мальчика, одетого в белую майку и чёрные трусы. Старенькая пианистка с морщинистой шеей, низко склонясь над пианино, ударила по клавишам, и дети под бодрую музыку прошлись для разминки, пробежались и сделали лёгкие гимнастические упражнения.

Они встали боком к балетному станку, протянутому вдоль зеркальной стены, и, держась одной рукой за деревянный поручень, косились на себя в зеркало. Некоторые девочки казались Андрею Ивановичу пузатенькими, как воробьи, и тонконогими.

Венгерова, классически стройная темноволосая женщина, в спортивном костюме, прошлась мимо ребят. Она была замечательным хореографом, находкой для школы, так как много лет работала прима-балериной в Таджикском театре имени Айни. Из-за недавних грозных выступлений националистов она спешно уволилась из именитого театра и уехала из Душанбе.

Балерина остановилась перед детьми, соединила пальцы рук в замок и произнесла негромко:

– Приступим. Повторим пять основных балетных позиций. Встаньте, пожалуйста, в первую!

Не отпуская поручень, ученицы и ученик протянули свободную руку вдоль туловища и немного её выгнули; плотно соединили пятки, а ступни развели по прямой линии.

– Молодцы! Теперь – во вторую позицию!

При том же положении рук дети поставили ноги на ширину плеч, опять разведя ступни по прямой линии.

– Молодцы!..

Так же старательно ученицы и ученик встали в третью, четвёртую и пятую позиции, по-разному выворачивая ступни. Поблагодарив детей за работу, педагог обратилась к ним с короткой речью о делах, неведомых Чугунову и очень ему любопытных.

– Неплохо… Но те из вас, кто ещё путается в исполнении позиций, должны побыстрее их заучить. Вы уже не очень маленькие, вам по семь-восемь лет, и пять основных балетных позиций вы должны помнить назубок. Они – основа танцевального искусства. Позднее, если продолжите хореографическое образование, вы будете исполнять и классические партии, и танцы народные или историко-бытовые. Но в каждый ваш номер будут заложены, прежде всего, главные балетные позиции, во-вторых, принцип художественного развития: от простого – к сложному, то есть от позиций к комбинации движений, от комбинации – к законченному танцу… Ну, об этом пока довольно. Позднее я вам ещё много чего расскажу… Повторим упражнения у станка. Повернулись к нему лицом. Выполняем «батман-тандю назад». Взялись за поручень обеими руками. Начали! И – раз, два, три, четыре! И – раз, два, три, четыре!..

Под красивую фортепьянную музыку дети отставляли ногу назад – и в сторону, назад – и в сторону; а педагог следила, чтобы их действия были правильны.

– Маша, прогни спинку! Катя, оттягивай носочек и выпрямляй ножку! – окликала она детей, не сбивая их с ритма.

Завершив «батман-тандю», ребята повторили, «деми-плие», а потом «большое плие», в которых они, встав опять к станку боком, держась одной рукой за поручень, а свободную плавно вскинув на уровень плеч, своеобразно упруго приседали. Педагог раздёрнула занавески. В классе посветлело. На дождевых скатах за окном тонким слоем лежал снежок. На расстоянии двух десятков метров от школы виднелся склон низины. На склоне росло старое дерево, нависнув над засевшим в яме зданием; директор Зайцев собирался это дерево спилить, так как и свет застилало, и могло грохнуться на крышу. По тротуару над низиной проходили люди, а дальше на проезжей дороге мелькали верхи движущихся машин.

– Оставили станок! – скомандовала Венгерова. – Вышли на середину класса! Смотримся в зеркало и выполняем знакомые нам упражнения на отработку сценических движений!.. Вспоминаем, что артисты балета ходят мягко, пластично, голову держат горделиво, осанкой подчёркивают совершенство фигуры… Зинаида Яковлевна, – это тапёрше, – дайте, пожалуйста, светлую музыку с неотчётливым ритмом!.. Работайте, ребята! Сейчас ваши руки движутся столь плавно и вместе с тем ловко, точно вы стараетесь подхватить на лету пушинку… А вот вы срываете нежный цветок и боитесь его повредить… Теперь у вас выросли крылья, и вы с восторгом и замиранием сердца поднимаетесь на них в полёт… Помахивая над головой руками, представляйте дымок, вьющийся из трубы над крышей дома… Что, устали? Хорошо, отдохните немного, только не сидя на скамье, а прохаживаясь…

– Отдохнули? – сказала она. – Тогда поучимся удерживать равновесие на одной ноге, садиться на шпагат, прыгать, перемещаться по классу в кружении. То, что не успеем сегодня, сделаем на очередном занятии… Труд балерины прекрасен, но тяжёл. Он заключается не только в выступлениях на сцене, но и в каждодневных неустанных изнурительных репетициях. Укрепляйте здоровье. Танцоры должны быть трудолюбивы, выносливы, дисциплинированы; а балеринам предстоит воплощаться то в скромный полевой цветок, то в пышный садовый розан, порхать бабочкой, плыть лебедем, вертеться волчком, парить в небесах, гнуться, как гуттаперчевая. Главное: уметь проникнуть в глубины реальных и сказочных образов…

Андрей Иванович едва успевал записывать, но всё же посматривал на внучку. Он забыл, как не хотел, чтобы Настя занималась хореографией, и теперь радовался, что она занимается ею. В нём играло дедово тщеславие, и внучка виделась ему самой стройной, способной и старательной из всех маленьких танцовщиц.

– Настя Чугунова! – услыхал он голос педагога. – Я учила тебя прыгать так, как прыгает с камушка на камушек горная козочка, серна! А ты взбрыкиваешь, как озорная домашняя коза, у которой ноги не гнутся! Что ты с грохотом опускаешься на пятки? Ну-ка, попрыгай на носочках!

Дети засмеялись. Балерина улыбнулась. Настя на мгновение скривилась, но тоже рассмеялась. Андрей Иванович смутился.

Когда урок закончился, и дети поспешили в вестибюль, а за ними пошла старенькая тапёрша, Венгерова оглянулась на Чугуновых и спросила:

– А вы почему не уходите?

– Я задержался, чтобы поблагодарить вас за урок, – сказал Андрей Иванович, подойдя к балерине поближе. – Настя, посиди на скамейке, я поговорю с педагогом… Это такая прелестная картина: маленькие дети приобщаются к танцу! Как они охотно выполняли всё, что вы им велели! Как старались! Дорогая Нина Васильевна, вы прекрасно работаете с детьми! Вот всё, что я хотел вам сказать.

Похвалу бывшая прима выслушала с достоинством и слабо заметным удовольствием. Во всём её облике были видны замечательные признаки артистки балета, о которых она говорила детям.

– Слишком малы мои воробышки, – сказала Венгерова. – Они пока даже не первоклашки, а подготовишки. У них ещё слабые косточки. С девяти лет можно начинать детям заниматься хореографией. Я их берегу, играю с ними. Дети любят играть. Те азы, какие я им сейчас задаю, они, как подрастут, станут проходить на более высоком уровне. Но они уже запоминают позиции, упражнения, термины, сведения о балете…

Настя посидела на скамье и пошла дергать Андрея Ивановича за рукав. Разве она могла долго терпеть то, что дед не обращал на неё внимания? Он как раз думал спросить педагога о своей внучке: есть ли у неё танцевальные способности, – а тут она подошла и стала звать его домой.

– Ты очень нетерпелива, Настя, – сказала балерина. – Нехорошо мешать взрослым людям разговаривать. До свидания. Вы с дедушкой ступайте, а то ко мне скоро придут ребята постарше.

15

– Здравствуйте, Аристарх Петрович! – начал Чугунов телефонный разговор с директором завода железобетонных изделий. – Пожалуйста, простите за беспокойство, но я возвращаюсь к вашему предложению финансировать издание моей книги. Если оно остаётся в силе, то я готов отдать рукопись в печать.

Эти подобранные слова он выговорил с таким тяжёлым преодолением нерешимости, что голос у него осип, а во рту пересохло.

– Да, – сказал Нестеренко, – всё будет так, как я сказал. Обещание выполню. Значит, повторяю, нужны смета расходов и банковские реквизиты издательства, в котором собираетесь печатать книгу. Не тяните с этим делом. Побыстрее давайте сведения. Всего доброго! После поговорим.

Краткость, сухость и клятвенный тон его ответа подтвердили догадку Андрея Ивановича: обстановка на заводе уже не в полном порядке, у директора возникли затруднения. «Не надо бы осложнять ему жизнь моими заботами», – думал Чугунов, но возможность издать «Хирургию ныряющих кораблей» упустить он не мог и жалел, что промедлил…

Государственных издательств, наверно, уже не стало, а частные одно за другим возникали. В Григорьевске они печатали, главным образом, рекламные проекты, календари, конторские бланки и избирательные бюллетени. Знакомые литераторы подсказали Андрею Ивановичу, где за публикацию книги издатели возьмут не слишком дорого и напечатают сравнительно хорошо; и после новогодних праздников, глядя в примороженное окно маршрутного автобуса, он поехал в издательство, приютившееся на первом этаже управления «Сельхозтехника», на дальней окраине города. Недалеко от «Сельхозтехники» в виду загородных пустырей стоял электромеханический завод «Авангард», от него тянулась узкоколейка, пересекавшая асфальтовую мостовую.

Встретили Чугунова в новом издательстве приветливо. В тесном редакторском кабинете сидела худенькая остроносая большеглазая особа, не из красавиц, но со вкусом одетая, аккуратно причёсанная и подмоложенная косметикой. За её столом на фанерованной стене, разделанной под орех, висела лицензия на владение издательством.

Он назвался и сказал, что принёс для публикации рукопись романа. Сотрудница издательства представилась ему Полиной Васильевной Морозовой, техническим редактором и пригласила Чугунова сесть.

Андрей Иванович, сняв головной убор, сел напротив сотрудницы и положил на стол папку.

– А что, больше у вас тут никто не работает? – спросил он. – Вы одна? Ни директора, ни главного редактора?

– Почему? – ответила Морозова. – У меня есть помощник, он уехал в командировку. Главного редактора в издательстве нет. Нет ни литературных, ни художественных редакторов, ни корректоров. Пока такая у нас организация работы, всемерное удешевление производства. А директор существует. Он и учредитель и спонсор. Его фамилия Самсонюк. Слышали?

– Это не владелец ли газеты «Эх, времечко!»?

– Да, это он. Наш директор – ещё и депутат Областной думы.

– Как же! Человек известный! Мне попадалась на глаза его жёлтая газета. Выходит приличным тиражом и скоро раскупается, потрафляя вкусам и чувствам невзыскательных читателей.

– Вы не правы. Газета Самсонюка не вполне жёлтая, – вежливо не согласилась с Чугуновым технический редактор. С её лица редко сходила приятная улыбка, но вдруг она точно ветерком сдувалась. – Газета, скорее, остросовременная… Мы арендуем у «Сельхозтехники» три комнаты. В соседней работает бухгалтер, а в самой большой – трое компьютерщиков. У нас новейшая техника набора. Компьютерные диски мы отвозим в печатно-брошюровальный цех. Это в другом месте города. Книгу свою вы получите у них.

– А кто будет распространять?

– Вы. Это забота автора. Мы не распространяем.

– Ничего себе! – воскликнул Чугунов. – Что же я буду делать с тиражом?

– Придётся вам самому им распорядиться, – сказала Морозова. – Отдайте в книжные магазины. Теперь все писатели так делают, кроме модных. Немодных я жалею.

Она взяла лежавший под рукой калькулятор, посмотрела количество страниц в рукописи Андрея Ивановича и посчитала затраты на издание этих страниц тиражом в одну тысячу экземпляров. Технический редактор сообщила автору, что их издательство сможет выпустить роман только в мягких обложках, так как для оформления книги в переплёте печатно-брошюровальный цех пока не приобрёл оборудование.

– Годится, – ответил Чугунов. – Тут уж не до переплёта. Чем дешевле, тем лучше.

– А бумага в книге будет неплохая, – сообщила Полина Васильевна. – Белая офсетная.

– Спасибо. Порадовали.

Он думал, что на этом разговор о выпуске его книги закончится, но редактор ещё предупредила:

– Не забудьте подыскать себе художника и принесите мне, пожалуйста, макет обложки романа. За ходом и качеством печатания я лично прослежу до конца. Выйдет книга тем скорее, чем раньше её производство будет оплачено…

Расположившись к Чугунову, она заговорила с ним о личном участии в организации издательства, совсем молодого, слабого и беззащитного. Морозова была соучредителем Самсонюка. Со временем, сказала она, их фирма накопит большой капитал, опыт, окрепнет, расширится, наберёт полный штат сотрудников, заимеет печатный цех и станет работать по классическому образцу, оплачивая издания книг, распространяя книги и выдавая авторам гонорар.

– Хорошо бы, – ответил Чугунов. – Задумка у вас благородная.

– Из художественной литературы, – сказала редактор, – мы до сих пор выпускали только сборнички стихов. Вы первый пришли к нам с прозой, с большим материалом. Готовя вашу книгу, будем повышать свой издательский уровень.

– Понятно, я у вас подопытный прозаик, – сказал Андрей Иванович. – А договор мы с вами заключим?

– Нет, письменного договора не будет. Пока мы не заключаем с авторами договоры. Зачем они, когда в нашем издательстве ещё многое не предусмотрено, не узаконено? Но могу вам твёрдо обещать: книга выйдет в хорошем грамотном исполнении.

– Странно, – сказал Чугунов. – Невероятно. Не привыкли писатели к таким взаимоотношениям с издателями, когда те не предлагают даже заключить договор. Извините, но вы моей рукописью поинтересуетесь хоть немножко? Вдруг я там всякую мерзость написал?

– Рукописью поинтересуюсь обязательно, только на уровне читателя, а не литературного редактора. Кое-что я в литературе смыслю, у меня филологическое образование; но в тексты ваши не стану вмешиваться, просто не посмею. Я ведь знаю вас как очень хорошего прозаика. Читала ваши рассказы.

– Правда? – сказал Андрей Иванович. – Мне приятно.

– Да, чуть не забыла, – сказала Морозова. – Вы, конечно, на деньги спонсора выпускаете роман?.. Пусть в денежном переводе на наше имя будет помечено: «для издания книги Чугунова».