Текст книги "Аполлон"

Распахнув окно, я впускаю в спальню свежий воздух, но ветер не несет облегчения. Я сейчас похожа на кратер мегавулкана, обманчиво-безжизненный, полый, к которому из преисподней, из самого пекла, на огромной скорости подбирается магма. Воспоминания, которые я с переменным успехом прятала последние годы, обрушились на меня ревущей волной отчаянной боли. Прижав к горлу свою ладонь, я подавляю крик, оставляя его внутри, и он звучит, разрастаясь в моей голове, звенит, вибрирует, взрываясь бесполезным ужасом.

Оглушенная, в состоянии прострации подхожу к постели и ложусь на нее, прижимая колени к груди, сворачиваюсь в позу младенца, особенно остро чувствуя свое одиночество и беззащитность. Холодное оцепенение сковывает мышцы, подступает, наваливаясь своей тяжестью, мысли застилает темная пелена боли и леденящих душу кадров, не постановочных, а реальных. Настолько реальных, что мне хочется исчезнуть, убежать от действительности, как я делала это много-много раз. Скрыться в блаженной тьме, где нет мыслей, нет памяти, нет ничего, что причиняет боль. Тишина и покой…. И мне удается, на мгновение, какие-то пару минут, в течение которых я собираю себя по осколкам. Снова.

Открываю глаза, с удивлением замечая, что лежу в кромешной темноте. Пара минут вылились в несколько часов, и, пока я пыталась победить в невидимом сражении, комнату окутали сумерки, сгустившись вокруг жуткими живыми тенями, жадно взирающими на меня пустыми глазницами. Они ждут, так долго ждут. Иногда шепчут, взывая, уговаривая. Я нужна им зачем-то. Я не боюсь. Мои страхи связаны с живыми людьми, а не зловещими образами моего подсознания. Я не сумасшедшая. Я не Ари.

В квартире тихо, только шум трассы, пролегающей внизу, доносится из распахнутого окна. Прохладный ветер шевелит шторы, охлаждает мою пылающую кожу. Где-то наверху лает собака, и работает телевизор. Я встаю и на негнущихся ногах выхожу из комнаты. Мне нужно убедиться, что Ари послушалась и собрала вещи, а не напилась до отключки, поддавшись эмоциям. В общей гостиной темно и тихо. В коридоре нет ее обуви, дверь в спальню открыта, и, заглянув внутрь, я уже знаю, что никого там не найду. Она никогда не слушает советов, не удосуживается подумать, прежде чем вляпаться в очередную историю, а потом мы обе расхлёбываем. Я не могу ее бросить, хотя миллион раз обещала себе сделать это. Мы крепко связаны одной пожизненной камерой, как два приговорённых узника. Без права на помилование и досрочного освобождения. На нашей клетке нет замка, но все же мы пленницы. Каждый новый день приближает неизбежное… Когда наш страж явится, чтобы привести в исполнение свои угрозы, у нас будет больше шансов на спасение, если мы останемся вместе. Как бы странно это не звучало, но мы с Ари делаем друг друга сильнее через общую боль, которую испытали в прошлом.

Раздраженно толкнув дверь в ее комнату, я прохожу внутрь, включая свет. Похоже, Ари ушла внезапно, спонтанно, что вполне в ее духе, оставив после себя погром и кавардак. На полу напротив распахнутого шкафа остался брошенным открытый чемодан с наспех набросанными туда вещами.

Тяжело вздохнув, я несколько раз набираю ее номер, но чертовка не берет. Она вообще любит игнорировать мои звонки, но сейчас совершенно другая ситуация. Ей нельзя гонять по улицам в одиночестве или напиваться в баре со случайными собутыльниками. Безумная, безответственная… Мысли обрываются, когда несколько раз моргнув, свет в комнате гаснет, погружая меня в зловещий полумрак. Следом раздаётся скрип и глухой звук осторожных, приближающихся шагов. Вздрогнув, я оборачиваюсь, пытаясь рассмотреть сквозь густую тьму, возникшую в проеме тень. Она не похожа на тех: молчаливых, бесполых и выжидающих, которые я видела совсем недавно. Эта тень живая, опасная, излучающая черную энергию, подавляющую меня своей мощью. Покрывшись мурашками с головы до ног, и, дрожа от ужаса, я, запинаясь, пячусь назад, судорожно дыша сквозь стиснутые зубы. Пальцы снова и снова набирают номер Арианы, которая так нужна мне сейчас…

– Пожалуйста, Ари… Здесь кто-то есть. Он нашел нас… – хрипло шепчу я в трубку. Спина упирается в подоконник, и я всхлипываю отчаянно, в голос. Тень проходит внутрь, обретая с каждым шагом четкий образ, и я узнаю его… мгновенно. Горло разрывает крик, вырывающийся глухим хрипом.

– Пожалуйста, не надо. Я не хочу, – голос, как невнятный шелест срывается с губ. Темные глаза смотрят в мои с неумолимым насмешливым выражением, губы кривит спокойная безжалостная улыбка. Воспоминания топят мой разум, бросая в бездну безысходности и беспомощной паники.

– Пожалуйста, уйди. Оставь нас. Никто не узнает… – умоляю я, роняя телефон, и он с глухим ударом падает на пол, разлетается на части. Звук кажется оглушительным в звенящей напряженной тишине.

– Конечно, никто не узнает, – произносит приблизившийся вплотную оживший кошмар. – Никто и никогда, – его ладонь с обманчивой лаской прикасается к моей щеке. Я пытаюсь, но не могу отвести взгляд, порабощенная черными бездонными глазами. Парализованная ужасом, я почти со смирением понимаю, что мольбы не помогут. Я бессильна перед ним, и он сотрёт меня снова. Прямо сейчас… По щекам стекают молчаливые слезы, губы что-то шепчут, как в бреду. Из расширившихся зрачков мне улыбаются знакомые тени, приветствуя, торжествуя. Их ожидание подошло к концу. Закрыв глаза, я чувствую, как темнота вибрирует под сжатыми веками, подбираясь ближе, обволакивая, и, поглощая. Его руки обнимают меня за плечи, властные, сильные.

– Ты сама меня позвала, бабочка, – шепчет его тягучий голос, проникая в меня вибрирующим потоком энергии, разрушительной, темной, сокрушающей. Дрожь покидает тело, вместе со способностью мыслить и анализировать. Сопротивление угасает, оставляя только звон, свист и скрежет… И мой крик, так и не сорвавшийся с губ.

Глава 5

Марк

«Если бы мы были настоящими, то выстояли бы. Разве нет? Я знаю, что пройдет несколько лет, и все случившееся с нами покажется сном, размытым воспоминанием. Я был ее первой любовью, а она – моей единственной».

Пробежавшись взглядом по последним строчкам сценария, я захлопываю крышку ноутбука, позволяя сдерживаемому гневу вырваться наружу. Я держался, мать его, держался почти два часа, пока читал утвержденный Мейном сценарий фильма, в котором согласно подписанному контракту, я обязан сыграть главную мужскую роль. Он выслал мне его на электронную почту с официальным пояснением того, что корректировки рассмотрены не будут, и мне предоставлена конечная версия сюжета.

Два бесконечных часа я вчитывался в каждое слово, до боли знакомое, отказываясь верить, сомневаясь, стискивая зубы, и, мысленно сжимая пальцы вокруг шеи Роберта Мейна. Я душил его на каждом переворачивающем мою душу событии, описанным им с точностью, объяснить которую способен только один человек. Точнее одна. Ублюдок опять решил повторить старый трюк. Я должен сыграть самого себя. И это не метафора, а долбанная реальность, прописанная в сценарии. Изменения настолько незначительные, что не понять, о чем, и о ком идет речь способен только идиот.

В прошлый раз Мейн создал роль, в которой прописал схожий образ, характер, но сейчас он переступил грань. Украл то, что ему не принадлежит, влез туда, куда его не звали. Использовал самый распространённый метод, послав в «разведку» бабу. Отлично успел изучить меня, мои вкусы. Извращенный, сумасшедший сукин сын. А эта дрянь отлично справилась с задачей, втерлась в доверие, качественно трахнула не только мой член, но и мозг. Я не знаю, что я с ней сделаю, когда доберусь. Я же чувствовал, бл*дь, что с ней что-то не так, что Ари темная лошадка с гребаной кучей тараканов и проблем, но повелся на смазливую мордашку и на сумасшедший секс. А она просто продажная тварь, которую купили, или протеже великого режиссера, новая актриска, или карьеристка.

Мне похер, что заставило Ари переслать мой файл Мейну. Деньги, слава, амбиции… Причины волнуют меньше всего. Я убью ее, вытрясу из нее душу. Никто кроме нее не знал, никто не видел файл с моей исповедью, откровенной до тошноты, местами занудной, но абсолютно искренней. Как Ари посмела? Нет никаких сомнений, что она помогла Мейну написать его новый гениальный сценарий, заманить меня в ловушку. Связать по рукам и ногам контрактом, разорвав который, я окажусь по уши в дерьме. Но мой отказ ровным счетом ничего не изменит. Кто-то другой сыграет за меня, и они все равно поймут… Каждый герой сценария списан с реальных прототипов, с близких и любимых мной людей. Если фильм выйдет в прокат, они меня возненавидят. И будут правы. Но даже не это самое страшное… Я снова могу разрушить жизнь Джульетты, хотя больше всего на свете хочу, чтобы она была счастлива. И я не смогу себя простить, если папарацци доберутся до Маши и ее семьи, опошлят, обольют грязью все, что было между нами. Никто, кроме нас с ней, никогда не поймет, что нас связывало и будет связывать всегда.

Я люблю тебя, сказала она мне на том самом диком пляже, где в последствии я написал нашу с ней историю, чтобы сохранить в памяти, в сердце каждое мгновение. Я так мечтал показать ей океан и город, которыми грезил. Совершенно другую жизнь. Она бы нам и не снилась, останься мы оба в Твери. И однажды мое желание сбылось. Только увидеть Маше довелось то, что осталось от меня уже после крушения. И она пришла ко мне такая же: разбитая, сломленная. И я понял, осознал тогда так чётко и ясно. Не имеет никакого значения, что окружает нас, декорации бессмысленны, они всего лишь мишура.

Где бы мы не были, если она рядом – мир расцветает, живет и дышит. Мы были счастливы так чертовски недолго, и каждый раз украдкой. Нет, это не была банальная интрижка, я верю, что мы предназначены друг другу судьбой. Да, даже такие мудаки как я, верят в провидение, рок и прочую ерунду, верят в то, что не поддаётся логике, анализу, не измеряется формулами. Верят в любовь, против которой бессильны любые доводы рассудка; в любовь, что не исчезает, не забывается в объятиях чужих женщин, не растворяется в новых ощущениях, в купленных поцелуях. Мы гребаные половинки, соединившиеся лишь на мгновение. Так случается иногда, реальность меняет нас, отбрасывая друг от друга. Ослепляет соблазнами, и против них я не устоял. «Я люблю тебя, и всегда буду любить.» Она не солгала. Невозможно объяснить и оправдать, нельзя забыть и вычеркнуть. Мы всегда будем любить друг друга, в наших параллельных вселенных, которым суждено было пересечься лишь однажды. Я потерял ее по своей дурости. Только на искупление моей вины не хватит и жизни. Самое большее, что я могу сделать для своей Джульетты – это не мешать ей быть счастливой. Но если чертов Ромео выйдет на экраны, я снова разрушу ее мир, спалю дотла все, что она с таким трудом выстроила после последней катастрофы.

Встав из-за стола, пинаю стул, и тот с грохотом падает на пол. Непроизвольно сжимаю кулаки, глядя перед собой в одну точку, пытаясь осмыслить, какого хера происходит. А потом поднимаю голову и бросаю взгляд на семейный снимок. Счастливые улыбки, радостные, искренние и настоящие. И я… гребаное разочарование. По ту сторону от чужого счастья.

Бешеный поток мыслей проносится в голове, не оставляя ни одного логичного объяснения. Тяжелое дыхание разрывает грудную клетку. Сердце колотится в груди, как оголтелое. Я все еще не верю, что файл со сценарием – не дурацкий розыгрыш Мейна, свихнувшегося на своих безумных идеях. Какого хрена он прицепился ко мне? Ему мало других источников вдохновения? Почему, бл*дь, я?

Ударив кулаком в стену, вздрагиваю, когда на голову осыпается штукатурка. Нервный смех срывается с губ. Ударив снова, я сажусь на корточки, пытаясь успокоиться, и выровнять дыхание. За окном глубокая ночь, в комнате темно, и только рассеянный свет луны бросает блики на стены с пожелтевшими обоями. Нажравшийся до отключки, Билл храпит в гостиной в окружении пустых бутылок. Я много ночей провел точно так же и теперь могу сожалеть о потерянном времени до конца своих дней или постараться что-то изменить. Я пытался раньше, но все заканчивалось одинаково – полным провалом. Сейчас я не имею права пустить ситуацию на самотек.

Заставляю себя встать, щёлкнуть выключателем и вернуться к рабочему столу. Весь следующий час я изучаю контракт в поисках малейшей лазейки или зацепку, с помощью которой я смогу помешать Мейну воплотить свою сумасшедшую идею о биографическом фильме. Черт, я уже представляю, как сыграют пиарщики на моей истории, доберутся до каждого, кто мелькнул в сюжете.

Я не звоню Роберту и не сыплю в его адрес угрозами по одной простой причине – никакие доводы и убеждения не сработают. Я его чертов бизнес-проект на ближайший год, и он никогда не откажется от вложенных инвестиций. И контракт, зачитанный до дыр, не оставляет мне надежды на возможность оспорить его каким-либо образом. Мейн оформил все права на сценарий, досконально продумал малейшие нюансы, прописанные мелким шрифтом, а у меня нет ничего, кроме текстового файла, чтобы доказать свое авторство. А, при условии, что я разорву контракт, у меня не будет средств хотя бы на самого дешевого адвоката. Но даже если бы и были – я смогу выиграть только в случае подтверждения со стороны Арианы воровства моей рукописи и передачи Мейну. Но мне нечего предложить ей взамен. На фоне Роберта Мейна я заметно проигрываю в финансовом положении. На смену кровожадным планам в отношении Арианы приходит бессильная злость, обращенная больше на себя, на свою доверчивость и неспособность разгадывать предателей в близком окружении. Я же не наивный мальчик, но поверил ей. И сейчас я просто хочу посмотреть в ее глаза, чтобы понять, как таким людям удается жить, улыбаться. Спокойно спать по ночам.

Находиться в четырех стенах подобно жесткой пытке. Пространство давит на меня, лишая кислорода и возможности концентрироваться на глобальной проблеме, которую организовали мне Мейн и Ариана Миллер. Схватив пиджак и перчатки, я выхожу из дома и, запрыгнув на байк, уношусь прочь, навстречу неоновым огням города грехов, ярким витринам, самым развязным и изощренным развлечениям, доступным на каждом шагу. Я лечу на огромной скорости в поредевшем потоке машин, нарушая всевозможные правила, не глядя по сторонам. Ничего нового все равно не увижу. Разношёрстая толпа болтается вдоль тротуаров, туристы, бездельники, прожигатели жизни, бомжи и бизнесмены в поисках ночных приключений – все они сливаются в один бесконечный поток бесполезной человеческой массы. А я такой же, ни лучше, ни хуже. Есть только два места, в которых я чувствую себя лучше, чем я есть на самом деле. Одно из них для меня недоступно и слишком далеко, тысячи километров отсюда. Я выбираю другое. Волны, песок, ветер и мысли, обретающие свободу только там.

Глушу мотор, притормозив на обочине, недалеко от самого тихого участка пляжной линии. Добраться до него можно только пешком. К сожалению, я далеко не единственный первооткрыватель. Это Лос-Анджелес, здесь сложно найти укрытие, чтобы побыть наедине с собой. Но иногда мне удается урвать несколько часов одиночества в предрассветное время, когда уставший пьяный город засыпает, сполна насладившись своими пороками. Сегодня мне не повезло, и мое место занято. Еще издалека я замечаю темную фигуру в черном, расположившуюся на песке в нескольких метрах от размеренно накатывающихся на берег волн.

Океан спокоен, но его умиротворенный шепот не способен заглушить бурю в моей душе, когда я узнаю незваного гостя. Ее волосы убраны под черную бандану, и поэтому я не сразу понял, кто передо мной. Не думаю, что это случайность. Она предвидела мое появление здесь и, возможно, ждала. Вопрос – зачем? Мое желание вытрясти из нее душу никуда не делось, но я сдерживаю его, отлично понимая, что физическая расправа не решит мою проблему. Я должен проявить гребаную дипломатичность. Угрозы с Арианой Миллер вряд ли сработают. А договариваться… я не умею. Ни разу не пробовал. Шум прибоя заглушает звук моих шагов, и Ари не замечает, как я медленно приближаюсь к ней со спины. Только, когда встаю рядом, она вздрагивает, запрокидывая голову. В лунном свете ее лицо выглядит бледным и осунувшимся, глаза распухшими, словно она плакала много-много часов. Рядом на песке валяется шлем с эмблемой клуба, в пальцах дымится сигарета. Черные кожаные штаны разорваны в нескольких местах, пиджак на локтях – тоже.

– Я разбила байк, – произносит тихо, и лёгкий ветер уносит ее слова прочь. Подняв руку, она кладет ее на свое колено, закрывая кровоточащую ссадину, виднеющуюся в обрывках ткани. Костяшки пальцев тоже стерты об асфальт. – Я дерьмовая гонщица, Марк. И трюкач тоже никакой. Неужели ты не замечал?

– Ты тренировалась больше часов в сутки, чем все Тайгерсы вместе взятые. Я видел целеустремленность и отчаянное желание добиться успеха. Иногда эти качества куда важнее в нашем деле, чем мастерство, которое приходит с опытом, – отвечаю я, опускаясь на песок рядом с Ари, и, вытягивая ноги перед собой. – Я не понимаю одного. Зачем ты тратила столько времени, если твоя цель с самого начала состояла в другом?

– Ты должен был поверить мне, – пожав плечами произносит она, прикуривая новую сигарету взамен потухшей. Она не удивлена моим вопросом, догадавшись, или уже точно зная, что я успел ознакомиться со сценарием.

– Сколько тебе заплатили? – резко спрашиваю, стискивая кулаки в карманах куртки. Ее спокойный голос и внешняя сдержанность вызывают во мне приступ дикой ярости, но если я выплесну её, Ари ничего не скажет. – И за что конкретно? Ты не могла знать о моей рукописи, я ее еще писал, когда ты появилась.

– Двадцать штук. Не так много, плюс текущие расходы, – опустив голову, она смотрит на фильтр, зажатый между пальцев. – Файл с твоей слезливой личной драмой попался случайно. Я просто должна была наблюдать, слушать, замечать детали. Я не хотела навредить намеренно. Ты мне действительно нравился. Секс был приятным бонусом, он не входил в планы. Говорю на случай, если ты решил, что я шлюха.

– А это не так, Ари? – холодно спрашиваю я, повернув голову и скользнув взглядом по напряженному профилю. Она проводит свободной рукой по бандане, сдергивая ее с медных волос, и обращает на меня пристальный твердый взгляд. Я смотрю на нее не менее настойчиво и пытливо. Вероятно, сейчас мы впервые видим друг друга без масок, которые обычно носили, когда оказывались рядом.

– Нет. По крайней мере, мне точно не платят за секс. Я трахаюсь только с теми, кого выбираю сама, – голос девушки звенит, выдавая внутреннюю нестабильность. Что же, не одному мне сейчас херово. Это тоже, мать ее, приятный бонус. – И в число счастливчиков не вошел ни один из Тайгерсов. – отвечает она на вопрос, который я задавал неделю назад на другом пляже, но сейчас ее ответ потерял для меня актуальность.

– Ты понимаешь, что персонажи сценария списаны с реальных людей, как и их судьбы? Понимаешь, что они могут пострадать? Что это, бл*дь, незаконно, аморально, нечестно?

– Имена изменены…

– Чушь собачья. Полная херня, Ари, и ты тоже знаешь, как работает желтая пресса и пиарщики Мейна. Они найдут и обольют дерьмом каждого. А у*бок Мейн заработает на разбитых судьбах миллионы. Ты считаешь, что жизнь моя и моих близких стоит гребаных двадцать штук? – со злостью выплевываю я.

– Ты заработаешь пять миллионов, а Тайгерсы получат первый крупный проект за последние пару лет, – отвернувшись, произносит Ари, поднося сигарету к губам. – Уверена, ты успеешь подготовить свою семью к готовящейся информационной бомбе пока идут съемки.

– Я подам в суд, Ари.

– У тебя нет денег на адвоката, – тряхнув рыжими локонами, Ари бросает выкуренную сигарету на песок и устремляет задумчивый взгляд на темнеющий горизонт.

– Я продам байк.

– Последний? – скептически уточняет наглая сучка. Скрипнув зубами, я делаю очередное усилие над собой, чтобы не сорваться и не натворить бед.

– У меня их два. И ты пройдешь по делу, как свидетель, – ожесточенно обещаю я.

– Ты ничего не сможешь доказать, Марк, – качнув головой, отвечает она. И в ее скользнувшем по моему лицу взгляде мелькает сожаление. Встряхнуть бы ее хорошенько и влепить пощёчину, чтобы очнулась наконец и перестала видеть ситуацию под своим эгоистичным уклоном.

– Я не отступлюсь, Ари, – неумолимо говорю я.

– Ты проиграешь, – уверенно парирует она. – Попробуй извлечь выгоду из ситуации. Выключи эмоции и посмотри со стороны на выпавший тебе шанс качественно улучшить собственную жизнь. Или нравится, когда богатые сучки пихают тебе деньги за сексуальные услуги? Их даже осуждать сложно. Они уверены, что парень свалившийся с вершины Олимпа на гребаное дно, воспримет их предложение, как дар небес.

– Ты, правда, так думаешь? Что сделала мне одолжение? – внутри клокочет ярость, пока я недоверчиво сверлю взглядом ее бледное лицо. Ари поворачивает голову и смотрит задумчивым долгим взглядом.

– Я не могу ничего исправить, – произносит она после значительной паузы. Это уже что-то. Ари сомневается, и выражение ее лица свидетельствует о том, что она сожалеет о содеянном.

– Только ты можешь, Ари, – я кладу руку на ее плечо, и, вздрогнув, она смотрит на мои пальцы, покрытые татуировками. В глазах появляется нечитаемое выражение. Она напряжена и явно хочет отстраниться, но сдерживает себя по непонятным причинам. – Ты никогда не была моей фанаткой, да? Я тебе даже не нравлюсь.

– С тобой было весело и местами приятно, но более эгоистичного и испорченного мудака я еще не встречала, – взгляд голубых глаз возвращается на мое лицо. – Когда я прочитала твою рукопись, то не поверила. Ни одному слову. Я видела каждый день совершенно другого человека.

– И сейчас не веришь? – убрав руку, настойчиво спрашиваю я. Она сглатывает, отводя взгляд.

– Верю, но я уже сказала, что слишком поздно. Сценарий утвержден.

– Если ты мне поможешь, то есть смысл побороться с Мейном. – Ари пытается отвернуться, но обхватив пальцами ее подбородок, я заставляю смотреть мне в глаза. – Надавить на него, заставить изменить сюжет.

– Как ты себе это представляешь? – горькая усмешка вздрагивает на губах девушки. – К тому же не он автор сценария. Ты ошибаешься, если думаешь, что я выполняла поручение Мейна. Я лично с ним незнакома и никогда не встречалась.

– Что значит, не он автор сценария? Хотя понятно, что не он, а я, но дорабатывал Роберт? – неуверенно спрашиваю я, обескураженный заявлением девушки. Она отрицательно качает головой. Потом резко встает на ноги и стонет от боли в повреждённых коленях. Я вскакиваю следом, хватая ее за руку.

– Объяснись, бл*дь, что ты имеешь в виду, – яростно требую я, с силой сжимая хрупкое запястье.

– Начиная с фильма, в котором ты сыграл свою единственную роль, сценарии для Мейна пишет человек, чье имя никогда не появится в титрах или средствах массовой информации.

– Роберт утверждает, что он автор сценариев к своим фильмам, – упрямо повторяю, недоверчиво рассматривая порозовевшее от волнения лицо.

– Конечно, он утверждает. Кто откажется от лавров гениального режиссера и сценариста? – ухмыляется Ари и толкает меня, пытаясь освободить руку. – Мне больно.

– Мне плевать. – рявкаю я грубо, сжимая еще сильнее. – Кто?

Ари понимает, о чем я спрашиваю. Поджимает губы, но не отводит взгляд.

– Мы уезжаем завтра, – едва слышно произносит охрипшим голосом. – Она тоже не сможет тебе помочь. Ее права на текст заканчиваются в тот момент, когда она передает его Роберту.

– Она? Кто, бл*дь, она такая?

– Не важно. Бессмысленно искать виноватых…

– У нее нет и не было никаких прав на мою рукопись. Ясно? Именно это я и собираюсь доказать. Мне нужно имя. Говори, – резко по слогам говорю я, до хруста сдавливая запястье девушки. Ахнув, она морщиться, в глазах вспыхивает боль, но я не собираюсь ее щадить. Мне нужна гребаная правда.

– Каролин Симон, – выдыхает Ари, и я потрясенно отпускаю ее. Что за бессмысленный бред? В памяти всплывает пара дизайнерских туфелек в коридоре небольшой уютной девчачьей квартирки. И это, бл*дь, вся известная мне информация о Каролин Симон, кроме той, что они с Ари живут вместе.

– Твоя соседка? – изумлённо спрашиваю я. И Ариана кивает, бросая на меня затравленный взгляд.

– Она не соседка. Квартира принадлежит Кэр, но даже не в этом дело…

– Меня не интересуют подробности, – грубо обрываю я и решительно добавляю. – Мы едем к ней. Сейчас.

– Я не могу, – отчаянно простонала Ари, мотая головой. Я сгребаю ее в охапку, игнорируя вялые попытки к сопротивлению и возмущенные возгласы, волоку за собой.

– Я могу. И знаю. Куда ехать.

* * *

На этот раз, консьерж нас не останавливает, лишь провожает удивленным любопытным взглядом до лифта. Ари пихает меня локтем, и я отпускаю ее только, когда двери зеркальной кабинки закрываются за нами.

– Она не станет говорить с тобой! Все это бессмысленно, Красавин. Ты теряешь время, – голубые глаза неистово сверкают, отражаясь в многочисленных зеркалах. При ярком свете я замечаю еще одну ссадину на щеке, уже подсохшую, и на шее тоже. Нехило полетала, девочка. Сколько раз я говорил Ари, что в нестабильном эмоциональном состоянии скорость ей противопоказана. Она теряет концентрацию, осторожность. Я уже видел, как это происходит. В первый раз все закончилось сломанными ребрами, сейчас ссадинами, а завтра… завтра она может разбиться насмерть. Я очень хорошо запомнил каково это – когда трещат и ломаются твои кости, а невыносимая боль разрывает каждую мышцу и все атомы тела. Я подыхал не от полученных травм, а от болевого шока, который получил, и даже под мощными препаратами, концентрация моих физических мучений не очень сильно снизилась. Я восстанавливался очень долго. Один. В течение года. Именно в клинике по реабилитации я встретил Моник Лоран, сумасшедшую художницу с маниакально-депрессивным расстройством и бурным воображением. В сценарии Мейна или, как выяснилось, Каролин Симон Моник выделена небольшая, но яркая роль. Уверен, что ее муж и дети не обрадуются, когда фильм выйдет на экраны. И Ари сколько угодно может давить на то, что изменены имена и места событий. Это херня. Все эти люди, о которых я писал, не идиоты. Они знают, кто я, и сложить дважды два для них не составит большого труда.

– Слышишь, что я говорю, Марк? – повышая голос, повторяет Ари. – Ты теряешь время. Мы улетаем утром, осталось всего пару часов.

– Ни ты ни, ни твоя подружка никуда не улетите, пока мы не поговорим. Понятно выражаюсь? – невозмутимо произношу я. Двери лифта открываются, и я небрежно выталкиваю Ари в коридор. – Шевелись. Надеюсь, ключи не потеряла?

– Повежливей, красавчик, – возмущается девушка, снимая с плеч кожаный рюкзак. Как ни странно, но на нем ни царапины. Порывшись в карманах, она извлекает карту-ключ, как раз в тот момент, когда мы оказываемся напротив нужной нам двери. – Послушай, может, проще решить этот вопрос с Мейном лично? – повернувшись ко мне лицом, говорит Ари. Я выхватываю ключ из ее рук и прислоняю к замку. Раздается характерный щелчок.

– Непременно, но после того, как выясню какого хрена надо от меня твоей подруге, – бесстрастно и непоколебимо сообщаю я.

– Она мне не подруга. Мы просто живем вместе, – раздражено возражает Ариана, и я бесцеремонно заталкиваю ее в квартиру, после чего закрываю за нами дверь. В коридоре автоматически вспыхивает свет. С того момента, как я был здесь, ничего не изменилось. Только туфли другие, и количество сумочек прибавилось на полке с аксессуарами. У этой Симон фетиш на дизайнерские штучки.

– Где ее комната? – требовательно спрашиваю я. Ари, сжавшись под моим решительным испепеляющим взглядом, короткими шажками ведет меня через небольшую уютную гостиную к закрытой двери.

– Кэр не сможет тебе помочь, – повторяет едва слышно и, нажимая на ручку, проходит внутрь. В спальне темно, пахнет мятой и мандаринами. Рассеянное освещение из коридора позволяет рассмотреть скромную, почти спартанскую обстановку. Ничего лишнего. Гардеробная, аккуратно заправленная кровать. Пара тумбочек, туалетный столик, комод, оборудованное рабочее место, где, вероятно, Каролин Симон создает свои гениальные сценарии, не брезгуя откровенным плагиатом. Ари щелкает выключателем на стене, и я щурюсь от вспышки яркого искусственного света, ударившего по зрительным рецепторам. И первое, что бросается мне в глаза, это огромный постер над компьютерным столом. Я отлично его помню. Он красовался на рекламных щитах в каждом кинотеатре в период премьеры блокбастера Мейна со мной в главной роли. Личная минута славы, быстрый взлет и не менее стремительное падение. Мое лицо в шлеме с поднятым стеклом схвачено крупным планом. Я снимался на собственном мотоцикле и продал его в числе первых. Самый дорогой экземпляр из моей поредевшей коллекции, но сейчас не время для ностальгии и сожалений. Похоже, моей поклонницей была вовсе не Ари, а Каролин Симон. Фильм вышел семь лет назад на широкий экран, но сценарий я увидел гораздо раньше. Черт, я был уверен, что его написал Мейн. Только он мог так хорошо знать меня, чтобы создать образ отчаянного любителя скорости настолько достоверно. Кто такая эта Симон? Может, одна из бывших любовниц? Но я бы запомнил. Хотя, имя мне показалось знакомым… Все может быть. В то время я был не очень разборчив в связях, как, впрочем, и сейчас. Очень часто нетрезв, что в настоящий момент тоже мало изменилось.

– Твоя подружка, и правда, не сможет мне помочь, – оглядевшись по сторонам, я поворачиваюсь и сверлю Ариану яростным взглядом. – Потому что ее тут нет, – добавляю мрачным ледяным тоном. Девушка растерянно хлопает ресницами, с тревогой глядя на меня.

– Я не понимаю… – прерывисто произносит Ари, проходя к столу. Экран компьютера загорается, и меня ждет еще один сюрприз. Снова моя физиономия на заставке. Разве девочек не интересуют голые торсы? Мощные плечи, прорисованные кубики на прессе, бицепсы, цветастые татуировки, придающие брутальность образу испорченного плейбоя. Женщины обычно предпочитали видеть меня голым, когда мы оставались одни, или даже в компании с не менее заинтересованными в моей персоне подружками. М-да, попахивает одержимостью, – мысленно прихожу к неутешительному выводу, глядя в собственные глаза, взирающие на меня с экрана компьютера загадочной Каролин Симон. Ари один за другим открывает ящики стола, пытаясь в них что-то безуспешно найти. Движения девушки нервные, резкие. Она не на шутку обеспокоена отсутствием подруги.

– Может, ушла на свидание со своим женихом? – выдвигаю первое пришедшее в голову предположение, прислоняясь спиной к стене, и, продолжая внимательно изучать скромную спальню создательницы шедевральных сценариев. И мне сложно поверить, что она может жить в подобных условиях. Нет, квартира неплохая, и район не самый дерьмовый, но все-таки, если Ари сказала правду, и автор последних блокбастеров действительно Каролин, сомневаюсь, что Мейн поскупился на гонорары, учитывая его оплату не только за сценарий, но и за молчание. Сумочки и туфли, конечно, хорошо, но вряд ли достаточно. У нее что, вообще, напрочь отсутствуют тщеславие и амбиции?