Текст книги "Все до последнего страхи"

Глава 19

Незаметно оглядев бар, Мэтт заметил, что мужчины, пристававшие к Хэнк, уже ушли. И чуть было об этом не умолчал, поскольку ему нравилось ее общество. Девушка рассказала, что была страстной футбольной фанаткой и ничуть не шутила, выказывая презрение к Небраске. Невзирая даже на то, что соперничество между «кукурузниками» и «землезахватчиками»[21]21
  «Землезахватчиками» в шутку называют жителей Оклахомы.


[Закрыть] в последнее время стало сходить на нет. Еще она рассказала, как бросила местный колледж, но собиралась вернуться обратно. Хэнк работала парикмахером-стилистом и любила собак. Мэтт не рассказал ей, зачем сюда приехал. Они просто болтали о том о сем – как раз то, что ему требовалось.

– Они ушли, – заметил Мэтт.

Хэнк обернулась и с показным облегчением вздохнула.

– Если хочешь, я могу выйти с тобой поймать такси, если они вдруг болтаются где-то поблизости.

– Я взяла машину напрокат. Но если ты не прочь со мной прогуляться…

На улице уже стемнело. Парней нигде не наблюдалось. Мэтт был один, а их двое, причем каждый из них, судя по виду, поучаствовал не в одной драке. К тому же, потеряв над собой контроль в истории с тем козлом из братства, Мэтт зарекся махать кулаками.

К ним подбежал пес. Тот самый Смайли, с которым парень познакомился сегодня.

– Кстати, об охотниках, этот малый преследует меня с первой минуты здесь.

Хэнк присела на корточки и взяла в ладони собачью морду.

– Боже. Ты только посмотри, какой он классный. Глянь, какая у него физиономия!

Пес потрусил за ними в сторону главной дороги.

– Он такой дружелюбный. Я слышала, здесь надо соблюдать осторожность, местные стаи бродячих собак опасны.

Она снова взглянула на Смайли:

– Но только не этот очаровашка.

– Ты остановилась где-то поблизости?

– Нет, мы расположились прямо на пляже. Им хотелось приключений и исследовать окрестные бары. А ты?

– Честно говоря, мне еще только предстоит найти ночлег. Я планировал провести здесь только день, но пришлось задержаться.

– Ты проделал такой путь, даже не позаботившись об отеле?

Сложившаяся ситуация ее, похоже, забавляла.

– Это долгая история.

– Еще бы.

– Ладно, как-нибудь выкручусь.

Хэнк бросила на него косой взгляд, будто в отличие от него знала, чего ожидать от оживленного туристического сезона. Она остановилась у потрепанной «Тойоты», припаркованной на боковой улочке.

– Рад был с тобой познакомиться, желаю здорово повеселиться на свадьбе.

– Ты так говоришь, потому что не видел платья подружек невесты. Слушай-ка, я не удивлюсь, если в нашем отеле обнаружится свободный номер. Брат забронировал целое крыло, но в последнюю минуту несколько приглашенных отказались. Я могу тебя отвезти.

– Мне не хотелось бы тебя стеснять.

– А кто сказал, что ты меня стеснишь? Назовем это актом доброты. Но предупреждаю: это эко-отель. Невеста брата из зеленых – самодовольная веганка и защитница окружающей среды.

Мэтт вспомнил свою подругу Софию.

– Обожаю такой типаж. Знаешь первое правило Веганского Клуба?

Хэнк покачала головой.

– Рассказывать всем и каждому о Веганском Клубе.

Она захохотала.

Мэтт плюхнулся на пассажирское сиденье. Хэнк объехала мотоциклистов на старых байках и покатила по гравийной дороге мимо лотков с едой под открытым небом и фасадов магазинов, разрисованных граффити. Вскоре дорога опустела, ее с обеих сторон обступил лес, а мрак впереди развеивали только два тусклых луча фар машины.

– А ты не шутила, сказав, что это место у черта на куличках, – нарушил молчание Мэтт.

Она только улыбнулась ему мимолетной улыбкой.

Парень потянулся за телефоном. Хэнк, похоже, знала дорогу, но ему захотелось пробить отель в поисковике. Он должен был располагаться на берегу, но они ехали в противоположную от океана сторону, углубляясь в сельскую местность.

– Черт, – выругался он.

– Что такое?

Хэнк быстро посмотрела на него, но тут же перевела взгляд обратно на утопающую во мраке дорогу.

– Телефон! Я, похоже, забыл его в баре.

Мэтт стал шарить по карманам, залез в сумку, вышвыривая из нее одежду, а вместе с ней и газету, которую ему дала Келлер. Без телефона он пропал.

Он принялся лихорадочно обыскивать машину.

– Можешь съехать на обочину?

– Мы почти приехали, – нерешительно сказала Хэнк.

– Пожалуйста.

Девушка затормозила и остановилась на краю дороги.

Она включила в салоне свет, а Мэтт открыл дверцу и вышел. Присев на корточки, он стал искать под сиденьем на полу. Ну почему у него с телефонами вечно беда?

Мэтт с убитым видом сел рядом с Хэнк. Он хотел попросить ее отвезти его обратно в бар, но заметил, как она внимательно вглядывается в статью в «Нью-Йорк таймс», изучая фотографию.

Девушка подняла на него глаза и спросила:

– Погоди-ка… Так ты поэтому сюда приехал? Это твоя семья?

Он едва заметно пожал плечами.

Она опять посмотрела на газету и перевела взгляд обратно на Мэтта.

– Боже милостивый.

В ее глазах застыло отсутствующее выражение.

– Прости, – извинился Мэтт, – надо было сказать. Просто я не хотел портить такой хороший вечер.

Хэнк вгляделась в машину, видневшуюся на дороге, огни которой становились все ближе и ближе.

Что-то было не так. В ее взгляде была не жалость или грусть.

Это была паника. Девушка сунула под сиденье руку и что-то оттуда достала. Телефон. И не какой-то, а его собственный.

– Ты взяла мой… Ничего не понимаю.

– На такое я не подписывалась.

Огни машины стали еще ближе.

– Тебе надо валить, – добавила она.

– Прямо здесь? – Мэтт вконец растерялся.

Хэнк перегнулась через него, рванула дверную ручку и распахнула дверцу:

– Беги.

Расстояние между машинами сокращалось. Она заорала:

– Да беги же!

И он побежал.

Фрагмент шоу

«Природа насилия»

Сезон 1/Эпизод 6

«То, что было утрачено»

СЪЕМКА НА ПРИРОДЕ – ДОРОГА В СЕЛЬСКОЙ МЕСТНОСТИ

По дороге медленно катит почтовый фургон и останавливается на круглой площадке, вокруг которой по периметру стоят почтовые ящики. Из машины выходит СИНДИ ФОРД и начинает раскладывать по ящикам письма.

СИНДИ

После суда над Дэнни моя сестра с семьей переехала в Чикаго. Лив с Эваном растеряли бо́льшую часть друзей. Чтобы заплатить адвокатам, им пришлось продать дом. Я думаю, если бы детей не стали травить в школе, они так бы там и остались. Однажды Мэтт ввязался в драку, и это стало последней каплей – семья собрала вещи и переехала.

Синди показывает на несколько грязных дорог, отходящих в разные стороны от круглой площадки.

СИНДИ

Это место называют Эпицентром. Одна из дорог ведет к ручью, у которого нашли Шарлотту. По другой можно добраться до бывшего дома моей сестры. Думаю, именно поэтому Дэнни обвинили в причастности к этому преступлению. Но есть и другие дороги, одна из которых ведет к автостраде, а остальные – к десятку окрестных домов. А за теми вон кустами есть полянка, прозванная Бугром, там любят уединяться подростки. И если кому-нибудь в голову пришло устроить на ту девочку охоту, ему надо было всего лишь затаиться там и подождать.

По одной из дорог с ревом проносится старая машина с мощным мотором, орет музыка, вокруг клубится пыль. В окошко вопят подростки, а в бок почтового фургончика летит пустая пивная бутылка.

СИНДИ

Почему я тоже не уехала? Кому-то же надо было остаться позаботиться о нашем отце. Обычно все не так, как сейчас. Ребятки, которых вы только что видели, решили покрасоваться только потому, что вы приехали сюда с этими вашими камерами. Окажите любезность, выключите ее на минутку.

Отъехав на приличное расстояние, авто с мощным двигателем разворачивается и несется обратно к Эпицентру. Синди достает из почтового фургончика банку с гвоздями, направляется к дороге и высыпает ее содержимое.

СИНДИ

Когда развозишь людям почту, очень многое о них узнаешь, и должна сказать вам, в большинстве случаев местные жители не в том положении, чтобы кого-то судить. А если вы попытаетесь выгнать меня из родного города, это вам дорого обойдется – гораздо дороже, чем четыре новые покрышки.

Глава 20

ОЛИВИЯ ПАЙН

До этого

– Мам, ну пожалуйста, я сейчас описаюсь.

Лив глянула в зеркало заднего вида взятого напрокат автомобиля. Томми ерзал на сиденье, с показным видом держась за промежность и давая понять, что это не шутка.

– Еще немного, и мы подъедем к дому тети Синди. Дотерпишь, дружок?

Женщина только что выехала на Мейн-стрит городка Адейр в штате Небраска. Здесь ничего не изменилось. В соответствии с высоким званием главной улицы она представляла собой основную транспортную артерию со строительным магазинчиком, дешевым рестораном, кинотеатром, явившимся из старых добрых времен, и аптекой. В отличие от многих маленьких городков, в Адейре не чувствовалась депрессивная атмосфера. В подавляющем большинстве его обитатели работали на заводе «Ирригационные системы Адейра» – крупнейшем в округе предприятии по производству оборудования для воды. Фабричный городок, со всех сторон окруженный кукурузными полями.

Их семья уехала отсюда из-за приговора Дэнни, став жертвой безмолвного остракизма, выражаемого не столько открытой злобой, сколько шепотками за спиной. Но потом по «Нетфликсу» показали тот документальный фильм, и вся страна зажглась интересом к Адейру, усилив презрение города к Пайнам. Лив меньше всего в жизни хотелось останавливаться там, где ее могли узнать. Но с учетом красного личика и демонстративного ерзанья Томми у нее не было выбора. В «Бакалее Паркера» туалет был всегда открыт для всех, и она свернула к ним на парковку.

– Приехали, малыш. Держись.

На магазине красовалась новая вывеска, но во всем остальном он выглядел точно так же, как когда Лив была еще маленькой. Отец каждую субботу брал ее с собой в «Паркера» и покупал сладости. До тех пор, пока у нее чуть ли в каждом зубе не появилась дырка и мама не положила этому конец.

Лив взяла Томми за руку и быстро прошла внутрь. Но когда она увидела женщину за прилавком, у нее сжалось сердце. Дэниэль Паркер тоже не особо изменилась: оставалась все такой же дородной, с теми же слишком близко посаженными глазками и вечно хмурым выражением на лице. Не поднимая головы, Лив размашистым шагом направилась вглубь магазина к туалетам, а Томми старался от нее не отставать. Когда она схватилась за ручку двери, та оказалась заперта. Кто бы сомневался.

– Подожди меня здесь, Томми, я схожу за ключом.

– Только быстрее, умоляяяяю…

Лив подошла обратно к прилавку и выдавила из себя улыбку:

– Здравствуйте. Вы не могли бы дать мне ключ от туалета? Мой сынишка сейчас…

– Туалет только для покупателей.

Лив на миг умолкла и посмотрела в узенькие глазки Дэниэль. Не располагая временем, она сунула руку в большой пластиковый контейнер у кассы, схватила горсть разноцветных карамелек и швырнула их на прилавок.

– На пять долларов минимум, – добавила Дэниэль.

Еще чуть-чуть, и Лив вышла бы из себя, но вовремя обернулась на Томми, который приплясывал от желания справить нужду.

– Сколько стоит вся коробка? – Лив показала на пластиковый контейнер со сладостями.

Дэниеэль напустила на себя такой вид, будто решала в уме сложнейшую математическую задачу, и ответила:

– Двадцать баксов.

Лив сунула в сумочку руку и припечатала к прилавку двадцатку.

– Теперь я могу получить ключ?

Растягивая удовольствие, продавщица достала ключ, привязанный шнурком к большому куску пластика, и положила перед собой.

Лив схватила его, бросилась к туалету и открыла дверь. Томми влетел внутрь, сорвал штанишки и брызнул струей еще до того, как успел добежать до унитаза.

А когда закончил, из его груди вырвался громкий вздох облегчения.

– Ну что, полегчало?

Он кивнул, глядя на мать широко распахнутыми глазами.

Лив посмотрела на мочу на полу и стульчаке. Стоило бы оставить это ведьме за кассой, но той только это и требовалось – потом Дэниэль всем наперебой станет рассказывать, что они с Томми вели себя в «Паркере» как вандалы. Поэтому Лив все сама убрала, а на обратном пути бросила ключ на прилавок. Уже подойдя к двери, она остановилась, вернулась обратно и сгребла огромную коробку со сладостями. Переступив порог, она почувствовала, как ей сверлит спину злобный взгляд Дэниэль.

– Добро пожаловать домой, – прошептала Лив.

Глава 21

Лив остановила автомобиль на подъездной дорожке и нахмурилась. Дом ее детства отчаянно нуждался в ремонте. Живые изгороди давно надо было подрезать. Ставни на окнах рассохлись, краска облупилась.

Синди встретила их на пороге, все такая же неухоженная: давно не крашенные волосы отросли и на два дюйма сверкали сединой. На женщине были брюки из полиэстера и поношенный кардиган.

Старшая сестра Лив никогда не любила прихорашиваться, и раньше многие удивлялись, как они вообще могут быть родственницами. В старших классах весь город признавал Лив писаной красавицей и трижды провозглашал ее Ирригационной Королевой во время пышной церемонии, проводимой каждое лето. Она унаследовала утонченные, где-то даже аристократические черты их покойной матери. А Синди была вся в отца: такой же крупной, с широким носом и таким же широким лицом.

– Это кто же у нас такой? Неужели Томми? Глазам своим не верю, – произнесла своим скрипучим голосом Синди. – Когда я видела тебя в последний раз, ты был совсем еще крохотуля.

Эти слова были адресованы не столько Томми, сколько Лив.

– Ага, это я, – убедительно заявил мальчик.

– Ну тогда заходи, обними свою тетушку.

Томми на миг застыл в нерешительности, но все же медленно подошел и обнял ее, отвернув в сторону лицо.

– Прости, что опоздали, – извинилась Лив, – сначала задержали рейс, потом…

– Часы посещений вот-вот закончатся, – перебила ее Синди, – поэтому, если хочешь увидеть его сегодня, нам лучше ехать сразу.

В фургончике Синди не было кресла для ребенка, и они уселись в машину Лив. Сестра бросила взгляд на гигантский контейнер со сладостями между передними сиденьями, но вопросов задавать не стала. Немного погодя они уже катили по уединенной автостраде в дом престарелых. По обе стороны от дороги простирались бескрайние поля с телефонными столбами, на проводах которых покачивались птицы.

– Мне сказали, у нас неделя на то, чтобы его куда-нибудь пристроить, – заявила Синди.

– А если нет? Они что, вышвырнут старика с болезнью Альцгеймера на улицу?

– Да нет, просто наймут баснословно дорогую сиделку, поместят его в самую дорогую комнату и будут сосать из нас деньги до тех пор, пока мы не отступим.

– А ты искала другие пансионаты?

– Большинство из них не хотят брать пациентов, норовящих куда-то улизнуть, и уж тем более склонных к деструктивному поведению. К тому же там дорого.

– Насколько?

– В четыре раза больше нашей нынешней платы.

Лив хохотнула. Они и эти «Сумеречные луга» едва могли себе позволить.

– Мы не можем швыряться деньгами. Мэгги поступает в колледж, нам придется туго, и средств едва ли хватит даже на платежи по ипотеке.

Она подозревала, что дела обстояли еще хуже, но после последней ссоры она отдала ежемесячные счета в ведение Эвана и теперь пребывала в блаженном неведении. Хотя и знала, что платить придется.

Синди смотрела перед собой на равнину, протянувшуюся на многие мили.

Лив не хотела этого говорить, но другого варианта попросту не видела.

– А как насчет дома? Ты никогда не думала его продать?

– И куда я пойду? – возмутилась Синди.

– Не знаю. Он такой большой. Тебе можно было бы…

– Что? Снять комнату над «Трубоукладчиком»?

– Нет, конечно же.

Синди вполне вписалась бы в суровую, несговорчивую публику, снимавшую комнаты над единственным в городе баром. Перед тем как встать у руля местного почтового отделения, сестра, как и их отец, тоже работала на местном заводе. Тяжкий труд на конвейере бок о бок с заключенными, осужденными на пожизненный срок, отнюдь не сгладил острые углы ее натуры.

Лив тут же себя отругала – нельзя быть такой резкой. У сестры, как и у конфет из магазинчика, была твердая оболочка, но мягкая сердцевина.

– Я понимаю, что с твоей семьей город обошелся нехорошо, но это моя жизнь.

Уезжать из Адейра Синди отказывалась наотрез. Большинство жителей никак не припоминали ей родство с Пайнами, опасаясь, как бы она после этого не стала выбрасывать их почту.

Тишину нарушал только шорох кативших по дороге шин.

– И что, их никак нельзя убедить оставить его там? – наконец спросила Лив.

Синди в ответ только нахмурилась.

– Неужели все так плохо? – уточнила Лив.

– Папа четыре раза сбегал. А на прошлой неделе швырнул в стену грелку и обозвал сиделку, – из-за сидевшего рядом Томми Синди понизила голос, – нехорошим бранным словом на букву «п»…

Лив помассировала виски. Они провели здесь всего час, а у нее уже раскалывалась голова.

– Можешь поверить мне на слово, – продолжала Синди, – я сцепилась с тамошним персоналом. Они пригрозили больше меня не пускать. Не кого-то, а меня! Уму непостижимо.

Лив вполне могла постичь это своим умом.

– Но вчера мне позвонил директор и сказал, что ты в этом деле можешь помочь.

Лив посмотрела на сестру и напряженно спросила:

– Как это?

– Он сам тебе расскажет.

Лив разозлилась на Синди за то, что та оставила ее в неведении.

– О Ноа ничего в последнее время не слышала? – намеренно меняя тему, спросила сестра.

– А что, должна была?

– Твой бывший парень, вице-губернатор, метит в большие шишки. Губернатора Тернера попросили, когда он вляпался в какую-то историю с малолетками. Со дня на день ожидается его отставка, поговаривают даже, что ему официально предъявят обвинение. По закону руководить штатом до конца его срока должен вице-губернатор.

Лив почувствовала, как ее накрыла волна возбуждения. Ноа и раньше в открытую выступал в поддержку Дэнни, а теперь ему предстояло возглавить Комиссию штата по вопросам помилования. В тот самый момент, когда она уже не надеялась увидеть Дэнни на свободе, хотя никогда не говорила об этом вслух, в душе забрезжил лучик надежды. В деле сына это было самой жестокой пыткой. Мэтт всегда сравнивал происходящее со сценой из старого фильма о мафии: «Только я подумал, что вышел, как меня упекли обратно». Это чуть не убило Эвана и практически разрушило их брак.

Зарегистрировавшись у стойки администратора, они прошли через общую гостиную, где постояльцы сидели за столами и играли в настольные игры или смотрели телевизор. В дальнем углу друг напротив друга устроились двое стариков в инвалидных креслах и внимательно вглядывались в шахматную доску. Мысли Лив опять перенеслись к Мэтту. Эту игру он любил. Надо будет не забыть ему позвонить. Он все еще злился на Эвана, как и на саму Лив, но у него доброе сердце. Сын обязательно их простит.

В жилом блоке Синди остановилась перед запертой дверью. Под табличкой с медицинскими показателями красовалась бумажка с текстом: «Меня зовут Чарли Форд, у меня две дочери и четверо внуков. Я служил в армии, затем всю жизнь проработал сварщиком в “Ирригационных системах Адейра». Что-то вроде шпаргалки для персонала, чтобы завязать разговор, а заодно напомнить, что ее отец, прежде чем его разум похитил монстр, был нормальным человеком.

– Как думаешь, ему не повредит? – Лив скосила глаза на Томми.

– Все будет хорошо. А если нет, отведу его во двор. Из приюта сюда приводят собак поиграть со стариками, поэтому сегодня там могут быть щенки.

– Щенки? – переспросил Томми, оживившись в мгновение ока.

Синди громко постучала, немного подождала, а когда так и не услышала ответа, медленно открыла дверь.

Отец сидел в старом, привезенном из дома кресле и смотрел телевизор с выключенным звуком. Комната была просторной – больничная кровать в углу и небольшой круглый обеденный столик.

От вида отца в груди Лив сжалось сердце. Он исхудал, на шее обвисла дряблая кожа, костлявые руки лежали на подлокотниках.

– Привет, пап, – громко произнесла Синди.

Отец даже не повернул головы.

Синди встала перед телевизором и опустилась на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

– А у меня для тебя сюрприз, – она протянула руку, приглашая Лив подойти ближе, чтобы оказаться в его поле зрения.

Сестра послушно сделала несколько шагов. Томми озадаченно стоял у двери.

– Привет, папуля, – поздоровалась Лив.

Отец поднял на нее глаза, и черты его лица тотчас просветлели.

– Олив Ойл?[22]22
  Олив Ойл (в дословном переводе «Оливковое масло») – персонаж американского мультсериала «Моряк Попай».


[Закрыть]

Лив улыбнулась. Он звал ее так, когда она еще была маленькой девочкой. Тогда они вместе смотрели мультики про Попая, отец показывал ей свою татуировку, напрягая бицепсы и хохоча, как экранный моряк. Отец был человеком нежным и ласковым, хотя и скрывал это от окружающего мира.

Она встала на колени и накрыла ладонью его руку, стараясь не заплакать.

– Здравствуй, деда, – Томми подошел к матери.

– Дэнни, мальчик мой!

– Я Томми, – обиженно ответил мальчонка.

На лице дедушки отразилось смущение.

– А давай оставим их с мамой одних, пусть немного поболтают, – предложила Синди и взяла Томми за руку, – им есть о чем поговорить. А кто это там лает? Мне кажется, щенок…

Лив одними губами сказала «спасибо», и сестра с сыном вышли из комнаты. В этот момент она увидела в глазах Синди печаль. Если той досталось лицо отца, то Лив – его сердце. Она взяла стул и поставила его рядом с папиным креслом. Потом они долго смотрели по телевизору без звука какой-то спортивный канал. Отец держал ее за руку, без конца поворачиваясь к дочери и улыбаясь.

И вдруг ни с того ни с сего выпалил:

– А где Эдди Хаскелл?

Так папа окрестил Ноа Брауна, парня Лив в старших классах, которому вскоре предстояло заступить на пост губернатора. Хаскелл был персонажем какого-то старого телешоу, прославившимся своей трусостью и лживой лестью. Причем это прозвище не было оскорблением. Просто признанием того, что Ноа – со всем его шармом политикана, проявившимся еще в подростковом возрасте, – не смог бы провести ее отца.

Лив хотела напомнить об Эване, но увидела во взгляде отца былую отрешенность. Он напоминал путешественника во времени, перед которым со скоростью света мелькали события.

Мысли Лив совершили собственное путешествие во времени. Она, студентка Северо-Западного университета, приехала домой на каникулы и столкнулась с дилеммой. В ее жизни появился новый парень, и надо было принимать решение. В старших классах она встречалась с Ноа, но потом они поступили в разные колледжи. Сначала им удавалось поддерживать близкие отношения: каждый вечер они говорили по телефону и вместе проводили каникулы. Но потом, вполне предсказуемо, разбежались в разные стороны.

А еще некоторое время спустя они встретила Эвана.

– Что мне делать, пап?

– А кто из них относится к тебе лучше?

– И тот, и другой относятся хорошо.

– Тогда что тебе говорит голова? Что говорит сердце?

– Голове больше нравится Ноа. Он амбициозный, хочет стать губернатором, а может, даже президентом. Я знаю, с ним меня ждет грандиозное будущее.

– А как насчет сердца?

Лив подумала об Эване и улыбнулась:

– Не знаю, как это объяснить, но, когда он рядом, меня охватывает легкость, которую я никогда раньше не ощущала. К тому же он тоже собирается возвратиться в Адейр. Говорит, ему наплевать и на Чикаго, и на карьеру. Ему просто хочется быть со мной, завести семью, обустроить жизнь.

Отец почесал подбородок:

– Я не могу принимать за тебя решение, Олив Ойл.

– А что сказала бы мама?

По лицу отца пробежала мимолетная улыбка.

– Сказала бы выйти за парня, которому хотелось бы стать частью твоей жизни, а не сделать тебя частью своей.

Плавное течение ее мыслей прервал громкий храп. Голова отца упала на грудь.

Синди просунула голову в дверь:

– Томми играет во дворе с собаками. Дежурные обещали за ним присмотреть, пока мы будем разговаривать с директором.

Лив осторожно вытащила ладонь из руки отца, встала и поцеловала его в голову.

– Давай с этим покончим.