Текст книги "Не игра. Сборник рассказов"

Она шла босиком по вымытым до зеркального блеска дорожкам, держа в руках отпечатанный коммуникатором лист бумаги. Встретившийся гид, взглянув на текст, вежливо вручил ей план кладбища, отметив нужное место, и долго стоял, глядя вслед красивой девушке с печальным лицом и ужасными шрамами на плече.

Лучи Солнца нагрели красный гранит стены и она, положив руки на теплый камень, медленно читала дублирующие надписи на общем языке. Вот! Восемь лет назад он погиб при освобождении ее родной планеты. Бельтэйн снова в составе Федерации, но никаких эмоций она не испытывала. Ей все равно.

Она потерла голову снежного волка на коже. Сейчас ей ясна причина боли, пронизывающей тело по ночам. Шепот Коры до сих пор звучит у нее в мозгу: «Она генетически не может сосуществовать с этим рисунком. Это закон Айханта, нашей первой родины. Только рожденная зимой носит это клеймо, так как в принципе не способна к продолжению рода. А она появилась на свет летом. Клеймо для нее хуже проклятия. Даже приняв это за неизбежность, она не перестанет страдать. Вдобавок из нее сделали киборга без чужеродных человеческому организму деталей. Идеальный диверсант. Мы, рожденные зимой, программировали двигатели кораблей звездного флота, и она легко могла стать одной из нас. Никто и не заподозрил бы».

«Кто я теперь? Киборг в возрасте восьми лет по земному времени? Айхана в двадцать шесть? Или обычная влюбленная девчонка в восемнадцать? – она потерянно посмотрела по сторонам, пытаясь найти объяснение на пустых аллеях кладбища».

Она покрутила колечко на пальце, прочитав витиеватую гравировку «Не умирай без меня», наверное, в тысячный раз, и только теперь осознала всю горечь этой фразы любимого человека. Он надел ей на палец кольцо на трапе звездолета на Ганимед, отправив в самый далекий от военных действий сектор.

И тогда она окинула долгим взглядом прозрачное небо, клочья пушистой ваты облаков, далекий лес на другом берегу реки, взглянула на слепящее солнце этой планеты. В последний раз вдохнула влажный воздух глубоко-глубоко, положила ладонь на камень, прижав кольцо к имени любимого.

– Кора, третье сентября больше никогда не наступит, – прошептала она и запретила себе дышать.

Не игра

Дайнович проснулся одновременно с включившимся будильником компьютера, посмотрел на монитор, где приветливо мигала надпись «день рождения Аленки», и улыбнулся, вспомнив вчерашнее заявление девушки. Алена только что сдала экзамен, и сидела в университетском кафе за небольшим столиком. Она держала стаканчик с ароматным обжигающим чаем и аккуратно откусывала маленькие кусочки от пирожного, смешно пытаясь поймать языком рассыпающуюся начинку. Иногда девушка оглядывалась, словно высматривая кого-то среди входящих в зал, и рассеянно кивала светловолосой головкой на восхищенный треп смутно знакомого Дайновичу студента с параллельного потока. Она заметила его и радостно замахала рукой. Ее собеседник с сожалением поднялся, что-то невнятное пробурчал недовольно, прощаясь с девушкой, и ушел. Дайнович присел на его место, а Алена заговорщицки улыбнулась и взяла его за руку. «Мне без минуты восемнадцать. Хочу завтра же переехать к тебе», – смущенно сказала она. «Ты чудо», – он притянул ее к себе, касаясь мягких губ.

С Аленой они познакомились на одном из туров городской ролевой игры несколько месяцев назад, оказавшись случайно в одной команде. Потом вежливо здоровались при встрече. И совершенно неожиданно девушка стала оказывать ему явные знаки внимания, искренне не понимая причины его отстраненности. Однажды она вдруг пришла вечером к нему домой, хотя сегодня игры не было. От растерянности Дайнович не мог вымолвить ни слова и потерянно молчал. А затем Алена увидела свою фотографию на стене. «Почему ты никогда не пригласишь меня на свидание?» – тихо спросила она тогда, а Дайнович наощупь, с чуть уловимым ухом шелестом, пересчитал тощую стопку купюр в кармане и вздохнул: денег катастрофически не хватало даже на оплату квартиры – тут не до свиданий. Девушка сразу все поняла. «Деньги не главное», – она крепко прижалась к нему.

Сейчас у него есть Алена, да и финансов вполне достаточно. Уже неделю его доходы превращаются из редких капель в небольшой ручеек. А возможно скоро станут и полноводной рекой. Приняв участие в конкурсе разработчиков оружия для популярнейшей коммерческой онлайновой игры «Чистилище», он смог обеспечить достойное существование не только себе. Правда, сначала его изобретение встретили в штыки. Игра максимально приближена к реальности, а геймер теперь стал разборчив. Никто не желал покупать гипотетическое оружие, стреляющее капсулами с бактериями, моментально пожирающими живую плоть. Аргумент у оппонентов был один, но весомый, как стальная плита – таких организмов нет. Нет, конечно, они существуют на планете во множестве видов, но скорость их воздействия на живую органику просто смехотворна – любое существо скорее умрет от старости, чем от такой бактерии. И тогда Дайнович, без пяти минут дипломированный вирусолог, за три недели обосновал техническую возможность производства штамма микроорганизма, который обладает подобными свойствами, и дополнительно разработал устройство для стрельбы биологическими капсулами. Статья Дайновича «Миф или прорыв?», совершенно неожиданно благосклонно принятая и в научном обществе, не оставила камня на камне от насмешек конкурентов. Однако принесла и неприятности: суровые мужчины из КГБ всерьез заинтересовались его персоной и маленьким киллером со сто процентной эффективностью – такую расшифровку придумали благодарные геймеры микроорганизму «МК-100». Виртуальную бактерию стали покупать. Геймеры продолжали расплескивать из базук по камням развалин земных городов инопланетных монстров, и с удовольствием выстреливали следом в норы чудовищ несколько капсул «МК-100», выедающего все живое вокруг. Теперь разработчики игры спешно пытались придумать новые виды существ, устойчивых к подобному воздействию.

Дайнович встал, подошел к компьютеру, просмотрел по электронной почте отчет с сервера игры. Суммы транзакций его ошеломили – «МК-100» уверенно возглавил топ самого продаваемого оружия в игре. Он отсалютовал фотографии Алены на стене. «Сегодня мы купим тебе самый лучший подарок», – счастливо подумал он и вдруг нахмурился, пристально оглядел комнату.

Квартирка ему нравилась: пусть и однокомнатная, но зато со всеми необходимыми удобствами. Туалет, душевая кабина с массажерами, просторная кухня. В комнату проведено кабельное телевидение и выделенная интернет-линия. Лоджия, хоть и маленькая, но солнечная. Соседи приятные – старики-одиночки, спокойные, музыку никто громко не включает, вечеринки до утра не устраивает. Аленка тоже была от квартиры в восторге. «Теперь придется сменить», – грустно подумал Дайнович и отодвинул рамку с фотографией девушки на стене. Проверять стену уже стало для него обязательным утренним ритуалом, когда месяц назад на ней впервые появились непонятные отметины. Обои снова были целыми, ровными, без малейшего изъяна. Замирая от радостного предчувствия, он заглянул за телевизор. Три неровных выщербины в стене за плазменной панелью пропали. «Точно отметины от пуль. Говоришь, что появляются только утром? А днем нет? Полтергейст какой-то. Может быть, уфологов пригласить?», – сказал как-то его друг Ленька Наумов, колупая пальцем покореженную штукатурку. Дайнович тогда только вздохнул в ответ. Первое время он тщательно замазывал неровные выбоины, закрашивал, заглаживал, но отметины всегда появлялись наутро. Даже скоростная цифровая камера, взятая напрокат и установленная на пару ночей, ничего не прояснила: на видео сначала ничего нет, а на следующем кадре стена уже побитая. Потом он махнул рукой – «полтергейст» неприятностей не доставлял. А сейчас выщербленная поверхность была девственно чиста. «А я хотел квартиру сменить», – изумился он. Настроение подпрыгнуло еще на уровень вверх и ему захотелось петь.

Дайнович все еще довольно мурлыкал себе под нос веселый мотив, когда резко прозвучали трели дверного звонка. На пороге стояли двое в мокрых темных плащах: высокий крепкий мужчина и миниатюрная симпатичная девушка. «Под поливочную машину умудрились попасть», – отметил Дайнович про себя, так как майское утро снаружи было абсолютно сухим.

– Департамент контроля разработок биологического оружия, – представился мужчина и распахнул плащ – на лацкане пиджака сверкнул какой-то значок.

– Исполнители второго сектора, – девушка перевела взгляд на спутника и, показав Дайновичу блестящий ламинированный прямоугольник, добавила: – Гайнеко и Матусевич.

– Ролевые игры закончены еще вчера, – грубо ответил он и попытался захлопнуть дверь.

– Не думаю, – мужчина с такой силой толкнул парня внутрь квартиры, что Дайнович едва не потерял равновесие и не растянулся на полу.

Странные посетители бесцеремонно вошли в квартиру, и девушка захлопнула дверь.

– Сейчас вы умрете, – безразлично сказала она.

Дайнович схватил мобильник со стола, ткнул пальцем в кнопку экстренного вызова и поднял телефон.

– Надеюсь, наряд милиции вас образумит, – хмуро ответил он девушке.

Вспышка, и неимоверная сила выбила телефон из его рук, едва не вывернув руку в локте, сзади зазвенело стекло.

– Что за… – парень с удивлением взглянул на длинный ствол пистолета, сжатого в кулаке мужчины, и судорожно сглотнул слюну.

– Сядьте, – ни один мускул не дрогнул на лице гостя.

Дайнович потрясенно осмотрел разбитую вдребезги рамку с фотографией Алены, перевел взгляд выше и остолбенел: отметина на стене появилась вновь. «На самом деле от пули»: – он рухнул в кресло, пытаясь унять сердце, бешено запрыгавшее от ужаса.

– Кто вы? – испуганно выдохнул он, как каркнул.

– Мы уже представились, – мужчина пожал широкими плечами.

Девушка достала из кармана плаща электронный планшет, включила и начала зачитывать текст с экрана совершенно спокойным голосом. «Виновен в преступлении против человечества… ознакомить подсудимого с решением суда… приговор привести в исполнение немедленно…». Дайнович закрыл глаза и мотнул головой, словно пытаясь стряхнуть наваждение. «Сейчас я проснусь, и весь этот кошмар окажется сном», – отчаянно убеждал он сам себя, а где-то внизу живота тугой ком из скрутившихся в узел от страха внутренностей уверял его в реальности происходящего.

– …приговор привести в исполнение немедленно, – девушка спрятала планшет и подняла глаза на Дайновича. – Вам все понятно, обвиняемый?

– По заключению экспертов психоаналитиков он абсолютно здоров, и вправе отвечать за свои поступки, – ее спутник кивнул.

– Если хотели меня напугать, то вам это полностью удалось, – Дайнович медленно и тщательно подбирал слова, надеясь не вызвать у визитеров новый приступ агрессии. – Я не знаю, в какой игре вы застряли, но клянусь, – он поднял голову, – я не буду вызывать милицию, если вы сейчас просто уйдете.

– Вы еще так и не поняли, что мы из будущего? – миловидное личико девушки превратилось в безжизненную маску. – Воплощение технических характеристик вашей идеи в жизнь превратило Землю в кромешный ад. Человечество потратило десятки лет на борьбу с организмом «МК-100» и потерпело поражение. Земляне были вынуждены переселиться на другие планеты. Сейчас мы имеем возможность исправить вашу ошибку. «МК-100» никогда не будет создан.

Дайнович похолодел от этих слов. «Бред какой-то. Они по-настоящему верят в свою игру», – мелькнула тоскливая мысль.

– Я ничего не разрабатывал, – хрипло завопил он злым голосом. – Тем более, это виртуальное оружие. Это игра!

– Нет. Не игра.

Ледяной взгляд мужчины заставил его съежиться в кресле. «Господи, за что? Хотелось бы знать, на какой из игр можно так свихнуться? Маньяк. Ведь может выстрелить еще раз, не задумываясь. И на этот раз прямо в меня. Черт, я же совсем не знаю, как общаться с психами», – мысли в голове Дайновича мчались, как скоростные поезда навстречу друг другу.

– Для любого специалиста ваши выкладки по штамму смертельного организма настоящее руководство к его созданию. Вы разработчик биологического оружия и ради спасения всего человечества умрете, – подтвердила девушка его худшие опасения в адекватности визитеров.

– Но ведь все уже опубликовано, – он попробовал воззвать к их здравому смыслу. – Моя смерть ничего не изменит. Вам придется убить десятки тысяч человек, уничтожить их компьютеры, перерыть весь интернет, а на это никакой жизни не хватит.

Дайнович внезапно успокоился и лихорадочно соображал, как спастись, просчитывая все возможности проскочить мимо этих сумасшедших гостей. У девушки, наверное, нет оружия. Сбить мужчину с ног и открыть дверь дело одной секунды. На улице люди. Милиция, в конце концов. Может быть, даже соседи вышли на лестничную площадку от шума.

– Вы снова не поняли, или совершенно не слушали обвинение. Мы приведем приговор в исполнение дважды, – мужчина улыбнулся. – Согласно параграфу пять пункта два приговора мы обязаны сообщить обвиняемому степень его вины и решение суда.

– В реальном времени вы умрете еще в прошлом месяце, до возникновения мыслей о «МК-100», – глаза девушки зловеще блеснули, и в ее руке появилось такое же оружие, как и у спутника.

Дайнович с трудом подавил противную дрожь в коленях и напрягся, вцепившись руками в подлокотники кресла. Неодолимое желание жить заполнило все его существо.

– Даже не пытайтесь, – мужчина ухмыльнулся и качнул длинным стволом.

«Опоздал», – с горечью подумал Дайнович и все-таки попытался, пружиной выбросив себя из кресла. Направленный на него пистолет дважды бесшумно выплюнул ослепительные огненные сгустки, остановив тело в прыжке, и плазменный телевизор за его спиной разлетелся по комнате веером острых осколков. Грудь Дайновича пронзила обжигающая боль, и он, складываясь пополам, краем стремительно угасающего зрения зацепился за стену с пулевыми отметинами.

«Почему четыре? Ведь стреляли трижды», – еще успел подумать он, прежде чем выстрел девушки швырнул его на пол.

Дом за кромкой леса

Ночь, теплая, бархатная, с низко висящими крупными звездами, медленно серела, отступала перед рассветом, втягиваясь под сень могучих дубов окраины дикого чернолесья. Узкая бледная полоса на востоке ширилась, выдавливая на заболоченную равнину новый день. На невысокой возвышенности, сразу за домишками посадских людей, выступая в мутном свете утра темным иззубренным пятном, ощетинился острыми кольями частокол детинца. Над его крепкими стенами мелькали редкие сполохи факелов, отражаясь в сонных водах Свислочи и Немиги, встретившихся перед городищем. До самого леса доносился звук голосов перекликающихся воинов стражи, удовлетворенных спокойной ночью и ожидающих скорую смену.

Заполошно заголосили петухи в избах поселенцев – Менск просыпался. Из густого подлеска на опушку выехал всадник, остановился, прислушиваясь к первым голосам утреннего города, пристально вгляделся в недалекие хаты, огладил лошадь между короткими ушами.

– Вужалки, – бросил он через плечо, – ждите до следующего рассвета.

За деревьями послышалось тихое шипение, и две нагие девушки на миг показались из-за огромного ствола.

– Ты приведешь ее еще до окончания купальской ночи. Мы знаем, – мелодичный девичий голосок прозвучал с уверенностью.

Всадник кивнул, не оборачиваясь, потер три полоски широкого браслета из кожи выползней на левой руке.

– До рассвета, – повторил он и тронул поводья.

– Пусть боги помогают тебе, Будикид, – негромко донеслось ему в спину их напутствие.

Солнце тяжело карабкалось над горизонтом, пронизывая первыми робкими лучами туманную дымку над равниной. Всадник выехал на утоптанную дорогу к городу и неспешно направился к крайним избам, возле которых уже суетились жители посада.

Две молодицы, набиравшие воду в колодце, заметили его появление и позвали мужчин. Одни старики в хате, отметил про себя Будикид. Он неторопливо приблизился к старцам, остановился, бросил суровый взгляд на поселенцев. Он помнил, что в этих местах полагалось сначала приветствовать воинов.

– Утро доброе, – самый старый первым поклонился. – Лихие времена ноне, вой. Несподручно одному в дороге.

– И ты будь здрав, – всадник с достоинством слегка кивнул, хлопнул ладонью о потертые ножны клинка. – Я не один.

Молодицы поклонились следом за мужчинами, а более бойкая из них, совсем молоденькая девка, прикрыв рот платком, прыснула в кулак:

– Конь у тебя чудной. Маленький и мастью на мыша похож. Половецкий?

Будикид усмехнулся, провел рукой вдоль темной полосы на хребте животного, взъерошил короткую и так от природы встопорщенную гриву.

– Нет. Лесной.

– На Купалле к нам придешь?

Она с наигранным смущением опустила глаза и тут же получила тычок в бок от старшей. Вторая молодица и сама желала обратить на себя внимание статного всадника.

– В Менске князеву службу ищешь? – старик злобно зыркнул на девок, мол, придержите языки.

– Не службу ищу. Людей. Юндзила и Зденку.

– Опоздал ты, вой, – старик потеребил бороду. – Юндзил вот уж годков с десять, как в земле лежит. Срубили в сече с друцкой дружиной. А Зденка, – он сокрушенно махнул рукой. – На постоялом дворе, среди жонок охочих ищи.

– Подождешь до осени, так и дочь ее, Омелицу, там встретишь, – снова встряла младшая.

– Пошто так? – улыбнулся Будикид.

– Власта, – старик топнул ногой, – молока горлач принеси. Не видишь, человек с дороги дальней.

Всадник спешился, потянулся крепким телом, забугрился мышцами, отбросил светлую прядь волос с высокого лба, сверкнул глазами. У молодой девки испуганно бухнуло сердце, когда она увидела браслет из змеиной кожи. Неужто навьих кровей будет. Свят, свят, свят… она торопливо перекрестилась и бросилась в хату.

Старики вежливо молчали, ожидая пока воину принесут напиться. Власта вернулась на подгибающихся от страха ногах, дрожащей рукой протянула Будикиду посудину с парным молоком от утреннего удоя, подождала, пока он утолит жажду.

– Кто ты, вой? Откуда? – тихо спросила, не удержавшись.

– Будикид я. Из Витебска.

Принимая горлач обратно, девка ненароком коснулась теплых пальцев воина и у нее отлегло от сердца.

– Придешь на праздник? – сразу раскраснелась она.

– Брысь, окаянная, – замахнулся старик.

Будикид одним легким движением запрыгнул в седло, сунул руку в кошель на поясе, вытащил монету, бросил старику.

– Держи. За молоко, – он дернул поводья. – И девкам твоим на подарки.

Власта, замирая, посмотрела на ладонь старика, и у нее сладко заныло внизу живота – монета была серебряная.

Дорогу к постоялому двору спрашивать в городах Белой Руси не принято, да и так все ясно – незатравевшая, утоптанная тысячами ног и укатанная колесами повозок, обильно унавоженная животными, она не требует указателей. Такая дорога может вести только в княжий детинец, да на торжище, а там и хата гостю найдется. Будикид свернул на перекрестке, оставляя верхний город в стороне, и вскоре выехал на песчаный пустырь, окруженный амбарами торговых людей.

Постоялый двор – низкая, длинная изба с соломенной крышей, исхлестанной непогодой и временем, напоминающая сарай, а не людское жилье, заставила Будикида поморщиться. Он оставил лошадь маленькому оборванцу у коновязи, скривившему побитое оспой лицо при виде воина на невзрачном лесном коне, кинул в замызганную ладошку медяк, чтобы присмотрел за животным. Из дверей вывалился хмельной мужик, справил нужду прямо с порога, поддернул портки, зыркнул на вновь прибывшего гостя и шмыгнул обратно.

Корчма, а не постоялый двор, с отвращением подумал Будикид, толкнул низкую дверь и протиснулся в полутьму душного помещения: в очаге, лишенном дымохода, тлели угли, и режущий глаза дым пластами стелился под потолком, медленно вытекая в незаконопаченные щели. Носатый мужчина в теле, расплывшийся от лишнего веса, как опара в кадке, неспешно поворачивая вертел с искромсанной тушей косули, так же неспешно посмотрел на вошедшего, вытер руки о грязный фартук на животе, силясь сквозь чад распознать гостя. На лавках, за столами из едва оструганных дубовых досок, сидели с десяток воинов и посадских мужиков, слушали седого бродячего музыку, облаченного в ветхие лохмотья. Музыкант-сказитель был слеп, это Будикид сразу понял по его неуверенным движениям, когда он отставил глиняный горлач с пенистым медом на столешницу и повернул голову в его сторону.

– Сбитень подай, – Будикид отвел взгляд, звякнул монетами в кошеле и поторопил корчмаря, высматривая место в стороне от воинов. – И снедь на стол ставь.

Некоторые из сидящих покосились на гостя, но никто не спросил кто он и откуда. По обычаю гость должен утолить голод и жажду с дороги, а уж потом сам расскажет, из каких краев далеких добрался в Менск.

Корчмарь отхватил ножом от истекающей жиром косули приличный кусок мяса, бросил на деревянную тарелку дичину, почти обугленную с одной стороны и совершенно сырую с другой. Щедро зачерпнул грубой глиняной плошкой медового напитка из деревянной бочки, протянул гостю. Будикид отхлебнул сразу половину, кивнул удовлетворенно, и корчмарь тут же окунул объемистый горлач в хмельной сбитень, понес угощение за гостем.

– Девка потребна? – он сально ощерился, потер жирными пальцами. – Почти задаром, вой. Лавка на ночь в избе и та дороже.

– Позднее, – кивнул в ответ Будикид, и корчмарь удовлетворенно засопев, поспешил к очагу.

Будикид неторопливо жевал жесткое мясо и прислушивался к голосам за соседними столами.

– Кровавы берега Немиги, не добром посеяны – сынов русских костьми посеяны, – старик осторожно трогал струны, – только навьего следа среди них не сыскать никому.

Голос слепого старца разливался в воздухе безмятежными летними водами Свислочи, неторопливо тек, навевал Будикиду воспоминания. Он отставил свою посуду, подпер щеку рукой, прикрыл глаза…

Новогородок пылал. Смрадный дым, с тошнотворным привкусом горелого мяса, крылом черного бусла простирался над вершинами окрестных холмов, засыпал хлопьями сажи ноздреватый мартовский снег на их склонах. Между посадскими избами, сыплющими во все стороны шипящими углями, княжьи воины волоком тащили за растрепанные волосы визжащих девок. Тут же, на потемневшем от копоти и крови снегу, среди обезображенных тел защитников городища, споро связывали пленниц и бросали в сани. Отчаянный, нечеловеческий вой, не уступающий в злобе волчьему, доносился из-за пылающего частокола детинца – там озверевшие от битвы дружинники добивали уцелевших.

Всеслав Чародей с мрачным удовлетворением смотрел на очередной поверженный город. Из-под погнутого в схватке шлема – кто-то из осажденной киевской дружины едва не достал князя цепом со стены – тонкой струйкой стекала кровь, собиралась на брови и мерно капала на светлую бороду.

– Буде заразить, – князь Полоцкий поднял руку.

Зычный крик князя подхватили, усилили, понесли окрест десятки глоток, осипших от крика, дыма и мороза, останавливая кровавую бойню. Жуткая тишина, разбавляемая лишь треском горящего дерева, наступила на мгновение, и вместо яростного полоцкого клича «Рубон!» все вокруг заполнил истошный бабий вопль, проклинающий Всеслава. Князь поморщился, подозвал телохранителя Вячку, хотел что-то сказать, но его прервал чей-то возбужденный громкий возглас.

– Гонец, княже.

Воины стащили с исходящей паром загнанной лошади дружинника, заиндевевшего от долгой скачки по морозу, и бросили под ноги княжьему жеребцу. Гонец скрюченными ладонями хватал грязный снег, жадно глотал из горсти холодную жижу, мотал головой не в силах сказать слово. Затем он поднял лицо, покрытое давними шрамами, как старческими морщинами, рванул ворот изрезанной кольчужной рубахи и с трудом встал.

– Менск, княже, – прохрипел он.

– Изяслав? – у князя страшно задергалась щека, он спешился и с ненавистью уставился на гонца.

– С братьями. И воев тьма, – гонец обеими руками судорожно вцепился в заледеневшую бороду и рухнул на колени. – Посад спалил, на стены детинца лезет. Всех вырежу, вместе со скотиной, грит. Поспеши, княже. Не сдюжить менакам.

Всеслав ухватил гонца за железо колец на груди, вздернул вверх и зашипел ему в ухо:

– Навьев стезей зрел?

– С версту от городища, с холма на сечу глядят, скалятся, а от воронья на деревьях черно. На самой вершине оборотень на дивной лошади. И девка с ним. Торопись, кричит мне, иначе и пепел от Менска остынет, а глазами смеется. Ведьма, – воин торопливо перекрестился.

– Вячка, – выдохнул Всеслав и с хрустом сжал кулаки, – бросить все. К Менску идем. Киев землю нашу топчет…

Будикид вспомнил очумелый взгляд гонца, усмехнулся про себя и открыл глаза.

– Навьи пришли – Всеслав опоздал, – неожиданно громко прозвучал его голос.

Внезапно наступившая тишина тугой пеленой отгородила его от сидящих на соседних скамьях хмельных воинов.

– И стояша на костьм, – прошептал слепой, откладывая гусли.

– Так и было, – Будикид осушил свой горлач до дна. – Навьи помогли князю Полоцкому. Он остался стоять на костях – не Киев.

– Ты-то откель знаешь? – воин, сидящий за соседним столом, поднял на него глаза, такие же мутные от крепкого меда, как и бычий пузырь на прорубленном в бревнах окошке.

– В Полоцке слыхал. Всеслава-то недаром прозвали Чародеем. С навьями да волхвами дружбу водил.

– Полочанин? – другой воин, сидящий сзади, хватил тяжелым кулаком по столу, уперся по-медвежьи крепкими руками в столешницу, с ненавистью посмотрел в спину Будикида и потянул меч из ножен. – Три года подряд слышал я под этими стенами проклятый клич «Рубон!». Не осилить Полоцку Менск.

– Мой дом в Витебске, – Будикид даже не обернулся, не притронулся к своему клинку.

Спокойный ответ гостя снял внезапно возникшее между ними напряжение и удовлетворил воинов, они снова потребовали от слепого старых преданий, но неприязненно косились через плечо на странного гостя. Будикид недоуменно пожал широкими плечами, выпрямился, едва не задевая головой балки под закопченным потолком, подозвал корчмаря, сыпанул в услужливо подставленные потные ладони горсть медяков.

– Зденку поклич, – безразлично сказал он.

Корчмарь, удивленно вытаращился на Будикида, хотел что-то сказать, но махнул рукой, и, тяжело пыхтя, опрометью бросился в другую дверь.

– Зденка, – завопил он где-то за стеной, а посадские и воины снова уставились на гостя, – подь сюды быстро. Гость требует.

Невысокая женщина, вошедшая в избу, выглядела худой, изможденной, и до того момента, когда ее назовут старухой годков почти не осталось. Русые волосы, заплетенные в жиденькую косу, перекинутую через грудь, тусклый взгляд, глубокие скорбные складки вокруг тонких губ. В честь сегодняшнего праздника ее скромная холщевая одежда была украшена несколькими яркими лентами, а вышитый передник на белой юбке сиял новизной, словно был одет впервые.

– Вот, – запыхавшийся корчмарь протянул руку, указывая на своего гостя. – И будь ласкова с ним, – добавил угрожающе.

– Не впервой, боров ты этакий.

Женщина криво улыбнулась воинам, подняла глаза на Будикида и отшатнулась. Смертельная бледность залила ее щеки. Зденка поднесла руку ко рту, сдерживая крик, застонала и стала медленно сползать по стене. Мужчины вокруг загоготали.

– Вот так вой, – заливался кто-то тоненьким голоском. – Баба увидала и враз сомлела.

– Беги, схорони свою дочь, Крумец, – хохотал, как рычал, князев стражник, тыча хмурого посадского мужика в бок. – Увидит такого молодца – сразу раскорячится.

– Ага, и с копыт долой.

– Ниче, – веселились остальные. – Седни Купалле. Седни можно.

Крумец замахнулся глиняным горлачом на насмешников, но его опередили могучим ударом в грудь, скинули с лавки на земляной пол, и он поднимался с белыми от ярости глазами, судорожно искал нож на поясе. Воины хватались за оружие. На Зденку и Будикида уже никто не обращал внимания, и он взвалил женщину на плечо, как куль с мукой.

– Проводи, – Будикид схватил корчмаря за жирное плечо, и тот шустро распахнул еще одну дверь.

– Светелку со щеколдой сам найдешь. Все пустые ноне. Купалле.

Будикид положил женщину на лавку за первой же попавшейся дверью. Подошел к открытому на теплое время окошку. Долго смотрел через крохотный проем в стене на двух девок, весело отбрехивающихся на площади от непотребных намеков молодых дружинников. Он ждал, когда заговорит Зденка. А та лежала притаившейся в подполье мышью, пыталась унять тяжкие удары сердца, холодела от страха, путалась мыслями.

– Зачем ты пришел, Будикид? – выдохнула она одними губами, открывая глаза.

Будикид насмешливо взглянул на нее, не ответил, и она съежилась под этим взглядом от предчувствия непоправимого, слезы медленно поползли по изрезанным морщинками впалым щекам. Тринадцать лет прошло с их первой и единственной встречи, а он совсем не постарел, подумала она и непроизвольно всхлипнула от жалости к себе. Она до сих пор помнила, с какой неистовой страстью прижималась к нему в те несколько часов июльской ночи, как пряно пахли невиданные лесные травы, как прикасались его губы к девичьей груди молоденькой Зденки, судорожно сжимающей в кулачке цветок папоротника. А сейчас? Кости ее Юндзила давно уж сгнили в болотистой пойме Свислочи, да и ей немного осталось до могильного креста на погосте. Своей смертью и не помрешь – татары уволокут на аркане, или свои соседи-разбойники продадут на берега моря Греческого, или степнякам половцам переправят мимо Киева. Господи, хоть бы Омелицу миновала чаша сия, беззвучно кричали ее наполненные слезами глаза, устремленные на Будикида. Умоляю, забери нас отсюда.

– Я пришел за своей дочерью.

Холодные слова вмиг отрезвили Зденку. Она с горечью поняла, что в жизни этого мужчины ей никогда не то, чтобы не было места – уголка не нашлось. Да и дочь их, наверное, понадобилась ему для каких-то своих черных дел. В этот момент Зденка возненавидела Будикида всем нутром. Высокого, широкоплечего, полного сил молодого мужчину. Нет, не мужчину – навья.

– Проклятый колдун, – прошипела она, и гнев мгновенно высушил слезы. – Убирайся в лес, дьявольское отродье. Омелица дочь Юндзила.

– Она моя дочь, – спокойно ответил Будикид. – Неужели ты думаешь обмануть меня.

– Нет, – она даже привстала от мысли, неожиданно вспыхнувшей в мозгу, и постаралась скрыть лихорадочный блеск глаз. – Разве можно что-то утаить от навья? Омелица твоя дочь. Только слепой не увидит этого, поставь вас рядом. Но ты не получишь ее.

– Ты все эти годы продолжала считать меня колдуном? – Будикид рассмеялся.

– Живете вечно, лесная и болотная нечисть вам поклоняется, от людей вас не отличить. Так кто вы, как не колдуны, продавшие душу дьяволу?

– Ты понесла и родила Омелицу от колдовства? – Будикид смотрел на Зденку с нескрываемым интересом.