Текст книги "Клянусь, это любовь была..."

ВЕСНА

Это удивительное время, когда кругом еще снег, но почему-то воздух наполнен весной… Это удивительное состояние легкого опьянения, это ничем не объяснимое ожидание чего-то невиданного, неиспытанного. Ожидание, которое наполняет душу то грустью, то откуда-то взявшейся радостью, то непонятной тревогой… Эта странная печаль, которая идет за тобой по пятам, это необыкновенное ощущение молодости, которое подталкивает совершать новые и новые глупости. Этот предательский внутренний голос, который все время шепчет, что ты уже не тот и тебя никто не поймет и никто не простит…

– Как дела, что нового? – спросила она, как обычно, а я уже был задет. Она опоздала на полчаса и выглядела очень хорошо. Мы с ней не встречались уже больше месяца. Больше месяца она жила без меня и, судя по ее настроению, жила не так уж плохо. А сейчас взяла и опоздала, как будто ничего особенно не произошло. Ничего.

– Весна… – сказал я и понял, что сегодня, сейчас должен ей сказать все. Все, что я собирался ей сказать. Иначе…

– Не может быть, – засмеялась она, и я снова поймал себя на том, что не хочу, что боюсь…

– Может-может, – сказал я мрачно.

– Ну и что? – насторожилась она.

– Ничего… Пошли, прогуляемся.

– Пошли, – сказала она. – Ты что надулся так?

– Я?

– Ну и опоздала я, и что из этого?

– А я разве что-то сказал? Все нормально, все прекрасно, лучше и не может быть!

– На тебя плохо действует весна, – вновь засмеялась она.

– Да-да, весна. Именно она, – согласился я. – У меня все в голове перепуталось, все смешалось. Я решил…

Мы с большой улицы свернули на какую-то узкую, тихую и аккуратную улочку, где совсем не было людей. Начались сумерки, и, как будто воюя с весной, с неба посыпались миллионы маленьких пушистых снежинок.

– Снег идет, – сказала она с явной досадой в голосе, – а днем так пахло весной…

– Да, тогда было здорово, – согласился я.

– И что ты решил? – Она не смотрела в мою сторону, и я с ужасом подумал, что она знает, догадывается, что я ей сейчас скажу.

– Ты знаешь эту улицу?

– Ну?

За эти последние десять-пятнадцать дней я, наверное, сотни раз представлял себе, как я ей все скажу. Я так тщательно выбирал слова, интонацию… У меня то получалось очень резко, то слишком жалостно. Я сочинил вопросы и вместо нее отвечал на них. Но почему-то в глубине души я надеялся, что она не захочет так глупо и просто…

– Мы пойдем до конца улицы и расстанемся. Ты пойдешь домой, я вернусь к себе на работу, и мы больше не встретимся. Никогда! Так будет лучше.

Она молчала, мы шли по тихой узкой улице, где уже было совсем темно.

– Понимаешь, мне все это, ну вот это все – наши встречи, свидания… эта наша история с тобой, короче… Все это было хорошо, все это было прекрасно. Ты меня слышишь?

– Слышу, – она смотрела куда-то в сторону.

– Ну вот, пора с этим завязать. Чем быстрее, тем больше нам удастся сохранить из того, что было между нами… Я… я ведь ничего нового не сказал, ты сама понимаешь… Мы изменились. Все хорошее у нас уже… Иначе ты…

– Что я?

– Ты бы не придумывала все новые и новые предлоги, чтобы избегать меня, я же столько раз…

Это не так, я же сказала, что у меня сейчас очень мало времени, я ничего не успеваю. В конце концов, ты сам говорил…

– Я же тебя знаю, я тебя очень хорошо знаю, как, впрочем, и ты меня… Когда ты чего-то действительно хочешь, ты всегда находишь время и способ, чтобы добиться своего. Скажи, что я не прав…

– Ты не прав, но это не имеет большого значения. Ты ведь уже все решил!

– Я ничего не решил. Но, в конце концов, все имеет свое начало и свой конец; эта весна тоже когда-нибудь закончится.

– Она еще не началась!

Мы стояли уже в конце улицы, впереди нас ждал другой мир: другая улица, большая и шумная, со сверкающими от света и снега магазинами.

Я повернулся и посмотрел в ее глаза, ее милые, красивые, восхитительные глаза. И тут я струсил. Я понял, что она сейчас уйдет и действительно больше никогда мы не встретимся. Даже если я…

– Я что-то не так понимаю? – задал я идиотский вопрос.

– Так, все именно так, – вздохнула она. – Но мы ведь останемся друзьями, не правда ли?

– Да, конечно, – соврал я, – очень хорошими друзьями.

Она ушла, а я зашагал в обратном направлении, каждой частицей, каждой нервной клеткой своего тела чувствуя, как она уходит дальше и дальше. Уходит от меня часть моей жизни, может быть, самая замечательная часть… Уходит навсегда. И ни одна последующая весна, сколь она ни была бы чудесной, не вернет мне ее.

Я повернулся и посмотрел ей вслед. Ее уже не было видно. Я только увидел свое тусклое отражение в витрине ближайшего магазина. Мне вдруг стало так себя жалко.

– Вам плохо? – я повернулся. Сзади стояла женщина лет тридцати.

– Отвратительно, – признался я.

– Может быть… – начала она.

– Нет, не беспокойтесь, – перебил я ее. – Я не умру от этого. Я даже не повешусь. Скоро, очень скоро, я приду в себя, и мне не будет так больно. В конце концов, это со мной не в первый раз… Это весна, понимаете, весна. Она так неожиданно, так внезапно подкралась… Но я сильный. Я еще сильный. Я смогу выстоять. И я один должен с этим справиться. Никто мне не поможет. Я один должен идти по предназначенному пути. Один. Может быть, мне сейчас так больно, потому что тогда было так хорошо? Наверное, так и есть. Мы должны были расстаться. Когда-то это должно было случиться. И случилось… Такова жизнь. Что? Нет, я не пьян, хотя было бы лучше… Это весна, понимаете, весна. Это она заставляет жечь мосты, а потом обижаться на себя и на весь мир, как маленький ребенок. Ребенок, который сломал свою любимую игрушку. Это весна, но она пройдет. Все проходит – и страдания, и молодость, и любовь… Все проходит.

ОДИНОЧЕСТВО

Я сидел в темной комнате и не знал, что делать. Жизнь остановилась. Так прошел час, другой. Я включил свет и нашел свою записную книжку. Вначале никто не подходил к телефону. Потом она подняла трубку.

– Здравствуй, – сказал я.

– Ты, – она усмехнулась. – Какими судьбами?

– Просто решил позвонить. Ты не рада?

– Ты мне не звонил уже три года!

– Ну и что? А теперь взял и позвонил. Секунд десять мы молчали. Потом она спросила:

– Что-то случилось? Тебе плохо?

– Все отлично, – соврал я. – Просто решил тебе позвонить. Мы же друзья, и очень хорошие. Или нет?

– Да, конечно, – она снова засмеялась. – Мы друзья, и я тебя очень хорошо знаю.

– Ну вот видишь, – прервал я ее. – Что ты делаешь сегодня вечером? Приглашаю в гости. Ты, кажется, у меня не была уже лет пять?

– Да нет, дорогой, ты забыл. Я была у тебя пару лет назад. Мне было интересно, как ты живешь, чем ты занимаешься. Вот я и зашла к тебе без звонка.

– Знаешь, я ничего не помню.

– Конечно, ты был занят другим, вернее, другой. Как зовут эту девушку, ту, которая…

– Она ушла от меня.

– Как ушла? Я думала, что на этот раз…

– Да нет. Она ушла. Жизнь такая запутанная штука. Никогда не поймешь… Но хватит об этом. Так ты приедешь?

– Как ты не прав, ты ужасно не прав! Что ты такое сделал, чтобы… Почему она от тебя ушла?

– Долго объяснять.

– Глупый, она же тебя любила! Боже мой, какая она была красивая! Как она на тебя смотрела! Другой бы на твоем месте…

Я повесил трубку.

ХУДОЖНИК

Осень. Один из последних, теплых солнечных дней. Воскресенье. Небольшая площадь, переполненная людьми. Сверкающие машины, сверкающие витрины магазинов, сверкающие наряды женщин. Все куда-то идут, куда-то спешат. Площадь наполнена звуками машин, голосами прохожих, криками и галдежем детей.

День обещал быть прекрасным. Художник разместился так, чтобы можно было наслаждаться шумным видом площади и оставаться одновременно в зоне видимости посетителей дорогого престижного ресторана. На этот раз у него с собой была одна-единственная картина. Неделю назад в порыве пьяной ярости он большим металлическим ножом, который всегда носил с собой, искромсал все свои картины. На эту, последнюю, не поднялась рука. Она была не только его самой удачной работой, но и памятью – памятью о женщине, которую он когда-то любил.

Они жили вместе всего год. Все это время художник ее рисовал. Но, как ни странно, у него ничего не получалось. На холсте она выглядела совершенно обычной, простой, словом, совсем не такой, какой он ее видел, знал и так любил.

Однажды вечером она не вернулась к нему, не пришла и на второй, третий, десятый день, и он понял, что она не вернется никогда. Тогда он взял и нарисовал ее по памяти, и на этот раз все получилось.

То, что она покинула его, было ударом, который его сразил наповал. Долго, очень долго он приходил в себя. А если честно, то после ее ухода он потерял что-то очень важное. Что именно – он не знал. Как и все художники, он был немножко суеверен и, когда они жили вместе, считал, что она приносит ему удачу. В то время действительно у него была более или менее спокойная, нормальная жизнь. Были хорошие заказы, некоторые его картины выгодно продались. Но она ушла, он сильно изменился, да и сама жизнь изменилась очень заметно. Художник, как и все художники, был романтиком и менять свои привычки и взгляды, тем более перестраиваться, приспосабливаться не хотел, за что и был наказан этой же самой жизнью.

Нести на площадь и продавать свою единственную и самую лучшую картину его заставила нужда. Дела шли настолько паршиво, что он уже не мог себе позволить посидеть по утрам в своем любимом кафе и выпить чашечку крепкого кофе. О новой одежде и говорить было нечего. Он даже забыл, что это такое. Самое обидное – уже никто из друзей не хотел давать ему деньги в долг.

Но художник был оптимистом. Он никак не хотел примириться с мыслью, что судьба уготовила ему такую участь. Не может быть такой несправедливости, чтобы он, такой умный, работоспособный, в конце концов – талантливый, потерпел бы полный крах. Просто ему сейчас не везет. Не везет и все. Но когда-нибудь это невезение должно кончиться. Должно!

Вчера, когда он решил продать картину, была отвратительная сырая погода. Весь день шел мелкий дождь, дул сильный, порывистый осенний ветер. А сегодня с утра светит солнце, и стало значительно теплее. В жизни тоже так: то черная полоса, то белая. Так что удача может улыбнуться в самый неожиданный момент…

В глубине души художник надеялся, что картину никто не купит и ему не придется расставаться с ней. Но если даже найдется человек, который картину купит, он обязательно возьмет его адрес и, как только у него появятся деньги…

Мысли художника прервало появление большой дорогой машины. Она притормозила у входа в ресторан. Из нее вышли хорошо одетые, довольные собой мужчины и женщины и вошли в ресторан. Никто из них даже не посмотрел в сторону художника. Сегодня они потратят в ресторане больше денег, чем ему нужно, чтобы раздать долги и нормально прожить целый месяц. Разве это справедливо? Конечно нет. Тем не менее художник им не завидовал. Он был убежден, по крайней мере, так себе внушил, что все-таки деньги не все решают. Например, этот теплый день, эта золотая осень, эта гармония людей, домов, машин, цветов и звуков… Разве можно за деньги научиться их видеть, слышать, чувствовать? Конечно нет.

У ресторана остановились еще два роскошных автомобиля. Вышедшие из них мужчины и женщины где-то уже успели повеселиться. Об этом свидетельствовали их необычайно громкие голоса и веселый смех.

Один из них – молодой коренастый мужчина с волевым лицом, в модном дорогом костюме, отпустил руку своей спутницы и зашагал в сторону магазина цветов. Когда он проходил мимо художника, его взгляд скользнул по картине, но этого было достаточно, чтобы он остановился как вкопанный. «Неужели купит, – удивился художник. – Вроде не похож на ценителя живописи».

Мужчина пристально смотрел на него.

– Картина продается? – спросил он.

– Да, – сказал художник.

– Сколько? – Мужчина достал бумажник. «Это бред какой-то», – думал художник в растерянности.

Тут спутница мужчины повернулась к художнику лицом, и тот мгновенно все понял.

Это была она, совсем такая, как на картине. Может быть, только еще более красивая, еще более желанная, одетая в дорогую, очень идущую ей одежду и разукрашенная драгоценностями.

Художника охватил панический страх. Столько дней и ночей он мечтал о том, как где-то в городе случайно они встретятся. Столько раз он придумывал слова, которые он ей тогда скажет. Но сейчас он потерял дар речи, хотя каждый его мускул, каждая его молекула тянулись к ней. Он понял, что не повернется и не уйдет, несмотря на то что эта женщина бросила его и ушла к другому.

Она не спеша подошла и, узнав его, заметно побледнела.

– Ты… – начала она, – неужели ты?

– Я, – сказал художник с вызовом, – именно я. А ты решила, что меня больше не должно быть на этой планете?

– И что… что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Он продает картину, где изображена ты, – ответил мужчина с легкой иронией в голосе.

Она бросила быстрый взгляд на картину и посмотрела на художника. В ее взгляде было так много…

Художник стоял, как на эшафоте, и не знал, заплакать или наговорить ей грубостей.

– Ты постарел, – сказала она, проведя ладонью по его уже седым, длинным и нечесаным волосам.

– А ты стала еще красивее, – сказал со вздохом художник.

– Нас ждут, – нарушил паузу мужчина. – Пора идти.

– Да-да, мы сейчас пойдем, – сказала она. Художник понял, что она уйдет и что он не увидит ее больше никогда.

Он стоял и смотрел, стараясь запомнить черты любимого лица.

– Я могу тебе чем-то помочь? – прошептала она.

– Ты уже мне помогла. Самое хорошее, что было у меня в этой жизни, – это ты. Спасибо тебе. Ты для меня больше уже ничего не сможешь сделать. Ровным счетом ничего.

– Мы можем встретиться… потом, посидеть, поговорить, – сказала она, отводя взгляд в сторону.

– Зачем? – спросил он. – Это лишнее.

– Тогда… мы пойдем?

– Подожди, – вмешался мужчина. Он себя чувствовал статистом, и это его злило. – Я покупаю эту картину. Сколько она стоит?

– Она не продается, – сухо ответил художник.

– Что? Ты только что сказал…

– Я передумал, – прервал его художник.

– Я дам тебе за нее хорошие деньги, понимаешь, хорошие деньги.

– У тебя столько нет.

– Что? Что ты сказал?

– У тебя нет таких денег и никогда не будет.

Тебя ждут, – художник повернулся к ним спиной.

– Не хочешь – не надо… – В голосе мужчины звучало откровенное презрение. Он взял женщину за руку и властно потребовал: – Пошли.

Ресторан был небольшой и очень дорогой. Их уже ждали. Посыпались упреки за опоздание и предложения быстро их «догнать». Они сели за стол и женщина попросила:

– Налей мне шампанского, я хочу пить. Мужчина молча налил шампанское в большой хрустальный бокал. Женщина одним махом осушила бокал и потребовала:

– Налей еще, меня мучает жажда.

– Тогда лучше соку, – возразил мужчина.

– А я хочу шампанского! – повысила голос женщина.

– Слушай, не глупи. Ты же знаешь, что тебе нельзя много пить.

– А я сегодня хочу много выпить, понимаешь, хочу!

– И все из-за этого чудака, что на улице стоит в рваной куртке, – сказал он раздраженно.

– Почему ты так о нем говоришь? Он хуже, потому что у него нет денег, а у тебя есть? А может быть, у него есть нечто такое, что тебе и не снилось!

– Поэтому ты и сбежала от него ко мне, – усмехнулся мужчина.

Женщина сама налила себе шампанского и снова осушила бокал.

– Я ушла не потому, что он был плохой. Он был хороший, очень хороший… Он, может быть, самый хороший человек, которого я когда-нибудь знала. И он меня действительно любил. По-настоящему. Этого тебе никогда не понять. Ему было достаточно меня, он больше ничего не хотел. А я… я не могла так жить. Я устала…

– Но это не все, – сказал мужчина, – он тебя любил, а ты его нет, потому что ты не можешь любить никого, кроме себя. Ты никогда, понимаешь, никогда не понимала и не верила ему. Ты не верила его успеху, ты считала, что он неудачник и поэтому бросила его. Я так хорошо тебя знаю!

Женщина зарыдала. Окружающие смолкли.

– Что это с ней? – спросил кто-то.

– Ничего, – ответил мужчина грубо, – это скоро пройдет, не обращайте внимание.

Женщина взяла сумку и хотела встать.

– Садись и не устраивай скандала, – сказал мужчина и сильно сжал ее руку.

– Пусти! – крикнула женщина. – Пусти, я должна видеть его!!! Пусти!

– Ладно, пошли, – сказал он с глубоким вздохом. Они под удивленные взгляды друзей вышли из зала и быстро направились к выходу.

Площадь была такой же многолюдной, как и раньше. Повсюду гуляли люди, звенели голоса детей, шумели машины. Но художника там уже не было. На его месте сиротливо лежали остатки рамки и холста, разрезанного ножом на множество маленьких, безобразных кусков.