Текст книги "Грани пустоты"

Говорить хоть что-то казалось не просто насущной необходимостью, а ключом к выживанию и здравому рассудку. Николай честно признавался себе, что в нем бурлит обычный страх – именно он гонит слова наружу.

– Ворс, ты правда помощник повара? Неужели на кухне такая суровая подготовка?

– Нет, конечно. – Он будто улыбнулся. – Я сменил не одну профессию, прежде чем попасть на кухню «Галактики».

Он надолго замолк. Трос разматывался кругами, тишину надорвал очередной писк, сигнализирующий об окончании запасов кислорода. На абсолютно пустом этаже по-прежнему пахло паршивой лавандой.

– Расскажи, пожалуйста.

– Я всю жизнь мотался без цели. Окончил десантное училище по настоянию отца. Он генерал в отставке и всегда жил войной. Меня раз пять пытались мобилизовать в действующую армию, но спасало везение. Я ненавижу убивать и никогда не пойму, как смерть можно сделать своей профессией. Я бегу, хотя толком ничего другого и не умею. И хочу верить, что в нашей жизни есть нечто большее, чем банальное стремление к деньгам, власти или влиянию… А потом мне стала сниться она, и я совершенно потерял голову. Будто та самая цель, что я ждал все эти годы, машет передо мной сигнальными огнями, но куда мне идти? Я хорошо готовлю, поэтому теперь на «Галактике». Возможность бывать на обеих планетах повышает шансы ее встретить.

– Романтик. – Губы непроизвольно растянулись в улыбке. Смог бы он изменить свою жизнь ради мимолетного видения во сне? Идти за мечтой только вперед, по дороге, где нет маяков…

– Тут такое Солнце, – протянул Ворс, и трос замер ненадолго. – Лучше, чем в «Видовой»… Огромное, палящее, живое. Этот вид многого стоит.

Николай прикрыл глаза и тоже представил. Одинокий потухший корабль под лучами желтой звезды. И миллионы других, далеких звезд вокруг. Мрачный космос умел быть прекрасным.

Если бы это был последний миг его жизни… Он хотел бы взглянуть на Солнце, шагнуть ближе, прикоснуться к тайне мироздания напоследок.

И умереть в пустоте? Если выйти из-под защитного полога корабля, радиация убьет почти мгновенно. Наверно, это больно.

Николай распахнул глаза. Нет, хватит. Он будет жить во что бы то ни стало. Он хочет жить так сильно, как никогда прежде. Это зудящее желание ломало все устои внутри. Каждый глоток воздуха теперь ощущался на вкус как лучшее лакомство. Как в детстве, где не было смерти как понятия, он хотел улыбаться, жить, идти и вдыхать новый день. Радоваться, быть романтиком, быть ученым, быть человеком.

В пустоте каждая капля утекающей жизни чувствуется острее.

Трос дернулся в руках. Николай перевел взгляд на него и обмер. В его руках остался последний жалкий метр.

– Ворс, – почти жалобно протянул он. – Ты видишь рубку?

– Да, – после недолгого затишья ответил напарник. – Разнесло к чертям всю переднюю часть. Но панель пока не видно… Почему ты меня удерживаешь?

– Трос кончился, – мертвым голосом выдал Николай. Опять руки предательски задрожали. Кажется, сейчас его вырвет.

А потом натянутая веревка ослабла.

– Что ты делаешь?

– Отцепил, – сквозь зубы процедил стюард.

– Но…

Собственно, а что «но»? Они покойники.

– Если панель цела, я смогу вернуться на корабль, тут тоже есть шлюз.

– Внимание, – металлическим голосом выдала «Галактика». – Кислорода осталось на десять минут. Пассажирам рекомендуется покинуть корабль.

Этот день был проклят с самого утра.

– Коль, возвращайся в «Видовую», – ровным тоном сказал Ворс. – Мне немного осталось, я доберусь.

Как же глупо это сейчас прозвучит…

– Я не оставлю тебя там одного.

Передатчик связи со скафандром был стационарный. Выйти отсюда – значило самому остаться одному. Ползти назад по этим туннелям, искать «Видовую»…

– Я вижу ее, – ворвался голос Ворса в его мысли. Дальше все казалось немного нереальным. – Целая!!!

Ведь невозможно???

Ноги налились свинцом, захотелось плакать, но слез не было. Их уже давно поглотила выросшая внутри пустота.

– Целая? – глупо переспросил Николай.

– Да! Я держусь за нее, работает!

– Спасательные шлюпки готовы к экстренной эвакуации, – равнодушно отрапортовал корабль.

– Боже мой… – прошептал Николай.

– Беги, – вдруг резко бросил Ворс. – Я войду здесь, встретимся в пассажирском отсеке.

И он побежал. Снова туннели, повороты, ледяные люки в кинозал и оранжерею. И сорок два человека впереди, которые смогут спастись!

Он сбил колени в первые же минуты, беспощадно молотя ими по металлическим стенам вентиляции. Казалось, что так он сможет ползти быстрее. Чем больше шума он производил, тем ярче разгоралась надежда. Он не стоял на месте, он боролся и зарабатывал свой шанс выжить.

Он больно приземлился на локти и подвернул лодыжку, спрыгивая в «Видовую». Она уже опустела, и никто не мог помочь ему дохромать до открытой двери.

Николай стиснул зубы, заставляя себя идти дальше. Нет, боль – это ерунда. Его жизнь гораздо дороже нервных окончаний!

Дверь, пустые кресла, новая дверь. Крохотный отсек со спасательными шлюпками. Его жизнь.

И только один челнок, последний. Почему один?! Какого черта один?!!

Ладно, им хватит места. Нужно только дождаться Ворса.

Несмотря на все усилия, Николаю казалось, что добирался он целую вечность. Может, стюард уже улетел? Спасся?

Нет, он бы дождался. Он бы точно его дождался.

Николай ввалился в челнок и со стоном опустился в кресло. Тусклый желтый свет, крохотный иллюминатор во входной двери, единственный рычаг – отстыковки от «Галактики» – и пять кресел. Даже запасов еды нет, их подберут раньше, чем голод станет невыносимым.

Жесткая посадка больше не пугала. Он выживет, ВЫЖИВЕТ!! И никогда не полетит в проклятый космос, хватит с него. Останется жить на Земле-2, купит новую квартиру, на первых этажах. Никакой высоты, никаких полетов. Дотронуться бы до земли…

Он уже представлял, как упадет на колени и обнимет холодную, мокрую от первой росы траву. Вдохнет воздух, не боясь, что он может кончиться. Улыбнется Солнцу – с Земли оно всегда выглядит дружелюбнее.

– Одна минута до полной разгерметизации, – металлический голос как удар под дых. – Шестьдесят… Пятьдесят девять… Пятьдесят восемь…

Нет!

Николай выглянул в отсек. Ворса не было.

Пожалуйста, нет! Это нечестно!

– Пятьдесят один.

Может, он улетел? Добрался быстрее и покинул корабль с остальными пассажирами?

– Сорок восемь.

Посчитал, что Николай не успеет. Сбежал первый и бросил его. Трусливого аудитора, не способного взять себя в руки и бороться за чужие жизни. Посчитал недостойным.

– Сорок два.

Конечно, нет. Ворс не думает так. Ворс просто не умеет думать в таком ключе. И никогда не научится. Он ценит чужие жизни, кем бы ни были люди вокруг. Он будет рисковать ради них.

– Тридцать шесть.

Безжалостная машина, глухой к мольбам космос.

Ворс достоин этого шанса больше, чем он…

– Тридцать.

Рука замерла на рычаге. Она безбожно тряслась, но все еще не опускала ручку вниз.

Если он дождется последних секунд, он успеет отстыковаться? Или из челнока вынесет весь воздух?

– Двадцать четыре.

Ворс не успеет. Он погиб в космосе. Не смог вернуться на «Галактику».

– Девятнадцать.

Ждать слишком страшно. Опять это липкое паническое чувство обволакивает с головы до пят. Он хочет жить!!!

– Восемнадцать.

«Галактика» может взорваться. Ворс бы не хотел, чтобы Николай погиб так глупо. Погиб в ожидании невозможного.

Он больше не может! Он должен жить.

Нет, он не слышит шагов. Это галлюцинации. Никто не успеет добежать.

Слишком рискованно. Нельзя ждать.

– Семнадцать.

И он дернул рычаг. Дверь закрылась, челнок отсоединился от корабля.

Николая приподняло в кресле, искусственная гравитация корабля больше не действовала. В маленьком иллюминаторе мелькнуло Солнце. Первый раз, второй, третий.

А потом корабль, отсчета которого он уже не слышал. И запыхавшееся лицо Ворса в другом крохотном иллюминаторе на люке, откуда только что отсоединился последний челнок.

Взрыв отбросил челнок и разнес огромную, непотопляемую «Галактику» на осколки.

Корабль исчез. Николай решил, что слезы затуманили взор и он больше никогда не сможет видеть, не сможет остановиться, простить себя. И не сможет жить дальше. Всего семнадцать секунд разделили жизнь на «до» и «после». Секунды, которые он не смог вытерпеть, убили Ворса… Секунды и его трусливая рука.

Память вернулась рывком. В этот раз ноги подвели, и он рухнул на пол маленького домика в засыпанном снегом лесу. Напротив стояла Марта и бесстрастно смотрела прямо в его глаза.

– Нет, – отчаянно прошептал Николай. – Нет…

– И больше не смей даже думать о ценности жизни твоих созданий. Самообман – это противно.

– Я не мог… Он не успел…

– Ты знал, что он успеет. Ты слышал шаги, но не рискнул. Потому что своя жизнь гораздо дороже, правда, Николай?

Она развернулась и ушла, так и оставив его на полу.

И не приходила целую неделю, позволив ему полностью утонуть.

VII.

С вершины небоскреба оторвался новый кусок. Он размозжил и без того дряхлый асфальт, доживавший свои последние дни. В мертвой тишине так редко просыпались звуки, что город подхватил этот треск и долго носил эхом по пустым улицам.

Оранжевые небеса отбрасывали мрачные тени на разрушающийся город и будто негодовали, что кто-то посмел потревожить вековой покой. Они смиренно готовились раствориться в небытии.

И некому было заметить, как скромный ярко-салатовый росток показал свою головку из-под расколотого асфальта… Он был крохотным и слабым, как первое дуновение перед надвигающейся бурей.

Предвестник перемен выжимал из почти мертвой земли все соки и упрямо стремился наружу. К пустому городу и потрескавшимся небоскребам.

Чудовище

* * *

«Что будет, если я завтра умру? Если обратный отсчет почти закончен? И я смогу прикинуть, сколько вздохов мне осталось.

Боюсь засыпать. Я малодушно мечтаю только об одном – уехать из этой глуши. Будто это сможет изменить мой рок, переломить судьбу.

Но я потушу свечу, закрою глаза и подумаю. Что будет, если я завтра столкнусь со смертью? Почувствую ледяной душок за спиной?

Я побегу. Бессмысленность этого действия уже не тронет мой разум. Потому что я смогу только бежать. Отчаянно рваться прочь – я честен с собой. Любой на моем месте поступит именно так.

Всемилостивый Господь, за что мне это?!

Раз, два, три…

Игра закончится, когда он постучит десять раз».

Мужчина в строгом сером сюртуке захлопнул потрепанную записную книжку и вгляделся в мрачные тучи за окном кеба. Дорогу порядком размыло, и нескончаемая тряска клонила в сон. Проклятый счет не выходил из головы – он повторялся еще дважды, а потом записи обрывались. И теперь колеса кареты в голове продолжали отбивать «раз, два, три, раз, два, три».

К чему был этот счет? Джон сходил с ума, когда писал это? Абсурд.

Джон был довольно строгим, принципиальным следователем. Он не хватал звезд с небес, но свою работу знал и уж точно не впадал в подобные крайности, не позволял эмоциям и глупым предрассудкам затмить разум.

Страх? Нет, представить Джона трясущимся в кровати перед сном, будто несмышленый ребенок, – невозможно.

Но почерк был его, несомненно.

Скорее кто-то заставил его написать эту чушь. Быть может, последние записи сделаны одним днем. Вернее, вечером. С дулом у виска?

Джон не мог просто сбежать, испугаться, бросить расследование. И если его остывшее тело теперь прячется в недрах этого особняка, он обязательно его найдет.

Тем временем кеб подъехал к огромной трехэтажной усадьбе. Серый камень, которым был отделан фасад, резонировал с пасмурным небом и навевал тоску. Парк у парадного входа тоже не казался зеленым в эту погоду, будто вода смыла с листьев всю краску.

Детектив нехотя вылез из кэба под легкий моросящий дождь. Неприятная погода была под стать предстоящему делу. Ему показалось, будто он тут же промок, рубашка прилипла к телу, и даже на душе было мерзко и сыро.

Его встречали две бледные горничные, пожилой дворецкий с усталым взором и сам хозяин. Он нервно теребил густые черные усы, когда ему казалось, что никто не смотрит.

– Граф Грегори Ронд, – представился хозяин и протянул руку.

Детектив незамедлительно протянул свою в ответ. И сразу отметил, как вздрогнул лорд Грегори, натолкнувшись на его хмурый взгляд.

– Детектив Блэк Ворсан.

– Благодарю, мистер Ворсан, что откликнулись на мою просьбу…

– Я приехал расследовать пропажу детектива Джона Лэйка, – сухо отрезал мужчина. Он хотел сразу расставить все точки над «и». Его нельзя умаслить и подкупить, он не станет проявлять снисходительность и излишнюю доброту, лебезить перед титулами. В этом доме находится убийца, и он его найдет, даже если все вокруг будут вставлять палки в колеса.

И уж точно ни на грамм не верит в дурацкие слухи, распускаемые вокруг этой истории.

Он по очереди одарил этим взглядом всех. Равнодушных не осталось, даже усталый дворецкий слегка ободрился.

– Да, я понимаю, – пробормотал хозяин. – Сьюзан покажет вашу комнату, к ужину я соберу всю семью и…

– Мне нужна комната, где спал мистер Лэйк.

Первый раскат грома вдали заставил графа снова дернуться. Или он совершенно не ожидал такого поворота?

Сьюзан, русоволосая миниатюрная горничная, вытаращила на хозяина непонимающий взгляд.

– Но она еще не готова… – промямлил дворецкий.

– Замечательно, – кивнул детектив. – Мне подойдет.

И первый уверенным шагом направился к дому. Конечно, это противоречило этикету и всему, что втолковывал ему начальник про авторитет полиции и благородные манеры. К чертям эти манеры, Джон был его другом. И чем больше Ронды его боятся, тем выше шанс на их ошибку. Эх, допросить бы прямо сейчас…

Робкая служанка смогла его обогнать только у самых дверей и повела за собой. Граф и остальные слуги так и остались снаружи, в явном недоумении от манер нового гостя. И наплевать, так даже лучше.

Внутри огромного особняка царила такая же унылая серость, как снаружи. Казалось, здесь тоже недавно шел дождь. Потеки на стенах не скрывали выцветшие гобелены, и было невозможно разобрать, что на них изображено.

Его провели по огромному залу, заканчивающемуся парадной лестницей, укрытой почерневшим от времени ковром. На следующем этаже коридор тоже не блистал чистотой, и детектив старался ступать аккуратнее, словно не хотел испачкаться. По обеим сторонам на него таращились семейные портреты – неизменный спутник домов аристократов, – утопающие в оранжевых отблесках свечей. Окон здесь не было, и свет причудливо играл на масляных лицах покойников с картин. Сумрачная, готическая обстановка навевала уныние.

– Сьюзан, в доме нет электричества?

Горничная вздрогнула и замерла.

– Нет, сэр, – сдавленно пропищала она.

– Почему?

– Господин граф запрещает…

Она неловко обернулась и вновь поспешила вперед.

– Ты давно здесь служишь? – Детектив не двигался с места.

– С самого детства. Сэр, прошу вас, пойдемте!

Она чуть не дернула гостя за руку, но удержалась в последний момент, вспомнив о приличиях.

Ворсан сделал медленный, короткий шаг вперед. Этот особняк и так не вызывал в нем теплых чувств, но сейчас интуиция подсказывала – его тащат, прячут. Он приехал не вовремя – специально на день раньше времени, указанного в письме. Что он не должен увидеть?

И будто в ответ на невысказанный вопрос по лестнице застучали каблуки. Горничная все же схватила его руку и отчаянно рванула. Отчаянно и безрезультатно.

Ворсан повернулся к лестнице и замер в ожидании, помимо воли вслушиваясь, изучая. Что-то было в этих шагах. Твердых, уверенных. Смешно подумать, он даже не видел человека, а шаги казались бесстрашными. Перед ними расступались горы и низвергалась бездна.

Он мысленно усмехнулся – давно за ним не водилось такой поэтичности. Служба в столичном отделении быстро и навсегда отбивает любую романтику.

Однако сердце быстрее застучало в груди, и Ворсан сам не понимал почему. Шаги раздавались совсем близко. Такая короткая лестница и целая вечность перед встречей.

На изъеденный молью ковер второго этажа шагнула девушка. Каштановые волосы, высоко собранные на затылке, спадали сзади волной. Глубокие карие глаза мгновенно впились в него. Строго, с угрозой, изучающе. В заостренных чертах лица сквозила такая холодная отчужденность, что стена между ней и остальным миром казалась нерушимой. Образ дополняло темно-бордовое платье, туго стянутое выше пояса ремнями, и короткий меч, свисающий сбоку.

Он бы решил, что перед ним воин, если бы не юбка…

Такие девушки никогда не были во вкусе Ворсана. Он любил милых и приветливых глупышек, которые не лезут в мужские дела. Вот, например, Сьюзан – в других обстоятельствах горничная бы таяла от его улыбок. Но не сегодня… Что-то еще было в этой суровой девушке – непонятного, влекущего, отчего он не мог оторвать взгляд и чувствовал себя крайне глупо. Ворсан застыл как истукан, почти не моргая.

Незнакомка осмотрела его с ног до головы и, ни слова не говоря, в оглушающей тишине скрылась за ближайшей к лестнице дверью.

Сьюзан снова дернула за рукав, на этот раз детектив поддался.

Комната оказалась довольно скромной. Кровать, тумба и маленькое окошко – вот и все убранство. Несколько оплавленных свечей у стены. Должно быть, ее строили для прислуги – все в серых тонах и потеках, как и остальной особняк. Из окна ощутимо потягивало холодным воздухом.

– Кто это был?

– Гостья лорда Грегори. – Сьюзан уткнула взгляд в пол.

– Не родственница, – Ворсан не спрашивал, а утверждал.

Горничная встряхнула покрывало, и в воздух поднялся ворох пыли. Вид у нее был крайне расстроенный, будто она заслужила своими действиями выговор от хозяев.

– Джон точно жил в этой комнате? – Меньше недели прошло с его гибели, столько пыли не могло скопиться, даже если месяц не убираться.

– Да, сэр, – пискнула Сьюзан. – Вот его вещи.

Она ткнула на небольшую стопку одежды на прикроватном столике. Одежда была на месте, а старого друга больше не было.

– Я унесу их…

– Оставь. Можешь идти.

– Через час будет ужин…

Служанка неловко поклонилась и почти бегом вышла в мрачный коридор.

Детектив уселся на все еще пыльную кровать. Вся злость, что копилась в нем по дороге, ухнула в бездонную яму. Впервые за долгое время он чувствовал себя… растерянным?

Окна были плотно закрыты, и ни единого звука не осталось в затхлой комнате. Тишина была давящей и слишком плотной. Не так должен звучать в середине дня дом, полный людей и прислуги.

Ворсан тряхнул головой. Резко поднялся, распахнул окна, впустив внутрь немного свежего воздуха и гомон разошедшегося дождя. Взъерошил светло-русые волосы, которые с утра так долго укладывал. Вытащил из чемодана дневник Джона – единственную вещь пропавшего следователя, которую граф счел необходимым отправить в город, – и в сотый раз вчитался.

В самом начале почерк был ровным и аккуратным. В отделе Джона Лэйка всегда хвалили за аккуратные отчеты. В этом был он весь – дисциплина, хладнокровие, опрятность. Он даже шутил редко, деликатно. Когда все окружающие взрывались хохотом, Джон позволял себе лишь вежливую улыбку.

«Дом выглядит полузаброшенным. Целый штат прислуги не может справиться с уборкой. Повсюду пыль и влага. Как в таком месте растят маленьких детей? Кажется, граф с женой совершенно не озабочены этим вопросом.

Почти весь день они проводят в гостиной. Дети предоставлены сами себе. Не могу поверить, что единственная няня дает им достаточно образования.

Прислуга вежлива, кто-то из них постоянно проверяет мою комнату. Буквально каждый час. Они смотрят на меня с опасением, которое не способны скрыть за натянутыми улыбками.

Я здесь уже второй день и точно могу сказать лишь одно – они меня боятся».

Ворсан захлопнул дневник. Ни о какой гостье речь не шла – значит, она появилась уже после пропажи Джона.

Странная девушка не желала выходить из головы, а холодный взгляд так и стоял перед глазами. Что же его так зацепило? Ведь не запал он на карие глаза и твердую походку, так не свойственную юным девам. Что-то было еще…

Ну конечно! Меч!

Как часто можно встретить настоящий меч в наше время? Ведь он сразу его подметил, но оружие так лаконично вписалось в образ собранной валькирии, что не вызвало вопросов в первые мгновения.

Давно ли он видел людей, открыто расхаживающих со старинным холодным оружием?

Детектив прилег на покрывало, уже не беспокоясь о его чистоте.

В городе подобное можно застать, пожалуй, лишь на параде. Да и то в последние годы выходным оружием становятся револьверы и старые ружья. А мечи и кинжалы можно встретить только на полках перед камином.

Однако меч. Заточенный, не муляж для красоты. Интересно.

Его разбудил звон колокольчика, собиравший семью и гостей к ужину. Ворсан и не заметил, как задремал, и теперь чувствовал себя еще более разбитым.

Он с трудом оторвался от неудобной кровати, стряхнул пыль с сюртука и направился к двери. За ней его уже ждала Сьюзан – она, напротив, была спокойнее, чем при первой встрече. Милое личико обрамляли красиво уложенные русые кудряшки, приветливая улыбка приклеилась к лицу.

Ворсан шагнул ей навстречу, но так и не выжал из себя ответной улыбки. Быть милым и вежливым сегодня не хотелось до тошноты. Они в молчании пошли по мрачному коридору с лицами покойников, и детектив лишь ненадолго задержался напротив двери в комнату «гостьи лорда Грегори». Оттуда не было ни звука – либо девушка уже спустилась, либо ее не приглашали к общему столу. Ощущение, что гостью хотят скрыть от посторонних глаз, усилилось.

Большая столовая на первом этаже хотя бы не пахла пылью. Скатерть светилась белизной, огромный стол мог вместить человек двадцать, не меньше. Но сегодня за ним сидело пятеро – граф Грегори Ронд с супругой, двое детей и женщина средних лет в накрахмаленном переднике – должно быть, их няня.

Через полуприкрытые ставни пробивались яркие закатные лучи, на стенах и столе горели несколько десятков свечей – и вся комната тонула в оранжевых всполохах. В полной тишине по углам и лицам плясали тени.

Лорд Грегори коротко кивнул, когда детектив переступил порог. Он тоже вел себя спокойнее, должно быть, успел взять себя в руки и придумать какой-то план, пока Ворсан дремал. Он представил свою семью – жену Агату, двойняшек Димитрия и Селесту, лет восьми на вид, и няню миссис Хат.

Взрослые кивали в ответ, и лишь белоснежные тонкие пальцы графини Ронд слегка подрагивали.

– А ваша гостья не присоединится к нам?

– Она не любит шумных компаний, – с улыбкой выдохнула графиня Ронд. – Это моя дальняя родственница. Кая немного нелюдима.

Ворсан озадаченно замер.

Кая… Откуда ему знакомо это имя? Такое редкое, необычное.

Он неосознанно остановил взгляд на леди Ронд. Но та лишь шире растянула дружелюбную улыбку. Эта идиллическая картинка казалась такой ненастоящей, пропитанной ложью и притворством, что он отвернулся и уставился в тарелку.

Хорошо, а что он ожидал после такого знакомства? Что Ронды будут беззаботно лебезить перед очередным следователем? Слишком наигранно скрывать тайны своего потекшего особняка?

Они уже проходили это с Джоном.

Ворсан придвинул к себе тарелку с ароматным мясом в медовом соусе. Леди Агата все еще не сводила с него внимательных карих глаз. Джон много писал о ней в дневнике, и теперь он понимал почему.

Пышные светлые локоны обрамляли по-детски невинное личико с аккуратными ямочками на щеках. На вид ей было не больше двадцати пяти, но держать она себя умела воистину по-королевски. Платье глубокого синего оттенка подчеркивало бледность и нежность ее черт.

Но в отличие от Джона Ворсан не обманулся этим образом. Сейчас напротив него сидели подозреваемые. Так и никак иначе.

Дети вели себя довольно тихо, что тоже не соответствовало впечатлениям Лэйка. В его записях они редко присоединялись к ужину, не могли усидеть долго на одном месте, чем изрядно выводили из себя свою строгую няню.

Миссис Хат. Вот ей он верил. С первого взгляда няня была столь убедительна в образе уставшей от всего женщины, ненавидящей собственный статус и работу, что Ворсана передернуло. Он часто видел таких людей, потухших в свои неполные сорок, живущих по инерции. Даже зависть уже не касалась безмятежного озера безразличия внутри них.

Пожалуй, с ней он поговорит первой.

Граф Ронд быстро прикончил свой ужин и пытался вести светские беседы. Рассуждал о погоде, столичных сплетнях, урожайности соседских полей. Его будто прорвало нести всякую чушь, Ворсан изредка кивал и не препятствовал. Ничего иного он не ожидал и просто продолжал кидать настороженные взгляды, чем знатно нервировал окружающих.

А еще он косился на дверь. И почему-то все еще ждал появления странной гостьи.

Но до конца ужина она так и не явилась.

За ним снова пришла Сьюзан, чтобы проводить в комнату. Детектив возразил, что уже запомнил расположение, но леди Ронд очаровательно улыбнулась и настояла. После долгой дороги сил сопротивляться не осталось.

И Ворсан позволил не только отвести его до двери, но и снять сюртук. От дальнейшей помощи смущенной горничной он отказался и закрыл дверь на замок.

Ставни в его комнате были снова плотно запахнуты, что заставило детектива поморщиться – после обучения в полицейской академии он не выносил замкнутые пространства. Всегда открывал окна нараспашку и даже квартиру в городе выбрал на мансардном этаже, выходящем на скромную террасу. Стоило ли говорить, что проход туда был всегда открыт.

Он опять распахнул окна и уже собирался отвернуться, когда внизу промелькнула черная тень. Ноги против воли налились свинцом, и Ворсан застыл, вглядываясь в подъездную площадку перед домом. Ливень только недавно успокоился, и в сгустившихся сумерках поднимался легкий туман.

Но тень и не скрывалась. Она мелькнула снова, довольно быстро одолев расстояние до первых деревьев. И в проблеске луны он разглядел бордовые краски. Кая.

* * *

Сердце опять застучало быстрее. Да что же с ним такое?

Хотелось рвануть в парк сию же секунду, но прислуга в этом доме… Его будто стерегут.

А и черт с ними, детектив он или нет! Ворсан вновь накинул сюртук, помедлил мгновение и все же схватил серое короткое пальто.

Тихо открыл замок, оглядел коридор, на цыпочках прокрался к лестнице. С трудом удержал себя от желания перейти на бег, спустился. Парадная дверь оказалась незапертой.

Глоток свежего осеннего воздуха слегка отрезвил.

Гостьи лорда Грегори нигде не было. Ворсан пересек подъездную площадку, провел рукой по аккуратно выстриженной изгороди, все еще мокрой, вошел в парк. Где-то вдали щебетали припозднившиеся птицы, но, кроме них, – ни единого звука. Может, ему показалось?

– Уезжай в город, – раздался хладнокровный голос из-за спины.

Детектив обернулся.

В том же бордовом платье, уже слегка мятом, перед ним стояла Кая. Взгляд был таким же отчужденным и строгим, как сегодня днем, и только меч уже не был в ножнах и свободно свисал вниз в ее правой руке.

– Добрый вечер. – Неожиданно против воли губы растянулись в улыбке. Его первой улыбке с момента вестей о пропаже Джона. – Я Блэк Ворсан, детектив. А вы?..

– Уезжай, Блэк Ворсан, детектив. И как можно скорее.

Что за странное создание? Почему-то он почувствовал себя неловко, как школьник с невыученным уроком у доски, но уходить совсем не хотелось.

Девушка тоже не двигалась с места.

– Ты сама не веришь, что я послушаюсь. Кая, верно?

– Ну и дурак, – хмыкнула она.

– Это моя работа, в город я уеду только с убийцей в кандалах.

Невеселый смех Каи эхом раскатился по сонному парку.

– С удовольствием бы посмотрела, как ты повесишь кандалы на это. Но я не верю, что ты долго здесь протянешь.

– А ты оптимистка. Неужели и убийцу знаешь?

– Догадываюсь. Да только ты мне не поверишь. К чему пустые разговоры?

– Кто ты, Кая?

– Гостья. – Улыбка девушки стала хищной.

– Дальняя родственница. Которая неожиданно возникла в особняке после смерти старого графа, служанки и пропажи детектива. – Ворсан попытался и здесь применить свой коронный взгляд. В академии, а потом в отделе его звали волчьим. И боялись.

Но на этот раз что-то пошло не так. Он физически не мог смотреть на эту странную девушку как на остальных. Даже улыбку убирал будто с трудом. В голове творилась полная сумятица.

– Детектив, позволь угадать. Лучшая школа в городе, отличные оценки. И… пожалуй, отец. Тоже детектив, который в детстве драл тебя ремнем за любые огрехи. Поэтому ты старался. Школа, потом академия. Начал с самых низов, потому что отец запретил пользоваться его протекцией. Тебя с детства учили «соответствовать». Быстрая карьера, и вот ты уже следователь. Ценишься в отделе, ловишь преступников. Отец гордится?

– Как? – выдохнул Ворсан.

– Сюртучок слишком чистенький и гладкий. Уезжай, Блэк. Это не область твоей «юрисдикции», как вы говорите, в твоем прилизанном мире нет места необъяснимому. Твой коллега понял это слишком поздно.

– Что с ним, Кая?

– Скушали, – просто ответила девушка.

– Кто?

– Тварь, в которую ты не веришь.

Она вытерла меч о платье и вернула в ножны. А потом молча развернулась и пошла в сторону дома.

– А ты охотишься на тварей? За этим тебя позвали?

Она даже не повернулась.

Ворсан слышал о таких людях – сумасшедших психах, верящих в мистические сказки, и о шарлатанах, которые потрошат их карманы, якобы выполняя работу. Нагоняют жути и дерут цену, делая вид, что борются с темнотой.

Их звали ведьмаками. И закон не поощрял их деятельность.

Кая так и не ответила, скрывшись за парадной дверью.

«Мне кажется, что хозяева верят в некую мистическую составляющую этих смертей. И если от недалекой прислуги я вполне был готов услышать подобное, то от графа Ронда, его супруги, получивших столичное образование, это звучало как минимум дико.

Они стараются не говорить вслух, но в разговорах между собой, что мне доводится слышать, эта мысль звучит намеком.

А еще мне кажется, что они боятся собственного дома. Грязь и пыль, царящая повсюду, никогда не убираются. Электричество до сих пор не проведено. После наступления темноты никто не покидает своих комнат.

В нашем прогрессивном веке я не ожидал наткнуться на подобное невежество» – из дневника Джона Лэйка.

* * *

Ночью Ворсан плохо спал. Постоянно чихал от пыли, просыпался от смутного ощущения чужого взгляда – звучало это пошло, но на деле было крайне неприятно.

Как закономерный итог – он проснулся слишком рано, разбитым и без сил. Долго валялся в кровати, с трудом возвращая проклятую память на положенное ей место. Когда битва с разумом окончилась победой, в дверь постучалась Сьюзан.

Вид ее был не менее потрепанный, под глазами залегли тени. Но голос был бодрый – она тоже плохо спит, но, видимо, почти привыкла к такому распорядку.

Детектив позволил себя одеть без лишних сопротивлений. Когда пришел черед рубашки, горничная смутилась, яркий румянец окрасил щеки – молодые мужчины были не частыми гостями в особняке Рондов.