Текст книги "Империя, которую мы потеряли. Книга 2"

4.1. О легитимности царской власти в преддверии 1917 года

Происходящие на наших глазах события на Украине – снова, как и сто лет назад ставят перед нами фундаментальные вопросы и требуют их разрешения. Один из таких вопросов – вопрос легитимности власти и соотношение законности и легитимности.

Обратимся к Википедии и словарю Ожегова за общепринятым пониманием легитимности

Легитимный, – ая, -ое (спец.). Признаваемый законом, соответствующий закону. (Словарь Ожегова, Толковый словарь русского языка)

…

Применительно к политической легитимности известный английский политолог Дэвид Битэм (David Beetham) разработал «нормативную структуру политической легитимности»:

1. власть соответствует принятым или установленным в обществе правилам;

2. эти правила оправданы путём ссылки на веру, которую разделяют управляемые и управляющие;

3. имеются доказательства согласия на существующие отношения власти.

Легитимность – первоначально то же, что и законность. В политологии – признание власти населением. Легальный – законный, соответствующий правовым нормам (закону или подзаконным актам).

Обратите внимание – толкование легитимности в словаре Ожегова кардинально отличается от более позднего толкования Битэма, и это неспроста. Согласно современному пониманию, у Ожегова под термином «легитимность» понимается законность, другое понятие. Легитимность же – это не столько действие закона и соответствие закону, сколько активное согласие населения с законом. Эта разница скорее всего обусловлена тем, что в британской политической культуре за народом признавалось право восстания против тиранической власти – в России такое право никогда не признавалось.

Еще задолго до Ожегова и Битэма о легитимности писал Николо Макиавелли, определяя ее как особый тип активного политического согласия, которое император обязан постоянно завоевывать и удерживать, если он хочет оставаться императором.

Так вот – Николай II потерял трон, а потом и жизнь, потому что его власть полностью утратила легитимность. Но утратила она ее во многом по его вине – так как Николай II не выполнял той работы, о которой писал Макиавелли. В этом смысле интересно сравнить его с кайзером Вильгельмом. Вильгельм – был вынужден царствовать в условиях парламентаризма, как и в России после законов 17 октября. Но при этом его власть была более прочной, ее называли полусамодержавной, так как он имел политическую позицию и отстаивал ее, вступал в соглашения с партиями и активно поддерживал их, активно участвовал в борьбе за пост канцлера, проталкивая на него нужные ему кандидатуры, активно участвовал в политическом торге в Рейхстаге, проводя через него нужные ему законы (например, закон о флоте) и небезуспешно. Николай II после 17 октября не последовал примеру Вильгельма, он не стал политическим лидером и выразителем взглядов какой-либо части населения, не создал промонархическую партию и не участвовал активно в деятельности правых, хотя поддерживал их, в том числе деньгами (как обычный человек), не произносил политических речей и не появлялся в Думе иначе как при ее открытии чтобы поприветствовать депутатов и произнести традиционную речь. Он вообще испытывал отвращение к публичной политике. Поэтому Николай II оказывался все более и более уязвимым к политической критике, и терял все больше и больше сторонников, пока не потерял всех. Он не боролся.

Попробуем проследить за динамикой потери политических сторонников царской властью.

– национальные меньшинства – Николай II потерял одними из первых, ввиду одобренной и проводимой от его имени политики форсированной русификации. Она была ошибкой и привела к появлению целого сонма национальных движений, требующих самоопределения вплоть до отделения. Эти национальные движения «отгрызали» наиболее ценный правый электорат. Например, в Финляндии получилось так, что против монархии были и левые и правые – правые требовали самоопределения, а левые – республиканского правления, а то и революции.

– интеллигенция – одновременно с этим Николай II потерял симпатии интеллигенции. Он мог бы их завоевать (хотя симпатии российской интеллигенции штука сомнительная), объявив при вступлении на престол о перспективах реформ – что сильно контрастировало бы с консервативно-охранительской политикой Александра III. Способствовали этому и надежды на влияние императрицы – Аликс Гессенская окончила Оксфорд, долгое время прожила в Великобритании, где фактически исполняла роль секретаря у королевы. Николай II развеял надежды почти сразу, еще на встрече с представителями земств, заявив, что никаких перемен не будет и приблизил к себе одного из самых ненавидимых обществом людей – Константина Победоносцева. Это стало причиной возмущения как в студенческо-разночинной среде, так и в обществе, прежде всего в земской среде, откуда и вышли могильщики режима. И главный среди них – Гучков…

– церковь. Симпатии церкви Николай II потерял, когда отказался собрать Собор и возродить патриаршество, а так же начал говорить о том, что и он сам не прочь бы поработать патриархом. Если называть вещи своими именами – речь шла о контроле над большими средствами Церкви. Если бы Николай II дал Патриарха, да еще бы какие-нибудь льготы подкинул по освобождению от пошлин иностранного табака например – Церковь бы за него пошла.

– бизнес. Бизнес в России того времени не был единым целым, он не смог сформировать целостное «третье» сословие с едиными интересами и требованиями. Часть бизнеса сидела на госзаказах, но это не значит, что она поддерживала монархию, скорее наоборот, ей нужен был парламент британского типа. Для чего? А для того же для чего украинским олигархам сейчас нужна Рада – как площадка по договоренностям дербана бюджета. Сколько ты депутатов провел/перекупил – такой у тебя и кусок в общем пироге. Другая часть бизнеса была староверами, а те считали Романовский режим сатанинским еще со времен Никона. Третья часть бизнеса либо была еврейской, либо зависела от международного финансирования, которое держало в руках еврейство – этих не устраивала политика царского правительства в отношении евреев, они связывали надежды на отмену черты оседлости и антиеврейских ограничений с парламентаризмом. Четвертая часть бизнеса была просто левой – были же случаи в Москве, когда фабрикант на свои деньги револьверы для боевиков покупал. Наконец, пятая часть бизнеса мечтала после войны устроить передел собственности, что Николай II не пообещал. Но проправительственного бизнеса в стране практически не было.

– армия. Падение авторитета Николая II в армии – сложный и до сих пор до конца не исследованный процесс. Он к тому же еще и многофакторный. Тут и традиции вольнодумства в армии, которые заходят далеко за декабристское восстание; мы многого не знаем – хотя бы две попытки устроить смуту, в начале 1830-х и в начале 1860-х годов. И то и другое подаётся как польские восстания, хотя и то и другое является попытками использовать армию для захвата власти, в Польше просто оба раза произошел взрыв из-за в целом взрывоопасной ситуации, а в России – нет. Тут и неафишируемое, но имеющее место противостояние между армией (и Генеральным штабом) и Гвардией, которая по сути была отдельной армией. Тут и попытки генералов оправдать собственную бездарность раздуванием слухов о предательстве в верхах и шпионаже в Зимнем. Тут и проникновение в армию «детей семидесятых», которые были инфицированы идеями народничества – и ко времени Великой войны занимали генеральские посты.

– евреи. Тут сказать нечего – грубо ошибочная политика по установлению новых ограничений вместо отмены старых, не принесшая ничего кроме вреда и большой крови. Политика эта связана с личностью Николая II и его убеждениями, которые были антисемитскими и крайне правыми. Эта политика принесла очень много вреда и породила целую касту профессиональных революционеров.

– крестьянство. Вероятно, самая болезненная тема, потому что сам Николай II недолюбливал город и городское население и считал себя «царем крестьян», искал опору именно в этом слое. Надо сказать, что свергли его отнюдь не крестьяне – это был элитный заговор, крестьяне там были только в виде мобилизованных, и это уже были не совсем крестьяне. Но объективно – крестьяне не протестовали, так как считали, что падение самодержавия будет им на руку. Почему?

Вопрос был в земле, и он был сложнее чем кажется, потому что в 1917 году землю отбирали уже не у помещиков – практически вся земля и так была в руках выходцев из крестьянского сословия. Начиная с реформ Столыпина в деревню все больше и больше проникали коммерческие отношения, но воспользоваться ими могли далеко не все. По-прежнему существовала община – причем к 1917 году в ней осталась наиболее нищая часть крестьянства, которой нечего было терять. Существовали отрубники – на их земли и нацелились общинники. Существовали кулаки – местные сельские ростовщики, заслужившие ненависть односельчан. Переселение в Сибирь, освоение целины современного Казахстана началось уже тогда – но оно не было настолько массовым, чтобы снять демографическое давление с деревни. Десять детей в семье было нормой. Общинные угодья истощались и сужались из-за отрубов. Первая мировая война оказалась более жестокой и продолжительной, чем любая другая ранее, а крестьянские рекруты – оказались во многом к ней не готовы. К 1917 году – многие готовы были пойти за кем угодно, кто пообещает землю и мир на любых условиях. Включая и потерю территорий – они не считали территории своими. Для них собственные сотки были важнее возможной потери скажем, Украины. Украиной не прокормишься.

Тут надо развеять некоторые мифы. Русские крестьяне образца 1917 года не были русским народом в современном понимании. Они были именно крестьянами, частью православного крестьянского мира. Формирование единой политической нации, в которой у крестьянина и у того же депутата Думы – одно и то же понимание того где они живут – началось, но не завершилось. Крестьяне были по сути отдельным народом, их горизонт понимания окружающего мира редко простирался за горизонты своего уезда да того города, куда он ходил на подработки. Немалая часть крестьян жила в нищете – а такая жизнь жестко диктует правила выживания, и потому крестьяне и готовы были обменять пять или десять соток лично себе на поражение страны в войне и потерю территорий. Если бы Царь победил – они были бы за него. Но так как война оказалась куда более тяжелой и долгой – от «неудачного царя» они отшатнулись

Вдобавок ко всему – к 1917 году в жизнь начало вступать первое политически грамотное поколение крестьян – как показывает опрос петроградских солдат (крестьянских рекрутов), уже подавляющее большинство из них было грамотным, могло прочитать газету или листовку. Но при этом – в них еще сохранялась наивность, когда печатному слову верили как Евангелию. Отсюда кстати нередко проскакивающее в воспоминаниях, что во время февральской революции бешено хлопали всему, даже прямо противоположным речам…

– наконец, рабочие. Далеко не все рабочие были за большевиков, и далеко не все рабочие даже были левыми – но все рабочие хотели улучшения условий труда. Невозможность легальной политической борьбы – толкала их к противникам правительства.

Плюс – элитам удалось убедить не только самих себя, но и рабочих, и мещанство – в том, что монархия развращена (тема Распутина) и пронизана предательством (немка вместе с Распутиным рулит страной). Протесты против монархии – носили, в том числе и антинемецкий характер.

С какого-то момента – власть Николая II стала законной, но нелегитимной. Вряд ли можно назвать точное время, можно лишь сказать, что лето – осень 1914 года были вероятно последними периодами легитимности царской власти – но и это не значит, что царская власть была легитимной до того. Потерю легитимности вряд ли можно рассматривать как линейный процесс. Полный провал в легитимности – это 1905–1907 годы, когда Москву брали гвардейские части с артиллерией, расстреливали без суда и при малейших признаках нелояльности – то есть речь шла о войсковой операции против собственного народа. Тот факт, что революцию удалось подавить еще не означал восстановления легитимности – если вы почитаете воспоминания Ариадны Тырковой, то увидите описание первой Государственной Думы – общество в лице депутатов явилось туда не законодательствовать, а на бой с властью. Даже изъяснялись военными терминами и понятное дело, ни о каком СОТРУДНИЧЕСТВЕ не могло быть и речи.

Частичное восстановление легитимности произошло в период 3 Государственной Думы, и связано это было как с прошествием времени после кровавых событий 1905 года, так и с серьезным экономическим ростом в России, сгладившем основательный провал начала века и позволивший новым миллионам выйти из того состояния, когда главная беда – неурожай лебеды. Времена премьерства Столыпина, а затем и Коковцева – это времена бурного экономического роста, времена, когда часть крестьянства сполна ощутила на себе улучшения реформы Столыпина, времена, когда стремительно росли города, налаживалось кредитование бизнеса, одна за другой шли великие стройки, стремительно внедрялись плоды технического прогресса.

Но одновременно с этим назревали и проблемы

– общество – и из всех воспоминаний того периода не забыло и не простило власть. При любой последующей серьезной встряске – проблемы должны были вылезти наружу, старые счеты – вспомниться.

– левое крыло в российской политике было намного сильнее правого. В каком-то смысле пришествие большевиков в 1917 году было исторически неизбежно и именно поэтому. Те, кто пытался держаться центра – например, кадеты – постоянно разрывались между инстинктивной правизной верхов, осторожностью Милюкова – и давлением влево со стороны первичек, которые сигнализировали, что отказ двигаться левее лишает партию поддержки избирателей. Милюков это понимал, но лживым популистом типа Керенского так и не стал. Глобально кадеты проиграли 1917 год именно потому, что не нашли в себе силы подчиниться давлению улицы и сделать решительный шаг влево.

Справа – были октябристы (они считались правым центром) – а дальше шли уже вполне антисемитские и погромные организации. Но проблема в том, что ни у тех, ни у других – не было массовой доброкачественной поддержки в низах. Октябристы были партией олигархов – поддержку они просто покупали. Антисемиты и погромщики – играли на темных инстинктах толпы. Но если у левых был Маркс, которого, наверное, читал каждый русский студент, а потом еще и пересказал другому в меру своего разумения – то у правых не было ничего. Не было у них ни популярной теории, ни программы. При появлении «четыреххвостки» – они в Думу либо не проходили, либо проходили, но минимальным составом. Огромная вина в этом конечно была церкви – в большинстве европейских стран правые формировались именно на базе церковных приходов (христианские демократы) – но в России даже церковь стала опасно левой и антиправительственной.

Зато, если бы не было революции в 1917 году – в двадцатые пополнение правые могли получить оттуда, откуда не ждали. Мировая война потрясла сознание всех народов Европы и привела к появлению гибрида социалистической догматики с радикальным национализмом. Гибрид назывался «национал-социализм». Как Гитлер начинал среди баварских коммунистов, так и эсер Савинков к 1917 году уже прошел большую часть пути к фашизму. Социализм – но без братства народов, только для избранных. После газовой атаки в братство народов верится особенно хорошо.

В период 1914–1917 годы общество в лице контрэлит и части элиты предприняло массированную атаку на и так подорванную легитимность царской власти – и она увенчалась успехом. Вероятно, удалось бы учредить конституционную монархию, если бы не разъяренные толпы на улицах.

Подводя итог. Отказ Николая II участвовать в политической борьбе привел к тому, что к 1917 году он не мог опереться ни на один класс, ни на одну социальную группу. Таким образом, он стал нелегитимным правителем, правление которого не опиралось на согласие подданных, а опиралось исключительно на привычку и на возможность применения силы. При первом замешательстве власти – нелегитимный режим был свернут.

4.2. Роль национализма в разрушении Российской Империи

Произошедшая в России в 1917 году катастрофа – являет собой не один кризис, а кульминацию нескольких разных кризисов, развязка которых слилась воедино. Точнее даже не развязка, а взрыв, потому что многие вопросы о жизни России, поставленные в 1917 году – не получили своего разрешения и доныне. Одним из таких вопросов является вопрос национальный. В начале 20 века он стоял остро, но после падения монархии – в жестокой борьбе почти везде (кроме Польши и Финляндии) уступил вопросу классовой борьбы. Вопрос, почему так случилось, почему для Российской Империи определяющим стал класс, а не нация – это отдельный вопрос, а сейчас поговорим о том, что происходило до 1917 года.

Итак.

Россия, безусловно, являлась империей до 1917 года и является империей сейчас. Причем империей правильной, построенной по классическому римскому канону. Ахиллесовой пятой всех империй, построенных европейцами – является их исконный, исходящий из самой сути европейского проекта национализм, вполне способный перейти в фашизм. В Риме этого не было – римляне женились на местных женщинах, а абориген из самой отдаленной провинции, получив гражданство, мог сделать самую блестящую карьеру. Это все ушло в прошлое – Европа переродилась как скопище национальных государств, и никому за все время после падения Рима – не удалось восстановить империю. Когда же европейцы пошли по свету, создавая свои колониальные империи – они поставили в основу то, что ни один абориген не равен и не может быть равен европейцу. В британской индийской армии – британский новобранец сразу получал звание майора, а индиец не мог получить звания старше капитана, потому что британец не мог подчиняться индийцу. Любой индиец должен был вычистить обувь британцу, если тот этого потребует.

Российская империя строилась по классическому римскому канону – как, кстати, и китайская. Варвар, который ведет себя как ханец – ханец, ханец, который ведет себя как варвар – варвар. Или как сказал император Николай I маркизу де Кюстину – вот это у меня грек, вот это армянин, вон те двое грузины – а вот все вместе они – русские. Представители вошедших в Империю народов – считались равными русским, и могли делать любую карьеру. Примеров не счесть. Грузин Багратион стал фельдмаршалом, как и украинец Паскевич. Армянин Лорис-Меликов стал едва ли не соправителем Александра II. Именно поэтому в своем нормальном состоянии Российская империя отличалась чрезвычайной устойчивостью, а как только в пределы вторгался враг – все народы вставали и шли в бой, плечом к плечу. Каждый из малых народов – ощущал государство своим, как и любой русский.

Однако, к концу 19 века ситуация начала меняться и немалую роль в этом сыграло пробуждение русского национального духа, перетекшее в шовинизм, а в каких то случаях – и в протофашизм. Весь этот процесс инициировался и поддерживался на государственном уровне и представлял собой неумелую попытку «лечить чуму холерой». То есть сбить накал борьбы леваков – народников за счет внедрения в общество правой, националистической идеологии – прежде всего в низы общества. Проект этот оказался не только провальным с точки зрения первоначально поставленных целей – крестьяне за правыми не пошли, они четко сознавали свой интерес, землю и шли за теми, кто им землю обещал. Но этот проект до крайности обострил еще и национальный вопрос, внеся существенную лепту в кризис 1917 года.

Каково было положение с национальностями в России до конца 19 века, когда начала внедряться данная идеология?

4.2.1. Поляки. Польский вопрос

Польский вопрос – висел над Россией подобно грозовой туче весь девятнадцатый век. Его значение в жизни страны можно было сравнить с проблемами Кавказа сегодня. Все понимали, что эта вражда дальше не может продолжаться – но что делать никто не знал. В конце концов, рассудила история, но и поныне Польша остается злейшим врагом России. Исторического примирения – не было и нет.

В конце 18 века, всего лишь спустя полтора столетия после того как польские легионы брали Москву – Польша окончательно обессилела и была разделена между Россией, Пруссией и Австро-Венгрией, причем самый крупный кусок вместе со столицей Варшавой – достался России. Причина, почему Польша так стремительно утратила силу и влияние – заключалась в том что она так и не смогла создать современное государство и наладить сбор налогов. Особенностью Польши было необычайно большое количество военной аристократии – до десяти процентов от общего числа населения. Эти вооруженные люди выбирали себе монарха и могли скинуть его в любой момент. Страна фактически представляла собой конгломерат магнатерий, магнаты, то есть крупные помещики – владели целыми городами. Те, кто не относился к аристократии – шляхте – именовались быдлом. В основном быдло находилось на Востоке, и было православным. В отличие от Польши – Россия после Смуты смогла модернизироваться и в результате серии войн покончить с господством поляков сначала на территории современной Украины и Беларуси, а потом и вторгнуться в саму Польшу. Дальше последовали (со стороны не только России, но и других держав) попытки манипулировать Сеймом – своего рода феодальным собранием, где один голос мог привести к его роспуску. Это удавалось плохо – например, были периоды, когда в Польше было два короля, а были – когда ни одного. В конечном итоге, терпение соседей лопнуло, и Польшу разделили окончательно.

Это ставит перед нами вопрос – а вообще, можно ли вот так взять и стереть страну с карты мира? Во многом именно казус Польши привел к усугублению отчуждения России от Европы, и никто не приложил руку к антироссийской пропаганде в Европе больше, чем сами поляки. Этот казус похож на казус современной Украины – что делать, если в центре Европы появляется страна африканского типа и из года в год доставляет проблемы? Помогать? Кто-то сомневается, что помощь будет разворована?

Так, в составе России появился народ, который не только исповедовал другую религию. Но и народ, уже обладавший развитым самосознанием и многочисленной, агрессивной и анархической элитой. Что еще хуже – получалось, что именно православное быдло теперь управляло Польшей, что для любого польского аристократа было как плевок в лицо.

Надо сказать, что изначально по отношению к Польше Романовы отличались терпимостью, они прекрасно понимали обстоятельства, и не желали усугублять ситуацию более, чем она есть. Сама причина, почему Россия поучаствовала в разделе Польши, видимо, заключается не в самой Польше, а в Украине и Белоруссии. Екатерина II прекрасно понимала, что пока есть независимая Польша, оттуда будет исходить угроза и этим землям и православию в целом. Не будем забывать, что религиозное самосознание было тогда важнее национального, а римский Папа именно через Польшу предпринимал постоянные попытки проникновения на территорию России католичества. И это не было чисто религиозным вопросом – в Рим платили десятину.

Вероятно, если бы не шляхта, в конечном итоге Польша смирилась бы – в то время Романовы не покушались на польский язык, оставили им конституцию и даже собственный парламент – сейм. Но шляхта не смирилась с утратой своей вольности. Кто-то устраивал заговоры, кто-то эмигрировал. Костюшко стал национальным героем в США. Гораздо больше других польских эмигрантов осели на территории Франции, где участвовали во всех революционных пертурбациях, а потом пошли на службу Наполеону и активно участвовали в войне 1812 года. В конечном итоге – они почти все погибли под Лейпцигом во время «Битвы народов», был уничтожен маршал Понятовский.

Александр I фактически простил поляков за массовую измену, после чего произошло новое восстание 1830–1833 годов. В 1863 году произошло еще одно восстание. Фактически каждое новое поколение в Польше рано или поздно восставало. Уголовное право тогда было своеобразным, тех кого не убили при подавлении и не повесили на скорую руку – обычно наказывали ссылкой в отдаленные губернии России. Это не обязательно была Сибирь, например больше сотни поляков было сослано за мятеж в Тифлис (Тбилиси), где они даже учредили польский клуб (сохранился и поныне). Ссыльные поляки разносили по России опыт рокошей – мятежей, заговоров, переворотов, сопротивления. Следы поляков можно найти в самых разных местах России после того как там что-то произошло.

Другая часть поляков эмигрировала за границу, где они держались вместе и разносили антироссийскую пропаганду.

Но положение с поляками к середине 19 века все же было далеко не таким проблемным, как кажется. Хотя польский вопрос считался тогда основным – просто другие еще не были такими проблемными. После провала восстания 1863-64 годов – большая часть польской элиты смирилась со своим положением и вошла в циничное сожительство с русской властью. Польские дворяне – а там дворянином был каждый десятый – широко пользовались дворянской привилегией гнать спиртное и некоторые гнали столько, что в их спиртном можно было утопить всю Польшу. На территории Польши немцы вместе с поляками строили и пускали в ход заводы, которые работали на российский рынок, чтобы избежать заградительных пошлин. Экономика Виленского края – неплохо зарабатывала за счет близости с Германией – например, в Германию отправлялись на сезонные работы к немецким бауэрам тысячи и тысячи гастарбайтеров. Варшава стала важнейшим финансовым центром империи – польские банкиры были отдельным кланом и имели немалый вес в российской банковской системе.

О том, что проблема «национального вызволения» Польши стала борьбой одиночек – свидетельствует тот факт, что в Польше рознь тоже перешла с национальных позиций на классовые. В Германии – силезские поляки боролись за сохранение своей идентичности как поляков, а в России радикальные поляки вступали в группы эсеров и марксистов и занимались классовой борьбой.

Максимум о чем говорили поляки – о политической автономии, о восстановлении собственного парламента и об уравнивании католицизма и православия.

В свою очередь – после событий 1863 года Российская Империя пыталась «русифицировать» Польшу – то есть заставить ее использовать русский язык и перейти в православие. Была введена контрибуция на землевладельцев в размере 10 % доходов их земель, что способствовало падению экономической мощи польского дворянства. Но надо отметить, что в отличие от той же Индии – Россия не проводила политику принижения поляков, не было и речи например о том чтобы создать некое подобие «гетто для поляков». Русские солдаты могли служить под началом польского офицера. Скорее шел обратный процесс – поляк чувствовал себя униженным равенством с православным населением Империи, которое поляки издревле считали «быдлом». Ему было унизительно, что его бывшие рабы, украинцы и белорусы – теперь равны ему. Это, кстати, белорусы и украинцы хорошо понимали – на Украину поляки во время восстаний даже не совались, а белорусские крестьяне во время восстания 1863 года поддерживали русскую армию, а не восставших.

В Польше ради русификации было запрещено использование польского языка в школах, администрации, коммерческой переписке и общественных местах, запрещались церковные книги на польском языке. Католикам было запрещено занимать государственные должности. В целом, такая политика, проводимая и не только в Польше – вряд ли способствовала укреплению единства страны, как мы его понимаем сейчас. Да и завершилась она по факту – провалом. Но надо понимать что в то время такая политика считалась в Европе нормой и проводилась во множестве мест – немцы пытались онемечить чехов, венгры – трансильванских румын. Мы не делали чего-то из ряда вон выходящего.

В 1866–1871 гг. были упразднены органы управления Польшей – Государственный совет, Административный совет, правительственные комиссии и Исполнительный комитет.

В 1874 году был упразднён институт наместничества, а вся полнота власти была передана варшавскому генерал-губернатору.

В 1866 г. на Польшу было распространено действие российского уголовного кодекса, в 1875 г. судопроизводство было переведено на русский язык.

В 1869 г. была закрыта Варшавская главная школа, на базе которой был учреждён Императорский Варшавский университет, преподавание отныне велось на русском языке. Преподавание во всех других государственных высших и средних учебных заведениях Польши также было переведено на русский язык.

В 1875 г. ликвидирована грекокатолическая церковь, униатов принуждали к переходу в православие. Положение католической церкви в Польше несколько улучшилось после начала понтификата Льва XIII, сторонника сближения с российским императором, и заключения в 1884 г. соглашения между Россией и Ватиканом.

В Польше делопроизводство было окончательно переведено на русский язык к 1875 г., хотя польский по-прежнему использовался в школах для религиозного преподавания, а также повсеместно в устном общении и частной переписке.

С конца 1880-х годов наиболее применяемыми наименованиями российской Польши становятся названия «Привислинский край», «Привислинские губернии» и «губернии Привислинского края». Школьные программы по истории составлялись в прорусском духе, особое возмущение патриотов вызывали учебники Д. И. Иловайского, фальсифицирующие историю Польши. В 1885 году языком преподавания в народных школах был объявлен русский язык.

Чем ответили поляки. Не надо забывать, что сама Польша была разделена на три части, России, Германии и Австро-Венгрии. Две другие – контролировались немецкими и австрийскими спецслужбами, которые в спокойствии в России заинтересованы не были. Особенно усердствовали австро-венгры – в отличие от немцев Франц-Иосиф прямо ставил своим спецслужбам и МИД задачу добиться объединения Польши под скипетром Габсбургов, при случае захватив и часть Украины. Потому-то в Кракове вовсю печатали литературу на польском, и работали католические подрывные центры.

К 1901 году система тайного образования охватила почти треть населения страны, был создан даже тайный «Летучий университет» в Варшаве. Появилось молодёжное движение «Зет», которые помимо просветительской работы и печати подпольной литературы занимались подготовкой вооружённого восстания. В 1894 году оно было разгромлено полицией, но в 1898 году было восстановлено под руководством Романа Дмовского, будущего депутата Думы, имеющего откровенно протонацистские взгляды.