Текст книги "Кракатук"

– Ладно… – сдалась я. – Но зачем Энди понадобился скальпель?

Георг полностью проникся атмосферой раскрываемых мною загадок, а потому молчал, поглядывал и слушал. Привстав на табурете и потянувшись к пузатенькому чайничку с заваркой, он осторожно подлил нам с Человеком кленового чая и уселся на прежнее место.

– Насколько я знаю, Алва всегда недолюбливала своего сына, наказывала его за любую провинность. Ну а Энди всегда искал материнской любви. Он и теперь ищет… Когда много лет назад Алва потеряла свою былую красоту, Энди попытался срезать с себя кожу, чтобы стать на неё похожим. Ему почему-то показалось, что мама поймёт и наконец примет его после такого поступка… Тогда ему успели помешать. Теперь мешать некому. Видимо, увидев скальпель, Энди вспомнил о прошлой попытке и решил попытать счастья снова…

– Какой ужас… – сдавленно прошептала я.

Какие чувства я должна была испытывать к этим несчастным, обездоленным и побитым жизнью бродягам, рыщущим в кровавой мгле в поисках излечения и истины? Старая церковь превратилась в обитель смерти и обрядов, место которым было отнюдь не среди обычных людей; а сам Скогвинд, – он медленно, но верно загнивал, превращался в страшное подобие окружающих его лесов. Древние силы забирали своё, и человек был лишь ничтожной пылинкой в их таинственных свершениях.

Не смея распускать клубок из своих спутанных мыслей, следующий вопрос я вновь озвучила шёпотом. Уж слишком важным он мне казался.

– Почему ты с ними, Человек?

Человек откусил краюху ржаного хлеба, отхлебнул чая и лишь тогда ответил:

– Я не с ними. Каждые дни Прозрения Болен просит меня пойти с ним в святилище, и каждый раз я с ним иду. Он пытается помочь мне увидеть путь, как и всем прочим, только у него ничего не получается. Я ничего не вижу…

И я вдруг кое-что вспомнила. Безликая тень среди цирка уродцев. Тень, которая меня спасла.

– Ты был той тенью, верно? Все хохотали и обливались кровью, а ты казался лишь едва заметным призраком.

Юноша на меня не смотрел. Серый взгляд свозил по еде, а порой замирал, выдавая задумчивое состояние своего обладателя.

– Наверное, я, – пожал плечами Человек. – Болен боится меня. Прямо он об этом никогда не говорит, но я замечаю его взгляды. Всякому Болен указал путь. Один лишь я остался в стороне.

Мы с Человеком наелись, один лишь Георг продолжал скромно похрустывать то яблоком, то огурцом и посматривать на нас исподлобья. Разговор же продолжался и становился всё более доверительным. Обычно я спрашивала, а Человек отвечал.

– Почему ты меня всё-таки спас? – подняла я на юношу внимательный взгляд.

Человек ответил просто и без прикрас.

– «Там» тебе было плохо, – первое слово он выделил особо. – Ты разговаривала…

Такой ответ меня сильно удивил. Я не помнила, чтобы находясь в подобие транса, что-либо говорила. Впрочем, тогдашнее моё состояние забывчивости вполне способствовало.

– Но что я говорила?

Юноша покачал головой, и Георг важно покивал, якобы его поддерживая и подтверждая свой статус участника разговора.

– Этого я сказать не могу. Никогда прежде не видел, чтобы после перехода человека в тот мир оставшаяся оболочка принялась разговаривать. Всякий, кто переходит черту, забирает с собой всю боль и все мысли. По всей видимости, твои слова были чем-то сокровенным и подсознательным, недоступным тебе самой. Но возможно я и ошибаюсь… – заметив мой негодующий взгляд, Человек всё же добавил. – Могу сказать лишь одно. Ты называла имя и просила кого-то что-то вспомнить…

Сколь же быстро моё приключение обратилось в напряжённый и жуткий, неподвластный пониманию триллер, сюжетные ответы которого таились за гранью ведомого и доступного. Не буду таить, я всегда любил такие истории; крохотный городок со своими многочисленными тёмными тайнами, и герои, увязавшие в них с головой, неоднозначные злодеи и сюжетные повороты. Всё это так прекрасно, но и тяжело.

– Как я устала… – выдохнула я тихо и прильнула спиной к стене.

Георг поднялся и, захватив с табурета огурец, протянул его мне. До чего же странные белые руки у него были, и до чего же мил был его поступок.

– Спасибо, – удивлённо поблагодарила я карлика и приняла подношение.

Георг похлопал кровяными глазками и вернулся на своё место. Человек едва заметно улыбнулся.

– Знаешь, что я делаю, когда устаю, и всё вокруг кажется мне серым? – вдруг спросил он.

Я отрицательно покачала головой и хрустнула огурцом, а Человек встал и принялся срывать простыни со стен. На стенах ожидаемо висели картины, но какие… Чем больше картин открывалось моему округляющемуся взору, тем медленнее я жевала. Когда все простыни оказались на полу, я и вовсе застыла с отрешённым выражением на лице и набитыми как у хомяка щеками.

Каждое полотно несло в себе свой непостижимый смысл, но в то же время служило продолжением или же частью какой-либо другого холста, находящегося в бассейне. Взметающиеся к небесам деревья пробивали облака и уходили своими изгибавшимися вершинами к далёкими планетам и звёздам, причудливого вида гномы и разодетые в высокие колпаки скелеты шествовали по неведомым тропкам к чему-то неведомому и сокровенному, скрывающемуся в самом центре тёмного леса. Там, за ощетинившимися кустами и вспученными клоками земли, бесновалась едва видимая, скованная цепями и истинным страданием сущность.

– Боже… – невольно прошептала я, вглядываясь в удивительное смешение красок и линий. – Это… Что это?

Юноша окинул свои творения полыхающим взглядом и усмехнулся.

– Если бы я знал. Вдохновение не подвластно мыслям и идеям. Все мои рисунки и работы – лишь игра подсознания, того, что мной в значительной степени управляет.

– Удивительно… – прошептала я, не в силах отвести взгляд от загадочных сюжетов.

– Раньше я никому их не показывал, – сказал Человек и вновь опустился на пол. – Даже Георгу…

А Георг тем временем важно ковылял по всему периметру бассейна и, прижимая к макушке цилиндр так, чтобы не было видно лица, с праздным любопытством взирал на полотна. Перед некоторыми он останавливался и изучал их подробнее, некоторые же оставлял позади без всякого к ним интереса.

Я же, наконец, смогла оторваться от картин и посмотреть на Человека. Он казался на удивление возбуждённым, словно творения пробудили в нём недоступные ему прежде чувства. Серые глаза стали светлее, на щеках появился румянец, а выражение лица постоянно, пусть и едва уловимо, претерпевало изменения.

– Я живу с Боленом, в его старом доме, – с воодушевлением заговорил он, не дожидаясь новых вопросов. – Он не знает об этом месте. Я нашёл его много лет назад. Георг помог мне обустроить бассейн, нашёл краски и все необходимые материалы. Лишь здесь я могу побыть с самим собой…

– Я бы тоже хотела иметь такое место… – улыбнулась я.

– Если хочешь, я с тобой поделюсь этим, – по своему обыкновению приподнял краешек странных губ Человек и посмотрел мне в глаза. – Чем ты любишь заниматься?

Вопрос поставил меня в тупик, смутил и разбил в прах. Впервые за долгое время я осознала, что во всём проклятом мире не было ничего, чем бы я действительно любила заниматься и что действительно меня бы увлекало. Книги? Лишь мимолётное увлечение. Музыка? Бездумное убийство времени. Весь мой интерес и сопутствующая ему надежда упиралась в одно лишь общение с Огоньком. Только о нём теперь я могла вспомнить что-то хорошее. Мысли об Огоньке вернули чувство беспокойства и воздвигнутой на саму себя ответственности.

– Я… Не знаю… – слова давались мне нелегко. – Но знаешь… Я оказалась в церкви не случайно… Я хотела спасти друга… Он помогал мне, сколько я себя помнила, поддерживал и выслушивал, когда не с кем было поговорить…

Человек заинтересованно склонился в мою сторону. Между бровей пролегла небольшая складка.

– Что с ним случилось?

Волнуясь и страшась собственных мыслей, я покачала головой.

– Я не знаю… И это… меня пугает. В последний раз он был странным… более странным, чем обычно. Он говорил загадками. Сказал, что мне нужно бежать… а после попрощался и исчез…

Голос дрогнул и щёки вновь прорезали горячие дорожки. Тогда Человек встал и опустился передо мной на колени. Подобрав край рукава, он осторожно вытер им слёзы. Не сразу, но его забота вернула меня к настоящему и заставила бледные обычно щёки заполыхать, но уже не от слёз. Смущённый взгляд сам собой опустился к полу.

– И ты решила его найти, – заключил Человек и принял обычное сидячее положение. Его сосредоточенное лицо оказалось всего в нескольких десятках сантиметров от моего.

– Да… – лишь смогла выдавить я из себя.

– Ты храбрая… хоть и глупая. Я тебе помогу.

И вместо того чтобы обидеться, как это обычно бывало с Фритой, одноклассниками и прочими знакомыми, я подняла на Человека полный надежды взгляд.

– Спасибо…

Выражение лица юноши вдруг посерьезнело и стало непроницаемым. Он будто бы враз потерял ко мне всякий интерес и, спокойно поднявшись, подошёл к Георгу. Несколько минут Человек с ним о чём-то вполголоса беседовал и тот ему как будто даже отвечал, а после обернулся на меня и сказал:

– Прежде ты поможешь нам.

Я удивлённо выпрямилась и на всякий случай переспросила:

– Я? Помогу?

– Да. Не знаю совпадение ли это, или же нет, но в дни истончения тараканы то ли начинают сходить сума, то ли тот мир даёт им силы. Неоднократно они мне мешали, портили рисунки, крали краски и бумагу, но в прошлый раз всё было иначе. Некоторые из них покинули свои домишки и едва всё здесь не уничтожили. Георг… немного их понимает, – я посмотрела на карлика, всё ещё шныряющего подле картин. Он обернулся и согласно кивнул. – Он сказал, что тараканы давно присмотрели бассейн, и он им для чего-то нужен. Георг их подслушал. В следующий раз тараканы закончат начатое. Нужно чтобы ты смогла их убедить этого не делать. После того как ты привела Георга ужинать, мне кажется, что у тебя может получиться. Георг уже договорился с ними о встрече.

Несколько долгих красноречивых секунд я молчала, а затем охарактеризовала сумасшествие, выданное юношей, одним ёмким вопросом:

– Что?

Человек верно оценил степень моего недоверия, а потому, вместо того, чтобы кидаться бесполезными словами, посмотрел на Георга и коротко ему кивнул.

Коротышка театрально выступил в середину бассейна, повернулся ко мне и замер. Под моим напряжённым взглядом он долгое время медлил и явно не решался сделать того, что его попросил сделать юноша. В какой-то момент он даже вытянул из просторного кармана своего балахона узкую вытянутую трубку и подкурил её от мангала. Нервно попыхивая сизоватыми колечками, он вернулся на место.

– Не бойся, Георг… – подбодрил карлика Человек. В голосе его, однако, послышались и повелительные нотки.

И Георг послушался. Дрожащие ручки потянулись к капюшону. Я проводила волосатые белёсые ладошки взволнованным взглядом и крепко стиснула плед.

Когда напряжение достигло своего пика, коротышка сипло выдохнул и одним резким движением сорвал с головы капюшон. Я не сдержала удивлённого восклика…

ДЕЙСТВИЕ 5

Улица Блодет, санаторий «Поднебесный» (29 ноября 1984 год, 14:01).

Георг с готовностью аккомпанировал мне пронзительным писком и, прикрыв мордочку лапками, стыдливо отвернулся.

Некоторое время Человек внимал нашему пронзительному дуэту, а затем невозмутимо поднялся и отвесил мне звонкую пощёчину. Столь неожиданный и грубый поступок вмиг привёл меня в чувство. Прежде чем я успела возмутиться, Человек сказал:

– Обидно, правда?

Я отрешённо похлопала глазами и вновь посмотрела на Георга. Пощёчина Человека тут же отошла на второй план. Опасаясь второго куплета моей арии страха, существо смущённо обернулось. К его величайшему облегчению этот раз обошёлся без визга.

Никогда не боялась крыс, а тем более мышей. Сколь частыми и добрыми соседями они были всю мою сознательную жизнь. В минуты одиночества мышки тихонько похрустывали плинтусом и не позволяли мне в полной мере погрузиться в себя, а порой я просто наблюдала за их быстрыми тенями, скользящими по полу. Фрита же ставила мышеловки за газовой плитой и в подвале. Изредка, но крохотные жильцы попадались в железные объятья и оказывались на улице. Фрита не выносила подобного рода домашних питомцев, а потому всегда старалась от них избавляться. Никогда не понимала этой её боязни, но теперь…

Теперь я вновь овладела своими чувствами и поняла, что не было в Георге ничего такого уж страшного. Фрита с мышеловками тихо ушла на задний план, на прежнее своё место.

Рубиновые глазки сразу же приметили во мне перемену, а потому вскоре оказались совсем рядом. Десяток настороженных секунд – и вот я уже поглаживаю жёсткую короткую шёрстку, а сползший с головы цилиндр сиротливо пылится на полу. Полупрозрачная щетина легонько покалывала ладонь, когда я проводила по ней в обратную от роста волос сторону, но Георгу эту нравилось. Не знающий ласки зверёк прикрывал глазки и тёрся удивительно вытянутой мордочкой о руку, крохотные передние лапки невольно прижимались к груди, а задние подгибались.

– Боже, какой же ты милый… – наконец, прошептала я, улыбаясь.

– Минуту назад ты так не думала, – заметил Человек.

В интонации голоса юноши определённо случились перемены. Было в нём не столько безразличие, сколько какое-то иное чувство… обида?!

Я внимательно посмотрела на Человека.

– Ты… ревнуешь?

Тонкие губы дёрнулись, глаза полыхнули. Но лишь на мгновение. После взгляд смягчился, затем сменился на задумчивый и, наконец, вновь посерьезнел.

– Возможно, – признал юноша. Я удивлённо хмыкнула. – Не забывай, я человек.

– И правда… – улыбнулась я и принялась почёсывать зверька за ушком. – Не ревнуй, можешь тоже после меня Георга почесать… Думаю, он не будет против.

Георг определённо был не против. Не знаю, могли ли обычные землеройки мурлыкать, – а именно на землеройку больше всего походил Георг, – но полуметровые прямоходящие грызуны-альбиносы, обитающие в Скогвинде, определённо делать это умели. Ещё каких-то несколько минут назад Георг прятался и боялся, а теперь уже с готовностью подставлял лысое брюхо.

– Можно я буду называть тебя Челом? – после коротких размышлений спросила я юношу.

Тот поморщился, словно от зубной боли, и категорично дёрнул головой.

– Лучше убей меня.

Я засмеялась и подкинула следующий вариант:

– Людь?

– Нет.

– Гум?

Человек непонимающе качнул головой и переспросил:

– Гум?

– Ну да. Гуманоид – гум.

– Пожалуй, нет. А зачем тебе понадобилось портить моё имя?

Дабы в качестве аргумента подкрепить доводы жестикуляцией, я театрально вскинула руку:

– Человек – звучит долго и скучно.

После столь смелого заявления я принялась выдерживать недолгую, но крайне убедительную паузу. Некоторое время Георг терпеливо лежал, а затем встал и, вцепившись в поднятую руку коготками, вернул её на пузо, призывая меня тем самым более не прекращать приятного действа.

– Ясно, – отозвался тем временем юноша и задумался. Впрочем, ненадолго. – Как насчёт Век?

– Век? – в свою очередь переспросила я.

– Да. Чело-век. Век.

– Век, – повторила я, пробуя новое имя на вкус.

Каждому из живущих имя либо подходит, либо же нет. Имя решает многое в нашей жизни. Оно управляет нашими мыслями, эмоциями, меняет с годами внешность и складывает судьбу. По крайней мере, я всегда был в этом убеждена. Вряд ли я одна замечала эти связи и, прежде всего, образы, которые принадлежат тому или иному имени. Именам даже присущи цвета. Так, Век был серым, с маслянисто-чернильной жилкой, и по-своему мудрым. А ещё странным.

– Тебе однозначно подходит, – вынесла я вердикт. – Как думаешь, Георг?

Крыс дёрнулся и, не сразу вникнув в суть вопроса, запоздало закивал.

– Что теперь?

Век осмотрелся и, явна не найдя объект своих поисков, встал.

– Что ты ищешь?

Юноша не ответил. Вместо этого он направился к выходу и бросил через плечо:

– Георг, идём…

Землеройка нехотя высвободился из объятий, осторожно забрал у меня плед, и, на ходу нацепляя на голову цилиндр, побежал вприпрыжку вслед за Веком. Зверёк перескакивал с одной лестничной перекладины на другую и судорожно перебирал при этом задними лапками, стараясь не упасть.

– Куда вы? – теряя терпение, крикнула я парочке вдогонку, когда та уже почти выбралась из бассейна.

На этот раз Век соизволил приостановиться и ответить:

– Пей горошек. Мы скоро вернёмся.

Замечательный ответ. В духе парня с серым именем. Я машинально отхлебнула ужасной настойки и тут же об этом пожалела. Попытка не поморщиться провалилось. Не вышло.

Вернулись они и впрямь скоро. Брезент у входа зашелестел, и об пол стукнулся край старой деревянной лестницы. Другой её край остался снаружи. Сначала по лестнице спустился Век, следом за ним Сэм.

Юноша подошёл ко мне и встал на корточки.

– Готова?

Очередной непонятный вопрос без всяких предисловий. Я не без доли раздражения вздохнула и уточнила:

– Готова к чему?

Юноша осторожно забрал из рук кружку, поставил её на пол, а затем одним резким движением подхватил меня на руки и поднялся. Связанные ноги безвольно качнулись в воздухе. Век бросил хмурый взгляд на свои пугающе живые картины и ответил:

– К встрече.

– С тараканами? – спросила я, припоминая каплевидные тельца в мышеловках.

Вместо того чтобы ответить, Век принялся меня наставлять.

– Не знаю, каким образом и когда тараканы приобрели способность к рациональному мышлению, но живут они вполне осознанно, практически так же как мы. Когда я пришёл в санаторий в первый раз, у них уже были дома, подобие одежды и даже какие-то самодельные механизмы. Но самое главное, – что они чувствуют. Георг однажды рассказывал, что видел, как группка тараканов хоронила своего мёртвого сородича…

– Георг умеет говорить? – спросила я невпопад.

Кряхтя и опираясь на перекладины корпусом, Век с заметным трудом взобрался вместе со мной на руках по лестнице. Измучился и устал, но голос остался всё таким же непроницаемым.

– Со мной умеет.

Я покосилась на землеройку, стоящую чуть поодаль. Мне показалось, что зверёк намеренно сделал вид, будто нас не услышал. Как бы то ни было, я была рада, что теперь он перестал меня бояться. Георг больше не опасался высовывать из-под полов своего крохотного цилиндра свою любопытную мордочку и подметать пол толстым розовым хвостом, напоминающим переросшего дождевого червя.

Когда мы пробирались сквозь скопления мышеловок, Георг подскочил было к очередной глянцевой жертве, но вдруг приостановился на полпути к ней и задумался. В конце концов, он отвернулся и понуро побрёл в некотором отдалении от нас.

– Что я конкретно должна буду сделать? – решила поинтересоваться я у юноши. Голос прозвучал столь противно и взволнованно, что я невольно поморщилась.

– Я не знаю, – просто ответил Век. – Что ты сделала с Георгом?

Я вновь посмотрела на землеройку. Что я с ней сделала? Да ничего. Просто… что-то сказала, после погладила. Подобное общение напоминает встречи с уличными дворнягами. Ты просто чувствуешь связь и действуешь согласно её позывам. Эта связь между добрым человеком (только добрым, а иначе ни о какой связи не может быть и речи) и животным порой мимолётна, но необычайно правдива и крепка.

Век явно что-то заметил в моём взгляде, в том, как я наблюдала за силуэтом в мешковине. Кажется, он всё понял без слов.

Мы вышагивали по тёмным коридорам, огибали причудливые улочки из картонных домов и замечали скрытные тени, замирающие и уносящиеся прочь при самом мимолётном взгляде. Георгу определённо не нравились шорохи и вообще всякие признаки необычайно развитых насекомых. Он нервно попыхивал вновь оказавшейся у него во рту трубкой и вздрагивал; иногда прижимался к ноге Века, а то и вовсе норовил вскарабкаться ему на плечо, но юноша всякий раз предупреждающе отстранялся. Ему и без того было тяжело. Руки подо мной дрожали всё сильнее, а походка становилась всё менее уверенной. Вопрос напрашивался сам собой. И уже давно.

– Почему ты не спас меня вместе с креслом?

Век пожал плечами.

– Поддался одной догадке и, видимо, не ошибся.

– Что за догадка?

– Болен рассказывал, – вновь припоминая слова сумасшедшего полицейского, пропыхтел юноша, – что мы оставляем в некоторых вещах какую-то часть себя. Обычно это предметы, с которыми связаны плохие воспоминания. Чем сильнее и ярче воспоминание, тем большую власть имеет такой предмет над человеком. Сам Болен, напротив, свои предметы бережно хранит, ведь благодаря им он имеет связь с тем миром. Без них он никто, и в этом на самом деле нет ничего хорошего, как мне кажется… Они лишь сковывают разум – больше ничего.

Там в церкви, металлический монолит крепко прижимал меня цепями к себе. Ноги-ветки срослись со сталью в единое и нераздельное целое. В который раз я подивилась, как тогда не сошла с ума…

– Так моё кресло…

– Наверняка. Впрочем, ты сама предпочла с него сорваться. И ещё как. Будто на сковороде сидела. Я лишь подобрал тебя и ушёл. Так что решение избавиться от кресла было большей частью твоим.

Я помолчала и тихо добавила:

– А с креслом всё же куда проще было бы…

– С этим не поспоришь, – мрачно согласился юноша.

Тем временем перед нами предстала ветхая дверь. Век бесцеремонно толкнул её плечом и принялся спускаться по бетонной лестнице. Заброшенный санаторий врастал в промёрзлую землю несколькими обширными, связанными между собой подвалами. В их удивительно тёплых пределах мы и оказались.

– Тараканы любят тепло, – не дожидаясь вопроса, пояснил Век, – постоянно поддерживают огонь в котлах и при необходимости, по всей видимости, их даже чинят. А ещё здесь обитает их предводитель.

Я представила себе орды букашек в синих мундирах с ружьями наперевес, высокий пьедестал, освещённый рядами прожекторов, и воинственного таракана с французской треуголкой набекрень. Пузатое насекомое важно расхаживало по краю возвышения, взмахивало лапками, кричало вдохновляющие речи и выпячивало грудь с орденами.

– Всегда знала, что Скогвинд – самый безумный город из всех существующих и, скорее всего, когда-либо существовавших вообще, но это…

– Всякое место, где живут люди, наполнено тайнами, – заметил Век, – и большинство из этих тайн – следствие человеческих же ошибок и их глупости.

Я не стала вникать в слова юноши. Мысли уже подхватили воспоминания и ощущения прошлого. Я размышляла вслух.

– В детстве я, папа и… Фрита… мы все вместе смотрели старый чёрно-белый сериал – Сумеречную зону. Каждая серия была самодостаточной, содержащей свою законченную таинственную историю. Обычно все сюжеты отличались неожиданной концовкой. Они были самыми разными, но при том странными и пугающими. По крайней мере, многие из них…

Век словно бы не обращал на мои излияния никакого внимания. Он смотрел под ноги и пересекал застроенные тараканьими жилищами коридоры. А я всё продолжала вспоминать:

– А ещё мы читали с папой книги на ночь. Он всегда брал в библиотеке ужасы. Поначалу, конечно, брал детские сказки, но мне их слушать было не интересно, поэтому папа находил сказки старые и тёмные, изобилующие колдунами и ведьмами, их ритуалами и жертвоприношениями. Фрита ругалась, а папа мне всё равно их читал. Иногда мы проводили за ними по несколько часов. Я помню совсем немного из того времени, но некоторые урывки остались. Столько книг, столько историй по крохотные городки, похожие на наш хмурый Скогвинд… Сейчас мне всё чаще чудится, будто его и вырвали из всех этих ска…

– Тихо! – неожиданно оборвал меня Вик. – Мы пришли.

Я замолкла и впервые обратила внимание на окружающую нас обстановку.

Мы находились в котельной. Это было внушительное, объединённое с несколькими коридорами помещение, увенчанное пузатыми чугунными котлами и рядами самых разнообразных паровых устройств, о предназначении которых можно было лишь гадать. Жестяные трубочки источали струи горячего пара, шестерёнки двигали крохотные поршни, – те, в свою очередь, крутили деревянные колёса, закреплённые прямо на стене; через многочисленные жестяные и медные трубы в котёл поступала вода. Комната пыхтела, гремела и волновалась, взвывала от скопляющегося в цистернах давления, двигалась и постоянно менялась. А среди всего этого футуричного действа прыгали и неустанно трудились они – те самые букашки, которых я с иронией и трепетом себе представляла. Существа были размером с ладонь взрослого человека и обладали довольно отталкивающим внешним видом. Особенно выделялось несколько деформированное строение тела по сравнению с физиологией куда более распространённых собратьев. Кроме всего прочего, наряжены тараканы были в самую настоящую одежду. На задних лапках красовались потёртые штанишки и крохотные сапоги, верхние части покатых туловищ были облачены в подобие рабочих рубах, и даже миниатюрные головы увенчивали залихватски накренённые кепки прямиком из позапрошлого века со специальными прорезями для усов. То есть, как ты, Дневничок, догадался, мои представления о букашках в одежонках более чем оправдались. Оплошала я лишь с нарядом. Ошиблась всего-то на пару столетий.

А сумасшедшая сценка, как оказалось, ещё далеко себя не исчерпала. Георг расстелил на свободном участке пола прихваченный с собой плед, и Век опустил меня на него полубоком к исходящему жаром котлу. Едва я устроилась, тараканы словно бы только теперь нас заметили. Забранные в рукавицы лапки отложили крохотные инструменты, чернильные глаза уставились на нас, задвигались усы.

Они появлялись словно бы из неоткуда. Многочисленный народец вылезал изо всех щелей, окружал нас и стрекотал. Георг скалился и прижимался к Веку, а тот лишь спокойно посматривал куда-то вперёд, в сторону котла, и на всякий случай придерживал землеройку за ворот. А стрёкот всё нарастал, да так, что со временем даже почти заглушил звуки механизмов, и я всё более ясно понимала, что затея юноши была чистой воды авантюрой, приправленной верой в мою якобы существующую связь с мутировавшим зверьём. Таракан – совсем не собака. Жаль, что я так поздно это поняла.

Между тем, по продолговатым трубам, вытянувшимся вдоль стен, торжественно зашагало несколько рядов таракашек с самодельными барабанами, сделанными из жестяных консервных банок. Эти ребята были облачены в куда более яркие наряды, нежели их собратья-рабочие, и даже держались они заметно увереннее.

Не скрою, что смотрела я на происходящее с немалым интересом и скрытым весельем. Когда же маленькие музыканты одновременно подняли спичечные палочки и принялись выстукивать о свои железки вступительную дробь, то я вовсе едва ли не расхохоталась. Нервно так, с примесью подступающего безумия.

Барабанчики зазвенели от очередной мелодии, и тогда из-за котла повыбежали новые фигуры. Как оказалось, это к барабанщикам спешили присоединиться трубачи. Самые натуральные медные конусики взводились к потолку и выдували надсадные звуки, выводили пусть и фальшивую, но вполне напоминавшую оригинал мелодию. К слову, насекомые вообще умеют дуть? Очень маловероятно, но тараканы-переростки спокойно перешагивали через все законы биологии и физики.

Короткое время спустя, в апогей показушного величия и музыкального «мастерства» несколько тараканов принесли синее пластиковое ведёрко и поставили его вверх дном передо мной. После на импровизированную возвышенность забрался главный таракан.

Как я поняла, что он главный? А очень просто. Этот представитель своего разумного народа выделялся своими внушительными размерами и откормленным, позаимствованным опять же прямиком из моих шутливых фантазий брюшком. Усы его были черны и завиты наподобие человеческих усов, на голове возлежала корона, сделанная из крышки от минералки, а сам он был облачён в модный бархатный сюртук цвета сирени.

– Замечательно… – выдохнула я.

Гимн предводителя оборвался, машины замедлили ход, все собравшиеся «навострили уши», а сам тараканище совсем по-военному заложил лапки за спину и выжидательно воззрился на меня. Все звуки стихли.

– Э-э-э-э… – протянула я. «Э-э-э-э» потонул в абсолютной тишине. Кто-то тихонько стрекотнул, но благоразумно поспешил замолкнуть.

Главный таракан тихонько кашлянул в кулачок (по крайней мере, очень похоже это изобразил) и покосился на Века.

– Многое было обговорено заранее, – к моему облегчению, решил прервать неловкую паузу юноша. – Так продолжаться не может. Рано или поздно мы должны прийти к какому-нибудь соглашению. Думаю, каждый из нас согласится, что лучше сделать это рано.

Предводитель подумал, затем важно кивнул и выхватил из нагрудного кармашка клочок бумажки. Далее он ссыпал на неё какую-то пыль, ловко скрутил листочек и поднёс его к своим приоткрытым жвалам. Один из тараканов с готовностью вскочил на ведро и поднёс к концу самокрутки тлеющий уголёк. Предводитель с достоинством подкурил и небрежно махнул лапкой, веля подчинённому убраться прочь. Тот словно и не заметил приказа. Он отчего-то медлил. Крохотные глазёнки так и впивались в меня. Таракашка даже принялся дёргать главного за сюртук и что-то возбуждённо щебетать, указывая на меня, но тот в ответ лишь отвесил ему оплеуху. Подчинённый поспешно удалился.

Не веря своим глазам, я судорожно размышляла над тем, как начать разговор, и о чём вообще можно было разговаривать с тараканом.

– Я… Я Мари, – проблеяла я и как можно доброжелательнее улыбнулась.

Таракан несколько раз приложился к самокрутке, пыхнул сизоватым дымком и вновь кивнул. Мол, продолжай. Хорошо. По крайней мере, букашка меня понимала.

– Я здесь впервые, но… но слышала, что у между вашим… вашим народом и Веком с Георгом, – я медленно, чтобы не напугать насекомых, указала в сторону юноши и землеройки. – есть разногласия… Для начала нужно понять, кто что хочет. Вот… чего хотите вы?

Таракан выпустил прямо мне в лицо облачко едкого дыма и, не отрывая от меня пристального взгляда, призывно вскинул правую лапку. Вернулся всё тот же подчинённый со свёрнутым вчетверо тетрадным листочком под мышкой и протянул его мне. Чернильные глазки возбуждённо блестели, – букашка явно был чем-то взбудоражен. Я приняла измятую бумажку из дрожащих лапок и, ознакомилась с её содержимым. Как оказалось, на ней были корявые рисунки карандашом, напоминающие детские крокозябры. Врочем, приглядевшись, я всё же смогла разобрать их содержание и уловить смысл.

– Вам нужен бассейн?

Предводитель кивнул.

– Но зачем?

Таракан вскинул лапку и обвёл ей всю котельную. Затем кивнул на бумажку.

– Вам… вам мало места?

Таракан вновь кивнул.

– Но в бассейне живёт Георг. И Век там работает… К тому же, Век занял это место давным-давно. Почему вы не заняли бассейн раньше?

Таракан задумчиво потёр круглую головёнку, а затем жестом попросил меня вернуть ему листок. Подручный с готовностью вручил предводителю уголёк и быстро удалился. Предводитель принялся выводить на бумаге что-то затейливое и длинное. Когда листок вновь оказался в моих руках, я с удивлением смогла разобрать на нём слова.