Текст книги "Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды"

На неделе между 18 и 24 февраля. – Косово объявило о независимости; создан прецедент развала государств по границам непризнанных территорий. В Москве прошел саммит стран СНГ, на котором Путин повстречался с Саакашвили; вслед за этим Тимошенко объявила, что договорилась обо всем с «Газпромом».

Приближаясь к финалу царствования, Путин закрывает часть проблем, порожденных в его правление. Точнее, тыкает монаршим пальчиком в мыльные пузыри; они лопаются – и перестают мешать обзору реальной жизни. Многие ждали, что Россия отомстит за Косово молчаливым, де-факто, признанием Осетии с Абхазией; искусственно поддерживались слухи – со ссылкой на неназванный источник в МИДе; вместо этого случилась встреча со страшным супостатом Саакашвили. Грузинского президента рисовали фосфоресцирующими красками на черном фоне – то ли владыка Мордора, то ли изверг рода человеческого: во всяком случае, грозный враг великой России, от коварных действий которого зависит наше будущее и трещит по швам настоящее. Вдруг оказалось, что это обычный сосед, из числа не самых крупных и не самых важных; пограничные и таможенные посты никому не помешают, самолеты могут летать, грузинские дети не вредят московским школам, а наше членство в ВТО никак не мешает Тбилиси. Если так дело пойдет, может, и «Боржоми» будем пить не контрабандный.

Наши отношения в последние годы были похожи на старинный тифлисский аттракцион: с обеих сторон были выставлены ограждения в виде впечатляющих картин. На одной самодеятельный художник намалевал суровые горы, всадника с ружжом и в бурке, вокруг бойцы невидимого фронта; оставлена только прорезь для настоящего лица. На другой не менее способный живописец изобразил медведя, нет, не того, партийного, а настоящего, косматого, с клыками, а рядом волки точат зубы; и тоже – на месте медвежьей морды дырка. Вставляй, дорогой, свою физию, снимок делать будем. Улыбочку! не моргаем! вылетела птичка. Птичка вылетать устала; заграждения отодвинули, все встало на свои места.

То же и с соседней Украиной. Оказывается, имелись убедительные доводы, чтобы Тимошенко согласилась и с назначенной ценой, и с существованием дополнительного долга в 4 миллиарда кубометров; как только она согласилась, из тайного пособника Америки, готового к войне с Россией, Украина превратилась, опять же, в соседа. Гораздо крупнее, гораздо важнее, гораздо сложнее, чем Грузия. Но все-таки – обычного соседа. С которым трения почти что неизбежны, но можно заходить на день рождения, а в случае чего и дочку не зазор сосватать. Увеличительные линзы сдвинуты, кривые зеркала повернуты изнанкой, картинка поскучнела, пообычнела. И слава богу. Впереди еще будут ссоры и раздоры, часть договоренностей будет обязательно нарушена, но это – не война, это нормальная жизнь.

Один вопрос: если закулисные доводы имелись, почему же они не использовались раньше? Зачем было замутнять свое информационное пространство, затягивать мифологической дымкой, искажать пропорции, делать из мышки Кота в сапогах? Зачем было искажать – нет, не российско-грузинские отношения, не украино-российские – а собственное массовое сознание, с которым потом придется работать и которое будет в ответ тормозить любые попытки внутренних перемен?

Это очень важно подчеркнуть. Проблемы со внешней политикой возникли не только по нашей вине, друзья и коллеги тоже постарались. Но, во-первых, пускай они сами с собой потом разберутся, посчитают, чем заплатят за ошибки, а мы подумаем о себе, любимых. Во-вторых, из всех возможных вариантов последние годы выбирался наихудший: расплачиваться за внешние нестыковки внутренней энергией движения в будущее, гасить конфликты по периметру границ – закачивая информационную истерику в свои пределы. Можно на прощание завязать развязанные узелки; нельзя в одночасье вычистить собственную загаженную атмосферу. И в этом одна из главных бед завершающегося периода.

Разумеется, легко сказать: да это же ненадолго, ситуация сама собой постепенно будет меняться; еще каких-нибудь лет десять, и люди перестанут заглатывать идейный яд, поставляемый в желатиновых образах современного телевидения; цифровая эпоха перераспределит соотношение потоков информации, все больше россиян станут объединяться по идейным интересам вокруг нишевых телеканалов; тотальная пропаганда обессмыслится. Так-то так, а так-то не так, как говорят в Перми, откуда я только что вернулся. (Между прочим, в Перми обнаружилась гениальная вывеска: Ретрокафе «Дежавю»; это и есть формула уходящей эпохи, когда мы запускали в оборот фантомы времен холодной войны, с их помощью описывали существующее – и силились вспомнить: где мы все это уже видели?) Найдутся новые способы впрыскивать в подкорку массам необходимые инъекции. А главное, мы живем здесь и сейчас – через десять лет появятся другие проблемы, тогда их и будем решать. А пока – разобраться бы с тем, что есть.

Вот реальный эпизод – как раз по пути в аэропорт Домодедово я разговорился с попутчиком. Он красноярец, чуть-чуть приблатненный, но при этом заочно получает второе – экономическое – образование; то есть современный, то есть кое-что понимающий, то есть не так чтобы совсем наивный. Как положено, пикируемся насчет Москвы; взаимно подшучиваем над выговором – сибирским и московским; в конце концов подбираемся к главной теме. «А ты знаешь, – говорит собеседник, – что скоро будет война?» Интересуюсь, какая война: политическая или экономическая? Думаю про себя: сейчас начнется вечная китайская песня про угрозу с Востока. «И та, и другая. Запад, он что, случайно Косово отделил? И бомбардировки Сербии устраивал? И Англия нас так морально долбит? Европу же затопит, им нужно будет переселяться: а куда? В Сербию, там горы. И к нам». И я с ужасом опознал бредовые мифологемы, запущенные документальным фильмом, не так давно показанным по федеральному каналу; мы-то над ними смеялись, а зритель – вот он, заглотил, и в нем уже проросло. «Слушай, – спрашиваю, – а ты сам в эту ахинею веришь? Что британцы будут жить на северах?» – «Ну, по телевизору говорят. Зря врать не будут».

Формула по-своему гениальная. Не в бровь, а в глаз. Зря – врать – не будут. То есть врут. Но не зря.

А может, все-таки зря? Последствия дурной пропаганды будут жить гораздо дольше, чем временные политические заторы. Обида на Лондон, не отдавший Березовского и не понявший шутки с полонием, утихнет, как перестала жечь уязвленная гордость по поводу Грузии, как постепенно остывает страх повторения украинского сценария в России; внезапно окажется, что Лондон не роет подземный ход из Бомбея в Москву, а просто упрямствует в экономических спорах, которые когда-нибудь да разрешатся. И Британский совет перестанет быть исчадием ада, а станет нормальным государственным институтом продвижения английской культуры, как новосозданный фонд «Русский мир» – отнюдь не прибежище русских шпионов. Политики сядут за круглый стол, договорятся, забудут о прошлом… Но прошлое не сможет забыть о себе самом.

На неделе между 25 февраля и 2 марта. – На этой неделе решалась судьба очередного президента. Точнее, была окончательно оформлена, поскольку она уже давно решена. И открылся список проблем, с которыми преемник будет сталкиваться ежедневно.

Это проблемы социальные – потому что общество расколото на меньшинство и большинство. Политические – потому что политика в собственном смысле кончилась. Управленческие – поскольку бюрократия, как соединительная ткань, заполнила место политики. И экономические, ибо многолетнее везение себя исчерпало, благотворные последствия мучительных реформ ельцинской эпохи выработаны до основания, что будет с нефтью и газом, никто не знает, а сопредельный мир начал расплачиваться за долгосрочную финансовую эйфорию.

Такое состояние называется похмелье. К сожалению, не только в чужом пиру.

Одна из тем, которые придется обсуждать утром 3 марта, на первой же планерке с участием новоизбранного президента (хотя и под руководством старого), это судьба чужеземной валюты. Доллар падал всю эту неделю, как стрелка барометра – к делению «низко». И пробил-таки запретную черту; на нашей памяти, в начале путинского правления, за один евро давали 86 американских центов, теперь – полтора доллара; курс опустился почти в два раза. Не понимая, что будет с деньгами по ту сторону океана, бесполезно затевать переобустройство экономики по эту. Евгений Евтушенко как-то написал: поэт в России больше, чем поэт. И был, как водится, прав. Применительно к своей эпохе. Сегодняшние поэты утратили вкус к величию; они только и делают, что бормочут: мы никому не нужны, слава богу, мы никому не нужны, оставьте нас в покое, мы никому не нужны. А доллар не стесняется, не комплексует; в теперешней России он давно уже больше, чем доллар. Не стесняется претендовать на всеобщее значение.

Когда-то Евтушенку спародировали: «Я разный, я такой многообразный, / И, разбегаясь в разные края, / Я не бегу от счастья понапрасну, / Поскольку счастье – это тоже я». Так вот, это – типичное самочувствие русского доллара. Он и символическая единица измерения (раньше говорили: кто заплатит? Пушкин? – теперь пора менять формулировку: кто заплатит? дядя Сэм?). Он и объект тайного вожделения. И субъект открытой ненависти. Источник настоящего психоза; в массовом сознании переплелись два взаимоисключающих умонастроения: доллар падает, ужасно, как будем жить; доллар падает, отлично, Америка доигралась. Доллар научил нас, что такое деньги; ежедневное столкновение с ним заставило многих разобраться в устройстве мировых финансов – и шкурой ощутить взаимосвязь политики и экономики; с ним связаны лирические переживания и эпические потрясения; его теперь упоминают к месту и не к месту – как в 80-е к месту и не к месту цитировали стихи; он уступил финансовые роли – евро; символический статус остался за ним навсегда.

Статус остался; а собственно денежный вес – выгорает. Это еще один идеологический урок, который доллар преподал российскому сознанию. Неважно, сколько весит твоя денежная единица; важно, сколько весишь ты сам – как единица мирового государственного измерения. Развеялись иллюзии, будто миром правят деньги, а не мир – деньгами; марксоидные конструкции исчезли. Если ты обладаешь реальной мощью, то можешь становиться неоплатным должником – как стала им Америка, выжигая денежное содержание валюты – в ответ на рост нефтяных издержек, исчисленных в долларах; если нефть стремится к цифре 100, то доллар опускается все ниже. Но самое забавное, что если будет надо, доллар поменяет траекторию. И, насыщаясь, тяжелея, начнет неумолимо дорожать; быть может, мы еще увидим этот фокус.

Но вот что тревожит. Отказавшись от наивного марксизма, общество в лице своих достойных представителей вполне готово впасть в противоположную крайность. И хрипловатым голосом телеведущего Леонтьева само себе объяснит: секрет американской мощи в армии, в отлаженной машине военного принуждения; и мы теперь должны потратить на ракеты все, что накопили. Дивиденды будут после, сначала – траты и затянутые пояса. Разумеется, военная энергия есть магнетическая сила, способная притягивать новые деньги, но это условие недостаточное – и во многом вторичное. Нравится нам Америка или не нравится (нынешняя – точно, что не нравится), но она сначала сосредоточилась на принципах и ценностях, потом заявила, что будет эти ценности отстаивать повсюду – и любой ценой, затем, спустя годы и годы, накачала военные мышцы, а уж только после этого начала получать какой-то профит с армейской мощи.

Какие ценности и принципы положены в основание наших военных доктрин? Быть как Америка, но только лучше? Быть как Византия, но лишь современней? Странные надежды; быть как– не удастся, надо прежде сказать самим себе – как быть. Никому не нужны улучшенные Штаты; не будет второй Византии, по крайней мере успешной и состоятельной. Мы – сами по себе, сами из себя – кто такие? От ответа на этот вопрос будет зависеть будущее не только страны, не только каждого из нас, но и маленького скромного рубля. Как от принципа прав человека, идеи личной независимости и политической свободы производен доллар с его невероятными амбициями.

На неделе между 3 и 9 марта. – Наутро после грандиозных выборов президента маленький тарусский градоначальник по фамилии Нахров решил уволить главврача центральной районной больницы Ирину Олейникову. Без особых объяснений и формально оглашаемых причин.

История, казалось бы, банальная. По всей России градоначальники увольняют директоров – когда по самодурству, когда по делу, но тарусский сюжет – особь статья.

В високосную пятницу, 29 февраля, министр российского соцздрава Татьяна Голикова поздравила коллектив больницы с радостным событием: открылся межрайонный кардиологический центр. Вполне европейского уровня. Доступ – бесплатный. Государство не потратило на это ни копейки. Все деньги собраны благотворителями под имя известного кардиолога Максима Осипова, который три дня в неделю зарабатывает себе на жизнь в Москве, иногда – за границей, а четыре – лечит больных в Тарусе. За так называемую зарплату районного специалиста. Вместе с другим московским доктором Охотиным. При поддержке местных докторов. Под административной защитой главврача Олейниковой. Цель одна-единственная: создать в районе качественную медицину, не позволять людям умирать раньше времени только потому, что техника отстала. А потом, быть может, переехать в Тарусу с концами. Просто потому, что здесь хорошо; тут когда-то врачевал осиповский дед; и в Тарусе – отечество.

В пятницу, стало быть, федеральная власть поздравила и поблагодарила; городская – в понедельник – уволила. За то, что центр открыли вопреки судебному запрету. (Город запрещает открывать спасительное заведение; прекрасно, прекрасно!) А еще через день пошли сообщения: в Тарусе – выемка документов. Обвинение: мошенничество в особо крупных размерах, совершенное группой лиц по предварительному сговору. Что украли – непонятно. У кого – тоже. Понятно только, кому помешали воспользоваться средствами благотворителей. У Осипова в самом начале его творческого пути был забавный разговор с министром здравоохранения одной российской области, в названии первая буква К, последняя А, а в середине есть еще одно А, и Л, и У, и Г. Министр никак не мог понять, чего москвич задумал. Увести половину пожертвований? Тогда понятно; заходи, заноси, уводи. Закупить оборудование за полцены, а проставить в ведомости полную? И здесь вопросов нет; давай конверты и ставь, что хочешь. Просто так? По вере? А что такое вера? Это, что ли, когда у правящего архиерея принимают местное начальство?.. Товарищ Нахров тоже, видимо, гадал: что ж людям нужно? Не хотят объяснять по-простому, по-нашему; ссылаются на идеалы и мораль; стало быть, все желают забрать себе. Без общинного распила. Нехорошо. Кто в городе хозяин?

Теперь от конкретного тарусского сюжета перейдем к обширной исторической рамке, вне которой истинный смысл происходящего ускользает. Четыре с лишним года назад, примерно с такой же формулировкой, было запущено дело Ходорковского. У верховников тогда имелся довод – как для Страшного суда, так и для общественного мнения. Да, мы понимаем, что все не слишком-то законно, но выбор истории прост: или мы его, или он нас. Деньги «ЮКОСа» могут быть пущены на политическую борьбу – значит, их придется отобрать. Да, разлагая по пути соратников. Да, повторяя схемы залоговых аукционов; что же делать. Допустим, какая-то страшная логика в этом была. Сильно сомневаемся, однако для очистки совести – допустим. Но, независимо от политических резонов и поверх разговоров о целесообразности, делом Ходорковского был подан сигнал чиновничеству и спецслужбам: можно. Давайте, ребята. Фас.

В тот момент и зародилась вся череда последующих дел, каждое из которых по внешним масштабам было все меньше, отговорки – все слабее. Разгром «Интерньюса» и изгнание Мананы Асламазян, как матрешка, вынимаются из дела Ходорковского; единственное, что элиты могут сказать теперь в свое оправдание: а чего это она?! Из дела Асламазян произрастает преследование корреспондента «The New Times» Наталии Морарь и мелкотравчатое решение закрыть Европейский университет в Санкт-Петербурге – под предлогом нарушения пожарной безопасности; и тут уже не находится доводов вообще. Если не считать доводом лакомое историческое здание, которое так хочется прибрать к рукам. Судьба Европейского университета клонируется в историю с Тарусой. Казалось бы, совсем уже крохотную. Эхо от грандиозных конфликтов на вершинах экономической власти докатилось до скромного городка и скоро начнет стихать…

Но это – самообман. Местная власть, уменьшенная и ухудшенная копия центральной, подхватила импульс, посланный стране в 2004-м, и перезапустила его по горизонтали. Дави низовую инициативу, уничтожай бескорыстие на местах, ломай об колено при попытке низового обустройства русской жизни. Можно! нужно! сверху окрикнут, но не помешают! начинается наше время. В известном смысле происходившее в Тарусе было важнее и опаснее всего, что было до сих пор. Поскольку – показательней, типичней. Здесь нет политики, идеологии, шпионских камней, оранжевых переворотов, даже иностранной помощи. Зато здесь имеется попытка обустроить частную жизнь русской провинции по правилам и законам, которые несовместимы с царящим меркантильным, он же раболепный, духом.

А это и есть революция – мирная, тихая, благая; не предполагающая партийной борьбы и громких лозунгов, не нацеленная на перевороты, не претендующая на захват. Эта та революция, которую произвели христиане в поздней Римской империи. Они пришли и сказали: все считаются с твоими правилами, а мы не будем. Все разлагаются, а мы не станем. Не хотим. Я сильна! – говорила империя. – Ты сильна, отвечали они. – Ну и что? Я вас в клетки к зверям отправлю! – Отправляй. – В пустыню! – Хорошо. – Колесую! – И ладно. Империя наткнулась на чужую логику и рухнула.

Если у нас есть будущее, то оно заключено как раз в готовности частных людей, без надрыва и помпы, обустроить жизнь в согласии со своим настроем, а не по правилам и законам окружающего мира. Все крадут? А мы не будем. Все подчиняются железному закону цинизма? А мы не хотим. Плетью обуха не перешибешь? А мы ничего не перешибаем. Просто живем как бог на душу положил. Так приятней! Попробуйте сами.

Тарусское градоначальство инстинктивно попыталось выбить одну из двух опор нашего предстоящего самостроения, самовоссоздания. Эта опора – частная жизнь провинции, соединившаяся с общественными целями. Строительство новых общественных, политических, экономических и прочих отношений – с самого низу. С уровня муниципии. Говоря по-старинному, земства. А по-нынешнему – местного самоуправления. Вторая опора – плотные информационные сети, которые должны пронизать своеродную страну всемирным Интернетом. Где бы человек ни родился, сколько бы ни получали мама с папой, он сможет прорваться за границы своего существования, встроиться в глобальную цивилизацию на равных. В личном качестве. Не дожидаясь, пока политики дозреют, Нахрова снимут, а соседи перестанут пить.

Не будет местного самоуправления – Интернет уведет продвинутую молодежь в свои космополитические сети, как Крысолов, и человек утратит связь с почвой, историей, окружающими; он превратится в обширную колбочку с разросшимся мозгом, к которому приложено излишнее тело. Не будет массового и свободного Интернета – почва вздохнет, напитается квасом до состояния трясины и засосет очередного диссидента, а местное самоуправление мгновенно обернется местным самоуправством.

Вот почему маленькая Таруса – символ глобальных процессов. Верхушечные партии – что левые, что правые – беспомощны, от них не скоро будет что-нибудь зависеть. Крупный бизнес легко заключит аморальную сделку с государством – таким, какое есть. Нынешнее государство озабочено лишь тем, чтобы до конца сформировались те триста–четыреста, максимум тысяча семей, которые намерены аристократически владеть страной, передавая ее от поколения к поколению, от клана к клану. А это значит, что живой жизни места наверху уже не остается. Вся живая жизнь – там, в муниципиях. И в сетях.

То, что попытка разгрома тарусской больницы по времени совпала с возобновлением предательских (по отношению к судьбе России) разговоров о регулировании суверенного Интернета, – показательно. Впрочем, показательно и то, что обе темы одновременно забуксовали. Шутки с регулированием Интернета вдруг как-то стали шутить осторожней; бродячий сюжет под названием «доктор Осипов» неожиданно получил вчера счастливую развязку. Телевидение сообщило, что градоначальник Нахров уволен; главврач Олейникова пока не восстановлена, но создана комиссия, которая решит ее судьбу – надеемся, что к лучшему. Общество внезапно спохватилось – и сплотилось; в защиту тарусских докторов выступили и оппозиционные, и государственнические издания; замолчать ситуацию не удалось.

Да, случай Осипова уникален: этот врач уже слишком известен, у него есть серьезные связи, местоположение Тарусы тоже много значит. Все вполне могло сложиться по-другому: схомячили бы за милую душу. Но это все же прецедент; поглядев на Нархова, другой градоначальник задумается: стоит ли? И начнет хомячить – через раз, а не подряд. А там, глядишь, и через два. И через три. Чтобы вообще отвыкнуть от дурной привычки – через поколение.