Текст книги "Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 4"

Повествование об Анне Ивановне встречает противоречия. До нас дошли характеристики, набросанные современниками по первому впечатлению в разные периоды ее жизни. Например, в 1724 герцог Голштинский сделал в Санкт-Петербурге Анне Ивановне визит, и бывший при этом камер-юнкер Берхгольц рассказывает: «Она [Курляндская герцогиня] приняла его высочество очень ласково, но не просила его садиться и не приказывала разносить вино, как обыкновенно здесь водится. Герцогиня женщина живая и приятная, хорошо сложена, не дурна собою и держит себя так, что чувствуешь к ней почтение»190190
  Дневник каммер-юнкера Берхгольца. Пер с нем. И. Аммон. Часть четвертая. 1724-й и 1725-й годы. Москва, тип. Лазаревскаго Инстит. Вост. Яз., 1860, стр. 31.


[Закрыть]. Через 6 лет из окна дворца, уже императрица Анна Ивановна произвела на княгиню Н. Б. Шереметеву, невесту И. А. Долгорукова, совсем другое впечатление: «Во дворце, в одной отхожей комнате, я сидела, где всю церемонию видела, – рассказывает Наталья Борисовна. – Она [Анна Ивановна] шла мимо тех окон, под которыми я была, и тут последний раз видела, как мой жених командовал гвардиею; он был маиор, отдавал ей честь на лошади. Подумайте, каково мне глядеть на сие позорище! И с того времени в жизни своей я ее не видела. Престрашнаго была взору. Отвратное лице имела; так была велика, когда между кавалеров идет, всех головою выше, и чрезвычайно толста»191191
  Долгорукая Н. Б. Памятные записки. Москва, тип. Грачева и Комп., 1867, стр. 33—34.


[Закрыть].

Конечно, за шесть лет едва ли Анна могла так измениться, имея всего 37 лет от роду. Думается, что в этой характеристике из окна много субъективного, навеянного последующими для Шереметевой несчастиями, исходящими в ее сторону от императрицы. Анну Ивановну скорее можно назвать обыкновенной типичной русской женщиной, ни глупее, ни умнее среднего уровня развития своих лет, ни злорадней, ну а мягкой ее никто никогда не называл из историков. Ее основным отличием была богатырская фигура и низковатый, несколько похожий на мужской, голос.

Супруга английского посланника при российском дворе леди Джейн Рондо так описывала Анну Ивановну в 1733 г.: «Она почти моего росту, чрезвычайно полна, но не смотря на это, хорошо сложена и движения ея свободны и ловки. Она смугла, волосы ея черны, а глаза темно-голубые; во взгляде ея есть что то царственное, поражающее с перваго разу. Когда же она говорит, то на губах ея является невыразимо приятная улыбка. Она много разговаривала со всеми и в обращении так приветлива, что, кажется, будто говоришь с равной себе; однако же она ни на минуту не теряет достоинства государыни. Она, повидимому, очень кротка, и если бы была частным лицом, то, как я думаю, считалась бы чрезвычайно приятной женщиной. Ея сестра, герцогиня мекленбургская, красива лицом, краснощека, глаза и волосы у нея черные, но она мала ростом, полна и вообще дурно сложена. Она веселаго нрава, и в ней много насмешливости. Обе они говорят только по русски, но понимают и по немецки…»192192
  Записки иностранцев России в XVIII столетии. Том I. Письма леди Рондо. Пер. с анг. Е. П. Карновича. Ред. изд. и прим. С. Н. Шубинскаго. СПб, изд. Я. И. Исакова, тип. Скарятина, 1874, стр. 50—51.


[Закрыть]

Весьма деликатен в своем описании императрицы испанский дипломат герцог де Лириа: «Она [Анна] толста, смугловата и лице у нее более мужское, нежели женское. В обхождении она приятна, ласкова и чрезвычайно внимательна. Щедра до расточительности, любит пышность до чрезмерности, от чего Двор ея великолепием превосходит все прочие европейские. Она строго наблюдает повиновение к себе и желает знать все, что делается в ея государстве; не забывает услуг, ей оказанных; но вместе с тем хорошо помнит и нанесенные ей оскорбления. Словом, я могу сказать, что она совершенная Государыня, достойная долголетнаго царствования»193193
  Записки дюка Лирийского и Бервикского во время пребывания его при императорском российском дворе в звании посла короля испанского. 1727—1730 годов. Пер. с фр. Д. Языкова. СПб, тип. Гутенбергова, 1845, стр. 114.


[Закрыть].

Анна Ивановна родилась 28 января 1693 г., и сразу попала в обстановку весьма для нее неблагоприятную. Отец постоянно болел, а мать мало занималась дочерью и та оказалась предоставленной сама себе да опеке богомольных нянек и приживалок. У Анны было только два учителя: Дитрих Остерман, брат будущего вице-канцлера барона Остермана, обучавший ее немецкому, и танцмейстер и учитель французского языка француз Рамбур. Из-за этого Анна осталась не грамотной и в дальнейшем не очень увлекалась науками. До 17-ти летнего возраста Анна большую часть времени проводила в подмосковном селе Измайлово, а в 1708 г. по воле Петра I переехала на жительство в Санкт-Петербург. В 17 лет по настоянию Петра Великого она была выдана замуж за 18-летнего герцога Курляндского Фридриха – Вильгельма, который в 1711 г. по пути из Санкт-Петербурга в Курляндию вдруг скончался. Причиной неожиданной смерти было чрезмерное употребление спиртных напитков при отъезде из царской столицы: так сердечно и так неосмотрительно угостили его царственные свойственники. Овдовевшая герцогиня не вернулась на родину и 19 лет прожила в Митаве (совр. Латвия) в неясном для себя статусе.

Польша, основываясь на условиях гродненского сейма 1589 г., требовала присоединения Курляндии к своим владениям. Между тем Пётр Великий, видя полунезависимое от Польши положение Курляндии, захотел распространить на нее сферу своего влияния. Выдавая замуж свою племянницу Анну за курляндского графа Фридриха Вильгельма он заключил договор, по которому тот обязался, что герцогиня в случае ее вдовства, будет получать ежегодно содержание 40.000 рублей. Но плохие финансы Курляндии не позволили приемнику Фридриха Вильгельма выполнять это условие. Тогда Пётр устроил новую сделку: потребовал 28 коронных имений в обеспечение правильного платежа указанной суммы, поручив управлять этими имениями резиденту русского правительства в Митаве Петру Бестужеву-Рюмину. Отдаваемые в аренду именья принесли значительный доход России, а пребывание там управляющего давало возможность следить за положением дел в Курляндии и оказывать свое влияние.

Из политических соображений Пётр I хотел, чтобы овдовевшая племянница его жила во владениях своего мужа. Впрочем, Анна Ивановна много раз посещала Россию и проживала в материнском подмосковном Измайлове, но должна была возвращаться в свое герцогство. Она не была довольна своим содержанием, получаемым в Курляндии, и много раз писала об этом царю. Находясь владелицей Курляндии, она таковой была только по имени, – всем управляла воля русского государя, который посылал свои указы и получал необходимые ему сведения посредством Бестужева. Даже домашнее хозяйство герцогини находилось в распоряжении этого господина, и он обязан был во всем до мелочей отдавать отчет своему государю.

Единственным утешением Анны среди курляндского дворянства стал Пётр Бестужев. Была еще одна неудачная попытка выйти замуж за Мориса де Сакса Саксонского, но он оказался обыкновенным бабником. Перед всеми заискивание, всем угождать, писать к «неблагодарным рабам» раболепные письма. «Уведомила я, – писала Анна Меншикову, ставшему нареченным тестем Петра II, – что Его Императорское Величества изволил себе изобрать и обручить в законное супружество дщерь вашей светлости, светлейшую кнежну Марью Александровну, чему я истинно от сердца радуюсь и вашей светлосте поздравляю; и усердно желаю, дабы всемогущий Бог Его Императорского Величества и Ее Высочества, вашей светлости любейзнейшую дщерь, обручание щаслива супружество совершил, и во здравии и долголетии щаслива и пожелательно благословил, на вышшую вашей светлости радость. Я-ж себя рекомендую вашей светлости в непременною склонную любовь и протекцию, в которай прошю вашей светлости меня содержать; а я есмь и пребуду с моею уклонностию вашей светлости послушная и доброжелательная. Анна»194194
  Письма русских государей и других особ царскаго семейства. IV. Переписка герцогини курляндской Анны Ивановны. Москва, тип. Сергея Орлова, 1862, №175, стр. 158.


[Закрыть].

Но «неблагодарный раб» даже не отвечает на это искательство. Курляндская вдова заменила место Бестужева, немцем из «худородных» дворян, Эрнестом Иоганном Бироном; в отместку Бестужев «чред своею диспозициею» разорил свою покровительницу: «подлинныя доказательства мои, касающияся отдачи вдовьих маетностей моих, которыя… тайно утащил и к великому повреждению моему с собою увез»195195
  Соловьев М. С. История России с древнейших времен. Книга четвертая. Том XVI – XX. Второе издание. СПб, Общественная польза, 1896, стр. 1082.


[Закрыть]. «Неблагодарный раб» в Санкт-Петербурге свергнут, но на его месте другие; и пронырливый Бирон старается задобрить новых фаворитов: при встрече с кн. Иваном Долгоруким в Москве обещает сыскать ему породистую собаку; по возвращении в Митаву двор Анны только и был занят исполнением этого обещания: «Доношу вашему величеству, – пишет Анна Наталье Алексеевны, – что несколка собак сыскона, как для Его Величества, так и для Вашего высочества, а прежде августа послать невозможно: охотники сказывают, что испортить можно, ежели в нынешнее время послать. И прошу Ваше Высочества, Государыня, донести Государю братцу о сабаках, что сысканы, и еще буду стараца»196196
  Письма русских государей и других особ царскаго семейства. IV. Переписка герцогини курляндской Анны Ивановны. Москва, тип. Сергея Орлова, 1862, №257, стр. 243—244.


[Закрыть].

Сразу после воцарения Анны, в апреле 1730 г., Бирон переезжает из Митавы в Москву. По случаю своей коронации новая императрица назначила своего фаворита 28 апреля обер-камергером (тогда это была придворная должность), «с рангом действительного генерала», награждает Александровской и Андреевской лентами. Австрийский император 12 августа того же года воздвиг Бирона в графы Священной Римской империи. А 13 июля 1737 г. при содействии России (при помощи своего посланника Г. К. Кейзерлинга) курляндское дворянство единогласно избирает (это слово можно поставить в кавычки, поскольку голосовавшим наглядно показали приготовленные кибитки для отправления в Сибирь тех, кто проголосует против) Бирона на место последнего герцога, и с этого времени он стал именоваться «божией милостью Эрнест-Иоганн герцог Курляндский». (Избрание было утверждено Польским королем в 1739 г).

Эрнст Иоганн Бирон родился в семье лесничего 23 ноября 1690 г. в Курляндии, и первоначально имел династическую фамилию с формой звучания Buren (Buhren) или Bieren, почему в документах, относящихся к аресту в 1750 г. она пишется Бирен и Бирн. В юности Эрнст Иоганн учился в городской школе в Митаве (1698—1702гг.) затем стал студентом Кёнигсбергского университета (1707—1710), но не закончил его. За это время он два раза сидел в тюрьме за участие в краже и неуплату штрафов.

По примеру родных братьев, устроившихся на службу в России, он, двадцати четырех лет, приехал в Санкт-Петербург и попытался вступить в дворцовую службу, но не был принят из-за низкого происхождения. Трудно установить, чем он занимался в последующие годы: есть сведения, что он был и берейтором и воспитателем детей в дворянских домах, и служил в каком-то высоком погребе в Риге. Княгиня Наталья Долгорукая сообщает не на чем не основанное известие, будто бы он занимался сапожным ремеслом и шил сапоги на ее дядю. В 1718 г. благодаря стараниям влиятельного курляндского дворянина канцлера Г. К. Кейзерлинга Бирон был представлен герцогине курляндской Анне Ивановне, понравился ей как знаток лошадей, получил при ее дворе скромное место камер-юнкера, которое, однако, скоро потерял из-за столкновений с П. М. Бестужевым-Рюминым, управлявшим имением герцогини, в прочем, потеря места вовсе не означала потери связи с герцогиней. Он меняет написание своей фамилии, выдавая себя за потомка французских герцогов Биронов, к которым не имел никакого отношения.

В 1722 или 1723 г. Бирон в Кенигсберге вместе с большой компанией участвовал в драке с ночной стражей, причем в результате драки один стражник оказался убитый. За это он около года сидел в тюрьме, а затем был выпущен с условием уплаты штрафа 700 талеров. Вскоре после кенигсбергской истории Бирон женится на старой деве фрейлине герцогине, девице Бенигне Готлибе Тротта-фон-Трейден.

Однако женитьба ничего не изменила в отношениях герцогини и фаворита. Более того, когда 4 января 1724 г. у Бирона родился сын, Пётр, то сразу поползли слухи, что матерью мальчика была не жена Бирона, а Анна Ивановна.

С 1724 г. Бирон снова официально при дворе Анны. Присутствуя при коронации Екатерины он сближается с Левенвольдом и стал известен императрице как знаток в лошадях. Императрица потом писала Бестужеву об отправке в Бреславль «обер-камер-юнкера Бирона или другого, который бы знал силу в лошадях и охотник к тому был и добрый человек»197197
  Русский архив, №1—6, 1867. Для биографии герцога Бирона. Москва, стр. 469.


[Закрыть]. В феврале 1725 г. Бирон в чине обер-камер-юнкера был послан в Санкт– Петербург поздравить императрицу с восшествием на престол и просить о некоторых курляндских делах. Интриги Бирона против Бестужева, задержанного Меншиковым в Санкт-Петербурге, привели к тому, что вернувшись в конце 1727 г. в Курляндию Бестужев обнаружил, что Бирон, более чем он, «в кредите остался». В 1728 г. Бестужев окончательно подвергся опале более всего из-за Бирона, которого он, в перехваченных письмах своих называл «курляндским канальей». Бирон сделан был камергером, а Бестужева отозвали из Курляндии.

У Бирона было трое детей: дочь Ядвига Елизаветы и два сына, Пётр и Карл Эрнест. Историки предполагают, что матерью младшего, Карла Эрнеста, рожденного в 1728 г. была сама Анна Ивановна. Действительно, в годы ее царствования Карла Эрнста особенно отличали – в четыре года он был капитан-бомбардиром Преображенского полка, в девять – камергером, в двенадцать – кавалером ордена Андрея Первозванного с бриллиантами. Примечательно и то, что Анна никогда не расставалась с ребенком. В феврале 1730 г., отправляясь по зову «верховников» в Москву, она взяла с собой, в это тяжелое путешествие с неизвестным исходом, минимум вещей и полуторагодовалого Карла. Известно также, что до самой кончины императрицы юный принц Курляндский спал в ее комнате. Но, с другой стороны, если это предположить за истину, то Анна должна быть беременной еще в Митаве, свидетельства чего непременно были бы сохранены.

Бирон имел огромное значение на императрицу, порой даже создавалось впечатление, что Анна и Бирон составляют единую семью. Императрица с фаворитом, его женою и детьми посещала театры, каталась на санях по Невскому. Обедала она также с Бироном, а по вечерам играла в карты в их апартаментах.

Период правления Анны Ивановны получил прозвище у историков «бироновщина», прозвище явно незаслуженное, поскольку Бирон был человеком скорее здравого рассудка, и никогда не пытался перекраивать интересы русских людей, единственное, за чем он зорко наблюдал, так это за твердым положением Анны, а значит и своего.

Есть достоверные сведения, что Бирон был очень невысокого мнения о русских и не скрывал этого. Но наряду с этим, такая осведомительная свидетельница, как леди Рондо отмечает у него желание не раздражать русских неуважением и их обрядами. Письма Бирона к русским, без различия общественного положения, отличаются изысканной деликатностью. Этим подтверждаются известия других иностранцев, что он искал популярности. Наконец, в нем находили поддержку многие русские государственные люди, например, передовой человек в крестьянском вопросе, Анисим Маслов. Бирон поддерживал на Украине кн. Шаховского против Миниха и ввел в кабинет министров Бестужева-Рюмина против Остермана. Рассказы о страшном корыстолюбии Бирона основаны, главным образом, на показании Болтина, который не был современником «бироновщины» и своих источников не называет. Точно так же не доказано и выставленное Татищевым против Бирона обвинения в том, что он при помощи своего клиента Шемберга эксплуатировал в свою пользу лучшие русские горные заводы и другие промыслы. Но имеются несомненные доказательства того, что он неоднократно отклонял от себя крупные денежные подарки, очень обычные для того времени. Из подарков самыми крупными были 5.000.000 рублей, пожалованные государыней ему по случаю заключения мира с Турцией, из которых, однако он получил лишь 100.000 рублей. В общем и целом, как ни крути, но итогом деятельности Бирона при Анне Ивановне стало выдвижение его в регенты не немцами, а именно русскими вельможами, кабинет-министром князем Черкасским, генерал-прокурором князем Трубецким, князем Куракиным, графом Головиным, графом М. Головкиным и в особенности Бестужевым-Рюминым.

Вырвавшись из митавского захолустья Анна Ивановна с головой окунулась в роскошь и удовольствие. Но все ее развлечения, исходя из ее воспитания в простонародье, скорее напоминали утехи средневековых восточных владык, нежели европейских политес XVIII века. Единственно, чем отличалась от своих предшественников Анна Ивановна в лучшую сторону, так это не переношение пьянства.

Двор был забит юродивыми и приживалками, ворожеями и шутами, странниками и предсказателями. День новой императрицы начинался в семь утра, за завтраком принимала простую пищу, запивая ее пивом и двумя рюмками венгерского вина. Гуляла за час до обеда, который был в полдень, и перед ужином – с четырех до половины девятого, а затем полтора часа ужинала и ложилась спать.

Любимое времяпрепровождения стало послеобеденное, когда она ложилась на кровать и после часового отдыха, открыв дверь в соседнюю комнату кричала фрейлинам, из знатных титулованных фамилий: «Ну, девки, пойте!»198198
  Шубинский С. Н. Очерки из жизни и быта прошлаго времени. СПб, тип. А. С. Суворина, 1888, стр. 35.


[Закрыть] Иногда она призывала к себе гвардейских солдат с женами и велела им плясать по-русски и водить хороводы, с требованием, чтобы присутствующие вельможи тоже принимали в этом участие. Не чуждалась она и литературных развлечений. «Узнав как то, что Тредьяковский написал стихотворение игривого содержания, она призвала к себе автора и велела ему прочитать свое произведение. Тредьяковский, в одном из своих писем, следующим образом разсказывает об этом чтении: „Имел счастье читать государыне императрице, у камина, стоя на коленях перед ея императорским величеством, и по окончании онаго чтения удостоился получить из собственных ея императорскаго величества рук всемилостивейшую оплеушину“»199199
  Там же, стр. 36.


[Закрыть].

«Анна Ивановна, – пишет в своих Очерках Шубинский, – вообще, была очень строга к своим приближенным и обращалась с ними крайне сурово. Так, например, однажды фрейлины, сестры Салтыковы, которых она заставила петь целый вечер, осмелились, наконец, заметить ей, что они уже много пели и устали. Императрица, не терпевшая никаких возражений, до такой степени разгневалась на бедных девушек, что тут же прибила их и отправила на целую неделю стирать белье на прачешном дворе. В другой раз, узнав, что на одном частном балу какие-то дамы очень хорошо танцовали, она послала за ними и приказала танцовать в своем присутствии. Дамы начали танец, но, смущеныя грозным видом государыни, смешались, перепутали фигуры и в нерешимости остановились. Императрица молча поднялась с своего кресла, подошла к помертвевшим от страха танцоркам, отвесила каждой по пощечине и затем, возвратившись на место, велела снова начать танец. Анна Ивановна очень благотворила к статс-даме, графине Авдотье Ивановне Чернышевой, потому что она хорошо умела разсказывать городския новости и анекдоты; но, не смотря на это, никогда не позволяла ей садиться при себе. Однажды Чернышева, разговаривая с императрицей, почувствовала себя дурно и едва могла стоять на ногах. Анна Ивановна, заметив это, сказала свей собеседнице: – „ты можешь опереться на стол, служанка заслонит тебя и, таким образом, я не буду видеть твоей позы“»200200
  Там же, стр. 36.


[Закрыть].

Сын Б. К. Миниха описывает повседневность Анны Ивановны: «В досуженое время неимела она ни к чему определенной склонности. В первые годы своего правления играла она почти каждый день в карты. Потом проводила целые полдни, невставая со стула, в разговорах, или слушая крик шутов и дураков. Когда все они каждодневно встречающияся упражнениями Ей наскучили, то возъимела Она охоту стрелять; в чем приобрела такое искусство, что без ошибки попадала в цель и налету птицу убивала. Сею охотою занималась Она дольше других, так что в Ея комнатах стояли всегда заряженныя ружья, которыми, когда заблагоразсудится, стреляла из окна в мимопролетающих ласточек, ворон, сорок и тому подобных»201201
  Миних Э. И. Записки графа Миниха, сына фельдмаршала. Писанныя им для детей своих. СПб, тип. Н. Греча, 1817, стр. 184.


[Закрыть].

В Петергофе для нее был заложен зверинец с множеством зайцев и оленей, завезенных из Германии и Сибири. Если заяц или олень пробегали мимо ее окон, участь их была решена – Анна Ивановна стреляла без промаха; в то время, вообще, среди женского пола знатных персон появилась мода хорошо владеть огнестрельным оружием.

Для Анны был сооружен тир, и императрица стреляла по черной доске даже зимой при свечах. Остаток дня она проводила в манеже, обучаясь верховой езде, в чем ей очень способствовал Бирон, пропадавший в манеже и в конюшне целыми днями (из-за чего у патриотических литераторов получил нелестное прозвище «конюх»).

«В торжественные и праздничные дни, – повествует Миних младший, – одевалась Она весьма великолепно, а впрочем ходила просто, но всегда чисто и опрятно. Придворные чины и служители немогли лучшаго сделать Ей уважения, как есть ли в дни Ея рождения, тезоименитства и коронования, котрые каждогодно с великим торжеством празднованы, приедут в новых и богатых платьях во дворец. / Темных цветов как Она, так и Герцог Курляндский, нарочито время терпеть немогли. Последняго видел я, что он пять или шесть лет сряду ходил в испещренных женских штофах. Даже седые старики, принаравливались к сему вкусу, нестыдились наряжаться в розовые, желтые и попугайные зеленые цветы. / Домашние услуги не от каждаго без различия Она принимала, но токмо от немногих, к которым привыкла… / Она была богомольна и при том несколько суеверна; однако духовенству никаких вольностей непозволяла, но по сей части держалась точных правил Петра Великаго. / Станом была она велика и взрачна. Недостаток в красоте награждаем был благородным и величественным лицерасположением. Она имела большие карие и острые глаза, нос немного продолговатый, приятныя уста и хорошие зубы. Волосы на голове были темные, лице рябоватое и голос сильный и проницательный. / Сложением тела была Она крепка и могла сносить многия удручения. Судя по умеренному образу жизтия Ея, могла бы Она долговременною и здоровою наслаждаться жизнию, еслиб токмо каменная болезнь, подагра и хирарга, наследованныя скорби, не прекратили дней Ея»202202
  Миних Э. И. Записки графа Миниха, сына фельдмаршала. Писанныя им для детей своих. СПб, тип. Н. Греча, 1817, стр. 185—187.


[Закрыть].

Летом Анна Ивановна превращалась в страстную охотницу, выезжавшую со сворой гончих на травлю зайцев и лис, на ловлю зверей в силки и капканы, чтобы затем перевести своих четвероногих пленников в дворцовый зверинец.

Как бы желая отомстить «неблагодарным рабам», унизить родовитую знать за «дерзкие обманки» и «ловительства», Анна превращала титулованных сановников в форменных шутов: таковы кн. Н. Ф. Волконский, кн. М. А. Голицын (внук В. В. Голицына, любимца Софьи), гр. А. П. Апраксин. Голицын был насильно разведен и женат, зимой 1740 г., на придворной калмычке Бужениновой в Ледяном доме – это своеобразная плата роду Д. М. Голицына за мысль возвести Анну на престол на своих условиях, за отношение к ней, как к второстепенной особе.

Анна не прочь была прикрыть ревностью к православию сцены мести родне «неблагодарных рабов». Ссылая в деревню семью Долгорукова, который не принимал участия в событиях, предшествующих воцарению Анны, последняя призвала жену этого князя и стала упрекать ее за принятие католицизма. Когда княгиня нагнулась, чтобы, согласно этикету, поцеловать государыне руку, та дала ей сильную пощечину, осыпала ругательствами и закончила «аудиенцию» словами: «Пошла вон, мерзавка!»

Анне Ивановне явно не хватало образования. Она, например, могла писать своему резиденту инструкцию, в которой все стороны дипломатических сношений обозначались местоимением «он» и «они», неизвестно к кому относимых, а бедному резиденту порой легче было расшифровать перехваченное им письмо другого резидента, чем написанную по-русски инструкцию своей государыни. Впрочем, ума у Анны хватало, чтоб при случае искусно выйти из нежелательного положения или ловко воспользоваться выгодой момента. Вспомнить только, как она принизила в глазах подарок, сделанный членами Верховного Тайного совета, или оправдала свое решение разорвать подписанные ею «кондиции».

Анна с большим удовольствием слушала составленную в ее честь кантату, где говорилась: «Можно ль найти более усердия, – чем у тебя, августейшая самодержица, – и любовь более пылкую, – чем любовь твоих подданных? – Как не счесть звезды на небе – так невозможно исчислить твои славные деяния. – О смелость композитора! – Ты потерпела аварию средь океана добродетели. – Солнце не нуждается в похвалах, – как и божественная русская императрица…»203203
  Питкуль В. С. Слово и дело. Роман-хроника времен Анны Ивановны. Кн. 2. Мои любезные конфиденты. Москва, Вече, 2015, стр. 111.


[Закрыть] И «божественная Анна» с умилением слушала песнь о своем величии, как и восторжение придворных: «как вы [автор] хорошо поняли нашу добрую императрицу, как вы справедливо очертили ее ангельский характер…»204204
  Там же, стр. 111.


[Закрыть] Может быть, в глубине души, и сомневалась Анна в искренности этих воскурений, но не считала нужным обращать на эти мелочи внимание, которые могли набросить тень на ее величие.

Известен колкий ответ Анны казанскому архиерею, правда, на подобное же от него письмо императрице: «Преосвященный архиерей, письмо ваше из Казани мы получили, в котором пишешь, что ты приехал туда в самый Благовещеньев день, и даешь знать, что то есть марта 25 числа. За то мы благодарствуем, что научили нас здесь в Петербурге знать, в котором числе оный день бывает, а мы до сих пор еще не знали, однако, уповали, что как в Казани, так и здесь в одно время прилучается. Впрочем, пребываем к вам в вашей милости»205205
  Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ея главнейших деятелей. Том второй. Господство дома Романовых до вступления на престол Екатерины II. XVIII-ое столетие. Издание четвертое. СПб, тип. М. М. Стасюлевича, 1903, стр. 497. Костомаров пишет: «Это письмо перепугало казанскаго архиерея. И было от чего. Страшно было навлечь на себя не только немилость, но даже одно невнимание высочайшей особы. Судьба киевскаго митрополита Ванатовича, упустившаго отслужить молебен в царский день и за то протомившагося в заточении все царствовании Анны Ивановны, судьба духовных сановников Георгия Дашкова, Юрлова и других, пострадавших по злобе Феофана Прокоповича, пользовавшегося при дворе милостию, достаточно показывают, что сан архиерейский не слишком служит защитою от царской опалы в царствование Анны Ивановны» (там же, стр. 497). Православный Костомаров в Прокоповиче видел опасность для православия.


[Закрыть].

По выражению лица Анны Ивановны трудно было судить об ее искренних чувствах и мыслях. Тому были две причины, первая – это слепое подчинение Бирону, который мог заставить государыню перерешить любое дело, и второе – скрытность являлась выражением недоверия Анны к ее «неблагодарным рабам». Личный секретарь ее, Эйхлер, жаловался на «пребезмерную подозрительность ея, что во всех без причины сомневается; как бы кто верен ни был, без подозрения миновать не может, и Бог знает как угодить стало»206206
  Соловьев М. С. История России с древнейших времен. Книга четвертая. Том XVI – XX. Второе издание. СПб, Общественная польза, 1896, стр. 1623.


[Закрыть]. Эта подозрительность и недоверие к людям – естественный вывод из опыта личной жизни Анны: с ними она взошла на русский престол и царствовала. Это же чувство недоверия толкало Анну в объятия немцев, личная судьба которых была тесно связана с ее судьбою: им, поэтому, можно было доверять, на них можно положиться во всем, для них можно пожертвовать всем. Эти настроения и выводы и составили лейтмотив царствования Анны Ивановны со всеми мрачными сторонами ее жизни, – с фавором Левенвольдов (который был фаворитом еще и Екатерины) и Биронов.

Уже вскоре при воцарении Анна Ивановна ликвидирует Верховный Тайный совет, тем дав Сенату значение, которое он имел при Петре I. Число сенаторов было доведено до 21 члена, все русские, за исключением одного Остермана. Этим Анна пошла навстречу генералитету и шляхетству за их поддержку основ самодержавия, но этим же действием она сама себя поставила в тупиковое положение, фактически потеряв рычаги управления государством. Выход был найден Остерманом, он предложил образовать второй верховный орган, Кабинет министров, начавший свое существование с указа от 6 ноября 1731 г. «для лучшего и порядочнейшего отправления всех государственных дел к собственному нашему всемилостивейшему решению подлежащих, и ради пользы государственной и верных наших подданных, заблаговременно учредить при дворе нашем кабинет…»207207
  РГИА. Ф. 1329. Оп. 1. Д. 34. Л. 210.


[Закрыть] Будучи Советом при императрице Кабинет министров стал обладать широкими правами в области законодательства, управления, суда и контроля над всеми государственными учреждениями. В состав Кабинета вошли доверенные лица новой императрицы: канцлер Г. И. Головкин, вице-канцлер А. И. Остерман, князь А. М. Черкасский. В 1735 г. по указу императрицы подписи всех трех кабинет-министров равнялись ее подписи. После смерти Головкина его место в кабинете занимали последовательно П. И. Ягужинский, А. П. Волынский и ближайший сподвижник Бирона А. П. Бестужев-Рюмин. По властным прерогативам Кабинет министров стал верховным учреждением государства, вновь отодвинув Сенат на второе место. Таким образом, от чего хотели избавиться генералитет и высшее шляхетство вернулось на круги своя, – Верховный Тайный совет теперь преобразовался в Кабинет министров. По свидетельству Лефорта «душою» этого Кабинета был Остерман, два других его члена были «для вида», за спиной же Остермана стоял Бирон.

Имея существенное влияние на императрицу, Остерман оставался одним из редчайших сановников той эпохи, не замаравших себя взятками и воровством. Его жизнь полностью была поглощена работой и интригой. На должности кабинет-министра Остерман оставался тем, чем его создала природа бытия и сформировал житейский опыт: умным, хитрым, скрытым, эгоистичным человеком, беспринципным политиком.

Андрей Иванович (как его звали русские) живя в России десятилетиями, так и не приобрел друзей и всегда оставался одинок. И это было закономерно, его скрытность и лицемерие, без чего в верхах России нельзя обходиться, были «притчей во языцех», а не слишком искусное притворство – анекдотично.

В самые ответственные или щекотливые моменты своей политической карьеры он внезапно заболевал. У него открывалась то хирагра правой руки (чтобы не подписывать опасные бумаги), то ревматизм (чтобы не ходить во дворец), то мигрень (чтобы не отвечать на вопросы). Случалось, что у него начиналась рвота в ходе переговоров, хитрец хотел прервать разговор, он начинал «уклоняться от прямого ответа: жизнь его, по его словам, цепь страданий; внезапно овладевшие им болезненные приступы заставляли его делать тысячи гримас; его кресло никак не могло доставить ему покойного положения; он обливался обильным потом; жестокий кашель душил его, причем он не несколько раз отирал лицо…»208208
  СРИО. Т. 96. С. 24—25. В своей рукописи Шетарди пишет про Остермана: «Граф Остерман слывет за самаго хитраго и двуличнаго человека в целой России. Вся его жизнь есть ничто иное, как постоянная комедия. Каждый решительный переворот в государстве доставляет ему случай разъигрывать различныя сцены: занятый единственно мыслию удержаться на месте во время частых дворских бурь, он всегда притворно страдает подагрой и судорогами в глазах, чтобы лишаться возможности пристать к которой либо партии. Тишина в правительстве есть для него лекарство, возвращающее ему здоровье. Никто лучше его не знает обо всем происходящем в Петербурге, и караульные, разставляемые, как будто для безопасности, в домах знатных и иностранных министров, служат шпионами, обязаными ему отчетом во всем, что там ни происходит. На нем одном лежит тяжесть дел, и хотя его правила, совершенно нейтральныя, не внушают обыкновенно много доверия, однако принуждены прибегать к нему, потому что не знают, как обойтись без этого человека¹… Гр. Остерман кажется товарищем герцога [Бирона], но на деле это не так… он следует его советам только тогда, когда они одобрены евреем Липманом, придворным банкиром, человеком чрезвычайно хитрым и способным распутывать и заводить все возможныя интриги. Этот еврей, единственный хранитель тайн герцога, его господина, присутствует обыкновенно при всех совещаниях с кем бы то ни было – одним словом, можно сказать, что Липман управляет империею²» (Маркиз де-ла– Шетарди в России 1740—1742 годов. Пер. с фр. Изд. с прим. и доп. П. Пекарский. СПб, тип. Иосафата Огризко, 1869, стр. 1 – 2, 2 – 52). «Граф Остерман здесь единственный человек, умеющий найтись в трудных обстоятельствах» (Форбес и К. Рондо Гаррингтону; СРИО. Т. 75. С. 177—178). «У этого господина повидимому всегда имеется в распоряжении готовый запас болезни на случай труднаго дела, с которым ему возиться не хочется и от котораго ему в то же время отделаться неудобно» (Гаррингтон Форбессу и К. Ронду; СРИО. Т. 75. С. 156).


[Закрыть] (Шетарди).

Английский посланник Финч подтверждает изворотливость Остермана: «Я стал самым настоящим образом разъяснять, как надежды короля были вызваны русским двором и как он должен быть изумлен неожиданной медлительностью этого двора. Это повело только к нескольким сильным припадкам подагры; граф оказался очень нездоров. Я уже писал вашему превосходительству, что при таких припадках вести дальнейшие разговоры совершенно бесполезно, и действительно граф немедленно обратился к любимой теме о короле прусском… к турецким делам… к делам шведским»209209
  СРИО. Т. 85. С. 157.


[Закрыть].

Действительно, в своем притворстве Остерман знал меру: острый нюх царедворца всегда подсказывал ему, когда нужно стеная и охая, нередко на носилках, отправится во дворец. Императрица Анна весьма уважала Остермана за солидность, огромные знания и обстоятельность. Без Остермана было не обойтись – надо только набраться терпения, пропуская мимо ушей все его многочисленные оговорки, отступления и туманные намеки, и дождаться-таки дельного совета.

Императрица Анна ценила Андрея Ивановича и как человека, целиком зависимого от ее милостей. Он так и не обрусел, хотя и взял жену из старинного знатного рода Стрешневых, и оставался для русской знати чужаком, «немцем». Поэтому он так льнул к сильнейшему, причем всегда делал это безошибочно. Вначале таким человеком для него был вице-канцлер П. П. Шафиров, потом А. Д. Меншиков, которого Остерман предал ради Петра II и Долгоруких, затем, при Анне, он заигрывал сначала с Минихом, а потом долго добивался расположения Бирона, став со временем его незаменимым помощником и консультантом. Сам Бирон понимал, что особая сила Остермана как политика состояла в его феноменальном умении действовать скрытно, из-за кулис. Впрочем, в этой его черте, пожалуй, нет какой-то особой злокозненности характера Андрея Ивановича – таков был мир дипломатии XVIII века.