Текст книги "Красные карлики"

«Незаменимых нет? А ты займёшь моё место, приятель? О, я за него не держусь! Ложись в жидкий гелий; на том твой полёт и кончится. Ишь как у нас поставлено: «Милый, слышишь меня? отзовись, не молчи!.. Ага, проснулся! Готовь отчёт, чтоб завтра был написан, а мы пока кутнём с девчонками». Разбежались! только кукол из бункера позвать забыли. Ну, так мы напомним о себе».

«Не сильно мы на него нажали? – спросила Бланш радаром. – Рожа у него подлая, не нравится мне этот белый рыцарь Норр. Затаит, потом пакостить будет».

«Плюнь, – ответил Албан. – Мы просто хотим получить то, что нам положено, как людям. А они… они всё время помнят, что украли нас и высосали наши души. Они знают, что мы о них думаем, и от этого им всегда страшно».

– Вы в курсе, что поделывают мои образцы?

Недоверчивый взгляд Джомара преследовал безопасника. По-настоящему Норр отдыхал лишь во сне, но и там ему снилась работа, какие-то невыполненные дела, чьи-то ускользнувшие от внимания промахи и ошибки, чреватые катастрофическими последствиями. А днём его подстерегал Мошковиц. Полностью избежать встреч с ним невозможно, скажем, в столовой.

– Сейчас я слишком занят, чтобы следить за ними, – методично пилил его Джомар. – Это вообще не моя работа – следить. Мне хватает возни с запусками и обсчётом результатов. Ладно, решили поселить Дагласов на станции – не возражаю, вам видней. Однако тут не Даглас-центр, где они постоянно были под надзором.

– Они и теперь под надзором, только не знают об этом. Но если у вас появились сомнения…

– Нет, просто я моделирую, исходя из истины: «По природе своей люди безумны». Все толки о разуме и прочих высоких материях – чушь. Теория Дарвина – бред. Люди произошли от крыс. Как грызуны, они всю свою маленькую жизнь стремятся только получать удовольствие: от секса, от жратвы. Они всюду лезут и называют это «поиском пределов познания». Пока мы с вами потягиваем чай и жуём галеты с маслом, образцы наверняка заняты этим поиском. Я им устроил плотный график тренировок и занятий… но вы решили сделать бедняжкам послабление.

Норру захотелось выплеснуть чай в ехидную физиономию Мошковица, но ровный характер и умение сдерживаться погасили его внутренний порыв.

– В итоге они получили столько свободного времени для «поиска», сколько его имеет персонал станции. Ну хоть ночные часы висят в симуляторе! Но весь остаток дня они тратят на себя. Они чем-то занимаются. Чем?

– Их времяпровождение мне известно.

– Известна внешняя его сторона. А их мысли, намерения? Вы сможете угадать, в какой момент и у кого возникнет неповиновение?

«Этот момент упущен», – мысленно ответил Норр, а вслух произнёс:

– Они работают довольно долго, серьёзных отклонений не было. Дать им какое-то личное время, немного ослабить вожжи – как раз в интересах проекта. Пусть лучше явно делают то, что замышлялось втайне, а иначе выйдет так: они нам подчиняются, но мы их не контролируем. Наконец, вы утверждали, что полёты заменят им всё недостающее…

– Ещё не заменили, раз они тянутся к людям. Конечно, они – первые, мы только начинаем понимать их, но жизнь среди людей, похоже, замедляет переход к чистому сознанию. Остаётся риск непредсказуемых действий. Помните, как и почему разладился Голем?

– Кто?

– Не «кто», а «что». Очень давно, ещё на Старой Земле, один мудрец создал кремнийорганического робота. Слепил из глины.

– Кажется, первым это проделал пожилой джентльмен, живущий на небе. Нет ли тут нарушения авторского права?..

– Патентное дело тогда не было развито. Так вот, конструктор активировал киборга и назвал его Голем. Всё шло отлично, пока кибер круглые сутки был загружен делом, но однажды хозяин забыл дать ему задания на следующий день. От безделья Голем заскучал и принялся крушить всё вокруг… Глиняного парня пришлось отключить и размельчить.

– В этой басне не хватает самой малости – морали.

– Напротив, она очевидна. Нельзя оставлять робота в праздности. Только работа, только постоянная, предельная нагрузка процессорных мощностей. Лишь так можно поддерживать Голема в тонусе. Режим «без продыха», чтобы некогда было задуматься. Дай волю мыслям – куда ещё они заведут! Кто-то может отправиться гулять… потеряться…

– Вы полагаете, что не исключён побег образцов?

– Называйте как хотите. Дело не в словах! Не следует ни на минуту забывать, кто они на самом деле. Люди – это псы без привязи. Едва появится лазейка, они попытаются улизнуть.

– Куда? – Повернувшись к окну, Наблюдатель поднял жалюзи.

Тёмно-рыжая пустыня и горы на близком горизонте. Купола станции с мачтами связи и вознесёнными ввысь башнями телеметрических систем. Ровные и постоянные вспышки огней, как удары невидимой секундной стрелки. Длинные чёрные тени на залитой алым светом земле. Вдали – мерно ползущий горбатый агрегат вспарывает плугом грунт и выворачивает глыбы вечной мерзлоты.

– Куда? Здесь все дороги ведут в Айрэн-Фотрис… или в преисподнюю.

Сильный жест и самопальный афоризм так убедили Норра в собственной правоте, что он дней десять ощущал себя хозяином положения. Но настал денёк, когда все находящиеся в космосе корабли обеспечения проекта ринулись в ту сторону, где должен был выйти из броска Борт Второй. Должен был, но не вышел. Или вышел не там.

Дальний рейдер, летающая ремонтная платформа и носитель повреждённых кораблей, спасатель и телеметрический разведчик – все понеслись по вектору броска Ради скорейшей доставки к району поисков безопасника спускач «Афины Паллады» приземлился невдалеке от наблюдательного пункта, затмив своим сиянием зарево эриактора

– Ищите тщательно! – заклинал Мягкий. – Аппарат не должен пропасть! С нас головы снимут, если мы его потеряем! И с вас тоже.

– Норр, образец V надо найти во что бы то ни стало, – Джомар был мрачнее наступающей полярной ночи. – В любом виде привезите его мне. Малейшие осколки, которые удастся отыскать, любые пылинки – собрать, упаковать, под опись и в мою лабораторию.

Пока Норр загружался в катер, пока его до стона плющили перегрузки, а потом выворачивало в периоды невесомости, другие образцы не теряли времени зря. Что творится на наблюдательном пункте, им никто не сообщал и сообщать не собирался, зато отсутствие недремлющего Наблюдателя открывало перед ними бездну возможностей. Грех не воспользоваться оказией.

– Надвигается буря, – доложил Бланш галантный фест-лейтенант. – Прогулку придётся перенести на завтра. В ясную погоду выработки – великолепная картина, а когда поднимается пыль, ничего не разглядишь.

– Или всё-таки поедем?

– Я не могу рисковать тобой. Надо видеть дорогу, – фест-лейтенант для наглядности постучал по приборному щитку, отчего часть индикаторов погасла, а кое-какие выпали из гнёзд, повиснув на проводках. – Я верю лишь тому, что вижу, а на этот хлам надежды никакой. Кар слишком старый, на нём нет половины оборудования.

В кабине вездехода можно откинуть шлемы за плечи. Для этого он и вымогал у завгара закрытую машину – чтоб говорить с белокурой лицом к лицу. Пришлось ставить сукину сыну литр контрабандного даака, а то ехали бы сейчас на буксирном ратраке, общаясь по радио.

– Неужели тут опасно? – Бланш не нравилось выглядеть дурой, но хамриты не воспринимают умных. Если с неба свалилась женщина, то не для дискуссий. Все дамочки Хамры – наперечёт! Они падают из космоса, как метеориты; надо спешить к месту их приземления, чтобы стать первым обладателем сокровища.

– Ну конечно! Когда просыпаются вулканы, мерзлота плавится, и возникает оползень. Отсюда и до горизонта всё может рухнуть в выработку.

– Ужас! как страшно!

– Ничуть! У нас в днище дюзы, а в багажнике – бак ракетного горючего. Отрулим на станцию по воздуху, как делать нечего.

Литтл Рэд угрюмо багровела в асфальтовом небе у горизонта, полускрытая пеленой близящейся пыльной бури. Тускло горящий блин касался краем бугристых отвалов пустой породы. Зимний рассвет на Хамре. Утром так увлекательно заглянуть в гигантский, залитый гробовой тенью провал, вырытый горнодобывающей компанией – пять километров до дна! Дух захватывает.

Фест-лейтенант и лекцию заготовил: «Брось туда камень – не скоро услышишь, как стукнет. Вон там, смотри, экскаваторы. Как драконы, верно? Здесь никого нет, только мы вдвоём. Романтично. А через пять восходов углекислота начнёт выпадать в осадок прямо днём. Как мелкая соль; она покроет всё. Тебе не холодно?»

– Он тебя пригласил? а он ни о чём не догадывается?

– Не знаю, только ел меня глазами и просил: «Поедем». По-моему, он дрался за право поболтать со мной. Я заметила малого, у него на лице был свежий кровоподтёк.

– Бланш, надо поесть чего-нибудь людского. Тебе нужен естественный запах изо рта.

– Реактор взбунтуется.

– Тогда пожуй и выплюнь. И не забудь парфюмерию.

– Зубная паста! – кричал из соседней комнатушки Альф. – Освежитель! Жвачка! Наконец, выкури сигарету!

Норр перевёл их в секцию младшего офицерского состава, отстоявшую от бункера 47U на два километровых тоннеля. Тут и знать никто не ведал про какой-то 47U – мало ли у базы Хельгеланд необитаемых складов и помещений! – зато здесь были спортзал, бассейн и игровой салон. Явился смелый фест-лейтенант, полный решимости. Бланш пошла навстречу его желанию.

– Не позволяй ему слишком много. – Ирвин считал себя старшим из братьев.

Прогулка с девушкой! Любовная интрижка! Вся секция обсуждала успех фест-лейтенанта и гадала, чего он добьётся.

Ржавая муть всё сильнее застилала горизонт. Восходящая Литтл Рэд начала прогревать эту сторону планеты. Над грунтом потёк белесоватый дымок – вяло возгонялась осевшая за ночь углекислота. Гонимые ветром, немощным в разреженной атмосфере, испарения сухого льда плыли, извиваясь прозрачными сизыми волнами, и клубились, образуя изменчивые фигуры фата-морганы.

– Хочешь вести машину? Клади руку сюда.

Он накрыл её ладонь своей, заглянул в глаза. Она улыбнулась. Симпатичный парень.

Решётчатые колёса бежали по дымящему грунту, кар мягко покачивался на рессорах. Солнечный свет сделал водителя и пассажирку краснокожими, словно до крайности смущёнными встречей и тем, что они – вдвоём, а на многие километры вокруг нет ни души.

Норр наставлял:

– Легенды выучить и вернуть мне. Имена, детали биографий – всё должно соответствовать легендам. Вам, – Наблюдатель последовательно указал на Ирвина и Албана, – я поручаю присмотр за образцом I. Кто-то из вас всегда должен быть с ним.

– Мне поводырь не нужен!

– Это приказ. Придётся подчиняться, хочешь или нет. А если нарушишь приказ, будешь отстранён от полётов. Ещё вопросы?

– Почему здесь нет женских туалетов?

Белый рыцарь помедлил с ответом, подбирая наиболее корректные слова. Бланш стесняла его вызывающим взглядом.

– Эксплуатация кубометра жилья на Хамре в девять раз дороже, чем на Колумбии. Женщин мало. Раздельные удобства или санузлы в каждом номере слишком дороги.

– Я поняла, сэр. Благодарю. Буду стоять в общей очереди, раз это продиктовано государственными интересами. Вы же предписали нам по мере сил изображать людей.

– Но не до такой степени.

– А у меня ностальгия. Хочу выглядеть живой со всех сторон и слушать неповторимый мужской юмор у дверей ватерклозета. Их там раздирает пошутить на тему.

– Бланш, – не сдержался Наблюдатель, – к чёрту вашу ностальгию!

– Ты скучаешь, – призывно глядел фест-лейтенант. – Полярная ночь настаёт, темнота… Живёшь тут, как овощ на складе. А ты такая хорошая, что прямо жалко.

От чувств он надавил на руку Бланш, рулевой рычаг повело, а за ним и кар повернул вбок. Дым несся над землёй рваным одеялом, по равнине протянулись струи изжелта-коричневой пыли, скрывающие небо, а Литтл Рэд, поднявшись выше терриконов, повисла над миром бури выпуклой красной пуговицей.

– Взгляни, как эриактор полыхает. Это ионные вспышки, вроде северного сияния. Гонит прорву энергии.

– О, но ведь его нельзя применять! я читала, он запрещён…

– На Хамре всё можно. – Фест-лейтенант склонился к Бланш. – От него работали все рудники полушария. Его загасили, потом опять зажгли. Настоящий вулкан. Такой… одинокий мужчина в ледяной пустыне, которому некуда себя девать.

– Так уж и некуда? – шепнула Бланш.

– Если б он встретил кого-нибудь…

– А вдруг уже встретил?

Их руки одновременно снялись с рычага. Кар, обрадованный неожиданной свободой, покатил куда-то наобум.

– Тормоз! – Пылевая буря затемняла мысли Бланш, забытые радар и сканер остановились, но сознание напоминало, что целоваться за рулём чревато аварией, а бросить руль – и подавно.

Не ослабляя объятий, фест-лейтенант ткнул ногой вниз и вперёд; правая передняя колёсная секция заскребла по грунту, сгребая камни; кар стало разворачивать по часовой стрелке, словно танк. Четыре руки сталкивались и суетились, на ощупь перебирая и отрывая застёжки скафандра Бланш.

«Какой чудной у неё крем!»

«Боже, где управление движком?!»

Секция разблокировалась, кар рванулся вперёд.

«Ой, валун!»

Под корпусом раздался звонкий удар, что-то залязгало.

– Дюза, – оторвался от Бланш фест-лейтенант. – Это дюза, провались она. Закрой шлем! Быстро застегнись! и проверь герметизацию.

Когда он открыл дверцу, скафандры зашуршали и немного вздулись от избыточного давления. В кабину понесло пыльную метель.

– Да чтоб её разодрало сверху донизу! Чтоб её сплющило! Ах, тресни она поперёк! парша собачья, в душу ей костыль! – Радио честно передавало всё, что фест-лейтенант счёл необходимым высказать о дюзе.

– Что там? у нас всё в порядке? – высунулась Бланш.

– В полном! – Встав, фест-лейтенант в сердцах что есть сил пнул отвисшую, никуда не годную отныне дюзу. – Брось мне вакуумный уплотнитель, он в жёлтом ящике справа, такая чёрная катушка. Перекрой вторую топливную магистраль – красный регулятор, на нём стоит FM2, до упора.

– Вызвать спасателей?

– Я тебе вызову!.. – Фест-лейтенант живо представил шквал насмешек, которым его встретят на станции, если кар приволокут на буксире. – Сейчас залатаем и рванём.

– Мы правильно едем? – допытывалась Бланш, когда кар отмахал минут двадцать сквозь непроглядную бурю. – У тебя верные ориентиры?

– Вполне. – Сердце фест-лейтенанта билось всё тревожнее, но он не подавал вида, что заблудился. Росло желание убить завгара, подсунувшего столь трухлявый кар.

– Почему-то мне думается, что надо повернуть туда. – Бланш указала прямо на источник волн, заунывно передающий фразу: «Внимание, вы слышите пеленг базы Хельгеланд. Настройте свой радиокомпас на наш позывной… Внимание…»

– Чепуха. Я сверяюсь по солнцу.

– У меня женское чутьё. Оно никогда не подводит. Поверни, пожалуйста. Ты очень хороший парень.

– А ты вообще прелесть. Ты чудесно умеешь целоваться. У нас всё будет, верно?

Бланш была почти счастлива. Пусть ненадолго, зато по-настоящему.

– Надо сговориться, когда поедем в следующий раз. – Фест-лейтенант был убеждён, что она не откажется. – У вас есть график или распорядок на неделю?

График зависел от «флэшей». Сейчас проект имел лишь три машины, и пока запускали одну, две другие готовили к старту. Сегодня вновь в бросок отправилась Карен. Полёты давались ей трудно, но она справлялась. Удачи ей, пусть всё пройдёт как следует.

– Смотри, кто-то летит. – Раньше приятеля расслышав гул двигателей, Бланш указала вверх.

В кирпичном от пыли небе пронеслись еле видимые навигационные огни и бортовой проблесковый маяк.

– Хм, не рейсовый… Может, с полигона?

Бланш пригляделась, выбросив как можно дальше вперёд белую сеть и луч взгляда. Похоже на флаер Мошковица. Значит, Карен тоже вернулась!

– Где наша чернобровая? Как?! неужели старик Джо с ней не наговорился и всё держит у себя?

– О чём ты? – Албан оторвался от неисправного приёмника. Эту рухлядь он подобрал где-то снаружи, вне купола; починить калеку было невозможно, но в промежутках между полётами Албан скучал без работы. Вдобавок его угнетал тот факт, что на Хамре, как и на борту «Девы», бесплатно принимались лишь каналы правительства и Айрэн-Фотрис. Военная планета, чего вы хотите? Удовольствие смотреть коммерческие передачи здесь стоило недёшево, а купить терминал с декодером защищённых каналов, чтобы смотреть онлайновые новости из Сэнтрал-Сити, было не на что.

– Она не появлялась. Хотя заходили ребята, справлялись о ней. Альф говорил с ними; спроси его. – Ирвин повёл лучом, указывая на сердитый образец I.

– Я их выпроводил, – фыркнул Альф. – Вежливо!

– Правильно, в шею всех. Карен – твоя. А обо мне кто-нибудь спрашивал?

– Семь мужчин! – Ирвин завалился на спину, сцепив ладони под затылком. – Поразительно, целых семь душ не в курсе, что ты уехала кататься с Фейербахом!

– Его зовут Розенбаум.

– Какая разница? Всех как-нибудь зовут. Сейчас твой Голдфингер грузит сослуживцев россказнями о поездке.

– Не знаю; кажется, он задержался в гараже. Вернуть должок завгару… я не поняла.

– Это ля-ля без конца – Альф оборвал их глубокомысленный диалог. – Почему ты заговорила про Джомара и Карен?

– Большой катер обогнал нас, когда мы подъезжали. Пыль и фонарь мешали мне, но я узнала катер – это броневик Джомара.

– Как-то рановато, – вычислил в уме Ирвин. – Нужна пара часов на оттаивание.

– Джо привёз её замороженную, – почти уверенно предположил Альф. – Чем ближе к абсолютному нолю, тем голова ясней. Выспросит – и разморозит. Я же говорил ей: «Скажи Джомару, что боишься лежать в гелии!» А она трусит. То ли он запугал её вначале… Я сам ему выложу! Пусть выдумает что-нибудь, пока её с ума не скинуло от страха Он учёный, вместо головы яйцо, умище втроём не поднять – надо же, нас выдумал! Вот, раз выродил нас из башки, пускай о потомстве заботится. Должна быть ответственность – я правильно выразился?

– Угу. – Албан встряхнул безнадёжный приёмник. Кажется, больше ничего внутри не бренчит, всё приклеено по местам; совсем похож на настоящий. – Именно так оно и значится в законе: «уголовная ответственность».

– Алби, оставь свои заморочки. – Ирвин перекатился на другой бок. – Реальность такова, какая она есть. Прошлого нет, настоящее – при нас. Надо искать, как получше устроиться. Бланш, твой Розенкранц…

– Он Розенбаум.

– Верно, Гильдестерн. Он ничего себе парень?

– Можешь поцеловать его сам. Личный опыт всегда ценнее чужого.

– Не то, беляночка! Он тебя заводит? ты от него прёшься?

– Чтобы вам стало завидно, скажу: «Да».

– Вот. Это уже что-то. – Ирвин лучом привлёк внимание Албана. – Та соломинка, за которую стоит хвататься. И полёт. – Голос Ирвина стал мечтательным. – Обязательно спрошу у Джо, когда мы покинем этот куцый мерный отрезок и свистнем по Вселенной… парсеков на триста!

– Дальнобойщик, не то. – Албан отложил приёмник. – Альф каркнул, что шеф родил нас, а мне видится другое. От насилия тоже бывают дети. Джомар изнасиловал Природу, а потом ограбил – отнял право на смерть. Поэтому родились мы. Думаешь, ему в радость возиться с такими детьми?

– Ну ты загнул!

– Попробуй, разогни.

Бесцельно пометавшись по лаборатории и распугав помощников, Джомар устремился в бар. За сорок четыре прожитых на Хамре дня он уже дважды прибегал к алкоголю, чтобы снять напряжение – и вот снова. Нет, так нельзя. Так начинается алкоголизм. Шаги Джомара замедлились, но курс остался прежним. В бар. Или назад? В бар…

Корабль исчез, вышел в неизвестной точке. Пропали и «флэш», и образец V. Испытания, казалось, вошли в колею – и тут срыв, провал, крах… Где-то в пространстве затерялась государственная тайна. Кто ответит за это? Мошковиц! Мягкий с Желтком докажут, что до применения образцов их «флэш» летал надёжно.

Только бы найти потерянное; тогда появится шанс доказать, что ошибка не в расчётах, а… в свойствах материалов, в сложности настройки образцов.

Карен! пугливая маленькая дрянь! Она никогда не работала с полной отдачей. Робость, неуверенность… их надо было изживать на стенде! Кто не сломал в себе страх перед космосом – тот выбывает из игры.

– О, вот так встреча! – протянул ему руку старпом с «Девы Елизаветы».

– Каким ветром? – взобравшись на табурет, Джомар уткнулся взглядом в стойку и, не глядя, поманил бармена.

– Надоело болтаться на орбите, как на рождественской ёлке. Я сказал себе: «Или ты прыгнешь вниз, или следующие полмесяца, так и не почуяв землю под ногами, будешь гудеть по пути к Бельтере». Не приходилось там бывать? и не надо. Шар, покрытый грязью. Грузовые операции почти закончены, нам пора в дорогу. Ждите в начале апреля!

– Что ж, счастливого пути. – Джомар завис над стаканом. Запах напитка напомнил ему обо всех классных учёных, которые спились и опустились. Нет. Не пей.

– Про вашу компанию ходили разговоры… Вроде вы привезли испытывать киборгов, которые со временем заменят нас. – Вопросительный взгляд старпома был куда холоднее, чем его обманчиво беспечный голос.

«Где Норр?! – внутренне возмутился Джомар. – Ах, да… Норр улетел. Кто будет расследовать утечку информации?»

– Кто-то слышал, что на Хельгеланде прячут киберов, а потом – будто их поставили старшими чинами на орбитальный заградитель «Вестфаль». Безлюдные корабли, так? Роботы нас вытеснят. Вот к чему всё идёт.

– Враньё, – молвил Джомар с просветлённым сердцем. Значит, сплетня вильнула и пошла другой дорогой, обманув сама себя! – Замещать военные экипажи киборгами? Дублёры – да, но вместо людей… Этого никогда не случится, дружище!

– У киберов тьма преимуществ…

– И тьма недостатков! Вот перечень – их нельзя пропесочить, вызвать на ковёр, намылить им шею, устроить выволочку, распатронить, влепить строгача, обругать, оплевать, уволить. Не поступаем же мы так с оргтехникой? Какой с неё спрос? Ни один капитан не согласится иметь экипаж киборгов – нет удовольствия командовать и помыкать!

– Да, верно! – Старпом немного развеселился.

– Так что не унывайте раньше времени. Я заявляю, как специалист – никакой замены людей на роботов в ближайшие лет двести не предвидится. Даже в планах не стоит! Вы налетаете себе хорошую пенсию, отправите по своим стопам детей и внуков, и как всё было, так и будет продолжаться.

– Рад слышать! А то по нашим иногда проходит дрожь – мол, вот-вот сделают киберкосмена, и нас выметут в отставку, не дав выслужить срок. Как-то кисло оказаться в том поколении, которое выгонят.

– Говорю вам – этого не будет! – горячо убеждал Джомар. – Тут дело в ответственности. Как её возложишь на киборгов? Они – юридический ноль, под взыскание не подпадают. Опять-таки, кто будет принимать решения, проявлять инициативу? Человек! Кому как не людям вбить в голову производственное задание?.. Бармен! заберите, я уже понюхал. Чаевые – как обычно.

Пока они дружески беседовали у стойки, далеко от бара пробудился узел прямой связи. Он принял и переслал адресату сообщение с Колумбии. После ряда тщетных попыток получить подтверждение «Письмо открыто и прочитано», узел справился о местонахождении адресата у системы позиционирования. Обитающие в склепах компьютерные монстры тотчас нашли общий язык. Узнав новы»: координаты получателя письма, узел выбросил послание вслед корвету «Афина Паллада»:

//СРОЧНО, СЕКРЕТНО. Хамра, база Хелъгеланд, Нейтану Норру. Прочитать в первую очередь.

//В Дориенский окружной суд Басстауна пришла по e-mail видеозапись. Она касается дела Кастельса и Реддэя, бойня в «Римской Фортуне». Фигурант – наш образец II, в деле исковое заявление его матери. Ознакомься с фильмом и выясни на своём уровне, как это могло случиться.

//См. приложение.

– Приведите свидетеля к присяге, – велел судья Колт.

Дородный мужчина с бледным отёчным лицом положил широкую ладонь на Библию:

– Клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

– Свидетель, назовите суду своё имя, фамилию, род занятий и суть вашего участия в деле.

– Ваша честь, меня зовут Галь Родерсон, я специалист по документальным съёмкам из «Аналитического Бюро». Я был привлечён по запросу обвинения для экспертизы материала, обозначенного как «запись Хассе»

Эксперт, нанятый адвокатами, уже высказался, и присяжные отвергли большинство его аргументов. Теперь все, затаив дыхание, слушали свидетеля обвинения. «Аналитическое Бюро» – авторитетная фирма, а мастер Галь – признанный эксперт.

Подсудимые, всего месяц тому назад ожидавшие освобождения из-под стражи прямо в зале суда, теперь вели себя совсем иначе. Лица их вытянулись, улыбки слиняли, а в глазах появился горячечный блеск, как у затравленных зверей. Ещё бы! дело шло к благополучной развязке – и тут чья-то кривая рука через забор подкинула суду доказательство их вины, настолько весомое, что запахло лучевой камерой.

– Запись сделана с носимого визора модели… при характеристиках объективов… Длительность записи… – медлительно и важно излагал Родерсон. – Согласно отчётам санитарных бригад и криминалистов, прибывших в салон «Римская Фортуна», потерпевший Албан Хассе находился у фронтального ряда игральных автоматов, а именно у автомата шестьдесят семь, как указано на схеме места преступления. То есть Хассе мог произвести такую запись.

– Протестую! – взметнулся адвокат.

– Протест отклоняется. – Колт будто муху прихлопнул своим молоточком. – Суд выслушал вас, мистер Родерсон. Однако вы не высказались о достоверности записи.

– Запись подлинная. Все данные говорят о том, что её сделал именно наладчик Хассе. Он запечатлел стрелявших в салоне.

Заключение Галя было выслушано с почти суеверным ужасом.

Если некому обличить убийц, если одни отступились, другие разуверились в правосудии, а третьи испугались за свою шкуру – значит, мёртвый должен прийти и дать показания. Он не может упокоиться в могиле, пока убийца не получит по заслугам.

На всех пахнуло холодом и продёрнуло вдоль спины, словно в зале появился призрак. Подсудимых перекосило и съёжило, будто привидение указало на них пальцем. Перемена в их облике не укрылась от глаз телекамер.

Хотя никто не произносил этого вслух, все тотчас утвердились во мнении: запись снята с мозга убитого, что бы там ни говорил Галь Родерсон. Давно известно, что глаза жертвы запоминают убийцу! Откуда известно? из древности. Об этом все говорят, об этом поют, пишут в газетах, в книгах и Сети. Любой мистический триллер – про то, как возвращаются умершие. Значит, это правда. Эксперт – молодчина, но истина выше и ярче его показаний. Истина вечно прозрачна, потому что она – жуткая, чёрная загадка, вопрос без ответа.

Чем занимаются в клинике Гийома, куда отвезли Албана Хассе? Каждый знает: там проводят опыты на мозге, пересадку личности! Что-нибудь проделали и с Хассе, записали его память перед смертью. Запрещённые исследования! учёные всегда этим грешат. Им только дай труп, они из него зомби изготовят. Видно, какой-то ассистент припрятал запись, а потом его совестъ заела, душа не вынесла молчания. Тайну клиники нарушить не посмел, потому отправил запись анонимно, с запозданием.

Все единодушно пришли к этому убеждению, сложившемуся в подсознании из реликтовой памяти и сенсационных статей. Доводы защиты рухнули разом. Веру нельзя пошатнуть аргументами и логикой. Присяжные как один уверовали в призрака, в свидетельство из загробного мира и в торжество науки, которая извлекает память из умирающих. Мертвеца-свидетеля и веру живых нельзя было ни сбросить со счетов, ни пошатнуть, ни запутать в противоречиях.

Чем дольше адвокаты убеждали суд в сомнительности «записи Хассе», тем прочнее становилась уверенность присяжных, и сами адвокаты стали выглядеть более чем сомнительными – и их слова, и люди, которых они защищали. Ибо заговорил самый главный обвинитель – пролитая кровь, невинно убиенный, пришедший из тьмы небытия.

– Огласите вердикт, – обратился Колт к старшине присяжных заседателей.

– Бад Кастельс – виновен по всем предъявленным статьям обвинения. Пол Реддэй – виновен по всем…

Последовала лихорадочная пауза. Адвокаты поспешно совещались с подсудимыми, те мало что не бились в прозрачную перегородку, размахивая руками и что-то выкрикивая. Главным образом пауза предназначалась для того, чтобы Гарибальд Колт мог не спеша, в уединении выкурить свою ритуальную сигарету.

– Ещё два-три таких процесса – и я стану верным сыном церкви. Редко удаётся получить столь серьёзные доказательства. Честно – я не ожидал поддержки с того света.

– Ваша честь, публика волнуется, – заметил пожилой, опытный судебный пристав. – Репортёры в щели лезут. Хотят раньше оглашения узнать, какую статью вы примените.

– Пусть читают законы, там всё написано. Самое важное – на обложке: «Право есть справедливость».

Умел Колт оглашать приговоры. Казалось бы, столп юстиции, живой параграф, но иной раз так взглянет, что люди обмирают.

– Именем Федерации… – начал судья в глухой тишине зала.

– …к смертной казни путём лучевого разрушения нервной системы, без права замены вида казни.

Кастельс упёрся в барьер подбородком, он смотрел в никуда.

– …без права замены вида казни.

Не веря ушам, Реддэй завертел головой, беззвучно открывая и закрывая рот. Губы у него тряслись. А ведь каким лихим киллером он был в «записи Хассе»!

– В завершение хочу напомнить господам ОСУЖДЁННЫМ, что приговор суда присяжных обжалованию не подлежит.

Некоторые, угадавшие исход и заранее готовившиеся чествовать судью, метнули к ногам Колта цветочные венки. Гарибальд неколебимо стоял в своей шёлковой мантии, даже слабым кивком не отвечая на знаки восторга и благодарности. Кричали: «Браво! Да здравствуют присяжные! Гип-гип-ура!» Кое-кто рвался к скамье подсудимых, силясь пробиться сквозь заслон крепких приставов: «Вы оба сдохнете!.. подонки! Вас зажарят на луче! о, я бы посмотрела, как вы будете корчиться!»

Реддэй хихикнул раз, другой, потом захохотал, но это был не смех. Его пришлось взять под руки и увести силой. Он что есть мочи цеплялся за барьер, потом за дверную коробку, вопил во всю глотку. Не иначе решил, что их кончат немедленно, как после военно-полевого суда, вот и ум потёк.

Кастельс оказался выдержанней – он выпрямился, жёстко оглядел ликующий зал. Там были и строгие, неподвижные лица. Дождались, высидели своё, желанное.

Лишь одного лица не хватало. Он вспоминал его, пытался восстановить тот миг, когда взгляд и ствол задержались на безымянном наладчике с обручем на лбу и выступами немигающих видеокамер над глазами, закрытыми стекляшками дисплеев. Пока длился миг, парню досталось больше пуль, чем прочим. Зачем он так долго смотрел? Нет бы уроду упасть и ползком, ползком за автоматы!.. Но он, гад, глядел, он пристально вглядывался, он запоминал.

Надо было взять прицел выше. Размочалить башку вместе с визором, вдребезги. Если бы знать заранее, как поступить!..

Всё потому, что торопился перед делом. Не потёр как следует в ладони верный, добрый амулет – заработал «вышку». А иначе бы, глядишь, и обошлось.