Текст книги "Привет, Свет!"

Глава 26

К тому времени я уже порядком устал от постылой школы, от её преподавателей, которые, словно сговорившись, то стыдили меня за проступок, который я не совершал, то учили жизни, устал от бокса. Если к учёбе я относился с горем пополам, то спорту отдавал всего себя, и честно выкладывался на тренировках и соревнованиях. И вот теперь душа и тело требовали отдыха. И я поддался искушению. Пропустил одну тренировку, затем вторую, и понеслось…

Лето, как обычно, пролетело быстро и незаметно.

Первого сентября, когда мы снова собрались на торжественной линейке, чтобы поприветствовать первоклашек, я, увидев одноклассников, с удивлением констатировал, как они изменились и повзрослели за те три месяца, что мы не виделись. Особенно, девчонки. Вернее, теперь уже правильнее было называть их девушками. Они округлились, стали фигуристыми, так сказать, «вошли в тело», и, глядя на них, сроду не скажешь, что им по четырнадцать-пятнадцать лет.

Светка – так вообще выглядела потрясающе. Я её даже не сразу узнал, когда она, по обыкновению, последней зашла в класс. Подумал, что какая-то новенькая к нам заявилась. Только когда зелёные выразительные глаза остановились на мне и в них запрыгали бесята, я понял, кто появился в дверях.

А всё дело было в причёске. На этот раз светло-русые волосы не были схвачены в обычные косички-хвостики, а были распущены и подстрижены до плеч. Чёлка доходила до бровей, которые почему-то были темнее её – чего я раньше не замечал, – и этот контраст придавал ей непередаваемый шарм. Она выглядела обалденно, и произвела впечатление не только на меня.

А Светка поздоровалась и довольная тем, что произвела такой фурор – или, может, от того, что увидела меня? – направилась к своему месту. Я, не отрываясь, следил за тем, как она движется, как легко и уверенно переставляет красивые ноги, как колышутся волосы в такт шагам. А та, нисколько не смущаясь десяткам устремлённых на неё восхищённых взоров, улыбаясь, смотрела на меня.

Когда подошла к нашей парте, улыбка её стала ещё шире.

– Рот закрой, – не громко сказала она, поставив портфель на парту.

– Чего? – не понял я.

– Рот закрой, – весело повторила она, – а то проглотишь меня ещё ненароком.

Я спохватился и захлопнул рот. Надо же, он и в самом деле был открытым! Взбудораженный увиденным, я и не заметил, как отвисла челюсть.

– Вот так-то лучше, – удовлетворённо заметила она, усаживаясь рядом со мной. Улыбка не сходила с её лица, и она была просто неотразима. – Ну что, Сашка, привет, что ли?

– Привет, Свет! – откликнулся я, сияя как начищенный никелированный чайник.

– Ну, и как я тебе с новой причёской? – спросила она и тряхнула головой; волосы послушно, словно волны, колыхнулись сначала в одну сторону, потом в другую.

– Умопомрачительно! – не сдержался я, но тут же спохватился, вспомнив, что мы не одни, и, наклонившись к её уху, тихо сказал. – Ты самая красивая в этом классе, кроме одного человека.

– Какого? – искренне изумилась Светка.

– Меня.

– Тебя? – она рассмеялась, потом лукаво глянула на меня и сказала. – Неправда.

– Это почему? – притворно насупился я, ожидая подвоха.

Теперь она прильнула к моему уху, чтобы никто, кроме меня не услышал, и прошептала:

– Ты красивее всех среди мальчишек, – а я среди девчонок.

Затем она отстранилась, чтобы посмотреть на мою реакцию. А я расцвёл от удовольствия и одними губами произнёс:

– Согласен.

Светка снова наклонилась к моему уху, намереваясь ещё что-то сказать, но в это момент кабинет вошла Валентина Михайловна. Она осмотрела класс и, увидев, что мы все в сборе, не дожидаясь звонка, начала классный час. И начала с того, что восьмой класс для кого-то будет выпускным, поэтому нужно подтянуться, чтобы окончить школу с хорошими оценками. Затем она попросила поднять руки тех, кто собирался после восьмого класса покинуть школу. Нас оказалось больше половины и, в основном, пацаны. Увидев среди поднятых рук мою, она искренне удивилась.

– Чебышев, ты же хорошо учишься. Тебе непременно надо закончить десять классов и поступить в институт.

– А я так и собирался сделать, – встав, ответил я и, после секундной паузы добавил, – когда-то.

– А что сейчас тебе мешает это сделать?

– Я не могу учиться в школе, где директор, наугад ткнув пальцем в кого-нибудь из учеников, может объявить его виновным, а чтобы это было якобы обоснованно, сказать, что ей об этом кто-то сказал. И главное, неважно кто. С таким правосудием к концу десятого класса я, наверное, переломаю всю школу. А мне бы хотелось выйти отсюда с чистой совестью и с незапятнанной репутацией.

Валентина Михайловна не нашлась, что ответить на это, а лишь взмахнула руками, говоря этим, мол, хозяин – барин, и перешла на школьные темы. Но в конце урока снова вернулась ко мне.

– И всё же, Чебышев, – сказала она, – после школы ты всё равно пойдёшь учиться дальше. С твоими способностями тебе обязательно нужно это сделать. И если с оценками у тебя всё в порядке, то с дисциплиной просто беда. Вряд ли ты сможешь поступить куда-нибудь с таким поведением. Так что успокойся и соберись. Если ты окончишь школу с двойкой по поведению, ты этим всё равно ничего никому не докажешь, а только навредишь самому себе. Подумай над этим.

Что ж, в этом было зерно истины. Зачем вредить самому себе? И я решил взять себя в руки. В тот день я не получил от учителей ни одного замечания. И что интересно, никто из них не удивился, словно, я вёл себя так всегда. Только Любовь Владимировна, преподаватель химии, которая почему-то меня недолюбливала, из-за чего я постоянно с ней конфликтовал, не выдержала и где-то на середине урока осторожно поинтересовалась.

– Чебышев, ты случаем не заболел?

– Нет, Любовь Владимировна, – ответил я с места, – я просто взялся за ум.

– Это хорошо, – одобрила она, при этом почему-то с сожалением вздохнув, и продолжила объяснять прерванную тему.

После уроков, когда я выскочил из школы, Светка ждала меня на нашем условленном месте. Я подошёл к ней, любуясь её радостной улыбкой, взял, как обычно, за руку и собрался было идти, как она неожиданно вырвала руку.

– Ты чего? – опешил я.

– Больше мы так ходить не будем, – заявила она и, глядя на моё растерянное лицо, пояснила. – Отныне будем ходить вот так.

Она взяла меня под руку и пошла. Я за ней, чувствуя, как мой локоть соприкасается с её телом.

– Мы уже не маленькие, – пояснила она мне на ходу, – пора взрослеть.

В памяти тут же всплыл подковыристый вопрос Сеньки Горбашова: «А чего вы ходите, взявшись за руки, как пионеры?» Вспомнив это, я улыбнулся. Да, мы уже выросли из пионерского возраста. Впереди нас ждал комсомол. Меня за отвратительное поведение – вряд ли, но Светку – точно. Так что она была права, пора взрослеть. Я прижал её руку к себе и повернул в сторону Ясных Полян. Светка с любопытством глянула на меня.

– Так длиннее, – пояснил я, – мы же так долго не виделись.

– А я разве против? – улыбнулась она в ответ.

– Тогда я слушаю вас, моя принцесса.

– И что вы желаете услышать, мой принц? – подхватила Светка мой шутливый тон.

– Уверен, вам есть, что мне рассказать.

– А, может, лучше вы что-нибудь…

– Не нужно пререкаться, моя принцесса, – оборвал я её, строго нахмурившись при этом. – Через Ясные Поляны путь длинный, но не бесконечный. Поэтому, прежде чем мы дойдём до вашего дома, я бы хотел вас послушать.

– И с чего же мне начать, мой принц? – Светка покорно потупила взгляд.

– Начните с самого интересного, – подсказал я, – и не тяните резину, пожалуйста.

– Тогда слушайте, принц мой… – сказала она и, не выдержав, рассмеялась.

Я рассмеялся вместе с ней.

Дорога через Ясные Поляны была длиннее обычной раз в десять, наверное, но, когда мы подошли к дому Казанцевых, Светка так ничего толком и не рассказала. Весь путь мы шутили, подкалывали друг друга и смеялись. Пожалуй, это было наше самое весёлое путешествие.

С боксом пришлось распрощаться. Второго затяжного прогула Леонтьич мне не простил бы, будь я хоть чемпионом Советского Союза. Следовательно, торопиться было некуда, и мы стали ходить домой только этой дорогой. Лишь после Нового года, когда началась вторая смена, вернулись к прежнему маршруту. В тёмное время по Ясным Полянам «карламарксовским» ходить было небезопасно, и, хотя кликуха «Сазон» по-прежнему защищала меня как панцирь черепаху, мы всё же решили не рисковать моим здоровьем.

Памятуя о том, что для поступления в техникум мне была нужна положительная характеристика, я старался сдерживать себя. Не разговаривал на уроках, не хамил и не грубил учителям, чем немало радовал классную Валентину Михайловну. Учился я по-прежнему ровно, на твёрдые четвёрки, несмотря на пренебрежительное отношение к учёбе.

Но если я был хорошистом, то Светка – круглой отличницей. Краса и гордость всей школы. Она не раз блистала на школьных городских и областных олимпиадах, и все учителя пророчили ей большее будущее.

– Не понимаю, и что она в тебе нашла? – как-то раз спросила меня мать, заглядывая в мой дневник.

– Кто? – переспросил я, хотя догадался о ком идёт речь.

– Да Света Казанцева. Красивая, умная девчонка.

– Я тоже красивый и умный, – ответил я и, вспомнив Светкино изречение, процитировал его. – «Самый умный и красивый среди пацанов нашего класса».

– С кривыми зубами-то? – улыбнулась мать.

– Зубы – это не главное в человеке, – парировал я. – У мужчин главное – ум.

– Если бы ты был умным, то учился бы на пятёрки, закончил бы десять классов и поступил бы в институт.

– В этой школе я больше учиться не буду! – решительно заявил я, забирая у неё дневник, и на этом наш разговор закончился.

Разумеется, кроме нас со Светкой в нашем классе было немало ребят, учившихся на четвёрки и пятёрки. Танька Каркавина была отличница, правда, четвёрки по английскому и черчению не давали ей право называться «круглой», как Светка. Ирка Викунова и Маринка Андронова – хорошистками. Фотография нашей пятёрки с четвёртого класса, как мы перешли в «пятнашку», постоянно висела на доске почёта школы. Временами, меняя друг друга, словно договорившись между собой, к нам присоединялись то Ольга Балякаева, то Юлька Харченко. Человек шесть, имевшие в своём арсенале по две-три, а то и всего одну тройку, как Серёга Селистархов, были кандидатами в хорошисты. Так что по успеваемости наш класс, несмотря на наличие тупиц, таких, как Локтя, Гафоня и Кирей с Губайдуловой, среди восьмых классов, а их в школе было четыре, считался самым сильным. А при завершении учебного года мы вообще выдали рекордный результат: два отличника и семь хорошистов. К нашей традиционной пятёрке присоединились сразу и Юлька, и Ольга, и ещё подтянулся Серёга Селистархов, всё-таки осиливший английский и получивший по нему годовую оценку «четыре».

К концу восьмого класса я здорово подтянулся. В смысле роста. Теперь на уроках физкультуры я стоял уже шестым от головы шеренги, которую неизменно возглавлял Локтя, ставшим настоящей дылдой. Вторым шёл Вовка Сокин, из-за своей худобы походивший на оглоблю. За ним – Гребешкова. У неё было странное имя – Марианна, но мы все звали её Маринка, а за глаза – Марьиванна. Она выглядела настолько зрелой, что ей запросто можно было дать лет двадцать, а то и больше. После – Борька Вальчек, мой друг Санька Маликов, ну а потом – я. Видно, занятия спортом дали положительный результат. Я вырос, возмужал и из первоклашки-шибздика превратился в восьмиклассника среднего роста с крепким телосложением, имеющего первый разряд по боксу.

Глава 27

Школу я окончил на одни четвёрки. Даже по любимым предметам – математика, русский, черчение и английский, – по которым был традиционно силён, не получил высшей оценки. Сказалось пренебрежительное отношение к учёбе. Но это меня не сильно тронуло. Главное, по решительному настоянию Валентины Михайловны мне по поведению тоже поставили четыре. Это был уже победа! Значит, я всё-таки не зря старался: терпел и сдерживал себя, когда учителя меня доставали.

Оставалось только забрать документы. Но когда я за ними явился, директриса заартачилась. Вернее, сначала попыталась уговорить не бросать школу.

– Ты же умный парень, Чебышев. Зачем дался тебе этот техникум? – горячо убеждала она меня. – Если перестанешь валять дурака, то сможешь окончить школу с золотой медалью. Потом пойдёшь в институт. А с ним у тебя откроются перспективы.

– Я не буду у вас учиться, – сказал я на это, – а то вы ещё какую-нибудь пакость мне припишите.

Галина Петровна чуть не задохнулась от гнева.

– Я не отдам тебе документы до тех пор, пока ты не восстановишь надпись в кабинете математики! – заявила она, указав мне на дверь.

– Я же говорил, я ничего не ломал, и поэтому ничего делать не собираюсь! – ответил я, повысив голос от раздражения.

– Тогда не получишь документы!

– Да и по фигу! – выпалил я в запальчивости и пулей выскочил из кабинета.

Этот наш разговор Галина Петровна передала матери, а та, разумеется, отцу. На следующее утро отец пришёл к директору. Понятия не имею, о чём они там говорили, только на следующий день после обеда отец забрал меня из дома и привёл к «Красному уголку» автобазы. Там нас ждал бортовой «Газик». Из «Уголка» мы вытащили транспарант с каким-то слоганом, белым по красному, и погрузили в кузов грузовика. Не помню, что там было написано, но и транспарант, и слоган мне понравились. По указанию директрисы мы затащили его на третий этаж в кабинет математики. После этого я получил свои документы: свидетельство о восьмилетнем образовании и характеристику, оказавшейся положительной.

Теперь осталось только определиться, куда подать эти документы.

Впрочем, я недолго мучился в выборе. Раньше я мечтал окончить десять классов и поступить в литинститут. Но раз всё пошло наперекосяк, решил тогда посвятить себя архитектуре: проектировать и строить красивые здания. А что? Рисовал я хорошо, чертил тоже. На уроках черчения специально выбирал самые сложные предметы, чтобы изобразить их в трёх проекциях, в разрезе и ещё в развёрнутом виде. Так что экзамены по рисованию и черчению при поступлении в архитектурно-строительный техникум, который я выбрал, меня не пугали.

Родители одобрили мой выбор. И как-то ранним утром мы с отцом сели в нашу «копеечку» и поехали в областной город, где находился этот техникум. Дорога была дальняя – двести пятьдесят километров, – но одолели мы её быстро. Дольше искали сам техникум, мотаясь по незнакомому городу. В приёмную комиссию попали после обеда. Как раз освободилось одно место с краю стола, и мы поспешили к нему. Там сидела молодая особа, судя по кольцу на безымянном пальце, замужняя. Она то ли не выспалась, то ли встала не стой ноги, то ли с мужем поругалась, а, может, просто родилась такой, но встретила нас недружелюбно. Как всё же порой многое зависит от одного человека. И хотя власти-то у него с Гулькин нос, но если гонору выше крыши, то считайте, что вам не повезло. Нам и не повезло. Она глянула на нас исподлобья, словно мы пришли сюда деньги у неё занимать, быстро просмотрела мои документы и сказала недовольным тоном:

– А, иногородние. Имейте в виду, общежития у нас нет, так что квартиру снимайте сами.

– А вы не дадите нам какой-нибудь адрес? – поинтересовался отец.

– Нет, – отрезала та, возвращая мне документы, словно точно знала, что мы передумаем сюда поступать. – Я же сказала, ищите сами.

А как искать-то, если мы впервые в этом городе? Даже не знаем с чего начать, и помочь, судя по всему, нам никто не собирался.

Я забрал документы, а молодуха эта, змея подколодная, бросила равнодушно в спину: «Следующий!»

– А может, вы нам всё-таки подскажите… – начал было отец, но она его перебила.

– Это уже ваша забота, – заявила она, не скрывая раздражения, словно мы уже успели ей надоесть, как назойливые мухи.

– Пойдём, пап, – позвал я отца, растерявшегося от такого «радушного» приёма. Глядя на эту мымру, я уже расхотел здесь учиться.

– И что будем делать? – спросил он меня, садясь за руль.

– Поехали домой.

– А как же учёба?

– А ну её! – в сердцах ответил я. – Работать пойду.

– Ладно, – сказал отец, заводя мотор, – вернёмся домой, там подумаем.

Дома состоялся семейный совет. Но как мы не старались вспомнить о существовании каких-либо учебных технических заведений, на ум нам пришло только четыре. Первый – наш горный, где учились Васёк Кутиков и Сенька Горбашов. Второй – в Прокопьевске, где учился наш Серёга, третий – где-то в Мысках, где Лёвка Зуин с Витькой Берниковым осваивали профессию геолога-разведчика, и четвёртый – в Топках, где Серёга Жибанов, одноклассник Васька и наш сосед по бараку, изучал тепловозы или что-то в этом роде. Но меня не прельщали тепловозы с паровозами, тем более шахта. Не было у меня к ним ни тяги, ни желания, ни стремления. Геологоразведка – это, конечно, путешествия, романтика, но моя душа жаждала творчества и созидания.

Так что пришлось бы мне, наверное, с позором возвращаться в школу или устраиваться на работу. Но меня спас наш новый сосед по площадке Лёха Сложаков. Раньше в этой квартире жил его старший брат. Но тот недавно справил новоселье в новом микрорайоне, и каким-то образом ему удалось передать эту квартиру Лёхе. Лет пять назад Лёха окончил электромашиностроительный техникум, факультет «электромашиностроение». Вот он и посоветовал отцу это заведение. А что? Машинист экскаватора, кем теперь работал Лёха, – вполне престижная профессия, и заработок был неплохой. Отца это заинтересовало, я тоже не стал кочевряжиться – это всё же лучше, чем возвращение в школу. И уже на следующий день мы были там.

В приёмной комиссии нас встретила девушка. Такая же молодая, как та мымра в архитектурно-строительном, но приветливая и доброжелательная. Узнав, что я нездешний, она тоже заявила, что общежития у них нет.

– Но у нас имеются квартиры, которые мы предоставляем иногородним студентам, – успокоила она нас. – Эти квартиры техникум оплачивает. Кстати, одна освободилась. Это здесь, недалеко. Если хотите, я дам вам адрес.

Разумеется, мы захотели. Хотя от нашего дома до техникума добираться всего полтора часа: полчаса пешком до остановки, затем час езды на автобусе и пять минут на трамвае. Но чтобы не ездить каждый день туда-сюда, конечно, было лучше жить здесь, тем более рядом с техникумом, а домой приезжать на выходные.

Из-за такого гостеприимства технарь мне понравился. Я с удовольствием отдал документы и стал ждать начала вступительных экзаменов…

Исподволь смотрю на Светку. Она только что поправила сползшие с переносицы очки и снова утыкается в книгу. Невольно вздыхаю, вспоминая студенческие годы. Хотя это было и не моё, но я ни разу за всё время не пожалел о том времени, которое потратил на учёбу в этом заведении. Наоборот, вспоминаю только с теплотой и радостью. Иногда, правда, нет-нет, да и подумаю о том, кем бы я сейчас был, если бы тогда в архитектурно-строительном нас встретил не цербер в женском обличье, а добродушная девушка из ПЭМСТа, как сокращённо назывался наш технарь. Наверное, известным архитектором или хорошим строителем. Вот так из-за кого-то, вставшего не с той ноги, моя жизнь во второй раз сделала крутой поворот и пошла не в ту сторону, куда я планировал.

Глава 28

К вступительным экзаменам я подготовился основательно, ведь от них зависела моя дальнейшая судьба. На первом экзамене, по русскому языку, нежданно-негаданно встретился с одноклассником Пашкой Ефимовым, тем самым, с которым когда-то вместе встречал Новый год у пионервожатой Марины. Естественно, мы с ним сели за один стол, чтобы, если понадобится, помочь друг другу. Экзамен был письменным. Диктант. А это для Пашки сродни самоубийству, так как с русским у него всегда были натянутые отношения. Несмотря на то, что я постоянно исправлял ему ошибки, он всё же умудрился сделать их столько, что получил «неуд». На математику он уже не пришёл.

И хотя я был уверен в себе, всё же с замиранием сердца просматривал списки поступивших. А когда нашёл среди них свою фамилию, возликовал так, словно был хроническим троечником и не чаял этого. Родители с Танюхой ждали меня в машине около техникума. Когда я сообщим им эту приятную новость, они обрадовались ещё больше, чем я.

Отец предложил отметить, но я хотел отпраздновать это событие со Светкой. Обычно на летние каникулы сразу после окончания учебного года, начиная с первого класса, Светка с сестрой уезжала к бабушке в Белово и возвращалась лишь в конце августа. Но в этом году бабушка, оставив на деда хозяйство, сама приехала к ним в гости, и потому Светка должна быть дома. Я задумал пригласить её в кафе-мороженое. А это была уже не просто прогулка от школы к её дому, а настоящее свидание. Да, я решил пригласить Светку на свидание! Это будет новый, более высокий уровень нашей дружбы. Так сказать, переход с детско-подростковой ступени на юношескую.

Немного помявшись, я заявил отцу, что у меня на этот счёт другие планы, хотелось бы сходить в город в кафе-мороженое, и попросил у него на это денег. Родители переглянулись. Мать улыбнулась, догадавшись, что у меня на уме, и кивнула отцу, мол, пусть идёт. Тот, на радостях, не стал спорить и полез в карман за портмоне. Сначала извлёк из него три рубля. Но потом подумал немного и, сунув купюру обратно, вытащил пятёрку.

– Ты чего это, Коляша? – удивилась мать.

– Пусть гуляют, – ответил тот. – Может, в кино ещё захотят сходить.

Отец тоже понял меня правильно. Спасибо ему за это и за идею. Кино – это же замечательная мысль! Это значительно разнообразит нашу встречу.

Доехав до автобазы, отец, прежде чем свернуть на нашу улицу, остановился. Я выскочил из машины и побежал вниз, к Казанцевым.

Светка с Катькой помогала матери и бабушке пропалывать грядки. Когда я её окликнул, Катька-гадюка глянула на меня и громко, на весь огород, язвительно объявила:

– Смотрите-ка, к Светке жених заявился!

Они все, кроме Катьки встали, чтобы посмотреть, кто пришёл. Бабушка даже приставила ладонь к глазам, чтобы лучше рассмотреть меня. Я поздоровался с ними. Они тоже. Увидев меня, Светка обрадовалась, вымыла руки в бочке с водой, по-быстрому вытерла их о свои трико и побежала ко мне. Тётя Аня вздохнула, видно, вспомнив свою молодость, и вернулась к прополке.

– Кто это, Ань? – поинтересовалась у неё бабушка, присаживаясь рядом.

– Это Светкин жених, баба, – сказала ей Катька, с завистью следя за бегущей ко мне сестрой.

Потом она посмотрела на меня. Заметив это, я состроил ей противную рожицу. Та недовольно фыркнула и, показав мне в ответ язык, принялась с яростью щипать траву.

– Они дружат с первого класса, – пояснила тётя Аня.

– А, так это и есть тот самый Сашка? – встрепенулась бабушка и посмотрела на меня более пристально. Наверное, хотела определить, годен я в женихи для её внучки или нет. И, похоже, не смогла это сделать, так как спросила у дочери. – Ну и как он тебе?

Что ответила на это тётя Аня, я не расслышал. К калитке подбежала Светка и отвлекла моё внимание.

– Сашка, привет! – сказала она, не скрывая радости.

– Привет, Свет!

– Как твои дела? – она открыла калитку и подошла ко мне.

– Меня приняли!

– Поздравляю! Молодец!

– Спасибо!

Тут сияние в Светкиных глазах вдруг потухло, и лицо сделалось грустным.

– Ты это чего, Свет? – растерялся я от такой внезапной перемены.

– Теперь ты будешь жить там, – печально сказала она.

– Конечно, – подтвердил я. – Мотаться каждый день туда-сюда – это хлопотно, это время и деньги. Но на выходные я буду приезжать домой. Так что, если ты хотела от меня отделаться, то забудь.

Светка грустно улыбнулась шутке.

– Всё равно, – сказала она, – теперь мы будем видеться очень редко.

– Редко, – не стал я спорить, – зато наши встречи будут уже другими.

– В смысле? – не поняла она. А, может, поняла, но по-своему, и теперь испытывающее смотрела на меня в ожидании пояснения.

– В прямом, – ответил я. – Раньше было как? Мы с тобой встречались в школе, сидели весь день за одной партой, а потом вместе шли до твоего дома. Это, конечно, было здорово. Но теперь-то мы с тобой не пионеры.

Я имел в виду и возраст, и пионерскую организацию. Из-за поведения в комсомол меня не взяли. А вот Светку приняли, и теперь она с гордостью носила на школьном фартуке комсомольский значок.

– Представляешь, – с жаром продолжал я, – я приезжаю на выходные, бегу к тебе и приглашаю тебя на свидание. А? Понимаешь, отныне у нас будут не просто встречи, как раньше, а свидания.

Светка расцвела и затем лукаво поинтересовалась:

– А разве это не одно и то же?

– Может быть, – пожал я плечами, – только это будет уже происходить на другом, более высоком уровне наших отношений.

– А какие наши отношения? – брякнула вдруг она.

Этот вопрос меня задел. До сих пор я считал, что наши отношения за восемь лет стали настолько тесными и близкими, что давно переросли из детской дружбы в нечто большее. Обида царапнула сердце, и я ответил сдержанно, чтобы не психануть:

– Надеюсь, что дружеские.

– Дружеские? – Светка даже оторопела от такого ответа. Интересно, что она хотела услышать на свой глупый вопрос?

– Дружеские, – подтвердил я, – но такие дружеские, что по мере нашего взросления, они, переходя с одного уровня на другой, перерастут в такое большое… нет, – поправился я, – в огромное чувство, которое не позволит тебе ответить мне: «Нет», когда я предложу тебе выйти за меня замуж.

Услышав такое, Светка сразу повеселела, зарделась. Затем прищурила глазищи и, сжав губы, что всегда делала, когда готовила какой-нибудь подвох, и процедила:

– Не дождёшься!

– Чего? – опешил я.

– Слова «Нет»!

Она раскрыла глаза, и те вспыхнули, как изумруды на ярком солнечном свете. И излучаемое ими тепло проникло в меня и бальзамом заполнило тело. И тут до меня дошло, что я, сам того не сознавая, только что признался Светке в любви, и та ответила взаимностью. Даже не знаю, кто из нас в этот момент был более счастлив: я или она. Счастье и радость переполнили меня и забили фонтаном. И я продолжил, решив изобразить из себя галантного кавалера.

– А теперь, мадмумазель, – я с трудом выговорил это французское слово, ругая себя за то, что захотел именно так обратиться к Светке.

– Мадемуазель, – смеясь, поправила она.

– К чёрту! – отмахнулся я и перешёл на испанское обращение. – А теперь, сеньорита, я хотел бы позвать вас на свидание. Вы не против?

– Конечно, нет!

– Тогда приглашаю вас в кафе-мороженое, отметить моё поступление.

– Вот здорово!

От радости Светка захлопала в ладоши, а потом, чтобы выплеснуть из себя переполнявшие её чувства, чмокнула меня в щёку. И мы тут же услышали ехидный Катькин голос:

– Эй вы, жених с невестой, а ну прекратите целоваться!

– А подглядывать, между прочим, не хорошо, – заметила ей Светка и с тревогой посмотрела на мать, ожидая от неё нагоняя. Всё-таки она понимала, что целоваться нам ещё рано, тем более при родителях.

Но тётя Аня то ли видела, что это был просто дружеский поцелуй, то ли не обратила внимания на слова младшей дочери. Только на внезапный Светкин порыв ничего не последовало. Светка успокоилась, но не Катька-вражина.

– Больно надо! – парировала она. – Просто ваши чмоки по всей улице слышны!

– А ты уши заткни! – посоветовала ей Светка, поворачиваясь ко мне.

– А мне…

– Да уймись ты, Катя! – одёрнула тётя Аня младшую дочь. – Ну что ты к ним привязалась?

– А чего они? – недовольно ответила та.

– Что, завидуешь, что ли? – бабушка, хитро прищурившись, посмотрела на хмурую внучку. – Так подожди немного, и твоя очередь придёт.

– Ага, – буркнула та, – дождёшься тут.

– Не отвлекайся, – сказала ей тётя Аня. – Давай-ка повнимательнее. Смотри, вон опять морковку вместо травы выдернула.

Катька насупилась и, наконец-то, притихла. Я глянул на Светку. Она тоже была рада, что за нас заступились.

– Так мне вас ждать, сеньорита? – поторопил я её.

– Я быстро! – отозвалась она и, заскочив во двор, побежала по деревянному тротуару к дому.

– Ты это куда, Света? – спохватилась вдруг её мать.

– Мы с Сашкой в город сходим. Он сегодня в техникум поступил. Хорошо, мам? – ответила Светка и, опомнившись, остановилась у крыльца. От радости она забыла самое главное: спросить разрешение у матери.

– Ещё чего! – от возмущения Катька встала. – А полоть кто будет? Я одна, что ли?

– А что, не справишься? – огрызнулась Светка и посмотрела на мать. – Мам?

И столько мольбы и надежды было в её голосе, что просто невозможно было отказать. Но я почему-то был уверен, что тётя Аня и без этого разрешила бы.

– Да, ладно уж, идите, – улыбнулась она, радуясь за дочь, – прогуляйтесь.

Светка пулей заскочила в дом.

– А я против! – решительно заявила Катька и крикнула в захлопнувшуюся за сестрой дверь. – Никаких свиданий!

– Вот когда выйдешь замуж, своих детей нарожаешь, вот тогда и будешь командовать, – осадила её мать. – А сейчас пока я хозяйка, и я здесь распоряжаюсь. Так что садись и поли. И нечего отвлекаться.

Недовольно сопя, Катька присела у грядки и нехотя стала дёргать сорняк. Затем вдруг посмотрела на меня, и столько злости было в её взгляде. А я взял и улыбнулся ей в ответ, словно, был влюблён в неё, а не в Светку. А потом опять состроил ей рожу: мол, получила своё, вредина. Катька отвела глаза и снова уткнулась в грядку.