Текст книги "Привет, Свет!"

Глава 4

Тогда я забежал в класс задолго до звонка. Обычно вместе с ним. Но в тот раз мы попались на глаза техничке и по совместительству звонарю бабе Дусе.

– А ну, сорванцы, марш по классам! – прикрикнула она на нас. – Звонить иду!

Вот мы и разбежались раньше времени.

Запыхавшийся от бега и мокрый от пота я влетел в класс и сходу плюхнулся на своё место. И тут услышал возмущённый голос:

– Отвали, кому сказала!

Обернувшись, увидел красную от возмущения Светку, стоящую около четвёртой парты третьего ряда, за которой сидела Маринка Андронова. Недалеко от неё стоял Локтя и нагло ухмылялся. Как только Светка успокоилась и снова обернулась к Маринке, он быстро подался вперёд и дёрнул её за косичку. Да так, что та аж вскрикнула от боли. Светка резко обернулась и с криком «Пошёл вон, дурак!» ударила обидчика по руке. Но тот успел вовремя её убрать, и удар прошёлся по воздуху. Но Светка на этом не успокоилась, пошла в атаку и со второй попытки всё же врезала по руке, сделавшей ей больно.

– Ты чё, беззубая? – сразу вскинулся Локтя и грубо пихнул её в плечо, отчего она едва не упала: благо успела ухватиться за спинку сидения. – Страх потеряла, что ли?

– Отвали, ненормальный! – ответила Светка, нисколько его не испугавшись.

Недавно со Светкой приключилась ужасная беда: у неё выпал второй передний зуб. Первый она потеряла ещё недели две назад. Эта щербина, конечно, её не красила, но всё же было терпимо, так как у нас больше половины класса ходили беззубыми. Но когда вывалился второй зуб – это уже стало катастрофой. Она всё же была красивой девчонкой, но после этого случая, стоило ей открыть рот, как она становилась страшнее бабы Яги. Все мальчишки в классе над ней смеялись, и некрасивые девчонки, некогда завидовавшие ей – тоже. Светка стала редко разговаривать и в основном открывала рот только, когда её спрашивали на уроке. Вот Локтя сейчас её и донимал, чтобы она сказала что-нибудь и при этом открыла свой страшный беззубый рот.

– Щас как отвалю, зубастая, так колготки потеряешь! – ответил он на Светкин выпад. – А то размахалась тут граблями.

Несколько человек захихикали над его репликой. Глядя на них, Локтя тоже довольно загоготал.

– Из своих не выпрыгни! – огрызнулась Светка.

– Не волнуйся.

– Тебе чего от меня надо, дурак?

– Открой нам свой прелестный ротик, – противно оскалился тот.

– Ещё раз тронешь, получишь по морде. Понял? – сурово заявила ему Светка, покрасневшая от возмущения.

– Да ты чё? – хмыкнул тот и снова дёрнул её за косичку.

Светка ойкнула и тут же ответила ударом. Но Локтя перехватил руку и стал с силой заворачивать её за спину. Светка скривилась от боли, слёзы брызнули из глаз, но не закричала.

Все – и девчонки, и мальчишки – молча наблюдали за этой сценой, и никто из них не пошевелился, чтобы помочь ей. Только Маринка Адронова попыталась заступиться. Но Локтя так её пихнул, что та больше не осмелилась с ним связываться.

И тогда встал я. Не то чтобы мне стало жаль эту воображалу, которая до сих пор со мной не разговаривала и относилась ко мне никак. Просто надоело смотреть, как здоровый детина издевается над девчонкой. К тому же, я вдруг вспомнил, что дал слово Зинаиде Андреевне её защищать. Как и остальным, мне тоже не хотелось связываться с Локтей, но слово-то своё нужно держать.

– Эй, Локтя, – окликнул я его, – ну-ка, отпусти её!

Тот изумлённо посмотрел на меня.

– Ты-то ещё куда, шмакодявка, лезешь? – с вызовом ответил он, но Светкину руку всё же отпустил. – Страх потерял, что ли?

– А когда это я тебя боялся?

Назревал конфликт, скорее всего, сейчас будет драка, но я уже настроился и останавливаться на словесной перепалке не собирался. Я поднялся, обогнул парту и, подойдя, вклинился между ними, заслонив Светку спиной.

Представляю, как мы смотрелись со стороны. Малявка и верзила, а между ними шибздик, метр с кепкой ростом. Картина – обхохочешься. Но мне было не до смеха. Локтя меня оскорбил, унизил перед всем классом, назвав шмакодявкой, и теперь должен был за это ответить. Получалось, что сейчас я не столько заступался за Светку, сколько защищал свою репутацию.

Люсиного мужа мы с Серёгой тоже звали по имени. Этот молодой, здоровый парень, весельчак и балагур, любитель выпить, всегда возился с нами и учил жизни. И частенько говаривал: «Парни, если кто-то на вас будет задираться, бейте всегда первым. И бейте сразу в пятак. Нос у человека самое больное место, и тот сразу отстанет».

И вот стоя перед ухмыляющимся уверенным в своей непобедимости Локтей, я вспомнил дядькины слова, но тут же, прикинув этот вариант, понял, что он не подойдёт. Я едва доходил противнику до груди, и если бы смог дотянуться до носа, то удар вряд ли получился бы мощным.

Несмотря на малость лет, я всё же знал, что у человека есть ещё два слабых места: солнечное сплетение и пах. Я выбрал солнечное сплетение. И бить по нему проще, и не промажешь. А пинать между ног… Вдруг он успеет отскочить, и тогда удар будет сделан зря и эффект внезапности не сработает. А ведь это тоже немаловажный фактор. И если он не сработает, а Локтя надумает на меня напасть, то, благодаря своему росту и большему весу, сможет запросто меня одолеть. Нет, бить надо наверняка. Приняв такое решение, я задрал голову, чтобы видеть обидчика, и твёрдо произнёс:

– Чего пристал-то? Тебе же сказали «отвали».

– А то чё будет? – с гонором спросил тот и тут же влепил мне «пиявку».

«Пиявка» – это разновидность щелбана. На голову ложится вся пятерня, другой рукой у неё оттягивается насколько возможно средний палец и затем отпускается. Палец, словно пружина, возвращается на место, и получается удар. Если правильно поставить «пиявку», то из глаз могут посыпаться искры, а в голове зазвенеть, как в будильнике. Конечный результат такого щелбана – это шишак в длину пальца.

Но «пиявка» у Локти не получилась. Он поторопился, а, может, просто не умел их ставить. Щелбан вышел слабым и как-то вскользь.

Ответная реакция с моей стороны на эту выходку последовала незамедлительно, словно его указательный палец, коснувшись моей головы, нажал на кнопку механизма, запустившего в движение мою левую руку.

От удара под дых Локтя скрючился и отскочил на несколько шагов. Спесь и гонор сразу слетели, и теперь, ловя ртом воздух и корчась от боли, он выглядел испуганным и жалким. Вообще-то я планировал ударить его дважды – один раз за себя, второй раз за Светку, – но, глянув на него, ограничился лишь угрозой:

– Ещё раз её тронешь, морду набью, – пообещал я ему и, не глядя на обалдевшую Светку, неспешно направился к своей парте.

Я шёл и буквально чувствовал на себе ошеломлённые взгляды всего класса. Всемогущий, грозный Локтя был повержен и кем – шибздиком! Но я не успел всласть упиться лаврами победителями. Зазвенел звонок – баба Дуся, наконец-то, до него добралась, – и все поспешили разбежаться по местам, в том числе и я. А только звонок прервался, в класс вошла Зинаида Андреевна.

Глава 5

Когда урок закончился, и все, как обычно, побежали в коридор играть, Светка осталась сидеть за партой. Я, уж было сорвавшийся с места, задержался и удивлённо посмотрел на неё: чего это она? Она повернулась ко мне и, словно отвечая на этот вопрос, сказала: «Спасибо!» Я даже оторопел от такой неожиданности – она со мной заговорила! – и потому, не поняв о чём речь, спросил:

– За что?

– За то, что заступился.

– А, не за что! – отмахнулся я и добавил. – Я же обещал тебя защищать.

Светке такой ответ не понравился.

– Вообще-то я и сама могу за себя постоять, – отвернувшись, с апломбом заявила она.

«Ага, как же, можешь! – усмехнулся я про себя. – Видел я, как ты могла, когда Локтя тебе руку за спину выворачивал, – тут вспомнилось, как она мне дерзила, вместо того чтобы извиниться. – Отбрить-то ты можешь запросто, но вот если дело дойдёт до драки, то…»

Она снова повернулась ко мне, явно ожидая ответа, и я почему-то ляпнул:

– Конечно, можешь!

Светка довольная улыбнулась, и у меня на душе стало вдруг тепло и хорошо. Как в те моменты, когда я маленьким взбирался к отцу на колени и, прижавшись к нему, погружался в атмосферу добра и заботы, исходящих в этот момент от него. Я даже испугался: от чего бы это? Но, глянув на Светку, понял, что это тепло излучает она.

Не успел толком сообразить, чтобы это всё происходящее со мной значило, как она встала и протянула руку.

– Хочешь, давай дружить.

– Давай! – не раздумывая, сразу согласился я и пожал её ладошку.

– А ты где живёшь? – поинтересовалась она.

– На Карла Маркса.

– А, знаю, – оживилась Светка, – это на горе. Там, наверху, за автобазой, да?

– Да. А ты где?

– А я на Нижнегорской.

На Нижнегорской находился детский сад, куда я ходил почти четыре года. Поэтому я знал там всю шпану в округе. Но её увидел почему-то только в школе. Может, переехали недавно?

– А у меня есть маленький братик, – похвасталась вдруг она, прервав мои размышления. – Двоюродный. Ему недавно два месяца исполнилось. Мы в субботу к нему в гости ездили. А ещё у меня есть сестра Катя. Ей уже пять лет.

– Ау меня брат большой, – отозвался я, – в четвёртом «А» учится.

Отвечая, вдруг поймал себя на мысли, что мне хочется, чтобы наш разговор никогда не прекращался. Я так долго ждал этого момента, столько раз мысленно представлял его себе, поэтому он не мог вот так вот просто взять и закончиться. Но для этого ведь надо что-то говорить. Но что? Я же не знал, о чём надо с девчонками разговаривать. А потому брякнул первое, что пришло в голову:

– А ты умеешь на велике кататься?

Правда, я сам-то научился этому всего за две недели до школы. На «школьнике», который Ваньке Худойкину подарили на день рождения.

– Только на трёхколёсном, – смутившись, призналась Светка.

– Ничего, – махнул я рукой, – я тебя мигом научу.

– Правда?

– Конечно!

– Ой, какой ты хороший! – обрадовалась она.

Волна непонятного чувства захлестнула меня, и я едва им не захлебнулся. Робость, которая всегда довлела надо мной, когда я пребывал с девчонками один на один, пропала. Это чувство подействовало на меня как наркотик. Хотя нет, неправильное определение. Тогда я не знал этого слова. Тогда и взрослые-то не все знали про это. Скорее так, это чувство подействовало на меня как алкоголь. Точно! Я опьянел от него и почувствовал себя смелым. Ведь пьяному всё пофиг.

– А знаешь что… – начал я и осёкся, испугавшись своей смелости.

– Что? – в нетерпении спросила Светка.

– А хочешь, я сегодня тебя до дома провожу?

– А почему только сегодня? – искренне удивилась она.

Этот вопрос сбил меня с толку. Действительно, почему только сегодня? Да я готов провожать её каждый день и хоть всю жизнь!..

Невольно улыбаюсь, представив себе возбуждённое состояние шестилетнего мальчишки. Эка как меня тогда занесло! Хоть всю жизнь! Разве мог я в ту минуту, думая такое, предположить, что впоследствии так оно почти и будет? Глаза опять невольно устремляются в сторону противоположной скамейки. Моя визави преспокойно продолжает читать. Убедившись в этом, снова окунаюсь в прошлое…

Как же я тогда выпутался из того неловкого положения, в которое загнала меня Светка своим невинным вопросом: «А почему только сегодня?» Кажется, она задала ещё один вопрос, который подсказал мне ответ. Да, так оно и было. Она спросила:

– А завтра, что не хочешь?

– И завтра, и послезавтра, – с пылом ответил я. – А если хочешь, то каждый день.

– Хочу!

Услышав такое, я вообще растерялся. То два месяца знать меня не желала, а тут: «Хочу, чтоб провожал меня каждый день». С чего бы это вдруг такая перемена? Влюбилась, что ли, после того, как я за неё заступился? Но я-то ведь не дурак, и знал, что далеко не красавец. Правда, и уродом себя тоже не считал. Но всё равно – не красавец. Да ещё два верхних передних зуба у меня залазили один на другой, что не прибавляло привлекательности. Это мне досталось от отца, а тому от деда Степана. Так сказать, Чебышевская наследственность. А Светка-то – вон какая красивая!

К тому же, я шепелявил немного, а букву «р» вообще научился выговаривать буквально за несколько дней до первого сентября. Мать моя давно и постоянно твердила мне: «Сынок, как только у тебя появится свободная минутка, повторяй вот эти слова – пар-роход, р-рыба, бур-ратино, р-рюкзак, р-рестор-ран, – и ты обязательно научишься выговаривать эту букву». Поначалу я как-то прохладно относился к этому, но потом, по мере приближения первого сентября, всё чаще и настойчивее стал твердить: «пар-роход, бур-ратино».

И вот однажды, совершая перед сном вечерний моцион до общественной уборной и, как обычно, бубня под нос заученные наизусть слова, я вдруг чётко и ясно произнёс: «р-рыба, бур-ратино, р-рюкзак». Я даже остановился от неожиданности. И как мне не хотелось в туалет, постоял немного, а потом снова повторил: «пар-р-роход, р-р-рестор-ран». И у меня снова получилось! Всю дорогу до уборной и обратно я не переставал проговаривать слова с буквой «р», которые мог только вспомнить. Домой я забежал радостный и с порога объявил матери: «Пар-р-роход, пар-р-ртизан, кар-р-рандаш!»

Мать обрадовалась этому больше, чем я. Обняла меня, прижала к себе и счастливая, целуя в лоб, сказала:

– Я знала, сынок, когда ты захочешь, у тебя всегда всё получится…

Да, вот такая странная получалась пара – шепелявый шибздик и белокурая красавица. Пока я молчал, не зная, что сказать, Светка не мигая смотрела на меня большими зелёными глазами и ждала ответа.

Меня выручил звонок. В класс хлынул запыхавшийся и возбуждённый народ, а вместе с ним топот, смех, крики и стук крышек парт. Но вот в класс вошла Зинаида Андреевна и сразу стало тихо.

– Так, дети, – начала она сходу, подходя к своему столу, – возьмите буквари и откройте…

И тут увидела наши со Светкой сияющие физиономии. Оборвав фразу, она внимательно посмотрела на нас и удивлённо поинтересовалась:

– Помирились, что ли?

– Да, Зинаида, Андреевна, – ответила Светка, – мы с Сашкой теперь друзья.

– Ну, наконец-то, – вздохнула та и, взяв со стола книжку, обратилась к классу. – Ладно, ребятишки, кто из вас подскажет мне, на какой странице мы вчера с вами остановились?

Весь урок я просидел как на иголках. Зинаида Андреевна то и дело одёргивала меня, а один раз не выдержала – так я её достал, – и огрела указкой. Правда, потом подошла и, как бы извиняясь, вполголоса пробормотала:

– Господи, прости, да когда же ты угомонишься-то, окаянный? – и погладила меня по тому месту, куда ударила её указка, то есть макушку.

А как тут угомонишься, когда изнутри тебя всего распирает от счастья, от предвкушения того, что сегодня ты пойдёшь провожать девчонку? И не просто девчонку, а Светку Казанцеву – первую красавицу в классе! За ней вон какие пацаны ухлёстывали, например, Борька Вальчек или, вон, мой детсадовский дружок Ванька Хохлин – и высокие, и красивые – не чета мне. А она почему-то выбрала меня. Представляю, как они мне будут завидовать! Да и не только они. За ней половина класса бегала, чтобы хоть на секунду привлечь к себе её внимание. И, честно сказать, я был в этом не исключение, ибо она мне тоже нравилась. Злость на её хамство у меня давно прошла, но я уже чисто из принципа не шёл первым на примирение. А так как Светка меня игнорировала, чувства к ней я тщательно скрывал в потаённых местах своей души. Ну а раз мы подружились, значит, скрывать больше ничего не надо, и я открыл свои тайники. И чувства эти, которые копились долгое время, вырвавшись на свободу, теперь будоражили меня и не давали покоя.

Хорошо, что это был последний урок. Ещё один я бы точно не выдержал. Я бы тогда, наверное, умер от нетерпения.

Но вот, наконец-то, прозвенел звонок. Уроки кончились, и все сломя голову с шумом и криком помчались к раздевалке. Я подскочил к своим товарищам, с которыми всегда приходил и уходил со школы, ожидавших меня около дверей класса и радостно сообщил им, что сегодня я с ними не пойду и поэтому ждать меня не надо.

– Почему это? – удивился Костя Белов.

– Ты чего, Костян, не понял? Он же со Светкой Казанцевой подружился! – с ехидцей ответил за меня Вовка Табаков, по прозвищу Кеша. – Теперь – всё, мы у него не в почёте.

– Брось молоть чепуху, – одёрнул я его и объяснил. – Я только провожу её до дома.

– Да ты чё? – не поверил Костя.

Крепыш и симпатяга, он тоже заглядывался на Светку. Наверное, мечтал с ней дружить. А тут такая новость!

– Вот тебе и «чё»! – с гордостью ответил я и сказал им напоследок. – Так что не ждите меня, пацаны. Встретимся, как всегда, на улице вечером.

А Светка, наверное, в это время предупредила своих подружек.

Поэтому, когда мы с ней вышли из школы, нас никто не ждал. Мы постояли на крыльце, потоптались, я в нерешительности – в первый раз всё-таки иду провожать девчонку, – а Светка – не знаю от чего. Потом я набрался храбрости и предложил:

– Пошли, что ли?

– Пошли, – согласилась она и первой спустилась с крыльца.

Я догнал её и спросил о том, что давно меня терзало:

– Свет, а где ты там живёшь на Нижнегорской? Я вроде бы всех там знаю, а тебя что-то никогда не видел.

– А мы недавно сюда приехали. Из Белова. Здесь у нас баба Галя жила, папина мама. Она заболела и умерла. Вот мы и переехали сюда жить, в бабушкин дом. А свой дом тёте Оле оставили, маминой сестре. Ей жить было негде.

Так, разговаривая о том, о сём, и никуда не торопясь, мы пошли к её дому, распинывая ногами лежащие ковром на дороге опавшие листья.

Солнце светило по-летнему ярко, но не грело. Было довольно-таки холодно. Лёд в лужах даже не растаял, что обычно случалось после обеда. Скоро должен был выпасть снег и ударить морозы. Поэтому на ноябрьские праздники мужики, и мой отец в том числе, как обычно, будут забивать свиней, чтобы заготовить мясо на зиму.

Но холод нам был до лампочки. Ведь мы были одеты по сезону: тёплые ботинки, осенние пальто, на мне фуражка, на Светке – вязаная шапочка с балаболкой на конце. Да и атмосфера, окружившая нас, грела лучше июльского солнца.

– А анекдот такой слышала? – вспомнил я вдруг рассказанную на днях Костей Беловым побасёнку. – Встречаются два парня. Один другого спрашивает: «Ты что, в кавалерии служил?» Слышала?

– Нет, – Светка заинтригованно посмотрела на меня. – Расскажи.

– Так вот, встречаются двое. Один другого спрашивает: «Ты что, в кавалерии служил?» А тот отвечает: «А как ты догадался? Ноги кривые?» «Нет, морда лошадиная!»

Светка задорно рассмеялась. Я вместе с ней. И тут в поле моего зрения попал её беззубый рот. До этого я его никогда не видел, потому как мы не общались, а только слышал о нём от одноклассников. От увиденного меня парализовало. И стоял я так, парализованный, до тех пор, пока Светка не заметила этого и не сообразила закрыть рот. Тогда меня отпустило как по мановению волшебной палочки, и я снова смог шевелиться.

– Что – страшная, да? – услышал я её голос.

– Только не обижайся, Свет, – я отвёл глаза, чувствуя себя виноватым, – но тебе пока лучше рот так не открывать.

– Спасибо! – фыркнула она.

– Я же сказал, не обижайся. Я же не виноват, – попытался я оправдаться, – что у тебя…

– Да, ладно, – отмахнулась Светка, а потом снова посмотрела на меня, – я и так стараюсь не раскрывать его слишком широко. Но анекдот был такой смешной, что я не удержалась.

– А хочешь, я ещё расскажу?

– Хочу!

И я рассказал ей анекдот про Петьку и Василия Ивановича. Светка снова не сдержалась и рассмеялась во весь рот. На этот раз я отвёл глаза в сторону, от греха подальше, и повернулся к ней только тогда, когда смех прекратился. А потом Светка стала рассказывать о своём двоюродном братике. Оказывается, этот малыш был не промах и, когда не спал, требовал к себе повышенного внимания. А так как его родителям было некогда, им пришлось заниматься ей с Катькой.

Нижнегорская улица располагалась недалеко от школы, в каких-то метрах двести всего. Достаточно было перейти железнодорожную одноколейку, по которой доставляли шахте вагоны под уголь, и вот она – улица. Светкин дом находился где-то посередине, практически напротив проулка, который вёл вверх на соседнюю улицу. Это ещё метров двести. В общем, от школы до её дома можно было по-пластунски минут за пятнадцать доползти, ну, а шагом дойти, чего говорить, минут за пять. А если очень-очень медленным шагом, то – минут за десять, не больше. И как мы не старались растянуть время, еле переставляя ноги, всё же быстро добрались до её дома. Тогда, не горя желанием расставаться, мы остановились около ограды и продолжали болтать. Неизвестно, как долго бы мы там простояли, если бы на крыльцо не вышла Светкина мама и не позвала её домой.

– До завтра, – сказала тогда мне Светка и зашла во двор.

– До завтра, – отозвался я и, закрыв за ней калитку, поспешил домой.

Дома меня уже потеряли. Обычно, чтобы дойти от школы до дома, я с друзьями тратил минут пятнадцать-двадцать. Иногда тридцать. Помимо того, что мы каждый месяц сдавали Зинаиде Андреевне по рублю на питание, родители давали нам ещё мелочь, чтобы мы на перемене могли купить в буфете пончики, пирожное и перекусить ими с чаем или компотом. Но, в принципе, нас и так кормили как на убой, поэтому эта мелочь у нас скапливалась, и тогда мы делали налёт на магазин №6, именуемый местными «Шестой», который находился недалеко от школы, чтобы купить себе сладости: конфеты, шербет или халву. Лично я всегда покупал шоколадные конфеты «Спортивные», рубль тридцать за килограмм. Вот тогда и выходило у нас минут тридцать на дорогу.

А тут я отсутствовал почти час! Мать уже с работы пришла, а меня всё ещё нет. Стали волноваться, и тут, наконец-то, заявился я.

– Я Светку Казанцеву до дома провожал! – похвастался я с порога, отвечая на материн вопрос: «Где ты так долго пропадал?»

– Да ну? – удивился отец.

Мать, конечно же, была в курсе моих отношениях с соседкой по парте. Зинаида Андреевна каждый день рассказывала ей обо мне, ну а мать, разумеется, отцу. Так что он тоже был в курсе.

– Мы сегодня подружились, – продолжал я хвастаться, находясь в радостном возбуждении. – Теперь я буду каждый день её провожать!

– А где она живёт? – поинтересовался отец.

– На Нижнегорской, – ответила за меня мать, – рядом с Толей Скударновым.

Толя Скударнов был отцовским напарником, и отец знал, где тот жил. Это было по пути, и он не стал возражать.