Текст книги "Военные контрразведчики"

Всего за несколько недель он развернул некогда немногочисленное контрразведывательное отделение в целый департамент, набрал в штат более двадцати опытных юристов, по преимуществу судебных следователей, сто восемьдесят (!) секретных агентов и вскоре развил бурную деятельность»[46]46
  Зданович А. А. Как «реконструировали» контрразведку в 1917 году // Военно-исторический журнал. 1998. № 3. С. 56.


[Закрыть].

Действуя на свой страх и риск, подполковник Никитин начал «тайную войну» с большевиками. 1 июля в КРО Петроградского округа было проведено совещание, на котором решили отложить разработку 913 (!) находящихся в производстве дел и начать аресты большевиков по обвинению в государственной измене. В ночь на 5 июля отряд юнкеров, приведенный Никитиным, разгромил редакцию газеты «Правда», а 6 июля – типографию «Труд», где печатались большевистские издания. Был захвачен и дворец Кшесинской. «Дворец был взят без единого выстрела. Большевики бежали, оставив все свои документы»[47]47
  Пейн Р. Ленин. М., 2003. С. 341.


[Закрыть]. Изъятые во время погромов материалы были взяты в контрразведку.

Хотя историки с осуждением писали, что, мол, контрразведка взяла на себя «несвойственные ей» жандармские функции, но правомерен наивный вопрос: чем должен заниматься контрразведчик во время пожара? Дожидаться приезда пожарных или брать на себя «несвойственные функции»? Как и все люди в погонах, военные контрразведчики принесли присягу Временному правительству, а значит, должны были защищать это государство… Да, оно было паршивенькое и беспомощное – по словам А. А. Керсновского, «великой страной взялись управлять люди, до той поры не имевшие никакого понятия об устройстве государственного механизма; пассажиры взялись управлять паровозом по самоучителю». Но куда деваться в данной ситуации служивым людям?!

Когда же, в соответствии с решением Временного правительства, 7 июля был подписан ордер на арест В. И. Ленина и Г. Е. Зиновьева, Петроградское контрразведывательное отделение взяло на себя инициативу по их розыску и задержанию. На границу с Финляндией – единственный путь, которым могли уйти из России руководители большевистской партии, – Никитин направил 40 сотрудников контрразведки, а П. А. Кавторадзе, помощник начальника Центрального бюро, прибыл с сотней казаков для усиления охраны границы на станцию Белоостров.

«Офицер, отправлявшийся в Териоки[48]48
  Теперь – поселок Зеленогорск.


[Закрыть] с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю ли я получить этого господина в цельном виде или в разобранном… – вспоминал главный начальник войск Петроградского округа генерал-майор П. А. Половцов. – Отвечаю с улыбкой, что арестованные очень часто делают попытки к побегу»[49]49
  Половцов П. А. Дни затмения. М., 1999. С. 152.


[Закрыть].

Зря улыбался генерал! Хотя просчитано все было правильно, но «не служившим по политическому розыску» новым контрразведчикам не хватило оперативного мастерства: Ленин и Зиновьев не бросились за границу напрямую, а добрались до станции Разлив и поселились в легендарном шалаше на берегу небольшого озера, никем не тревожимые. Три недели спустя, когда на границе поутихло, «вождь мирового пролетариата» перебрался в Финляндию.

И все-таки активная работа контрразведки в сложной обстановке, сложившейся в Петрограде, обнадеживала военное руководство. 7 июля полковник Ю. Н. Плющевский-Плющик, исправляющий должность 2-го генерал-квартирмейстера штаба Верховного главнокомандующего, телеграфировал генерал-квартирмейстерам штабов фронтов, что контрразведке «пора проявить свою деятельность» и проверить связи с германской разведкой «наиболее активных и крайних агитаторов». «Все искусство контрразведывательных органов должно быть направлено к установлению черты, – писал он, – где кончается идея и где начинается подкуп и германские деньги».

Но, как было сказано, подавляющее большинство КРО «реально дееспособными» в то время не являлись. Скорее всего поэтому, а может, по причине собственных политических симпатий, неизбежных в то более чем политизированное время, или вообще из боязни «оказаться крайними», – большинство руководителей фронтовых и армейских отделений контрразведки потребовали дополнительных разъяснений и распоряжений. Очевидно, не желая «подставляться», начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал-лейтенант А. С. Лукомский дал письменное разъяснение, что требование Плющевского-Плющика «не имело целью включить политику в круг ведения контрразведывательной службы», но что «контрразведка не должна упускать из своего наблюдения такой род политики, который может нанести непоправимый вред государству». Попробуй проведи тут четкую грань! Послание генерал заканчивал словами: «Бездействие не только недопустимо, но и преступно». Однако действовать никто особенно не спешил – хотя бы и потому, что непонятно было, куда именно надо направить свои усилия. В России, как известно, наказывают не бездельников, а тех, кто работает и может ошибиться.

Наконец инициативу проявил начальник контрразведывательного отделения Северного фронта В. Чернышев, который 1 августа направил письма руководителям контрразведок 5-й и 12-й армий. «Целый ряд сведений указывает на то, что немцы, помимо узких шпионских задач, дают своим агентам задачи по дезорганизации государства и прежде всего его оплота – армии… – писал он. – Мною получены (случайно, к сожалению) сведения, что в дополненных маршевыми ротами воинских частях оказываются иногда люди, не имеющие, по проверке, документальных оснований, люди, что называется, “без роду, без племени”. Иногда такое лицо, обжившись несколько в части, начинает агитацию, направленную или к неповиновению, или к сепаратному миру, словом, видимо, преследующую цель – дезорганизовать армию. Сплошь и рядом такое лицо объявляет себя принадлежащим к той или другой политической партии или общественной организации. В некоторых случаях (вероятно, весьма редких) такое лицо попадает в комитет и тогда, пользуясь официальным положением, несомненно, может принести максимум вреда». Указать, что это за люди, к каким партиям они принадлежат, начальник КРО фронта не рискнул – вот она, «контрразведка вне политики»!

Руководство Ставки ухватилось за это письмо, как утопающий за соломинку, и оформило его в качестве директивы для КРО всех армий, ибо в нем «правильно разграничивались вопросы политики и контрразведки».

В конце концов, понимая пагубность курса Временного правительства, Л. Г. Корнилов, назначенный 18 июля 1917 года Верховным главнокомандующим, попытался навести порядок в стране – его попытка вошла в историю как Корниловский мятеж. За десять дней до этого выступления генерал-квартирмейстер Ставки генерал И. П. Романовский направил командующим военных округов шифрованную телеграмму, потребовав, чтобы контрразведывательные органы начали «широкую и энергичную работу» против пацифистской, националистической и «всякой иной пропаганды»…

Однако «мятеж» был вскоре разгромлен, а КРО, разумеется, не успели и приступить к выполнению новых задач. Более того, в Ставку из штаба Западного фронта пришел ответ от соответствующих должностных лиц, сообщивших, что директива «противоречит духу и смыслу первого параграфа “Положений о контрразведывательной службе”».

После этих событий петроградская контрразведка фактически прекратила свое существование, а подполковник Б. Н. Никитин предпочел скрыться, чтобы впоследствии завершить свою жизнь в Париже…

«Ясно, что во взаимоотношениях Ставки и органов контрразведки наступил известный кризис. Руководители Генштаба, ответственные за состояние контрразведки, встали перед необходимостью предпринять определенные шаги для того, чтобы выправить положение. 8 сентября помощник начальника Генштаба Н. М. Потапов и заведующий Центральным бюро ГУГШ А. А. Чернявский направили на имя исполнявшего обязанности военного министра Якубовича “Доклад о существе и пределах деятельности контрразведывательных органов”. Они писали, что “в настоящее время возникает небезосновательное опасение… что налаживающаяся работа контрразведывательных органов может понести чрезвычайно серьезный ущерб, уничтожающий все плоды реформы”. Это опасение вызвано теми “недоразумениями”, которые возникли в связи с “исполнением контрразведывательными органами требований прокурорского надзора” – т. е. с участием контрразведки в преследованиях большевиков в июльские и последующие дни, когда прокуратура играла особенно заметную роль.

Считая необходимой борьбу против “преступлений и явно изменнических проявлений на фронте, выступлений и агитации крайних политических партий, отдельных проявлений контрреволюционной деятельности и, наконец, открытых военных бунтов и посягательств на цельность государства и на правительство”, авторы доклада указывали, что, по их мнению, не всякое из указанных проявлений подлежит “обследованию контрразведки”. Доклад содержал категорический вывод, что на контрразведку в делах политического сыска и борьбы с государственными преступлениями рассчитывать невозможно. В случае превращения контрразведки в политическую полицию, предупреждали его авторы, эти органы полностью лишатся общественного доверия, что неизбежно вызовет уход из них специалистов, работающих “по убеждению”»[50]50
  Военная контрразведка. История, события, люди. Кн. 1. С. 27.


[Закрыть].

Профессионалов разогнали, «работающие по убеждению» могли уйти сами… Реформированная, «легализованная», официально получившая широкие полномочия контрразведка переживала воистину жуткие времена: агентурная работа в подразделениях была практически парализована, работа по любому агитатору была чревата обвинениями в контрреволюционности, а солдатские комитеты беспардонно стремились контролировать всё и вся – в том числе и деятельность КРО. Нет смысла объяснять, кому было выгодно подобное положение дел… Обстановка вокруг контрразведки усложнялась с каждым днем.

К тому же если весной – летом 1917 года большевики никоим образом контрразведки не касались, вообще не вспоминая о ее существовании – может быть и потому, что, по определению, бояться контрразведки должны иностранные шпионы, – то после июльских событий в Петрограде она стала одной из пропагандистских мишеней. «На улице кишат агенты контрразведки, проверяют паспорта и арестовывают кого попало», – докладывал И. В. Сталин участникам VI съезда РСДРП(б).

В этой ситуации генерал-лейтенант Николай Михайлович Потапов, генерал-квартирмейстер ГУГШ, руководивший разведкой и контрразведкой, и сам военный разведчик с 1901 года, сделал смелый оперативный шаг. Он установил контакт с руководством Военной организации при ЦК РСДРП(б), так называемой «Военкой», Н. И. Подвойским и М. С. Кедровым (своим другом юности!), то есть с основными политическими противниками режима. Это не были тайные предательские переговоры с целью спасения «собственной шкуры» – о встречах генерал Потапов доложил своему начальству и получил одобрение.

Он доказал большевикам, что Генштаб и его контрразведывательные учреждения не причастны к политическому сыску и арестам большевиков, которыми занимались контрразведки Петроградского военного округа и Ставки, от Генерального штаба независимые. Подвойский «настолько удовлетворился приведенными генералом Потаповым доказательствами, что не только не было разгромлено контрразведывательное отделение, но генерал Потапов уже с первых дней октябрьских событий стал получать от Подвойского предложения вступить в управление Военным министерством».

Действительно, 23 ноября 1917 года генерал-лейтенант Н. М. Потапов был назначен начальником Генштаба и управляющим Военным министерством, а с декабря – управляющим делами Наркомата по военным и морским делам (Наркомвоена). Когда ГПУ проводило знаменитую операцию «Трест», Потапов исполнял роль руководителя военного отдела легендированного «Монархического объединения Центральной России». В 1936 году ему было присвоено звание комбрига, впоследствии приравненное к генерал-майору; скончался Николай Михайлович в 1946 году, в 75-летнем возрасте.

Судьба генерала Потапова заставляет усомниться в утверждениях, что советская власть не пользовалась услугами сотрудников царских спецслужб…

В октябре 1917-го недолгий, но очень насыщенный и противоречивый период истории русской военной контрразведки был завершен. Подвести его итог хочется словами участника мировой войны, депутата Учредительного собрания, писателя-эмигранта Бориса Соколова: «Существует мнение, далеко не обоснованное, что Россию и “русскую революцию” погубил фронт, погубило то обстоятельство, что произошло разложение воинских фронтовых частей, каковой факт и послужил причиной многочисленных печальных событий. Мне, который провел почти весь 1917 год на фронте, кажется это мнение неправильным и заслуживающим опровержения. В той общей дезинтеграции, которая охватила разнообразнейшие слои России, наиболее здоровым, – так мне казалось и так мне кажется, – был все-таки фронт. И то разложение, то его распадение, которое постепенно и с различной силой в различных его частях охватывало его, было только отголоском событий, происходивших внутри страны»[51]51
  Соколов Б. Ф. Защита Всероссийского Учредительного собрания // Архив русской революции. Берлин, 1924. Т. 13. С. 7.


[Закрыть].

Из сказанного можно сделать вывод, что военная контрразведка все-таки выполняла свою основную задачу: обеспечение безопасности, защиту армии – ведь и спецслужбы противника, и «деструктивные элементы» немало сделали для того, чтобы фронт и вообще Вооруженные силы России развалились полностью, окончательно и бесповоротно.

* * *

Когда в ночь на 25 октября (7 ноября) 1917 года в Петрограде произошло Октябрьское вооруженное восстание, то режим «демократической России», изначально прогнивший, имел немного защитников и контрразведка в их число не входила. А потому обратимся к последующим событиям, непосредственно с этой службой связанным.

Как известно, уничтожение старой армии было программным требованием большевиков: «Первой заповедью всякой победоносной революции», писал В. И. Ленин, ссылаясь на Карла Маркса, является задача «разбить старую армию, распустить ее, заменить ее новою». В общем, всё то же самое: «…мы разрушим». Несколько позже оказалось, что разрушать армию «до основанья» было не только невозможно, но даже и нежелательно, и на повестку дня вышла сакраментальная ленинская фраза: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться». Защищаться без армии нельзя, а военное дело, к удивлению многих штатских, является делом профессионалов – от рядового солдата до военного министра. Но это станет ясно только потом, когда «жареный петух» клюнет и республика попадет в «огненное кольцо» фронтов, а пока новые власти ничтоже сумняшеся продолжали свой деструктивный курс…

Работа по разрушению армии официально и параллельно шла как в аппарате военного ведомства, так и на фронтах. Декларированная «демократизация» осуществлялась путем «чистки» армии от «контрреволюционных» генералов и офицеров, передачей всей власти в руки комиссаров, выборных солдатских комитетов и Советов, уничтожением аппарата военного управления и всех «недемократических» учреждений и постепенной, как было заявлено, «демобилизацией войск». Впрочем, увлеченные сказочно-заманчивыми обещаниями декрета «О земле» солдаты-фронтовики и сами поспешали «демобилизовываться», бросая позиции, но прихватывая с собой винтовки и гранаты – арсенал будущей Гражданской войны.

Разрушение армии, фактически преданной отрекшимся императором, разваленной стараниями разномастных «левых» сил, спецслужб противника и самим Временным правительством, оказалось делом не таким уж тяжелым… Ведь если русский человек возненавидит свою власть – так смертельно, от души и до конца, порой себе же во вред. Поэтому даже последний оплот старого порядка в вооруженных силах – Ставка Верховного главнокомандующего – пал очень быстро. Генерал-лейтенант Н. Н. Духонин, назначенный Верховным главнокомандующим 1 ноября, уже 9 ноября был смещен со своего поста за отказ начать переговоры с немцами о перемирии. 20 ноября в Могилёв, где была дислоцирована Ставка, вступил отряд революционных войск, предводимый новым «главковерхом» прапорщиком Н. В. Крыленко. Духонин был арестован и убит. Так началась «реорганизация».

Во все подразделения штаба Верховного главнокомандующего тут же пришли комиссары. К начальникам контрразведывательной части и контрразведывательного отделения Ставки назначен был комиссаром старший унтер-офицер большевик И. Кудрявцев. Он организовал Исполнительный комитет из служащих и солдат КРЧ и КРО и начал проводить «чистку» контрразведывательных органов от «ненадежных» элементов. В принципе, то же самое делалось при Временном правительстве – только теперь подход был с иных, «пролетарских» позиций. Естественно, профессионализм и в данном случае во внимание не принимался.

Тем временем Революционный комитет Ставки осуществлял «демократизацию» и сокращение личного состава всей воюющей армии – разумеется, как заведено в России, без всяких расчетов и обоснований. Так, директивой от 3 декабря предписывалось уменьшить численность органов военной контрразведки на 15 процентов (а почему именно так?), расформировать пункты контрразведки в отводимых в тыл корпусах, закрыть фронтовые школы по подготовке оперативного состава – так называемых «наблюдателей».

Как же тут не вспомнить знаменитое ленинское «Кому выгодно?»! Понятно, когда новая власть закрывает элитное Николаевское кавалерийское училище, готовившее дворянских юношей для офицерской службы в полках гвардейской кавалерии, – но ведь школы, где проверенных и обстрелянных фронтовиков обучали для контрразведывательной деятельности, были нужны и новому режиму! Вряд ли необходимо это было объяснять большевикам, обладавшим громадным опытом подпольной работы. Но, увы… Кому выгодно?!

На фронтах же, под руководством соответствующих военно-революционных комитетов, шла вакханалия «реформирования» фронтовых и армейских органов контрразведки. Все происходило стихийно, импульсивно, эмоции нередко перехлестывали грань здравого смысла. Так, на прикрывавшем подступы к Петрограду Северном фронте, где влияние большевиков было наиболее значительным, всё произошло быстро и решительно: 19 ноября на общем собрании наблюдателей тайным голосованием был избран исполнительный комитет, принявший руководство отделением. Выборный орган, осуществляющий коллективное руководство столь «интимным» делом, как контрразведывательная работа – такое и в кошмарном сне не приснится! Но, «Vae victis!» – «Горе побежденным!». Исполком отстранил нескольких «контрреволюционных» руководящих сотрудников, арестовал начальника отделения поручика Лодыгина и избрал комиссаром КРО младшего наблюдателя М. Л. Загера.

Впрочем, эти преобразования можно считать «мышиной возней», так как в те же самые дни Военно-революционным комитетом Северного фронта была создана комиссия для расследования деятельности контрразведывательного отделения в дооктябрьский период – а там, соответственно, было что припомнить. На основании выводов этой комиссии председатель ВРК матрос В. Н. Панюшкин ходатайствовал перед Крыленко о ликвидации контрразведывательного отделения Северного фронта как «вредного и ненужного учреждения». Этот вывод делался без учета результатов контрразведывательной работы и на том основании, что при Временном правительстве КРО преследовало большевиков. Крыленко, имевший богатый опыт подпольной работы, несколько раз арестовывавшийся, побывавший в тюрьме (в последний раз – за уклонение от военной службы), в ссылке и в эмиграции, а затем год проведший на фронте, с этим охотно согласился. 6 декабря генерал-квартирмейстер Ставки распорядился о ликвидации КРО, а также корпусных контрразведывательных подразделений. Все остальные, «местные» контрразведывательные органы, им подчиненные, переходили в ведение штаба недолго просуществовавшего Двинского военного округа. Контрразведка фронта, прикрывавшего немцам путь на Петроград, фактически уничтожалась.

Между тем новая власть не то совершенствовала свои структуры, не то плодила бюрократию, – как раз в эти дни было организовано Управление делами Северного фронта во главе с комиссаром Б. П. Позерном. Заслушав мнение руководителей КРО, он создал свою комиссию, которая подтвердила необходимость борьбы со шпионажем в полосе фронта – и отделение продолжало работу тем же обновленным после реформирования составом.

В то же самое время, вне зависимости от реорганизации центрального аппарата, шла реорганизация контрразведывательных органов в армиях и корпусах Северного фронта – везде по-своему. Например, в начале декабря по постановлению президиума Исполнительного комитета 12-й армии были арестованы сотрудники армейского КРО, обвиненные в продолжении антибольшевистской деятельности: в документации отделения были обнаружены «досье» на большевиков, записи их переговоров с Петроградом. Но меньшевики и правые эсеры, также входившие в Исполком, обвинили большевиков в том, что они лишают армию «глаз и ушей», а потому через несколько дней часть арестованных была освобождена и вновь приступила к исполнению своих обязанностей, а других сотрудников заменили пробольшевистски настроенными людьми.

В 1-й армии Северного фронта вообще были ликвидированы все контрразведывательные пункты – сохранилось лишь КРО штаба.

Зато контрразведка дислоцированного на территории Финляндии 42-го армейского корпуса «демократизировалась» еще до революции, и потому комиссия Военно-революционного комитета корпуса решила КРО сохранить и использовать в интересах революционной власти, очистив от «нежелательных элементов»…

Аналогичные процессы происходили и на других фронтах, но не столь быстро и радикально.

К середине декабря большевики фактически переподчинили себе военную контрразведку действующей армии, не в лучшую сторону изменив ее кадровый и организационный состав, существенно разрушив налаженную систему. Чаще всего «самостоятельная инициатива на местах» вела к анархической ликвидации контрразведывательных органов и, как следствие, к невозможности борьбы с иностранным шпионажем. В создавшейся ситуации руководство вооруженных сил решило взять управление процессом в свои руки.

Пятнадцатого декабря исполняющий обязанности Верховного главнокомандующего А. Ф. Мясников подписал приказ № 986, в котором подчеркивалась существенная необходимость военной контрразведки в действующей армии в период боевых действий для борьбы с разведкой противника, но говорилось, что «в период перемирия и ведения мирных переговоров органы контрразведки могут быть значительно сокращены». Центром тяжести контрразведывательной деятельности были определены войска, занимающие боевые позиции. «Главным образом контрразведка должна препятствовать противнику проникать вглубь корпуса в нарушение установленных договором о перемирии условий, а в случае обнаружения таковых нарушений принимать надлежащие меры пресечения возможности разведывать наше расположение». В штабах фронтов, армий и военных округов сохранялись сравнительно небольшие по штату отделения, а КРО штаба Главковерха и ряд контрразведывательных пунктов было предписано сократить, но оговаривалось, что некоторые из них можно сохранить, если сочтут это целесообразным командующие фронтами.

К приказу были приложены штаты, в соответствии с которыми предусматривалось иметь во фронтовых и армейских КРО по 20 человек – из них 10 наблюдателей, в корпусной контрразведке – 15 человек, в том числе 10 наблюдателей. Таким образом, упор был сделан на сохранение оперсостава, тогда как в контрразведывательной части Ставки и в контрразведывательных отделениях штабов округов наблюдателей иметь не полагалось, а штат этих руководящих подразделений должен был состоять из девяти человек. Был узаконен институт комиссаров: «Для того чтобы контрразведка была использована в истинных целях революционной армии, предлагаю корпусным, армейским, фронтовым или соответствующим им военно-революционным комитетам обязательно иметь при контрразведывательных органах своих комиссаров». Отныне все изменения в численном составе контрразведывательных органов были возможны только с разрешения Верховного главнокомандующего.

Была определена и субординация контрразведывательных органов: фронтовая контрразведка руководила армейскими КРО, а те, в свою очередь, корпусными, которым в случае необходимости должны были также помогать своими силами; КРО прифронтовых округов контролировали деятельность местных контрразведывательных пунктов; КРЧ Ставки отводилась роль «высшего технического и контролирующего органа» на театре военных действий. Специальным пунктом приказа оговаривался порядок демобилизации контрразведывательных органов, сдачи ими документов и денежных сумм.

Приказом № 986 была начата реальная реорганизация военной контрразведки в условиях, когда фронт еще держала армия старого режима. Существующие отделения могли функционировать более или менее нормально, воссоздавались поспешно ликвидированные, а утверждение новых штатов существенно облегчало управление аппаратом военной контрразведки, значительно сокращая расходы на его содержание.

Конечно, наивно было бы думать, что большевистское руководство ни с того ни с сего прозрело и решило наладить систему военной контрразведки – так сказать, впрок. Нет, это сложившаяся в стране кризисная обстановка потребовала ответных мер со стороны советского правительства.

Двадцатого декабря 1917 года постановлением Совнаркома при СНК была создана Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, которую возглавил секретарь ЦК РКП(б) и член Президиума ВЦИК Ф. Э. Дзержинский.

Дзержинский Феликс Эдмундович (1877–1926). Профессиональный революционер, член ЦК РСДРП(б) с 1907 года. Создатель и первый председатель ВЧК, нарком внутренних дел. С августа 1919 года по июль 1920-го – председатель Особого отдела ВЧК. Одновременно с 1921 года – нарком путей сообщения; с 1923 года – член Совета труда и обороны СССР, председатель коллегии Объединенного государственного политического управления при СНК СССР (ОГПУ), с 1924 года – председатель Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ) СССР.

Из некролога

«В застенках царской России, в сибирской ссылке, в нескончаемо долгие годы каторжной тюрьмы, в кандалах и на свободе, в подполье и на государственном посту, в ЧК и на строительной работе – всегда, везде, всюду Феликс Дзержинский был на передовой линии огня».

«На ВЧК первоначально возлагались: пресечение и ликвидация контрреволюции и саботажа, выработка мер борьбы с контрреволюционерами и саботажниками (конфискация имущества, лишение продовольственных карточек и т. д.), предварительное расследование по этим делам и предание виновных суду Военно-Революционного трибунала»[52]52
  Гражданская война и военная интервенция в СССР. М., 1983. С. 136.


[Закрыть].

Контрразведывательных функций ВЧК на первых порах не исполняла.

«У председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского, как, впрочем, и у других руководящих большевистских деятелей, видимо, не сложилось понимание того, что враждебные проявления могут инспирироваться, финансироваться и даже непосредственно организовываться иностранными агентами, включая и разведслужбы союзников России в мировой войне.

Кроме того, принимая постановление, в СНК исходили из наличия в стране органов военной контрразведки, хотя особого доверия к ним со стороны большевиков и не было… Как бывший руководитель Военно-революционного комитета, установившего через своих комиссаров контроль за всеми контрразведывательными подразделениями, Дзержинский предполагал их скорую реорганизацию или полную ликвидацию вместе со старой армией. Но это должно было произойти после заключения мира и демобилизации старой армии. А пока продолжалась война, газеты пестрели от сообщений о происках германских шпионов, и в Совнаркоме посчитали возможным не трогать систему контрразведки»[53]53
  Зданович А. А. Рождение чекистской контрразведки // Тайные операции российских спецслужб с IX по XXI век. М., 1999. С. 164.


[Закрыть].

Действительно, военная контрразведка в меру своих возможностей и применительно к сложившейся обстановке решала свойственные ей задачи.

«Уже в декабре 1917 года контрразведка Московского военного округа разоблачила заговор польских легионеров под командованием Юзефа Довбор-Мусницкого, связанного с кайзеровской армией. Этот генерал-лейтенант Русской армии возглавлял 1-й корпус польских легионеров и готовился нанести удар по войскам Красной армии в районе Смоленска в случае приближения к городу германских частей. Несмотря на арест членов подпольного “исполнительного комитета” мятежников, предотвратить их выступление чекистам[54]54
  Неточность авторов.


[Закрыть] не удалось. Подавление мятежа польских легионеров произошло в январе – феврале 1918 года и потребовало от Красной армии значительных сил»[55]55
  Авдеев В. А., Карпов В. Н. Указ. соч. С. 283.


[Закрыть].

В общем, революция начинала защищаться, а в этом случае приходит то неизбежное осознание, что одних лишь «идеологически преданных» бойцов недостаточно – нужны профессионалы и соответствующая организация дела. К удивлению многих, вдруг становится ясно, что, как бы ни старались новые власти изобрести что-либо совершенно новое, так сказать, своеобычное – не получается, и приходится обращаться к отечественному или зарубежному опыту, и возрождать, разумеется под новыми вывесками, прежние структуры…

Как раз в тот самый день, когда Совнаркомом было подписано постановление о создании ВЧК, Ставка дала указание о формировании КРО штаба Северного фронта по новым штатам, что и было сделано к 1 января 1918 года. При этом сотрудники в отделение были не назначены, а избраны. Переформирование прошло и в армиях фронта.

«Между тем на других фронтах все опять же происходило совсем не так гладко. Окончательный развал старой армии и потеря ее боеспособности на Юго-Западном, Румынском и Кавказском фронтах влекли за собой и ликвидацию контрразведывательных органов. Из доклада начальника КРО штаба Юго-Западного фронта Баумгартена от 17 января становится известно, что из всех органов контрразведки фронта сохранились лишь КРО штаба фронта с одним Бердичевским пунктом, органы 7-й армии и, на стадии расформирования, – 11-й. По причине полного развала фронтового управления контрразведка была совершенно лишена возможности выполнять свои функции, поэтому Баумгартен считал необходимым ликвидировать и оставшиеся органы.

Причины неизбежной ликвидации контрразведки обосновал в докладе генерал-квартирмейстеру Юго-Западного фронта начальник КРО 7-й армии: “Ввиду того, что, во-первых, при данных политических и общественных условиях работа контрразведки свелась к нулю; во-вторых, во многих местах фронт армии совершенно открыт, чем противник свободно пользуется для тайной разведки, против которой наша контрразведка бессильна; и, в-третьих, в феврале не будет денежных средств даже на содержание личного состава контрразведки, прошу ходатайствовать о расформировании контрразведывательных органов 7-й армии с 1 февраля”. Воистину это был крик отчаяния»[56]56
  Военная контрразведка. История, события, люди. Кн. 1. С. 34.


[Закрыть].

В общем, совсем не случайно, что уже на первом месяце своего существования ВЧК обратилась к вопросам контрразведывательной работы. По сообщению А. А. Здановича, инициатором создания первого контрразведывательного подразделения ВЧК стал бывший агент разведки и контрразведки К. А. Шеваро-Войцицкий, работавший еще под руководством полковника Н. С. Батюшина. Он получил полную поддержку Ф. Э. Дзержинского.