Текст книги "Круги на камнях"

Круг 26
Служение себе через служение другим

Ночь и утро шестого дня

Принял решение спать на террасе под открытым небом в полном контакте с природой, чтобы легче пережить настигнувший меня кризис. Всматриваюсь в космическую даль. Созерцание звезд, падающих по необычной горизонтальной траектории, вовлекает меня в восхищение. Они летят как-то особенно медленно, оставляя длинные хвосты, словно намекая, что здесь даже звезды не торопятся. В один из таких моментов мне неожиданно открывается новый спектр восприятия. Я будто бы моргнул не моргая и неожиданно для себя начал видеть, как звезды соединены друг с другом линиями, формирующими невероятной красоты матрицу, неповторимую в каждой своей форме. Восхищение постепенно начало перерастать в неконтролируемое ликование, и спектр мгновенно закрылся.

Проделываю несколько упражнений, с помощью которых идентифицирую себя в реальности. Всё в порядке. Я в полной ясности.

Мне часто говорили о том, что остров необычный. Многие называют его Островом Богов, духов и разного рода сущностей, но я всегда старался обходить тему эзотерики стороной. Нет, не потому, что отрицаю ее. Всё дело в том, что я выбрал другой путь – путь взращивания в себе иной модели социального восприятия реальности, которая позволила бы говорить с миром на одном языке, актуальном этому времени.

Продолжаю сохранять состояние, и буквально через пару минут мне открывается новый спектр. Лежа на шезлонге, созерцаю в полуметре над собой некую сущность. Она похожа на птицу, которая сидит на ветке, начинающейся из ниоткуда и точно так же заканчивающейся. Страха нет. Просто вновь зарождается эмоция, которую я не могу сдержать. Из моих уст вырывается неожиданное для меня и для нее слово:

– Круто!

После его произнесения спектр мгновенно исчезает – буквально схлопывается.

Эта неконтролируемая реакция еще раз подсветила мою неготовность видеть дополнительные слои реальности, и ко мне вновь вернулась привычная линза восприятия.

Сквозь темноту начинают проявляться первые тонкие ноты приближающегося рассвета, под которые я проваливаюсь в совсем короткое сновидение. И буквально через полчаса начинаю ощущать приятное прикосновение первых солнечных лучей на своем теле.

Улыбаюсь…

Глаза еще закрыты. Это та самая утренняя улыбка до открытия глаз, позволяющая быть выше любого знания о себе. Улыбка, дарующая возможность перехватить инициативу управления состоянием независимо от обстоятельств, подгружаемых умом как воспоминание о том, кто ты, где ты и как должен себя сейчас чувствовать.

Мое текущее осознание себя выше кризиса, который всё еще в теле – он никуда не ушел. В этот момент происходит очень важное разотождествление ― отделение себя от страданий ума и тела. Это то самое состояние, в котором могут приниматься верхнеуровневые решения. Когда в любой ситуации можно осознавать себя вне этой ситуации… Когда ты не в кризисе, а над кризисом… Когда ты не проблема, а тот, кто ее решает.

Эта утренняя решимость позволила мне системно перепробовать все доступные инструменты и способы вывода своего тела из затяжного пике. Всё было тщетно, ни один из них не помогал – у меня осталась только вера, в границах которой проявилась готовность просить о помощи. За ней я и отправился…

Смеркается… Я уже довольно долго в пути и до заката к месту назначения добраться точно не успею. Нужно принять решение – продолжить путь к цели, искать ночлег или развернуться обратно. К этому времени я был уже настолько далеко, что на пути давно не встречалось никаких домов, а дорогу окутывали лишь вечные джунгли. Надежду на ночлег окончательно забирает себе выросший словно из ниоткуда заброшенный темпл, одиноко застывший в сумеречном тумане. Атмосфера, которую он создавал вокруг себя, напоминала хорошо продуманные декорации к фильму ужасов. Но страха снова не было – к этому времени ум уже был свободен от подобных загрязнений.

Проезжаю еще несколько поворотов и развилок, на одной из которых останавливаюсь, чтобы наконец-то принять решение. Осматриваюсь по сторонам и неожиданно для себя понимаю, что на самом деле я уже давно еду вдоль основания вулкана Агунг, к вершине которого и держал свой путь всё это время.

Оставляю байк на обочине и подхожу к горному подножию, покрытому влажной травой и прочей растительностью, уходящей по скалам далеко вверх. Преклоняю колено и прикасаюсь ладонями к земле… Буквально мгновение, и ко мне тут же приходит понимание того, что подножие Агунга, как и его вершина, – это тоже Агунг. И я там, где и должен быть. Я уже там, куда я ехал.

В момент прикосновения Агунг для меня являлся образом фундаментальной Вселенской мудрости ― он был словно воплощением Бога на Земле. Каждый человек проходит такую стадию. Для диалога с Богом моему уму еще требовалась понятная форма, объект – образ, хоть сколько-нибудь приближенный к Его величию и могуществу. Пока человек не научился пребывать в безусловной любви с мудростью, он будет искать подходящие образы и держаться за них для связи с Ним через разные Его формы. В этом нет ничего плохого, но нужно осознавать и то, что это далеко не конечная остановка. Это – лишь часть пути…

И на этой остановке мои руки по-прежнему приложены к земле. Я благодарю Агунг и прошу его дать мне сил для преодоления кризиса. В этот момент я наделяю вулкан тем же смыслом, что и местные жители, сохранившие древние традиции его почитания. Завершив свой импровизированный ритуал, направляюсь обратно к байку. Ничего не изменилось… Я до сих пор в кризисе.

Завожу двигатель и смотрю в сторону очередного поворота, за которым всё еще надеюсь найти ночлег, потому что сил на обратную дорогу в теле не чувствую. Выкручиваю ручку газа и даже не догадываюсь, что же сейчас может произойти…

Заднее колесо попадает в грязь, и мотоцикл неожиданно разворачивает на 180 градусов. Свет от фары резко падает на обратную сторону дороги, и в самом центре светового пятна оказывается темный комочек, материализовавшийся будто из ниоткуда.

Прямо передо мной сидит дрожащий от холода маленький черный щенок с белой точкой на лбу. Вокруг никого, кроме нас…

В северной части острова в это время особенно сильно ощущается период балийской зимы. И на фоне только что заморосившего вечернего дождя становится несвойственно холодно.

Дождевика с собой нет, и мне приходится снять и вывернуть наизнанку уже слегка намокшую под дождем кофту, чтобы согреть в ней щенка. Беру дрожащий комочек на руки и укутываю его в сухую ткань, как в одеяло. Понимаю, что впереди нас ждет еще более долгий обратный путь, потому что для управления байком свободной остается только одна правая рука. Левой я крепко прижимаю моего испуганного попутчика к телу.

Я дал щенку имя под стать его цвету и месту нашего знакомства. Его зовут Вулкан. Всю дорогу мы не прекращали разговаривать. Я – словами, а он – взглядом, проникающим в самое сердце.

– Не переживай, я не оставлю тебя на дороге. Нам осталось совсем немножко. Скоро мы доберемся до первых домов и найдем тебе новую семью. Всё хорошо!

Это был мой первый осознанный разговор за долгий период молчания. Вулкан смотрел на меня, очень внимательно слушал и глазами всё время повторял одни и те же слова:

– Ты точно меня не оставишь?

На нашем пути начали появляться первые поселения. Мы стали всё чаще останавливаться в попытках отыскать Вулкану новых хозяев. Но почти никто не соглашался взять его себе, а в глазах тех немногих, кто выражал готовность, я не видел искреннего намерения. Казалось, что щенок был им совсем не нужен, в отличие от тех денег, которые они просили у меня за то, чтобы его приютить.

Спустя пару часов безуспешных поисков я уже оставил надежду найти сегодня дом для Вулкана и просто продолжил путь к одному из горячих источников близ побережья озера Батур. Когда же мне наконец удалось добраться до этого места и погрузиться в термальную воду, я с удивлением обнаружил, насколько на самом деле сильно замерзло мое тело за время этого путешествия. Мне потребовалось пробыть в горячей воде более получаса, чтобы наконец-то начать чувствовать ее тепло, заботливо создаваемое подземной вулканической лавой.

Мой новый друг, заметив теплый пар источника, не раздумывая прыгнул в него и тут же начал тонуть, погружаясь под воду, словно камень, – то ли от бессилия, то ли от того, что еще толком не умел плавать. Я выхватил его из воды и закутал в бархатное сухое полотенце, но он не унимался, снова и снова повторяя один и тот же трюк. Вулкан всякий раз вырывался из-под импровизированного одеяла и бесстрашно плюхался в горячую воду, не в силах насытиться потенциалом ее тепла. Мне стало очевидно, что в этот момент ему было много важнее согреться, чем не утонуть. Тогда я просто взял его на руки, и мы продолжили согреваться вместе.

Когда тепло окончательно наполнило наши тела, все мои потребности на сегодня были закрыты. Но щенок, в отличие от меня, явно нуждался еще и в пище, поэтому после водных процедур мы отправились в ближайший ресторан, где его ждала трапеза, а меня, как мне казалось, – очередная проверка.

Наш маленький заказ не пришлось долго ждать, и на фоне увлеченного чавканья Вулкана я с удивлением обнаружил, что совсем не хочу есть. Это выглядело очень забавно – впервые в своей жизни я находился в ресторане, преследуя цель накормить собаку, а не себя. Мне было достаточно того, что он сыт.

Наша ночь пролетела незаметно…

Я проснулся несвойственно поздно и был приятно удивлен веселой жизнерадостной игре Вулкана с местной ребятней. Он встал много раньше меня и уже успел покорить всех своей игривостью. Трудная задача вчерашнего дня наутро разрешилась наилучшим образом, практически сама собой ― владельцы источников охотно согласились приютить моего друга и даже выделили ему отдельную будку. Только тогда я окончательно успокоился за него и решил продолжить свое одинокое путешествие, отправившись в очередной долгий путь на священное озеро Братан.

Через несколько дней после нашего расставания я вышел из практики и отправился домой…

Первую весточку о Вулкане я получил через две недели, уже будучи в России. Мне пришло сообщение в Facebook от его хозяйки со словами, которые очень насторожили меня: «Саша, Вулкан уже несколько дней как ничего не ест…»

К письму была приложена фотография близкого и уже такого родного мне друга. У Вулкана был ослабленный болезненный вид и очень грустный взгляд. В этот момент я так сильно хотел обнять его, а внутри меня начало распространяться опустошающее бессилие от невозможности поделиться с ним своим теплом так же, как в день нашей встречи, в дождливый вечер близ подножия вулкана Агунг.

В ответ на это письмо я предложил свою помощь в организации ветеринарного лечения и уже через две недели после этого получил новое сообщение… Это была фотография. Я открывал ее в состоянии предвосхищения хороших новостей о моем друге. Балийская зеленая трава, освещенная ярким тропическим солнцем… Немного земли… Крошечная ямка… Глаза его закрыты…

Вулкан умер. Это были его похороны.

Только сейчас, созерцая эту фотографию, только сейчас я осознал, что же на самом деле там произошло. Вулкан появился ровно тогда, когда я просил Агунг о помощи. В тот момент я перевел всё свое внимание со своих страданий на спасение Вулкана и даже не понял, как легко и быстро мне удалось выйти из собственного затяжного кризиса. Именно так в служении другим мы служим себе, раскрывая свой собственный скрытый потенциал, недоступный ранее отождествленному со своими проблемами эго.

В служении Вулкану я раскрыл внутренние силы и потенциал для истинного служения себе. Спасая его, я полностью, не осознавая того, спас самого себя.

Круг 27
Осознание не равно осознанность

Путь к раскрытию внутренних состояний, в том числе состояния осознанности, чаще всего проходит три стадии. Первая стадия ― соприкосновение с понятием; вторая ― понимание понятия; и, наконец, третья ― обретение состояния, к которому вел путь понимания.

Допустим, ты впервые слышишь о Байкале. Соприкосновение с информацией о нем находит твой внутренний отклик, и ты формируешь намерение побывать на этом великом во всех смыслах озере. Тебя вдохновляет его аутентичность, красота и энергетика, о которой так много говорят. Постепенно энергия вдохновения переходит в стадию совершения первых действий на пути к своей цели. Ты прокладываешь маршрут, покупаешь билеты и отправляешься в путешествие, пронизывая пространство и время, как единое полотно.

Через шесть часов, преодолев путь более чем в 5000 километров, ты оказываешься в том месте, о котором до этого только слышал. В этот момент ты наконец-то начинаешь понимать тех, кто ранее утверждал, что это озеро ― природный храм невероятной красоты. Ольхон, гора Шаманка, Мыс Хобой ― всё это разные его комнаты, созданные как будто специально для глубоких медитаций присутствия.

И здесь же, стоя у подножия мыса острова Огой, ты неожиданно замираешь в ликовании, созерцая неповторимый скалистый выступ, похожий на нос корабля, застывшего вне времени. Весь этот остров похож на гордый фрегат, со всех сторон окруженный чистейшей живой водой, и Ступа Просветления[12]12
  В 2005 году в самой высокой точке острова [Огой] по инициативе московского буддийского центра была возведена буддийская Ступа Просветления, посвященная дакине Трома Нагмо (Википедия).


[Закрыть], находящаяся на его вершине, ― словно капитанская будка, из которой когда-то поступил приказ остановиться в вечности момента.

Это тот самый корабль, который смог. Смог выйти из концепции времени и не разрушиться на обломки знаний, вырванных из его контекста. Он открыл состояние тотального присутствия, и теперь его цель не там, куда он плыл, а там, где он плывет. Он больше не ищет пристань. Пристань там, где он есть, и там, где всегда была. Его состояние присутствия в вечном настоящем и стало его пристанью.

Бесспорно, весь Байкал ― это действительно храм ― благородное место силы, и, отправляясь в такие места, можно задать себе очень простой, однозначный вопрос ― я сейчас еду в храм или «сфотографироваться с храмом»? В двух этих абсолютно разных категориях задач откроется разная глубина.

«Фотография с храмом» ― это собирательный образ, диапазон которого включает в себя в том числе обыденное желание посетить очередное место для списка «Здесь был я». Это поверхностная стадия соприкосновения человека с понятием.

Поездка же в храм ― это уже путь понимания, когда осознание может стать осознанностью, открыв в человеке его собственное внутреннее состояние храма независимо от его дальнейшего присутствия в нем.

Однако большое количество людей, не осознавая этого, так и остаются на первой стадии, застряв во внутренней ловушке своего ума. Она построена на том, что в момент соприкосновения с чем-то новым, ранее неизвестным ― будь то очередной инсайт или живописная локация ― в организме человека происходит выброс дофамина. Это краткосрочное удовольствие создает иллюзию того, что его озарение теперь является неотъемлемой частью его состояния.

Здесь очень важно как можно раньше понять и идентифицировать, что это лишь имитация изменений на фоне постоянно меняющегося поверхностного нового. Это всё равно что снова и снова перекрашивать фасад дома в то время, как в нем уже давно пора произвести внутренний капитальный ремонт. Так порождается внушительная иллюзия развития на фоне отсутствия самого развития.

Когда человек ходит глазами, а не ногами. Когда он всё видел, но нигде по-настоящему не был. Когда всё знает, но ничего по-настоящему не познал.

Именно так, не раскрыв глубины второй и третьей стадий ― понимания и обретения состояния собственного присутствия, ― человек неосознанно остается в приятном дофаминовом заблуждении. Каждая такая гормональная вспышка еще больше утверждает его в состоянии гонки за новыми местами и инсайтами, увлекая перспективой получения следующей дозы удовольствия. Такая модель поведения ума заражает и остальные сферы жизни, при этом особенно ярко она проявляется в моменты озарения.

Но само по себе озарение сразу принципиально ничего не меняет. Его истинная ценность заключается в том, чтобы вдохновить на путь, венцом которого станет состояние. Состояние, при котором инсайт перестанет быть инсайтом ― где его суть станет частью самой жизни.

Точно так же ошибочно интерпретируется и ценность мест силы, которых, как и инсайтов, на Земле приготовлено немало. И только в тишине собственного присутствия можно прочувствовать глубину главной ценности, которую содержат в себе такие места.

Мне посчастливилось много путешествовать, посещая самые разные уголки нашей планеты. Но далеко не каждое место открывалось мне сразу. Так происходило не потому, что они мне условно не нравились, а потому, что на тот момент я попросту не умел этого делать ― не ставил перед собой даже косвенной задачи, ведущей к их открытию.

Особенно ярко это проявилось во время церемонии очищения в священном сердце острова Бали на источнике Себату. В финале процессии, после всех ритуалов омовения, проводник традиционно сказал:

– Произнесите слова искренней благодарности всем Богам и этому месту.

Я промолчал. По всей видимости, он подумал, что его не услышали за шумом водопада. Тогда хранитель обратился еще раз ― с чуть более громкой интонацией:

– Произнесите слова благодарности всем Богам и этому месту.

Я снова прекрасно слышал его, но по-прежнему продолжал молчать. Тогда он открыл глаза… и понял всё без слов.

Я молчал не потому, что не хотел произносить именно эти слова, а потому, что на тот момент пребывал в таком состоянии, в котором не было ни разницы, ни границ между мной и этим местом. Мое состояние стало одновременно и продолжением, и началом всего пространства вокруг. Скала, водопад и даже воздух ― всё это было формой, сосудом, который до краев наполнился открывшемся здесь внутренним состоянием.

Пришло глубинное понимание того, как каждое утро мы открываем глаза, в которых мир обретает форму. Каждое утро мы именно так наполняем эту форму своим собственным содержанием.

Любое слово, произнесенное в этот момент, каким бы возвышенным оно ни было, не сравнилось бы с состоянием, в котором я находился. Это была музыка. Музыка состояния, словно утреннее пение соловья, полноценность красоты которого смогло бы передать только само его пение, и никакое слово о нем, каким бы великим оно ни было, не смогло бы даже на мгновение прикоснуться к его истинной красоте. Моей лучшей благодарностью тогда было ― продолжать присутствовать в этом состоянии, осознавая его ценность для себя и для мира.

Это была третья стадия, где уже был пройден путь от понятия и понимания к истинному значению любого места силы.

Каждое из них существует не для того, чтобы возвращаться к ним снова и снова. Они необходимы, чтобы открыть и осознать равновеликую ценность себя.

Ты и есть свое главное место силы. Ты и есть свое предназначение. Ты и есть эта жизнь.

Круг 28
Жизнь и смерть одного цветка

Как-то на одном из моих курсов мне задали очень необычный вопрос, в формулировке которого заключалась целая картина мироустройства одного отдельного человека.

Вопрос звучал так:

– Саша, как побороть любовь к рыбе?

Однажды мне уже приходилось слышать что-то подобное. Тогда, прогуливаясь по «Москвариуму», я остановился перед огромным панорамным стеклом рядом с женщиной, которая созерцала большого розового осьминога, смиренно лежавшего под камнем.

Мы стоим в океанариуме и наблюдаем искусственную замкнутую экосистему, поддерживающую изобильную жизнь всех ее обитателей. Это рай для миролюбивых рыбок, в котором они спокойно делят пространство с акулами, не претендующими на их жизнь.

Меня не отпускает ощущение, сопряженное с мыслями: «Что же здесь не так?.. Казалось бы, человека здесь нет ― он не плавает среди рыб, как амфибия… Он как будто бы над этим миром. И если убрать эту надстройку, внутри этого маленького рая всё живое очень быстро умрет.

А если глобально ― если глобально убрать человека из открытой экосистемы планеты? Что тогда? Ничего подобного не случится… Жизнь во всех смыслах этого слова продолжит благоухать…»

– Вы любите осьминогов? ― неожиданно перебила мои мысли женщина, стоящая рядом.

– Да-да, я люблю осьминогов. Они очень красивые, ― не чувствуя подвоха, ответил я.

– Я тоже люблю… особенно на гриле!

Как только она произнесла эту фразу, пространство вокруг кардинально изменилось. Осьминог, до этого спокойно лежавший на привычном месте, резким агрессивным движением оторвался от дна, раскрыл свои лапы и, вцепившись щупальцами в стекло, выстрелил в ее сторону чернилами. Чистая, прозрачная до этого вода в момент превратилась в расширяющееся темное облако…

Время замедлилось, словно дав нам возможность осознать случившееся.

Осьминог не знает человеческого языка. Эта женщина тоже не знает осьминожьего. Но им обоим и без того понятно, о чем на самом деле идет речь. Природе, в отличие от человека, не нужна форма слова, она взаимодействует на уровне сути, которую мы по привычке закладываем в форму.

Можно сколько угодно прикрываться красивыми словами или целями, но ни глобально, ни локально; ни свою, ни чужую ― природу не обманешь.

Кажется, что в обоих этих вопросах ― будь то борьба с любовью к рыбе или любовь к осьминогу на гриле ― понятие «любовь» используется в неуместном контексте, прямо противоположном своей изначальной сути. Да, это действительно так, но даже самый противоречивый контекст рано или поздно проявится как следствие любви на фоне кажущегося ее отсутствия.

Любовь есть изначальная суть всего. Но часто ее присутствие не осознается в контексте так называемого «неблагоприятного» опыта, который на самом деле лишь ускоряет процесс получения благоприятной ценности. Ценности осознания, что любые взаимоотношения человека во внешнем мире продолжают и отражают его истинные взаимоотношения с самим собой. Ценности пути, на протяжении которого созревает понимание того, что жизнь есть наивысшая ценность, причем неважно чья.

Присутствие в этом состоянии выводит любовь на принципиально новый уровень, где она воссоединяется с мудростью.

Любовь с мудростью

В свое время мой путь от соприкосновения с понятием «любовь с мудростью» к присутствию в любви с мудростью занял более двух лет.

Эта длинная история берет начало на моем первом ретрите, во время которого в одной из медитаций я пережил контрастный переход от понимания природы постоянных изменений к состоянию. Да, к тому моменту я уже хорошо знал, что единственная постоянная в мире ― это изменения, но каким бы устойчивым в моей картине мира ни было это понятие, раньше оно было всего лишь знанием и проживалось поверхностно. Никогда прежде мои ощущения внутренних и внешних изменений еще не были настолько явными и тонкими. Никогда еще они не были так очевидно проявлены в своем постоянстве.

Моя чувствительность восприятия ощущений в этой медитации стала настолько высокой, что каждый момент я проживал как бесчисленное множество процессов внутри себя, в которых мое тело постоянно менялось. Каждая клетка меняла свое состояние от одного к другому. Это было состояние тотального осознания, что каждое мгновение я ― разный. Другой. Внутри не было ни одного процесса с устойчивым состоянием, выходящим за пределы момента. Это продолжалось всю медитацию, и как только закончился период знакомства с новым уровнем сверхчувствительности ― когда я принял себя в этом состоянии, ― вслед за ним неожиданно пришли первые ноты страха.

Я появляюсь и исчезаю каждое мгновение… Я умираю и рождаюсь каждое мгновение ― так быстро и часто, что раньше мой грубый ум просто не успевал осознавать этого. Он был настолько устойчив в концепции своего восприятия, что смерть существовала для него только в рамках физического перевоплощения. Восприятие умом смерти было настолько грубым, что период ее осознавания достигал десятков лет и удерживался им в границах одной личности. Сто лет ― одна жизнь ― смерть. Сто лет ― другая. Смерть. И так далее. Раньше эти переходы осознавались в пределах жизней, но здесь ведь было то же самое! Только сейчас длина этой жизни ― мгновение.

После медитации я долго размышлял о своем новом открывшемся состоянии и заметил, как на фоне инерции старого восприятия тот самый страх усиливается и начинает обретать форму вопроса. С ним я и отправился к учителю, еще даже не подозревая, какую великую ценность этот страх для меня содержит.

Соприкосновение с понятием

Передо мной стоит несколько практикующих, и, казалось бы, еще есть время устранить сомнения, но мое внутреннее сопротивление только нарастает по мере приближения к учителю. Страшен не столько сам вопрос, сколько предполагаемые ответы ума. Он всерьез оперирует аргументами, что, возможно, именно в такие моменты практикующие принимают решение стать Садху ― отказываются от семьи и от всего нажитого для единения с Абсолютом, Вселенной, Творцом.

Аргументы ума парируются устойчивыми знаниями о том, что Садху точно не становятся таковыми на фоне страха ― на это всегда есть более весомые причины. Такое решение принимается только в чистом сознании ― без тени сомнений и во благо всех живых существ.

И всё же иррациональный страх внутри дает о себе знать: «А вдруг учитель посчитает, что я готов, ― и тогда будет тот самый ответ?»

Ведь я теперь не просто знаю, а пребываю в состоянии тотального осознания того, что любое пересечение миров временное. И не важно, на какой период они пересеклись ― на час, мгновение, месяц, годы, ― эти миры неминуемо разойдутся, и придет время расстаться. Такова природа ― всеобъемлющая природа постоянных изменений.

Но ведь наши миры с моим сыном пересеклись еще совсем недавно. Я так сильно люблю его, так крепко целую и обнимаю его каждый раз, как только появляется возможность. Сейчас это особенно жгучее ощущение внутри меня, способное выжечь всё дотла. Как мне любить его теперь, осознавая всё это?

– Какой у тебя вопрос? ― еле слышимый голос доносится до меня, словно через толщу воды.

Я медленно возвращаюсь и чувствую, как слезы проступают на моих глазах. В памяти проносятся воспоминания о том, как он пришел, с каким трепетом мы его ждали, как готовились к его появлению. Как же сильно я хочу обнять его сейчас…

В этих мыслях проходит еще несколько секунд, и я снова слышу те же слова, но уже четко и ясно:

– Какой у тебя вопрос?

Свои размышления я начал неуверенно произносить вслух:

– Учитель, в практике мне удалось прожить природу постоянных изменений. Я и раньше знал, что «всё проходит, и это пройдет». Но сейчас я открыл эту природу внутри себя. И с этим открытием пришел страх. Да, я понимаю, что миры людей пересекаются и расходятся, пересекаются и расходятся. И наши миры с родителями тоже когда-то разойдутся. Как мне теперь любить их?

Я слукавил. Задал вопрос, на который, как мне тогда казалось, и так знал ответ.

Маленький мальчик Саша настолько сильно любил своих родителей, что заранее начал готовить себя к тому, что это когда-то случится. Кто-то первым уйдет ― либо он, либо они. На фоне этого осознавания из небольшой деревни в семнадцать лет он уехал от родителей в провинциальный городок. Затем отдалился от них еще дальше ― в большой город. В итоге он перебрался в Москву. Всё дальше и дальше, будто формируя между ними некий искусственный холод ― дистанцию, которая, по его неосознанному предположению, должна была когда-то помочь пережить грядущее расставание.

Я отчетливо понимал, что это лукавство от страха ― задать учителю совсем не тот вопрос, который меня на самом деле сейчас волнует.

Так наш ум очень часто уводит в колею вопросов, на которые мы и так знаем ответ, чтобы в итоге оставить всё как есть, ничего не меняя. Но хорошего учителя и определяет ясное видение изначальной, часто скрываемой и интерпретируемой сути вопроса.

Он ответил коротко и емко:

– Продолжай любить. Но люби с мудростью.

Понимание

Учителя высокого порядка часто не дают прямых ответов, осознавая, что нет иной истины, кроме той, что практикующий добудет сам. Задача учителя ― вдохновить ― показать карту и дать лопату, чтобы ученик сам добыл свою внеконцептуальную истину и обрел в ней собственное ясное видение.

Новое понятие «любовь с мудростью», с которым мне посчастливилось соприкоснуться, стало моей картой и вектором. К этому моменту было уже ясно, что теперь меня ждет собственный путь через понимание к состоянию.

Жажда обрести это состояние была настолько жгучей, что уже через полгода она привела меня в Непал. Лопата для раскопок была та же ― практика чистых медитаций.

Окраина полуразрушенного после землетрясения Катманду. Ретритный центр расположен на границе с национальным парком. На первый взгляд он больше напоминает бывшую тюрьму, нежели благоприятное место для медитаций. Серые здания, хаотично построенные на территории комплекса, окружены по периметру бетонным забором с натянутой поверх колючей проволокой.

На завтрак и обед мы проходим через раздачу столовой, где нам в тарелку-поднос, не имеющую каких-либо перегородок, беспардонно укладывают местную баланду. И пока ты идешь к своему месту, второе благополучно смешивается с третьим в единое «авторское» блюдо. День через день туда же прилетает долгожданный многими десерт в виде бесформенного куска теста, предварительно погруженного в кипящее масло и залитого после этого пережженным сахаром. Мягко говоря, это не очень вкусно ― пища жирная и довольно-таки острая.

На протяжении всех десяти дней нельзя ни с кем контактировать и даже пересекаться взглядами. В сейф сдаются паспорта, телефоны, записные книжки и даже карандаши. На всё время ретрита принимается обет молчания.

В этот раз я считерил[13]13
  Читер ― игрок, нарушающий правила, используя запрещенное программное обеспечение или чит-коды (читы), которые дают ему преимущество перед другими игроками.


[Закрыть] ― нашел себе собеседника. Это было небольшое безлиственное дерево, на ветвях которого распустился огромный белый цветок невероятной красоты.

Каждый перерыв между медитациями я провожу с ним и задаю через него вопросы самому себе:

– Как Будда обрел просветление, созерцая цветок?

– Зачем он преподавал с цветком?

Так продолжалось пять дней, пока на шестой день вокруг моего цветка не распустилась целая гроздь белых бутонов. Они были такие же большие и такие же красивые, но к ним у меня вообще не было никаких вопросов. Это были не мои цветы. А этот, первый, ― был моим. Мой цветок! Именно в этот момент и начали проступать первые тонкие нити моей привязанности.

На седьмой день он все-таки ответил мне. Всего лишь за одну ночь, как по взмаху волшебной палочки, все его лепестки опали, оставив на своем основании лишь крошечный пестик.

Мой цветок умер. Это и был его ответ.

Сформированный к тому времени устойчивый навык присутствия позволил мне отследить, заметить, как моя новая, казалось бы несущественная, привязанность уже успела породить небольшое страдание в виде возмущения внутри меня.