Текст книги "Закат Луны"

– Что с бомбой? – спросил он, еле переводя дух.

– Ян, как ты… – Мишелю трудно было поверить, что обычный человек способен на такое. Он поднялся, нашёл на полу свой пистолет, хотя от него уже не было толку: они были настолько беспечны и уверенны в положительном исходе операции, что никто не взял даже запасной обоймы с патронами.

– Что с бомбой? – Ян настаивал.

– Осталась в машине, – Россини кивком показал на машину с открытым багажником.

Погорельский подошёл к машине, вынул бомбу, подбежал к ближайшему челноку, прикрепил к шасси и нажал пару кнопок.

– Слушай меня, – сказал он властно и жёстко, – Наш автомобиль и дистанционный взрыватель уничтожены. Я ставлю временной таймер. Сейчас ты садишься эту машину за руль, я укладываюсь в багажник и мы на всех порах покидаем это место. К тебе в «эсбэшной» форме вопросов не будет, пока азурцы не снимут данные с камер, но это дело не пяти секунд. Доедем до схрона, мы это успеем, там переоденешься в гражданское, там авто и бросим. Потом – домой обычным путём. Ты понял?

Мишель кивнул.

– Эндрю, ты же слышал меня? – Погорельский произнёс уже в рацию.

– Да, – отозвался тот.

– Вводные данные понятны?

– Да…

– Глуши линии «эсбэшников» пока мы не скроемся за поворотом трассы, потом сам отходи к схрону. Встречаемся у него, потом домой заявленным маршрутом. Ты понял?

– Да.

Сделали, как и условились. Ян активировал таймер на бомбе, залез в багажник, и они с Мишелем без препятствий выехали с космодрома. Уже когда они проезжали ворота и полыхающие останки своей прежней машины, взрыв челнока вынес ворота с ангара, и разворотил крышу.

Дело было сделано. Оставалось только скрыться с места происшествия. Ехали недолго, коло двадцати минут.

Пока ехали, Погорельский почувствовал себя плохо. Он снял с себя балаклаву и бросил её на полу багажника. Тошнота охватила его, комок подкатил к горлу. Ещё чуть-чуть, и его бы стошнило прямо в багажник. Его спасло только то, что Россини, наконец, остановил машину, и Ян, перевесившись через край, зашёлся рвотным кашлем, а потом освободился от тяжести. Мишель еле успел отпрыгнуть.

– Ян, ты чего? – Россини выглядел не на шутку испуганным состоянием друга.

Погорельский промолчал. Сердце всё ещё колотилось бешено, словно забыло, что перекачивать кислород в гигантских объёмах больше не требуется.

Он попытался выбраться из машины и не вляпаться в собственную блевотину. Это удалось ему с трудом. Руки дрожали и почти не слушались головы. Стоять было тяжело. Он сделал несколько шагов, опираясь на машину, а потом сел. Потом встал на четвереньки. Но это не принесло ему облегчения. Приступ кашля вновь накрыл его, и Погорельского стошнило ещё раз.

На этот раз ему стало легче. Он смог встать, держась за машину, прошёл вдоль неё ещё несколько шагов.

– Э, что с тобой? – Не унимался Россини, – Ты ранен? Укачало?

– Это адреналин…

– Что? Какой адреналин?

Погорельский только отмахнулся – сейчас ему было тяжело просто стоять, а говорить и вовсе не хотелось. Слишком много адреналина выплеснулось в его кровь, это были явные симптомы передозировки.

Издалека подошёл Клайфтон. Он видел, что происходит что-то не так. Вблизи ему и вовсе показалось, что ситуация из рук вон плоха́.

– Что происходит? – спросил он.

– Всё в порядке, – ответил Ян, – Я уже почти оклемался.

Клайфтон почувствовал, что ситуация выходит из неподконтрольной ему зоны, и вновь решился командовать.

– Тогда не стоим, – велел он, – Ян и Мишель, переодевайтесь. Ян, если тебя увидят в этой одежде, нам каюк. Вероятно, на космодроме были камеры, ты был заснят, хоть и в маске. Машину – сжечь. Наше авто для эвакуации уже пригнано в указанную точку.

Выбирать не приходилось. Приказ Клайфтона полностью соответствовал плану. Всё сделали в соответствии.

2486 год. Планета Галерон

На Галерон пришло вылетать вчетвером: Гвидиче, Погорельский, Гарвич и Вуревич. Баргас и Клайфтон остались на Тац, ожидая своего вылета, как только он будет возможен. Вуревичу за неполные двенадцать часов пришлось ввести их в курс дел, обстоящих с агентурой на Тац, а также создать легенду для их вылета. По словам Вуревича, подозрений не должно было возникнуть.

«Спектр» опустился на Галерон перед самым закатом.

Ян отметил небывалую пустынность здешних мест. Если Тац был схожим с Землей по количеству жизни, то по одному взгляду на пустынную местность данной планеты, он мог предполагать, что здесь её совсем не было. Сойдя с трапа, он даже не знал, куда ему идти. На Тац это было понятно: паспортный контроль для землян и медицинский для остальных азурцев. Если бы к кораблю не двигался тягач, который был должен отбуксировать его в ангар, и не сидевший в кабине водитель (причём Погорельский отметил особенность – отсутствие автоматической обслуживающей техники в порту), он бы решил, что на планете все только что умерли.

Дышать здесь было даже тяжелее, чем на Земле, настолько была загрязнена атмосфера. В воздухе была взвешена пыль, а небо давило свинцовым цветом, так как всё было затянуто пеленой тяжелых облаков. Лишь там, где садилось местное светило, Ян смог различить их рельеф, увидеть краешек неба. Кроваво-красный закат напомнил о том, что Сюзанна называет его Солнце, и он ужаснулся. «Если солнце вот так разливает кровь, то чего тогда ждать от меня?» – подумал он.

– Смотри, – обратился Погорельский к ней, – сколько крови пролило сегодня солнце на небо? Не называй меня Солнцем, я не хочу лить кровь.

Гвидиче закатила глаза, пытаясь сделать это так, чтоб Погорельский не видел. Когда мужчины вокруг начинали романтически умничать, то как бы она к ним не относилась, ей хотелось куда-то деться от них, и поскорее. Вообще это было свойственно всем женщинам. Разве можно ждать от романтика решительных мужественных действий? Да и как вообще такие люди попадают в сопротивление? Но, несмотря на это, Ян вызывал в ней тягу как мужчина. Да, он бывал иногда слишком патетичен в обыкновенных вещах, но это не умоляло его боевых заслуг. Никто не мог усомниться в том, что Ян не мужественен, это было бы не меньшей крамолой, чем усомниться в правильности выбранного сопротивлением пути.

Погорельский бросил свой взгляд на неё. Здесь, в закатном муаре неизвестной для него планеты, а она казалась ему ещё прекраснее, чем там, на Земле, когда он впервые перестал относиться к ней, как просто к обычному человеку, почувствовав участие в её словах. Она казалась ему ещё красивее, чем на Тац, в машине Вуревича. Но он не мог сказать самому себе точно, что любит её. Возможно, он просто боялся этого слова – в нём говорила ответственность, которую он не мог нести, работая в сопротивлении. Возможно, в нём говорил прошлый опыт.

– Куда теперь? – спросил Погорельский приблизившегося к нему Вуревича.

– На трамвай… – сухо бросил тот и пошёл вперёд.

Погорельский удивился, услышав слово «трамвай». Всю жизнь в черте города он ездил на монорельсовом поезде, или как он просто его называл, «монорельс». Но это был действительно трамвай, настоящий, двурельсовый, трёхвагонный трамвай, стучавший своими стальными колесами на стыках рельс. Станция трамвая была совсем недалеко от порта, однако она не выделялась своей жизненностью – эта был металлический каркас, стоявший радом с трамвайными путями, от которого ветер наполовину оторвал все железные листы. Станция находилась на пустыре, и пустырь продолжался столько, на сколько глаз мог охватить местность, вплоть до горизонта – создавалось впечатление, будто космопорт был единственным строением на планете. Художник-футурист нашёл бы себе здесь идеальную местность для пейзажа: рельсы и космический порт посреди голой планеты.

Когда трамвай приехал, Погорельский вновь отметил, что тот управляется не автоматикой, а человеком. За штурвалом трамвая сидел молодой мужчина в чёрном свитере из синтетической ткани, что поблёскивала под светом неоновой лампы в кабине водителя. Сам трамвай не отличался эстетичностью. Похоже, что конструкторы серьёзно сэкономили на разработке дизайна и просто вставили движитель и электрический привод в коробку из листов металла, предварительно прорезав в ней окна. Земляне вошли внутрь, и трамвай двинулся сквозь пустынную даль в сторону еле видневшегося на горизонте посёлка.

У них было достаточно времени, чтоб разглядеть красоты местной природы, если их, конечно, можно было назвать красотами. Земля здесь была кроваво-медного оттенка, не было деревьев, лишь на небольших возвышениях, высотой не более пяти сантиметров, росли невысокие узкие кусты, отдалённо напоминавшие тую, но цветом близкие не к зелёному, а к болотно-жёлтому. Каждый кустарник отстоял от другого на расстоянии около пятидесяти метров. Сквозь окна доносился зычный вой какого-то местного животного, а над трамваем пронеслась огромная, не меньше, чем сам вагон, тень – представитель местной воздушной фауны пролетел над путями.

– Это воет ксаликбахин, – объяснил Вуревич, – Местный чешуйчатый хищник. Нечто среднее между волком и вараном по внешнему виду. Это если сравнивать с земной живностью… Призывает сородичей к массовой охоте. Похожи они, если честно, на демонов. Я, когда их первый раз увидел, стало жутко.

– Ты бывал на Галероне? – спросил Погорельский.

– Да, довелось однажды. Я видел, как происходит их массовая охота, точнее уже их возвращение после неё. Они же совершенно бесстрашные, их не пугает ни человек, ни техника, ни какие-либо звуки, или огонь. Они шли прямо через лётное поле, каждый со своей добычей во рту, их было около трёх сотен особей. Каждый из них размером с небольшой внедорожник, и каждый, ты представляешь, каждый, нёс в пасти мёртвую добычу. Кровь залила весь космодром. Чёрная кровь местных существ. А они ведь неистовы в своём охотничьем инстинкте, я видел, как многие из них были ранены, хромали, видны были их чёрные кости, но они всё ещё шли. Они – черти, честное слово.

Погорельский вдруг явственно представил эту картину себе – как полчище местного дьявольского отродья пересекает космодром. Казалось, что он увидел это глазами Вуревича. Может быть, так оно и было, ведь Ян не раз замечал, что объяснённое однажды не раз полностью совпадало с тем, что он сам себе представлял.

– «Там звуки шли как, как из могилы, и дьявола ложилась тень…» – Ян прошептал тихо себе под нос.

– Что? – Сюзанна услышала его бормотание.

– Да так… Вспомнил стихи одни…

– Какие стихи? Прочитай.

– Они мрачные, тебе вряд ли понравятся.

– Нет, Ян, я прошу тебя. Раз уж сказал: «А», говори: «Бэ».

– Ну ладно, – он перевёл взгляд вверх, вспоминая стихотворение из украденной тетради, и стал читать:

– Там звуки шли, как из могилы,

И дьявола ложилась тень…

И рушился привычный день,

Преисподняя отнимала силы.

Он замолчал.

– А дальше?

– Дальше ничего нет. В той тетрадке, что я нашёл, там ещё восемь строчек, и они все зачеркнуты.

– Стихи – это мура, – изрёк Джон, устраиваясь на сиденье удобнее, – Стихи пишут замкнутые люди, неуверенные в себе.

«Глупость какая…» – подумал Ян в ответ на реплику Джона.

Трамвай выехал за холм, где на огромной площади, вплоть до самого поселка, видневшегося где-то вдали, раскинулось кладбище – тысячи, а может, десятки тысяч красных могильных холмиков. Краски в этой зловещей картине сгущало полное отсутствие растительности и ветер, гулявший здесь, и носивший с могилы на могилу кроваво-медный песок. Словно прощальным аккордом, перед самым въездом в рабочий посёлок, обнесённый защитной стеной против ксаликбахинов, галеронская пустыня бросила в трамвайное стекло порыв ветра с песком, словно не хотела отпускать, словно звала к себе…

Ян никогда не думал, что ад может выглядеть вот так. Точнее, он, конечно, предполагал, но он не думал, что его предположения могут быть воплощены в жизнь. Галеронская пустошь звала к себе, она манила каким-то зловещим любопытством, и стоило больших усилий чтоб не уйти в неё, будучи увлечённым её зловещей привлекательностью.

– Иван, на Галероне были случаи ухода в пустыню? Гипнотического транса людей, убежавших из посёлка? – спросил Погорельский.

– Что-то такое слышал краем уха, но не в подробностях. А что?

– Да так… Любопытство.

Трамвай высадил их на площади перед заводом. Завод являл собой кошмарное зрелище. Это был гигант около пяти километров в длину, ограждённый забором, за которым виднелись громадные здания какого-то металлическо-ржавого цвета с выбитыми стеклами, трубы, извергавшие клубы дыма, где-то в вышине сливавшегося со свинцом небес, а через решетчатые ворота виднелись снующие туда-сюда люди. Последнее добавляло заводу вид гиперболизированного гудящего людского муравейника.

Погорельский никогда бы не увидел этого на изнеженной Азуром Земле. Но почему-то он догадывался, что они пойдут именно в завод. Так и было. Вуревич, сойдя с трамвая, сказал, что именно туда они и пойдут.

Он подошёл к посту охраны, что-то коротко бросил охраннику и указал на свою группу сопровождения. Тот согласно кивнул головой и жестом показал, что можно проходить.

Здесь кипела жизнь, в отличие от бездыханной пустыни за стенами посёлка. Несмотря на столь поздний час, работа не прекращалась. Ян понимал, что она здесь всегда в полном разгаре. Люди бегали, казалось в хаотичном порядке, но на самом деле это было не так. В этом, бессмысленном на первый взгляд потоке каждый из идущих имел определенную цель – обычная жизнь обычного промышленного гиганта. Только прибывшие земляне отличались от всех рабочих по совсем нерабочей одежде и нерабочему виду.

– Слушай, Иван, а нельзя ли все дела было уладить с утра, – обратился Ян к Вуревичу, – Я думаю, что самое время было бы поговорить с нужными нам людьми с утра, но никак не на ночь глядя.

– Всё в порядке.

– У тебя и здесь есть люди? – спросил Ян Джона.

– Люди здесь есть у меня, – ответил Вуревич вместо Джона, – И самое подходящее время и место поговорить с ними – здесь и сейчас.

Сюзанна оглянулась, затем сказала:

– Вы не слишком громко разговариваете, у кого, какие и где люди? Я думаю, что в Азуре азурские уши есть везде, в отличие от ваших людей.

– Здесь нет никаких ушей, – возразил Вуревич, – здесь, на этой планете, все как один, ненавидят Азур.

– Поэтому они здесь, – добавил Ян.

Они помолчали немного.

– А что это за люди? – спросил Погорельский.

– Один из них землянин, был выслан со своей планеты год назад…

Яна передернуло: «Неужели Мишель?! Нет, он же погиб…» Откуда у него взялись такие мысли? Он вспомнил случай на «эсбэшном» космодроме, когда, взяв ситуацию под свой контроль вместо преступно растерявшегося Клайфтона, он спас Россини и смог до конца выполнить выданное центром задание. «Ну почему же, почему, я не смог спасти Мишеля и в этот раз? – думал он, – Неужели это было невозможно?» И червячок совести продолжал точить его изнутри.

– … Другой – бывший азурец, но ненавидит Азур не меньше, чем любой другой землянин. Он здесь ведает каким-то важным производством, по-моему, даже делают под его руководством что-то для службы безопасности, в общем, очень важный человек. Его зовут Ква́рел, он и является руководителем сопротивления на этой планете.

– Здесь сопротивление тоже окрашено в лиловый цвет? – спросила Гвидиче.

– Нет… Обычно, когда говорят: «Лиловые», подозревают именно земное сопротивление. Но, если поднимется восстание, Лиловыми станут все. Во главе-то будет землянин…

– А здешний землянин, он кто? – в надежде спросил Ян.

– Землянин здесь имеет не очень большой пост. Бригадир, не больше. По сути, всего лишь старший рабочий. Он больше по организаторской части, очень хороший человек, я его нашёл через того азурца. Если б не он, здесь было бы не очень большое сопротивление. В сопротивлении, правда, он имеет куда больший вес, чем на производстве. Можно сказать, он является одним из заместителей Кварела.

Погорельский хотел уже спросить, как его зовут, но его перебили.

– Сколько людей на этой планете сможет выступить в момент восстания? – спросил Джон.

– Я пока не знаю, за этим мы сюда и прилетели.

– Сколько производственных планет поддерживают сопротивление в ближайшем пространственном секторе?

– Галерон, Апро-семьедсят-шесть, Кива, Ксенто… какие-то ещё были. Да легче сказать, кто не поддерживает. Поддерживающих большинство. Конкретика чуть позже. Нам сюда.

Они свернули в какой-то тёмный и грязный тупик. В конце тупика была массивная железная дверь.

– Заходите, – скомандовал Вуревич.

Это был вход в ремонтную мастерскую. Скорее всего, это было помещение транспортного цеха. В дальнем конце огромного зала был отгорожен небольшой закуток, где под тусклым светом неоновых ламп трудился над каким-то агрегатом человек. Кроме него никого не было в мастерской.

Ян без труда узнал знакомую фигуру. Значит – жив! Значит – чудо… Так вот, что имел ввиду Джон, когда говорил: «Если память Мишеля тебе дорога…» Но это невероятно… Ведь он сам видел, как взрывался склад боеприпасов… Яну трудно было в это поверить.

Он подошел к забору и произнёс:

– Ты всё вкалываешь, Мишель? Прекращай, к тебе гости приехали.

– Какого дья…

Мишель обернулся и оставил рот полуоткрытым. Трудно было сказать, какое чувство было написано на его лице. Это было похоже на смесь радости и удивления.

– Ян! – он бросил инструменты на пол, схватил ветошь и, спешно вытирая руки, пошёл к Погорельскому навстречу, – Ха-ха! Дай я тебя обниму, парниша!!! – Мишель обнял его, несмотря на свою грязную робу, – Ты-то как здесь?

– К тебе в гости приехал! – полушутя ответил Ян, – А ты меня на работе принимаешь. Нехорошо…

А потом уже тихо добавил:

– Я уже не надеялся встретить тебя живым… Прости, мы оставили тебя там, на складе… Мне стыдно до сих пор, честно… Прости, я как друг должен был настоять…

– Да ладно тебе «не надеялся», знали же, что попал в плен…

Погорельский лишь отрицательно помотал головой. В ответ Мишель сделал недоумённое лицо.

– Странно…

– Мишель, у нас не было никакой информации совсем. Мы даже в списках на вывоз, которые обычно публикуют, тебя не нашли. Официально ты числился погибшим.

Мишель махнул рукой:

– Ну и ладно! Эх ты, «на работе», теперь, я чувствую, сам за работу примешься! – Мишель намекал на то, что Ян теперь сам попался в лапы «эсбэшников», но увидел Вуревича, – Иван? Джон, Сюзи и вы здесь? Вы что все разом… – он хотел засмеяться, но понял, зачем они здесь. Нет, не провал сопротивления был виной внезапному появлению главы сопротивления и его ближайших соратников на Галероне, – Ладно, я так понимаю, вы здесь не случайно…

– Совершенно точно, – ответил Джон, – Иван, проводи нас к Кварелу, а вы с Яном лучше прогуляйтесь до склада вооружения, покажи ему разработки, а потом отправляйтесь спать. Ведь у тебя найдётся койка для давнего друга?

Мишель бросил взгляд в сторону Джона, и молча кивнул ему, соглашаясь с его решением. Россини направился к боковой двери, которую Погорельский не сразу заметил, и вышел. Погорельский проследовал за ним.

Глава 5

2485 год. Один земной год до начала событий. Планета Земля. Космопорт «Идальгер»

Оставив основную группу диверсантов позади, Мишель юркнул из ангара в длинный коридор, который в итоге должен был привести его в склад вооружения. Пройдя по длинной кишке коридора со множеством дверей, Россини оказался перед торцевой дверью, которую и открыл.

За дверью располагался небольшой зал, уставленный небольшими стеллажами с автоматами. По левую руку от Мишеля недвижим, как на почётном карауле, стоял азурец, облачённый в термобронированный костюм. Россини подошёл к нему и помахал рукой вокруг стекла его шлема. Ответной реакции не последовало. Значит, Погорельский делает своё дело.

– Машина, приём, пятый вызывает, – Мишель вызвал по рации начальника операции.

– Машина на связи, – ответил ему командир отряда.

– Я на складе… Вижу стрелковое вооружение: автоматы и пистолеты азурских систем. И… – Россини «завис». Неожиданно его взору открылся стеллаж с оружием напоминающем не то сабли, не то мечи… – Сабли?

– Пятый, повторить.

– Вижу холодное оружие. Длинный тонкий меч с двуручной рукояткой, на рукояти кнопка для большого пальца. Работаю по плану.

Он стал неспешно прохаживаться по комнате и прикреплять на обыкновенный пластилин радиоуправляемые бомбы к стеллажам, активируя каждую из них. Это было настолько легко, что он совершенно потерял бдительность: кто бы ещё смог так ловко прикрыть их телепатически, как не его лучший друг Ян Погорельский?

Но его беспечность подвела его. Он вдруг почувствовал, как кто-то снимает с него гарнитуру переговорной рации. На спину Мишеля выбежали мурашки, а ноги в одно мгновенье стали ватными, и он не смог даже пошевелиться – Мишель впервые почувствовал, что такое страх. Неизвестный полностью снял с него рацию и отбросил в угол.

– А теперь обернись, – потребовал этот некто.

Мишель в растерянности повернулся и ужас снова объял его: тот азурский солдат, перед лицом которого он пять минут назад так беспечно махал ладонью, теперь стоял перед ним и в упор направлял свой автомат на Россини. Мишель тоже держал автомат в руках, но стрелять было бесполезно – даже выстрелив из подствольника, можно было убить не только врага, но и себя – дистанция между ними была не больше вытянутой руки.

– Автомат… – потребовал азурец.

Мишель остался недвижим, стараясь всмотреться в стекло защитного шлема и попытаться понять – как его снять. Голова – это единственное место, которое можно было освободить довольно быстро и попытаться убить азурца.

– На! – Россини подкинул автомат вверх.

Задуманное удалось! «Эсбэшник» отвлёкся и попытался поймать автомат руками, в то время как Мишель просто схватился руками за голову своего врага и пытался руками сдёрнуть шлем. Но Азурец успел оттолкнуть его, а потом, когда автомат землянина приземлился между ними, он пнул его ногой и тот уехал куда-то за дальний стеллаж. Мишель остался безоружен и в западне. Солдат по-прежнему направлял оружие в него: Россини понимал, что схватить лежавший здесь пистолет не имеет смысла: он может быть не заряжен, да и любая попытка сопротивляться сейчас может привести к очереди в его тело.

Мишель без всякой надежды дёрнулся влево от себя, пытаясь спрятать за стеллажами от автоматной очереди, но на удивление её не последовало. Найдя автомат между двумя соседними стеллажами, он решил по миномётному выстрелить из подствольного гранатомёта туда, где только что стоял азурский солдат. Но автомат почему-то выдал осечку.

Россини услышал взрывы и автоматные очереди из ангара. Видимо, остальная группа тоже вела бой.

«Чёрт! Что же произошло?» – спросил Россини мысленно сам себя.

Тем временем азурец неспешным шагом подходил к Россини. Мишель попытался выстрелить ещё раз – но автомат снова выдал осечку. Потом снова, и снова – пока расстояние между ними не сократилось до небезопасного. Это напоминало ему какой-то фильм ужасов – словно неведомый зловещий монстр надвигался на Россини, а тот, как будто следуя законам жанра, ничего не мог сделать. Землянин продолжал нажимать на курок, пока дуло автомата не упёрлось азурцу в туловище. Мишель взглянул ему в глаза – точнее туда, где, как ему казалось, под непроницаемым стеклом шлема у солдата должны были быть глаза, и на мгновение ему показалось, что под шлемом тот зловеще улыбался.

А потом для Мишеля наступила темнота. Азурец ударил его по голове своим прикладом – но Мишель этого уже не знал. Очнулся он уже связанный в сером фургоне СБ, стоящем на одном из запасных лётных полей – когда весь космопорт полыхал как деревенский сарай.

Мишель мысленно попрощался с Землёй и Яном. Что ж, теперь они никогда не увидятся вновь…