Текст книги "У нас уже утро"

– Правда, – спохватилась Ольга. – Я и забыла. Семь часов разницы. Здесь как будто торопятся жить… Однажды я читала рассказ. Понимаете, человек выиграл большие деньги и захотел стать бессмертным. Для этого он решил всю жизнь обгонять время. Ясно? Он старался переезжать с места на место с такой быстротой, чтобы обогнать вращение земли…

– Ну и что же из этого вышло? – спросил Астахов.

– Наследники этого человека заволновались, что он растратит все свои деньги. Они говорили ему: для того чтобы обогнать землю, вовсе не надо мчаться с ней наперегонки. Надо просто избавиться от земного притяжения и стать независимым от времени.

– И уговорили?

– Да. Человек тот был уже ненормальный. Они и уговорили его подвесить себя к потолку, а на пол под собой положить какой-то металл, избавляющий от земного притяжения, не помню какой. И убедили человека, что земля вертится, а он нет, что время движется, а для него стоит на месте… Смешно, правда?

– По-моему, не очень, – сказал Астахов после паузы.

– Почему же?

– Человек хотел деятельностью, движением обогнать время, а его уговорили добиваться этого бездействием. По-моему, это не смешно.

– Ну, вы как-то слишком всерьёз все воспринимаете, – недовольно сказала Ольга, – ведь это обыкновенный юмористический рассказ.

– Не думаю, – сказал Астахов. Они помолчали.

– Когда я уезжала из Москвы, – переменила тему разговора Ольга, – мне казалось, что я буду совсем одна. Ну, понимаете, ведь все знакомые, подруги, друзья остались там… А получилось не так… Вот мы, например, – если вновь встретимся, то будем уже старыми знакомыми, правда?

– Правда, если признаете, – сказал Астахов улыбаясь.

– То есть как это признаю?

– Ну, если не откажетесь от знакомства. Только навряд ли мы встретимся.

– Почему?

– Я уезжаю далеко. На Курилы.

– На Курилы? – повторила Ольга и замолчала, подавленная представившимся ей расстоянием. – Послушайте, – внезапно сказала она, пристально вглядываясь в глаза Астахова, – а вам не надоело вот так… – Она замолчала.

– Как?

– Ну, плавать, зимовать, бить китов… А теперь на Курилы…

– Не надоело, – твёрдо сказал Астахов. – Я ведь тоже… обгоняю время.

– Но всё-таки, – точно не слыша его последних слов, сказала Ольга, – неужели вам не хочется обосноваться, осесть?

– Подвесить себя к потолку? – усмехнулся Астахов. – Нет, пока не хочется.

Они замолчали.

– Ну, вот что, пойдём по домам, – сказал вдруг Астахов, поднимаясь.

– Вы думаете, ваш стол уже освободился? – спросила Ольга.

– Наверно. Не в бильярд же они на нём играют.

– Как же мне попасть в свою нишу? Я же заблудилась. – Идёмте, провожу.

Они молча дошли до двери.

– Ну, спокойной ночи, – сказал Астахов и добавил: – Вы там не мёрзнете? А то ватную куртку могу дать.

– Нет, спасибо, у меня есть одеяло, – ответила Ольга и сильным рывком отодвинула дверь.

Впервые за пятеро суток раздевшись, Ольга легла на влажную простыню («какой здесь сырой воздух!» – подумала она) и укрылась домашним шелковистым одеялом.

В нише было темно, только дракон тускло светился на ширме: где-то неподалёку горел свет.

Ольга думала об Астахове.

«Видимо, неплохой человек. Странно, что есть на свете люди, которые никогда не были в Москве. А вот встреться я с ним в Москве, мне было бы интересно с ним разговаривать? Он как-то не похож на тех людей, с которыми мне приходилось встречаться… Ему, наверное, скучно со мной. Он и старше меня, наверное, лет на десять, а то и больше… Что-то в нём есть такое, от чего становится легче, когда находишься с ним рядом. Жалко, что он не врач и нам не придётся работать вместе… Предложил ватную куртку… Наверное, ему неудобно лежать там, на бильярдном столе…»

В доме всё затихло. Ни один шорох не нарушал тишины.

«Завтра с утра пойду в обком разговаривать насчёт работы, – уже засыпая, думала Ольга. – А может быть, и заведующий облздравотделом вернётся».

Внезапно налетел порыв ветра. В саду зашумели деревья, а в доме что-то загудело, запело, заныло…

«Ветер, ветер, откуда ты? С Тихого океана? С Курил? С материка? Какой ты? Наш, родной, побывавший в Москве? Или американский? Японский?…»

Дракон на ширме исчез: где-то погасили свет. Ольга заснула.

…Утром Ольга торопливо встала и поспешно умылась. Она обязательно хотела увидеть Астахова и боялась, как бы он не ушёл раньше её.

В маленькой столовой, организованной тут же, при доме, они вместе позавтракали очень солёной кетовой икрой и не менее солёной лососиной и вместе вышли из дома.

– Куда же вы теперь? – спросил Астахов.

– Вот… – неуверенно сказала Ольга, – я как раз и хотела посоветоваться с вами насчёт этого.

– Что же, давайте советоваться, – улыбнулся Астахов.

Они шли по длинной, вытянутой в прямую линию асфальтированной улице. Днём было видно, насколько она отличается от всех других. Здесь, очевидно, жили богатые люди. Дома были обнесены высокими деревянными заборами, хорошо покрашенными и прочными. Казалось, что это не улица, а бесконечный коридор с деревянными стенками.

– Как вы думаете, где мне надо работать? – все тем же неуверенным тоном спросила Ольга.

– То есть как это где? – переспросил Астахов. – На Сахалине, конечно. Ведь вы на Сахалин приехали?

– Но Сахалин-то большой, – нетерпеливо ответила Ольга. – Так как же: остаться мне здесь, в центре, или поехать куда-нибудь в другое место?

Ей показалось, что Астахов хотел что-то сказать, но сдержался.

– У вас есть какой-нибудь выбор? – после паузы спросил он.

– Нет, – ответила Ольга, – мне ещё никто ничего не предлагал, я только сейчас пойду разговаривать. Но ночью я думала… Словом, мне хотелось бы решить этот вопрос для себя.

– Не знаю, что вам посоветовать, – сказал Астахов. – Думаю, что нужно работать там, где вы нужнее и… где вам интереснее.

Ольге опять показалось, что Астахов сказал не то, что ему хотелось. Но это не обидело её. Она только почувствовала непреодолимое желание заставить его высказать ей то, что он действительно думает.

– Знаете, – вдруг сказала она, – мне очень жалко, что вы не имеете отношения к медицине.

– Это почему же?

– Я хотела бы работать вместе с вами.

Астахов растерянно взглянул на Ольгу. Эта девушка путала все его представления о людях. Он никак не мог определить, кто же она, в конце концов, где у неё кончается ребячливость и начинается серьёзность, кокетничает она или говорит искренне. Астахов очень хотел сказать ей: «Что же, это дело поправимое, поезжайте на Курилы, там тоже врачи нужны, и ещё как!» – но не решился и вообще ничего не сказал.

Молчание Астахова почему-то обрадовало Ольгу. Некоторое время и она молчала.

– Вы когда уезжаете? – спросила она наконец.

– Всё зависит от погоды. Вероятно, завтра,

– Как туда ехать, на Курилы?

– Не ехать, а плыть. А моряки говорят: идти. Через Охотское море, а потом немного по Тихому океану.

– Тихий океан… – задумчиво сказала Ольга. – Он всегда казался мне каким-то далёким и почти нереальным. Чёрное море, Балтийское – это понятно… Никогда не думала, что буду где-то рядом с Тихим океаном. Скажите, а здесь акулы водятся?

Астахов недоуменно посмотрел на неё:

– Где это здесь?

– Ну, не в городе, конечно, а в этих морях. В Охотском, например?

– Водятся, – сухо ответил Астахов.

Они подошли к зданию обкома. Ольге надо было идти в здравотдел.

– Вы ночевать будете на старом месте? – спросила она Астахова.

– Очевидно, – ответил Астахов. Они расстались.

В облздравотделе неистово стучала машинка. В той комнате, где вчера сидела одинокая секретарша, толпились люди. В коридоре лежали кипы военно-полевых санитарных комплектов. Секретарша первая увидела Ольгу.

– Идите скорее! – быстро заговорила она. – Заведующий сегодня утром приехал. Я ему говорила о вас. Ох, и досталось мне, что я вас отпустила!… Где вы ночевали сегодня?

Тараторя без умолку и протискиваясь между людьми, она вела за собой Ольгу.

В соседней комнате сидел заведующий облздравотделом, пожилой рыжеватый человек в морском кителе.

– Здравствуйте, – сказал он, как только Ольга и секретарша появились на пороге. – Вы и есть Леушева?

– Да, я Леушева.

– Ну и досталось мне за вас от товарища Русанова! – сказал заведующий, выходя из-за стола и протягивая Ольге руку.

– Кто такой товарищ Русанов? – растерянно спросила Ольга.

– Будто не знаете? – с хитрой улыбкой сказал заведующий. – Секретарь обкома. Были вы у него?

– Я… нет, – смутилась Ольга. – Впрочем…

– Да я вовсе не обижаюсь, – с улыбкой прервал её заведующий, – не думайте, что я в претензии. Пошли – и правильно сделали. Где вы ночевали?

Ольга ответила.

– Так, – сказал заведующий, снова садясь за стол и указывая Ольге на маленькую табуретку рядом. – Будем решать, куда вас направить.

Заведующий облздравотделом, расстелив на столе военную карту-пятикилометровку, ткнул пальцем в чёрный кружок рядом с голубым цветом моря и сказал:

– Думаем направить вас сюда. Это районный центр, так что вам на первых порах помогут. Врачи там нужны до зарезу. Согласны?

Ольга кивнула головой. Ей, в сущности, было всё равно, куда ехать.

Вечером Ольга вернулась в общежитие с путёвкой в кармане. Она направлялась в распоряжение Танакского райздравотдела на западное побережье Сахалина.

Весь вечер она бродила по дому, поджидая Астахова. Он вернулся совсем поздно.

– Я тоже завтра уезжаю, – сказала Ольга, будто она только и ждала его затем, чтобы сообщить о своём отъезде; ей вдруг сделалось очень грустно.

– Вы недовольны своим назначением? – спросил Астахов.

– Нет, почему же…

Они сидели на скамеечке в пустой большой комнате, перед низким бильярдным столом.

– А я, очевидно, поеду через несколько дней. Пароход грузится, – сказал Астахов.

«Если бы вы предложили мне поехать на Курилы, я бы согласилась», – мысленно произнесла Ольга и покраснела. Она испугалась, что он всё-таки мог услышать её слова.

– Сколько времени идёт туда пароход? – в замешательстве спросила она.

– При благоприятных условиях около двух суток.

– Приеду как-нибудь в гости посмотреть, как вы там живёте, – с напускной беспечностью сказала Ольга; Астахов внимательно взглянул на неё.

– Правда? – спросил он, потом улыбнулся и махнул рукой. – Испугаетесь.

– Нет, не испугаюсь, – упрямо сказала Ольга.

И Астахов почувствовал, что он был бы очень рад, если бы Ольга получила назначение не на западный берег Сахалина, а в Нижне-Курильск, в район, который он уже привык считать своим. Ему хотелось, чтобы эта девушка всегда была рядом с ним. Он не пытался разбираться в своих чувствах, просто ему хотелось, чтобы она была рядом.

– Что же, приезжайте, – сказал он, не глядя на Ольгу.

На этом они расстались. Ольга ушла в нишу, а Астахов стал устраиваться на своём бильярдном столе.

Спать ему не хотелось, и он, лёжа на спине с закрытыми глазами, принялся мысленно восстанавливать все подробности сегодняшнего дня. Утром он был в обкоме, в отделе кадров, просматривал личные дела коммунистов, которых предполагалось послать вместе с ним на Курилы. Затем побывал в облторготделе, где ему сообщили, что всего лишь две недели назад на Курилы отправлен пароход с продовольствием. Два часа он провёл с уполномоченным Министерства рыбной промышленности, – на том же пароходе были отправлены на Курилы орудия лова. Астахов просмотрел накладные, чтобы точно представить себе, что уже есть на Курилах и что ещё надо требовать. Словом, он весь день провёл в хлопотах, разговорах и спорах. И теперь, лёжа на бильярдном столе, он снова переживал этот день, снова спорил, возражал, доказывал, пока наконец не остановился на вечерней встрече с Ольгой.

Теперь ему казалось, что он сделал большую ошибку, не уговорив её поехать на Курилы.

«Но, с другой стороны, зачем ей ехать на Курилы? – спрашивал он себя. – Зачем ей, неопытной городской девушке, ехать в такую даль, подвергать себя лишениям и опасностям?» Если бы она сама, добровольно решила ехать на Курилы, он, Астахов, был бы очень рад. Но уговаривать её только потому, что ему хочется, чтобы она была рядом с ним, – нет, он не имеет права так поступать.

Астахов резко повернулся на бок. Но от того, что он переменил положение, ход его мыслей не изменился. Он стал думать о том, что напрасно они с Ольгой сейчас расстались, ведь спать не хочется, и лучше было бы посидеть и поговорить. Астахов уже совсем решил встать и пойти посмотреть, спит ли Ольга, но в последнюю минуту раздумал. Пролежав ещё час или два, он всё время старался не думать об Ольге и всё время думал о ней. Наконец он заснул.

…А Ольга на другой день встала рано утром и, чтобы не встретиться с Астаховым, сразу ушла из дома. Только вечером она забежала на минуту, чтобы взять чемодан, а через час уже сидела в поезде и ехала в Танаку, к месту своей работы.

Пристроившись у окна в маленьком прокопчённом насквозь вагончике, Ольга уговаривала себя, что она поступила правильно, что ей не надо было видеться с Астаховым, что это чёрт знает куда может завести, что она приехала сюда для работы и должна немедленно приступить к делу.

То, что Астахов, которого она, в сущности, так мало знала, стал ей небезразличен, казалось Ольге проявлением слабости и легкомысленности её характера. Теперь, убеждая себя в том, что ей следует гордиться своим поспешным отъездом, своей силой воли, она всё-таки не переставала думать об Астахове, о том, где он сейчас, что делает, вспоминает ли её, огорчил ли его или прошёл незамеченным её поспешный отъезд.

Так, то засыпая, то просыпаясь, когда поезд нырял в очередной туннель, и всё время думая об Астахове, Ольга добралась до Танаки.

ГЛАВА IV

Доронин приехал в Танаку поздно ночью. Маленький паровоз, с трудом тащивший за собой пять крохотных чёрных вагонов, остановился в полной темноте и, казалось, облегчённо вздохнул. Выйдя из вагона и сделав несколько шагов в сторону, Доронин уже ничего не видел вокруг себя. Тёмный поезд словно растворился в непроницаемом ночном мраке.

Дул холодный, влажный ветер. Откуда-то издалека доносился мерный, то затихающий, то нарастающий шум. Точно что-то огромное, неимоверно тяжёлое с трудом громоздилось куда-то ввысь и, не достигнув вершины, низвергалось с шипением и грохотом. Доронин понял, что это и было море.

Он двинулся наугад по направлению к этому шуму. Вскоре вдалеке показалась цепочка слабо мерцавших огоньков, над ней другая, третья. Это было похоже на Большую Медведицу, если смотреть на неё в очень тёмную ночь. Городок, видимо, был расположен на сопках.

Стояла полная тишина, только где-то совсем рядом мерно шумело море. Не было видно ни души. Домики, в которых не светилось ни одно окно, выглядели ещё более лёгкими, чем в Средне-Сахалинске. Соседство этих непрочных построек с громадой моря показалось Доронину неестественным.

«Как же мне найти этот рыбокомбинат? – подумал он. – Даже спросить не у кого!»

Море на секунду затихло. Оно ползло где-то рядом, шурша галькой и подкрадываясь, как огромный хищный зверь. И, словно наконец решив, что скрываться больше ни к чему, оно с внезапным грохотом изо всей силы ударило о берег.

Доронин остановился в испуге. Брызги не долетели до него, но он отчётливо ощутил сырое дыхание моря и невольно сделал несколько шагов в сторону.

«Вот уж это надо бросить! – с досадой на свой испуг подумал он. – Мне придётся жить здесь, на берегу, и, вероятно, не раз выходить в море. Я должен побороть в себе этот страх».

Он пошёл вдоль берега и скоро различил в темноте длинное узкое строение.

– Кто идёт? – окликнул его чей-то молодой уверенный голос.

Доронин облегчённо вздохнул.

– Рыбокомбинат здесь, товарищ? – спросил он.

– Здесь, – ответили из темноты. – А вы кто такой будете?

– Как бы мне какое-нибудь начальство отыскать? – не отвечая на вопрос, сказал Доронин.

Из темноты вышел человек и посветил карманным фонариком прямо в лицо Доронину. Тот зажмурился, но фонарик тотчас же погас, и Доронин смог разглядеть своего собеседника. Это был молодой парень в пилотке и ватнике, подпоясанном ремнём.

– Вы откуда будете? – снова спросил парень.

– Сейчас из области приехал, а вообще – с материка,

– Все с материка. Вам кого надо-то?

– Давай директора, – весело сказал Доронин,

– Директор спит.

– Придётся разбудить.

– Нет уж, – твёрдо сказал парень, – если вы на работу прибыли, то давайте в барак…

– А ну, друг, быстро веди меня к начальству. Ясно? – коротко приказал Доронин тем тоном, который безошибочно действовал на фронте на слишком несговорчивых часовых чужих подразделений.

Расчёт оказался верен. Парень весь как-то подтянулся, – Есть, – сказал он.

Они прошли мимо тёмных бараков, вошли в дом и поднялись по ветхой деревянной лестнице.

– Может, вам не так срочно? – нерешительно спросил парень, останавливаясь перед дверью.

Его забота о директоре тронула Доронина: он вспомнил своего ординарца, погибшего в сорок третьем под Любанью.

– Не волнуйся, стучи, директор ждёт меня.

Парень осторожно постучал.

– Кто? – спросил за дверью женский голос.

«Однако, – подумал Доронин, – мой предшественник устроился тут совсем по-семейному. Жена, детишки, наверное…»

– К вам тут приехали, говорят – срочное дело, – неуверенно сказал парень.

Дверь открылась. На пороге стояла женщина лет двадцати восьми, невысокого роста, в синем комбинезоне. Её густые волосы были наспех зачёсаны назад, и только одна русая прядь свешивалась на лоб.

– Извините, пожалуйста, – смущённо сказал Доронин, – мне нужен исполняющий обязанности директора комбината.

– Это я, – сказала женщина, – проходите. – У неё был негромкий, грудной голос.

Доронин не двинулся с места.

– То есть как это вы? – пробормотал он.

– Очень просто. Вы ведь Доронин? Меня известили о вашем приезде. Ну, чего же вы… словно к полу приросли? Спасибо, Нырков, – кивнула она парню, все ещё стоявшему поодаль, – можешь идти.

Доронин вошёл в комнату. Горел электрический свет. Женщина поправила одеяло на постели.

– Давайте знакомиться, – сказала она. – Вологдина Нина Васильевна. Да что вы смотрите на меня, точно на осьминога? Ставьте же чемодан.

Вологдина говорила серьёзно, но казалось, что она с трудом удерживает улыбку.

– Видите ли, – начал Доронин, – меня не предупредили…

– Что я женщина?

– Да нет… – совсем смешался Доронин. – Словом… словом, вот я прибыл.

– Что верно, то верно, – сказала Вологдина и вышла из комнаты.

«Вот так штука! – подумал Доронин. – Почему же мне не сказали, что тут женщина заправляет?…»

Он осмотрелся. Кроме железной, наспех застеленной кровати, в комнате стояли письменный стол и продавленное плетёное кресло. Над столом висело что-то похожее не то на картину, не то на чертёж. На желтоватой, точно посыпанной песком земле симметрично расположились лёгкие, изящные строения. За ними или, вернее, над ними, ибо чертёж был лишён всякой перспективы, голубело неподвижное море, совсем такое, как где-нибудь в Крыму. Под всем этим на деревянной раме виднелись какие-то иероглифы.

В комнате было холодно. Свежий морской ветер свободно проникал сюда сквозь огромные, неплотно закрытые окна. Кроме того, и в стенах тоже, по-видимому, были щели.

Вернулась Вологдина. Она гладко причесала волосы, и русая прядь больше уже не свешивалась у неё на лоб.

– Я поставила чайник, – сказала она, – надо же напоить начальство с дороги. Тем временем мне приготовят комнату.

Доронин внимательно посмотрел на Вологдину. У неё были тонкие, но не злые губы и чуть насмешливые глаза.

– Насчёт комнаты отставить, – сказал Доронин, – вы будете спать здесь, а я…

– Не выдумывайте, пожалуйста, – прервала его Вологдина, усаживаясь на кровать. – Скажите-ка лучше: вы к нам откуда?

– Из Ленинграда.

– Я не о том. С каких промыслов?

– Собственно… я не с промыслов.

– Из главка?

– Нет. Я… очень давно работал по рыбе. Лет десять назад. Потом служил в армии. Я кадровый.

– Но мне передали, что вы назначены директором нашего комбината. Так?

– Говорят, что так.

– Интересно, – неопределённо сказала Вологдина; она явно была разочарована и не думала этого скрывать.

Доронин почувствовал себя задетым. Разве он не доказывал в Москве, что давно отстал от рыбного дела? Разве он приехал сюда по собственной воле?

– Вы, кажется, недовольны моим приездом? – сухо спросил он.

– Нет, что вы! – холодно ответила Вологдина, подымаясь с кровати. – Начальство знает, что делает.

Она снова вышла из комнаты и вскоре вернулась с чайником.

Это был огромный чайник, какие часто можно видеть в поездах дальнего следования. Вологдина несла его в одной руке, а другой держала за ушки две крошечные японские чашечки. Разлив чай и снова присев на кровать, она сказала:

– Пейте.

Доронин пододвинул к себе чашечку. Некоторое время они пили молча.

– Что это означает? – спросил наконец Доронин, указывая на чертёж, висевший над столом. – Не наш ли комбинат?

– Да, – рассеянно ответила Вологдина. – Таким он, должно быть, снился японцам. А на деле то были сараи и вообще… сплошная кустарщина. Да сейчас и того хуже. Все сожгли, разрушили… – Она помолчала и вдруг спросила: – Вы на море-то когда-нибудь бывали?

Доронин понял, что, отвечая на его вопрос, она думала совсем о другом.

– Нет, – спокойно сказал он, – если не считать пригородных рейсов по Финскому заливу.

Раздражение, которое овладело им несколько минут назад, внезапно улеглось. Он видел, что Вологдина не чувствует к нему ни доверия, ни уважения. Но это теперь не сердило и не обескураживало его. Ему даже нравилось грубоватое прямодушие этой женщины с внимательными, чуть насмешливыми глазами.

«В сущности, она права, – усмехаясь про себя, думал Доронин. – Поди-ка, поруководи здесь таким комбинатом! Вот она и надеялась, что приедет директор, бывалый человек, и ей станет хоть немного легче. А приехал какой-то вчерашний солдат, который и моря-то никогда толком не видел. Откуда ей знать, что этот солдат и сам доказывал, что его не надо посылать на рыбу?…»

И странно, – чем откровеннее Вологдина выказывала своё пренебрежение к нему, тем Доронин острее ощущал уверенность в собственных силах.

– Ну, – сказал он, отставляя чашечку, – теперь, может быть, разрешите и мне вами поинтересоваться?

– Пожалуйста, – хмуро отозвалась Вологдина.

– Что же, – улыбаясь, сказал Доронин, – начнём в том же порядке. Откуда прибыли?

– Ниоткуда, – ответила Вологдина. – Я местная.

– То есть?

– Дальневосточница.

– Рыба – ваша специальность?

– Да. Сюда назначена начальником лова. По необходимости замещаю директора. – Она резко поднялась. – А теперь я пойду. Вам нужно отдохнуть с дороги. О делах поговорим завтра.

– Вы больше ничего не хотите мне сказать? – спросил Доронин.

– Нет, – ответила Вологдина и пошла к двери.

– Вот что, – твёрдо сказал Доронин, поднимаясь и беря свой чемодан, – спать вы будете здесь. На этой постели.

– Но…

– Давайте прекратим дискуссию.

…Он спустился по лестнице. У крыльца, прячась от ветра, стоял Нырков.

– Слушай-ка, – сказал Доронин, – тут где-то помещение приготовили…

– Для Нины Васильевны? – отозвался Нырков,

– Там буду спать я. Покажи, как пройти.

Нырков привёл Доронина в крошечную комнатку, почти всю площадь которой занимала железная кровать, покрытая серым солдатским одеялом. В углу стояло ведро воды.

– Вот, – сказал Нырков.

– Спасибо, – поблагодарил его Доронин, ставя чемодан и снимая пальто. – Ты давно здесь?

– Я-то? – переспросил Нырков. – Да уж второй месяц пошёл…

– Откуда прибыл?

– Из армии. После демобилизации, значит,

– Пехотинец?

– Сапёр. Отделением командовал.

Доронин сразу почувствовал симпатию к этому парню.

– А сам из каких мест?

– Брянский.

– Дом-то уцелел?

– Восстановили.

– Женат?

– Женатый, родители есть.

– Я тоже из армии, Нырков, – зачем-то сказал Доронин, садясь на постель. – Ты где воевал?

– На Западном… В Венгрии закончил.

«На Западном», – повторил про себя Доронин. Так говорили здесь, на Дальнем Востоке.

– А на Восточном?

– И на Восточном довелось.

– А я в Прибалтике воевал, – после паузы сказал Доронин.

– В каких местах? – спросил Нырков словно с недоверием.

– Выру, Цесис, Рига.

На лице Ныркова мгновенно появилась улыбка.

– Да это же наши места! – радостно воскликнул он. – А в каком, извиняюсь, звании были?

– Майор.

– Здорово! – удовлетворённо сказал Нырков,

– Чего же ты в такую даль забрался? Почему к себе в Брянскую не вернулся? – спросил Доронин.

– Остановиться не мог, товарищ майор, – со вздохом сказал Нырков.

– То есть как это?

– А так. Шёл, шёл… тут тебе Пруссия, Румыния, Болгария, Венгрия, тут тебе Корея, Маньчжурия… Весь шар земной под ногами вертится. Ну вот, объявилась новая земля – Сахалин, дай, думаю, и эту землю освою.

Доронин рассмеялся.

– Ну и как? Осваиваешь?

– Трудная земля, – задумчиво ответил Йырков. Они помолчали.

– А как тут люди, – спросил Доронин. – Эта… Вологдина как?

Он не хотел спрашивать о ней. Вопрос вырвался у него невольно.

– Нина Васильевна? – переспросил Нырков. – Ого! Генерал-лейтенант! Её у нас и зовут генеральшей. Корпусом свободно может командовать.

– Да? – суховато сказал Доронин. И добавил: – Спасибо, Нырков. Не буду тебя больше задерживать.

– Есть, – отозвался Нырков. – Спокойно отдыхать!

Он ушёл, а Доронин снял сапоги и с удовольствием растянулся на кровати.

«Через несколько часов, – думал он, – настанет утро, и я должен буду приступить к работе. Но с чего начать? С чего?…»

По дороге в Танаку Доронин предполагал, что старый директор введёт его в курс дела и ему удастся, не выказывая прямо своей неопытности, исподволь включиться в работу.

Но теперь всё складывалось иначе. Нечего было и думать, что Вологдина с её характером станет вводить его в курс дела…

«Ладно, утро вечера мудренее, – сказал про себя Доронин. – Посмотрим, что это за премудрость такая – ловить рыбу на Сахалине!»

Он повернулся на бок и тотчас крепко заснул.

Когда он проснулся, в окно светило неяркое утреннее солнце. Доронин вскочил и выглянул за дверь в поисках умывальника. Не найдя его, он взял стоявшее в углу ведро с водой, вышел на улицу и умылся. Потом наскоро, чуть намыливая кожу, побрился. При этом дважды порезался, что с ним случалось очень редко.

Покончив с бритьём, Доронин отправился в контору.

Ещё на лестнице до него донёсся гул человеческих голосов. Доронин вошёл в комнату, которая была полна людей в ватниках и прорезиненных комбинезонах. Их высокие сапоги были покрыты блёстками рыбьей чешуи, похожими на гривенники. Пахло рыбой и морем.

Люди со всех сторон окружили стол, за которым сидела Вологдина.

Когда Доронин вошёл, она мельком взглянула на него и громко, покрывая голоса людей, сказала:

– Тихо! Не все сразу. Говорите по очереди. Вот хоть ты, дядя Ваня.

– Чем яруса обновлять, генеральша? – заговорил дядя Ваня – огромного роста человек в брезентовых штанах, выпущенных поверх сапог. – Где поводец? – Он растопырил свои большие красные сплюснутые пальцы. – Ты скажи: можно без дели лососёвый невод латать? А? Говорили третьёводни – дель подвезут, а где она, дель? Чем горбушу брать будем? Ведь не сегодня-завтра пойдёт!…

– Ясно, – сказала Вологдина. – Ну, а вы что, Николай Матвеевич?

Стоявший чуть поодаль мужчина средних лет, в тёплом городского покроя пальто решительно сказал:

– Что-нибудь одно, Нина Васильевна: или давайте людей, или берите их совсем. Что это за система – вчера дали плотников на ремонт оборудования, а сегодня отправляют их на лесозаготовки! Я прошу, по крайней мере, оставить на заводе людей по этому списку…

Он вынул из кармана смятую четвертушку бумаги и положил её на стол.

– Так… – неопределённо сказала Вологдина, разглядывая четвертушку. – Ну, а ты что, Нырков?

– Нина Васильевна, – торопливо и возбуждённо заговорил Нырков, – сегодня опять те же люди в море ушли. А молодёжь снова без кунгасов. Куда же это годится? Ведь решено было очерёдность ввести… Ребята деньги проедают, а заработков никаких. Как тут работу вести?

– Ясно, – повторила Вологдина и медленно обвела взглядом стоявших перед ней людей. – Ты, Воронов, конечно, по поводу судоремонта? Нечем конопатить, верно? Ты, Андрей Андреевич, насчёт посольных чанов? Ты, Феоктистов, по поводу жилья…

– Все, все с одними делами! – закричал дядя Ваня,

– Жилья нет, дели нет, пакли нет!…

И притихший было шум возобновился с прежней силой. Перебивая друг друга, люди кричали о жилье, о пакле, о судоремонте, о чанах, о кунгасах, упрашивали, требовали, грозили…

Вологдина резко поднялась из-за стола.

Мгновенно наступила тишина.

– Вот что, товарищи, – негромко сказала Вологдина, – всё это я слышу каждое утро. Уже наизусть заучила. Того, что я делаю, видимо, мало. Вы недовольны, и я вас понимаю. Но, – она повысила голос, – к нам назначен новый директор. Теперь со всеми вопросами прошу обращаться к нему. Вот он стоит, знакомьтесь.

Обернувшись к стоящему у окна Доронину, она вышла из-за стола.

Было по-прежнему тихо. Десятки глаз внимательно смотрели на нового директора. Закусив губу и не глядя на Вологдину, он медленно прошёл к столу.

– Я прибыл сюда сегодня ночью, – сказал Доронин, вглядываясь в обращённые к нему лица. – Ответить на ваши вопросы, естественно, ещё не могу. Мне нужно сначала войти в курс дела. Поэтому наш разговор придётся отложить. Прошу товарищей разойтись по местам.

Стоявший прямо перед ним дядя Ваня с разочарованным видом развёл руками. Кто-то недовольно протянул: «Вот тебе и на!» Кто-то тихонько присвистнул. Люди нехотя поворачивались и один за другим шли к выходу.

Последней медленно пошла к двери Вологдина.

«Как она могла так поступить? – глядя ей в спину, думал Доронин. – Нет, с этим надо покончить. Такие вещи не должны повторяться».

– Товарища Вологдину прошу остаться, – решительно сказал он.

Вологдина вздрогнула и обернулась.

Доронин продолжал стоять у стола. Он спросил напрямик:

– Для чего вы устроили эту демонстрацию?

– Почему демонстрацию? – чуть прищурившись, сказала Вологдина. – Разве в функции директора не входит разрешение важнейших производственных вопросов?

– Не лицемерьте, – резко ответил Доронин. – Вы прекрасно понимаете, о чём идёт речь. Ваше поведение недопустимо. Ещё одна такая сцена…

– И вы меня уволите? – закончила Вологдина; на лице её появилось злое выражение.

– Если понадобится – уволю, – коротко сказал Доронин. – Сядьте. – Он кивнул на стоявшее перед столом плетёное кресло.

Вологдина с подчёркнутой неохотой вернулась и села.

– Зачем вам понадобилась эта демонстрация? – снова спросил Доронин. – Зачем вы разыграли всю эту сцену, вместо того чтобы по-деловому вместе со мной приступить к работе?

– Вы директор и обязаны разрешать все вопросы, – упрямо повторила Вологдина. – А если не можете, не умеете… пусть вам будет стыдно.

– Вы сами могли разрешить эти вопросы, – начал было Доронин, не обращая внимания на её последние слова, но она вскочила с кресла и прервала его: