Текст книги "Первое ракетное соединение нашей страны"

Хроника ракетчика Бориса Соболя

Иконников Николай Васильевич, полковник в отставке

– Попал я в армию случайно. И случай бросил каждого в Кап. Яр, – так поётся в песне о ракетно-космическом полигоне Капустин Яр, образованном в Советском Союзе в мае 1946 года под официальным названием 4 Государственный центральный полигон Министерства обороны, с почтовым ящиком «Москва-400».

В 1946 году полигон обосновался и стал обустраиваться на базе села Капустин Яр, известного ещё до нашествия Наполеона. Описание этого места попало в знаменитую энциклопедию Брокгауза и Ефрона за 1895 год, а также в дореволюционные словари. В одном из них говорится: «Русское поселение на развалинах Сарая [столица Золотой Орды] возникло в начале XIX века, в 1805 году. А именно, когда поселённые выходцы из Воронежской губернии перешли на Ахтубу и, зачисленные в возницы эльтонской соли, водворились на этом месте». Село в дореволюционное время было настолько богатым, что, как видно на фотографии, в центре стояли солидные каменные дома с изысканными архитектурными украшениями.

 
В селе тогда в Кап. Яре
Автобус не ходил, не ездили трамваи.
Зато тогда не диво был верблюд,
На встречу ветеранов пусть его пришлют.
 

Ф. И. Тютчев, дипломат, поэт.

Так мы, отставники, вспоминали наше прошлое житьё-бытие. Действительно, по традиции встреча ветеранов полигона Капустин Яр в шестидесятые и далее годы проходила в сквере столичного Большого Театра. На фотографии 13 мая 1976 года запечатлён Борис Моисеевич Соболь, который на правах начальника «досматривает» содержимое портфеля бывшего подчинённого Николая Иконникова.

Б. М. Соболь (слева) «досматривает» содержимое портфеля Н. В. Иконникова на демонстрации.

Центр села Капустин Яр, улица Ленина. Фото 1952 года.

Однажды офицеры испытательного управления после работы на шахтном ракетном комплексе возвращались на автобусе в родной городок, носивший проектное на звание площадка № 10. Путь не близкий, более сорока километров. Ездили мы на технические, стартовые позиции и на мотовозе, и на грузовых машинах, потом на автобусах, и, конечно, на попутном транспорте.

Да, трамвая мы так и не дождались в Кап. Яре. Но по рельсам катались на работу и с работы. Когда полигон встал на ноги, то одним из основных видов транспорта при езде из военного городка на площадки оказался так называемый мотовоз. Что такое мотовоз? Это не что иное, как тепловоз с прицепленными к нему вагонами. В словаре дана такая расшифровка этого технического средства: локомотив с двигателем внутреннего сгорания небольшой мощности, для маневровых и вспомогательных работ на магистральных, подъездных и других железнодорожных путях.

Такой вид транспорта является неотъемлемой достопримечательностью не только полигона в астраханской степи, но и других ракетно-космических полигонов – Тюратама, Плесецка. Каждый рабочий день для тех, кто работал на площадках, за исключением начальства, начинался и заканчивался мотовозом. К моменту моего увольнения в 1975 году площадки располагались за сорок или за пятьдесят километров. До ближайшей площадки, на которой размещена техническая позиция, было всего лишь четырнадцать километров. Случалось, что этот путь преодолевали пешком, не было даже попутных машин. Трудности нас не пугали, мы получили добротную закалку. Автор этих строк, например, перестал играть в волейбол в свои 85 лет.

Народу перевозилось на мотовозе много, поэтому ходил целый состав из десяти вагонов стандартного плацкартного типа. У каждого был вагон, в котором обреталась по интересам своя компания.

Сослуживец Маркс Цыганов, служба которого на полигоне проходила только на дальних площадках, в поэтической форме вспоминал мотовозную эпопею:

 
Кто баллистику раскрыл
(сдача кандидатских),
Кто газетою прикрыл
По соседству близких.
 
 
Кто-то бросил взгляд свой вдаль
У окна вагона.
То ли радость, то ль печаль –
В голове садовой.
 
 
Смотрит, думает, молчит…
Иль орлов с читает,
Иль идея, иль почин, –
Ведь никто не знает.
 
 
Так-то едем. С пяти утра
Пятьдесят маршрутных.
А оттуда – кто когда,
Даже на попутных.
 

Бетонная дорога проходит параллельно железнодорожной колее. Едем мы, едем, и вдруг автобус останавливается в степи по команде нашего старшего офицера Соболя. В чём дело? Борис Моисеевич увидел в кювете тепловоз, опрокинутый с рельсового пути. Мы стали зрителями подготовки возвращения этой махины на железную колею. Процесс затянулся, и Соболь дал команду ехать без него. Он, как профессионал-железнодорожник, остался по старой памяти руководить подъёмом тягловой силы. Утром мы, не без гордости за нашего начальника, узнали об успешно проведённой операции. Не мог Борис Моисеевич бросить своих бывших подчинённых железнодорожников заниматься этой довольно редкостной аварией без надлежащего опыта. Вот тогда-то некоторые молодые офицеры и узнали, что ракетчик Соболь, прибывший на полигон из Германии в составе сформированной ракетной бригады генерал-майора артиллерии А. Ф. Тверецкого, стал «заведовать» железнодорожным хозяйством. Дело было не простое. На первых порах вся испытательная и проверочная база размещалась в специально оборудованных поездах. Пошло строительство железнодорожных путей на площадку № 2 (техническую позицию) и № 1 (стенд огневых испытаний и проведения имитации пуска ракеты), а затем и на стартовые площадки. Мне довелось по службе работать в архиве полигона, и я был поражён, что рельсы для строительства дорог на полигоне лично выделял не кто-нибудь, а могущественный Лаврентий Берия. На документе стояла его подпись, а на рельсах можно было увидеть клеймо германского концерна Круппа.

Возникали по службе и нештатные операции житейского характера, для решения которых привлекался офицер Соболь. Как правило, выбор исполнителя исходил лично от начальника полигона генерал-полковника Вознюка Василия Ивановича. Он отлично знал способности своих подчинённых и, что называется, буквально дорожил кадрами. Генерал Вознюк боевым офицером прошёл фронт. Он очень хорошо знал жизнь, прекрасно разбирался в людях. Главная черта этого человека, бросавшейся в глаза с первого знакомства, это то, что он был отличным психологом. Соврать ему, исказить факты, приукрасить положение дел было практически невозможно. И не потому только, что он обладал информацией, получаемой из различных источников, причём раньше всех, но и потому, что очень хорошо знал подчинённых, сразу жёстко оценивал достоверность доклада. Он знал не только служебные качества офицера, но и его семейную жизнь: дружно ли живёт с женой, не скандалист ли и так далее.

При его начальствовании, а генерал возглавлял полигон с момента образования в течение 27 лет, с 1946 по 1973 год (уникальный случай по длительности на генеральской должности в Вооружённых Силах СССР), большая часть офицерского состава имела солидные сроки пребывания на полигоне. Немало случаев, когда поступивший на полигон новичок в звании лейтенант становился там же генералом. Это, например, заслуженные офицеры: Степан Царенко, Виктор Желтаков, Евгений Михеев, Геннадий Лексин и другие. Полигон ко всему прочему – это кузница ракетчиков в звании генерал. То, что ветераны полигона являлись признанными профессионалами в своём деле – это очевидно. Стабильность с кадрами обеспечивала высокую степень безаварийной работы на ракетно-космическом полигоне, а случавшиеся редчайшие катастрофы не имели столь трагических последствий, как на космодромах Байконур или Плесецк. Конечно же, офицерский состав тяготился службой вплоть до пенсии в астраханской степи, не имея возможности перевода в солидные города, не говоря про республиканские столицы. Некоторые офицеры считали себя заложниками службы в Кап. Яре. На полигоне в ходу была по этому поводу печальная шутка.

– Какой твой любимый город? – спрашивают у ветерана ракетчика.

– Капустин Яр, – слышит он в ответ.

– А какая твоя любимая песня?

– Прощай, любимый город!

Борис Моисеевич Соболь разделил судьбу ветеранов, прослуживших десятилетия на полигоне. Прибыв из Германии в 1946 году, полковник Соболь через тридцать лет ушёл на пенсию, и перебрался с семьёй в город Железнодорожный. Это место ещё с царских времён известно под названием Обираловка, связанное с разбойным промыслом в XIX веке. Теперь здесь большой подмосковный город, приютивший целый поток отставников из Кап. Яра. Тогда же одиноко стояло станционное здание, кругом шумел глухой лес. Именно на этой станции Лев Толстой описал трагическую гибель Анны Карениной, мятущаяся натура которой не выдержала любовного краха.

В сентябре 1956 года на полигон прибыло правительство страны во главе с лидером Никитой Хрущёвым, в окружении высшего командования Советских Вооружённых Сил, Генерального штаба, военных округов и группировок наших войск за рубежом. Проводился показ могущества ракетного вооружения с пусками ракет, в том числе залпом. Фактически это были первые учения с новым, ещё на стадии формирования, видом Вооружённых Сил страны. Ракетные войска стратегического назначения были созданы год спустя, 17 декабря 1959 года. Как было объявлено, РВСН предназначены в первую очередь для реализации мер ядерного сдерживания при угрозе агрессии и в ходе войны с применением обычных средств поражения и другими не менее важными стратегическими задачами оборонного характера в соответствии с военной доктриной Советского Союза, а теперь – Российской Федерации.

Никита Сергеевич отказался жить в гостинице на площадке № 2, которая фактически была общежитием офицеров, работавших на ближайших площадках. Там приютились маршалы и высший генералитет, которые оказались фактически в условиях коммунальной квартиры с её прелестями. Правда, клопов там не наблюдалось, что могу подтвердить личными впечатлениями. Иногда приходилось там провести ночь, другую, чтобы с раннего утра двигаться вместе с ракетой на стартовую позицию. Однако на этажах круглосуточно дежурили младшие офицеры, выполнявших обязанности своего рода «камердинеров». Они были настолько заинструктированы, что иногда ограничивали свободу даже передвижения генералитета, – случались казусы. Однажды один из маршалов пытался прошмыгнуть с шахматной доской в соседнюю комнату к партнёру, но был остановлен старшим лейтенантом Борей Е., который непроизвольно обратился к человеку в пижаме с грозным вопросом:

– Вы куда?

Пожилой человек хотя и был в пижаме, но на полигон-то прибыл Маршал Советского Союза. Военачальник даже опешил, – не ожидал подобной строгости к сохранению имущества. Однако он не вышел из себя, не стал читать мораль, а только примирительно сказал:

– Сынок, мы поиграем, и я верну доску назад. Ты не волнуйся, я тебя понимаю.

Этих «камердинеров» строжайше инструктировали из видов обеспечения безопасности. Надо было бдительно следить и не допускать вноса, выноса каких-либо предметов, в том числе и для досуга. Поэтому маршал и ограничился клятвенным заверением вернуть шахматы на место. Карьера этого офицера не пострадала, он служил под моим началом на командном пункте полигона, ушёл на пенсию в звании подполковника.

А тогда, во время показа ракетного вооружения мне довелось быть в группе офицеров, дежуривших на случай каких-либо нештатных операций, их последствий на стартовых площадках. Мне предлагали даже вести репортаж по громкой связи для высокого начальства. Однако одним из моих командиров было сделано предупреждение, что Иконников обязательно «будет нести отсебятину», не придерживаясь написанного и утверждённого сценария. Вёл репортаж майор Микенелов, ведущий специалист наземной системы радиоуправления дальностью полёта ракеты.

Первый секретарь ЦК КПСС и Предсовмина Хрущёв обитал в вагоне, оборудованным со всевозможным бытовым комфортом. Возникла проблема водоснабжения этого «жилья». Вода, как мы знаем, нужна не только для омовения, но и для кухни, и для канализации. Важную задачу по её доставке поручили офицеру Соболю, мол, вагон – это твоё хозяйство. Надо заметить, что начальник полигона генерал Вознюк отменно знал своих подчинённых и не раз поручал офицеру Соболю неординарные задания, не сомневаясь в успехе дела. На этот раз дело было настолько важным, что Соболя инструктировал и наставлял начальник всемогущего КГБ, затем начальство пониже, – где и как заправлять воду и какого качества. Специальных цистерн не догадались пригнать из Москвы, поэтому пришлось использовать оборудование ракетного комплекса. Взяли машину поновее, с индексом 8Т311, то есть обмывочно-нейтрализационный агрегат на колёсах (универсальная принадлежность первых ракетных комплексов). Они применялись в качестве пожарных машин при подготовке ракет к пуску, а также для нейтрализации пролитых компонентов топлива. На них стояли мощные насосы, которые в короткое время могли выбросить много воды, да и закачивали ёмкость также быстро.

Соболь был человеком решительным и смелым, он зачастую не оглядывался на начальство, а самостоятельно принимал решения. Не подкачал он и на этот раз. Срок ему был поставлен сверхкороткий, высокий гость собирался отдохнуть с дороги. Поэтому Борис Моисеевич не поехал на насосную станцию в военный городок (туда и обратно – это более тридцати километров), а прибыл на ближайший берег Ахтубы, и закачал воду прямо из реки. Опломбировал ёмкость, как его инструктировали, и под расписку сдал «качественную» воду на нужды руководителя страны. В то время о холере в тех краях слышно ещё не было, поэтому риск был невелик. Всё обошлось благополучно и Соболь, как участник обеспечения такого ответственного мероприятия, получил благодарность. Надо заметить, что водопроводная вода в городке была настолько хлорирована, что её практически невозможно было сразу пить. Более-менее чистая вода появилась только в шестидесятые годы. В это время на площади перед главным штабом стояли автоматы с газированной водой, и поздно вечером в жаркую погоду к ним ходил народ наслаждаться холодной газировкой.

Мне тоже пришлось испытать на себе доброкачественность воды в Ахтубе. Однажды, в шестидесятые годы, летним днём так нажарило, что я зашёл в речку поглубже с чайником в руках, наполнил его до краёв, чтобы вскипятить на костре. Жажда одолевала, ждать было долго, и я почти весь чайник выпил там же, стоя в воде. Ощутимых последствий отрицательного характера не наблюдалось. Это место называлось Гнилушей, своеобразная заводь и течения там почти не было. В этом можно убедиться, взглянув на фотографию. На Гнилуше автору данного очерка несколько лет в семейной компании довелось рыбачить, и даже сочинить песню:

 
Встаём сегодня очень рано,
Быстрей бежим за КПП,
Там на Гнилуше, месте старом
Нас ждёт рыбалка на заре.
Ветераны помнят Ахтубу, Гнилушу,
Костёр, палатку, ночёвку, судаков.
Бросай подальше, дальше закидушку,
Ведь счастье есть,
ведь есть у рыбаков.
 

Кстати говоря, забор воды из этой речной идиллии вряд ли мог нанести вред здоровью «нашему дорогому товарищу» Хрущёву. Борис Соболь не зря слыл разумным человеком, он умел расчётливо рисковать.

В 1963 году на полигоне после успешного испытательного пуска из шахты ракеты Р-14У произошла авария с выбросом окислителя – концентрированная азотная кислота. Ядовитая жидкость сжигает органику тела человека, а при вдыхании её пары поражают лёгкие. Страшноватая карти на возникает, когда парит окислитель – тяжёлые бурые облачка или струйки паров постепенно оседают. Бывало, воробьи влетали в такое облако и выпадали из него безжизненным комоч ком. Как будто кто-то сбивал воробушка палкой. Осторожные вороны эти облачка облетали стороной, подозревая опасность.

Вот как описал то событие участник залпового пуска трёх ракет Р-14У полковник Васильев Вячеслав Николаевич. Он в то время в составе боевого расчёта занимался шахтным стартовым оборудованием.

«Осмотрев последний стол [на который ставится ракета] только с уровня 5-го этажа (ниже опускаться не стал, будучи уверенным, что там всё в порядке), я [пишет Васильев] поспешил выбраться наружу. Было жарко, одежда прилипла к телу. Спецкостюм усугублял усталость. Хотелось курить. Я разоблачился и с облегчением направился в курилку. Выкурить успел только половину сигареты, как увидел вдруг поваливший из двух шахт бурый туман. Это значило только одно – концентрированная азотная кислота поступила в эти шахты. И действительно, в шахты попали остатки азотной кислоты из заправочных магистралей через открывшиеся заправочные клапаны. Прои зошло это по вине малоопытного техника, работавшего на пульте управле ния заправкой, и недосмотру контролёров: нашего офицера управления и представителя промышленности.

В третьей шахте выброса окислителя не произошло, так как начальник команды этой ШПУ шахту успел обесточить. В каждую из двух пострадавших шахт было выплеснуто кислоты не так уж и много. Но этого количества вполне хватило, чтобы люди погибли от отравления или полученных тяжёлых ожогов».

В то время автоматизация ракетной техники ещё не достигла такого уровня, при котором неверная, нештатная операция была бы заблокирована автоматикой. Система управления просто не реагировала бы на ошибочную команду, хотя бы оператор продолжал манипулировать на пульте.

Далее мемуарист Васильев остановился на организационных вопросах о происшедшей трагической случайности.

«Генерал Вознюк [начальник полигона] расформировал наш отдел. Офицеров распределили группами по другим отделам. Полковник Яцюта [начальник отдела испытаний наземного оборудования. Участник первого пуска ракеты на полигоне в 1947 году] получил перевод в так на зываемую «Экспедицию» под Загорском Московской области… После Яцюты непродолжительное время нами командовал под полковник Соболь Борис Моисеевич, ранее возглавлявший железнодорожное хозяйство полигона. Соболь зарекомендовал себя деловым и энергичным руководителем. Вне службы – простой и доступный для общения человек. Умница, каких поискать. Жаль, что довелось так мало поработать под его командованием. Между прочим, Борис Моисеевич был беспартийным и его назначение на должность начальника отдела – явление из ряда вон выходящее».

От себя добавлю, что мне довелось участвовать в постановке на боевое дежурство на Дальнем Востоке шахтного ракетного комплекса с ракетой Р-12У. Там старшим контролёром расчёта заправочного оборудования был майор, который упустил возможность предотвращения указанной аварии с гибелью людей. На меня он произвёл впечатление своей грамотностью, был уверен в своих действиях при выполнении технологического графика. В его поведении не наблюдалось какой-либо закомплексованности, связанной с трагической случайностью в Кап. Яре.

Отдел испытаний наземного оборудования, который возглавил наш товарищ Соболь, связан с работой по обеспечению подготовки и пуска ракеты на стартовой позиции. Наземщики, как их величали в обиходе, занимались транспортировкой, всеми видами перегрузок ракеты с одного средства на другое, пристыковкой головной части к корпусу ракеты, установкой на пусковой стол на позиции или в шахте, заправкой компонентами топлива и сжатыми газами, а также наведением ракеты на цель. Естественно, работа наземщиков на стартовой и технической позиции считалась менее престижной, «не интеллигентной», нежели у специалистов, которые трудились на борту ракеты, то есть имели дело с системой управления, двигательной установкой, аппаратурой их настройки и проверки. Именно такой наземщик – испытатель Вячеслав Васильев вспоминал: «Выглядели мы замарашками, так как трудно было не испачкаться, постоянно «общаясь» с агрегатами наземного оборудования, заглядывая во все «дырки» грубого по сравнению с конструкцией ракеты железа. Но таков был наш хлеб, и мы не роптали. Правда, в моральном плане мы были ущемлены: продвижение по службе у наземщиков шло более трудно, чем, например, у электриков [специалистов по системе управлению и электропитанию на борту ракеты и наземного электропускового оборудования], то есть ведущей ракетной профессии. Ведь они были комплексниками, а мы играли как бы вспомогательную роль, правда, без которой невозможно обойтись».

Надо заметить, что Вячеслав Васильев окончил службу в Советской армии полковником, уволившись по возрасту из Генерального штаба. Мне довелось с ним сблизиться, живя в Москве. Он написал свои воспоминания, выразив мне благодарность за редактирование, компьютерный набор и выпуск его записок.

Вячеслав Васильев, вспоминая службу в Кап. Яре, затронул и национальный вопрос, отметив, «что никому в голову не прихо дило обращать внимание на национальность человека, и в зависимости от этого строить служебные отношения. Ценились, прежде всего, знания и ум человека, его умение работать… На полигоне среди старших наших товарищей по службе было нема ло евреев. Все прошли фронт в Великую Отечественную войну, имели много боевых наград. Это Иоффе Г. И., Эйбшиц В. М., Розенбаум Л. Г., Соболь Б. М. и другие. Мы их уважали, делом и кровью доказавших свою предан ность Родине. А Родина у нас с ними была одна, общая. Все они служили без всяких ущемлений, получали продвижение по службе и очередное воин ское звание. Например, Борис Моисеевич Соболь стал полковником, не будучи членом партии. Что-то я не припоминаю на полигоне других беспар тийных полковников. Вениамин Моисеевич Эйбшиц заслуженно получил звание гене рал-майора».

Беспартийный Соболь был начальником отдела, офицеры которого почти все были членами КПСС. Несколько странно проходили в нашем отделе партийные собрания, на которые мы, естественно, не могли не пригласить своего начальника. Это партийное мероприятие больше походило на служебное совещание с постановкой задач тогда ещё подполковником Соболем. Находились юмористы, которые шутили, мол, партийные взносы не платит, а нам даёт указания по партийной линии.

Надо заметить, что каких-либо этнических особенностей у Бориса Моисеевича, совершенно не наблюдалось. Моя семья жила в квартире, рядом со штабом полигона, вместе с закоренелым холостяком Кацом Ароном Марковичем. Среди офицеров и солдат – кто не знал Каца? Известного эскулапа по части дизентерии. Однако он был дольно квалифицированным терапевтом, услугами которого пользовалось высокое командование полигона. Да и нашу малолетнюю дочурку Арон Маркович по-соседки лечил безотказно.

В то время прилипчивая дизентерийная палочка была достоянием почти каждого в астраханской степи. Плоховато тогда было с санитарией в военном городке, к тому же фильтровальная насосной станции забора воды из Ахтубы появилась в конце пятидесятых годов.

Наш сосед устраивал «светские приёмы», на которые сходилось много народу, имевшему один этнический корень. Среди гостей я ни разу за пять лет не встречал моего начальника «обрусевшего» Соболя. Борис Моисеевич был прямой, открытый человек уважительно относившийся что к солдату, что к офицеру. Всегда деятельный, подвижный и остро реагировавший на обстановку, которая, казалось бы, не относится к его служебным обязанностям.

Борис Моисеевич Соболь с самого начала работы полигона обеспечивал испытания и пуски ракет на полигоне по технологической цепочке, связанной с работой железнодорожного хозяйства. Значит, Борис Моисеевич причастен, также как и другие специалисты полигона, ко всей номенклатуре ракетных комплексов, прошедших через полигон. Это первые комплексы с ракетами Р-1 и Р-2, Р-5 и Р-5М (с ядерным зарядом), и далее. Всех не перечислить.

На ракетных комплексах наш начальник отдела Соболь обладал талантом, что называется, расшивать узкие места в технологическом графике проведения испытаний и подготовки оборудования к работе и пуску ракеты. В случае возникновения задержек, появлявшихся всегда не к месту «бобов», то есть отказов и неисправностей оборудования и аппаратуры, Борис Моисеевич ответственность брал на себя, не подставляя под удар своих подчинённых. При этом он никогда не искал оправданий и не распекал номера расчёта, допустившего нарушение технической документации. Трудностей в ракетном деле в то время было с избытком, но наш Соболь не был инициатором конфликта, напряжения в работе. Он был на службе и в быту глубоко порядочным человеком, на которого можно было положиться. Борис Моисеевич отличался высокой коммуникабельностью, находил общий язык и с подчинёнными, и с начальством, тем более с представителями промышленности. Последние, представляя продукцию своего предприятия, не всегда были заинтересованы в истинных причинах отказа, поломок ракетной техники и оборудования, но Борис Моисеевич умел без крика и нажима добиться общего понимания проблемы на пользу дела. Он не допускал в своих действиях суеты, немотивированных порывов, хотя отличался подвижностью, не мог сидеть просто так, без дела.

Вообще говоря, офицер Соболь был наделён деловой хваткой и пробивной силой в решении поставленных задач. Перед ним не было такого задания, чтобы он спасовал и не мог его выполнить. Естественно, он пользовался авторитетом и уважением, как начальства, так и подчинённых. В поведении нашего товарища не было позы, горделивости, зазнайства. Всё было естественно, с привлекательной простотой. Его авторитет и уважение стояли высоко. На шутки и подначивание, подзадоривание со стороны сослуживцев Борис Моисеевич реагировал спокойно и с достоинством. Все знали, что Соболь на полигоне с первых дней, и некоторые товарищи обращались к нему, в то время подполковнику, с вопросом:

– Слушай, Борис. Когда тебе присвоят полковника?

Подоплёка такого любопытства была в том, что офицер Советской армии Соболь не был членом партии.

Следовал моментальный ответ, не окрашенный в обидные тона:

– В тот самый момент, когда Главком подпишет приказ, и я стану полковником.

Звучал и другой навязчивый вопрос:

– Борис Моисеевич, ты, когда будешь приобретать машину?

В шестидесятые годы офицеры Кап. Яра бросились покупать тяжёлые мотоциклы, «Москвичи», «Жигули» и даже консервы на колёсах, то есть «Запорожец». На что следовал невозмутимый ответ о том, что такие деньги он не истратит на такси за всю жизнь, если будет ездить даже каждый день. После чего у любопытствующего терялся интерес продолжать разговор.

С таким начальником было легко работать. Это не значит, что он не требовал технологической и воинской дисциплины. Однажды я, будучи в командировке, самовольно её продлил без служебной надобности. Подполковник Соболь, закрывая мне командировочное предписание, не стал читать мораль и прочее, а просто указал на недопустимость подобного нарушения впредь.

Первый старт баллистической ракеты дальнего действия осуществлён на полигоне Капустин Яр 18 октября 1947 года. Это ракета с индексом А-4 есть немецкий проект ФАУ-2, однако собрана была ракета советскими специалистами с участием опытных немецких ракетчиков.

Для нашей страны самый первый старт ракеты – это историческое событие. Пуск ракеты явился завершающим этапом освоения советскими специалистами практического задела немцев в области реактивной техники. Пусть читатель, озабоченный патриотическим чувством о приоритете Германии в освоении ракетной техники, должен знать, что в Советском Союзе решили сперва воспроизвести немецкий опыт создания ракеты ФАУ-2, а затем уже двигаться дальше. Именно И. В. Сталин дал такую директивную установку для выигрыша времени, чтобы не отбрасывать имевшийся богатый технический, производственный, организационный и технологический зарубежный опыт.

Это событие явилось отправной точкой развёртывания широкомасштабных работ по созданию ракетного вооружения и освоению космического пространства. Первая отечественная ракета Р-1 (копия немецкой ракеты А-4) была и зготовлена из отечественных материалов и компонентов на вновь созданной ракетной промышленности в тяжёлое для страны послевоенное время. Первый пуск состоялся 10 октября 194 8 года. В 1950 году первый отечественный ракетный комплекс с ракетой Р-1 был принят на вооружение. Ракету характеризуют такие цифры: стартовая масса (вес) составляла 13,4 тонны, максимальная дальность полёта 270 км, максимальная скорость 4860 км в час, в головной части – обычное взрывчатое вещество массой 785 кг. Точность стрельбы была крайне неудовлетворительной: попадание в прямоугольник: по дальности – 20 км, в боковом направлении – 8 км.

Эти исторические пуски первых ракет происходили при участии старшего лейтенанта Бориса Соболя. К сожалению, пока не удалось разыскать документы, где был бы прописан офицер Соболь в боевом расчёте на подготовку и пуск ракеты А-4. В августе 1946 года на территории Германии было закончено формирование ракетного соединения – бригады особого назначения Резерва Верховного Главного Командования. Борис Соболь в астраханскую степь прибыл в составе именно этой бригады.

На полигоне есть памятное место, где впервые в Советском Союзе были осуществлены пуски первых ракет на так называемом «Интеграле», вблизи площадки № 2. На пьедестале (штатный пусковой стол), установлена ракета Р-1. На постаменте закреплена мемориальная доска с именами участников подготовки и проведения первого пуска. Там выбиты имена конструкторов ракетной техники, так сказать первой величины, во главе с Сергеем Павловичем Королёвым, а также высокого военного начальства. Список офицеров участников первого пуска довольно обширен, были неточности, искажения имён. Данную неряшливость исправляли десятилетия спустя. К тому же допущен пропуск имёни тех офицеров, кто действительно входил в боевой расчёт по подготовке и пуску той первой ракеты.

В 1965 году установку ракеты Р-1 из серийной партии доверено было произвести Борису Моисеевичу Соболю и начальнику расчёта капитану Льву Бессалову. Мне представляется, было бы справедливо назвать поимённо рядовой и сержантский состав участников первого пуска, – каждый делал своё дело, вошедшее в историю страны. Да и к месту было бы указать тех, кто воздвигал этот монумент.

В 1963 году, когда подполковник Соболь возглавил отдел испытаний наземного оборудования, который участвовал в испытаниях, постановке на боевое дежурство и эксплуатации следующего ракетного вооружения на полигоне Капустин Яр и в других местах, дислокации ракетных частей.

Пусть читатель не посетует, что здесь допущена натяжка. Как это так, возмутится «заржавленный ракетчик», как говаривал гениальный Королёв? Мол, Соболь, не имел дело с ракетной техникой на технической и стартовой позиции, или на измерительном пункте, или даже в районе боевых полей (место падения конструкции ракеты). Однако подобный «заржавленный ракетчик» совершенно не сомневается, например, в том, что начальник полигона самый что ни на есть Ракетчик с большой буквы. Он, естественно, не всегда был рядом с боевым расчётом при пуске ракет. Да и не надо забывать, ракеты на полигон транспортировались в специальных железнодорожных вагонах, которые подавались в монтажный корпус на площадке № 2. Так что Борис Моисеевич, без сомнения, непосредственно работал в рамках штатной должности с оборудованием и ракетами.