Текст книги "Фига из будущего"

Глава V
Время оракулов, провидцев и предсказателей

Тем, кому довелось жить во времена великих перемен, хорошо известно: переходные периоды жизни любого государства характеризуются многими типичными факторами. В это время происходят почти всегда одинаковые вещи. Возрастает интерес к политике и экономике у домохозяек. В магазинах всё дорожает. Улицы перестают подметать. Прорывает канализацию. Народ узнаёт много нового о своих бывших руководителях, и… появляется огромное число магов, колдунов, предсказателей и оракулов. Начало девяностых годов в России не было в этом отношении оригинальным. Тысячи прорицателей, колдунов и ведуний заполонили рекламные блоки газет, журналов и пустые места грязных столбов своими объявлениями. По телевизору перед миллионной публикой выступали потомственные лекари, заряжавшие воду и кремы, рассасывающие келоидные рубцы у всех без разбора. Лечили ночной энурез и бесплодие. Снимали порчу и проклятие безбрачия. Колдуны делали заговоры на деньги, потенцию, верность и непорочное зачатие. Газетные публикации рассказывали о появлении где-то то ли на Алтае, то ли в Крыму мальчика-инопланетянина, прибывшего спасти нашу планету. Мальчик был настолько силён по мужеской части, что от него понесли все жительницы близлежащих деревень и даже одна тельная корова.

Все предсказатели и потомки ветхозаветных старцев, все двоюродные внуки Брахмапутры и племянники Заратустры, все родственники пророка Валаама, лично знакомые с его смышлёной ослицей, – слава тебе, боже, были не идейные. Точнее, идейные, но насчёт денег. И они трудились «не покладая, засучиви, умножив старание». Однако проклятый Карл Маркс своим трудом «Капитал» не только взбудоражил умы революционеров, но и доказал, что конкурентная среда ведёт к потере прибыли. Конкуренция ведьм, вурдалаков, колдунов, предсказателей и «психотэрапэвтов» так возросла, что колдовская братия сильно снизила цену на свои услуги. Для борьбы со всё прибывающими, словно на шабаш, новыми сынами пришельцев и дочерями белого братства существующим и практикующим пророкам пришлось срочно собирать съезд работников потустороннего мира, дабы упорядочить свою чёртову (в прямом и переносном смысле) деятельность. Были приняты правила назначения цен на услуги. Осудили попытки демпинга и бонусов. Хотели ввести правила запрета на деятельность лиц из бывших «партейных». Однако их оказалось большинство, и предложение не прошло из-за меньшинства проголосовавших «за люстрацию». А народ к ним всё шёл и шёл. Не найдя правды в запутанных коридорах исполнительной власти и будучи не в состоянии получить профессиональную медицинскую помощь в рухнувшем Минздраве, люди погрузились в плотное общение с миром духов, тайных сил, заклинаний и приворотов через многочисленных самозванцев, проводников и колдунов. Не оставили магов без внимания и органы, призванные контролировать порядок в стране. Они честно обложили всех колдунов данью, периодически отбивая и защищая от своих сослуживцев и друг от друга.

Служители культа плакали по ночам и увещевали в дневных проповедях о грехе подобных предсказаний. Но вскоре и сами стали оказывать услуги подобного характера по заниженным ценам и сумели отнять часть клиентов у воротил потустороннего бизнеса. Однако наученные суровой советской действительностью люди верили больше тайным авторитетам сакрального мира теней, чем официальным представителям легальных конфессий. А церковникам пока ещё по советской привычке молча кривили рожи в уходящую спину и показывали фиги, держа руки в пустых и драных карманах. Советская власть сильно подгадила легальным служителям культа. Народ был оторван от церкви. Он потянется туда очень скоро, чтобы неистово креститься на все купола без разбору и носить золотые вериги в полкило весом. А пока… Очень часто решения крупных нуворишей-бизнесменов принимались на кухне очередной ясновидящей. Они получали откровения в промежутках между приготовлением ею яичницы и прогулкой со своей бельмастой и кривой собакой. Неглупые, с университетским образованием люди всерьёз обсуждали возможность узнать намерения конкурентов у ведуньи. Обратившись к полоумной и безграмотной «потомственной прорицательнице», бывшей посудомойке из больницы для душевнобольных, которая за определённую сумму, бросив засаленную колоду карт на стол, грустно кивая немытой головой, говорила, что на клиента наложен чёрный заговор, они охали и верили!

Её предсказание пугало и заставляло забыть о конкурентах. После выплаты дополнительных премиальных проклятие снималось и счастливый посетитель, не помня, зачем приходил, спокойно шёл домой, радуясь снятию чёрного навета.

Наш герой понял тягу народа к сверхъестественным силам правильно. Есть спрос – должно быть и предложение. Конкуренции он не боялся, так как по сути своей был уверенным человеком и к тому же имел в рукаве туза в виде очень свежих номеров газет. Поскольку работа по разгрузке продовольственных товаров не вдохновляла к творческому подходу и не сулила карьерного роста, Давид решил стать пророком. Он готовился недолго, но тщательно. Катина квартира была превращена в приёмную потомственного предсказателя и чёрного мага, о чём было сделано несколько объявлений в местных газетах и расклеены бумажки с отрывными номерами телефонов на остановках общественного транспорта, около рынка и вблизи учебных заведений. Короче, в тех местах, где собирался потенциальный клиент. Деньги на эту затею практически не требовались, а небольшую сумму новоиспечённый маг занял, естественно, у возлюбленной. Катя вначале удивилась новому начинанию Давида, а потом, может быть что-то уловив, даже помогла в подборе и создании определённого антуража в будущей приёмной. Установили на столе старый глобус, прикрыв его газовым красным шарфом и подсветив старой лампой-ночником. Безвкусно, но щедро натыкали свечей по углам и повесили репродукцию картины неизвестного художника, изображавшую глуповатого на вид филина с огромными блюдечными глазами.

Давид перед началом первого рабочего дня внимательно изучил местную газету из недалёкого будущего, которую добыл в подсобке накануне. Мышка стала приносить и местные газеты, чередуя их с центральными. Он выделил несколько фактов. Первое – курс рубля к доллару США, погоду на предстоящую неделю и происшествия. В рубрике происшествий значились два: украли колёса «мерседеса» мэра города и разбили стекло в ресторане «Ветер перемен». Так себе новости, скажем прямо. А центральными новостями жителей Земска заинтересовать не представлялось возможным. До Москвы далеко, а до бога, как известно, трудно достучаться. Но объявление вышло, и он ждал клиентов, вооружённый хоть какой-то информацией.

Однако воспользоваться полученной информацией оказалось не так просто, как виделось вначале. Колёса для мэрской машины украдут. Это факт. Но как правильно предсказать и донести в нужные уши? Прямого выхода на мэра города он не имел, и продать информацию было непростым делом. Не пойдёт же он к нему и не скажет: «У вас снимут колёса». Да его же и задержат, за намерения. Уголовный кодекс Давид немного знал…

Он стал ждать удобного случая. Благо времени до совершения акта вандализма ещё было достаточно. Дела поначалу шли очень вяло. В первый день появился восторженный влюблённый мальчишка с выпученными глазами, неопрятной причёской и запахом изо рта, постоянно открывающегося, словно у засыпающего карася. Рот этот был ярко очерчен на прыщавом, блестящем лице. Отрок умолял приворожить свою учительницу английского Виолетту Карловну Розенфельд.

Маг выслушал первого клиента обстоятельно и вдумчиво. Поколдовал над фотографией очкастой фурии в парике. Взял за визит десять долларов и посоветовал сходить по адресу, который он указал в записке. Это был адрес весёлого дома, чьё объявление размещалось в той же газете, что и объявление мага, только ниже по тексту. «Девушки, не обременённые чувством стыда, ждут вас в гости». Немного успокоенный страдалец ушёл, нервно зажав записку с адресом в кулаке.

Второй посетитель был сотрудник банка. Маг оживился, вспомнив статью о резком взлёте курса валют. Но предложение продать ему информацию о предстоящем взлёте не заинтересовало банковского служащего. Он только махнул рукой – мол, и так всё ясно. Его беспокоило явно другое. Человек глубоко боязливый, но вороватый, он умолял снять с него проклятье на страсть к чужому.

– На воровство? – прямо поинтересовался немного расстроенный Давид.

Посетитель покраснел детским румянцем, закатил глазки, сложил ручки лодочкой между колен и медленно кивнул головкой.

– Да…

– Ну, господин, это к вашей матушке. Здорова ещё старушка?

– Здорова… Что ей сделается. Сидит.

– В каком смысле? – заинтригованно спросил прорицатель.

– Сидит за воровство колхозного имущества…

– О, значит, я в точку. Это у вас наследственное… Да, случай тяжёлый. Меньше чем за полтораста долларов и не возьмусь… Да и то, – Давид мельком глянул на посетителя из-под руки, подпиравшей лоб, оценивая его реакцию, – с условием полной конфиденциальности. Знаете ли, дела уголовного порядка… и всё прочее…

– Да это пожалуйста… А то мой сосед… Он ко мне по ночам приходит… Наручники показывает… И всё намекает… Ну, вы понимаете…

– Ну, статья о мужеложстве осталась в проклятом советском прошлом… Хотя я этого увлечения не понимаю. Так много дам… – съязвил предсказатель.

– Да нет… – слегка улыбнулся клиент. – Он ко мне во сне приходит. С наручниками. Он в милиции работает. Грозит, что посадит.

– Ах, в этом плане! Ну, тогда начнём. Кайтесь.

– Что? – испуганно каркнул гость.

– Кайтесь, как на исповеди: что берёте? Как часто? Ну, и тому подобное…

– Беру… – Работник банка мялся, дёргал себя за пуговицы на куцем пиджаке, пускал слюни и наконец выпалил:

– Беру всё… если никто не видит, – и обмяк с облегчением.

– Воровать, конечно, грех. Но я не служитель культа, индульгенцией не торгую. Десятину не требую. Это прерогатива священного синода со своими подчинёнными попами. Я беру честно, за науку… – лекарь душ задумался, подыскивая подходящее слово: – …за науку… побеждать. Победа над собой самая сложная, поверьте моему опыту. Значит так… – Маг побарабанил пальцами по столу, за которым сидел, полистал толстый еженедельник с надписью «Октябрьский райпищеторг», позаимствованный у Кати, посмотрел на многочисленные записи в нём типа «Зинке – триста, за левак», «Наверх двести. Ежемесячные одобренные…», «Пятьсот кг в обувь торг бартер… Яков Львович знает» и, не сильно вникая в их смысл, продолжил тихо, но зловеще:

– Заклинание подействует через десять дней. Не раньше. Помните одно. Если возьмёте чужое, на ладошках вырастут волосы, а на голове выпадут. – Потом, глянув на наметившуюся плешь на голове страждущего исцеления, добавил: – У вас процесс уже начался.

Мелкий клерк коммерческого банка невольно пощупал голову рукой, осмотрел свои ладони и тоже тихо спросил:

– А это разве от воровства?

– А вы как думали!

– Так, значит, и там, – посетитель указал пальцем в потолок, – тоже этим страдают?

– Через одного! – зловеще, но с весёлым взглядом вещал Давид.

– Как это?

– А то вы не знаете! Только ленивый об этом не говорит в открытую. Даже анекдот такой. Смотрите: Николай II был волосатый. Так?

– Наверное, – неуверенно ответил воришка.

– Точно, с гривой. Дальше Ленин – лысый! Потом Сталин – опять с шевелюрой, далее Хрущёв – как коленка! После Леонид Ильич – чернявый, волосатый и бровастый. Потом Андропов – лысый и картавый…

– А картавость что?

– Это вторичный признак… У Ленина с Андроповым. Значит, воруют без страха, а всех за воровство журят и карают. Теория! Научный факт.

Посетитель оглянулся на дверь. Давид, махнув рукой, мол, «не волнуйтесь, сейчас можно, времена не те», продолжил:

– Далее Черненко. Волосатый, хоть и сед. Потом Михаил Горбачёв – лысый, да ещё с отметиной! Ну и теперь Ельцин – волосы, как у Карла Маркса, – честный. Проверено. У всех сходится.

– Да ну? – прикрыв рот, ахнул воришка.

– Однако вернёмся к теме нашего сеанса. Прошу деньги… Так, считаем… правильно. Закройте глаза… – И Давид, походив вокруг стула с сидящим на нём вороватым клерком банка, щёлкнул его по носу, достаточно больно. Пациент стойко перенёс удар пророка, приняв его за удар сверху в наказание за прошлые грехи, и, чуть сморщившись, ойкнул.

– Можете одеваться. Сеанс окончен.

– А я одет…

– Ну, в смысле вставать и идти. Результат через десять или чуть больше… дней. – И он вытолкал посетителя за дверь.

Больше в тот день клиентов не случилось.

А между тем, уволенный с работы грузчика по собственному желанию, наш герой посещал заветную каморку с постоянством любовника, посещающего одинокую, но богатую вдову. Повод находил разный. Катя догадывалась о цели посещения. Она доверяла ему бесконечно и выдавала ключ по первому требованию, понимающе улыбаясь, словно говоря: «Для новой работы, ясно».

Серая артистка совсем привыкла к своему кормильцу. Газеты Давид аккуратно складировал в своём рабочем кабинете пророка, не совсем понимая, как их можно приобщить к делу. Идеи были, конечно. Особенно одна – со свежим номером недельного срока в будущее. Но об этом чуть позже…

Вначале после своего открытия о тайных посланиях Ром даже хотел пристроить сведения о будущем какому-нибудь государственному органу власти. То есть продать будущее. Непонятно? Ну, к примеру, скажем, прийти в серьёзное госучреждение и сказать: «Я знаю, что в 1998 году будет хреново!» «И что?» – задавал он себе вопрос. Что мне скажут канцелярские ревнители очков и налокотников? «Пошёл вон», – ответят в лучшем случае. И будут правы. Идиотов сейчас полно. Кто ему поверит? Нужно имя! Клиентура и достойная реклама.

Позже он думал найти богатого коммерсанта и предсказывать ему все предстоящие метаморфозы в мире экономики, имея свой постоянный процент. Но знал – и тот не поверит! Кто он такой. Опять же – имя! Клиентура. База. Поэтому начал с частной знахарской практики. Конечно, изощрённый в коммерции читатель уверен: «Эх, мне бы его знания!» Но, подумав как следует, тоже стал бы сомневаться. Как доказать, что ты прав? Кто тебя воспримет всерьёз? Вот и Давид стал подбираться к реализации плана издалека.

Постепенно новоиспечённый маг и предсказатель обрастал клиентурой. Слухи разносились, как июньский тополиный пух ветреным днём. Заслуга в том была отчасти и Катина. Она запальчиво и в красках описывала чудесные возможности Давида своим подругам: сидя в парикмахерской под сушуаром, принимая товар на работе, встречаясь случайно с ними в автобусе. Её в городе Земске знали многие. Как, впрочем, и других жителей. Население города в основном состояло из постоянных обитателей. Оно было таким немногочисленным, что на карте России сей населённый пункт отмечался шрифтом как малый, с населением до трёхсот тысяч человек. Что не мешало ему называть себя гордо городом и даже иметь настоящего мэра, который, как уже упоминалось выше, любил ездить на «мерседесе». Слухи дошли и до него. Точнее, до его жены, женщины практичной во всех отношениях, но глупой и взбалмошной. Узнав от жены бывшего директора торга, который сожительствовал с товароведом оптовой базы, являвшейся подругой Кати, о новом чудо-знахаре, она явилась к Рому на приём, даже не предупредив его.

Как-то днём Давид сидел за столом и читал послания будущих поколений из архива, любезно предоставленного ему мышкой-норушкой. Раздался звонок в дверь. Звонили резко и настойчиво. Катя была на работе, обеспечивая жителей Земска товарами первой и не очень первой необходимости, так что прорицатель открыл дверь сам.

На пороге стояла радостно-взволнованная полнотелая дама. Вульгарный бриллиантово-меховой лоск дамы сулил хороший гонорар. Сердце прорицателя застучало в такт музыке полкового оркестра, играющего «Встречный марш», а в ушах стал нарастать звон падающих монет. Не поздоровавшись и не попросив разрешения войти, дама, бесцеремонно оттолкнув Давида в сторону, внесла своё тело в квартиру.

– И в этом убожестве живёт великий прорицатель… – осуждающе констатировала она.

Уловив повелительные нотки в данном высказывании, Ром чётко определил высокое место гостьи в табели о рангах провинциального захолустья и, сразу уразумев тактику своего поведения, покорно сложил руки лодочкой у груди и молча поклонился. Это несильно удивило даму, но заставило немного поубавить спесь. Она, всё же сохраняя высокомерие в голосе, спросила:

– Вы, что ли?

Давид опять промолчал и, не поднимая головы, указал гостье на дверь, ведущую в его «кабинет», лёгким движением плеча. Жена мэра повиновалась и вошла, тревожно оглядываясь и рассматривая хозяина и не понравившиеся ей довольно приличные пенаты.

Через четверть часа беседы с прорицателем Инна Михайловна (так звали даму) смотрела ему в рот и глупо хлопала глазами. Давид искрил! Он рассказывал о четырёх Великих и двенадцати Малых пророках из Ветхого Завета, который часто называл Торой. Упомянул зачем-то Законы Хаммурапи и Розеттский камень. Вплёл в тему монолога Гогу и Магогу. Слегка коснулся истории капель, упавших из копья богини Аматэрасу и превратившихся в Японские острова. И закончил описанием предсказаний друидов. Всю эту горючую смесь Давид изучил на верхней полке поезда Москва – Владивосток, в котором он путешествовал в прошлом году. Дорога была длинной. Книга, разоблачающая пагубное влияние религии на разум человека, была одна. Он нашёл её тут же, на полке. Кто-то оставил сие издание советских времён под странноватой аббревиатурой, отдающей востоком, – «Учпедгиз». И только осилив премудрую галиматью, написанную, впрочем, неглупыми людьми, Давид прочёл на обороте, что «Учпедгиз» – вовсе не киргизская фамилия, а учебно-педагогическое издание. За неделю путешествия Давид мог вполне читать лекции студентам Высшей партийной школы на тему «Религия на страже империализма и милитаризма». Знания пригодились и сейчас.

Постепенно новоиспечённый маг и предсказатель обрастал клиентурой.

Инна Михайловна слушала, заламывая руки, и тихо постанывала. Она была покорена утончённостью повествования и глубиной познаний. Давид с видом кающегося отшельника говорил, глядя куда-то вдаль, и прикидывал, сколько может принести ему общение с попавшейся в сети «прихожанкой».

Закончив проповедь, прорицатель низко склонил голову и тихо спросил… тихо, но фамильярно:

– Что привело тебя… душа моя?

– Ох, – заёрзала в креслице дородная тётушка, – привело, ваше… э… ваше… как обращаться-то?

– Просто учитель, – сказал Давид и очень обрадовался только что придуманному названию своего статуса.

– …учитель. Да… конечно. Я хочу знать… Но прежде хочу покаяться… А батюшка наш занят. Они с помощником… дьяконом, или как там у них, – лавку открывают. Ну, знаете… картинки, свечи… Да и в городе ларьки… сигареты. Водка тоже. У них хорошая… Муж говорил, им разрешили безакцизную торговлю… Всей церкви… Ну, вообще всей по всей стране… Так что он занят, а я, значит, – к вам…

– Вижу, вижу, – скорбно кивал Давид, не глядя на покорённую его обаянием толстушку. – Можешь ничего не говорить. Грех твой хоть и велик… но не такой, чтобы не получить прощение. Только я не храмовый служитель. Водкой безакцизной с сигаретами не торгую. Не повезло. Однако моё отличие от них не только в том. Я не посредник общения с ним. – Давид поднял глаза кверху. – Также я не нуждаюсь и в посредниках между мной и небесами. Мой путь особенный. Я не апостол и не отшельник. Мне не чужды плотские утехи и житейские развлечения. – Давид косился на реакцию вперившейся в него женщины и менял русло своего монолога соответственно её выражению лица. – Поэтому скажу так: если человек осознал свою греховность, он уже прощён.

– Я осознала, осознала, – забарабанила прима местного бомонда и королева провинциальной тусовки. – Каюсь. Видит бог, каюсь. – Она стала неистово креститься, путая очерёдность прикосновений к плечам. Потом наклонилась к Давиду и, оглядываясь, прошептала:

– А на любовь можете заговорить? – и, сильно покраснев, жеманно повела головкой.

– Любовь… Ну, любовь приходит как снег на голову, как гром среди ясного неба и как налоговый инспектор перед снятием остатков кассы. Любовь никто не может призвать. А что, с мужем… никак?

– Он просил никому… Но вам – скажу. Он у меня переработался. Он же мэр нашего города. – И она обвела глазами всё вокруг, подчёркивая, вероятно, необъятность власти её мужа.

Услыхав слово «мэр», Давид едва сдержался, чтобы не вскрикнуть от удовольствия. Надо же! Сама удача идёт в руки. А мадам продолжала:

– Не может исполнять свой долг… – И шёпотом что-то добавила, наклонившись к Давиду в самое ухо.

– Ах, в этом смысле. Ну, это дело поправимое.

– Правда?

– Есть у меня средство. Друг привёз от тибетских монахов. Он там подрабатывал чтением лекций о пагубности влияния марксизма-ленинизма на развитие религиозной сознательности масс.

Толстуха всплеснула руками.

– Да что вы? А я считала, они замкнуты в своём уединении.

– Замкнутость не отрицает нахождение в курсе мировых событий, мадам.

– И сколько стоит это средство? – Мадам полезла в сумочку, висевшую у неё на мощном плече.

– Ну что вы. Я себе не беру… А другу нужно отдать двести долларов США. Монахи, знаете ли, пока не оценили перспективы брать нашими рублями. Отсталый народец… Средневековье.

– Ох… – покачала головой мэрша. – Дороговато, конечно… Но… Хорошо. Вот.

Получив двести новеньких, хрустящих бумажек с изображением то ли евнуха в шарфе, то ли старушки пред последним сватовством, Давид почувствовал прилив вдохновения. Он протянул даме непрезентабельную баночку с чем-то серым внутри. Мадам подозрительно и брезгливо приняла тибетское средство, заготовленное накануне Давидом, ожидавшим чего-то подобного от посетителей. Снадобьем был обыкновенный мел с добавлением муки низкого сорта.

– И как его… Ну это… применять? – рассматривая снадобье, спросила дама. – Втирать, что ли? – И она лукаво и игриво чуть толкнула Давида локтем.

– По четверти чайной ложки на одну кастрюлю первого блюда. Остальные три четверти добавлять при стирке его нижнего белья в порошок.

Мадам подозрительно задумалась, но спрятала баночку в сумку. А Давид зачем-то закрыл глаза и прочёл мадам Инессе как-то уж совсем некстати несколько строк:

 
Второе Рождество на берегу незамерзающего Понта.
Звезда Царей над изгородью порта.
И не могу сказать, что не могу жить без тебя – поскольку я живу.
Как видно из бумаги. Существую; глотаю пиво, пачкаю листву и топчу траву.
 

Эти строчки Давид выучил в том же путешествии на верхней полке, между чтением лекций «Учпедгиза» и пьянством тёплой поездной водки. Они были нацарапаны его несчастным предшественником, отлежавшим, видимо, бока на жёстком диване, прямо на стене под самым потолком. Давид читал строки и перед сном, и днём, и утром. Не мог не читать, так как они были нахально нацелены на его глаза. Странноватые строки прочно врезались в молодую память и теперь позволяли искрить при необходимости своим утончённым вкусом пред провинциальными простушками.

– Это ваши… стихи? – продолжая смущаться, промурлыкала жена мэра.

– Моего друга. Он уехал и пишет оттуда… письма. В стихах. Кстати, модный поэт. Был запрещён. Советую.

– А как его фамилия? – неловко улыбнулась мадам.

Давид тут же вспомнил нацарапанные каракули и подпись под ними – «ибродский». Все буквы одного размера. Без заглавной. А первая «и» предательски срослась с фамилией. Ром улыбнулся восставшей в памяти истории. Перед ним всплыл образ соседа по плацкарту, с которым они иногда для разнообразия менялись полками. Тот тоже читал надпись и, желая блеснуть эрудицией, шпарил наизусть зазубренные строфы проводнице, ходившей всегда с веником в руке и папиросой во рту. Долгая дорога, выпитое спиртное и тоска вынуждали соседа Давида очаровывать беззубую хозяйку вагона. В том числе и стихами, въевшимися в память. Он их читал, добавляя в конце: «Это стихи Ибродского». Проводница не обращала внимания на странные ухаживания, продолжала бурчать и подметать грязные полы вагона… Длинное путешествие иногда скрашивали часы, когда в купе оставались только два пассажира. Он и его сосед по плацкарту. Тогда товарищи ложились на нижние более широкие диваны и подолгу болтали. И это уже было повышение в статусе пассажиров. Помнится, тогда Давид вывел для себя одну формулу. Она была навеяна дорогой. «Вот так и в жизни, – размышлял он. – Кто-то едет с удобствами, кто-то ждёт, когда освободится более комфортное место, а кто-то подметает пол. Но все всё равно в одном вагоне. И едут с одинаковой скоростью. Вот только станции назначения у кого раньше, у кого позже… И покидают вагон жизни пассажиры поезда под названием «земной путь» не с чемоданами, а под прощальные речи подвыпивших на поминках сослуживцев и плач безутешных вдов, которые в уме прикидывают, как распорядиться свалившимся на голову наследством. И место ушедших навсегда займёт новый пассажир, устраиваясь поудобнее и намечая грандиозные планы на предстоящее путешествие. Поначалу он с удовольствием смотрит на прыгающие вверх-вниз росчерки проводов за окном, на мелькающие столбы, на пролетающие мимо леса, поля, города, полустанки. Восхищение от дороги проходит довольно быстро, и вскоре путь становится нудной рутиной. Он не задумывается в это время ни о машинисте, ни о погоде, ни о стрелочнике, от которого зависит многое. Он считает себя творцом своей судьбы… И совершенно напрасно. Что он может изменить, находясь в вагоне? Место на освободившейся полке занять? Сходить в туалет или вагон-ресторан? Но от этого не изменится ни место назначения прибытия состава, ни время. А машинисты, периодически сменяя друг друга, ведут состав по пути, намеченному диспетчером и отрегулированному обычным стрелочником, может быть случайно, с похмелья перепутавшим поворот рычага…

Давид улыбнулся воспоминаниям и философским размышлениям, которые навевала ему в своё время долгая железнодорожная прогулка. Да… он улыбнулся воспоминаниям. Потом хмыкнул и грустно ответил Инне Михалне:

– Хм. О! У него прекрасная русская фамилия – Бродский.

– Ах, ну да. Я слыхала. Иосиф Бродский! Конечно. Обязательно возьму в нашей библиотеке. Иван Львович уделяет много внимания развитию культуры в нашем городе…

Далее жена городского головы прочла небольшую лекцию о роли её мужа в повышении культурного уровня горожан в Земске. Привела ряд статистических данных по увеличению числа читающих граждан в сравнении с 1913 годом. И красочно закончила: «Дайте срок! То ли ещё будет!» Причём в слово «срок» она вкладывала вполне реальный смысл ещё одного срока правления мэра.

Длинное путешествие иногда скрашивали часы, когда в купе оставались только два пассажира.

Давид бесцеремонно прервал затянувшийся словесный поток:

– Я не судья и даже не прокурор. Срок обещать не могу… На этом закончим.

Он поднялся и слегка наклонил голову. Окрылённая беседой с «умопомрачительным» провидцем и снабжённая чудесным тибетским средством от мужского бессилия, Инна Михайловна поехала к подруге делиться впечатлениями, а Давид, написав от руки на листке в клеточку «Приём окончен», пригвоздил его к двери. Рабочий день прорицателя закончился.