Текст книги "Фига из будущего"

Глава VI
Здравствуй, господин мэр

Так уж сложилось, что наша планета поделена на континенты. Континенты – на страны. Страны – на республики, кантоны, земли, княжества, воеводства, округа, коммуны, автономии и так далее. И везде без исключения есть города. Если посмотреть в энциклопедию, то мы увидим сухие строки определения города, обозначенного как «крупный населённый пункт, жители которого заняты, как правило, не сельским хозяйством. Имеет развитый комплекс хозяйства и экономики, является скоплением архитектурных и инженерных сооружений, обеспечивающих жизнеобеспечение населения. Исторически термин происходит от наличия вокруг поселения оборонительной ограды – вала или стены».

Город Земск не вписывался в это академическое определение. Он не был «крупным». Жители, вопреки классическому определению, практически все занимались подсобным сельским хозяйством, выращивая на клочках земли, а иногда на балконах и даже подоконниках всё, начиная от герани и заканчивая лимонным деревом. Не говоря уже об огурцах и картошке. Некоторые более продвинутые граждане ухитрялись выращивать и странную траву, утверждая после на суде, что название «конопля» им абсолютно ни о чём не говорит, а трава выросла сама по себе. Развитого комплекса экономики Земск не имел. Скоплением архитектурных и инженерных сооружений похвастаться не мог. А стены или вала вокруг города никто не помнил.

Несмотря на это несоответствие, Земск гордо носил имя «города» и имел своего мэра. Правда, мэром руководитель стал обзываться совсем недавно. До этого он был первым секретарём горкома и делил свою власть с исполкомом, иногда до хрипоты доказывая руководящую и направляющую роль партии в руководстве. Но настали времена, и первый секретарь, порвав на площади перед собравшимися жителями свой партбилет, стал мэром. Название «мэр» обнадёживало и настраивало горожан на позитивный лад.

Время летит быстро. Вот и первый срок его «мэрства» подошёл к концу. День молчания остался за бортом, день выборов прошёл как-то вяло и… с неожиданным результатом. Поскольку за время правления в новом качестве больших свершений не было… Точнее, были небольшие, и то связанные со скандальным провалом сноса памятника Ленину в центре города да неудачной попыткой переименования города Земска в Перестройск. И, учитывая неяркие достижения за время своего правления, мэр очень боялся новых выборов. По вопросу предстоящих выборов проводились совещания, собрания, встречи с избирателями. Выездные бригады нанятых артистов давали бесплатные концерты в потрескавшемся здании Дома культуры, призывая речёвками под пионерский марш на месте голосовать за свое будущее, то есть за действующего мэра.

 
Хватит плестись нам в хвосте!
Рынок, богатство, карьера —
Лозунги наши теперь уж не те!
Проголосуем за мэра! —
 

маршируя на сцене, звенели нестройными голосами ученики школ. Многим не нравилось содержание речёвки. Однако трудноуловимый смысл стиха компенсировался задорной бойкостью и вдохновенными взглядами юных «перестройщиков». Пенсионерам раздавали проверенный временем «электоратский» набор – килограмм гречки, банка тушенки и бутылка водки. Всем бюджетникам выплатили зарплату, изъяв деньги из статьи ремонта дорог. Отремонтировали пятьсот метров тротуара вокруг мэрии, изъяв средства из статьи социального обеспечения малообеспеченных семей, построили дорогу к дачному посёлку мэра и его окружения и провели красочный салют, окончившийся большой дракой и двумя сгоревшими ларьками, торговавшими пивом по «социальным» ценам. На большее фантазии штаба выборов в поддержку кандидата не хватило. И… этого оказалось недостаточно. Дело дошло до второго тура.

Второй кандидат – выскочка и дебил, по словам Инны Михайловны, как мы уже знаем, жены мэра, был «крестьянин крестьянином! Но упорный и настырный». Он построил предвыборную кампанию на обещаниях всех накормить, напоить и обогреть. Намекая на прогнившую котельную и проржавевший водопровод. И это сработало. Голоса разделились между кандидатами.

Давид Богданович Ром, как вы уже знаете, прибыл в Земск накануне дня голосования. Став случайным свидетелем проведения дня тишины в местном парке и оценив надписи на стенах здания вокзала, он понял: город хочет быть покоренным и никуда от него не денется. Ровно поэтому он занялся более насущными и важными делами, чем перевыборы мэра. Читатель тоже об этом уже оповещен.

А тем временем Иван Львович Голова… Да-да, именно такая фамилия была у мужа Инны Михайловны и по совместительству мэра города Земска – Голова. Так вот, Голова, о чём говорилось ранее, не выиграл выборы, но вышел во второй тур. И то благодаря правильному подсчету и воинской части, расквартированной на окраине Земска. Командир части был другом мэра. Они часто отвлекались от дел насущных и забот немалых в полковой бане, где и обрели тесную дружбу и взаимоуважение, долбя друг друга вениками по распаренным мраморно-бордовым бокам.

Весь личный состав, около тысячи человек, в пешем порядке обошёл все избирательные участки города и… «отдал свои голоса» за друга командира. Но и этого не хватило для победы…

Мероприятия, заранее спланированные «по случаю победы на выборах», пришлось сократить до минимума. Однако выпить и закусить не преминули. Второй тур не за горами, но не завтра. А день был тяжёлый. Расстроенного, выпившего, но не сломленного мэра отвезли домой и передали на руки жене. Инна Михайловна уложила борца за кресло градоначальника в постель и, наполнив при многозначительном выдохе комнату запахом свежевыпитого мартини, пожелала Ване спокойной ночи. Она выплыла из спальни и пропела себе под нос: «Ах, Ваня, Ваня, Ванечка – районный Голова… Что выбрала тогда тебя, видать, была права». – И, ещё раз тяжело вздохнув, прошла в ванную комнату.

Борьба во втором туре предстояла нешуточная. Надежда была на воинскую часть, кума – председателя избирательной комиссии и счастливую фамилию. Всё-таки Голова. Сколько слоганов и плакатных призывов можно придумать с Головой! «Новый мэр – всему Голова!», «Одна голова хорошо, а две ни к чему!», «Наш кандидат – толковый! Голова!»… прочее. Надежда была. Да и планы у Инны Михайловны и, соответственно, у Ивана Львовича были большими и распространялись далеко за пределы не только района, но и области.

Что касаемо оригинальной фамилии, то ранее, в сопливо-золотушном детстве, было не все так гладко. Много хлопот испытал Ваня в своем счастливом пионерском отрочестве, называя фамилию учителям, пионервожатым, да и просто одноклассникам. Клички клеились к нему пачками. Приходилось мириться с кличками типа Головатый, Головной, Головешка, Головкин, просто Головка и многими другими производными от слова «голова». Был период, когда он гордо носил таинственное имя Хет-трик (из английского футбольного жаргона), так впечатлявшее девчонок и являвшееся предметом зависти всех мальчишек двора. Много хлопот ему доставила прилипшая много позже «обзывалка» Головотяп. Ею наградил Ваню преподаватель физики в институте. Но дольше всего он носил странно ассоциировавшуюся с фамилией кличку – Голый. К ней прибавляли то хвост, то простое русское имя Вася. А потом и вовсе немецкое Вассер. Окончив институт тогда еще в Ленинграде на троечки, Голый Вассер, он же Иван Львович Голова, был распределен в город Земск на довольно заштатную и нудную должность. Умея угадывать изменения в стремнине бурной реки под названием «текущая ситуация», Голова – Голый Вассер подсиживал своих менее прозорливых начальников, продвигаясь по карьерной лестнице так легко, словно ехал под горку. Одним из первых он поддержал непопулярный в народе, но пропагандируемый в стране запрет на национальную забаву – пьянку. В городе начались показательные безалкогольные свадьбы и дни рождения. Марафонские забеги под лозунгами «Бежим от водки к светлому будущему» и «Марафонец – он гонец! Не пьет спиртного – и конец!». Как вы понимаете, вдохновителем и организатором всего этого трезвого экстаза стал дальнозоркий Голова Иван Львович. Эти мероприятия, как правило, заканчивались грандиозной попойкой, потому как разливали втихаря из-под пиджака и в чашки чайного сервиза. Но не результат важен, а сам процесс, о котором напишет районная газета и расскажет местное областное телевидение.

Чуть позже, став вторым секретарем райкома партии и заведуя идеологической работой, он перетянул весь город транспарантами, призывавшими к «ускорению», «перестройке», «плюрализму» и «самокритике». Со всех фасадов домов центральной улицы на ошарашенных прохожих навалились своей давящей информацией «Сводки с полей», «Достижения прокатных станов», «Даешь укрепление совхозов!», «Хозрасчёт идёт в зачёт», «Долой кампанейщину и болтовню», «Наш прожектор перестройки выхватил из тьмы застоя недостатки!» и прочую передовую белиберду, которая в тот момент была модной, так как слова «тренд» еще не завезли на просторы необъятной страны. Критика дошла до заоблачных высот. Начальников уже не просто критиковали, а ругали в лицо, и всё это под одобрительные взгляды самого бичуемого и его окружения. Нос по ветру новых веяний необходимо было держать.

Плакаты раздражали горожан, отпугивали бродячих собак и давали прогрессивным художникам волю для разгула фантазии. Их произведения, однако, претерпевали изменения очень быстро. Все без исключения плакатные рабочие и работницы в первую же ночь обросли усами и бородой. Некоторые украсились рогами и хвостами. Надписи дописывались и искажались. Но это было не столь важно. Фотограф райкома партии Семен Абрамович Лупоглаз запечатлел плакатную красоту. Успел он сделать это до преображения и разместил фото в районной газете. Их подхватила областная «Правда Заволжска», а далее и центральная «Правда». Успех инициативы Вани Головы был оценен по достоинству. После провала городом плана по заготовке, производству, выпуску и наладке – первого секретаря горкома сняли и назначили на его должность молодого и креативного Ивана Львовича Голову. В это же время на горизонте холостяцкой жизни Головы забрезжила статная фигура. И эта фигура, как вы догадались, была Инны Михайловны, в девичестве Савской. Хотя ходили слухи, что фамилию она переделала из Савоськиной. Инна Михайловна взялась за дело покорения сердца своего избранника с большим энтузиазмом, перекрывающим энтузиазм, с которым ее будущий муж сражался за карьерный рост. А тут ещё и секретарь обкома убеждал, что уровень руководителя комитета партии целого города не позволяет такую роскошь, как холостая жизнь.

И союз Савской с Головой благополучно был скреплён печатью и записан в акте гражданского состояния.

Вот и весь краткий портрет мэра города, с женой которого свела судьба Давида Богдановича Рома во время сеанса парапсихологической направленности. (Так обозвал свои приемы сам Давид. Уж как есть. Простите…)

Итак! Осталось два кандидата, за которых отдали равное количество голосов мечущиеся в поисках выгоды избиратели города Земска. Это был сам мэр города Иван Львович Голова и широко известный в узких кругах бывших пламенных коммунистов Трывайло Гаврил Сидорович, человек глупый, упорный и крикливый. Его толкали бывшие партийцы, оказавшиеся отброшенными от кормушки и не желающие с этим смириться. Основной упор он делал на возвращение всех льгот, существовавших при власти Советов, а также дополнительно: повышение пенсии в десять раз, разрешение пенсионерам ходить на красный свет, обслуживаться в специальных магазинах, участвовать в управлении городом и получать ежегодную премию в размере месячного пенсионного обеспечения. Были и другие громкие и, как вы понимаете, дорогой читатель, невыполнимые обещания, как то: разрешить студентам не посещать лекции и получать стипендию, разрешить мужчинам брать каждую десятую пол-литра в магазине бесплатно, а домохозяйкам – бесплатные междугородние телефонные звонки для более яркой окраски их суровых домашних будней. Он не объяснял, за счёт каких средств достигнет таких результатов, но избиратель не сильно и допытывался. Обещает – молодец. День второго тура выборов приближался…

Иван Львович был в расстроенных чувствах. Да, дорогой читатель, хотя то и были времена ярких перемен, когда можно было выехать на сносе, сломе, срубе, искоренении, уничтожении, переустройстве… Но, когда, не сломав памятник Ленину и снеся с горем пополам старое здание городской бани, деньги закончились (много съел личный алчный характер и непомерные запросы Инны Михайловны), народу нужно было предложить кое-что новое, чего не было в идеях главы города, – тогда-то мэр и сдулся. А Трывайло сыпал обещаниями как из рога изобилия, придумывая всё новые и новые.

Иван Львович Голова и его команда засиживались допоздна в прокуренных кабинетах, ломая голову над новыми идеями завлечь электорат в свои сети. Предложения сыпались одно интереснее другого. Директор городской канализации Вонюкин Захар Захарович предложил бесплатную раздачу на приусадебные участки остатков от своего отходного производства. Плакат, предложенный городским королём дерьма, воды и пара, представлял огромную трубу с выливающимися из неё остатками продуктов жизнедеятельности. На трубу одной ногой наступал кандидат Голова, указывая при этом на стоки двумя руками. Текст гласил: «Удобрения на поля – бесплатно, пользы вашей для!» Ниже надпись: «Обещаю помощь сельхозпроизводителям бесплатными удобрениями!»

Мэр посмотрел на предложенный «шедевр» пропагандистского искусства и, молча покивав головой, очень эмоционально покрутил пальцем у виска, чем вызвал недоумение начальника городской канализации.

– Вы же просили, чтобы каждый на своём месте подумал, как найти путь к сердцу избирателя. Вот я… как мог… А вы… того, – и он повторил жест с пальцем у виска.

– Есть более одиозная идея, – с придыханием начал руководитель местной милиции, полковник Пётр Валерьянович Капец.

– Только без обещаний тёплых камер, значит да от, – мэр имел привычку вставлять «значит да от», особенно когда нервничал, – и отдельных туалетов для сидельцев в СИЗО…

– Это не моя компетенция. Я о другом. Я о разрешении ношения оружия…

– Ты, Петя, того? Тоже не думаешь. Не в Техасе, значит да от… У нас и без разрешений дураков хватает… С твоими ковбоями после празднования Дня милиции никак ещё не разберёмся… А ты – оружие для всех… – Мэр безысходно махнул рукой.

В разговор вступил начальник отдела жилищно-коммунального хозяйства Воровских Хорь Нахимович:

– Я извиняюсь, но, по-моему, простому избирателю важны простые жизненные вещи. – Он кряхтел, пыхтел и подкашливал, придавая своему предложению таинственную загадочность и большую значимость.

– Так-так, – заинтересовался Иван Львович, указывая карандашом, зажатым в пухлой ручке, на Воровских. – Говори, Нахимыч… Пока толково.

Нахимыч довольно хмыкнул, посмотрел свысока на предыдущих советчиков и, понизив голос, предложил:

– Нужно пообещать снизить квартирную плату, бороться за минимизацию тарифов на свет и газ… И ещё всякие послабления… от. – Он с видом победившего быка тореадора распрямил покатые плечики и окинул взглядом присутствующих.

– Это имеет место быть, значит да от! – довольно, бросив карандаш на стол, выдал мэр. – Имеет место быть в предвыборной агитации… Недаром, ой, недаром я тебя, Хорь ты эдакий, не дал прокурору засадить… Знал, что когда-нибудь пригодишься. Вот! Учитесь, господа!

– Ему легко говорить, – выдохнул Вонюкин, – он на дефиците сидит… Сейчас свет, газ и вода… это же… ого-го… А у меня что? Дерьмо – оно и в Африке дерьмо…

– Ну, – Иван Львович посмотрел на подчинённых взглядом дрессировщика пуделей, – завтра к утру от каждой структуры должны поступить предвыборные предложения, значит да от… типа вот этих, – и вновь ткнул карандашом в сторону Воровских. Все присутствующие засобирались, зашептались, зазевали и хотели уходить, как вдруг дверь распахнулась, словно от порыва шквалистого ветра. На пороге стояла Инна Михайловна с лицом Валькирии – спасительницы павших воинов – и широко расставленными руками. Все посмотрели на жену мэра с нескрываемым интересом. Она всегда появлялась неожиданно и производила фурор своими выступлениями.

– Ваня! Есть! – Глаза Инны Михайловны расширились, затем сузились и… прикрылись совсем в экстазе удовлетворённости от произведённого на присутствующих эффекта. Все молча ждали продолжения.

– Твоё спасение у меня в руках… – Она бесцеремонно подошла к столу, согнала жестом со стула начальника ЖКХ Хоря Нахимовича, и, усевшись нога на ногу, а рукой подперев поднятый вверх победоносный подбородок, рассказала о новом прорицателе, посланном свыше. При слове «свыше» предводительница местного бомонда указала бриллиантовым перстом вверх. Стоявший рядом, не имевший теперь своего места за столом Воровских внимательно посмотрел на палец, потом на потолок, который потрескался и был похож на одну большую паутину, потом на Ивана Львовича, а потом только на Инну Михайловну. Крякнув, он пожал плечами и ушёл в угол к стоявшему там покосившемуся креслу, куда и уселся, махнув рукой на происходящее.

– Да-да… и не маши на меня, Нахимыч. И вы все не смейтесь. – Она склонилась к мужу и, бросая тайные взгляды опытного конспиратора поочерёдно на всех сидящих за столом, поведала:

– У нас в бывшем торге, которым раньше руководил Эдуард Лазаревич, муж Софьи Никандровны, дочери директора электрозавода от первого брака со второй женой Юрия Петровича, ну… вспомни – такая блондинка с большим носом, маленькой грудью и кривыми ногами… Ну ещё у неё размер обуви сорок второй… платья носила приталенные… при её габаритах. Кошмар! Вспомнил? Неважно… Так вот, там в бывшем гастрономе – супермаркет… Хороший магазинчик, только…

– Ближе к делу, Инна, – крякнул мэр, натянуто улыбнувшись.

– Не перебивай… В этом супермаркете Катя работает… Так, ничего особенного, полновата… но серёжки у неё – ой… Где они такие берут? Так вот, у неё появился наставник.

Иван Львович Голова и его команда засиживались допоздна в прокуренных кабинетах.

При упоминании Кати мэр немного съёжился и втянул голову в плечи. Инна Михайловна не придала значения этому и продолжала:

– Учитель! Прелестный человек… да что там… Он… он… – Инна Михайловна потрясла поднятыми вверх ладонями… Короче – прорицатель, каких свет не видывал.

Многие присутствовавшие, опустив головы, улыбались. Перлы, выдаваемые женой градоправителя, давно были притчей во языцех. В городе часто цитировали её высказывания и, как догадался читатель, не по причине их гениальности.

– Вот тут твои помощники резвятся… Хихикают надо мной… Пусть. А я дело, Ваня, говорю! Дело… Он мне такое предсказал, что ты! Ну, а про всех всё знает, но молчит… до поры наверняка. Ну что тебе стоит встретиться с ним? Пусть подскажет… как выборы ваши не провалить… Убудет с тебя? Скажи… Нет, ты скажи, убудет?

– Инна… Михайловна! – строго попробовал пресечь пыл воспрянувший супруг. – Вы бы соблюдали, так сказать… А то у вас вон тоже, значит да от… того… улыбка звучит на глазах. Понимаешь ли, значит да от… У нас тут, кстати, совещание… секретное… Правда, товарищи? Ой, что это я? Правда, господа? – Иван Львович посмотрел на подчинённых глазами попавшего в капкан зайца.

– Да, конечно, – запричитали подчинённые…

– Совещание, а как же…

– Серьёзная тема, а тут такое…

Однако на взволнованную фурию сии доводы влияния не возымели. Она встала, поправила сбившуюся набок причёску и, поставив руки в те места, где должна была быть талия, закачала головой, выпятив нижнюю губу.

– Совещание у них, глядите, какие мы секретные… Ну-ну. Ты, Петька, своей Тамаре будешь мозги компостировать, а мне… знаешь – не надо, – и выставила большую ладонь с нанизанными на сардельки кольцами вперёд, в сторону начальника милиции Капца. – Выборы провалим – пойдёшь следом за нами… Солнечный Магадан покажется раем. И ты, Захар Захарыч, поплывёшь со своим этим. – Она закрыла нос двумя пальцами, явно намекая на основной вид деятельности начальника канализации, короля дерьма, воды и пара.

– Ну зачем вы так? Зачем, Инна Михална? Никто не против ваших предложений… так ссать… – поправляя очки, промурлыкал ответственный за медицину города Семён Семёныч Недобитый. – Просто я… как представитель традиционной, так ссать… академической медицины… Против всякого рода шарлатанства и…

– О! И ты, Сеня, туда же… Заголосил… Так «ссать» он. Ишь! Ссать или не ссать – про то нам не знать!

– Это я для связки слов. В смысле – так сказать. Я и в мыслях не имел ничего оскорбительного…

– Ничего, спросят и за твою академичную и другую… Больницы в городе хуже хлева, а всё туда же…

– Инна! – вскипел мэр. – Держите себя в рамках… Инна Михайловна, значит да от… – но тут же осёкся под воинственным взглядом своей грозной половины. Он всё боялся, что вскрылись их давние отношения с этой девушкой из гастронома, Катей. Однако супруга, очевидно, втолковывала им о другом. Она смотрела грозно и говорила безапелляционно твёрдо:

– Короче, мужики, вы как хотите, а я назначу приём на завтра. Поверьте моему женскому чутью: он тот, кто нам сейчас нужен.

Больше доводов протеста не последовало.

Назавтра встреча состоялась. Жена мэра связалась через третьи руки с Катей. Она просила уделить немного драгоценного времени уважаемого Учителя для дел государственной важности. Дела такой важности, в понятии Инны Михайловны, касались исключительно её мужа и её лично. Учитель долго кочевряжиться не стал. Он внимательно изучил газету недельного будущего перед намеченной встречей и покатил в мэрском «мерседесе», присланном специально за ним Инной Михалной, к своей намеченной и, судя по стремительности разворачивающихся событий, приближающейся промежуточной цели. Путь наверх начинался.

Машина мэра имела номера правильные и легко запоминающиеся даже такому не очень образованному контингенту, как придорожные милиционеры города Земска. Три цифры «001» красовались чёрными лебедями на белоснежной глади номерного знака. А буквы «ЕЗЛ» можно было интерпретировать по-разному – от казённо-прозаичного «Единые земские литеры» до барско-холопского «Едет знатное лицо». Милиция Земска, мало чем отличавшаяся от своих коллег в других городах и весях России, естественно, понимала данную аббревиатуру правильно и приближавшуюся машину встречала стойкой смирно – прогнувшись, с рукой, приложенной к козырьку головного убора. От Катиного дома до центра города вела одна прекрасная, асфальтовая дорога… Она действительно была одна в таком состоянии, так как пролегала аккурат от здания администрации до посёлка Ухтыевка. Посёлок не был имением тайного миллионера или одним из городов Золотого кольца, нет. Он даже не имел каких-либо памятников или ценных архитектурных строений. Однако он имел статус. Статус порой определяет внешнее состояние, а не наоборот. В Ухтыевке располагалось садовое товарищество со странным и пугающим сельское население названием «Гипоталамус». Название товарищество садоводов получило с началом нового этапа правления Ивана Львовича после публичного уничтожения партбилета. Как-то раз, собравшись за поздним совещанием с напитками, мэр города предложил своим приближённым создать загородную резиденцию, в которой можно проводить время не только отдыхая и, естественно, выпивая, но и с пользой для дела общества. Он так и сказал, поднимая рюмку и произнося очередной тост, с отставленным в сторону локтем:

– Нельзя терять драгоценное время… ик… понимаешь ли ты, значит да от… Нужно и на работе, и дома… и, что главное, на даче, – мэр вытянулся, приподнимаясь на цыпочках и потрясая указательным пальцем над головой, – оставаться у руля!

Все стали поддакивать и попытались аплодировать с переходом в бурные овации. Иван Львович прервал попытку подхалимажа твёрдым, но жеманным жестом и продолжил:

– Предлагаю создать загородный мозговой центр… для проведения выездных заседаний и внеплановых совещаний, значит да от. И назвать его… – Он замялся, вытирая пот с лица свежим носовым платком.

– Гипоталамус, – пискнул Семён Семёныч Недобитый.

Совещание притихло, ожидая разъяснений.

– Ты, Семён, пояснишь потом, – попросил незлобно мэр, – но пока выпьем.

И после употребления горячительного зелья начальник местного отдела здравоохранения Семён Семёныч объяснил, что гипоталамус – одна из основных частей человеческого мозга, оказывающая основное направляющее и регулирующее влияние на весь организм…

– Молодец! – похвалил мэр.

– Хорошо придумано! – подхватили остальные.

Так возник странный для деревенских жителей посёлок. Старики шептались о бесовском шабаше и продаже душ дьяволу, путая название «Гипоталамус» с «апокалипсисом», которым пугал бывший политработник, а ныне отец Митрофан в своих воскресных проповедях. Проповеди-лекции он проводил в бывшем клубе «Ленинец», переименованном в храм и изменённом слегка кривыми куполами с немного неровными, но всё же крестами. Путали диковинное название «Гипоталамус» и с «Главснабсбытом», в котором работали тихие мелкие воришки, приторговывавшие во времена тотального опустошения дефицитным товаром. Все эти длинные и сложные сочетания букв вызывали недоверие, но побуждали, однако, с осторожным подчинением относиться к самим обитателям садового товарищества.

А когда к воротам вышеозначенного товарищества пролегла чёрной ровной полосой невиданная доселе дорога, местные жители иногда даже крестились втихаря на проезжающие по ней кортежи автомобилей. Некоторые плевались вслед.

Дом, в котором проживала дама сердца вновь появившегося прорицателя – Учителя – Катя, стоял как раз на этой чёрной асфальтовой полосе, соединявшей «Гипоталамус» со зданием администрации. Вот по этой единственно целой дороге в городе и привезли Давида Богдановича Рома на встречу с представителями законной власти.

Около входа в здание администрации росли кривобокие мелкие розы и стоял трезвый милиционер. У самой двери Учителя ждала Инна Михайловна. Она зачем-то поклонилась Давиду и открыла сама дверь.

Здесь нужно отметить, что Давид оделся подобающим образом. Он и до этого одевался в длинную, сшитую рукодельной Катей накидку-рубаху. Но она могла произвести впечатление лишь на озабоченных учеников и простодушных домохозяек. А тут – целый мэр… Накануне, после поступившего предложения встретиться с самим главой города, Ром имел общение с бывшим служителем культа, уволенным за постоянное пьянство и халатное отношение к службе. Жил бывший протодиакон одной небольшой епархии по соседству, этажом ниже. Чин свой после пяти лет служения в священном сане с двойным орарем протодиакон, с его слов «…получил не так давно… милостью Божьей. Дай запил на радостях. А голосом я всегда был зычен да бархатист. Но дружба с Бахусом сыграла плохую шутку – стал путать не только слова, но и порядок вступления. А однажды так просто захрапел во время службы. А тут ещё и прихожанка одна жалобу исполнила… дескать, соблазнил её неподобающе непристойно… Всё одно к одному». Правду говорил служитель культа или врал, Давид не устанавливал. Но вот повседневную чёрную рясу с длинными рукавами у него купил по вполне сходной цене в условиях зарождавшихся рыночных отношений. Конечно, была она немного широка в животе: частые посты как-то не возымели благодатного действия на фигуру священнослужителя, но зато в плечах – как влитая. Протодиакон был не обделён статью. Катя умело ушила талию, и Давид даже испробовал новое облачение при проведении своих сеансов. Действовало завораживающе на домашних провинциальных куриц и неокрепших юнцов.

Вот в таком наряде Ром явился на встречу с мэром города. Чёрная ряса и чётки в больших сильных руках Давида возымели чудесное действие и на Инну Михайловну, и на милиционера у входа, и на персонал всего канцелярско-скрепочного мирка администрации. Проходя по длинному коридору здания, Давид ловил на себе удивлённые взгляды высунувшихся из своих каморок-кабинетов клерков. А уборщица Клавдия даже поклонилась ему в пояс и, перекрестившись, отчего-то заплакала, вытирая нос и рот своим пожилым передником и качая при этом сочувственно головой. Все понимали: человек в рясе – это неспроста.

Вот в таком наряде Ром явился на встречу с мэром города.

Иван Львович встретил Давида, который вошёл в кабинет в сопровождении его жены, стоя у окна и глядя во двор. (Явно заготовка.) Он улыбнулся вошедшей парочке и предложил садиться. Говорил при этом весело, по-свойски, давая понять, что не верит во всякие глупости с предсказаниями и пророчествами. Давид скептически оценил довольно убогую обстановку кабинета, понял, что взять тут много не удастся, долго молчал, глядя на главу города, восседавшего напротив него, а потом заговорил грубо и громко:

– Ты не суетись, не суетись…

Иван Львович широко раскрыл глаза и засопел:

– Па-азвольте! – возмутился мэр. – Это что за фамильярность такая, почему на «ты»?.. Значит да от! Я… принимаю вас по просьбе Инны Михалны, но это не даёт вам права разговаривать со мной таким тоном… Я мэр, и просто взрослый человек… Извольте на «вы»… и по имени-отчеству… значит да от… – Он в негодовании пожал плечами и стал нервно листать перекидной календарь на столе, делая в нём какие-то пометки ручкой.

– Завтра на ремонте котельной авария будет… Людишек побереги… Взорвётся она… – сказал Давид, поднялся и пошёл к выходу. Он прочёл эту новость ещё на прошлой неделе, и встреча как нельзя лучше позволила воспользоваться полученными фактами. «Ничего, – думал Ром, – вот долбанёт завтра городская котельная, посмотрим, как ты запоёшь».

Инна Михайловна кинулась следом, не забыв пнуть при этом тоже поднявшегося с места мужа локтем в живот. Иван Львович ойкнул и немного согнулся.

– Господин Учитель! – Инна Михайловна пыталась остановить удалявшегося Давида, порхая большим телом над тремя ступенями сразу. Но это было равносильно тому, как остановить уходящий тихо, но мощно теплоход. Давид спустился вниз по лестнице, отстранил старорежимного водителя, предложившего ему сесть в автомобиль, и буркнул ему, кивнув в сторону «мерседеса»:

– Копыта коня своего побереги, утащат… – Пошёл через город пешком. Благо город маленький – идти недалеко. Он ликовал. Всё прошло более чем успешно. Ром играл образ, почерпнутый из истории провидцев царской России… Конечно, его познания в истории находились не на очень высоком уровне. Примерно где-то между жизнеописанием Древнего мира за пятый класс начальной школы и историей КПСС из общего курса лекций по марксистско-ленинской философии, в которой всё же он увлёкся диалектическим материализмом. И вовсе не из-за фарисейской любви к данной науке, а исключительно из-за звучного названия. Он практически ничего не помнил из диамата, но часто применял это словосочетание во время очередного брачного танца перед открывшей рот смазливой дурочкой. Но, как ни странно, одна деталь из истории ВОР, как называли в годы его неоконченного высшего, Великую Октябрьскую революцию, врезалась в память, оставив вечную зарубку в тонком, художественном мозгу Давида. Она касалась его теперешнего положения, а звучала так: «о роли и влиянии псевдооракулов и предсказателей на принятие решений лидерами агонизирующего царского режима». Короче, яркий образ старца Григория врезался в память надолго и теперь пригодился.