Текст книги "Чудо быть дедушкой. Рассказы о себе и самых близких"

Девочки смотрят на молодых людей, продолжают есть мороженое и слушают мои объяснения. Наконец Полинка поворачивается к деду и, указывая в сторону очередной невесты, заявляет:

– Дедушка, это принцесса.

– Принцесса? Ах да! Как это я сразу не догадался! Тогда вот этот юноша рядом с принцессой… – Я показываю на совсем еще молодого человека. Видно, как, оказавшись в центре внимания, в отличие от невесты, он смущается и чувствует себя неловко. – Кто он?

Полинка молчит, зато Алиса громко и радостно объявляет свою догадку:

– Дедушка, а я знаю! Раньше это был просто мальчик, а сейчас он превращается в принца!

Тот, который лежит рядом

Нашей Полинке было десять месяцев. Она вовсю ползала, но ходить пока еще не ходила. В тот день бабушка с Полининой мамой, захватив с собой старшую внучку, собрались ехать за покупками, а спящую в коляске на лоджии Полинку оставили на мое попечение.

– Дедушка, главное – не волнуйся. Она покушала и только что уснула. И спать ей еще никак не меньше часа. Если Поля проснется, возьмешь ее из коляски, снимешь комбинезон и чем-нибудь займешь. На полчаса этого хватит, а тут и мы подъедем.

Сказали и уехали, а мы с Полей остались. Глянул на будильник. Так, в моем распоряжении целый час, и пошел к окну, чтобы взглянуть на коляску. Взглянул и от неожиданности вздрогнул. Из коляски прямо в мою сторону смотрели два зеленых и абсолютно не спящих глаза. Вдобавок девочка сосала соску, и делала это так сосредоточенно и сурово, будто это не десятимесячная малышка, а грозный бык, изготовившийся к атаке.

В ужасе отпрянув от окна, я стоял, прижавшись спиной к стене, и лихорадочно соображал, что мне делать. Для начала решил позвонить дочери. Пригнувшись, чтобы меня не выследила Полинка, я добрался до мобильника и набрал номер:

– Все пропало! Возвращайтесь, она не спит!

– Орет?

– Нет. Лежит и сосет соску.

– Папа, ты не паникуй. Полежит еще немного и сама уснет. Если уж раскричится, тогда звони.

Положив трубку, я вернулся к окну и, прячась за шторы, вновь высунулся посмотреть на Полю. Такое впечатление, будто она была уверена, что я сейчас выгляну. Во всяком случае, дитя обнаружило меня безошибочно. И через пять минут меня снова вычислили, и еще через три. Всякий раз она смотрела на меня с интересом, словно гадала, что еще выкинет этот странный человек с белой бородой?

Боясь, что малышке надоест лежать просто так без сна, она не выдержит и раскричится, я отправился на лоджию, вынул ее из коляски и занес в комнату. Полинка не плакала. Наверно, каким-то шестым, непонятным мне чувством десятимесячная кроха догадывалась, что мы с ней два очень близких друг другу человека.

Я снял с нее теплый комбинезон и посадил внучку на разложенный диван. И все ждал, когда она начнет возмущаться, а та, словно ей не нужна никакая мама и уж тем более бабушка, забавлялась как могла, при этом вовсю улыбаясь дедушке.

Налазившись по дивану, девочка устала и, готовая уснуть, улеглась здесь же среди подушек. Я укрыл ее пледом и прилег рядом. Полинка лежала напротив меня и внимательно рассматривала мое лицо. Я приблизил свои глаза близко-близко к ее зеленым глазкам, она засмеялась.

Ребенок, прижавшись ко мне, согрелся и наконец уснул. Я, боясь пошевелиться и потревожить маленького спящего человечка, продолжал лежать рядом. Потом уже, после того как наши с покупками вернулись домой, я специально подошел к зеркалу и стал внимательно рассматривать свое отражение. Не знаю, что она нашла во мне такого смешного? Я бы испугался, а она засмеялась.

Вижу, как рядом с моим в зеркале появляется матушкино лицо.

– Все никак не налюбуешься?

– Скорее пытаюсь понять, почему ты тогда согласилась стать моей женой.

– В юности ты был симпатичный.

– Да? А сейчас уже несимпатичный?

Матушка отвечает дипломатично:

– Сейчас ты слегка изменился.

Изменился? Я стал совсем другим по сравнению с тем, каким был тридцать лет тому назад. Смотрю на себя в зеркало и на собственном примере вижу подтверждение тому, как опыт прожитой жизни отражается на лицах пожилых людей, и особенно в наших глазах. Этот опыт далеко не всегда положительный, в нем много чего нехорошего. И все же почему маленький невинный ребенок не испугался меня, а, напротив, обрадовался, когда я приблизился к ее глазкам своими глазами?

Поворачиваюсь к жене и, как только что с Полинкой, приблизившись близко-близко лицом к ее лицу, смотрю ей в глаза. Заглянул в них и поразился. Вместо привычного мне лица взрослой женщиныя увидел ребенка!

– Ой, какой ты смешной! – воскликнула она. – Ну-ка, ну-ка! Никогда еще не видела тебя таким, – она подбирает подходящее слово, – маленьким!

Как необычно! Оказывается, за нашими сединами и множеством морщин прячутся все те же маленькие дети, какими мы были когда-то очень давно. Мы, самонадеянные взрослые, не способны, а малыши, те могут видеть нас такими, какие мы есть на самом деле. Они видят детей и радуются встрече.

Как-то в будни мы с матушкой выбрались на пару дней в Москву навестить наших детей. Вечером в разговоре дочь посетовала, что завтра ей придется в одиночку петь литургию. Все штатные клирошане неожиданно разболелись, и батюшка просит их выручить.

– Если хочешь, я тебе помогу, – отозвалась матушка.

– А дети? Я же на завтра сняла их из садика. Проснутся и устроят шум.

– Шум? А мы им дедушку подложим. Он большой и теплый, с ним можно и до обеда проспать.

– А что, это выход! – И тут же кричит: – Папа, завтра утром ты придешь в детскую и подменишь бабушку! Выручишь меня, ладно?

Отвечаю спокойно:

– Ладно, выручу.

А сам уже начинаю волноваться. Сто лет я не спал со своими девчонками. В их системе приоритетов дедушка занимает твердое последнее место. Потому если у них вдруг появляется выбор, с кем они будут спать этой ночью, то это всегда мама, последнее время еще и бабушка. Кандидатура дедушки не рассматривается даже как вариант. Что они скажут, когда обнаружится подлог? Может, лучше их заранее предупредить?

Утром меня разбудили. Я тихонько забрался под одеяло, лег между девчонками и замер в положении смирно. Я не решался заснуть, боялся: захраплю и потревожу их сон.

Бабушка с дочкой ушли, а я остался. Лежал и вспоминал, как в молодости мы с матушкой тоже спали в одной кровати. Было время, она засыпала у меня на плече. Потом перестала. Шея затекает, да и вообще, это ужасно неудобно – спать на чужом плече. Однажды она меня разбудила и попросила не храпеть. Я повернулся на бок, но все равно продолжал ей мешать. Утром, мучимый угрызениями совести, просил у нее прощения, обещая больше не храпеть, и все равно храпел. Во сне ловил себя на том, что храплю, и ничего не мог с этим поделать.

Меня никто не прогонял, я сам так решил и ушел спать в другую комнату. Общая кровать теперь уже была не нужна, вместо нее в каждую из комнат купили по одному небольшому аккуратному дивану. Помещается на нем только один человек. Другой, даже если и захочет, может только встать и стоять рядом или в лучшем случае присесть в ногах.

Задумаешься, как хитро устроена жизнь. Вот она еще только начинается. Ты маленький, только что появился на свет. Каждый день к тебе прикасаются мамины руки. Ты спишь рядом с ней и жить без нее не можешь. Потом тебя перекладывают в собственную кроватку и даже переводят в отдельную детскую комнату.

Бывает, ночью тебе одному вдруг становится страшно. Ты выбираешься из своей постельки и бежишь к родителям.

– Мне страшно!

Сам помню, как, уютно устроившись между мамой и папой, ощущая их, спящих рядом, переставал бояться и тоже засыпал. Пришло время, и уже наша дочка все с теми же словами «там такой стъяшный» прибегала из своей комнаты и забиралась в постель к нам с матушкой. А я, в свою очередь ставший для нее тем, кто должен быть рядом, прижимал к себе ее дрожащее маленькое тельце. Под моей рукой малышка успокаивалась и засыпала. Теперь она уже сама мама двух моих маленьких внучек, между которыми я сейчас лежу и гадаю, как они ко мне отнесутся. Согласятся, чтобы я и для них стал тем, кто имеет право лежать с ними рядом?

Когда ты молод, очень важно, чтобы рядом с тобой лежала та, которая хочет родить от тебя ребенка. Это так естественно, когда она засыпает у тебя на плече. Время, равнодушное и беспощадное, продолжает свое движение, вслед за ним уходит и молодость. Она отказывается засыпать на твоем плече. Оно и понятно, это же очень неудобно, так можно и шею свернуть. Да и вообще, спать одному в собственной кровати куда как комфортнее. Ну вот, снова я о том же.

Лежал и все пытался вспомнить, когда последний раз кто-нибудь засыпал рядом со мной. Вспоминал-вспоминал, но так и не вспомнил. Зато вспомнил армейские годы. Когда-то в казарме рядом со мной одновременно дрыхло аж сто пятьдесят бойцов. Кстати, никто из нас тогда не храпел.

Удивился, что вообще задался этой темой. Естественно и незаметно, входя в возраст, человек начинает отдаляться от остальных людей, даже самых близких. И чем дольше живет человек на свете, тем шире вокруг пространство его одиночества. А желание, чтобы кто-то был рядом, не исчезает. Быть кому-нибудь нужным. Становясь седым, все чаще останавливаешь взгляд на стариках, подкармливающих голубей или бездомных кошек. Ты понимаешь, люди, как могут, протестуют и защищаются от накрывающего их одиночества.

Может, потому и мужа с женой принято хоронить вместе, в надежде, что там, за гробом, между ними все как-нибудь само собой утрясется? Наперекор разным семейным дрязгам и неурядицам в землю мы укладываемся рядом. Таково непререкаемое правило. Даже на престижных кладбищах, где каждый свободный сантиметр стоит огромных денег, рядом с одним упокоившимся супругом выделяется бесплатное место для другого. И оно ждет.

Когда мы хоронили отца, я, осматриваясь рядом, увидел, что вокруг полно захоронений с одним общим памятником на две могилы. Фотографии, имена и фамилии, все, как положено. Внимательнее присмотришься и узнаешь, что один из тех, кто радостно улыбается тебе с могильной плиты, все еще жив и даже, возможно, здоров.

Смотришь на такой памятник и понимаешь, что тот, кто еще здесь, внутренне уже настроился и начинает идти туда. Смотришь и жалеешь обоих, потому что они оба все еще вынуждены ждать.

Один-единственный раз за всю свою священническую практику я одновременно отпевал семейную пару, мужа и жену. С ним на работе произошел несчастный случай, и она потом ухаживала за мужем целый год. Заботилась о нем самоотверженно. Наконец он умер, а она взяла машину и отправилась хлопотать о предстоящих похоронах. На светофоре их догнал микроавтобус. Все, кто вместе с ней были в машине, отделались синяками, а она скончалась на месте. Вместе с мужем их положили в одну большую общую могилу. Наверно, никто не захотел ждать.

Однажды мы с матушкой летели вдвоем в Черногорию. Поездка была незапланированной, потому билеты брали перед самым вылетом. Мне выписали последний билет в отсеке для обычных пассажиров, а матушке предстояло лететь бизнес-классом. Благо разница в цене оказалась совсем небольшой.

В Домодедово мы вместе прошли таможню и пограничный контроль, а потом нас разделили. Симпатичная девушка в фирменной голубой рубашке, вежливо улыбаясь, пригласила матушку в зал ожидания дли «випов», а мне взмахом руки приказала следовать дальше.

– Это мой муж, – робко заступилась за меня матушка, – и нам бы не хотелось расставаться. Можно мы здесь вместе подождем наш вылет?

Вежливая девушка оказалась непреклонной.

– Тогда я уйду вместе с ним.

– Это ваше право.

Мы шли с ней дальше по коридору, а я представлял: интересно, а как будет там, на Небесах? Если там вежливые, но непреклонные ангелы разведут нас по разным залам ожидания? Согласимся ли там променять кожаный диванчик среди «випов» на холодное железное седалище ради того, чтобы и в вечности оставаться рядом?

Кто-то уверяет, будто там мы перестанем вспоминать друг о друге. Тогда почему мой отец, девяностолетний старец, перед самой смертью вдруг начинал плакать:

– Мама, как хорошо, что ты пришла, я по тебе очень скучаю. Сестричка, и ты здесь! Я тебя так люблю.

Бессмысленна жизнь, если потом забываешь о главном.

Первой проснулась Алиса. Еще в полудреме, сообразив, что рядом с ней в кровати лежит явно не мама, а кто-то большой и наверняка очень страшный, захныкала. Полинка, не открывая глаз и не отрываясь головой от подушки, протянула ручонку и похлопала меня по груди. Убедившись, что это не мама и даже не бабушка, сползла на пол, встала на ножки и только здесь у нее открылись глаза.

– Дед, ты чего тут?! А где мама?

Алиса, сидя на кровати, добавляет:

– Или бабушка?

Оказавшись под перекрестным испытующим взглядом обеих моих малышек, я, седой, солидный дядька, ощутил себя нашкодившим подростком, застуканным за воровством чужих огурцов.

– Мне бабушка велела. Они с мамой в церковь пошли на службу. Там сегодня петь некому. Вот и попросила ее подменить, чтобы, когда вы проснетесь, вам не было страшно.

Оказалось, с дедом не так уж и плохо. Можно, оставаясь в пижаме, до умопомрачения прыгать по дивану, потом, оседлав деда, скакать на кухню и вместо овсянки с утра наесться бутербродов с маслом и вареной колбасой.

Когда мама с бабушкой вернулись после службы домой, то лучшей наградой мне были слова моих маленьких друзей:

– Нам понравилось с дедушкой! А с дедушкой не нужно умываться! И еще не надо чистить зубы!

Завтра рано утром мне уже уезжать, а вечером матушка просит:

– Дед, иди к ребятишкам, сказку им на ночь почитай.

Захожу в детскую и вижу: Алиса сидит на полу, уткнувшись в айпад, а Полинка уже лежит в кровати, укрывшись одеялом. Беру с полки сборник сказок Андерсена и ложусь на то же место, где лежал утром. Алиса откладывает в сторону айпад и тоже начинает укладываться.

– Вы готовы слушать сказку?

– Да, дедушка, – зевает Полинка, и я чувствую, как она упирается мне пятками в поясницу.

Алиса вся во внимании. Начинаю читать сказки, одну за другой. Слышу, Полина засопела, а пятки не убирает, ей так уютнее. Алиса, та чуть не плачет:

– Дедушка, я никак не засну.

– Давай я тебе спою, хочешь?

– Спой, дедушка.

Затягиваю колыбельную про «серого волчка». Слов я почти не знаю, по ходу выдумываю что-то свое. Сам засыпаю, начинаю храпеть, тут же просыпаюсь и снова продолжаю колыбельную. Смотрю на Алису. Та все тем же хнычущим голосом:

– Дедушка, ну я никак не засну!

– А давай мы с тобой помолимся. Знаешь, мне еще мой духовник отец Павел говаривал: «Не спится? Начинай читать молитвы».

Алиса улыбается и устраивается поуютнее. Она обхватывает мою руку и прижимается щекой к моей ладони. Закрывает глазки и слушает вечернее правило.

– Как хорошо, дедушка.

Через минуту засопела и старшая Алиса. Во сне она продолжает сжимать мою руку, Полины ножки все так же упираются мне в спину. Я всегда говорил, молитва сближает.

Я лежу рядом со своими девчонками, и я счастлив.

Музыка

У нас в храме нет штатного звонаря. Чаще других звонит матушка, а если по какой-то причине она отсутствует, тогда на колокольню отправляется кто-нибудь из клирошан. В самом начале девяностых, когда храм еще только начинали восстанавливать, мой предшественник где-то раздобыл два колокола, еще старой, дореволюционной отливки. Правда, один из них почему-то лопнул. Может, в те страшные годы его тоже репрессировали и скинули с колокольни? Трещину заварили, но теперь он не звенел, а дребезжал, точно это не колокол, а дюралевая кастрюля. Потому если и звонили, то, как те католики, обходясь единственным целым колоколом.

Как-то в наши края заехал один человек. Несколько раз он приходил к нам на службы, потом подошел ко мне и предложил:

– Хотите, я закажу для вас комплект металлических бил? Выучиться играть на них совсем несложно, а звук они выдают отменный.

Мы согласились, и теперь наша колокольня обрела свой особый, непередаваемый голос. Каждое воскресное утро начинается в деревне мелодией торжественной и очень красивой. Звучит она в надежде всех, кто ее услышит, собрать под сенью величественного храма, чтобы в общей молитве всем вместе, единым сердцем обратиться к Богу.

Я знаю, что в это время многие дачники специально выходят из своих домиков на улицу, чтобы лучше слышать мелодию и насладиться звучанием нашей колокольни. Вдохновившись, они хватаются за лопаты, грабли, пилы, молотки и начинают работать. Кто-то даже специально покупает участок, чтобы построить домик с видом на храм. Очень уж он у нас красивый.

Местные к билам уже привыкли, но и они порой, останавливая свой бег, застывают напротив храма и стоят, словно завороженные, и только после того, как опускает звонарь свои колотушки, несутся дальше.

А на службу большей частью собираются те, кто специально приходит в храм из близлежащего к деревне поселка или приезжает из других городов. Из-за автобусов далеко не у каждого получается услышать утренний звон наших бил. По просьбам прихожан специально, чтобы дать людям почувствовать радость, сразу после службы звонари вновь поднимаются на звонницу.

Зная такое положение дел, зная, что никто из местных жителей практически никогда на службах не появляется, я собрал своих звонарей и предложил:

– Давайте по утрам перед службой больше звонить не будем? Что толку, только воздух сотрясаем. Все равно никто из местных не отзывается.

– Ну почему же не отзывается? – возразила матушка. – Очень даже отзывается. Просто в это время ты уже в храме и видеть этого не можешь. Я как-то опаздывала на службу, и звонить начали без меня. Потому я и стала свидетелем удивительного явления.

Оказывается, когда мы звоним, нам по всей деревне с разных концов начинают подвывать собаки. Я и раньше знала про уникальную кавказскую овчарку из дома, что сразу напротив храма. Эта вообще талантище. Подпевает в унисон на два голоса одновременно. Но никогда не думала, что и черная чау-чау из четырнадцатого дома тоже очень способная. Ты бы видел, как она поет – самозабвенно, запрокидывая голову наверх. Это ли не чудо!

Они вообще все поют. Даже беспризорная дворняжка, что увязалась и плелась за мной от моста до самого храма, и та изо всех сил старалась попадать в лад. Так что, батюшка, здесь ты не прав. Если не людям, так собакам в этой деревне мы точно нужны со своим колокольным звоном.

Остальные звонари матушку поддержали, и я вынужден был отступить.

Однажды днем на Пасху, это уже после нашего с матушкой разговора, проходя по деревне мимо одного из домов, я и сам услышал, как «поет» собака. На Пасху колокольня обычно не простаивает. С утра до вечера не прекращается поток желающих забраться на самый верх, обозреть открывающуюся панораму и самому ощутить себя в роли звонаря.

Для собак это время очень непростое. Они уже привыкли подпевать настоящим профессионалам, тем, которые знают нотную грамоту и каждый раз опускают свою палочку с эбонитовым наконечником именно туда, куда нужно. В толпе профессионалов нет. Собаки не угадывают мелодию, сбиваются с ритма и начинают нервничать.

Я обращаю матушкино внимание на этот факт.

– Смотри-ка, собаки чувствуют, что человек фальшивит. Интересно, как это у них получается? Сольфеджио они не изучают.

Матушка берется меня просвещать. Она начинает:

– Все очень просто. Собаки настраиваются на трезвучие мажорного лада, – но тут же умолкает и смотрит на меня с сомнением. – Ты понимаешь, о чем я говорю? Мажорный, минорный лад, для тебя эти термины что-нибудь означают?

Я ответил:

– Разумеется, – но расшифровывать не стал.

На днях мы с матушкой вернулись из Москвы. Ездили к детям. Матушка им рассказывала о предстоящем у нас в поселке необычном событии. К нам в дом культуры обещали приехать с концертом классической музыки замечательные музыканты, выпускники Московской консерватории и даже лауреаты многочисленных конкурсов. Названия произведений заранее пропечатали в афишах, потому в разговоре матушки с дочкой постоянно звучали все эти малопонятные, но знакомые мне на слух слова: минор, мажор, скерцо, фуга.

Во время их разговора ко мне подошла маленькая Полинка. Ей еще нет и пяти, но она уже вместе с мамой ходит на занятия по музыке. Когда мама с бабушкой сыпали между собой музыкальными терминами, девочка тихонько играла, а потом решила пообщаться с дедом:

– Дедушка, а я знаю, что такое минор и мажор. Хочешь, я тебе расскажу?

И, не дожидаясь ответа, она приносит листок бумаги и рисует на нем две мордочки. Одну улыбающуюся, а у другой кончики рта опущены вниз.

– Вот, дедушка, это мажор. – И она показывает мне на смеющийся кружочек. – Видишь, он веселый, а этот грустный, он – минор.

– Поленька, а что значит «веселый»?

– Веселый – это когда светит солнышко, детки в садике гуляют, прыгают. Им весело.

– А «грустный»? Тебе тоже бывает грустно?

– Да. У нас в группе есть мальчик, его зовут Вова. Он меня укусил. Мне грустно, когда меня кусают.

Этот диалог с Полинкой я и вспомнил, когда матушка собралась проверить уровень моей музыкальной грамотности.

– Разумеется, – ответил я матушке, а про себя подумал: «Мажор – это когда тебе весело, а минор – это когда тебя кусают».

С такой подготовкой я и отправился на концерт классической музыки. Матушка специально уселась сзади, периодически подсказывая мне на ухо:

– Сейчас начинается фуга, или полифония. А это…

Я совсем не разбираюсь в классической музыке и, несмотря на урок, преподанный мне моей маленькой Полинкой, не отличу минор от мажора, но когда встречаюсь с чем-то настоящим, музыкой или стихами, на глазах сами собой наворачиваются слезы. Наверно, во мне, как и в наших деревенских собаках, говорит интуиция, а может, еще и от жалости.

Слушал восторженную музыку Рахманинова и представлял, как человеку пришлось, бросив все, уезжать из России и жить в изгнании. Оказавшись за границей, он больше ничего не написал. Как отрубило. Представил себя на его месте и расчувствовался.

Еще музыканты играли Баха. Но Баха чего жалеть, у него все в порядке, его не кусали, хотя то, что исполнялось на концерте, в своем названии содержало уже знакомое мне словечко «минор».

Впервые я слушал игру настоящих виртуозов. Музыка меня ошеломила, из зала я выходил потрясенный. По-моему, схожие чувства переживал и директор нашего дома культуры. Правда, в отличие от меня, он сам музыкант, и интуиция в его случае была ни при чем. Не помню, чтобы когда-нибудь прежде я видел его в таком возбуждении. При видимом внешнем спокойствии его волнение выдавали руки. Они не находили места, точно он все еще слышал мелодию и продолжал проигрывать ее на невидимой клавиатуре.

Увидев меня выходящим из зала, он подошел и отрывисто спросил:

– Ты заметил? Нет, ты заметил, что у нас только что произошло? Неужели ты не обратил внимания?! Так вот, впервые за тридцать восемь лет существования нашего дома культуры мы выдвинули рояль на середину сцены. Впервые! Потому что никогда еще эти своды не слышали таких мастеров! И каждый проигрываемый ими звук был достоин, чтобы его услышали.

До всенощной еще было время, и мы остались немного пообщаться с музыкантами. Я спросил:

– Если не секрет, какую музыку вы слушаете, когда классика надоедает и вам хочется просто отдохнуть?

Они принимаются перечислять все те же известные имена, указанные на афише.

– Нет, вы меня не поняли. Я имею в виду не классику. Какую-то более популярную музыку. Ну, например… – И подпел: – «Я уеду жить в Лондон! Мне Москва будет сниться!»

Девушки смотрят на меня в недоумении. От их удивления я и сам теряюсь:

– Это же Лепс! Вы что, не узнаете?!

Музыканты переглядываются между собой и только пожимают плечами.

– Простите, батюшка, мы не знаем такого имени и песню эту никогда не слышали. Мы в принципе ничего такого не слушаем, хотя музыка в нашей жизни занимает все двадцать четыре часа в сутки.

После концерта, когда мы с матушкой шли в храм на службу, у меня вырвалось:

– Ограниченные люди! Как можно не знать Лепса?!

Матушка смеется:

– Ограниченные? Нет, батюшка, в отличие от нас, эти люди живут музыкой небесных сфер. Ты жалуешься, как тебе невыносимо слышать матерщину, так и они затыкают уши, когда рядом с ними начинает звучать попса.

Отслужив всенощную, мы вместе с матушкой и одной нашей прихожанкой возвращаемся домой. Все еще находясь под впечатлением прошедшего днем концерта, пытаюсь передать этой женщине свои впечатления об услышанной скрипке.

– Она играла Баха, концерт ре минор.

– Снова ты вспомнил это слово, «минор», «мажор». Кстати, ты мне так и не сказал, что они означают.

– «Мажор» значит «весело», а «минор» означает «грустно». Мне Полинка рассказывала. Весело – это когда светит солнце и дети в садике прыгают от радости, а грустно – это когда тебя кусают.

Матушка от души смеется над нашими с Полинкой познаниями в области теории музыки, мне тоже становится смешно. Женщина, которая идет вместе с нами, поначалу рассмеялась, а потом неожиданно загрустила:

– Знаете, а ведь она права, ваша маленькая внучка. Это очень грустно, когда тебя кусают.