Текст книги "Тойво"

– No way! You mean North Korea? заметил бразилец. Тойво удивился, что Бранко понял русскую речь и воззрился на стол: неужели это водка творит чудеса? Дейв даже не заметил этого момента и продолжил по-русски.

– Нет, не Северная, а Южная. Демократическая свободная Южная Корея одной из первых стала бороться с русской культурой. Потом, правда, там зародилось левацкое движение и многие советские книги, наоборот, стали популярны. Но факт был, Чайковского корейцы запрещали. А сами того не зная, подарили нам другое культурное явление, Витю Цоя. Что тут у тебя за непонятные названия?

Дейв изучал меню плеера в надежде найти ещё что-нибудь знакомое. Тойво объяснил происхождение файлов, рассказал про Лену Вальдес и её опасения на предмет чистки интернета от композиций не только Чайковского, но и вообще всей русской музыки. Дейв и в этот момент не выразил соболезнований, а деловито заявил:

– Резонно. Хотя шифр примитивный. Это фантомные русские буквы в раскладке англоязычной клавиатуры. Заметь, между прочим, что сейчас ты практически нигде не купишь гаджета с русской клавиатурой. Это тоже делается намеренно. Только мы в Израиле ещё выпускаем такие устройства и программы. Дай-ка вспомнить раскладку: RBYJ группа «Кино», LLN должно быть, группа «ДДТ». У твоей Лены хороший вкус Был. Тут полно больших русских поэтов-песенников. Согласитесь, сеньор бразильский историк, в наше время поэзии не так мало как в прежние века. Просто стихи чаще всего упаковываются в песни?

Бранко кивнул, хотя может, и не понял на этот раз, о чём его спросили. Тойво признался, что изучая русскую литературу, в меньшей степени интересовался именно поэзией. Полагал, что все поэты немного коверкают язык под текущую надобность формирования рифмы и строя стиха. И привёл в пример всё то же выдуманное Пушкиным «самостоянье». Дейв согласился, но призвал изучать поэзию и песни для понимания широты мысли русского языка. И тут же выдернул наушники из гнезда, как бы приглашая всех убедиться в этом лично.

Из динамиков раздался хриплый голос « Да скатилась по золе Убитых Песен, да мне нечего терять. Мир так тесен. Дай-ка брат тебя обнять ». Все трое откинулись на своих стульях и слушали музыку. Через некоторое время Тойво нехотя раскрыл глаза.

– Дейв, ты говорил у тебя какие-то новости. Про барселонскую библиотеку?

– Не сегодня, друг. Давай не будем портить момент.

***

На следующий день Тойво пришёл на работу в жутком похмелье. Водкой накануне не ограничилось, Бранко любезно принёс из своих запасов, кажется, джин. Дальше этого момента ничего не вспоминалось. Только играли в голове песне, слов которых Тойво не запомнил, но упорно хотелось подвывать хотя бы. Так, подвывая, он явился своим коллегам. Взлохмаченный, с рубашкой навыпуск, с замутнённым взглядом и несвежим запахом, если судить по отпрянувшему Колмару. Инес сдерживала смех, а Бузек хотел было пристыдить, но осёкся, вспомнив, что Тойво законно поминал своего погибшего товарища.

– Я бы отпустил вас сегодня, но вы уже пропустили неделю. Надо навёрстывать. Кстати, вы вовремя. Мы как раз обсуждали возможные варианты имени для главного героя.

– Имени? Мы же по-прежнему работаем с «Приглашением на казнь»? Что не так с Цинциннатом?

– Его фамилия-обрубок. Набоков вопреки своей практике не раскрыл полного имени героя. И вот это его «Цинциннат Ц.» выглядит как недосказанность. Русские очень часто в своей литературе используют таинственные города «N» или князей и графов «К-ских». В 19 веке это считалось нормой. Но сегодняшний читатель, имея под рукой интернет, наверняка захочет проверить, кто является прототипом

– И сможет случайно нарваться на реальный текст произведения?

– Ну да В том числе. В общем, эта неопределённость только отвлекает читателя. Мы же так решили? С нажимом спросил Бузек у Колмара и Инес. Британец покорно кивнул, девушка неопределённо пожала плечами. Тойво не стал спорить и выпалил:

– Цой.

– Что, Цой?

– Цинциннат Цой.

– Китаец что ли? Оживился Колмар.

– Наверное. А может, кореец.

Бузек внимательно смотрел на Тойво и мысленно пробовал словосочетание на вкус. Похоже, ни он, ни коллеги не почуяли подвоха. Если получится, то в их новой книге будет скрыт некий код «для своих». Если, конечно, Дейв не преувеличил, что Цоя знает каждый русский. Бузек, наконец, озвучил свой вердикт:

– Цинциннат Цой. Звучит. Причём довольно лаконично и интернационально. Принято.

Сам Дейв очень смеялся над этой проделкой, когда они встретились за обедом в закусочной. Но потом резко стал серьёзным.

– Ты определённо наш человек, финн. Послушай, вчера у нас было не просто застолье. Я присматривался к тебе и применил самый доступный способ заглянуть незнакомцу в душу. Традиционный русский способ «пьянка». Твой молодой организм быстро ослаб после первой бутылки, в то время как мы с Витей ты знаешь, что сеньора Бранко зовут Витор? – долго сохраняли трезвость мысли и чутьё после водки, джина и пива.

– Было ещё и пиво??

– О-о Ты совсем ничего не помнишь? Джин тоже быстро закончился и сеньор сосед сбегал за кредитом к кому-то на другом этаже. Кредитом оказались несколько банок пива. А ведь ты тем временем раскрылся мне полностью. Как на детекторе лжи. Есть такая еврейская поговорка «Вошло вино, вышла тайна».

– Мне стоит краснеть за сказанное? Или за сделанное?

– Ничуть, ты был молодцом и высказал всё, что думаешь о букморфинге, Бузеке-Геббельсе и ещё о каком-то пограничнике тут я тебя не совсем понял. Но это неважно. Понимаешь, мне потребуется твоя помощь. Со мной тут, в Париже есть несколько соратников-соотечественников. Ну, из Израиля. Однако дело, которое мы хотим провернуть, требует соучастия кого-то внутри университета. Посмотри, что раздобыли мои друзья.

Дейв запустил видеофайл на своём смартфоне, и протянул в сторону Тойво, чуть отведя экран в сторону от случайной публики в закусочной. Видео было снято тайком. На нём какие-то люди неопрятной наружности стояли у большого грохочущего станка. Затем открылся поддон, и люди унесли выгрузили что-то похожее на сено. Затем открыли верхнюю крышку и стали загружать туда из коробок книги? Тойво вздрогнул.

– Барселонская библиотека?

– Нет, это пришло из университета Инсбрука. Русская литература, которую так же разделили на новое и повторное. Новое оставили у нас в Сорбонне, а вот куда отвезли остальное мы смогли отследить. Это Иври-Сюр-Сен, пригород Парижа.

– Евреи-На-Сене? Съязвил Тойво, с похмелья он становился грубоват и саркастичен.

– Не поверишь, мы с ребятами тоже сперва так подумали. Но оказалось, что городок назван в честь какого-то древнего галльского племени. А сегодня Иври-Сюр-Сен специализируется на переработке мусора. Привезённые из Инсбрука книги прямиком отправили в измельчитель бумаги. Заметь, как практично. Не сожгли в духе Рэя Бредбери, а по-современному пустили на переработку.

Видео закончилось, Дейв замолчал и отвернулся в окно, дав время на осмысление ситуации. Тойво был ошарашен. С минуту он молчал, понимая, что и его книги из Барселоны тоже превратились в туалетную бумагу. И лишь потом его мысль засуетилась.

– Вы сдали эту улику в полицию? В Интерпол? Эганбюри знает об этом? Знает, что вы знаете? Кто вовлечен в происходящее?

– Воу-воу! Не спеши. Ты мыслишь как всякий добропорядочный европеец. Как интеллигент, столкнувшийся с произволом. Или как у нас говорили, с беспределом. Намекну тебе, что стандартные подходы здесь не сработают. Нужна более обширная доказательная база. Это даже если идти привычным законопослушным путём. Что по нашим оценкам бесперспективно, хотя копить улики мы продолжим. С волками жить по-волчьи выть. Не сталкивался с такой поговоркой? Нет? Но об этом позже, а пока нам нужна упомянутая доказательная база. Как ни странно, проследить путь до Иври-Сюр-Сена оказалось проще, чем проникнуть на место хранения выживших книг внутри самой Новой Сорбонны. Мы знаем только, что из Инсбрука общая партия была доставлена университетским микроавтобусом, но не в сам университет, а почему-то на склад торгово-логистической компании в соседнем квартале. Я, признаться, оплошал, когда напрямую сунулся через контрольный пункт с нашим стандартным бейджиком сотрудника университета. Дескать, я за книгами. Это не сработало и более того, навело охрану на подозрения относительно моих истинных целей. Видимо, такие как мы там оказаться не должны. Они стали выяснять что-то и куда-то звонить. И я едва успел свести всё к недоразумению.

– Они звонили Эганбюри? Он теперь в курсе, что ты чего-то вынюхиваешь?

– Вроде бы нет. Кстати, я едва не столкнулся с ним, когда уходил оттуда. Он однозначно приехал ознакомиться с инсбрукской посылкой. Мы продолжили наблюдение, и той же ночью со склада выехал этот же микроавтобус в направлении Иври-Сюр-Сена. Он отвёз повторяющиеся книги, которые отсеял Эганбюри. А вот что происходит внутри склада, каковы масштабы собранной коллекции и почему они не хранятся в основной библиотеке мы так и не знаем. Охрана у этого здания гораздо серьёзнее, чем того требуют интересы частного бизнеса.

– И тут, кажется, ты собираешься попросить меня о чём-то?

– Верно. У нас нет своих людей внутри Сорбонны. По сути, я один засланный агент. Но моё лицо уже знакомо охране склада. Их там, за пультом видеонаблюдения, обычно двое. Однако один из них, старик, сидит на месте ежедневно. Меняются только напарники. Взять нахрапом не получилось, и теперь нужен план «Б», с твоим участием. План аккуратный, неспешный, продуманный. В вашей группе методистом работает Инес Кювье. Она имеет доступ внутрь склада. Её можно как-то использовать.

Тойво не понравилась идея с Инес. Подставлять девушку не хотелось. А вот у него самого снова разгорелся азарт, схожий с тем, что случился с ним на пограничном контроле в поезде.

– Я полагаю, всё проще, чем ты думаешь. Не хочется говорить, что я круче всей израильской разведки, но попасть на склад и сфотографировать условия хранения русских книг, их количество и картотеку мне вполне по силам.

– Нет, Тойво. Ты не понял. Фотографии не нужны. Мы должны похитить всю русскую библиотеку.

***

6.

Вадим Лушников облегчённо вздохнул, получив подтверждение из типографии, что номер газеты успешно отправлен в печать. Хотя был четверг, для него это означало конец ещё одной недели. Он уже привык ещё со времён России, что главные редакторы живут не обычными отрезками времени, а от выпуска к выпуску. Сдал номер в срок расслабься, начинаем по новой. Его газета «Утренний курьер» выходила еженедельно по пятницам. Выходила в бумажном виде, при том что печатная пресса в основном уже вымерла. Он, конечно, тоже в своё время завёл интернет-приложение, и всё шло к тому, что от бумаги придётся отказаться. Однако после гибели исторической родины многие его читатели и друзья-соотечественники стали просить, чтобы единственная русскоязычная газета Кипра сохранилась в классическом бумажном виде. Этакая духовная скрепа, пахнущая типографской краской. Забавно, но за такое проявление ностальгии потребители согласились платить дороже.

Это позволило и обеспечить рентабельность печати, и усилить редакцию. Толковых журналистов на острове катастрофически не хватало. Молодёжи не было вообще и в его редакции работали в основном возрастные соотечественники. С ними работать тяжело. Зарплату опытным нужно платить большую, а редакционную политику проталкивать с трудом. Они великовозрастные зазнайки со своим мнением, и править их тексты приходится в спорах.

Вот и сейчас они чуть не опоздали со сдачей в типографию, потому что Лушников целый день спорил с Ковязиным как подавать главную тему номера. Ковязин, который в прошлой жизни был заштатным телерепортёром где-то в Астрахани или Архангельске и эмигрировал как истинный либерал прочь от российской цензуры, подавал гибель Антониса Демескоса чуть ли не с сарказмом. «Жил-был такой-то сынок олигарха, наследовал бизнес, порвал связи с соотечественниками и был наказан самим богом». Демескос погиб на горе Олимпос. Раньше это был не очень популярный горнолыжный курорт для редких любителей, теперь же, ядерная зима пошла ему на пользу, и самая высокая точка Кипра стала и самой снежной. На горе построили новые подъёмники, но такие как Демескос катались по индивидуальным трассам используя личные снегоходы, а то и вертолёты. При очередном подъёме вертушка Демескоса потеряла управление и рухнула на оголённый скальный участок. Лётчик и элитный пассажир погибли сразу.

Лушников знал покойника шапочно, но всё равно считал его одним из достойных сыновей своего народа. Компании его отца раньше рекламировались в «Утреннем курьере». И уже поэтому издание должно осветить смерть Демескоса с почтением. Русских на Кипре осталось не так много. Успешных русских и того меньше.

По крайней мере, выбранный журналистом Ковязиным заголовок для передовицы был грубоват – «Падение с Олимпа». Конечно, как журналист Ковязин попал в точку. Действительно падение было с Олимпа. Но контекст, который читался в статье намекал на другое, зазнался оторвался взлетел высоко упал насмерть. То, что название статьи получилось с подтекстом, опять же, нравилось главреду Лушникову. Но не в этом случае, поймите же, Ковязин, это не патриотично, давайте назовём наш некролог, например «Предпоследний русский». Ковязин вскипал и кричал, что какого чёрта Демескос должен быть предпоследним, да ещё и русским? И Лушников убеждал его, что в таком названии тоже скрыт подтекст, но уже политически правильный. Дескать, читатели поймут, что последние русские это как раз все они, все мы. И нужно беречь друг друга, невзирая на личные неприязни.

«Предпоследний русский» всё же категорически не устраивал Ковязина. Сошлись на компромиссном, а потому не таком ярком заголовке «Гибель на Олимпе». Плюс кое-что поправили в самом тексте статьи-некролога. Ковязин ушёл внутренне обиженный, главред чутко фиксировал такие вещи. Они были ровесниками, но не становились друзьями. В работе Лушников придерживался правила не заводить друзей. Ковязин, кстати, тоже не стремился к сближению, что впрочем, не мешало им ходить по пятницам на волейбол в спортзал другого соотечественника, бывшего знаменитого теннисиста.

Завтра, значит, не пойдут, рассоренные. Чем занять пятницу, которая в его графике считалась основным выходным днём после сдачи номера в печать? Семьи у Лушникова не было, он предпочитал свободные отношения благо, что их предпочитали и многие современные женщины. Встретиться, что ли, с этим болгарином, который приставал всю неделю через почту и телефон? Они и так договорились о встрече на завтра, но Лушников пассивно ждал, когда в голову придёт какая-нибудь отговорка, чтобы сообщить её болгарину в последний момент. Теперь же всё складывалось так, что время для встречи есть. Кажется, в почте маячило пришедшее днём письмо. Да, точно, Петко Митев прислал вопрос «На завтра всё в силе?» В пылу редакционного спора с Ковязиным Лушников не обратил на письмо внимания. Ответил: «Так точно! Ресторан Горизонт, 13:00».

***

Так точно! Бывший военный что ли? Надо дополнительно узнать у Керима болгарином был ни кто иной, как Стоун. Получив финальное подтверждение от Лушникова, он созвал летучку. Аналитики, впрочем, опровергли предположение, что объект был военнослужащим. Даже в армии не служил, ни в российской, ни тем более на Кипре. Просто диктаторские главредовские замашки.

У местной русской диаспоры не оказалось никакой формализованной структуры. Были только определённые центры активности. Ресторан «Горизонт», принадлежащий братьям Акунбековым. Сеть кофеен «Арбат». Яхт-клуб «Самсон» в Пафосе. Два фитнес-клуба в Никосии и Лимассоле. Плюс некоторые православные церкви и некоторые резиденции богатых русских, устраивающих вечера. Раз в год 9 мая русскоязычные собирались на свой национальный праздник на одном и том же месте на побережье. Вроде как по историческому поводу победы над фашизмом, однако содержательно мероприятие походило скорее на большой пикник с музыкой, танцами и барбекю.

Неформальным культурным центром можно было считать разве что газету «Утренний курьер». У неё был приличный тираж, пять тысяч экземпляров. И как выяснилось, раскупался тираж практически полностью. Главный редактор Вадим Лушников не ограничивался рекламой русских магазинов и спа-процедур, но и позволял себе большие пространные статьи и том, чем живёт русский мир на острове, и про то, что всем своим надо держаться вместе.

Решено было сблизиться с Лушниковым. Новая легенда для Стоуна предполагала, что он болгарин Митев, который хочет выпускать на Кипре аналогичную газету для своих соотечественников. И остро нуждается в консультациях русского коллеги. На Кипре была обширная болгарская диаспора, но она была ещё более разрозненная, чем русская. Оценки её численности колебались от десяти до тридцати тысяч человек, поскольку основная масса болгар приезжала сюда на заработки, вахтовым методом. Осёдлых болгар было не так много и концентрированно они не держались. По крайней мере, газету не выпускали точно.

Предполагаемая тактика фоксов в отношении русского главреда слегка отличалась от того, как они поступили в прошлый раз с Демескосом. Стоун так же должен был лично контактировать с Лушниковым. Керим и аналитики так же должны были контролировать переговоры дистанционно. Но игра в этот раз предполагалась долгая. Нужна была серия встреч, в ходе которых выяснились бы подробности жизни диаспоры, отношения между участниками, действующие лица, личные интересы, слабые места. Возможно, и даже наверняка, сам Лушников станет лишь первой ступенью, сведёт с более влиятельными людьми или группами. Стоун оправдывал встречу именно в ресторане:

– Лучше всего с русскими пить! Встречаться будем только в кабаках и ресторанах. Так дело пойдёт быстрее.

Не напьётесь ли вы до того состояния, когда язык развяжется не у объекта, а у вас, Стоун? Сурово заметил Керим.

Сидевший тут же Олдман удивился, что к его боссу обращаются в таком тоне. Да ещё и доходяги из аналитического отдела. Происходи такое пару лет назад в Норильске Керим бы уже вытирал кровь из носа. Как минимум. Олдман знал это, потому что видел повадки босса своими глазами там, в Норильске. А тут Стоун не то что стерпел, но даже как-то прилично ответил, не матерясь.

– Керим, судя по твоим девственным векам под глазами пил я побольше твоего. И контролировать себя умею. Даже если я напьюсь в стельку и начну выкладывать расположение нашей базы на острове, то ты всегда успеешь послать мне сообщение. Стоун попытался вложить в сказанное как можно больше сарказма. Он тоже понимал, что его боевой товарищ Олдман не привык к умничающим аналитикам, мнение которых нужно учитывать.

Киллера Олдмана вызвали из Испании. Чтобы, во-первых, отчитать его за грубую работу с ликвидированной профессоршей. А во-вторых, провернуть операцию «Олимп» с устранением Демескоса. Первую часть с порицанием Стоун выполнил откровенно наплевательски, ограничившись фразой в адрес Олдмана: «Поаккуратней со случайными жертвами, старина. Наши боссы наложили в штаны и нервничают». А вот в ликвидацию Демескоса Стоун и Олдман вложились всей душой. Разузнали про намерение объекта покататься на сноуборде на Олимпе. Выяснили, что обычно он использует не подъёмник, а личный вертолётик. Всё остальное было делом техники, в буквальном смысле. Подключили британцев, у тех как раз на вершине Олимпа расположена радиолокационная база. Выделенный в помощь фокстерьерам британский полковник весьма кстати имел раздражённое отношение к богачам, взявшим привычку летать вблизи базы на вертолётах. Это не разрешалось, но Демескос и ему подобные всегда плевали на запреты и наглым образом курсировали в опасной близости на своих вертолётах.

И вот военным подвернулась возможность наказать одного из таких. План Стоуну предложили именно они. Точнее, не вдаваясь в засекреченные подробности, просто предупредили: в такое-то время вертолёт Демескоса потеряет управление и упадёт. Будьте готовы. Стоун и Олдман под видом горнолыжников сидели на снегоходе под горой. Наблюдая, как курсировал вертолёт Демескоса. Скатился раз. Скатился второй. И вот он, третий заход, оговорённый с британцами. Вертолёт рухнул беззвучно. Наверное, какой-то радиоволновой импульс. Фоксы рванули в гору к месту падения. Оружия не брали, в чехлах с лыжами лежали обычные молотки. Нужна была имитация тупого удара. Это если в вертолёте остались выжившие. Но британцы попали удачно, вертолёт упал мордой на торчащий кусок скалы. Тела Демескоса и лётчика истекали кровью и не подавали признаков жизни.

Лео Паниотиса, соратника Демескоса по политическим интригам, который тоже знал Стоуна в лицо, убрали в тот же день вечером. Банально зарезали в подворотне и распотрошили кошелёк для видимости ограбления. Стоун указал на объект и прикрывал, не выходя из машины. Олдман профессионально и быстро исполнил, и они вернулись на базу.

***

И вот воодушевлённый блестяще проведённой операцией «Олимп», а также присутствием, пусть и временным, старого дружка Олдмана, Стоун раздавал указания аналитикам Керима перед новой операцией «Болгарин». Для завязывания плотного контакта с Лушниковым требовались какие-то ниточки личного характера, знание его привычек и слабостей. Пока выходило немного: женщины, увлечение хоккейной лигой НХЛ и волейболом. С женщинами фоксы, жившие на Кипре изолировано, ничего предложить не могли, тут не помогли бы даже дружественные британские соседи. К хоккею и волейболу Стоун относился скептически и просил накопать ещё что-нибудь. На собранной перед операцией планёрке он снова задал этот вопрос. Аналитики молчали: либо не нашли других зацепок, либо не искали.

– Железница? Произнёс, наконец, Адам, самый молодой из присутствующих. И посмотрел в этот момент на Керима, с едва заметной усмешкой. Видимо, уже обсуждали. Стоун заметил эти взгляд и усмешку.

– Что за железница?

– Лекарственная трава. Пастуший чай. В одном из писем своей очередной подруге Лушников звал её в горы за сборами железницы. Я подумал, что это какие-то эротические фантазии, но действительно на Кипре растёт такая трава. Лушников пишет, что ему она напоминает цветы липы, вкус из прошлой российской жизни. Он её, кажется, собирает и сушит.

– И курит? С наигранной надеждой спросил Олдман.

– Пьёт. Как чай. По крайней мере, у него есть привычка одиноко или с бабами бродить в диких местах. Пригодится на случай, если придётся его ликвидировать.

– Болван! Нам его не нужно ликвидировать, нам с ним нужно подружиться. Короче, ясно, уважаемые аналитики, толку с вас ноль. Придётся импровизировать.

Они ещё раз проговорили легенду. Петко Митев, болгарин, который давно уехал с родины, жил и работал в Чехии и Австрии там Стоун хотя бы бывал, а вот Лушников вроде нет, никаких общих знакомых и памятных мест. Полгода на Кипре, работает в охранной фирме, но когда-то в молодости печатался в местной газете в Софии, вёл автомобильную колонку. Удручён состоянием болгарской общины на Кипре и хочет растормошить её, начав выпуск газеты. Нашёл пару-тройку болгар-соратников. Деньги вроде бы готово выделять правительство самого Кипра на грантовой основе по программе развития культурных автономий. Керим ещё раз зачитал вслух условия участия в этом гранте, который существовал в действительности. От Лушникова им требуется консультационная помощь: где печататься, какое юридическое лицо регистрировать, где взять площади под офис, как распространять газету и так далее. Стоун поинтересовался у Керима, что с лайнером.

– Подходящий лайнер нашли. Устаревший, но на ходу. Вместимость три с половиной тысячи, можно повысить до четырёх тысяч. Плюс подлатать, покрасить, на всякий случай организовать предварительный коммерческий рейс с какими-нибудь немцами чтобы было ощущение регулярной работы и можно отправлять корабль к Кипру.

Это была финальная часть планируемой операции «Болгарин». Фокстерьеры намеревались через Лушникова или кого-то ещё вбросить русским идею собраться на большом круизном лайнере. Через несколько месяцев намечался значимый для русских праздник День победы, 9 мая. Здесь на Кипре у диаспоры не было памятных мест, власти предлагали возлагать цветы к общему мемориалу в честь погибших во время Второй мировой, в Ларнаке. Русских такое предложение не устраивало и вместо памятника они просто собирались на побережье в живописном месте.

Идея фоксов заключалась в том, чтобы предложить Лушникову через «болгарина» Митева организованную экскурсию в болгарский город Пловдив, где установлен памятник русскому солдату «Алёша». Этот воин-монумент известен практически каждому выходцу из России. Многие все страны снесли подобные памятники, но пловдивский «Алёша» сохранился. Болгары утверждали, что он посвящён не русскому, а любому вообще солдату Второй мировой войны.

Предполагалось, что Митев случайно узнав от Лушникова, что русские отмечают свой праздник на безликом побережье Кипра, огорчится за братьев-славян и предложит им масштабный тур в родную Болгарию к «Алёше». Дескать, есть связи в турфирмах и большая скидка на круизный лайнер. Лушников расскажет об этом своим соотечественникам, возможно через газету, пусть даже путём проплаченной статьи, но многих русских такая идея привлечёт. Собрать тысячу-две объектов на один лайнер, торжественно проводить от Кипра и утопить где-нибудь на полпути в Эгейском море. Не рифом, не мелью это будет слишком долго и многие спасутся а, например, внезапной морской миной эпохи прежних войн. Но это уже детали. Сейчас главное найти лайнер, и он, похоже, найден. Про предполагаемый маршрут доложил Костас.

– Отправим судно из порта Ларнаки. Остановки с развлекательной программой на Родосе и в Стамбуле. Прибываем в порт Бургас и оттуда фрахтуем железнодорожный состав до Пловдива. День-два живём в Пловдиве, кто-то в гостиницах, кто-то в специальном палаточном лагере в зависимости от финансовых возможностей и выбранного турпакета. Обратно на выбор: либо тем же маршрутом по железной дороге и морю, либо чтобы не отпугнуть деловых и занятых организуем прямой авиарейс лоукосетром из Пловдива до Ларнаки. Тогда тур займёт не две недели, а одну. Понятно, что никакого тура не будет, и дальше Стамбула никто из объектов не уплывёт, но мы должны продемонстрировать «клиентам» полный маршрут.

– Всё верно. И напичкай тур всевозможными развлечениями. Русские любят олинклюзив и бесплатный алкоголь. Пропиши дополнительно увлекательную детскую программу. Стоимость на всё это должна быть минимальной. Но не подозрительно маленькой, а вызывающей впечатление доступности. Увильнуть не должны ни бедные, ни юные. Стоун теперь был уверен в успехе предстоящей операции. Главное чтобы завтрашняя встреча прошла эффективно.

***

Лушников явился в ресторан «Горизонт» чуть раньше назначенного срока. Привычно поздоровался с управляющим и официантами всё это были русские ребята. Хозяева заведения, братья Акунбековы, были русскими киргизами или таджиками, но персонал подбирали типично славянской внешности. Занял своё традиционное место, подальше от входа-витрины, как он его определял: на виду у тех, кто внутри, но не у тех, кто снаружи. Телефонами с болгарином он не обменивался, достаточно уже того, что он, главред «Утреннего курьера», согласился на эту встречу. Заказал кофе, взял свежий выпуск своей же газеты и стал его пролистывать, поглядывая на входящих.

Болгарина он узнал сразу. Тот появился ровно в час, пришёл откуда-то пешком, бросил взгляд на Лушникова, но тут же отправился к официанту. Одет гость был скорее по-рабочему: стоптанные ботинки и потёртые джинсы, свежая, впрочем, футболка, чуть ли не с этикеткой. Стрижка короткая, усики мерзкие. Официант, выслушав нового посетителя, указал кивком головы на Лушникова. Болгарин неуклюже пробрался между столиков и уселся рядом. Представился: Петко Митев. Да, точно, Петька Митев Лушников спохватился, что забыл имя гостя. Митев сразу заговорил на английском, но предложил «Вадыму» говорить по-русски, если тот пожелает. Дескать, этот язык болгарину понятен, хотя сам он говорит по-русски плохо. Лушников, в свою очередь отказался от русских ответов, согласившись на равное англоязычное общение.

Болгарин предложил по пиву, но это не входило в планы Лушникова. Он, конечно, мог приступить к алкоголю в середине дня и делал так неоднократно, но выпивать с братом-славянином пока не хотелось. Тогда гость заказал себе мезе, большой комплексный средиземноморский обед как будто специально растягивал время. А может, правда, был попросту голодным?

Поначалу Митев говорил сбивчиво, смущённо, но не отводя пристального взгляда. Периодически заглядывал в свой телефон, словно выискивая там подсказки. Наверное, подглядывал в электронный переводчик. Он долго не переходил к делу, сначала расхваливал красоту русских женщин, противно подмигивая. Затем вдруг спросил у официанта, есть ли в ресторане спортивный канал, ведь завтра играют Вашингтон и Филадельфия? Это было очень странно, неужели болгарин собрался приходить сюда завтра, чтобы смотреть матч НХЛ? Потом заказал себе чай с какой-нибудь местной травой и спросил совета у Лушникова. Эта комедия наскучила, и Вадим резко оборвал болгарина, сославшись на нехватку времени.

Митев затараторил про свой жизненный опыт, про то, что печатался когда-то в газету, про то что восхищён «Утренним курьером» и той ролью, которую газета играет в жизни русской диаспоры. Посетовал, что его соотечественники не то что не выпускают газет, но и вообще живут на Кипре по отдельности, не по-православному, и не имеют даже оформленной культурной автономии. Лушников удивился, ему казалось, что болгары вполне себе сплоченная группа на Кипре. Он знал некоторых лично, на бытовом уровне как таксистов или продавцов в магазинах, однако знал и про официальный культурный центр болгар в Никосии на улице Тисеос. Этот контраргумент немного огорошил Митева и остановил его словесный поток. Болгарин начал оправдываться, что центр на улице Тисеос мало кто посещает, что он якобы в упадке. Затем он снова заглянул в свой телефон и как-то с облегчением добавил: учреждение в Никосии всего лишь языковая школа, а никак не культурный центр болгарской диаспоры.

Хорошо, газета так газета. Лушников, глядя на трапезу Митева, тоже проголодался и заказал себе салат и мясо. Он решил побыстрее отделаться от болгарина, выложив тому все расклады и риски, связанные с изданием газеты. Разговор превратился в монолог. Пока готовили блюда Лушников вываливал на Митева большие порции информации. Вёрстка, отдел продаж, типография, цветность, качество бумаги, тираж, периодичность, распространение, законодательство о рекламе, налоги, подбор персонала, регистрация, внештатники, продвижение, пресс-центр всё это вбивалось в голову болгарину, который едва успевал делать пометки в блокнот. Даже когда принесли салат и Лушников временно занял свой рот, болгарин ничего не спрашивал, обдумывая всё сказанное. Вадим вошёл в раж и начал снова грузить собеседника терминами, иногда даже выдуманными на ходу. Митев совсем растерялся и в этот момент чем-то даже растрогал Лушникова. В нём проснулся главред, он уже планировал послать своего журналиста Ковязина писать статью про несчастную разрозненную болгарскую диаспору противопоставляя ситуацию сплочённой русской семье на Кипре. Потом вдруг решил, что строптивому Ковязину такую статью лучше не доверять, а написать её самому. И вот уже совсем по-отечески, заказав себе и Митеву по кружке пива, предложил будущему болгарскому коллеге посетить в понедельник офис «Русского курьера» и лично увидеть работу редакции.