Текст книги "Тойво"

– Петко, вы курите?

– А разве здесь можно?

– Мне можно. А значит и вам. Угощайтесь. Когда-то в детстве, в России, я таскал у своего отца именно болгарские сигареты «Шипка», сейчас их делают?

– Помню-помню – «Братская могила». Мы больше охотились за маркой «Опал». Её выпускали только на экспорт, для вас, русских. Давно пытаюсь бросить курить, но в этом дерьмовом радиоактивном мире лучше дышать через фильтр. Пусть даже сигаретный.

– Прямо в точку! – Лушников рассмеялся. Этот болгарин не был похож на остальных, он начинал нравиться главреду.

***

С той встречи прошло уже три недели. Стоун азартно ликовал, всё шло по плану. Контакт с Лушниковым налажен и становится всё теснее. Хотя Керим утверждал, что главред просто использует болгарина для написания статьи, что было понятно по контент-анализу запросов и писем Лушникова, это не имело значения. Стоун уже побывал в редакции газеты «Утренний курьер», познакомился с братьями Акунбековыми, ещё с несколькими влиятельными русскими. Услышал, в частности кусок разговора Лушникова с бизнесменом Лавровым по поводу спонсорских трат на организацию предстоящего Дня победы 9 мая. И сделал вывод, что русской диаспоре всё сложнее устраивать свой праздник на кипрской земле.

Однако Стоун в тот раз удержал язык за зубами и идею с лайнером русским не предложил. Во-первых, не хотел показаться навязчивым. Во-вторых, его бюро ещё готовило бэкграунд для подобного предложения. Почти списанный лайнер «Присцилла» раздобыли у шведов, отправили его на ремонтную верфь, поскольку он стоял без дела несколько лет. Туризм в новом мире заметно сдал позиции, и последние рейсы «Присцилла» совершала как эвакуационное судно, возила скандинавов и прибалтов подальше от радиации. Если бы реставрацией лайнера занималась обычная частная компания, то на это ушёл бы примерно год. У фокстерьеров в запасе была лишь пара месяцев. А ведь нужно ещё успеть организовать реальный коммерческий рейс для немцев, голландцев и датчан до Алжира. Ведь придирчивые русские наверняка будут изучать предложенный им лайнер по отзывам в интернете.

Конечно, можно было наделать липовых комментариев и восторженных откликов. В своё время Россию упрекали в использовании «фабрик троллей», интернет-ботов, которые использовали в целях пропаганды. Теперь же России нет, но это её изобретение взяли на вооружение все остальные, правительства и корпорации. В любом случае боты фокстерьеров будут использованы, однако необходимы и реальные отзывы реальных клиентов от круиза на «Присцилле». С фотографиями и видео.

Над этим трудились сейчас всё кипрское бюро. Даже подзадержавшегося на базе киллера Олдмана привлекли к изучению конструктивных особенностей лайнеров типа «Присциллы» – чтобы понять, как быстро его утопить. Сам Стоун изучал форум, на котором обитали местные русские, когда пришло сообщение от Керима «Выходи, покурим». Покурим? Выходи? Керим не курит, да и мог бы сам зайти в кабинет. Что за таинственность? Стоун вышел на воздух. Его главный аналитик стоял поодаль, возле угла их здания.

– Извини, просто из твоего окна этого не видно. Посмотри на тот утёс, он называется Каво Греко, греческий мыс. Только что мы перехватили телефонный разговор Лушникова и Лаврова, они, похоже, главные организаторы предстоящего русского праздника. Лавров предлагает сделать основной площадкой мероприятия именно Каво Греко.

– И что, ты боишься, что русские разглядят и обнаружат нашу базу с такого расстояния?

– Нет, я не о том. Лавров берёт обязательство согласовать эту площадку на 9 мая с местными властями. Лушникову идея нравится. Пойми: русские много лет собирались на пустынном побережье под Ларнакой, а теперь обрадуются даже этому утёсу. Тем более там стоит какой-то памятник дружбе или миру, но им этого будет достаточно с их привычкой возлагать куда-то цветы. Эти переговоры могут зайти далеко, и наша идея с лайнером ляжет на уже засохшую почву. Они не захотят плыть в Болгарию, если получится провести День победы здесь, на Каво Греко. Надо ускорять наш план.

– Чёрт! Ты прав. Тогда не будем пока озвучивать «Присциллу», предложим некий абстрактный лайнер. Но в Бургасе уже должен быть наш человек якобы от фирмы-туроператора. Мы говорили с тобой про это чтобы Лушников сам мог позвонить поинтересоваться.

– Займусь этим прямо сейчас. Что за встреча у тебя завтра с Лушниковым?

– Я, как прилежный ученик, должен завтра принести пакет документов на регистрацию нашей будущей болгарской газеты «Дневен вестник». Мой русский учитель проверит их на адекватность перед подачей заявки. Встреча назначена в редакции Лушникова, но я попробую перенести в ресторан «Горизонт». Может сразу с Лавровым?

– Тактически опасно. Если Лавров недавно придумал идею с празднованием на Каво Греко, то он пока слишком вдохновлён и автоматически расценит твоё предложение с лайнером как конкурентное. Это психология. Лучше тет-а-тет с Лушниковым. Точнее тет-а-тет с Лушниковым и нами на прослушке. Надо осторожно задавить его, мы с ребятами будем подбрасывать тебе весомые аргументы. Планёрку собирать некогда, импровизируй, Стоун.

***

Лушников легко согласился перенести встречу в ресторан, и вообще был тороплив по телефону. Как потом объяснил следивший за ним Костас у господина главреда было интимное рандеву с девушкой. Это хорошо, значит, будет в приподнятом настроении. На следующий день Лушников, впрочем, явился не просто воодушевлённым, а изрядно навеселе. То ли со вчерашнего похмелья, то ли начал уже с утра. Он даже не стал смотреть приготовленные Стоуном документы для регистрации новой газеты. Заказал водки и начал фамильярничать со Стоуном-Митевым.

– Петька! Давай намахнём по-нашему, по-славянски! Всё у вас будет здорово. Родопи, Икарус, Црвена Звезда, Слинчев Бряг, а теперь и Дневен вестник. Соберём вашу диаспору под единое крыло! Это важно, Петька, очень важно. Наши вон, кто во что горазд. Потеряли корни и полетели как перекати-поле. Как так можно? Сами себя добиваем, гнобим, пристыживаем. Зачем? Такой шанс нам дала история! Избавила от государства! Понимаешь? Мы всю жизнь под царём ходили, отождествляли себя с государством, с правительством, с партией. А сейчас свобода! Не надо никому ничего доказывать, оправдываться, живи вольно, не придёт за тобой чекист, не кинет на бабки чиновник, не сплетёт интригу сосед. Но нет же ноем, жалуемся. Ковязин этот. Пашка Лавров. Все!

Стоун не совсем понимал, о чём говорит выпивший Лушников, но сам факт того, что разговор шёл откровенный явно совпадал с планами на этот день.

– Кстати, Вадим, Паша Лавров это тот, который главный девелопер ваш? Я слышал, как вы обсуждали День победы. Мне очень интересно, ведь мы, болгары, тоже чтим эту дату. Почему вы собираетесь на каком-то непонятном побережье? Ведь это просто пленэр, тусовка, а не дань памяти. Что будут думать про великий день ваши дети, когда вырастут?

– Ох, не говори, Петька. Срам, конечно. Лавров легко может со своими связями и деньгами договориться об установке приличного монумента в честь наших павших воинов. Европу освобождали, между прочим! Нет, ему проще собрать нас на берегу, накрыть поляну, нагнать клоунов-певцов.

– Вадим, знаешь, у нас в Пловдиве есть монумент «Алёша», мы болгары, единственные, кто не позволил снести память об освободительной советской армии. Можно попробовать организовать групповую масштабную поездку в Болгарию. На круизном лайнере, например. Ты знаешь, море оттаяло, они теперь снова катаются по Средиземному морю. У меня есть друзья на родине, в турбизнесе, они помогут организовать.

Стоун начал как бы придумывать проект на ходу, описывал возможный маршрут и развлечения. Лушников слушал внимательно, поражённый неожиданностью и эрудицией товарища. Потом встряхнулся:

– Крутая задумка, «Алёшу» знают все наши. Боюсь только, они так быстро не раскачаются и вообще начнут ныть «далеко», «дорого», «опасно». Их на стандартное побережье нынче сложно собрать. А ты говоришь на лайнер. Можно посоветоваться с Лавровым, давай я ему позвоню.

Стоун вспомнил предостережение Керима и стал лихорадочно соображать, как избавиться от звонка Лаврову, третьему-лишнему. В этот момент пришло беззвучное сообщение от ребят из бюро, которые всё слышали «Предложи провести опрос на сайте, счётчик мы накрутим». Неплохо!

– Вадим, почему ты ссылаешься на одного лишь Лаврова? У тебя же есть интернет-сайт, все ваши им пользуются. Проведи онлайн-голосование среди русской диаспоры кто готов отправиться в незабываемое путешествие к настоящему, выстраданному, легендарному монументу? Когда ещё такое будет возможно? Наберём меньше тысячи желающих, отправимся небольшим кораблём. Если больше зафрахтуем лайнер. Я выбью у своих хорошую скидку за объём и за братство наших народов.

– Опрос? Голосование? Петька, ты плохо знаком с нашим менталитетом. Демократия то, что нас убило. Дай русскому возможность свободного выбора, и он озвереет, начнёт проявлять нетерпимость, гнуть своё и поносить чужое мнение. Вплоть до братоубийства. Особенно в интернете все становятся диванными воинами и обливают друг друга дерьмом.

Лушников сегодня был очевидно зол на соотечественников. Уж если кто кого и поливал дерьмом, то это господин главред, сейчас, своих. Либо это бывало с ним по пьяни, либо ему кто-то изрядно насолил Ковязин, Лавров или вчерашняя пассия. Стоун заинтересовался этим настроением и не стал пока давить лайнером. Он оседлал ту же волну самокритики, только на примере «своего» болгарского народа, и пытался прощупать границы ненависти Лушникова к русской диаспоре.

– У нас та же ситуация. Болгары на Кипре живут собственной шкурой и охотнее сходятся с какими-нибудь турками, чем со своими братьями.

– Не выдумывай, болгары милейший народ. Разрозненно живут? Но ведь тихо-мирно. А у наших иванов фантомная державная болезнь. Мы, понимаешь, самые умные. Белая кость! А посмотри, кто чего добился? Ресторан этот кто держит? Русские? Нет, вон он стоит, лыбится, Рустамчик Акунбеков, киргиз! Аквапарк кто в Пафосе строит? Серёжа Авакян, армяшка! Лавров, девелопер сраный, еврей! Вот, кто молодцы. А чем чище русский, тем противнее. Ватники! Знаешь, в своё время из России эмигрировали самые умные, цвет нации, утечка мозгов и так далее. Я думал, послушные инертные ватники сгорели в ядерном пламени, и в мире остались только интеллигентные, образованные русские. Успешные, энергичные и готовые жить по-европейски. Но как только где-то скапливается много наших, то снова появляется эффект ватника, прёт прямо изнутри. И хороший, казалось бы, человек снова становится русским в худшем смысле этого слова. Больше трёх не собираться это ж про нас!

Выпито было уже достаточно. Стоун и сам стал проникаться гневом к русским, которого очень давно не испытывал. Когда он стал фокстерьером русские были для него лишь безликими объектами. Убивая их, он не чувствовал ненависти. А ведь когда-то в прошлой жизни он был ярым националистом, гонявшим москалей. Сейчас алкоголь разархивировал эту ячейку его памяти. А вместе с ним и кое-что другое, неожиданное. Сам Стоун в пылу разговора этого не заметил, ему указали коллеги. Пришло сообщение из бюро: «Господин Петко Митев! Вы заговорили по-русски».

Стоун сначала даже не понял, что Керим имеет в виду. И только через несколько секунд, пока Лушников вещал что-то про национальный дух, до него дошло, что они с собутыльником общаются на чистом русском языке. Стоун вроде даже сматерился пару раз. Он крепко задумался, что делать? Возвращаться к английскому? Пьяный Лушников не заметил перехода на русский, но может обратить внимание на возобновление английской речи. Встать и выйти как бы в туалет, создать смысловую паузу на пять минут? Наверное, да. Но тут Стоун заметил стоящего неподалёку молодого официанта. Остальные посетители ресторана не особо интересовались разговором Лушникова и Стоуна, хотя говорили они громко. А этот официант с бейджиком на кириллице «Борис», сейчас изумлённо пялился на «болгарина». Ведь Борис обслуживал их раньше, и знал, что товарищ Лушникова какой-то болгарин Петко. И вот Петко стал неожиданно хорошо материться по-русски.

Нет, уходить в туалет плохой вариант. Официантик может сунуться к Лушникову с расспросами. Стоун не нашёл ничего лучше, как сделать вид, что разговаривает сейчас на болгарском. Он обратился именно к официанту, выдумывая неизвестный ему язык:

– Чого бачишь, хлопчешко? Истино глаголет пан Вадым?

Лушников заткнулся и удивлённо уставился на Стоуна. Перевёл взгляд на официанта. Тот испуганно пробормотал «Что-нибудь ещё?» и сбежал на кухню. А что же главред? Лушников, к счастью, оказался слишком пьян, чтобы заметить неладное.

– Наливай, Петька. Бориска этот смотрит на нас как на быдло, а сам копит на лондонский университет. Получит европейское образование и смоется отсюда. Забудет папу с мамой, братьев Акунбековых и нас с тобой как страшный сон. Вот так мы и испаримся, русские, через пару поколений. Хотя будь моя воля, я бы их сам всех передушил. Бараны.

– А что? Собрать всех на лайнере и утопить. Не выдержал Стоун. Он сказал это по-английски. И добавил в конце усмешку, «хех». Но этот «хех» оказался не очень натуральным. Лушников как-то странно посмотрел на собутыльника. Смотрел долго и тяжёлым взглядом.

– А где говоришь, Икарусы у вас выпускали?

Стоун запаниковал. Происходило что-то неправильное. Какие к чёрту Икарусы? Он потянулся к своему телефону, но этот жест был весьма очевиден.

– Там разные заводы, одно делали в Софии, другое в Пловдиве

– Икарус, дружок, делали в Венгрии. В голосе и поведении Лушникова произошла угрожающая перемена. Ты кто такой? Спросил он по-русски. Стало ясно, что это прокол. Лушников почему-то перестал быть пьяным, его мысль собралась в точку, и в этой точке встретились русская речь Стоуна, болгарский Икарус и лайнер, который можно утопить.

В этом ресторане подавали отличный стейк. Так, как здесь, его не готовили больше нигде. Его начинали томить в пароконвектомате, но недолго затем относили на открытый огонь. И получалось интересное сочетание: жёсткое, с кровью мясо внутри, но хорошо прожаренное снаружи. С корочкой и с запахом шашлыка. Публика его так и называла «Шашлык, пожалуйста». Куски были огромные. Чтобы разрезать такое, к блюду подавались не столовые никчёмные ножи, а хорошие фирменные, а-ля кавказские кинжалы.

Такой стейк и такой кинжал лежали перед Вадимом Лушниковым. И ко всеобщей неожиданности достопочтенный главный редактор известной газеты, уважаемый лидер диаспоры, добрейший собиратель трав и импозантный любимец женщин схватил нож и дилетантски, через весь стол, сунул его Стоуну в рёбра.

Впрочем, опыт был на стороне фокса. В дальнейшие секунды его тело делало всё автоматически. Стоун видел, как его собственный торс сместился в сторону, как его рука перехватила руку соперника, помогла ей ткнуть ножом пустоту и потащила дальше так что Лушников залетел пузом на трапезу. А потом, когда в теле главреда не осталось ни инерции, ни сообразительности, ни воли рука Стоуна всадила этому телу нож в шею. Почти по самую рукоять. Брызнула высокая струя крови, и раздался хлюпающий звук. Он почему-то был для Стоуна ярко выраженным, громче, чем женские визги где-то на фоне.

– Вадик, сучка, зачем же ты так? Вадик-Вадик-Вадик

Какой-то неведомый звукорежиссёр лишь через несколько секунд убавил громкость струящей крови и собственных мыслей. А врубил на всю катушку громкость криков и суматохи. Стоун огляделся. Посетители устремились к выходу, кто-то на прощанье снимал происходящее на телефон. Один из Акунбековых Рустам? Равиль? махал руками своим сотрудникам, чтоб те перекрывали выходы. Бежать, впрочем, не имело смысла. Стоун вытащил из-под мертвеца свой телефон. Сообщение от Керима: «Обнули систему на этом устройстве». Ну да, больше-то ничего и не сделаешь. Он налил себе остатки водки и уселся ждать полицию.

***

7.

Каштаны в Париже в этом году цвели особенно буйно. Брали своё после многолетней ядерной зимы, во время которой в городе цвела только импортная сакура. Ей, японской вишне, радиация и зима, видимо нипочём. А сейчас цвело всё. Парижане радостно переглядывались, видя возврат природы к прежней жизни. Каштаны были символами прежней хорошей жизни, многовековой легендой Парижа.

Радовалась каштанам и пожилая женщина, продающая цветы прохожим. Больше, конечно, она радовалась обилию потенциальных покупателей, высыпавших на улицы. Вот очередное кафе-терраса. Вот, сидят двое, парень и девушка. Париж, весна, кафе этим-то двоим точно пригодится букетик роз. Во времена её молодости по-другому быть не могло. Бабуля устремилась к парочке и то, что она услышала, кусок разговора, только воодушевило её.

– Ты уверена? Ты ведь никогда не делала ничего подобного

О-о! У этих двоих намечается что-то пикантное, в её молодости тоже такое бывало. Самое время. Милые дети, эти свежие цветы скрасят не только вашу встречу, но и станут хорошим стартом любых начинаний, что бы вы ни придумали. Не хотите ли купить букетик для вашей девушки? Парень растерялся, а вот девушка оказалась бойкой:

– Мадам, это мой брат. И цветов мне от него не нужно. Спасибо.

Видавшая виды парижанка конфузливо удалилась. Тойво смущённо улыбнулся и повторил свой вопрос.

– Инес, речь идёт о риске не только потери работы и положения, но может даже об угрозах физической расправы!

Тут он преувеличил, но хотел посмотреть на реакцию неожиданно открывшейся для него коллеги. Он-то мысленно уже распрощался со своей работой и с Парижем вообще. Хотя Дейв предлагал разработать план, который позволит выйти сухим из воды и украсть русскую библиотеку так, чтобы подозрения не пали на Тойво было ясно, что такое выполнение такого условия значительно усложнит план. Да и не собирался он продолжать работу над буморфингом, над литературной клеветой. Поразительным образом идеи Дейва перекликались с мыслями покойных Вальдесов, а значит вот оно, решение для Тойво. Пресечь проект букморфинга, лишить его книжной основы, остановить уничтожение русских книг. Демонстративно, чтобы все поняли, Бузек, Эганбюри, ЮНЕСКО, что так просто у них не выйдет.

Провернуть план и сбежать, исчезнуть из Парижа. Не домой, в Барселону, чтобы не подставлять родителей, а именно исчезнуть. И поездить, может быть, по миру. Дейв предлагает осесть в Израиле, там будет безопасно. Но посмотрим по ситуации. Если за ними начнётся охота, то да придётся на некоторое время залечь на дно в Израиле. Если нет, если Эганбюри и те, кто за ним стоят, плюнут на исчезнувшую библиотеку или побоятся огласки, преследования не будет можно и попутешествовать.

Но сначала нужно сделать нереальное, вывезти из Парижа несколько сотен книг. Вывезти незаметно, в порт Ла-Рошель на западе Франции, где груз спрячут в трюмах израильского корабля и увезут подальше от европейских гуманистов. Дейву помогают его соотечественники, это какая-то организованная влиятельная группа. Вероятнее всего спецслужбы Израиля, хотя он в этом не признаётся. Такие люди могут взять секретный университетский склад штурмом, но это план «Б». Изначально нужно разузнать, что это вообще за склад, почему русские книги хранятся именно там, в каком количестве, в каком виде и в каком точно месте. План «А» – постараться сделать всё без шума и без жертв.

Дейв настаивает, что лучше использовать для этого методистку Инес. Она одна из немногих, кто спокойно попадает на склад, когда нужно взять ту или иную книгу. Но это, по мнению Тойво, подло. Он намекал Дейву, однако тот и слушать не хочет.

Сначала Тойво пытался поговорить с Инес полунамёками, как бы случайно. Почему мол, русская библиотека хранится отдельно, почему на каком-то торговом складе, и насколько свободно туда можно попасть? Инес в первый раз выслушала и ответила так же мимоходом, не полностью. Поняла, что вопросы не просто так. Тойво же этого не понял. Через пару дней снова пристал: а много ли книг, а как хранятся, а составляется ли картотека? И тут Инес не выдержала. Припёрла юного финна к стенке и встречными вопросами заставила его признаться, что он ведёт с ней какую-то игру.

Далеко пойдёт такая девушка, ухватистая и умная. Тойво, боясь не сболтнуть лишнего, рассказал ей о коварном финнско-израильском плане похищения книг. Без особых подробностей. Но это ему лишь показалось, что он не сболтнул лишнего. Инес же выудила практически всё. Дейв его, конечно, пришибёт или вообще откажется с ним работать после такого. Однако в глубине души Тойво знал, что умеет определять хороших людей, и Инес Кювье как раз из их числа.

Дейву, он собственно, пока ничего и не говорил. Во-первых, трусил. Во-вторых, рассчитывал вывалить к моменту признания как можно больше подробностей, которые сможет сообщить ему Инес. С девушкой они договорились, что встретятся ещё раз, после того как она специально сходит в русскую библиотеку и запомнит как можно больше подробностей. Сколько охранников, сколько камер наблюдения, каков график дежурства охраны, в чём хранятся книги и в каком количестве.

И вот они повторно встретились наедине в уличном кафе. С Инес произошла перемена. Она азартно втянулась в план, даёт свои предложения. И вообще намерена принять полное соучастие в похищении книг. Сознавая все риски, и тоже собираясь порвать отношения с Новой Сорбонной.

– Тойво, то, что делает команда Эганбюри и мы в её числе, это преступление против культуры. Когда ты сказал, что ненужные книги уничтожаются, я поняла, что мы делаем что-то неправильное. Делаем под прикрытием уважаемых международных организаций, что ещё страшнее. Я не хочу этим заниматься. Поэтому готова помочь вам не только пассивно, но и со всеми своими возможностями. А поверьте, без меня у вас ничего не получится. Робер, главный охранник библиотеки, мой старый и хороший друг. Убивать его я вам не позволю, это, во-первых. А во-вторых, у меня для вас приятная новость, одна деталь, на которую я раньше не обращала внимания, посещая склад. Теперь же не только разглядела, но и готова предложить вам отличный план. Расскажу, извини, не тебе, не только тебе, а главному. Кто там у вас с Дейвом главный?

– Дейв и есть главный. Однако я не совсем понял про степень твоего участия. Что будет с тобой, когда мы украдём университетские книги?

– В том-то и дело, что они не университетские, но об этом позже. А что будет со мной? Что-нибудь хорошее. Но не в Париже, и не во Франции. Я поеду с вами. Здесь меня ничего не держит. Мама умерла, а отец давно живёт с другой семьёй. Весь круг общения у такой отличницы-методистки как я это пара-тройка таких же скучных отличниц-лаборанток. Мне тут терять нечего. Это и будет условием моей вам помощи.

Тойво обрадовался такому успеху. Не сильно, впрочем, копаясь в своих ощущениях, что ему нравится больше: что Дейв не пришибёт его за разглашение тайны или тот факт, что приятная и интересная девушка присоединится к их побегу на край света. Он уже давно ценил в противоположном поле не красоту, а ум. А Инес, если отобрать у неё очки, заставить причесаться по-модному и наложить пару штрихов макияжа, пожалуй, очень даже

– Здравствуй, Тойво! Тебя-то я и ищу. О чём это ты размечтался? У меня для тебя хорошие новости, зайдём. Эганбюри возник неожиданно в коридоре университета и, пыхтя, повёл за собой Тойво.

– У нас с тобой годовой контракт. Как и со всеми. Они будут автоматически продляться, если конечно, работник согласен. Подходит срок, какое у тебя настроение?

Неожиданный разговор. И почему он вдруг возник сейчас, за три месяца до истечения срока? Случись этот вопрос чуть ранее, Тойво начал бы по-честному жаловаться на Бузека, критиковать букморфинг и, может, торговаться за условия. Да, именно так. Ему было противно работать, но повышение зарплаты его бы успокоило сейчас Тойво это для себя чётко осознал. Но, увы, гибель Вальдесов и предложение Дейва породили другого Тойво, коварного, хитрого. Как же ответить?

– Профессор, после смерти Вальдеса я многое пересмотрел. Луис сильно переживал за русскую литературу, настолько что, откровенно говоря, мешал мне сосредоточиться над проектом. Его смерть слегка освободила меня и я вижу, что наш проект не что иное как популяризация русской литературы, мы можем дать ей больше, вдохнуть новую жизнь в то, что могло бы просто забыться и умереть в складках истории. Тойво спохватился, что чаша с елеем уже переполнена и добавил: – Вот если бы ещё увеличили мне жалование.

Эганбюри, до этого внимательно смотревший на него, тут громогласно и облегчённо рассмеялся.

– Всё понятно. Так вот, коллега, вам понравится моя новость. Вы будете получать больше, но уже как руководитель кафедры славистики в родном университете Басрселоны! Вы же прекрасно знаете их ситуацию, погибли сразу двое крупнейших специалистов. Они, я так понимаю, не стали сразу обращаться к вам, а посоветовались со мной. И хотя вы нужны мне в проекте букморфинга, я прикинул, что ещё полезнее вы будете и мне, и системе образования на посту, который занимал Луис. Вы можете доработать по контракту этот год, и тем временем подготовиться к возвращению домой. Как вам?

Это известие полностью обескураживало. В голове Тойво один за другим возникали вопросы, большинство из которых нельзя было задавать вслух. Почему я? На кафедре полно других кандидатов? Почему славистиков не отдали в подчинение кафедре германских языков? Ведь такие поползновения были ещё при Вальдесе. Почему эта история возникла сейчас, в момент планируемой операции? Не связана ли с этим Инес? Cамый страшный вопрос. Не зря ли он так легко разболтал ей секрет? Почему профессор так легко избавляется от его услуг? Почему вообще всё это происходит через Эганбюри?

– Понимаю, Тойво, я весьма вас удивил. Необходимо время чтобы принять решение. Вы можете посоветоваться с Бузеком, со своими коллегами из Барселоны, однако я хочу узнать ваше решение первым. Давайте вернёмся к вопросу через три дня.

Давайте. Если здесь нет никакого подвоха, и всё было, как говорит Эганбюри, то это большое испытание для Тойво. Как поступить? Идти до конца в авантюрной истории с похищением книг, выбыть из повадного течения жизни навстречу неизвестно чему? Или вернуться домой, к родителям, к уюту и теплу Испании, возглавить родную кафедру и отстаивать права русской культуры в официальном статусе? Что бы сказал Вальдес? Не известно. Что скажет Дейв? Что скажет Инес? добавился сам собой вопрос. Он втянул её на свой страх и риск. И задора у Инес сейчас больше, чем было в нём. А тут ещё такое.

Дейва в университете он не нашёл. «Надо срочно встретиться» – сначала он написал такое сообщение, но тут же переписал: «Завтра надо встретиться». Хватит полагаться сразу на чужие советы, сначала сегодня взвешу всё сам.

***

На следующий день он уже был спокойнее. Хотя ночью спал плохо. Сходил на работу, отправил Инес сообщение, сидя прямо напротив неё в компании Колмара и Бузека. Та получила время и место встречи, не моргнув и глазом, и продолжила сверять истинного Булгакова с тем, что диктовал Бузек. Не переспросила даже, почему встреча в 15:03? Понятливая девушка. Тойво в этот день был хозяином положения. Он знал чуть больше, чем Дейв и Инес. Они не знали даже друг о друге.

В 15:00 Тойво встретился с Дейвом в том же кафе, куда они обычно приходили. Минута на приветствия. Минута на заказ блюд. Пора.

– Дейв, у меня для тебя две новости.

– Хорошая и плохая? Мне нужно выбрать с какой начать?

– Особенность в том, что я не знаю, какая из них хорошая, какая плохая. Может, для тебя обе плохие. Может, обе хорошие.

– Как же я выберу, с какой новости начать?

– Иногда выбор делать не нужно, он сам врывается в твою жизнь и усаживается рядом. И иногда этот выбор приходит в виде обворожительной девушки.

Эти слова он произнёс на французском и адресовал их уже подходившей Инес. Лицо Дейва, конечно, стоило запечатлеть в этот момент для истории. Он ничего не понимал, а увидев Инес чуть не подпрыгнул от неожиданности. Инес тем временем сама прихватила стул от соседнего столика и уселась к заговорщикам.

– Привет, ребята! Судя по твоему выражению, Дейв, Тойво тебе ничего не сказал про меня? Это и не важно. Я знаю, что вы собрались делать, и я готова помочь. Итак, у вас накопились вопросы. Прежде всего, почему этот странный склад? Университету попросту не хватает собственных площадей, и часть данного коммерческого помещения мы берём в аренду. Причём давно, там скопился какой-то садовый инвентарь, спецодежда, реквизиты для праздников и тому подобное. В том числе туда отправили и русскую библиотеку. Особой охраны там нет, камеры наблюдений только две: на входе снаружи и ещё внутри, но самый общий ракурс. Дежурят там всегда один человек. Днём это сотрудник университета, Робер, бывший охранник в самом университете, которому давно пора на пенсию, но ему устроили такое нехлопотное местечко. Только он имеет право пропускать нас, методистов и преподавателей внутрь. На ночь он уходит домой, а на дежурство заступает охранник от самой фирмы владельца склада. Это всегда разные люди, и они вообще не уполномочены никого пропускать. Даже если я опоздаю на 5 минут, не застану старину Робера, и начну предъявлять пропуск его сменщику, тот не обратит на меня внимания, а то и вызовет подмогу. Поэтому вывозить книги нужно только в дежурство Робера. Как именно, я скажу, если вы выполните мои условия. Я хочу поехать с вами.

Всё это время Дейв молчал. Пока Инес по-деловому докладывала, он успел сменить растерянность на собранность. И уже точно не собирался комментировать способности Тойво хранить секреты. Но тут снова удивился:

– С нами? Куда мы тебя денем? Отвезём в Ла-Рошель? Или у тебя там пароход до Америки? Или ты с нами в Израиль?

– С вами в Израиль. Хочу проветриться. Квартиру в Париже сдам в аренду и немного попутешествую.

Дейв взвешивал. Отделаться от Инес уже не получится. Готовность и возможность помочь у неё, судя по всему, есть. Даже если тут скрыт подвох, и она двойной агент, это можно проверить и переиграть её потом. Библиотекаршу, пусть и гиперактивную, Дейв за противника не принимал. Он повернулся к Тойво и бросил ему короткую фразу на русском:

– Баба на корабле дурная примета. Ну, хорошо, Инес, это можно устроить. Правда, не всё зависит только от меня, со мной есть коллеги, которых вы не будете видеть. И чтобы убедить их мне нужно выслушать все твои соображения.

– Раз уж пошли в ход поговорки, то давайте договоримся на берегу. Перекидываться русскими фразами тайком от меня не надо. Я немного, но понимаю. И кстати, дурной приметой у северных моряков было не присутствие женщины на корабле, а тот факт, когда дама интересовалась маршрутом или грузом корабля перед отплытием. Меня это не интересует. Помните, что вы имеете дело с эрудированным библиотекарем в моём лице. Теперь по сути. Русская библиотека внутри склада хранится не в мешках, не в коробках и даже не на полках. Она сложена внутри грузового автоприцепа. Это старый списанный университетский прицеп, сейчас он не используется по назначению. Скорее всего, его готовят в последний путь, сразу вместе с русскими книгами. Их, кстати, около двух тысяч наименований. Никакой систематизации и картотеки нет, Эганбюри разложил их по какой-то своей логике. Примечательно, что и в базе университета русские книги нигде не числятся. Официально их не существует, так что факт кражи в полицию не заявишь.