Текст книги "Круг избранных. Первый калининградский политический детектив"

Пара прошла к свободному столу и уселась, Димка – спиной к наблюдавшей. Светка вытащила телефон.

– Дима, ты где, дорогой?

– Да, понимаешь, задерживаюсь. У нас с депутатом Котицким встреча.

Светка поднялась и осторожно направилась к столику.

– Что-нибудь серьезное обсуждаете?

– Конечно. Очень даже серьезная и, по секрету скажу, опасная тема.

– Насколько же она опасна? – Света уже стояла за спиной и говорила без телефона.

Димка обернулся. Глядя снизу вверх, он весь скукожился, в замешательстве прижимая к уху мобильник. Вика тоже уставилась, с ужасом ожидая неминуемого скандала.

Светка взяла салатницу и спокойно вылила содержимое – морское ассорти в густом белом соусе – на голову Димки. Потом также неторопливо и даже изящно подняла двумя пальчиками бокал с вином и оросила Вику. Не сказав ни слова, развернулась и вышла из зала.

Посетители, быстро оценив ситуацию, громко зааплодировали, провожая восхищенными взглядами и громким смехом соперницу-победительницу. Димке с Викой, униженным, ничего не оставалось, как, утеревшись, быстренько собраться по домам.

Димка вскоре оказался в своей квартире, где Светка по-хозяйски развалилась на диване.

– Ну что же ты делаешь? – Димка, пока добирался, основательно подготовился к предстоящему разговору. – Это ведь была помощница Котицкого, и мы с ней ждали самого депутата. А ты черт те что подумала.

– Неужели? – Светка невозмутимо смотрела на телеэкран. – А в квартирке на Ясной у вас, наверное, штаб, где вы обсуждаете свои опасные темы?

Откуда она узнала? Димка снял эту однокомнатку месяц назад специально для встреч с Викой и думал, что надежно упрятался.

– В нашем не таком уж большом городке, дорогой, трудно где-либо скрыться. – Светка показушно зевнула и переключила канал.

Спали порознь: Димка на диване в зале, Светка в спальне. Утром, также не разговаривая, разошлись каждый по своим делам.

А следующим вечером Света не пришла. Перебралась домой, где жила с матерью.

10

Димка с Петром поставили машину на опушке и двинулись, старясь не хрустеть ветками, к забору. Петр залез первым, подал руку Димке.

– Ну, что там? Собаки не отвязаны?

– Лезь, если что – я с ними разберусь.

Только спустились, огромной черной тенью, беззвучно, выскочила овчарка. Бросилась на Петра, отлично выученная, вцепилась сразу в руку. Телогрейку не прокусила, и Петр, набросив удавку, затянул на шее смертельную петлю. Собака успела только разочек взвизгнуть, тут же затрепыхалась в агонии и успокоилась.

– Все, пошли.

В сараюхе, на кровати, спал Столб. Димка тихонько посветил маленьким фонариком, но не в лицо – в пол. Столб открыл глаза.

– Кто тут? – безразлично-лениво произнес, ничуть не удивившись.

– Мы… я, – Петр положил руку на плечо друга. – Узнаешь?

– Конечно, Пятак. И чего тебе здесь надо?

– Тебя забрать.

– А я никуда не хочу, мне и здесь хорошо.

– Да ты что?! – Петр взволновался, не зная, что делать. – Не хочешь отсюда?

– Не хочу, – повторился Столб и прикрыл глаза.

– Они его, наверное, наркотиками качают, – предположил Димка. – Я еще тогда подумал – спит, как блаженный.

– Ну, и что будем делать?

– А черт его знает!

Димка с Петром еще попытались уговорить Столба, но он не проявлял никакого интереса. Увезти его силой даже пробовать было нечего – Столб хоть и не Бугай стокилограммовый, но тоже не сморчок какой. А если еще сопротивляться да орать вздумает?

– Черт с ним, пусть здесь валяется, – Димка повернулся к Петру. – Все равно от него толку никакого.

Так же, через забор, а потом лесом возвратились к машине, стоящей на обочине.

– Меня сейчас, если честно, больше Котицкий беспокоит, чем этот Столб, – Димка, выехав на шоссе, не стал особо разгоняться. – Не пойму – то ли он изнутри хочет всю эту шоблу разворошить, то ли впрямь решил на них работать…

– Но он же депутат? – удивился Петр. – Разве он может?

– Э-э-э, все в нашей жизни возможно, все продается и покупается, – Димка знающе протянул. – Посмотрим, жизнь покажет. А мы-то с тобой что хотим? Севрюгу кушать или место на кладбище готовить?

– Знаешь, я бы не хотел в какие-нибудь переделки попадать, – опасливо произнес Петр-Пятак. – У меня еще срок не вышел.

– Ну, если за правое дело – наоборот, могут и благодарность вынести.

– Они вынесут – вперед ногами.

– Да ладно ты, что, думаешь, в ментовке все сволочи?

– Все. Кто не сволочь, долго там не задерживается.

– Тебя не переубедишь, – Димка задумался. – Вот я, например, не сволочь?

– Ты – нет.

– Тогда я так решаю. Поговорю с Котицким, и если он будет с этой мафией бороться – я с ним.

– А если нет?

– Расстанусь и забуду.

– Ты ведь журналист, можешь и сам, в одиночку.

– Нет, мне не по зубам. Раздавят как клопа. Вот если Котицкий… Ну, а ты? Если что – будешь с нами?

Петр задумался.

– Понимаешь, и боязно как-то, и противно в то же время эту мразь терпеть. А – была не была. С вами буду!

– Пока еще не с нами – Котицкий неизвестно на чьей стороне.

– Ну, поглядим-посмотрим.

11

Котицкий добился встречи с губернатором.

– Семен Трофимович, у меня, – положил толстую папку на стол, – документы. На побережье незаконно скупаются участки и уже ведется такое же незаконное строительство.

– Так в прокуратуру надо идти.

– Пойду. Но, боюсь, там опять все на тормозах спустят. Вы знаете историю бывшего прокурора Каганова?

– Это юриста, которого недавно убили?

– Да, но прежде он был прокурором того самого города. И расследовал все эти запутанные истории с участками. Потом его прижали, он ушел, а вот теперь…

– Кто прижал?

– Думаю, от прежнего руководства области шло.

Верин задумался. Лакомые куски побережья буквально рвали на части. На них зарились и крупные московские дельцы от недвижимости, и даже иностранцы. Для области это – золотой кошелек. Но где большие деньги, Верин знал это по собственному опыту, там и криминал. Это, практически, неизбежно.

– Несите в областную прокуратуру, я поговорю с прокурором. Обещаю поддержку, какая в моих силах.

Уже в своем думском кабинете, анализируя разговор, Котицкий вспомнил деталь, которой сразу не придал значения: губернатор, расспрашивая, особенно заинтересовался фирмой Дортмана, хотя в портфеле у депутата компромата больше было на две других, более известных в регионе компании. Значит, просчитывал Котицкий, под его недавнего знакомца уже копают, и если он хочет чего-то добиться, вернее будет ударить именно по нему.

Вместе с тем, размышлял Котицкий, стоит сделать вид, что он идет на сотрудничество, только деньги ни в коем случае не брать. Иначе завязнешь – не выпутаешься.

Позвонила жена.

– У меня на зарплату в этом месяце не хватает. Проценты по кредитам, аренда… Не знаю, как выкручиваться.

– Вечером поговорим.

Ну вот, у Котицкого даже голова разболелась, приехали. Все одно к одному. А может, «поиграть» с этими гребаными бизнесменами по-серьезному? Согласиться, поработать на них, даже деньги взять… А разве не правильно будет, если весь их бизнес под себя подмять? И – делать его потом честно?

Спокойно, спокойно, уговаривал себя Котицкий. Игра серьезная, ставка – голова собственная. Делать дело надо исключительно в одиночку, ни с кем не делясь. Ни с близкими, ни с друзьями-товарищами. Все держать в себе.

Это трудно. Это, практически, невозможно. Но как по-другому? В конце концов, решать надо, то ли тихой мышкой в уголке сидеть, то ли шампанское пить.

Взвесить расклад сил. На 90 процентов можно рассчитывать на губернатора. Хватит его третировать по-крупному, по мелочам – можно. Белые одежки защитника пенсионеров, инвалидов и малоимущих сбрасывать не стоит. Щипать власть помаленьку, а нутро – не трогать. По большому счету, вся страна сейчас так живет, вся оппозиция понарошку…

И тогда губернатор поддержит. Он сам, кажется, готов раздавить этих самых местных бизнес-бандитов. Может, у него какие планы насчет таких же московских… Ну и черт с ним и с ними! Пусть они хоть все друг дружку перестреляют. А я, принципиальный и честный депутат Котицкий, на Белом Коне под Флагом Справедливости.

Красиво, черт подери. Опять же фирма у Дортмана – не чета «конторке» Котицких. У Олега Афанасьевича, надо признать, хватка будь здоров. В общем, со всех сторон игра свечек стоит.

Котицкий достал из сейфа бутылку коньяка, налил стопку. Со смаком выпил. Успех казался весьма осязаемым. Только где-то в дальнем уголке черепной коробки барахталась никчемная тревожная мыслишка о серьезной опасности. Второй стопкой Котицкий ее окончательно придавил.

12

Олег Афанасьевич впервые после смерти Новикова, бывшего хозяина, ехал в «Охотничий домик». На душе было неспокойно. Большие деньги, большие дела – большая опасность. Здесь не шутят. Жизнь человеческая не копейка, но все равно измеряется. Пусть не рублем – долларом. Тысячами, миллионами долларов. И когда на кону такие ставки – проигрыш равен могиле.

Дортман понимал, что любые его действия возможны лишь в той степени, в какой совпадают с общими интересами. Кого – другой вопрос.

Сознавать это было обидно, неуютно, но это было так. Как бы ни хотелось, но надо было в этом хотя бы себе признаться.

Мафия, мафия, ворчливо рассуждал про себя, да что это такое? Есть группа близких по духу деловых людей, которые корпоративно решают интересующие их вопросы. Вот это другие люди, простые людишки, называют мафией? Да что они в этом понимают? Толпа, которую как стадо баранов ведут они – хозяева. Или поводыри? Да, это точнее.

Стрекот электромотора, открывающего ворота, прервал размышления. Успокоился. Взял себя в руки.

– По нашей информации власть, а конкретно, сам губернатор решил взяться за наши участки, – Султан тяжело, исподлобья глядел Дортману прямо в глаза. – Что ты об этом знаешь?

Олега Афанасьевича покоробила фраза «наши участки», но решил, что прямо спорить об этом глупо.

– Да, участки, на котором наша (интонацией подчеркнул) фирма начала строительство, не до конца оформлены, – Олег Афанасьевич не спешил с откровениями. – Но я кое-что делаю. Работаю с депутатом Котицким, который, собственно, и хочет заварить кашу. Есть еще несколько направлений. А губернатор… Думаю, ему это неинтересно. Или у вас другое мнение?

– Другое. Ты знаешь, что Котицкий встречался с «губером»?

– Нет.

– Так вот, встреча длилась больше часа. И «губер» обещал Котицкому всяческую поддержку. Как?

– Может, избавится от этого Котицкого? – подал голос Машинист, сидевший тут же, как и Фотон с Джеком, за круглым массивным столом. Зеро, который полгода назад купил дом на побережье и кажется насовсем перебрался из Москвы, подбрасывал в камин сухие березовые поленья.

– Полагаю, каждое такое…, – Дортман подбирал слово, – действие только приковывает лишнее внимание. Что дало убийство бывшего прокурора Каганова? Свора ищеек всех мастей, милиция и прокуратура копают где только могут.

– А разве его убили? – с невинным удивлением спросил Джек. – Не знал… А менты, правильно, своим делом занимаются. Убийц ищут. При чем здесь участки и добропорядочные строители?

– Слушай, Дора, ты от нас не увиливай, – Султан не любил дипломатии. – Давай напрямик. Мы все, здесь сидящие, вложились в это дело. Хотим результата – денег. Ты у нас, беленький и чистенький, занимаешься строительством. Другой работой не обременяем – строй. Но когда видим, что не получается, вынуждены вмешиваться, тебе же помогать. И – давай без недомолвок.

– Да какие недомолвки? – Олег Афанасьевич чувствовал себя вполне на коне, только от сокращенной фамилии, превращенной в кличку, брезгливо поморщился. – Про Каганова я так, к слову. Что случилось – пусть будет. Проехали. Давайте сейчас дальнейшие действия обсудим.

– Вот это дело, – подал от камина голос Зеро. – Непонятен этот Котицкий, мутит чего-то. Как ты с ним?

– Сам до конца не раскусил. Пока, вроде, «думает»…

– И долго он так «думать» будет? А если такое «надумает», что нам мало не покажется?

– Все под контролем. Если закусит удила, придется, как с негодной лошадью…

– Ты, в принципе, прав. Надо подождать. Я имею ввиду с Котицким. А что у него, кстати, на руках имеется?

– Даже если он достал где-то все наши документы, на что-то серьезное это не тянет. Так, очередная бумажная волокита, которая легко разрешается с помощью денег.

– А если «губер» вмешается? – Султана, видимо, серьезно взволновала эта тема.

– Да не будет же сам губернатор этим заниматься? Все равно кому-нибудь поручит. Вот с этим порученцем и будем работать.

– А что ты говорил о каких-то других вариантах?

– Я сам еще не знаю, что получится. Есть у меня зацепочка на самого нашего уважаемого Семена Трофимовича, губернатора всея побережья.

– И что это за «зацепочка»?

– Позвольте пока в секрете подержать.

– У нас друг от друга секретов быть не должно! – забытый всеми Фотон решил обратить на себя внимание.

Дортман хитро посмотрел на Зеро, затем перевел взгляд на Султана.

– Пусть. – Зеро понимающе кивнул. – Иногда маленькие секретики позволительны.

– Кстати, что с этим вашим Столбом делать? – Машинист обратился к встающему Дортману, который собрался уезжать.

– Держите, берегите, как зеницу ока, – Олег Афанасьевич с той же хитринкой улыбнулся. – Вот в нем этот самый секретик и есть

13

Жара сдурела, третью неделю с неба – ни капли. Говорят, пересохли питьевые озера и скважины, в городе начались перебои с водой. На верхних этажах о ней вообще забыли. По дворам ездили «молоковозы» и развозили в своих крашеных бочках вмиг ставшую драгоценной простую воду, очищенная питьевая с прилавков супермаркетов вмиг исчезла. Скапливались раздраженные очереди, подзабытые с советских времен.

– Вас здесь не стояло, – пытался шутить дядька в трико, но его бородатый юмор страдавшими от зноя не воспринимался. Перепалки возникали серьезные, наэлектризованная очередь готова была взорваться по малейшему поводу.

– Пропустите, пожалуйста, – Света протянула жалобно, пытаясь вызвать сочувствие толпы. У мужика в трико она его вызвала – он потеснился. Однако очередь возмущенно зарокотала: «Это почему? Что за наглость?» Мужчина осадил: «Это племянница моя, она в соседнем подъезде живет».

– Спасибо, – тихонько поблагодарила Светка.

– Не за что. Петр, – протянул руку. И поправился. – Дядя Петя.

– Хорошо, прекрасно, дядечка Петечка, – в игру защебетала Светка и звонко чмокнула новоявленного родственника. Наполнив пластиковые бутылки, они вместе двинулись к подъезду девятиэтажки.

По дорожке лихо завернул Опель и из него вылез улыбающийся Димка. Удивился.

– Вы знакомы?

– Так это ж племянница моя!

– А это мой самый родной дядя!

Петр со Светкой вошли во вкус игры, настроение у них, заполнивших бутылки водой, было отличное.

– Да ладно вам, уж если кто здесь и родственники, так это мы с прекрасной дамой, – Димка тоже пришел не на панихиду. – Давай, Светик, собирайся. Поедем ко мне. Я глубоко раскаиваюсь, сознаю свою безмерную вину и прошу вернуться в лоно семейной жизни. Бес попутал…

– Может, бесовка?

– Да ты же у меня умница, все понимаешь, – Димка грохнулся на колени. – Слезно молю: прости!

– Нет! – Светка ответила громко, но стальной жесткости в голосе не хватало.

Димка упрашивающее глянул на Петра. Подсоби, мол.

– Если мой друг и совершил какую-то глупость, то явно по недомыслию, – Петр примиряюще заговорил басом, подражая проповеднику-попу, который призывает к вселенскому всепрощению. – Заблудших надо прощать, падших – любить.

– Любить этого слизняка, который липнет к каждой юбке? – Светка так просто сдаваться не собиралась.

– Всех, всех надо любить, – гудел Петр, как дьякон. Обернулся к Димке.

– Кайся и проси прощения, сын мой.

Димка, стоя на коленях, начал бить земные поклоны.

– Каюсь, каюсь. Прости меня, Светик. Ей Богу, больше такого не повторится.

– Ладно вам, цирк устроили. Люди вон смотрят. Воду занесу, соберусь и поедем. Жди.

Обрадованный Димка сжал ее в объятьях и запечатлел долгим поцелуем. Расслабленная, соскучившаяся Светка не сопротивлялась.

– Котицкий обещает материалы, которые передал в прокуратуру, мне дать, для публикации. Представляешь, какая бомба будет? – Димка спешил поделиться накопившимися новостями, пока не вернулась простившая Света. Петр тоже соображал быстро.

– Ну, в этом я тебе не помощник. А что могу?

– Пронюхай у себя в конторе все, что касается Столба. Кто он, откуда. Вообще, что из себя представляет. Вот скажи, зачем они его там держат и наркотиками качают. Для чего?

– Сам не пойму.

– А ведь неспроста…

Галантно распахнув перед выпорхнувшей Светкой дверцу, Димка махнул Петру и, газанув, выехал со двора на улицу.

15

Володя уже полгода сидел без дела. После выборов, закончившихся похоронами кандидата, как-то ничего не подворачивалось. Деньги давно кончились, и Володя перебивался случайными заработками, за гроши тиская разного рода статейки у знакомых редакторов. Стоящего не было. Случайно на стоянке встретил Бугая, парковавшего свою бэху.

– Привет, как ты?

– А, на букву х…

– Даже если хорошо, все же не отлично.

– И не хорошо…

– Напомни-ка свой телефон. С начальством поговорю. Мы своих не бросаем.

– Спасибо. Было б здорово.

От встречи с Бугаем остался какой-то неопределенный осадок. Не очень приятно вспоминались те выборы, с нехорошим финалом. И этот Бугай… Володя без содрогания не мог смотреть на здоровенные кулачища, которыми – вот так и представлял себе – тот душил хлипкого Халяву. Бр-р-р… Страшновато.

Поэтому, когда Бугай вскоре позвонил и пригласил в знакомый особняк, особой радости Володя не испытал. С другой стороны – куда деваться? Пошел.

– Вы неплохо поработали на выборах, много сделали для Степана Ивановича, – Дортман многозначительно бросил взгляд на групповой портрет, где известные местные бизнесмены, среди которых были и Дортман, и Новиков подобострастно окружили губернатора. – Я хочу, чтобы вы снова были с нами. Как?

– Я готов, – рассуждать было некогда и нечего. Другого выхода не было. – Но ведь я специалист, так сказать, по выборам, по политическому пиару. А с обыкновенной коммерческой рекламой, если вы это имеете ввиду, я не очень…

– Вот как раз рекламы нам очень и очень… не надо! – Олег Афанасьевич благодушно улыбнулся. – Есть другие темы. Как вы насчет журналистских расследований и сенсаций?

– Давненько этим не занимался, боюсь, нюх потерял.

– Э-э-э, ерунда. В принципе, расследовать уже ничего и не надо. Все – есть. Надо только правильно подать.

– Упаковать?

– Вот, вот. Короче, надо написать статью для газеты. Забойно.

– А тема?

Олег Афанасьевич подал папочку.

– Здесь все имеющиеся материалы, тут даже комментировать нечего. Куда надо съездить – машина в вашем распоряжении, – Дортман кивнул на Бугая.

– Понял. Хотелось бы сразу обговорить размер гонорара.

– Мы, вернее, Степан Иванович вас обижал?

– Да нет.., – неуверенно протянул Володя.

– А вот за это, – постучал пальцем по папке, – получите в три раза больше.

– Больше чего? – у Володи начало подниматься настроение и он перешел на привычную хохму в разговоре. Дортман сразу уловил и принял.

– Больше всего, что было до сих пор.

– Ну, тогда согласен.

Тут же, возвратившись в свою малогабаритку, Володя раскрыл папку. Господи, да тут целый роман! И никакого криминала, никакой политики… Чистая литература. Хотя, разбираясь с бумагами и проясняя детали, дошло: да это – бомба. Атомная, по масштабам региона. Да… Интересно, все ли действующие лица живы? Надо завтра же ехать.

Созвонился с Бугаем, выезд назначили на девять утра.

16

Молоденькую учительницу математики Наталью Петровну все в деревне пугало. Она шарахалась даже задиристых петухов, а коров и быков (никак не могла научиться отличать) обходила за сто шагов.

Каждый вечер часа по два, со слезами растапливала неподатливую печку, ведро с колодца, пока поднимала, оказывалось полупустым. Все ей здесь не нравилось, было чужим и неприятным. Сами деревенские запахи свежего навоза и плесневелого, плохо протапливаемого дома ассоциировались с разрухой и запустеньем.

Уткнувшись после занятий в книжку, она мысленно улетала в город, к чистоте и уюту. Там был налаженный быт, были кино и просто театр, были, наконец, родители, которые так безжалостно отправили дочку «по распределению». Отец, с обидой думала Наталья, мог бы и поспособствовать, не последний в городе человек…

Молодой агроном Семен сразу приглянулся. Он был «не деревенский». Опрятный, в белой рубашке, ловкий и обходительный Семен резко контрастировал с неуклюжими и грубыми колхозниками. От него, даже в запале крепких мужских споров, никогда матов не было слышно. А это в деревне – большая редкость.

Видимо, и Наталья Семену приглянулась. На общем колхозном собрании, перед Новым годом, агроном подошел к Наталье Петровне и запросто сказал:

– Мне хотелось бы с вами поговорить. Можно, я вас провожу?

– Да.., – протянула неуверенно, думая только об осудительных взглядах родителей ее учеников. Но никто, к счастью, на них не смотрел, и осмелевшая Наталья уже грациозно позволила накинуть на себя модную в те годы каракулевую кацавейку.

В первый вечер Семен попил чаю и ушел. А Наталья не спала до утра, пока вредные петухи не заголосили, как резаные.

Встречи были нечасты, но молоденькой «учителке» все время, в школе и дома, думалось только о ее агрономе. Она даже взяла в библиотеке какую-то книжку по агрономии, чтобы не казаться невежей, но Семену это и не требовалось. У него был принцип: после работы – ни слова о делах.

Как-то само собой получилось, что Семен остался у Натальи на ночь. Это было уже по весне, и учительница, ничего не сообщая родителям, втайне готовилась к свадьбе. С Семеном на эту тему они не говорили, но Наталье казалось, что это само собой разумеется, разве может быть иначе?

А летом Семена перевели в райком партии, взяли инструктором. И он обещал – определюсь с квартирой, вызову. Она ждала, да у Семена забот и хлопот было теперь – выше крыши. Некогда. Даже в роддом, когда удалось вызвонить, не смог приехать. И с маленьким Семой добиралась до родной деревеньки одна, на попутных.

Вскоре, разузнав все, приехали мать с отцом. «Это где же этот подлец!» – гремел отец, а мать, вмиг состарившейся бабушкой, умильно пеленала младенца.

Ничего у них с Семеном так и не получилось. Затерялся он в круговерти сначала райкомовских, а потом и обкомовских дел. По слухам – женился, заимел, как положено, собственных детей. А ей остался Сема, который тоже не много радости принес.

И вот Наталья Петровна так и осталась в деревне, обвыкнув, но не полюбив. И так же морщит нос от навозного запаха, и так же неловко носит на коромысле ведра с колодца, и даже до сих пор боится петухов и коров… А Семен, Семен Трофимович, – в городе. Теперь большой человек. Можно, если захочется, его по телевизору увидеть. Да пожилой учительнице это без надобности.

17

Володя представился Пореченковой журналистом областной газеты, сели на кухонке.

– Вот вы, Наталья Петровна, заслуженная учительница. Как это все получилось, расскажите про свою жизнь?

– А чего рассказывать? Чем здесь, в деревне, еще заниматься, кроме работы? Семьи нет…

– Постойте, у вас же сын?

– Есть где-то, шалапут. Год уже ни виделись, ни созванивались.

– Адрес его городской, может, телефон?

– Где-то был, поищу.

Наталья Петровна вышла в комнату и принялась рыться в шкафах. Володя крикнул:

– А можно его фото?

– Посмотрю. Последние, наверно, еще со школы, выпускные. А позже нет.

В независимой до дебилизма местной газетенке, смело оппозиционной всем властям на свете, Володя опубликовал свой опус с фотографией. У губернатора – внебрачный сын. Вот он, угловатый подросток в косо повязанном пионерском галстуке. А вот – выпускной класс, где уже в галстуке «взрослом». Сына, Семена, найти пока не удалось, да это неважно. Материал и без того был хорош – у любительниц «мыльных опер», предвкушал Володя, слезу вышибет. А в политбомонде – свой эффект, который и предугадывать не брался. Свое дело сделал, деньги получил – там хоть трава не расти.

Теперь Володя каждый день, как на работу, ходил в особняк Дортмана, бывший новиковский. Как-то сидели с Бугаем и охранником Пятаком, на столе валялась газетка с Володиной статьей.

– А вообще, этот Семен здорово на нашего Столба похож, – сказал вдруг Пятак.

– Может быть, – неуверенно протянул Бугай. Взял газету, начал присматриваться. – Точно, похож. А что, мать не знает, где он? – обернулся к Володе.

– Телефон мобильный дала, да только он в отключке, пробовал – без толку.

– Ну-ка, какой номер?

Володя вытащил записную книжку, Бугай с Пятаком сверили по своим мобильникам. Точно, он! Вот это да… Надо срочно рассказать Олегу Афанасьевичу. Володя допоздна сидел, ожидая приезда шефа.

– Олег Афанасьевич, губернаторский сын, Семен, ваш работник Столб, – Володя посмотрел на Дортмана, ожидая реакции. Но Дортман остался невозмутим.

– Слава богу, додумались, – откинулся в кресле, поиграл авторучкой. Непонятно протянул, – В том и суть…

В чем? – все равно не понял Володя.

В том, – повысил голос Дортман. – Подожди пока, не суетись. Всему свое время.

18

Котицкий взял у Дортмана конверт с деньгами:

– А насчет фирмы?

– Изменения в учредительные документы подготовлены, – Олег Афанасьевич протянул пачку бумаг. – Посмотрите.

– Хорошо, – Котицкий бросил папку на заднее сиденье и газанул. Они поехали к центру города.

– Олег Афанасьевич, надо поступиться частью участков. Хотя бы одним – пусть самым незначительным.

– По-другому нельзя?

– Нет, готовятся депутатские слушания, я не могу просто так взять, и закрыть тему, – Котицкий говорил уверенно, видимо, все до конца продумал. – Мы, как бы для начала, конкретно разбираем по пяти участкам. Четыре могут быть трех строителей, ваших, между прочим, конкурентов. Закопать их – вам на руку. Ну а один участочек, для справедливости и объективности, мы возьмем ваш.

– Только не с под «Янтарика»!

– Выберите другой, у вас их много. Зато потом вы будете спокойны. Мол, сами депутаты проверяли, ничего не нашли. Потеряв малое, в большом приобретете.

Дортман уважительно посмотрел на Котицкого. Да, башковит, в депутаты недаром пролез. Таких людей лучше в друзьях держать.

– По рукам! А участок на растерзание, – Дортман немного угодливо подхихикнул, – мы подберем.

Депутатские слушания прошли как по маслу. Котицкий, сияя как начищенный медный таз, благосклонно принимал поздравления. Стайка местных журналистов окружила, наперебой беря интервью. Вечером по всем телепрограммам, а наутро – во всех газетах Котицкий был главным героем дня. Смелый борец с коррупцией, наконец, расшевелил застоявшееся болото! Теперь на побережье, благодаря таким, как депутат Котицкий, наведем совместными усилиями порядок! Даже губернатор прокомментировал, отвечая на вопрос одного из журналистов:

– Я внимательно слежу за развитием событий, – по обыкновению рассудительно, неспешно говорил Сергей Трофимович. – Мы встречались с Алексеем Николаевичем, я его всячески поддерживаю. Молодец!

Однако на другой вопрос, по поводу внебрачного сына, губернатор отвечать наотрез отказался. Он уже неделю был не в своей тарелке, раздутая желтой прессой шумиха раздражала, создавала определенные неудобства. Не смертельно, как говорится, но неприятно. И все время думал, а что он должен сделать? Встретиться с сыном и его матерью? Даже представить себе трудно, что это будет за встреча. И как? Губернатор ведь – весь на виду, запросто куда вздумается не поедешь.

Головоломка эта неотступно следовала день за днем, и никак не приходило решение. Слава богу, дома жена со старшей дочкой не задавали вопросы, хотя, конечно, все знали. Здесь Сергей Трофимович решил опередить события.

– Садись, Люба, и ты, Нина, уже взрослая. По молодости, когда я после института в колхозе работал, было у меня… увлечение с местной учительницей. Любви, по-моему, не было – так как-то все получилось… А потом дороги наши разошлись. Вот, собственно, и все. Я и не знал, что у меня сын есть, – тут Верин покривил душой – прекрасно знал, но за давностью лет просто забыл.

– Ты бы съездил, может, помочь чем надо. Все-таки женщина в одиночку твоего сына воспитывала, – Любовь Федоровна, веринская супруга, была женщина сердобольная. И – понимающая.

– Ну, а я ни о каком «братце» слышать не хочу, – своевольная Натаха, дочка, постоянно грозилась то замуж, то уехать на край света. Уже второй год, после окончания университета, порхала с места на место, никак не определяясь. Родителей это здорово раздражало. – Хотя… ради интереса, может и гляну. Я его сама найду.

В общем, в семье к молодым похождениям Сергея Трофимовича отнеслись с пониманием. Чего не скажешь об общественности. Грязные желтые газетенки обсусоливали одно и то же уже вторую неделю подряд, «раскрывая» все новые и новые подробности. Единственный правдивый факт существования самого сына и Натальи Петровны обрастал таким количеством небылиц и домыслов, что, похоже, сами авторы запутались. То писали, что губернатор до сих пор тайно встречается с первой любовью и помогает сыну, то – что у него чуть ли не в каждом колхозе-совхозе были любовницы, и надо, мол, разобраться, сколько еще имеется таких «сыновей». Самая смелая и самая независимая газетка «Новая колея» выдвинула совсем неправдоподобную версию: дескать, молодой управделами областного правительства, к которому губернатор явно благоволил, и есть то самый СЫН. В эту версию, не вопреки, а скорее благодаря ее «неправдоподобности», верили больше всего.

Верин просто устал от всего этого газетного беспредела. Вызвал управделами Михаила Плющина:

– Ну что, «сынок», делать будем?

– Да не обращайте вы внимания, Сергей Трофимович. Собака лает – караван идет. Это все несерьезно.

– Несерьезно? А ты знаешь, что скоро предстоит моя встреча с президентом? А ты знаешь, как готовят к этому материалы о деятельности губернатора на своем посту? Думаешь, наш «базар» тут в области и останется? До Москвы не докатится? Еще как! И в аналитической записке, которая на стол президента ляжет, о моих «взаимоотношениях» с местной прессой обязательно хоть строчка будет. Вот так.

– «Придавить» их?

– Боюсь, дунем в костер. Они ведь только этого и ждут. Пожалуй, само затухнет – лучше и впрямь внимания не обращать. А у меня к тебе есть личная и деликатная просьба.

– Всегда.

– Хочу, понимаешь, съездить к этой женщине. Поможешь? – губернатор доверительно посмотрел на Михаила. Этот молодой, но подающий надежды управленец импонировал ему своей энергией, открытостью, взвешенностью в суждениях и действиях. Далеко пойдет, думал Верин, глядя на симпатичного парня.

– Я организую, – Плющин сходу оценил ситуацию и готов был действовать. – Поедем на моей личной машине, вдвоем, в воскресенье. А я заблаговременно туда наведаюсь, выясню обстановку.