Текст книги "Опыты литературной инженерии. Книга 2"

– Я отстал! Я на такси! Я догнал! Вот мой билет! Там моя сумка!

– Ах, ты отстал, – зловеще произнес старший группы захвата. – Сейчас мы протокольчик составим и припаяем тебе за ложный вызов, за срыв погрузки поезда, за моральный ущерб пассажиров!

– Да, да, за моральный ущерб! – встряла проводница.

– Башку бы тебе открутить! – мрачно сказал вышедший из туалета мужчина.

Нюхач в тамбуре вилял хвостом и демонстрировал прекрасное расположение духа. Проводница, отойдя от стресса, степной гадюкой шипела на военных:

– Натоптали тут мазутой! Вычищай тут за вами!

– Стой! – закричал начальник поезда. – А как это твоя сумка в вагон попала?

Курсант, который совершенно сник под грозным взглядом старшего группы захвата и дулом автомата его подчиненного, встрепенулся:

– Я проводницу попросил поставить. Я ничего. Я с девушкой в кафе зашел. Жарко ведь. Я только поставить попросил. Билет показал. Она разрешила.

– Ну, – голосом холодным, как сталь, обратился начальник поезда к проводнице, – что ты на это скажешь?

– Я? Ничего … Как это я на самом деле забыла? Тут жара такая…

– Если бы не жара, я бы тебя своими руками … – проскрипел зубами начальник поезда и брезгливо отвернулся.

Виктория спросила у старшего, можно ли войти в купе. Тот сделал разрешающий жест, так как все его внимание сосредоточилось на курсанте и проводнице, которые были уже не сами по себе преступники, а организованная преступная группа.

До часу ночи поочередно все обитатели рокового купе писали свидетельские показания. Проводница неприкрыто зевала, так как поняла, что тюрьма ей не грозит, белье разнесено по вагону, и она не прочь бы и прилечь. Несчастный курсант в смягчение своей вины предлагал всем домашние пирожки. На пирожок дал согласие только минно-розыскной пес, остальные отказались. Пес с удивительным проворством проглотил пирожок и деликатно икнул. В вагоне стало прохладно. Виктория периодически смыкала глаза, сидя на своей полке. Невозможно было лечь спать, так как рядом жужжал настырный сержант, выспрашивая номер телефона. После пережитого он видел в Виктории чуть ли не соучастника боевых действий и однополчанина. Наконец мужчина с подтяжками опустил голову вниз со своей полки и спросил милиционера:

– Может, и тебе башку открутить? Спать не дает, зараза!

Когда сошли с поезда военные с овчаркой, Виктория не помнит. Незаметно удалились и милиция, и начальник поезда. Лидия Алексеевна что-то скрытно пожевала и улеглась, укутав ноги одеялом. На верхней полке мышью затих курсант-террорист. Мужчина с подтяжками вытянулся на спине, уронил на пол мокрое полотенце и беспечно захрапел. Виктория уложила сумочку с деньгами, документами и косметикой под подушку и мгновенно провалилась в жуткий сон, наполненный милиционерами, террористами и полуголыми амазонскими проводниками.

Лифт

– Алло! Диспетчерская? Я застрял в лифте между этажами!

– Мастер будет через 30 минут. Вы только никуда не уходите!

Однажды я нечаянно прочел фрагмент милицейского рапорта: «…они сели в лифт и скрылись в неизвестном направлении». Меня эта запись очень взбодрила и к случаю припомнил, что один из моих знакомых, отношениями с которым я весьма дорожу, как-то рассказал мне весьма занятную историю.

Дело было в застойные годы, когда культ личности формально был осужден, но еще не выветрился в мозгах. И описанные события происходили не где-нибудь, а на территории Кремля. Там, где в корпусе номер один находился кабинет тогдашнего Генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза – Леонида Ильича Брежнева. Четырежды Героя Советского Союза, трижды Героя Социалистического Труда. Носителя государственных наград суммарным весом в шесть килограммов! Насчет шести килограммов, боюсь, привираю, пересказываю слухи. Кто и когда отважился бы взвешивать пиджак Л. И. Брежнева?

Первый– ныне президентский – корпус можно узнать по куполу с государственным штандартом. В исторических реестрах он значится как здание Сената, построенное в 1776–1787 годах по проекту знаменитого архитектора Матвея Казакова.

Ради общего образования упомяну, что архитектор М. Казаков числил в своем творческом активе и такое здание, как Бутырская тюрьма.

У здания Сената своя персонально-политическая история. Тут в свое время располагались кабинеты Ленина (третий этаж), Сталина (второй этаж), Хрущева (третий этаж, но другой кабинет) и, наконец, Брежнева (третий этаж, но совсем в другом конце дома). Кабинет тогдашнего вождя партийные холуи уважительно называли «Высотой». А высота, как известно, понятие опасное.

До какого-то времени в здании функционировал один общий лифт, шахту для которого в тридцатых годах двадцатого века как-то исхитрились и прорубили в исторической постройке. Лифт, должны вы понимать, был большим, тихим и весьма комфортным. С мягкими креслами, витражами, зеркалами и прочими прибамбасами, без которых не может обойтись ни один лифт столь высокого предназначения – возить туда-сюда высших лиц государства. Там был и телефон экстренной внутренней связи, и другой телефон – для мгновенного выхода хоть в высший орган государства Папуа Новая Гвинея, хоть в Белый Дом. Не было только выделенного туалета и спального отсека, со вздохами вычеркнутых из первоначального проекта исключительно из-за малоэтажности здания.

В тот самый роковой день было назначено чрезвычайное массовое заседание партийной верхушки, которое по причине многолюдности намечалось во Дворце Съездов, расположенном в другой части Кремля.

Должен был быть Партийный Съезд, Пленум или еще какой-нибудь Курултай, этого никто уже не помнит. Но, само собой, его открывать и зачитывать на нем приветственную речь должен был, несомненно, Генеральный секретарь, четырежды Герой и прочая, и прочая, и прочая …

Предположим, вся заваруха должна была начаться в 10 утра. Сейчас это уже неважно. Наше предположение сделано лишь для того, что иметь материальную точку отсчета.

Без десяти минут до точки, Вождь вышел из своего кабинета на третьем этаже и по длинному коридору начал царственно перемещаться к лифту. Позади него семенили Хранитель Ядерного Чемоданчика и ближайший Помощник с тестом речи и еще с чем-то в объемистом портфеле. Они вошли в лифт, створки которого услужливо открыл некто в наутюженной военной форме. Вождь уселся в мягкое кресло, Помощник нажал красивую большую кнопку с цифрой «1», и лифт начал плавно скользить вниз по хорошо смазанным направляющим.

На лице Хранителя застыла маска чрезвычайной ответственности. Вождь прикрыл глаза, а Помощник устроился у двери, чтобы выскочить первым, поддержать, если надо, подхватить или указать направление дальнейшего движения.

Неожиданно за бортом что-то засипело и заурчало. Лифт слегка тряхнуло, он незапланированно потерял ход и потом совершенно остановился. По индикации на цифровом табло и по внутренним ощущениям Помощник догадался, что событие произошло между вторым и первым этажами. Насколько я теперь знаю, первый раз за всю историю здания! До тридцатых годов – это точно, потому, что тогда лифта физически не было. Выходит, что первый раз за сорок с лишним лет, прошедших со дня постройки лифта.

Помощник, запрограммированный на все случаи жизни, немедленно ткнул пальцем в красивую кнопку экстренного оповещения лифтера. Кнопка, квакнув, утонула в панели и замигала тревожным красным светом. Хранитель покрепче прижал к себе Чемоданчик. На лице Вождя не читалось вовсе никаких эмоций.

Кнопка продолжала мигать, но ожидаемой реакции таинственного лифтера не следовало. Помощник схватил трубку внутреннего телефона:

– Кто на проводе?

Ему бодро ответил молодой и бдительный голос:

– Старший прапорщик Иванов!

– Почему лифтер не отвечает? Лифт застрял! Немедленно примите меры!

– Есть! – бодро ответил голос Иванова, и трубку на том конце положили.

Длинные и красивые коридоры бывшего Сената устланы малиновыми ковровыми дорожками. Звук шагов гасится ими до шелеста. Бесчисленные двери слева и справа. А еще имеются закоулки и коморки, наполненные теми, кто призван беречь, охранять и оберегать контингент, трудящийся в исторических стенах даже от колебаний барометрического давления. Из одного такого закоулка теннисным мячиком вылетел некто в лакированных сапожках и, рикошетя на поворотах, помчался по малиновым дорожкам в сторону коморки с надписью: «Лифтерная». Распахнув двери лифтерной, владелец сапожек остолбенел: лифтерная была пуста. На столике, застланном партийной газетой, лежали очки в толстой оправе, клубок ниток, вязальные спицы и недовязанное шерстяное изделие. На пульте, прямо над столиком, яростно мигала красная лампочка неотмененного вызова. Что-то отменять было просто некому!

Не уполномоченный предпринимать какие бы то ни было действия, не связанные с его непосредственными обязанностями, старший прапорщик Иванов подбежал к столу и ухватился за трубку внутреннего телефона. Со второй попытки, уняв дрожь в руке, он набрал нужный номер и доложил:

– Старший прапорщик Иванов. Сигнал вызова из лифта. В лифте, кажется, «Первый». Лифтерши нет на месте!

– Стой там и не шевелись, понял?! – заревела трубка в ответ. – Так тебе КАЖЕТСЯ или нет? Стой, нажми на кнопку «отмена» и уточни, что произошло? Немедленно, понял?!

– Есть, товарищ генерал-майор! – деревянным голосом ответил товарищ старший прапорщик.

Старший прапорщик Иванов столкнулся с такой ситуацией первый раз в своей жизни. Каких только вариантов осложнений внутренней обстановки в здании корпуса номер один с ним не репетировали! От пожара до наводнения. Но этот случай был особый, не предусмотренный ни одной должностной инструкцией!

Иванов робко нажал на кнопку «отмена», кнопка перестала мигать, и из динамика пульта услышал раздраженный голос Помощника «Первого»:

– Вы там спите, да? Лифт застрял между вторым и первым этажом! Вы поняли, КТО в лифте???

Последнее предложение было сказано с такой интонацией, что пытаться дать ему двоякое толкование не имело никакого смысла. Иванов все прекрасно понял и тут же вспотел. Он снова набрал нужный номер телефона и доложил обстановку. Трубка заматерилась и с грохотом рухнула на рычаги. Короткие гудки привели старшего прапорщика в чувство и заполнили душу тягостным ожиданием скорой расправы.

Через минуту в дверь лифтерной раскаленным пушечным ядром ворвалось лицо, лично ответственное за безопасность окружающей среды. Лицо имело перекошенный рот, из которого старший прапорщик Иванов получил указание, приправленное перцем, немедленно отыскать долбанного лифтера, которому сию же секунду по прибытию грозит грязное сексуальное надругательство!

Если на минутку успокоиться, то такую благостную картину, как временное отсутствие лифтера на рабочем месте, можно было бы предсказать заранее: ведь за всю историю существования лифта в здании бывшего Сената ЭТО случилось первый раз!

Постанывая от груза ответственности, старший прапорщик Иванов, движимый не столько силой приказа, сколько собачьим чутьем, мчался в подвал, в бойлерную, в теплое, насиженное местечко, где частенько «гонял чаи» персонал, обслуживающий здание. Все оказалось именно так, как подсказывало ему инстинкт и незначительный жизненный опыт: за длинным столом сидели и мирно толковали две женщины – лифтерша Макаровна и уборщица Надя со второго этажа. Когда в бойлерную впрыгнул военный с остекленевшими глазами, женщины до того перепугались, что впали в шок. Макаровна выронила недопитую чашку и облила себе кофту, Надя отшатнулась и, не сводя расширенных глаз с варяга, попыталась нащупать на столе какое-нибудь завалящее средство самообороны.

– Лифт вниз не поднимает! – выдохнул Иванов. – А в нем, знаете, КТО???

Интонация Иванова категорически исключала двоякое толкование. Макаровна, презрев возраст, птицей вспорхнула со стула и понеслась в свою резиденцию, опережая быстроходного старшего прапорщика как минимум на три секунды.

А в лифтерной, как бык перед случкой, мычал и топотал лакированными сапогами с «генеральскими» голенищами тот, который был за все в ответе. Он не стал тратить драгоценное время на пересказ собственных мыслей, а грубо ткнул Макаровну в плечо, понуждая к активным действиям. Макаровна рванула ручку ящика стола, стряхнув незаконченное шерстяное изделие на пол, с трудом словила самодвижущийся ключ для принудительного открывания дверей шахты лифта и в том же темпе унеслась по малиновой дорожке. За Макаровной прошелестели «генеральские» сапоги, старший прапорщик Иванов и еще пяток-другой лиц военного облика, вызванных по портативной рации.

Макаровна заученным движением вставила спецключ в спецотверстие и попыталась раздвинуть створки дверей шахты лифта. Двери не поддались. На помощь немедленно пришли многочисленные мужские руки. Но допотопная техника окончательно засбоила.

– Лом какой, а? Или монтировку сюда! – раздались крики от двери.

– Сараев, Сараев, твою дивизию! Вниз, мухой! У подъезда зил «Первого» стоит! Забери монтировку и тащи сюда! – распорядился, не снижая темпа натиска, владелец «генеральских» сапог.

Майор Сараев, сдвинув фуражку на затылок, метнулся к входным дверям. В мирно урчащем правительственном зиле дремал равнодушный шофер из ГОНа – гаража особого назначения. Что такое монтировка он вспомнить никак не мог, так как давно и твердо усвоил, что правительственные машины не ломаются по определению и на всякий случай всегда имеется подменный автомобиль. Майор Сараев в осознании служебной ответственности скорчил водителю весьма многообещающую рожу и орлом полетел на доклад вышестоящему по званию и по должности. На лету он вспоминал, что видел когда-то в подвале пожарный щит, укомплектованный ломом, верноподданнически покрашенным в красный цвет. Резко сменив направление движения, майор Сараев юркнул в подвал, здраво рассудив, что его запоздалое появление с ломом будет расценено более положительно, нежели своевременное возвращение без монтировки.

К моменту триумфальной демонстрации лома, сорванного с проволочных пут пожарного щита, двери шахты лифта уже оказались открытыми. Выяснилось, что спецключ нужно было просто повернуть на один оборот по часовой стрелке. Лом пришлось приставить к стенке, и подвиг майора Сараева не был оценен по достоинству.

Все правильно доложил старший прапорщик Иванов: выше дверного проема – рукой можно было дотянуться – ясно наблюдалось дно кабины лифта, украшенное черными космами доисторической паутины.

Тем временем в зале Дворца Съездов, заполненном на все сто процентов, нарастал доселе приглушенный гул, вызванный невольной задержкой мероприятия. Приезжие из разных концов великой Родины здоровались на расстоянии, передавали приветы, осведомлялись о здоровье. В Президиуме кто-то постучал карандашом по графину. Но графин стоял далеко от микрофона, который к тому же не был пока включен, и многозначительный стеклянный стук канул в бездну огромного зала, как камешек в морские просторы. Весьма уполномоченный член Президиума повернулся в кресле и кого-то позвал из-за кулис. Этот кто-то быстро прибежал, выслушал в преклоненной позе нужные указания и быстро убежал за свои кулисы. Съезд задерживался уже на пятнадцать минут.

В бывшем здании Сената, как в параллельном мире, бежало, икая от ужаса, свое отчаянное время.

Первая и кошмарная мысль, которая промелькнула в голове владельца «генеральских» сапог:

– А что, если сейчас лифт рухнет?

Он заглянул вниз. Шахта лифта уходила в подвал еще метра на три. Падение кабины несомненно привело бы ее пассажиров к верной гибели!

– Шабалин! Немедленно сюда, к лифту первого этажа, по тревоге, всех, кого поднимешь! В казарме – тревогу! Пусть несутся сюда хоть в кальсонах! Без оружия! Понял?! Немедленно! – закричал он, брызжа слюной в мордочку портативной радиостанции.

В ответ послышалось бодрое:

– Есть!

«Знаем мы это „есть!“», – с мимолетной горечью подумал ответственный за все. – «Знает же, сука, что отвечать перед „Высотой“ будет не он, а я! Так бы и удавил этого подполковника, гада!»

Однако действовать нужно было незамедлительно. Старший прапорщик Иванов был срочно отправлен в лифтерную на оперативную связь с лифтом. Лифтершу Макаровну, которая не могла держаться на ногах, посадили в коридоре под стенку, подальше от открытой шахты, а прибегающее со всех сторон пополнение получало приказы срочно тащить первую попавшуюся мебель и заваливать ею шахту для смягчения удара при возможном падении кабины. По случаю Съезда или Пленума здание обезлюдело, кабинеты были заперты, а бесхозной мебели оказалось маловато.

– Двери открывать! Замки драть! Мебель тащить! – гремел ответственный за все, не совсем уверенный, что его команды не слышны в застрявшем лифте.

А из лифта помощник «Первого» вел сложные переговоры со старшим прапорщиком Ивановым, кося глазом на Вождя, и уговаривая Иванова взять себя в руки. Вождь не открывал глаз и безучастно восседал в кресле, как Гаутама Будда, по прозвищу «Лев».

Совещательные стулья и руководящие кресла поступали непрерывным потоком, и скоро шахта лифта заполнилась до уровня пояса ликвидаторов.

– Отставить мебель! – распорядился ответственный в «генеральских» сапогах. – Сматывать дорожки и ложить их сверху!

Дорожки начали сматывать и коридоры заполнил грохот сапог.

– Змейкой их ложи, змейкой! – распоряжался ответственный. – Накрывай мебель, накрывай!

Из-под стенки подала слабый голос Макаровна:

– Там наверху есть ручная лебедка на тот случай, если тока не будет.

– Что ж ты до сих пор молчала, контра? – сжал кулаки ответственный за все и едва удержался, чтобы не пнуть Макаровну «генеральским» сапогом. – Где она, эта твоя долбанная лебедка?

– Там, – указала колеблющимся перстом вверх душевно травмированная лифтерша.

– Веди! – распорядился ответственный и отдал команду подвернувшемуся под руку лощеному капитану госбезопасности: – Бери пять бойцов и за ней – наверх, мухой!

Лифтершу Макаровну, не способную к самостоятельному передвижению, дюжие молодцы подхватили под руки и поволокли вдаль по теперь уже гулким коридорам. А здесь, на первом этаже, продолжались активные действия по ликвидации последствий аварии. Служивого народа накопилось достаточное количество, чтобы можно было приступить к организованной акции. Недаром в девятнадцатом веке дворец Синода нарекли «зданием присутственных мест».

– Старший лейтенант Загубиженко!

– Я!

– Бери первый взвод! Кого можешь, запихивай под лифт, будем его выталкивать наверх! Если надо, еще подсыплем стульев!

– Есть!

Старший лейтенант начал хватать первых попавшихся военнослужащих и насильно заталкивать их в подлифтовое пространство. Военнослужащие не совсем охотно подчинялись, не осмеливались оказывать физическое сопротивление и только с тоской поглядывали наверх, на грозное паутинное днище лифта.

Макаровна, принудительно доставленная к блоку привода лифта, спохватилась, что у нее нет при себе ключа от клетушки, в которой помещались двигатель, редуктор и та проклятущая аварийная лебедка с ручным приводом. Капитан госбезопасности, который даже среди прочих бестолково снующих по лестницам и коридорам офицеров госбезопасности выделялся безукоризненным внешним видом, разом погас, зачадил и стал напоминать костерок, плохо потушенный «пионерским» способом.

– Где же этот ключ может быть? – обернулся он к Макаровне, совершенно без надежды на положительный ответ.

– В лифтерной, в ящике стола, – пискнула Макаровна, инстинктивно загораживаясь рукой.

Повинуясь не слову, а взгляду капитана, громила-сержант, который секунду назад чуть ли не на себе волок на четвертый этаж полубеспамятную лифтершу, исчез из виду. Еще через полторы минуты он появился с ключом, дав капитану шанс на сохранение психического здоровья.

Дверь ячейки открыли. Двое военных навалились на рукоятку лебедки: большее число людей просто не помещалось в узости. Увы, усилия крутильщиков оказались тщетны! Лифт заклинился основательно, и Съезд уже серьезно рисковал остаться без своего Генерального секретаря, по крайней мере, на неопределенное время.

Лощеный капитан, которого в миру звали Гриша, почти было оклемавшийся от стресса, снова скис, некстати вспомнив факт из своей срочной службы: дембель Гриша, вернувшийся домой, еще по надписям в лифте понял, что Маша его не дождалась.

Те, кто попали в кабалу под лифт, повинуясь командам старшего лейтенанта Загубиженко, топтались по ковровой дорожке, проваливающейся в пустоты между стульями, пытаясь снизу вытолкать лифт наверх. Усилия не были чрезмерными и не соответствовали их воплям и пыхтенью, так как они не без оснований опасались, что освобожденный лифт вдруг передумает торчать, а решит поехать вниз!

Ответственный в «генеральских» сапогах тщетно пытался докричаться по портативной рации до капитана Гриши, потому что здание Сената было построено в свое время на совесть и не пропускало весьма жидкие радиоволны. Ответственный, проявляя армейскую смекалку, и тут вышел из положения. Чтобы синхронизировать действия обеих команд, он расставил людей на всех этажах через каждые десять метров и перешел с архаичной радиосвязи на прогрессивную и безотказную – голосовую.

Прошло всего-то сорок восемь минут. Так-сяк, лифт раскачали, объединенными усилиями подняли на второй этаж, и ответственный в «генеральских» сапогах лично гостеприимно распахнул двери перед Генеральным секретарем и его настрадавшейся свитой. Леонида Ильича Брежнева, бережно сопровождая, свели вниз по лестнице, усадили в автомобиль к проснувшемуся шоферу, и Съезд состоялся. Партия получила своего Генерального секретаря и на тот момент не разбежалась.

Пользуясь данной ему властью и, безусловно, поддержанный руководством, ответственный за все распорядился завезти к злополучному лифту самых авторитетных специалистов по лифтам, стальным конструкциям, стальному литью и прокату. И такой коллоквиум состоялся. Мой хороший знакомый принимал в нем участие, откуда, собственно, я все это знаю. Плюс на чужой роток не накинешь платок: слишком много народу участвовало в спасательной операции, так что в воздухе витало предостаточно подробностей.

Ученые заглянули в шахту лифта. Через пять минут вердикт был готов: с момента его постройки, с тридцатых годов двадцатого столетия, наружные стороны направляющих никто не удосуживался красить. Внутренние ежеквартально смазывали дорогостоящей графитной смазкой, все остальное добросовестно ржавело и со временем, потеряв прочность, перекосилось.

В одном из многочисленных залов Кремля под председательством ответственного за все на свете прошло заседание комиссии по расследованию аварии. Так как председательствующий был в военной форме, позвякивал многочисленными наградами и смотрел исподлобья, присутствующие непроизвольно внутренне подтянулись и старались даже думать коротко и ясно. Наподобие: «так точно», «никак нет» и «рад стараться». Но тут встал достаточно молодой академик и предложил изобразить на бумаге эпюры напряжений, судя по форме которых просчет появился еще на стадии проектирования лифтовых конструкций. И что все это можно пересчитать, исправить и отреставрировать.

Решение совещания было озвучено тут же и однозначно:

– Первое: Генеральный секретарь отбыл на охоту на заповедные заводи, поэтому принять меры по содействию продолжения его охоты на прочую живность в течение ближайшего месяца.

Второе: Всех, кто располагается в кабинетах на втором и третьем этажах корпуса номер один, отправить в отпуск через приказ по Управлению делами и кадрами.

Третье: Старый лифт разобрать и выкинуть на свалку. Купить финский лифт подходящего класса и смонтировать. Все!

– То-то же, – покровительственно похлопывая достаточно молодого академика по плечу, снисходительно молвил ответственный за все. – Солдатский сапог завсегда будет выше штатского ботинка!

В тех коридорах, с малиновыми дорожками или без, награды так и липнут к одежде, ну прямо как репьи. Всех отличившихся, числом двадцать восемь, представили к государственным наградам различного достоинства. Потом, видимо, устыдившись совпадению числа представленных с мифическими двадцатью восьмью героями-панфиловцами, добавили еще одного героя – доселе забытую лифтершу Макаровну.

Героев-панфиловцев, якобы «сражавшихся до последней капли крови с немецкими танками у разъезда Дубосеково», придумал во время Отечественной войны безответственный редактор газеты «Красная звезда» А. Кривицкий. Тогда, с поощрения тогдашнего Вождя, товарища Сталина, номер «прокатил». Всех упомянутых наградили. «Прокатил» номер и в этот раз.