Текст книги "Опыты литературной инженерии. Книга 1"

Александр Гофштейн
Опыты литературной инженерии. Книга 1

© Александр Гофштейн, 2021

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2021

162 Веры Савенко

Провинциальная газета не живет, а выживает. Если случайно и встречается что-то, достойное печати, то крайне редко. Криминальная хроника однообразна, как зубная боль: Иванов украл у Петровой курицу, которую затем пропил; водитель Сидоров обругал постового милиционера «КРС» – «крупным рогатым скотом», за что был привлечен к административной ответственности; на турбазе «Горные вершины» туристы отравились некачественным пловом, идет расследование.

Производственная тема убога по определению. Сельское хозяйство, особенно животноводство, не вызывает у читателя приятных эмоций. Театральные будни хмуры. Международные события, содранные с телетайпа, уже читаны со страниц центральных газет. Что же остается? Остаются публикации недреманных внештатных корреспондентов, которые точно знают расценки за строку, в зависимости от того, на какой полосе печатают их материал.

Один такой рукописец по имени Веня прочно прикипел к разделу «туризм и живая природа». В прошлом году с его легкой руки читатели узнали о случайной находке на свежей пашне позеленевшего черепа динозавра. Через неделю, правда, выяснилось, что динозавр при жизни был простой лошадью. Но это не охладило Веню, а, наоборот, вдохновило на новые открытия и творческий взлет. Он засылал в редакцию вымышленные письма «от групп туристов», которые своими глазами (8 пар глаз!) видели на плато Бермамыт снежного человека. Снежный человек, как и ожидалось, на поверку оказался местным чабаном. Потом совсем другие «туристы» сообщили, что на снегу, под скалами, в верховье реки Теберды, обнаружились следы давно выбитого на Кавказе снежного барса. Проверять этот удивительный факт никто не стал, так как неделю подряд не прекращались жуткие снегопады. Леопард так и остался на совести «туристов».

Когда изумленные читатели узнали из газеты, что на высокогорных пастбищах регулярно похищает овец огромный хищный змей, телефоны редакции раскалились добела. Народ-то, по наивности своей, до сего часа был убежден, что змей действует с наглым размахом вовсе не один и имеет как биологическая особь минимум две ноги. Редакции пришлось вносить коррективы в последующие материалы о прожорливом монстре.

Однако газета худо-бедно раскупалась. И привычно шла по подписке, имея вкладку с телевизионной программой на предстоящую неделю и раздел бесплатных объявлений.

Веня также привычно получал гонорары в кассе редакции, слыл газетным благодетелем и любимцем главного редактора. Ответственный секретарь, по распоряжению «сверху», в каждом номере оставлял местечко на четвертой полосе для опусов Вени, которые тот шлепал, как блины. Природа, как известно, на выдумки неистощима. И хорошо, что Веня специализировался именно на природе. В самой далекой перспективе за подвал четвертой полосы провинциальной газеты можно было не беспокоиться. Пока Веня жив.

Одно раздражало Веню: гонорары с четвертой полосы были самыми скромными. Приходилось брать если не уменьем, так числом, то есть количеством строк.

Очередной шедевр Веня сотворил, описав чудеса открытой им и его знакомыми пацанами пещеры, в районе станицы Исправной. Читатели тряслись от ужаса над сообщением о кошмарных лабиринтах и бездонных колодцах; изумлялись сладкоречивости Вени, когда он повествовал о гигантских залах, подземных красотах и чудесах, и недоумевали: как такие крупные объекты умудрялись скрываться от человеческих глаз на протяжении целых тысячелетий и при этом располагались во вполне обитаемой зоне.

Войдя в раж, Веня не поскупился и на статистику: пещера «по Вене» имела протяженность более девятисот метров. Залы в ней достигали сорока метров в поперечнике, а подземную реку невозможно было преодолеть из-за смертоносного течения. Пещера описывалась Веней столь красочно, что молва о ней докатилась до самой столицы. Удержаться от посещения такого природного феномена было совершенно невозможно. И одно из авторитетнейших центральных издательств занялось снаряжением экспедиции.

Вынужден напомнить, что динозавра (Dinosaurus) обратил в лошадь (Equuscaballuscaballus) раздраженный эксперт ставропольского краеведческого музея. Опознал чабана (Homopastoralis) в снежном человеке (Yeti) усталый от текучки участковый оперуполномоченный. Про леопарда вы уже все знаете. А история со змеем сошла Вене с рук потому, что задерганный ответственный секретарь редакции вовремя не распознал крайнего скудоумия в материале, подписанном им в печать. Ответсекретарю, конечно же, досталось на орехи!

По следам Вениной «поэмы» о новой пещере собралась выступить экспедиция из четырех человек. В предвкушении встречи с неведомыми чудесами природы во всеоружии был знаменитый фотокорреспондент того самого центрального издательства. Гида предоставила городская станция детского и юношеского туризма – энергичную девушку, Веру Савенко, ростом 165 см. Прошу рост Веры запомнить, так как в недалеком будущем это окажется очень важным. Вера была прямым подельником Вени по странствиям в природной среде и коллегой по внештатному журналистскому цеху.

Редактор искренне желал Вене прославиться, для чего, по его мнению, появился просто замечательный повод. Он предложил Вене возглавить экспедицию. Но Веня участвовать в кампании отказался по уважительной причине, продемонстрировав сердобольному редактору флюс величиной с кулак.

Пещера нашлась легко, спасибо Вене. Фотокорреспондент проверил вооружение. Вера зажгла лампу, укрепленную на каске. Сопровождающие – два спелеолога-спасателя– набрали воздух в грудь перед решительным броском в преисподнюю.

От самого входа в пещеру все пошло наперекосяк. Веня обещал гладкое ложе высохшего ручья. На деле оказалось, что некое подобие ложа есть, но обильно присыпанное овечьим горошком, что не было отмечено Веней в его корреспонденции. Это вызвало недовольство столичного представителя. По следам овечьих посещений ему пришлось ползти, прикрывая драгоценную аппаратуру собственным телом. К такому испытанию гость оказался, скажем прямо, не совсем готов. Гид полз впереди, равномерно чихая и поднимая клубы пыли. Видавший виды фотокор размышлял о необъяснимом поведении овец, которые с очевидной конспиративной целью проникали зачем-то вглубь недр планеты на пятьдесят и более метров.

После соприкосновения с не очень чистым полом пещеры руки участников беспримерного похода нуждались в срочном омовении. Все нетерпеливо ожидали «стремительную реку с кристальной водой», чтобы смыть навоз и увлажнить пропыленное горло. Жалкий ручеек, который сочился скользким червячком в илистом окаймлении, сначала проигнорировали. Потом запоздало спохватились.

Далее, уже вопреки опусу Вени, вместо колодца, на дне которого раскинулось прекрасное озеро, обнаружилась грязная лужица в неком углублении, его можно было признать колодцем лишь при наличии богатейшего воображения. Кое-как ополоснули руки в луже, пить из нее никому не захотелось.

Фотокорреспондент, протерев в очередной раз импортную оптику замшевой салфеткой, досадливо крякнул и попросил гида позировать ему в профиль на фоне незначительной кальцитовой завитушки, выданной неуемным Веней за «роскошную гирлянду сталактитов». Если не забыть, что «озеро» встретилось на пути гораздо раньше предсказанного времени, то можно было бы еще надеяться, что это ошибка экспедиции. Однако через десять минут передвижения на четвереньках от «озера» вглубь «гигантской» пещеры фотокорреспондент уперся стволом телеобъектива в тупик. Пещера бесславно закончилась. Второго хода, который мог бы оправдать Веню, просто не было. Вся пещера представляла собой непрезентабельную каменную кишку, где добычи для столичного мастера оказалось даже меньше, чем на заброшенной овечьей ферме.

Никто не мог предположить такого печального исхода. Спелеологов, сопровождающих знаменитого фотокора, более всего возмутила цифра «девятьсот», или что-то вроде этого, упомянутая затейником Веней в его статье. Рулетку, естественно, никто захватить в поход не догадался. Беспощадный взгляд мэтра наткнулся на гида – Веру Савенко, которая до сей минуты ни словом не обмолвилась о беспардонном вранье обожаемого редактором Вени.

– Какой у тебя рост? – мрачно спросило светило Веру.

– Метр шестьдесят пять, – ответила наивная Вера, пока не догадываясь, к чему клонит коварный варяг.

– Сейчас мы будем тобой мерить пещеру, – развеял москвич ее смутную надежду на безнаказанность. – Ты будешь ложиться и вставать, а я черточками на полу буду отмечать число твоих распластываний. Не думаю, что ты утомишься. По-моему, в этой жалкой пещере нет и половины того, что написано в вашей распрекрасной газете! Ну, начали!

От тупика до выхода Вере пришлось приложиться животом к полу пещеры ровно 162 раза. Перед самым выходом на поверхность фотокор сам неудачно наклонился, вывалял кое в чём свой драгоценный фотоаппарат и остальные части столичного тела, остававшиеся до этого эпизода относительно чистыми.

– «Никон»! – возопил он так, что пещера эхом троекратно повторила за ним этот вопль. – Я пущу по миру этого мерзавца-лжеинформатора! Он мне заплатит и за загубленную технику, и за моральный ущерб! Я заставлю его есть овечьи какашки целый месяц взамен христианского поста! Он будет пить из той самой лужи, которую он обозвал «чарующим подземным озером»! Я точно знаю, куда я пошлю вашего редактора при ближайшей встрече!

На поверхности удрученный корреспондент вытер перепачканные руки о траву, достал записную книжку и авторучку и, старательно умножив в столбик одни цифры на другие, сообщил экспедиции:

– Двести шестьдесят семь метров и тридцать сантиметров. Или сто шестьдесят две Веры. Это значит, – продолжил безжалостный москвич, – что ваша газета врет более чем в три раза от действительности. Я этого так не оставлю…

И удачно скаламбурил:

– Не видать вам больше веры!

Рабочий день почти закончился. Секретарь редактора уже укладывала в сумочку губную помаду и пудреницу, когда на ковровую дорожку приемной ступил измызганный ботинок столичного фотокора. Москвич величественным жестом усадил подпрыгнувшую в кресле секретаршу и резко распахнул дверь кабинета редактора. Дверь так и осталась гостеприимно раскрытой, чего редактор никогда не допускал. На крики московской особы в коридор, поближе к приемной, стали подбираться засидевшиеся сотрудники. Секретарша поспешила к двери шефа, из проема которой было хорошо слышно, как гость методично вдалбливает хозяину азбучные истины:

– Информация – это сообщение читателю …

Секретарь тактично прикрыла дверь, и любопытствующие с сожалением ретировались из коридора.

В кабинете редактора баталия только начиналась. До этого была обычная артподготовка. Опытный в публичных скандалах пришелец уже оседлал ситуацию. Еще в начале атаки он оторвал пуговицу от редакторского пиджака и забросил ее под стол. Такой неожиданный дебют дезориентировал хозяина кабинета и сразу поставил его в невыгодное положение обороняющегося. Оторванная пуговица постоянно сбивала редактора с мысли – он непроизвольно косился под стол, что отвлекало от сути проблемы и мешало сосредоточиться. К тому же от гостя совершенно неприлично веяло овечьим пометом, что, в свою очередь, вносило диссонанс в солидную атмосферу редакторского кабинета, придавало ей плебейство и неприличный склочный нюанс. К миттельшпилю высокий гость уже успел пригрозить редактору кучей неприятностей и потерей рабочего места.

– Вы фальсификатор, – бушевал расходившийся москвич, притопывая грязным ботинком, – вы публицистический отступник!

Редактор согласно кивал, так как ничего другого ему не оставалось. За москалем определенно скрывалась некая мохнатая лапа, иначе он бы не смог позволить себе такого хамского напора! На золотистом паласе – гордости редактора – все отчетливее проступали свежие коричневые пятна, о природе которых можно было не догадываться.

– Ваш корреспондент – дерьмо! – орал фотокор, пытаясь дотянуться до пиджака редактора за очередной добычей. – Гоните его в шею, если не хотите, чтобы в шею погнали вас! Виданное ли дело – меньше тридцати процентов правды! Бесстыдное вранье! Я скажу, кому следует! И вы еще смеете платить ему гонорары! Вы вышвыриваете государственные деньги на ветер! Вы – растратчик! Пещера, ха-ха: сто шестьдесят две Веры Савенко! Аппендикс, червеобразный отросток паршивой овцы эта ваша пещера! Рудимент! Я еще вчера должен был быть в Сингапуре! А из-за вашей вшивой «пещеры»… Вы еще ответите! И перед законом тоже!

Редактор трясущимися руками налил из пластиковой бутылки газированной воды «Архыз». Сначала выпил сам, потом, запоздало спохватившись, предложил гостю. Тот брезгливо отмахнулся и чуть спокойнее заметил:

– Благодарите бога, что мой «Никон» остался цел! Если бы (а это казенная машина) с ним что-нибудь случилось, подлетел бы этот ваш борзописец на тридцать тысяч долларов!

Когда выдохшийся столичный гость покинул кабинет, редактор трясущимся пальцем ткнул в кнопку вызова секретаря. Секретарь вошла в кабинет на подгибающихся ногах, на выходе чужеземец именно ей, а не редактору, зачем-то пригрозил кулаком.

– Немедленно найдите Веню, – одними губами, почти беззвучно пролепетал редактор.

– Хорошо, он еще у фотографов, – так же беззвучно ответила секретарь и приведением выделилась в коридор.

Веня предстал перед редакторским столом и не увидел шефа. Редактор ползал в мрачном подполье, разыскивая драгоценную пуговицу. Найдя злосчастный объект, он взгромоздился на кресло с высокой спинкой, откинулся, перевел дух и задал Вене неожиданный вопрос:

– А где флюс?

– Съел, – недрогнувшим голосом ответил любимец Веня.

– Что значит – «съел»? – изумился редактор.

– Это слива была, то есть, абрикос, – начал оправдываться Веня. – Ну, как я мог с ними поехать, когда я там кое-что преувеличил!

– Преувеличил? – взвился над столом редактор. – Преувеличил? Наврал тридцать три короба и это ты теперь называешь «преувеличил»? Если я останусь на этой должности, то это будет чудо, а не твоя заслуга! Ты ославил меня, ты меня предал с потрохами! А твой поганый змей-овцеед? Как ты смог додуматься до такой чуши? Я ответ-секретарю выговор впаял из-за тебя! Невинному человеку! Что ты там наплел про снежного человека? Отвечай! Молчишь, ренегат? Я прикажу бухгалтеру подсчитать все выплаты, все нечестиво заработанные тобой деньги. Я прикажу ей сделать начет. Ты вернешь редакции все до копейки! Меня под суд отдадут по твоей милости! Иди, Веня, прочь с моих глаз. Иди с богом! Твое счастье, что у меня сейчас нет сил, а то я перегрыз бы тебе горло собственными зубами! Освободи газету от своего присутствия, займись чем-нибудь общественно безвредным, например, разведением кроликов. Ступай, Венечка, не то меня от твоей персоны сейчас Кондрашка хватит!

Запоздалые сотрудники, робко сгрудившись в конце коридора, провожали уходящего Веню сочувствующими взглядами. Если бы в этом провинциальном городе был свой живописец-бытописатель, он назвал бы эту душераздирающую сцену «Конец четвертой полосы». Циник-фотограф с немецкой фамилией Фицнер, высунув из своей темной каморки лицо с вечно прищуренными глазами, кратко подвел итог:

– Аллес капут!

Но вслух он произнес это по-русски и одним емким словом.

2012, май

То ли это был клен, то ли ясень – особого значения не имело. Он поудобнее устроился на ветке, которую вполне обоснованно считал своей, и прислушался. Время было еще далеко не позднее – в самый раз для начала. Но он вполне обоснованно числил себя бывалым и без особой надобности не суетился. Те, кто помоложе, вот-вот начнут. Пусть поорут, пусть осипнут. Процесс, бесспорно, тоже важен. Но предпочтительнее все-таки результат.

Неподалеку проходила асфальтированная дорога, в объезд жилого микрорайона. То, что по ней проезжало, не доставляло особого беспокойства: так себе – легковушки. Правда, напомнил он себе, что-то в последнее время их стало чересчур много. Это заключение тоже было вполне обоснованно.

Ага, в дальней части лесочка начал первый. Определенно слабак! Из молодых и ранних. Не то курица-несушка на сносях, не то подвыпивший голубь. Сущий примитив. Три хриплых крика совы, два крикливых хрипа коростеля и невыразительный клекот захлебнувшейся в луже вороны. На этот примитивный коктейль вряд ли положительно среагирует даже воробьиха. Вот робко начал второй. Безусловно с комплексом неполноценности. Неуверенный, пришибленный, напуганный ролью, которую пытается на себя примерить. Пищи, пищи, дорогой! Пугай комаров и лягушек!

А вот вам – я! Посвистел исключительно для разминки. Совсем слегка, с полтора десятка разочков. Но свист мощный, упругий, дальнобойный. Что, затихли, прижухли, соколы? Ладно, помолчим еще немножко. Наш час еще не пробил. Мамзели только-только начали прихорашиваться к вечернему выходу. Зачем зря расходовать ценный порох?

Кто это там посвистывает на востоке? Вроде старый знакомый. Еще по прошлому лету. Ну, этот тоже не полновесный конкурент. Правда, если честно, как на рыцарском турнире, малый он не совсем чтобы промах. Вполне, скажу вам, обоснованно. Умен, учен. Это вот его: «тьох-тьох-фьюить-фьюить-тра-та-та-та-фьюить…» Неплохо, отнюдь. В нашей среде, опять же, если честно, таких молодцов днем с огнем, как говорится… Но не конкурент. Дыхание не поставлено, настоящей школы не чувствуется. Разумеется, имеются, так сказать, задатки. Талант не отнять, усидчивость. Но, кроме хорошей ветки, нужен хороший тембр, а при личном знакомстве еще и поза. Ладно, пусть его! Далеко и не опасно. Мы тут в своем кишлаке как-нибудь и без него разберемся!

Не скажу, что с машинами прямо-таки беда, но отчасти все же нервируют. В смысле не эпизодического проезда, а в смысле неотрегулированности охранной сигнализации. Мне отсюда хорошо видна вон та синяя, у девятиэтажки. Владелец у нее, по всем признакам, личность глубоко ущербная и неадекватная. Сколько там у них стоит загрубить чувствительность электроники, не знаю. Да потрать ты, сукин сын, энное число дензнаков, и сам будешь спать спокойно, и соседи от тебя отдохнут! Тут промчится кое-что потяжелее, сразу же синяя на всех четырех колесах подпрыгивает. И визжит поросенком, воет мартовским котом! А во дворе, обратите внимание, конец мая! Заявление вполне обоснованное.

Таких автовладельцев я считаю абсолютно аморальными типами. Если у тебя стоит импортная сигнализация, это не повод для того, чтобы демонстрировать ее вокальные данные на весь микрорайон. Я был удивлен и совершенно сбит с толку, когда обнаружил, что некоторые из наших, разумеется, женского пола, слетались поближе, чтобы, так сказать, «усладить слух», помлеть около вот такого синего чудовища! Извращенки! Настоящая естественная лирика несовместима с «тяжелым роком», тем более механическим, «фанерным». Так нет же, слушают и даже хвалят! Тьфу!

Ну-ка, пора, пора прочистить горлышко. Вот вам, ребята. Четыре минуты, как по хронометру, и не одного повтора! Затихли ближние оба. Дальний сделал вид, что страдает врожденной глухотой. Знаем мы эти штучки! А вот сейчас только свист без малейшего намека на плебейское прищелкивание. Работаем исключительно на продолжительность импульса и на амплитуду! Охо-хо: синяя пробудилась. Знать, и ее взяло за печенки! Теперь надо переждать, когда у нее закончится программа экстренного реагирования на угон. А это минуты три, не меньше.

Тем временем оглядимся. Что там мельтешит справа? Две подружки-худышки. Комарик в этом году пока не пошел в полную силу. Не отъелись девушки, не набрали форму. Ну, это дело наживное, на яйценоскость прямого влияния не оказывает. Я не против закрутить роман и на троих … А что, даже пикантно!

Что я вижу? Слушают сигнализацию! Делятся впечатлением, обсуждают!.. Что тут обсуждать, драгоценные вы мои? Где предмет обсуждения? И это при живом-то барде? Стыдобища!

Хорошо же, вот-вот эта монстера сдохнет, иначе ее аккумулятору капут. Тогда я вам покажу класс. Приобщу, так сказать, к бессмертному искусству! Вы что, думаете, на зимовке в Африке мы мух ловили? Нет, совершенствовали вокал, оттачивали мастерство, занимались до седьмого пота, чтобы вот здесь, на окраине микрорайона… Ну, это, естественно, касается мастеров и трудоголиков. Народ попроще вон там, в сырых кустах, покрякивает сырыми голосами. Все, замолкла железная шарманка! Внимание, начали!

Удобнее начинать со свиста. Это классика. Пробивает листву, хвою и даже мох на лесной подстилке. Теперь звонкий щебет. Не путайте с воробьиным кряхтеньем и чириканьем! Оба мы, как говорят, учились петь. Только один на стационаре, другой на заочном отделении консерватории. Сами судите, кто где. Именно звонкий щебет, со скрытыми на втором плане колокольчиками. Искорки серебра добавить в конце, не забыть. Оно особенно впечатляет. Ну, красавицы, каково? Настоящий мужик – он и в Африке настоящий мужик! Опоет, охмурит, заворожит! Давайте, перескакивайте поближе! К нашему, так сказать, шалашу. Что моя песня? Смесь искренности и коварства. Как, впрочем, и все любовные песни, что вполне обоснованно.

За что нас чтут, за что уважают и превозносят? А вот за это: слушайте! И вот за это! Нет, это далеко не конец, это, в нашей терминологии, только распев. Что мне темный лес, что мне синяя колымага с ее децибелами, что мне паршивый грузовик (черт его сюда занес!) со строительной арматурой? Вот оно – огромное закатное солнце, вот они – фиолетовые фонтаны вечерних облаков, вот оно – небо без конца и без края! А вы говорите: соловьи! Это надо все оптом собрать, соединить, гармонизировать и подать так, чтобы вы, слушая меня, плакали, как будто вам открылась истина в последней инстанции, и вы готовы всех любить отчаянной соловьиной любовью! Ближе ко мне, девочки, еще ближе! Я вам не какой-нибудь захудалый Ванька-гармонист с околицы!

Вся ночь впереди. Будет ворочаться в постели жадный владелец синей таратайки. Будут стоять у окон и вздыхать растроганные моей песней жители микрорайона. У многих из них в душах поднимутся те же чувства, что и у меня. Еще ближе, девочки! Для вас ведь стараюсь, подруги мои ненаглядные! Во имя любви, во имя страсти!

Опять завелась, синяя стерва! Девушки, вы куда? Что за черт? Им, видите ли, стиль «техно» по душе. Не стоило так напрягаться. Сам же и вызвал к жизни этот рев обезумевшей ослицы! Подруги, от этого бесполого воя не появятся яички, такие синенькие, в крапинку! Общего гнезда оно не совьет! Опомнитесь, девчонки! Назад! Я ей сейчас задам перцу! Пересвищу с большим преимуществом. Вот хозяин вывалился из подъезда, бежит, мерзавец, с затычкой! Есть Бог на свете, определенно есть!

Все, заглушил. Уж теперь-то я вам, легкомысленные вы мои, продемонстрирую, что такое Настоящий Соловей! Как личность в истории. Вначале как иволга: призывно и значительно. Теперь, прислушайтесь, цитата из жаворонка. Это мы умеем. А вот сейчас настоящее соло для Соловья! Что, проняло? Я уже чувствую пушистость ваших перышек! Закрываете глазки? Молодцы!

Хозяин синей «Мазды» притаился внутри, носа не кажет. Дошло наконец! Эх, ты, бедняга! В кои веки удалось тебе послушать Настоящего Соловья! Перегрызи зубами провод, вырви поганенькую душонку из своей сигнализации, не смущай моих девочек, видишь, они уже на все готовы! Заметь, естественным образом, без имитаторов и симуляторов! Еще чуть-чуть, и мы вам тут наплодим уйму таких соловейчиков, что будущим летом заслушаетесь!