Текст книги "Стихи и песни (сборник)"

Остров горе

 
Ах, черная Африка, остров Горе,
Стена каземата на острой горе,
Обрыв, оборвавшийся в море!
Знакомого слова чужой оборот,
Как будто на местный язык перевод
Привычного русского «горе».
 
 
Ах, черная Африка, остров Горе!
Остатки фортов, продавцы сигарет,
Акаций стремительный ливень!
Акулы, приучены давней игрой,
Где черное мясо и красная кровь
Дежурят в зеленом заливе.
 
 
Здесь ящериц шорох и шорох песка,
Молчание скал и прибоя оскал,
Звенящая галька на пляже.
Здесь годы и годы, не ради идей,
Со скал этих в воду бросали людей,
Уже непригодных к продаже.
 
 
Иду по песку мимо дома рабов,
Прибрежных базальтов – обветренных лбов,
Заросшего тиной причала.
Века за веками у этих ворот
Бортами о камень стучал галиот,
И все повторялось сначала.
 
 
Ах, черная Африка, остров Горе!
В колодки одни, а другие – в гарем,
Но каждый умрет неизвестным.
Удары плетей, оборвавшийся крик,
И древняя песня «Прощай, материк!»
На чьем-то наречии местном.
 
 
Прощай, – не прижмется к губам горячо
Подруги моей смоляное плечо
Ах, черная Африка, остров Горе!
Ржавеющих пушек немое каре
Над синим огнем океана.
 
 
Мотором стуча, пароходный баркас
Везет нас на берег, доступный для нас,
Но в горле – непрошеным комом
Останется остров, – песок и вода,
Который нам не был знаком никогда,
Но кажется странно знакомым.
 

1970, научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев»

Жена французского посла (песня)

 
Мне не Тани снятся и не Гали,
Не поля родные, не леса, —
В Сенегале, братцы, в Сенегале
Я такие видел чудеса!
Ох, не слабы, братцы, ох, не слабы
Плеск волны, мерцание весла,
Крокодилы, пальмы, баобабы
И жена французского посла.
 
 
Хоть французский я не понимаю
И она по-русски – ни фига,
Но как высока грудь ее нагая,
Как нага высокая нога!
Не нужны теперь другие бабы —
Всю мне душу Африка свела:
Крокодилы, пальмы, баобабы
И жена французского посла.
 
 
Дорогие братья и сестрицы,
Что такое сделалось со мной?
Все мне сон один и тот же снится,
Широкоэкранный и цветной.
И в жару, и в стужу, и в ненастье
Все сжигает он меня дотла, —
В нем постель, распахнутая настежь,
И жена французского посла!
 

1970, научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев»

Гамлет

 
Любезный принц, корабль вас ждет внизу —
Знакомиться спешите с мирозданьем.
Вам нет причин на камни лить слезу,
Считая путешествие изгнаньем.
Любезный принц, поэт и режиссер,
Вы победили власть и раболепство, —
Уже бродячие актеры сор
Из Датского выносят королевства.
Вас предали? Неужто в первый раз?
Вам в душу окровавленную лезут?
Оставьте меч, ведь есть слова у вас —
Они куда острее, чем железо.
Я вас, мой принц, предостеречь хочу
От торопливой ярости и злобы:
Ведь даже вам, мой друг, не по плечу
Единоборство с миром узколобых.
Оставьте же постылый серый Зунд,
Где все вам горло перегрызть готовы.
Скорей, мой мальчик, – ваш корабль внизу
Натягивает звонкие швартовы!
Но принц от ожидания устал:
Зло для него – лишь венценосный Каин.
Под дымным сводом сталь звенит о сталь,
И яд с клинка тяжелого стекает.
Еще уму не узаконен суд.
И к катафалку, как это ни странно,
Идеалиста мертвого несут,
Как короля, четыре капитана.
 

1970

Овидий

 
На гневных цезарей в обиде,
Спеши, мечтательный Овидий,
На край империи, в леса,
Где, телом вспыхивая длинным,
Крадется жадно по долинам
Дунайской осени лиса.
 
 
Не упрекай богов, Овидий,
За одиночество при виде
Равнин, от родины вдали.
Скажи спасибо: в древнем мире
Еще не знают о Сибири
И Понт Эвксинский – край земли.
 
 
Что может лучше быть, Овидий,
Чем, на высокий берег выйдя,
Где нет патрицианских вилл,
Сидеть над водами Дуная
И ждать строку, как ждет Даная
Прикосновения любви?
 
 
Твое ль занятие, Овидий,
Твердить властям: неправы вы-де,
Подставив грудь под град камней.
Поэты, что вам ход историй?
Для вас не место Капитолий,
Вам ссылка дальняя родней.
 
 
Где родина твоя, Овидий,
Как говорилось в римском МИДе —
«Огонь и воздух и вода»?
Толп варваров не бойся злобных,
Поскольку варвары способны
Разрушить только города.
 
 
Что проку в городе, в котором
Речами обесчещен форум?
Лишь в ссылке дышится легко.
Не властны над тобою судьи,
Покуда в глиняном сосуде
Дымится козье молоко.
 
 
Но, лет грядущих не предвидя,
Глядит с надеждою Овидий
На гор коричневую твердь,
Не славя солнечное утро
И цезарей, по-римски мудрых,
Что ссылкой заменили смерть.
 

1971

«В мои последние года / Разлуки не переживаю…»

 
В мои последние года
Разлуки не переживаю:
Взлетаю, еду, уплываю.
Куда? – Мне все равно куда.
Как радостен любой отъезд,
Когда в затылок дышит старость.
Так мало мне людей осталось!
Так мало мне осталось мест!
И я спешу, скорей, скорей!
Я становлюсь здоров и весел
Над строем самолетных кресел,
Над ржавой сталью якорей.
Из года в год быстрее кружит
Меня вращение Земли.
Мои друзья с другими дружат,
Подруги семьи завели.
Но не о том теперь заботы, —
Мне жизнь, как в юности, легка,
Пока суда и самолеты
Способны двигаться, пока,
В душе рождая постоянство,
Даруя радость или боль,
Гудит за окнами пространство —
Моя последняя любовь.
 

1971, Крым

Дуэль (песня)

 
За дачную округу
Поскачем весело,
За Гатчину и Лугу,
В далекое село,
Там головы льняные
Склоняя у огня,
Друзья мои хмельные
Скучают без меня.
 
 
Там чаша с жженкой спелой
Задышит, горяча,
Там в баньке потемнелой
Затеплится свеча,
И ляжет – снится, что ли? —
Снимая грусть-тоску,
Рука крестьянки Оли
На жесткую щеку.
 
 
Спешим же в ночь и вьюгу,
Пока не рассвело,
За Гатчину и Лугу,
В далекое село.
Сгорая, гаснут свечки
В час утренних теней.
Возница к Черной речке
Поворотил коней.
 
 
Сбежим не от испуга —
Противнику назло,
За Гатчину и Лугу,
В далекое село!..
Там, головы льняные
Склоняя у огня,
Друзья мои хмельные
Скучают без меня.
 

1971

Воздухоплавательный парк (песня)

 
Куда, петербургские жители,
Толпою веселой бежите вы?
Какое вас гонит событие
В предместье за чахлый лесок?
Там зонтики белою пеною,
Мальчишки и люди степенные,
Звенят палашами военные,
Оркестр играет вальсок.
 
 
Ах, летчик отчаянный Уточкин,
Шоферские вам не идут очки.
Ну что за нелепые шуточки —
Скользить по воздушной струе?
И так ли уж вам обязательно,
Чтоб вставшие к празднику затемно,
Глазели на вас обыватели,
Роняя свои канотье?
 
 
Коляскам тесно у обочины.
Взволнованы и озабочены,
Толпятся купцы и рабочие,
И каждый без памяти рад
Увидеть, как в небе над городом,
В пространстве, наполненном холодом,
Под звуки нестройного хора дам
Нелепый парит аппарат.
 
 
Он так неуклюж и беспомощен!
Как парусник, ветром влеком еще,
Опору в пространстве винтом ища,
Несется он над головой.
Такая забава не кстати ли?
За отпрысков радуйтесь, матери,
Поскольку весьма занимателен
Сей праздничный трюк цирковой.
 
 
Куда, петербургские жители,
Толпою веселой бежите вы?
Не стелют свой след истребители
У века на самой заре,
Свод неба пустынен и свеж еще,
Достигнут лишь первый рубеж еще…
Не завтра ли бомбоубежище
Отроют у вас во дворе?
 

1971

Романс Чарноты (песня)

К спектаклю по пьесе М. А. Булгакова «Бег»

 
Как медь умела петь
В монастыре далече!
Ах, как пылала медь,
Обняв крутые плечи!
Звенели трензеля,
Летели кони споро
От белых стен Кремля
До белых скал Босфора.
 
 
Зачем во цвете лет,
Познавший толк в уставе,
Не в тот пошел я цвет,
На масть не ту поставил?
Могил полны поля,
Витает синий порох
От белых стен Кремля
До белых скал Босфора.
 
 
Не лучше ли с ЧеКой
Мне было бы спознаться,
К родной земле щекой
В последний раз прижаться,
Стать звоном ковыля
Среди степного сора
Меж белых стен Кремля
И белых скал Босфора?..
 

1971

Херсонес

 
Предощущение беды
У белых башен Херсонеса,
По морю крейсер стелет дым,
Клубится темная завеса.
 
 
Театр пуст. У алтаря
Трава. Необитаем форум.
Вольнолюбивым разговорам
Там впредь не раздаваться зря.
 
 
Творцы гражданственных идей,
Строители и стеклодувы,
Сумели удержать Орду вы
Со всею мудростью своей?
 
 
Крепка у города стена,
Устроены жилища умно,
Но улицы его без шума,
Его сосуды без вина.
 
 
Здесь похоронена культура,
И, словно памятник над ней,
Военных серых кораблей
Поджарая архитектура.
 

1971

«Родившись на Васильевском давно…»

 
Родившись на Васильевском давно,
Его считаю центром Ленинграда,
Но дом мой уничтожила блокада,
На этом месте – здание кино.
Потом на Мойке жил я, в стороне
Мерцал Исакий в золотой обновке,
Как разнились убогость обстановки
И золото, горевшее в окне.
Но возникали новые места,
И было обживаться тяжело мне
На мутной Пряжке, в пушкинской Коломне,
У старого Калинкина моста.
Так, центробежной силою гоним,
Все дальше я перемещался, робок,
За кладбище, за поле, в серый дым
Пятиэтажных купчинских коробок.
А время незаметное ушло
В моих часах, и сумерки пробило,
Мне город мой родной теперь чужбина,
Отечество мне – Царское Село.
Об этом вспоминаю всякий раз,
К вокзалу торопясь ночным трамваем,
Не мы с годами город покидаем,
А он с годами покидает нас.
 

1971

Аэропорты девятнадцатого века (песня)

 
Когда закрыт аэропорт,
Мне в шумном зале вспоминается иное:
Во сне летя во весь опор,
Негромко лошади вздыхают за стеною,
Поля окрестные мокры,
На сто губерний ни огня, ни человека…
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
 
 
Сидеть нам вместе до утра, —
Давайте с вами познакомимся получше.
Из града славного Петра
Куда, скажите, вы торопитесь, поручик?
В края обвалов и жары,
Под брань начальства и под выстрелы абрека.
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
 
 
Куда ни ехать, ни идти,
В любом столетии, в любое время года
Разъединяют нас пути,
Объединяет нас лихая непогода.
О, как к друг другу мы добры,
Когда бесчинствует распутица на реках!..
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
 
 
Какая общность в этом есть?
Какие зыбкие нас связывают нити?
Привычно чокаются здесь
Поэт с фельдъегерем – гонимый и гонитель.
Оставим споры до поры,
Вино заздравное – печали лучший лекарь.
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
 
 
Пора прощаться нам, друзья, —
Окошко низкое в рассветной позолоте.
Неся нас в разные края,
Рванутся тройки, словно лайнеры на взлете.
Похмелье карточной игры,
Тоска дорожная да будочник-калека…
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
 

1971

Соловки (песня)

 
Осуждаем вас, монахи, осуждаем, —
Не воюйте вы, монахи, с государем!
Государь у нас – помазанник Божий,
Никогда он быть неправым не может.
 
 
Не губите вы обитель, монахи,
В броневые не рядитесь рубахи,
На чело не надвигайте шеломы, —
Крестным знаменьем укроем чело мы.
 
 
Соловки – невелика крепостица,
Вам молиться бы пока да поститься,
Бить поклоны Богородице-Деве, —
Что шумите вы в железе и гневе?
 
 
Не суда ли там плывут? Не сюда ли?
Не воюйте вы, монахи, с государем!
На заутрене отстойте последней, —
Отслужить вам не придется обедни.
 
 
Ветром южным паруса задышали,
Рати дружные блестят бердышами,
Бою выучены царские люди —
Никому из вас пощады не будет!
 
 
Плаха алым залита и поката.
Море Белое красно от заката.
Шелка алого рубаха у ката,
И рукав ее по локоть закатан.
 
 
Шелка алого рубаха у ката,
И рукав ее по локоть закатан.
Враз поднимется топор, враз ударит…
Не воюйте вы, монахи, с государем!
 

1972

«Пройдя полдневный перевал…»

 
Пройдя полдневный перевал,
Сумел заметить я не сразу,
Что всё, о чем бы ни писал,
Случается, как по заказу.
Не знаю, есть ли в мире Бог,
Но что-то есть, и это «что-то» —
Предощущенье поворота
Еще не пройденных дорог.
Иные улыбнутся, – пусть,
Меня же время научило,
Что если без причины грусть, —
Недалека ее причина.
Не в силах замолить грехи,
Ведомый чувством странной боли,
Порой боюсь писать стихи,
И все ж пишу помимо воли.
Так с поднятою головою
В лесном бревенчатом дому
Перед бедой собака воет,
Сама не зная, почему.
 

1972

Песня строителей петровского флота (песня)

К кинофильму о Петре I

 
Мы – народ артельный,
Дружим с топором.
В роще корабельной
Сосны подберем.
Православный, глянь-ка
С берега, народ,
Погляди, как Ванька
По морю плывет.
 
 
Осенюсь с зарею
Знаменьем Христа,
Высмолю смолою
Крепкие борта.
Православный, глянь-ка
С берега, народ,
Погляди, как Ванька
По морю плывет.
 
 
Девку с голой грудью
Я изображу.
Медную орудью
Туго заряжу.
Ты, мортира, грянь-ка
Над пучиной вод,
Расскажи, как Ванька
По морю плывет.
 
 
Тешилась над нами
Барская лоза,
Били нас кнутами,
Брали в железа.
Ты, боярин, глянь-ка
От своих ворот,
Как холоп твой Ванька
По морю плывет.
 
 
Море – наша сила,
Море – наша жисть.
Веселись, Россия, —
Швеция, держись!
Иноземный, глянь-ка
С берега, народ, —
Мимо русский Ванька
По морю плывет!
 

1972

Остров Вайгач (песня)

 
О доме не горюй, о женщинах не плачь
И песню позабытую не пой.
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач
Меж старою и Новою Землей.
 
 
Здесь в час, когда в полет уходят летуны
И стелются упряжки по земле,
Я медную руду копаю для страны,
Чтоб жили все в уюте и тепле.
 
 
То звезды надо мной, то солнца красный мяч,
И жизнь моя как остров коротка.
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач,
Где виден материк издалека.
 
 
Забудь про полосу удач и неудач
И письма бесполезные не шли.
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач,
Где держит непогода корабли.
 
 
О доме не горюй, о женщинах не плачь
И песню позабытую не пой.
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач
Меж старою и Новою Землей.
 

1972, остров Вайгач

Тени тундры (песня)

 
Во мхах и травах тундры, где подспудно
Уходят лета быстрые секунды,
Где валуны – как каменные тумбы,
Где с непривычки нелегко идти,
Тень облака, плывущего над тундрой,
Тень птицы, пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,
Перегоняют пешего в пути.
 
 
И если как-то раз, проснувшись утром,
Забыв на час о зеркале и пудре,
Ты попросила б рассказать о тундре
И лист бумаги белой я нашел, —
Тень облака, плывущего над тундрой,
Тень птицы, пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,
Изобразил бы я карандашом.
 
 
Потом, покончив с этим трудным делом,
Оставив место для ромашек белым,
Весь прочий лист закрасил бы я смело
Зеленой краской, радостной для глаз.
А после, выбрав кисточку потоньше
И осторожно краску взяв на кончик,
Я синим бы раскрасил колокольчик
И этим бы закончил свой рассказ.
 
 
Я повторять готов, живущий трудно,
Что мир устроен празднично и мудро.
Да, мир устроен празднично и мудро,
Пока могу я видеть каждый день
Тень облака, плывущего над тундрой,
Тень птицы, пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,
А рядом с ними – собственную тень.
 

1972, остров Вайгач

Остров Тыртов

 
Ночная стоянка у острова Тыртов,
На якоре, в бухточке, льдами затертой,
Безветрие, белая ночь.
Ни плеска, ни шороха, ни дуновенья.
Часам не подвластное, длится мгновенье,
Которое не превозмочь.
Ночная стоянка у острова. Берег,
И небо, которое выдумал Рерих,
Горящее желтым огнем.
И черная четкость очерченных линий,
И пар изо рта, и на палубе иней,
И стол, и бумага на нем.
Ночная стоянка у острова Тыртов,
И вяжущий вкус разведенного спирта,
И лампа, и медленный лед.
Молчание Карского моря, и память,
Как в белую ночь в нее падать и падать, —
Падением начат полет.
Стоянка у острова. Мир под руками,
И дух, обращенный то в чайку, то в камень,
Века соблазняющий нас.
И все так морозно, и звонко, и чисто,
Что что-то должно непременно случиться,
Немедленно, тут же, сейчас.
 

1972, Северный Ледовитый океан

Моряки ледокольного флота (песня)

Экипажу ледокола «Капитан Белоусов»

 
Не зовут нас к себе города,
Не рисует портреты художник.
Тяжелы мы, как наши суда,
И, как наши суда, мы надежны.
И в шторма, и в полярную ночь
Не кончается наша работа:
Мы любому готовы помочь,
Моряки ледокольного флота.
 
 
Не для нас поцелуи подруг
И березы на ласковой суше,
Отдыхать нам душой недосуг —
Всё чужие спасаем мы души.
Невозможно, хоть век проживи,
Встретить девушек в наших широтах,
Оттого-то не знают любви
Моряки ледокольного флота.
 
 
Но когда закипает у рта
Ледяная студеная ванна
И трещат, как орехи, борта
На зеленых зубах океана, —
В этот день невеселый и час
Никому умирать неохота, —
И тогда вспоминают про нас,
Моряков ледокольного флота.
 
 
По полям многолетнего льда,
Где рассветы туманные мглисты,
На буксирах ведем мы суда,
Словно в связке в горах альпинисты.
И обратно уходим – туда,
Где сигналит о помощи кто-то,
Постоянные пахари льда,
Моряки ледокольного флота.
 

1972, море Лаптевых

На восток (песня)

В. Смилге

 
Словно вороны, чайки каркают
На пороге злой зимы.
За Печорою – море Карское,
После – устье Колымы.
Мне бы кружечку в руки пенную
Да тараньки тонкий бок…
А птицы все – на юг, а люди все – на юг,
Мы одни лишь – на восток.
Льдина встречная глухо стукнется
За железною стеной.
Острова кругом, как преступники,
Цепью скованы одной.
Лучше с Машкою влез бы в сено я,
Подобрав побольше стог…
А птицы все – на юг, а люди все – на юг,
Мы одни лишь – на восток.
 
 
Ох, и дурни мы, ох, и лапти мы,
И куда же это мы?
Море Карское, море Лаптевых,
После – устье Колымы.
Не давайте мне всю вселенную,
Дайте солнца на часок.
А птицы все – на юг, а люди все – на юг,
Мы одни лишь – на восток.
 

1972, Восточно-Сибирское море

Бухта Наталья (песня)

 
В распадках крутых непротаявший лед —
Зимы отпечатки.
Над бухтой Наталии рыбозавод
У края Камчатки.
Как рыбы, плывут косяки облаков,
Над бухтой клубятся.
Четыреста женщин – и нет мужиков:
Откуда им взяться?
 
 
И жаркие зыблются сны до утра
Над бабьей печалью,
Что где-то с добычей идут сейнера
На бухту Наталью.
На склонах во мхах, как огни маяков,
Костры задымятся…
Ведь нету в поселке своих мужиков —
Откуда им взяться?
 
 
По судну волна океанская бьет
Сильнее свинчатки.
Над бухтой Наталии рыбозавод
У края Камчатки.
Там гор в океан золотые края
Уходят, не тая.
Прощай, дорогая подруга моя,
Наталья, Наталья!
 

1972

«Кому-то родина и здесь…»

 
Кому-то родина и здесь,
Где дерево расти не может,
Где и олени обезножат В пути.
Должно быть, что-то есть
Для глаза местного и уха
В холодной, плоской и пустой
Земле, бесплодной, как старуха.
Не отвергай ее, постой.
Быть может, попросту, мой друг,
Хозяев угощая чаем,
Чего-то мы не замечаем,
Что очевидно всем вокруг.
 

1972

Российский бунт

 
В России бунты пахнут черноземом,
Крестьянским потом, запахом вожжей.
Прислушайся, и загудит над домом
Глухой набат мужицких мятежей.
Серпы и косы заблестят на солнце, —
Дай выпрямиться только от сохи!
С пальбой и визгом конница несется,
И красные танцуют петухи.
Вставай, мужик, помазанник на царство!
Рассчитываться с барами пора!
Жги города! – И гибнет государство,
Как роща от лихого топора.
Трещат пожары, рушатся стропила,
Братоубийцу проклинает мать.
Свести бы лишь под корень то, что было!
На то, что будет, трижды наплевать!
И под ярмо опять, чтоб после снова
Извергнуться железом и огнем:
Кто сверху ни поставлен – бей любого, —
Хоть пару лет авось передохнем!
 

1972

Почему расстались (песня)

 
Сильный и бессильный,
Винный и безвинный,
Словно в кинофильме
«Восемь с половиной»,
Забываю вещи,
Забываю даты —
Вспоминаю женщин,
Что любил когда-то.
 
 
Вспоминаю нежность
Их объятий сонных
В городах заснеженных,
В горницах тесовых.
В теплую Японию
Улетали стаи…
Помню все – не помню,
Почему расстались.
 
 
Вспоминаю зримо
Декораций тени,
Бледную от грима
Девочку на сцене,
Балаган запойный
Песенных ристалищ.
Помню все – не помню,
Почему расстались.
 
 
Тех домов обои,
Где под воскресенье
Я от ссор с собою
Находил спасенье.
Засыпали поздно,
Поздно просыпались.
Помню все – не помню,
Почему расстались.
 
 
Странно, очень странно
Мы с любимой жили:
Как чужие страны,
Комнаты чужие.
Обстановку комнат
Помню до детали,
Помню все – не помню,
Почему расстались.
 
 
Век устроен строго:
Счастье до утра лишь.
Ты меня в дорогу
Снова собираешь.
Не печалься, полно,
Видишь – снег растаял…
Одного не вспомню —
Почему расстались.
 

1972, остров Вайгач

Вспоминая Фейхтвангера (песня)

 
По-весеннему солнышко греет
На вокзалах больших городов.
Из Германии едут евреи
В середине тридцатых годов.
Поезд звонко и весело мчится
По стране безмятежной и чистой,
В воды доброго старого Рейна
Смотрят путники благоговейно.
 
 
Соплеменники, кто помудрее,
Удивляются шумно: «Куда вы?
Процветали извечно евреи
Под защитой разумной державы.
Ах, старинная кельнская площадь!
Ах, саксонские светлые рощи!
Без земли мы не можем немецкой, —
Нам в иных государствах – не место!»
 
 
Жизнь людская – билет в лотерее,
Предсказанья – не стоят трудов.
Из Германии едут евреи
В середине тридцатых годов.
От Германии, родины милой,
Покидая родные могилы,
Уезжают евреи в печали.
Их друзья – пожимают плечами.
 

1973

Пролив Сангар (песня)

Анне Наль

 
Бьет волна – за ударом удар.
Чайки крик одинокий несется.
Мы уходим проливом Сангар
За Страну Восходящего Солнца.
Всходит солнце – зеленый кружок,
Берег узкий на западе тает.
…А у нас на Фонтанке снежок,
А у нас на Арбате светает…
 
 
За кормою кружится вода.
В эту воду, как в память, глядим мы.
И любимые мной города
Превращаются в город единый.
Тихий смех позабывшийся твой
Снова слышу, как слышал когда-то,
Белой ночью над темной Невой,
Темной ночью над белым Арбатом.
 
 
Бьет волна – за ударом удар.
Чайки крик одинокий несется.
Мы уходим проливом Сангар
За Страну Восходящего Солнца.
И в часы, когда ветер ночной
Нас уносит по волнам горбатым,
Все мне снится мой город родной,
Где встречаются Невский с Арбатом.
 

1973, научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев», Тихий океан

«В переулки старого Арбата…»

 
В переулки старого Арбата
Забредя, как в воду по колени,
Высятся дома-акселераты
Над домами прежних поколений.
 
 
Не толпою дружною, а порознь,
Монументами без пьедестала,
Поднялась их негустая поросль
Из стекла, бетона и металла.
 
 
Сквозь завесу дождика и ветра
Из окна их вижу каждый день я,
Идеал скупого геометра,
Современных стилей порожденье.
 
 
Всё стоят они при ярком свете,
Неподвижны в уличном потоке,
Словно наши выросшие дети,
Равнодушны к нам и одиноки.
 

1973