Текст книги "Сны. Бред (сборник)"

Голова полчаса тискала подушку, одеяло сковало тело, нуждавшееся в отдыхе, но сон так и не приходил. Бред снова и снова вспоминал нападение, припоминая новые детали. Одного из обидчиков он рассмотрел хорошо, и тот явно не бедствовал. Дубленка и перчатки были родом из дорогого магазина. На лице вызывающе торчала симпатичная бородка, а татуировка в виде ширококрылого орла на руке, держащей нож, выдавала работу профессионала. Бреда настораживала слаженность действий бандитов: чтобы поймать его в ловушку между домами, они должны были следить за ним от самого кафе и хорошо знать местность. Бред раньше никогда не видел нападавших на него людей, в этом он был уверен. Молодой человек обладал хорошей памятью на лица. Делая несколько раз в неделю челюстно-лицевые операции, он помнил каждого пациента. Темные образы и лица перемешивались в голове Бреда, не давая уснуть, но вскоре усталость взяла свое и юноша погрузился в сон.

«Дайнер» семнадцатого февраля
Ирина

Ирина пришла в «Дайнер» в шесть вечера. Симфонии ее настроения рождали сладостные улыбки. В пестрых глазах затесались призрачные осколки счастья. Темноволосая коротко стриженная девушка не ждала сюрприза, который преподнес ей вечер. Она не знала, что опустошенность долго будет главенствовать на кухне ее душевного покоя. Заняв место у стойки, она заказала пиво с сэндвичем.

Девушка еще недавно работала в «Дайнере», но теперь приходила на правах посетителя. Она вызывала симпатию, всегда была услужлива и приветлива.

Ирина уволилась из «Дайнера» две недели назад. В тот вечер выступавшая группа сыграла несколько песен в ее честь, радуя поглощенное обыденностью сознание юной особы. С простодушием лирической героини она радовалась, что песни заказывал для нее Витек.

Будучи завсегдатаем заведения, он, мужчина лет сорока, хорохорился как петух под женскими взглядами, которые с завидным постоянством были обращены в его сторону. Красивый костюм делал его элегантным. Щетина придавала ему мужественности, редкая седина – пикантности. Каждая девушка от двадцати и старше обратила бы внимание на такого мужчину. И Ирина не была исключением.

Он обольстителен, весел, хорошо танцует.

Виктор в «Дайнере» много пил и не оставлял без внимания лучшую половину человечества. При знакомстве он улавливал настроение женщины и в зависимости от этого рассказывал смешной стишок или начинал философскую беседу. У него всегда имелись подходящие к случаю заготовки.

В тот вечер Ирина считала Виктора своим. Несуществующее счастье зацепилось за стенки жаждущего сознания. Карнавальное желание не позволяло видеть дальше вытянутой руки, непосредственно лежащей на плече видного мужчины.

В день увольнения Ирины Виктор не делал перерывов между тостами. Он посвящал ей песни и танцевал. Девушка смущалась своей формы официантки и боялась закружиться в танце: на работе было не принято танцевать с гостями заведения.

Не пропуская ни одной композиции Naked Manhattan, Витек виртуозно варьировал между партнершами, когда Ирина возвращалась к работе.

Вечер подошел к концу, прозвучали последние аккорды, Ирина разнесла счета и театрально объявила, что увольняется и что это ее последняя смена в «Дайнере». Громкое решение девушка приняла незадолго до того, как о нем сообщила. Бурные эмоции устроили ловушку разуму, обнажив неоправданный порыв поделиться со всем миром тем, что она наконец дождалась светлых перемен в своей жизни.

И вот Ирина снова пришла в «Дайнер» как обычная посетительница. Она гордо возвышалась на барном стуле возле стойки, где часто сидел Виктор. Ирина была одна и не спеша поглощала свой заказ, наслаждаясь ощущением, что самое интересное еще впереди.

Он пришел. Не один. Дама, сопровождавшая его, была одета в дорогое пальто и держалась очень уверенно. Она могла бы быть его женой. Виктор вполне соответствовал своей даме. Вел себя подчеркнуто элегантно. Решив не дожидаться персонала, он пошел за меню, которое лежало на стойке. Поздоровавшись с музыкантами, сидевшими возле Ирины, новоявленный ухажер как бы нехотя кивнул и ей. Быстро схватив меню, он поспешил вернуться за свой столик.

На лице Ирины с момента появления этой пары появился след поражения и горькой обиды. Она едва удержалась, чтобы не расплакаться. Музыканты, выступавшие для нее недавно, сейчас успокаивали девушку. Они были деликатны и ненавязчивы, но в их улыбках читалась жалость.

Кончилась музыкальная пауза, и пастораль вновь воцарилась вокруг Ирины. Столик Виктора был рядом с ней, но она ни разу не взглянула на менуэтную пару. Девушка подпевала романтическим песням, которые по иронии судьбы сегодня тоже исполнялись для нее. Она отдала мотиву все свои чувства, ловя бескорыстно понимающие ее аккорды. Сливаясь с экспрессиями мелодии, душа верхом на скрипичном ключе летела к мирным облакам нирваны. Заботливый аккомпанемент лечил от боли, звонкий голос очищал сознание. Ирина была благодарна судьбе, что смогла познать безумный музыкальный мир, которого раньше никогда не замечала.

Виктор дружелюбно улыбался, подмигивал девушке за соседним столиком. Его дама недовольно посматривала по сторонам, но, давно привыкнув к недолгим интрижкам своего ухажера, мерно потягивала сладкий коктейль.

Ирина хотела уйти, но не решалась, умоляюще чего-то ждала или никак не могла проститься с изменчивой мечтой. Прошло еще несколько ноктюрновых композиций. Медленно одевшись, она прошествовала к выходу. Кто-то из зала шепнул ей «пока» – это было единственное прощание, которое услышала бывшая официантка тем вечером в мажорном «Дайнере».

Семейное дело

Образ хирурга неотрывно связан с белым халатом, часто – с густой бородой, неоднократно – с большими аккуратными руками и добрым сердцем. Кроме халата, Бред не находил в себе ничего общего с медицинскими работниками. Еще будучи студентом, молодой человек присутствовал на операциях в качестве умелого ассистента. Его гораздо чаще, чем сокурсников, приглашали к хирургическому столу, потому что опытные врачи считали Бреда отличным преемником их ремесла. Рука молодого врача никогда не дрожала. Эмоциональные переживания и долгие депрессии после неудачных операций парню были чужды. Казалось, что Бреда и вовсе не интересовал исход операции: он, конечно, делал всё возможное руками, но душа его оставалась незадействованной. Многих раздражало хладнокровие Бреда, но всё же большинство коллег ему завидовали.

Дородный заведующий отделением больницы, где Бред проходил практику, дружил с его отцом. Доктор Карманов с повышенным вниманием относился к сыну друга. Он часами мог беседовать с Бредом, но разговор чаще всего принимал форму монолога. Немолодой врач пересказывал всю свою жизнь раз за разом, рассматривал все положительные и отрицательные стороны современной медицины. Он воспринимал юношу как собственного сына, ведь у него самого не было семьи. Их тесное общение сделало Бреда отщепенцем среди стажеров. Юноше в равной степени были безразличны и болтовня приятеля папаши, и эмоциональные переживания одногруппников. Он просто безупречно выполнял свое дело. Иногда его профессионализм вызывал восхищение, чаще – ненависть.

Бреду не нравилось, что его выделяли. Ведь именно он меньше всего стремился к успехам в области медицины. Он так же хорошо знал свое дело, сколь оно ему было неинтересно. С детства он был лишен выбора профессии. В семье потомственных врачей с момента рождения Бреда уже решили, кем будет мальчик. Чувство ответственности взращивали в нем изо дня в день. О важности обучения рассказывал чуть ли не каждый член семьи, приговаривая, что в их деле ошибки недопустимы! В детстве Бред относился со всей серьезностью к словам старших. Он уважал дело, которым занималась семья. Все они были связаны с медициной и почти все добились признания.

Бабушка рассказывала внуку сказки о врачах – спасателях людей. В качестве главных героев всегда выступали родственники: самый отважный врач папа, бескорыстная и очень добрая медсестра мама, дедушка – опытный и знающий во всех областях терапевт-волшебник. Эти самоотверженные люди помогали всем и всегда, облегчали муки больных. Их пациенты выздоравливали. Даже в самых безнадежных случаях кто-нибудь из родственников находил чудесный метод исцеления.

Эти рассказы были окутаны таинственной магией. Несмотря на то, что бабушка искусно и подробно описывала природу, ее яркие краски, наряды персонажей, красивые дворцы и цветные закаты, всё же главной темой всегда оставалась медицина. В каждом повествовании спасалась жизнь человека, и подчеркивалось благородство такого поступка.

Когда голос старушки становился тише, маленький Бред, затаив дыхание, выслушивал самую важную тайну, которую нельзя было знать никому другому, кроме членов семьи. Бред узнавал ее каждый вечер перед сном.

Давным-давно жил да был на свете могущественный волшебник. Он ходил по миру и помогал каждому, кто страдал от болезни и недуга. Бывал он и на западе и на востоке, обходил все луга и пустыни. Везде ждали немолодого странника, который бродил, опираясь на деревянный посох. Молва о его чудесной силе разнеслась по всему земному шару. Каждый знал: стоило кому-нибудь заболеть и произнести его имя вслух, как сразу появлялся волшебник. С помощью своих необыкновенных способностей он вылечивал больного. Так чудесный человек путешествовал по свету и избавлял людей от недугов.

Однажды случилась страшная беда. Волшебник гулял возле маленькой деревни, где протекал студеный ручей. Вода в нем была холодная-холодная, но жажда оказалась так велика, что он напился из источника. На следующий день волшебник сильно заболел. Весть об этом разнеслась по всему свету, но никто не знал, что делать. Тем временем больному становилось всё хуже.

Одна дружная семья из деревеньки приютила его. Люди самоотверженно ухаживали за добрым волшебником. Организовали почту, по которой им доставляли все действенные рецепты, которыми пользовался странник, когда лечил людей. Живительных рецептов скопилось столько, что можно было написать кипу книг по медицине. Домочадцы нашли нужные ингредиенты и изготовили спасительное лекарство, которое помогло вылечить волшебника.

Во время опасной болезни целитель сильно состарился. Он поблагодарил неразлучную семью за обременительные старания и пообещал, что с этих пор все будут величать их врачами. Необычный странник подивился, сколько было сделано записей за то время, пока он болел. Старец оценил, что люди, приютившие его, хорошо разбираются в болезнях, и сказал, что теперь мир может обойтись без него. Только нужно еще кое-что очень важное. Он взял свой посох и разломил его надвое. Крепкое дерево тут же хрустнуло, будто этого и ждало. Осталось загадкой – то ли старик обладал сверхъестественной силой, то ли посох просто прогнил. Как только дерево треснуло, ярко-красное свечение заполнило маленькую комнату, в которой собралось всё семейство. Чудесная дымка постепенно собралась на ладони старика в объемистый шар, испускавший алые лучи.

– Это – волшебная сила, – громко сказал старик, – она помогала мне спасать людей. Названье ей – Великий Дар. Долго я бродил по свету и лечил людей. Теперь я нашел тех, кому можно передать умение. Оно было дано мне, а я его отдаю вам. Чтобы в каждом родившемся в вашей семье ребенке была частичка лечебного Дара. Со смертью одного члена семьи его часть перейдет к новорожденному, и так до скончания времен.

Так добрый волшебник подарил семье Дар. Чтобы подарок не потерялся и достался каждому, он вложил его в души родственников. И с тех пор семейство передавало Дар из поколения в поколение.

Уже засыпая, Бред слышал, как бабушка приговаривала, что и у него есть тот самый Дар, которым обладает их семья. Мальчугану нравилась эта история, и он никогда ни с кем не делился услышанным, даже с самыми близкими друзьями. Это было его маленькой тайной, которая объединяла с семьей. Он верил всему до единого слова и очень гордился своей причастностью к таинству. Он воображал алый, словно кровь, шар и тепло, которое грело. Спокойствие и уверенность наполняли его в те минуты и провожали в мир детских снов.

Когда Бред вырос, он разочаровался в бабушкиной сказке, как другие дети перестают верить в существование Деда Мороза. Отступиться от медицины было не поздно, не рано, а просто некуда. Все люди, которые окружали его, превращались в огромную стену, которую он не мог преодолеть. Они как удавкой давили его словами о будущем. Бабушка будто издевалась, напоминая об «их секрете», когда они оставались вдвоем.

Бред так же хорошо учился в медицинском университете, как и в гимназии с медицинским уклоном, но начал практиковать не так интенсивно, как ожидали от него родственники, преподаватели и сокурсники. Никто из них даже не подозревал, чего действительно ждет Бред и какой на самом деле он человек. И уж точно они не знали, что руки молодого хирурга спокойны и уверенны потому, что важность дела представляется ему настолько низкой, что не заслуживает переживаний.

Бред отлично знал, что делать за операционным столом, но был к профессии абсолютно равнодушен. Много раз Бред спрашивал себя, что он делает в больнице, но ни разу не находил ответа. Роль спасателя жизней давила на него, вызывая единственное желание: поскорее избавиться от нее. Свои успехи и познания в медицине он отдал бы за грош, не задумываясь. Чем-то он походил на лучшего из рабов, прикованного к каменоломне. Несчастный добывает ценные камни безупречно: почти не устает и будто чувствует, где дробить камень. Все мысли его при этом о свободе, густых лесах, высоких горах, буйном океане, на берегу которого он мог бы сидеть часами и играть на флейте, создавая чудесную мелодию, которая радовала бы и рыбу, и птицу, и человека.

Первый и последний бунт при выборе профессии Бред устроил в день своего шестнадцатилетия. Как обычно, собралась вся родня. За столом только и говорили про успехи Бреда. Родители без умолку хвастались отличным школьным аттестатом, золотой медалью и поступлением в медицинский университет. Планы на будущее вмещали списки предстоящих дел, ни одно из которых Бред не запомнил.

Когда гости разошлись, в просторной комнате остались только самые близкие. Бред искоса поглядывал на бабушку, которая весь день пыталась поговорить с ним. Он всевозможными способами избегал этого. Отец, дед и мама расположились на мягких диванах в гостиной. Она же встала в центре, готовясь к долгой тираде. Юноша из последних сил держался, чтобы не сбежать. Всё время он думал о друзьях, которые его ждут.

Бабушка начала громко и напыщенно, и Бред чувствовал, как медленно нарастает раздражение. Каково же было его удивление, когда она стала говорить об их необыкновенных способностях при всех! Бред думал, что сказку она выдумала для него, но оказалось, что родители в курсе этой истории. Бабушка готовилась пересказать легенду о Великом волшебнике, а окружающие с нетерпением ждали. Бред был возмущен, что взрослые люди верят в такую дребедень. Он не мог больше выносить спокойствия, с которым они относились к чудесам. В него будто что-то вселилось. Бред моментально вскочил и не помня себя принялся орать на нее и на всех вокруг. Вслух сыпались упреки за домысливание успехов собравшихся, которые приписывали себе суперсвойства. В непрекращающемся крике можно было разобрать укор за воспитание в этой семье.

Мать не вмешивалась, лишь изредка всхлипывала. Когда же Бред заявил, что никогда не хотел быть врачом и гори всё огнем, эта дрянная профессия не для него, отец поднялся с дивана и так гаркнул, что парень остолбенел. Родитель был готов ударить собственного сына. У Бреда пробежали мурашки по спине. Никогда раньше он не видел отца в таком гневе: глаза горели, ноздри раздувались, от злости он не мог произнести ни слова. Несколько минут два разъяренных человека смотрели друг другу в глаза, а когда отец снова открыл рот, Бред схватил куртку и выбежал из квартиры.

Мерзкое чувство было на душе, когда юноша шел по улице. Он испытывал и стыд за скандал, который устроил, и радость от того, что все узнали, что он на самом деле думал. Бред решил, что не возвратится домой. Теперь он с родителями по разные стороны дороги. Засосало под ложечкой, печаль одолела, но остатки злости еще не прошли и гнали вперед.

С друзьями он вел себя так, как будто ничего не случилось. В тот вечер парень выпил больше обычного. Ночь он провел у приятеля и заснул под утро с затуманенной алкоголем головой.

Утро было хмурое и пасмурное не потому, что капризничала погода, а из-за ощущения, будто в горле собрались все пески мира, а голова вот-вот взорвется. Всю ночь Бреду снилось что-то, и он изо всех сил пытался вспомнить что. Жуткая усталость мешала ему сосредоточиться, и из множества мыслей, крутившихся в голове, не удалось поймать ни одной.

Приятель еще спал, и Бред пошел на кухню один – налить себе кофе. Умывшись, он почувствовал себя гораздо лучше. Глотнув бодрящего напитка и немного придя в себя, он подумал, что же теперь делать. Нужны вещи и деньги. Пожить он сможет у себя в студии какое-то время, пока арендатор не попросит внести сумму за следующий месяц. Придется выйти на работу.

Бред мысленно перебирал места, куда можно устроиться. Продолжить такого рода размышления помешал звонок. Немного помявшись, он пошел к двери. На пороге стоял отец.

По дороге они почти не разговаривали, но напряжения не ощущалось. Бред чувствовал, что все как раньше, будто в комнате, где было всё разбросано, навели порядок. Остальные члены семьи, которые присутствовали при скандале, вели себя как обычно. Только в глубине души Бред знал, что этот раунд остался за ними.

«Дайнер» семнадцатого февраля
Маугли

«Дайнер» был наполнен густым дымом, запахом алкоголя, людьми, которые своим присутствием одновременно и дополняли картину, и являлись ее главными героями. Заведение насквозь пропиталось многоликими голосами, громкими звуками, едва слышным шуршанием, бесконечностью тостов, незначительностью споров, импульсивностью движений и некоторым отчуждением от остального мира.

В то время как на улице хозяйничала зима и холод пробирал до костей, «Дайнер», словно подожженный порох, пылал в агонии. Его окна и вывески кровоточили цепкими надписями, но то, что творилось внутри, азартно распаляло воображение. Напоминая собой активный вулкан, извергающий лаву, заведение жило собственной жизнью. Энергетика людей зашкаливала. Горячие потоки гротескно исходили от каждого посетителя. Даже сверхчувствительная аппаратура не смогла бы уловить стук сердца одного человека, удары были синхронными и попадали в такт барабанному ритму.

Софья ловила каждое движение на разгоряченных лицах музыкантов. По-шамански манили трубадурные излияния слаженной группы. Ребята понимали друг друга с полувзгляда. Софье хотелось влиться в единое целое и хоть ненадолго стать частью команды. Девушка чувствовала причастность к песням. Музыка была волной, по которой она, как серфингист, направлялась в открытый океан.

Спонтанный вихрь глаголющих инструментов связал все чувства Софьи: она не замечала ничего вокруг. Только иногда кто-нибудь из подружек выдергивал ее бессмысленными вопросами из сладкого путешествия бесконтрольных извилин. Девушке казалось, что ее душа стала огромной и может вместить всю вселенную. Появилось непреодолимое желание действий и побед. В своих фантазиях, мыслях, самых глубоких и поверхностных ощущениях девушка позволяла себе всё.

Субтильная особа ангельской наружности представляла себя средневековым рыцарем, спешащим на смертельный поединок. Этот храбрец идет в последний бой не ради славы, гордости или других людских амбиций, а потому, что не может иначе. Софью кружило в фанфарном танце сознания, который не имел конца. Эмоции лились через край, а моменты пронзительной радости и нестерпимой боли слишком быстро сменяли друг друга.

Софи летела на воздушном шаре своих фантазий, в которых любовные приключения и «жизнь на грани смерти» были магистральными темами. Страсти она тушила глотками холодного коктейля, которые еще сильнее разжигали искру внутренних манипуляций. Девушка с трудом отграничивала реальность от мира иллюзий. Ее сознание слоилось замысловатыми лентами. Трансцендентные мысли лежали у ног негритянских мотивов. Звуковые вибрации пронзали тело насквозь, создавая ощущения блаженства и желания.

Вопросов для Софьи не существовало, она была уверена, что знает всё на свете. Это знание было только ее, и делиться им ни с кем не хотелось. Как Снежной королеве принадлежит снег, который составляет плоть правительницы зимы, так девушка возомнила, что она наподобие жар-птицы может одним взмахом согреть планету.

Всё чаще взгляд юной дивы останавливался на одном из участников группы Naked Manhattan. Молодой тромбонист уверенно держал музыкальный инструмент – это придавало мужественности человеку, который недурственно знает свое дело. Он был поглощен игрой и совсем не замечал озабоченного внимания со стороны. Лишь иногда черные брови на скуластом лице залихватски приподнимались. Спортивно сложенный и немного неряшливый, сам того не подозревая, он стал предметом вожделения.

Девушка обволакивала взглядом непорочного музыканта. Она ловила как маленькое волшебство скольжение его настойчивых рук по золотистому извилистому инструменту. Софи вкушала момент, когда его губы касались мундштука, представляя их сочность у себя во рту. Движение кулисы вниз и наверх охотно напрягало фанданго женских гормонов.

Арфичное настроение девушки подталкивало к знакомству с нарциссическим тромбонистом после выступления. Она нетерпеливо ждала искрометной минуты, внутренне содрогаясь от предстоящей новизны.

Молодые люди закончили выступление. В отдельной комнате для музыкантов находились удобные диванчики и два небольших столика. Участники группы в каморке складывали инструменты и расслаблялись в своем кругу. После концерта они выходили к публике и садились в общем зале. Куражные девчонки не спускали глаз с Маугли и Сэма. Одна особенно темпераментно пялилась на тромбониста, который пассивно глотал пиво, увлеченно болтая с другом.

Заведение близилось к закрытию. Софья мятежно мандражировала в неконтролируемом парении. Маугли попрощался, но отправился не к выходу, а в приватную комнату. Молодая дева соскочила со своего места и, притягиваемая любовным магнитом, кинулась за драматическим предметом наивной страсти.

Как только девушка перешагнула порог отдельного помещения, дверь за ней сконфуженно шлепнула. На увертюрных плечах Софи почувствовала господствующие ладони. Маугли без лишних слов отомкнул плутовские застежки объемной блузы. Сливовые губы неотрывно сосали вездесущий язык – он целовал гибкую шею и тугие груди. Сливовые – это фиолетовые. Неловко шурша, сполз вниз маленький замочек юбки.

Софья чувствовала себя безвольной наложницей, которая по-мазохистски влюблена в строгого господина. Она не верила в происходящее и не могла дать ему оценку. Время для нее не существовало. Был только миг, здесь и сейчас. А сейчас ей безумно хотелось обладать музыкантом. Перед лилейным взором, как слайды из фильма, проносились сцены, где любовник держит тромбон и двигает кулису туда-сюда. Могущественный Эрос виртуозно совокуплялся с ювенильным телом богини. Менуэтная вселенная брала и отдавала чувства, преумноженные в сотни раз.

Официанты протирали запачканные столы, расставляли растрепанные стулья. Кончилась еще одна громкая пятница. Они получили вдоволь хороших чаевых и спешили уйти домой – отдохнуть после изматывающей смены. Последние клиенты мялись возле выхода: три девушки всё не решались уйти. Они ждали свою беспечную подругу, но та так и не вышла. Им оставалось позаботиться о ее вельветовом пиджаке и серебристой сумочке.

«Дайнер» опустел, и его огни погасли. В помещении за ширмой обыденности прятались двое бесстыдников, бесцеремонно предававшихся любви. Пламя горячности вокруг них подобно свечению «Дайнера» горело недолго – один вечер.

Ночью обездоленное заведение соответствовало промозглой погоде и застывшим сугробам. Здание одиноко стояло среди зимних пустот, и даже случайная машина не проезжала мимо в поздний час.

Едва заметная боковая дверь была будто случайно оставлена приоткрытой, в замочной скважине болтался ключ. Прошло немного времени, и уличный пейзаж обновился шаткой фигурой в коротком полушубке.